Легенда о свободе. Мастер Путей Виор Анна
Ташани удивилась: Женщина, которая умеет исчезать, не могла взять всех… А может, она не хотела?
– Только двое пойдут со мной! – громко объявила Ата.
– Кто же эти двое? – хмуро спросил Гихо.
– А вот ты – и пойдешь! – Шоймс Старый Волк указал на Гихо скрюченным пальцем. – Пойдешь, чтобы научиться уважению к Ташани! Будешь защищать ее! А если хоть волос упадет с ее головы – позор ляжет на тебя!
– Слушаюсь, старейшина… – сквозь зубы процедил Гихо.
– А я буду вторым! – сказал вдруг Ай-Хойк, улыбаясь. – Не допущу, чтобы брат мой был опозорен.
– Так и решим! Идите, и пусть духи хранят вас, как вы будете хранить Ташани!
«И тогда начнется возрождение твоего народа. Вновь будут чтить традиции. Вновь будут говорить старцы, а молодые – слушать. Снова наденет невеста свадебный там-тук. Снова возьмет воин в руку копье. Снова поведет отец сына на первую охоту…»
Гани Наэль
– Я так тебя и не поблагодарил, Музыкант… – Его величество Мило Второй любовался, как под веселую мелодию, исполняемую четырьмя скрипачами, флейтистом, двумя барабанщиками и еще одним карликом, вооруженным бубном, выплясывают придворные на устроенном им празднике в честь победы в Ливаде.
Танцевальная музыка никогда не была коньком Гани, поэтому он, исполнив перед двором несколько баллад о былой славе тарийских рыцарей, присел на один из стульев, что стояли вдоль стен. Остальное пространство зала было свободно от мебели и приспособлено для всевозможных танцевальных па, прыжков, пассов и пируэтов – всех этих изысканных способов поразмять кости под ритм музыки.
Юная Агая сейчас кружилась с молодым командиром одной из частей тарийского войска Мастером Тоймелом, сияя, что тарийский светильник, сверкала звездами-глазами, то и дело обнажала белоснежные ровные зубки. Принцесса была прелестна, одна ее рука лежала на плече Тоймела, вторая утонула в его широкой ладони. «Она танцует с ним уж пятый танец», – заметил Гани.
Королева Алиния, которая до этого момента весь вечер не отходила от короля, – или король от нее, – отдала новый танец престарелому совершенно лысому герцогу Тифтсу. Тот, несмотря на свой почтенный возраст, отплясывал так лихо, такие коленца выдавал худосочными ножками, мелькавшими будто палки из-под парчового кама, – что Гани невольно залюбовался.
Мило тем временем подошел к Гани, присел рядом и завел разговор о ливадских событиях.
– Королеву ведь исцелили, и все еще может достаточно хорошо закончиться. Я отчего-то чувствую огромное облегчение, словно все стало на свои места, – разоткровенничался король. Он до сих пор не знал, что причина их бездетности была не в Алинии, а в нем – Гани не выпало удобного случая рассказать ему, а это серьезная новость для Мило, влекущая за собою далеко идущие последствия.
– Ваше величество, – тянуть с сообщением больше нельзя… Гани набрал воздуха в легкие, – должен вам кое-что сказать…
– Что? Желаешь награды? Я сделаю тебя графом, Музыкант, не дожидаясь, пока пройдет год. Выбрал себе герб?
– Да, герб я себе выбрал… – признался Гани, – но не о награде речь. – Снова сильный мира сего предлагает ему материальное вознаграждение, а он сам переходит к другой теме… Он изменился… Нужно будет как-нибудь съездить на родину, в Междуморье: тетушка Фли втолкует ему, как это глупо – отказываться от наград, почестей и не пользоваться предоставляющимися возможностями.
– Так о чем же?..
– О детях… внуках Палстора…
Король помрачнел:
– Что еще?.. Палстор уже узнал об исцелении? И при чем тут мои бастарды?
– Боюсь… что вы, ваше величество, никак… не причастны к их рождению…
– Что?.. – Мило нахмурился, недоуменно глядя на Гани. – Ты что, Музыкант, выпил лишнего? Нахлебался ливадского пи-ата, а к нему у тебя нет привычки, и ты пьянеешь?.. Или тебя смарг по затылку саданул?.. Ты же вроде в битве не участвовал?
– Ваше величество… – зашептал Гани, – королева Алиния в… этом отношении… была совершенно здорова, как поведал мне Мастер Шейлс. Причина была… в вас…
Король побелел. Замер. Превратился в каменное изваяние. Гани тоже застыл, ощущая кожей ту бурю эмоций, что переживал сейчас Мило.
– Ты точно не пьян?.. – Король бросил на него быстрый недобрый взгляд.
– Нет, ваше величество.
– Так они меня исцелили тогда от этого?..
– Да, ваше величество…
– Раздери их Древний! Смарг их сожри! Что ж они молчали?.. А ты, ни искры, ни пламени, почему мне не сказал сразу?! – приглушенно, но гневно шептал король.
– После Ливада, ваше величество, не было возможности с вами поговорить наедине…
– Чушь!.. Смарг тебя дери! Не мог меня найти? Перекинуться парой слов не было у тебя возможности, проклятый Наэль?! Думаешь, для меня это шутки?..
– Нет, ваше величество… – склонил голову Гани. Он ожидал такой реакции, но у него действительно не было возможности сказать это раньше, не привлекая лишнего внимания.
– Палстор крутил мною как хотел!.. Эти его… – король употребил выражение по отношению к дочкам графа, которое более уместно в устах пьяного матроса в адрес женщины ну очень уж нетяжелого поведения, – они врали мне в глаза, заставили надеть эту дрянь!.. – Мило схватился за медальон сквозь слой одежды. – Вынудили дать клятву!.. Надеялись, что я сложу голову в Ливаде! А ведь у них почти получилось… Я был на грани… А ты молчал?!
Гани не ответил.
– Я думал, тебе можно доверять!
– Ваше величество…
– Отстань от меня, смаргов лгун!..
– Ваше величество!.. Если бы мне нельзя было доверять, то я и сейчас бы молчал. Тут дело в другом… Нельзя пока раскрывать Палстору, что вам стал известен его обман.
– Что?.. – возмутился Мило. – Я должен бояться это вонючего интригана?..
– Не бояться – опасаться.
– Ты явно повредился умом, Музыкант! Чем тебя поили в Ливаде твои дружки Целители?..
Гани усмехнулся:
– Такие дружки и холодной воды не подадут… Граф Палстор, ваше величество, не стал бы действовать так нагло, не имея поддержки.
– Плевать мне на эту его поддержку!.. Наэль, ты же человек Верховного, в конце концов! Кто может оказывать Палстору такую поддержку, чтобы его «опасались», как ты выразился, Верховный и Король-Наместник?
– Вот я и хочу выяснить, кто здесь замешан. А если вы, ваше величество, снимете с Палстора голову прямо сейчас, то мы этого никогда не узнаем.
– Так бы и сказал, что тобою движет чистое любопытство: я бы тебя понял… – Настроение короля изменилось, словно направление весеннего ветра, он уже не гневался на Гани.
– А знаешь что, Музыкант… – после некоторого молчания, обдумав слова Гани, произнес король. – Алиния могла иметь детей… И не знала об этом… Это ведь значит, что она мне не изменяла! Так получается?..
Гани хмыкнул и тихонько произнес:
– Единственный правдивый слух о ней – это кинжал под платьем…
Король громко рассмеялся.
Глава 20
Чужие сны
Элий Итар
Элий вскочил. Это не его сон!.. Ему вовсе не снятся сны!.. Опять проклятый Фаэль! Доведет его до безумия… Какой раз уж ему снится нечто подобное: эта синеглазая смазливая девчонка Элинаэль попадает в какую-нибудь передрягу, а он не может ее спасти. То ее убивает кто-то, то похищает, то она падает вниз со скалы… он протягивает руку, касается кончиков ее пальцев своими, ее рука соскальзывает… она летит… волосы развеваются на ветру, в глазах слезы, но она не кричит…
Это не его сон!.. Элий знал, что есть такая Мастер Огней – Элинаэль, но лично с ней он никогда не встречался. В лицо ее не видел, но все же был уверен: снившаяся ему девушка – именно она. Именно так выглядит эта смаргова мастерица пламени, светильников и молний, Советник Кисам, возлюбленная Вирда Фаэля!..
А Атосааль утверждал, что это Вирд Фаэль будет маяться чужими воспоминаниями, чужими страхами и надеждами, будет по ночам видеть его – Элия, сны… Но у него – Элия, никаких снов раньше не было! А если и были, то они ему не докучали – он их совершенно не помнил!..
Несмотря на позднюю ночь, Элий оделся, покинул свои комнаты и направился к Эбонадо. Двое охранников из Третьего Круга бывшего Верховного, стоявшие на страже у двери, отскочили, обжегшись его гневным взглядом, и Элий беспрепятственно распахнул дверь и вошел. Раздражение его усиливалось, подогретое стенами, возведенными Фаэлем, – Атосааль жил на четвертом этаже, где Мастер Путей приложил к творению руку не в меньшей степени, чем Этаналь.
Пророк спал на огромном ложе из дерева Сот (хотя предпочел бы прозрачное Мицами), с золотыми набалдашниками по углам, с роскошным парчовым балдахином. Ноги Элия, едва он переступил порог спальни, утонули в мягком ковре. Элий выругался. Рывком сдернул одеяло с того, кому еще недавно должен был раболепно кланяться, но сейчас ему плевать – они с Атосаалем равны. Оба связаны, оба прокляты, оба обречены жить почти вечно… если не погибнут уже в эти дни, подобно Абвэну…
Эбонадо Атосааль резко подхватился, вскинул руку, и Элия отбросило сильным воздушным потоком, его остановило кресло, достаточно мягкое для того, чтобы не сломать ему ребро… впрочем, вряд ли сейчас что-то способно повредить его кости… Но боль он чувствовал. Элий потер ушибленный бок, приподнялся и влез в кресло.
– Похвальная реакция даже для врожденного Разрушителя, – искренне сказал он.
– Я не нуждаюсь в твоих похвалах, – холодно ответил бывший Верховный. Эбонадо сидел на кровати, одетый в длинную ночную рубаху, густые седые волосы заплетены в толстую косу, как часто бывало в последнее время. Еще бы! Мотаясь, словно мальчик на побегушках, по разным поручениям Древнего, не много найдешь времени для ухода за волосами. Это тебе не председательствовать в Совете, переходя из уютного кресла в покоях Верховного на роскошный трон в Зале Семи. Эбонадо злобно впился глазами в Элия, но он нахально выдержал этот взгляд. Он и раньше не особо опускал глаза, а уж теперь… – Смарг тебя раздери, Элий! Что ты здесь делаешь?..
– Хочу объяснений.
– Какие объяснения не могут подождать до утра? Я разве увел у тебя женщину? Или взял у тебя деньги? Или оскорбил чем-то твое достоинство? Какие тебе нужны объяснения от меня? Тем более среди ночи!..
– Я неверно выразился… – примирительно произнес Элий. Его гнев, ошарашенный решительным отпором Эбонадо в духе Мастера Стихий, немного поутих. И твердое намерение, с каким он вошел в спальню Пророка – вытащить того за шкирку из кровати и вытряхнуть из Атосааля все подробности этого смаргового «чтения по крови» и последствий для «прочтенного», – сменилось мыслью, что не стоит грубить тому, кто вовсе не обязан тебе отвечать. – Или ты неверно понял меня. Я хочу объяснений… пояснений… совета… Назови это как хочешь, только скажи: какого смарга я вижу сны Фаэля?!
– Ты видишь его сны?.. – Ядовитый взгляд Эбонадо смягчился: все-таки любопытство – его главная страсть, а уж интерес к делам Фаэля и вовсе маниакален.
– Да! Ни искры, ни пламени!
– А с чего ты взял, что это именно его сны?
– У меня есть основания… – скривился Элий.
– И что же тебе… ему снится?..
– Да какая разница?! – едва не взорвался Элий. – Объясни мне, почему я их вижу?!
Атосааль помолчал, неотрывно глядя на Элия. Затем слез со своего широкого, не менее трех ярдов, ложа, накинул неторопливо халат из плотного шелка. Конечно, это лучшая шеалсонская ткань. Освободил дополнительный тарийский светильник из сосуда – комната и так освещалась, но тускло. Теперь при ярком, почти дневном свете лицо Пророка выглядело не таким бледным и уставшим, как показалось поначалу Элию. Атосааль гордо держал подбородок, на котором красовалась серебряная щетина – Элий впервые видел его не гладко выбритым. Он уселся в кресло, на котором застигнутый врасплох среди ночи бывший Верховный, невзирая ни на что, смотрелся, словно на троне. Из человека, правившего величайшей страной мира более ста пятидесяти лет, ничем не выбьешь царственного величия.
– У тебя есть Пророк во Втором Круге? – наконец произнес Эбонадо.
– Да.
– Тогда это объяснимо…
– Для меня – необъяснимо! Объясни!.. – выплюнул Элий сквозь зубы, закипая от ненависти к этому всезнающему Пророку, вечно говорящему загадками.
– Полегче, Элий… – тихо, но с угрозой в голосе предостерег Атосааль.
Элий подался вперед, чтобы приблизиться к нему, и произнес, чеканя каждое слово:
– Я просто хочу понять, что со мною происходит! Я не подписывался быть кровным братом Фаэлю. Ты понимаешь?.. А я чувствую, что в этом дворце сделано его рукой! Я вижу его сны!.. И уже почти люблю эту… эффову девчонку! Я теряю себя!..
– Он ощущает то же самое, но гораздо в большей степени…
– А мне-то что? Мне не легче от того, что ему во много раз хуже!..
– Ты спрашиваешь, что происходит с тобой? Скорее всего, твоему Пророку во Втором Круге тоже в какой-то степени доступно умение читать по крови, вот дополнительный Дар и откликнулся. Это как эхо. Фаэля волна знаний о тебе накрыла сразу, ты же чувствуешь лишь отблески, отголоски, тени эмоций… С этим легко справиться. Ты можешь держать эти ощущения под контролем. А он… не думаю, что он на это способен. Ты будешь испытывать ложные… не твои эмоции, пока он жив, но не волнуйся – это ненадолго.
– Что значит «ненадолго»?..
– У Фаэля нет будущего. Очень скоро он умрет.
– Я слышал уже об этом твоем пророчестве, – ухмыльнулся Элий, – и о том, что оно никак не сбывается…
Атосааль тоже ухмыльнулся:
– И Абвэн так говорил…
– Хорошо, – посерьезнел Элий, – когда он умрет, это прекратится?
– Да. Безусловно. Хотя тебе будет очень нелегко пережить его смерть. Ты не просто ее почувствуешь… Возможно, тебе будет казаться, что ты умираешь вместе с ним. А может, я и ошибаюсь, все же у тебя лишь отголоски того, что происходит с «читающим».
– Ты когда-нибудь это использовал?
– Да… – Эбонадо сложил руки на груди и отвел холодные глаза. – В молодости.
– Не хочешь говорить?
Он усмехнулся:
– Не хочу. Это очень неприятно для «читающего»…
– Ничего утешительного ты мне не сказал. Разве что… я избавлюсь от всего этого после его смерти… которую мне нелегко будет пережить… – сказал Элий, вставая. – Что ж, спасибо и на том. Спокойной тебе ночи, Эбонадо.
– И тебе не болеть, Элий…
Элий переместился куда-то намного южнее залива Тиасай… Берег Океана Ветров. Все, что он знал об этом месте – здесь уже не Тария. Он сидел на прибрежных камнях, вглядываясь в темную рокочущую бездну океана. Его обдавало ледяными, несмотря на разгар лета, брызгами. Небо затянуто плотными мрачными облаками, сквозь которые нельзя было увидеть ни звезд, ни луны. Вой ветра, стон воды, тьма и хаос разбросанных по берегу голых камней, в которые врезались волны – все это ему по душе. Совсем не то, что роскошные стены дворца, ковры под ногами и золоченая резьба на колоннах.
Элий смеялся и плакал, спорил сам с собой. Гневался, как всегда… на самого себя… Вспоминал мать… возражал ей и огрызался на высказанные когда-то упреки в его адрес… Вдыхал полной грудью буйство ночной стихии…
Но пришел рассвет… Солнце начало всходить над успокаивающейся океанской гладью, пурпурными отблесками окрашивая морскую бирюзу волн. Прямо перед ним, ярдах в пятистах от берега, вырисовывалась посреди моря из предрассветной тьмы высокая скала. Она была почти голой, лишь на южной ее части, которая выпирала справа каменным кулаком, на самой вершине росло дерево.
Волны успокоились, мерно покачиваясь, и их зловещий рокот перешел в нежное нашептывание. Солнце поднималось выше и выше, и все прекраснее, гармоничнее становился пейзаж: одинокое дерево на скале посреди моря, на фоне торжественно восходящего алого светила. Ветер перебирал раскидистые ветви, шевелил крупные листья… Морские птицы кружили над скалой… Слишком красиво, слишком совершенно!.. Слишком спокойно! Но покой – не для него! Этот совершенный, гармонично выстроенный мир злил его! Это дерево на фоне восходящего солнца раздражало его! Мир!.. Ложный мир… Обманчивый покой… Ведь покоя не существует… А эта скала так же недолговечна, как морская пена…
Солнечный свет изменил все вокруг, переплавил милый его сердцу хаос ветра, волн и тьмы в гармонию цветов… оттенков… образов. Он ненавидел все это! Как же ненавидел! Все, чем восхищается человеческая душа, на что опирается, лелея напрасные мечты о жизни, мире и счастье, он ненавидел, потому что – это ложь! Истина – лишь в разрушении… Рано или поздно все сотворенное, все живое и неживое познает эту страшную истину! Все будет разрушено!.. И нет смысла в восхищении тем, что стоит сейчас и падет через мгновение.
Элий вскинул руки, воронки Силы невиданной мощью сорвались с его ладоней и ринулись к скале… Тот самый выступ, вместе с деревом, он оборвал, отсек… бросил в море… Медленно-медленно, еще мирно, если не слушать отдаленного рокота, сползал в океанскую бездну кусок скалы и дерево, росшее на нем… оно все еще стояло вертикально, тянуло свои руки-ветви к восходящему солнцу, словно умоляя его защитить…
Скала погружалась в воду, протаранивая бирюзовую гладь, вздымая миллиарды брызг… Вода взбурлила, поднялась, поглощая и камень и дерево, вместе с корнями, ветками и веточками, листьями, почками… Все… Только что оно красовалось на высоте – и вот… его мир разрушен… навсегда… Элий заметил тысячи птиц, поднявшихся в воздух над рушащейся скалой – на том выступе были их гнезда… Он горько усмехнулся. Болезненная радость – сладостная боль разрушения – наполнила его.
Он стоял на берегу и смотрел до тех пор, пока горизонт не заслонила огромная, поднятая его обрушением волна: она быстро приближалась к берегу, и только когда на него повеяло холодом от вздыбленной водной стихии, он призвал туман перемещения. Незнакомый, чуждый ему Дар, но тем не менее – полезный инструмент. Сквозь искрящуюся молочную дымку в толще темной воды он увидел синие глаза с длинными густыми ресницами, красиво изогнутые брови, точеный носик, нежные розовые губы, овал бледного лица, обрамленный темно-русыми, почти черными волосами. Она была красива… слишком красива… слишком совершенна…
Элий оказался на безопасном расстоянии на склоне горы, стоящей недалеко от того места, где он только что был. Он видел, как вгрызается в берег поднятая им волна, смывая в пучину молодой лес… Чуть южнее раскинулась у моря деревенька. Волна переворачивала суденышки на деревянной пристани… сметала хлипкие домики, унося с собою соломенные крыши… Всего несколько минут, и вместо мирного поселения – плавающий в воде мусор… доски, весла, солома… люди…
Он возвел глаза к небу, освещенному поднявшимся еще выше солнцем, и снова увидел ее… Синие глаза, окаймленные густыми ресницами, лицо, как с гравюры древнего мастера. Смарг ее сожри! Ни искры, ни пламени! Он уже видит ее наяву!.. Мало ему этих снов?..
Элий продолжал ругаться. Вслух. Громко. «Элинаэль» – звучало в его голове. «Элинаэль!» «Ты дурак, Вирд-А-Нэйс, олух! Разве можно так трястись над женщиной! Конечно же ты потеряешь ее! Рано или поздно! Что за глупость – так себя изматывать, страшась того, что все равно произойдет? Она погибнет… И ты умрешь… Разрушение… смерть – итог нашей жизни, сколько бы она ни продолжалась!..»
Он быстрым шагом, почти вприпрыжку, спускался с горы по извилистой крутой тропе, размахивая руками и выплевывая время от времени ругательства.
«Но это твои дела, Фаэль! Не мои! Почему я должен видеть эту смаргову Элинаэль? Почему я должен бояться ее потерять? К чему мне твои эмоции? Будто у меня своих мало! Зачем ты полез мне в душу? Я – Разрушитель! Я разрушаю все: что мешает и что помогает, что ненавижу и что люблю! Если бы я любил ее, то она давно была бы мертва! Лучше бы ты скрыл ее от меня, иначе я в самом деле могу ее полюбить!..»
Атосааль сказал ему, что это прекратится, если Фаэль умрет. Лучшим выходом было бы убить Фаэля… Пожалуй, да! Это следует сделать!.. Элий почти бежал вниз. Его косы, подпрыгивая, стегали его по спине, меч ударялся о бедро при каждом шаге, из-под ног летели, срываясь куда-то в пропасть, камни.
Но Атаятан-Сионото-Лос запретил убивать кого-либо из этой четверки, и Фаэля в том числе… и Элинаэль… Впрочем, что может Древний сделать с ним? Как наказать? Смертью? Элий громко рассмеялся. Что такое смерть для Разрушителя? Истинный Разрушитель никогда не станет бегать от нее: наоборот, он гонится за ней, она его влечет, зовет, манит! Она его невеста, жена, любовница! Она – его спутница, и с нею в конце пути разделит он ложе… навечно! Гнев и смерть… Его начало и конец, его восход и закат… Митан Эбан, обладая невиданной мощью Разрушителя, не был настоящим боевым Мастером. Когда Элий убивал Эбана, в глазах того был страх. Эбан боялся смерти, но не Элий…
Атосааль сказал, что ему невыносимо тяжело будет пережить смерть Фаэля? Как свою собственную?.. Тогда – неимоверно легко!.. Легко и сладостно! Сейчас, когда тело Элия укреплено узами Древнего, когда мало что может его убить, когда смерть больше не дышит каждый миг ему в лицо, и он не чувствует ее постоянного присутствия и блаженной близости даже в бою, когда кровь не кипит в жилах от того, что в любой момент можешь умереть, Элий словно лишен чего-то очень важного – неотъемлемой части своей жизни. Бой с Фаэлем, у которого в руке «Перо смерти», может вернуть ему это сладостное чувство. Риск хождения по краю пропасти… Риск. О! Как же он жаждет риска!..
Чем ближе был Элий к подножию горы, чем ниже спускался, тем тверже укреплялся в намерении встретиться в поединке с Мастером Путей. Гнева Древнего он не боялся. Единственное, что жаль было ему потерять, то, ради чего он и жил – его мечта: увидеть Город Семи Огней в развалинах, разрушить убежище Одаренных собственной рукой, погубить сердце Тарии!..
Элинаэль Кисам
– Вирд, ты вновь повторяешь ту же ошибку, что и в прошлый раз… – нежно сказала Элинаэль, беря его за руку. Она оглянулась на остальных Советников. Нужно сдерживать себя… На Совете она одна из Семи, а не возлюбленная Вирда. Но все официальные методы убеждения уже исчерпаны. И если Верховный не слушает свой Малый Совет, не соглашается с аргументами друзей, то, может, он прислушается к ней, к той, кого любит?
Они были в Зале Совета. Семь одинаковых стульев для Советников и роскошное кресло, почти трон, – Верховного. Она сидела по левую руку от него, место справа занимал Хатин Кодонак, но размещение ничего здесь не значило, важно лишь то, что она ближе всех к нему и может до него дотронуться.
Ото Эниль хмурился. Кодонак уронил голову на руки и прикрыл глаза. Маштиме и Торетт шептались. Лоб Стойса испещрили горизонтальные складки, он выглядел разочарованным, огорченным и потерянным. Холд внимательно изучал Верховного.
Уж битый час они пытались спланировать усыпление Атаятана-Сионото-Лоса. Как и тогда, с Эт’ифэйной, Вирд утверждал, что этого не следует делать в ближайшее время.
– Пока еще перемирие, Верховный, – говорил Кодонак, – пока наши силы сконцентрированы. У нас не будет такой возможности спокойно планировать действия, когда начнется наступление по всем фронтам. Нам удалось уничтожить тысячи смаргов и перекрыть им доступ к пище, а следовательно – размножению. Мы точно знаем, где сейчас находится Атаятан. И также знаем, что дворец на берегу Тиасай не защищен смаргами. Там только связанные Кругом. И то не все. Мы можем появиться неожиданно, отрезать доступ к Атаятану его людей и сделать с ним то же, что и с Эт’ифэйной. – Кодонак повторил все это уже который за сегодня раз.
Вирд отрицательно мотал головой, глядя куда-то себе под ноги.
– Я чувствую… Что-то не так. Он ждет…
– Если мы не покончим с Атаятаном сейчас, то потом это будет намного сложнее сделать… До окончания перемирия осталось меньше четырех месяцев. Наступит весна – и всё… смарги, которые сейчас движутся к центру Тарии, нападут на наши города, уничтожат Барквейл, Хванси, Тайрен… Наш северный заслон, который уж давно превратился в восточный, не поможет. Ты знаешь это. Что помешает Атаятану после окончания перемирия наплодить новых смаргов на западе? Они двинутся на нас с двух сторон: с северо-востока и с юга-запада. Они возьмут нас в тиски. Возможно, твой купол над Городом Семи Огней и выдержит, но кто и как защитит другие тарийские города? Все жители Тарии не могут переселиться сюда!..
– Я создам стену, наподобие купола над городом, – отвечал Вирд, – ограничу их наступление с северо-запада…
– Стену? В тысячи миль?.. – Кодонак раздраженно выдохнул и немного помолчал, пытаясь успокоиться. – Вспомни, Верховный: купол над городом стоил тебе трех недель бессилия. Ты не мог встать с постели целых двадцать два дня! Какую цену ты заплатишь за подобную стену?..
Элинаэль содрогнулась: Кодонак был прав. Вирд признался ей, что если бы она и Итин не помогли ему при создании купола над городом, он бы не отделался так легко. «Легко», по его мнению – это быть прикованным к постели на грани между жизнью и смертью.
– Теперь это дастся легче, я не буду сплетать так плотно… – попытался возразить Вирд.
– О чем мы спорим? Зачем допускать такое развитие событий? Если мы уничтожим Атаятана сейчас, с оставшимися смаргами можно будет справиться намного легче! Почему ты отказываешься от очевидного решения?..
– Потому что это очевидное решение!.. Скажи мне как Стратег, Советник Кодонак: зачем Атаятан создал такую ситуацию? Почему допустил это перемирие? Сам его предложил! Почему не охраняет свой дворец? Он совершенно не скрывается! Он даже Первый Круг не держит при себе, то и дело отсылая их для выполнения каких-либо поручений! Множество, множество раз я чувствовал, что он остается лишь в окружении пяти из связанных с ним. Что эти пятеро, когда мы можем послать туда сотни Одаренных?! Во дворце, который построил я! Во дворце, в котором избранный им зал исписал символами, позволяющими мне видеть его, когда я пожелаю! Думаешь, он не знает об этом? Он ждет меня! Он готов!
– Тебя он, может, и ждет! Но не Мастера Огней!
– Ее тоже… – неуверенно сказал Вирд.
– Атаятан ждет тебя, потому что не знает, кто ты такой! Или очень хорошо знает!.. Но кровь Огненосца не перестала быть опасной для Древнего, как мы убедились на примере Меняющей обличья! Поэтому я и настаиваю, чтобы ты не совался во дворец, а только Элинаэль и команда из пяти. Ну и сопровождающие… А что до перемирия и причины, по которой сам Атаятан предложил его нам, – я верю тому, что он лично сказал Архитектору Этаналю: ему скучно воевать с нами, когда он может взять нас голыми руками. Ему хочется более интересной игры. В конце концов, такая логика вполне приемлема для существа, рискующего не своей жизнью, а лишь возможным погружением в сон…
– Нет, Хатин… Я знаю, что все это не так просто! Я знаю… он ожидает, что мы нападем сейчас. Нельзя играть по правилам врага, ты сам это говорил!
– Верховный!.. – Кодонак наклонился к нему, Вирд поднял глаза. – Хочешь слышать правду?..
– Только ее я и хочу слышать…
– Она неприятна… – Хатин говорил тихо. – Вирд, ты снова боишься за Элинаэль! Каждый раз, когда ты позволяешь этому страху возобладать над здравым смыслом, ты, да и вся Тария, оказываетесь на грани гибели. Ты точно так же откладывал на потом операцию с Эт’ифэйной. Мы слушали тебя. Мы подчинились тебе. И ты едва не погиб!
Вирд отвел взгляд и нахмурился, кусая губы.
– Я переживаю за тебя. Но не только… Ты видел, что представляет собою армия Атаятана? Их сотни тысяч! Это серьезные противники. Если бы не твое сияние, они бы смели нашу жалкую армию вместе с Одаренными и неодаренными, ливадскими воительницами и Золотым Корпусом. На том месте под Эрдлаем сейчас бы пировали смарги трупами наших воинов, а может быть, и трупами всех здесь сидящих. Если бы не ты… Ты ведь не зря появился именно сейчас. Именно в это время. Ты нужен Тарии!.. И ты должен расходовать свои силы экономно, разумно. Вместо того чтобы предотвратить трагедию, пока все это не разрослось до катастрофических масштабов, ты планируешь строить какие-то стены, ты обдумываешь ситуацию, когда смарги уже будут на подходе к Городу Семи Огней. А в такой ситуации ты будешь вынужден принимать срочные и радикальные меры, создавать впервые то, что отберет у тебя силы, как с полотном под Эрдлаем, как с куполом. Ты не можешь так бездумно рисковать своей жизнью!..
– А ее жизнью я могу рисковать?.. – тихо спросил Вирд.
– Ты должен осознать, что, поддаваясь страху, ты рискуешь гораздо больше…
– Я не имею права посылать Элинаэль на верную смерть!
– Вирд! – вмешалась она. – Советник Кодонак прав! Ты не имеешь права препятствовать мне, не позволяя выполнить свой долг!
Она сердилась. С того самого дня, когда Вирд пришел спасать ее в цитадель Шай и был захвачен Атосаалем, безумное упрямство не оставляет его. Он беспокоится о ней и думает, что ей будет легче, если он положит жизнь из-за этого беспокойства. Элинаэль знала: дай Вирду волю, и он переместит ее за океан, спрячет в самой недоступной башне, заключит в купол, подобный тому, что соткал он над городом, чтобы ничто ей не угрожало, а укрепляя заслоны вокруг этой башни, выложится так, что замертво упадет у подножия. И только тогда успокоится! Это безумие! Ей угрожает опасность не большая, чем ему или любому другому жителю Тарии сегодня.
Нельзя допустить, чтобы все так далеко зашло, как с Эт’ифэйной. Элинаэль встала, гнев разгорался в ней, как и пламя Дара… Она даже испугалась, что создаст молнию…
– Вирд-А-Нэйс Фаэль! – громко и уверенно вымолвила она. – Верховный! Я сделаю то, что должна сделать! И ты не сможешь мне помешать! Мы отправимся к Атаятану до окончания перемирия! Через месяц! Я прошу Совет одобрить мое предложение! Уважаемые Советники, кто из вас проголосует за то, чтобы осуществить план спустя месяц?
Кодонак, не отрывая взгляда от Вирда, дотронулся до д’кажа, голосуя, за ним повторили Стойс и Маштиме, затем Холд и Торетт, Ото Эниль колебался лишь несколько мгновений.
– Все Семеро – за, единогласно! Тебе, Верховный, остается лишь одобрить! – сказала Элинаэль, и сердце ёкнуло… Не слишком ли она жестока? Нет! Так должно быть! Гнев вновь разгорелся…
Его взгляд был печальным и обреченным.
Элинаэль покинула Здание Совета, строго приказав охране оставить ее в покое. В конце концов, купол обезопасил Город Семи Огней – незачем двум Мастерам Золотого Корпуса постоянно ходить за нею всюду! Конечно же они не отстанут, просто будут следовать незаметно для нее. Ну и пусть…
Она сняла с головы д’каж и направилась в Академию Силы. Двадцать минут быстрым бодрым шагом немного помогли утихомирить гнев. В Академии было тихо: занятия, должно быть, закончились, все разошлись по своим комнатам, а может, отправились на прогулку – благо что день выдался удивительно погожим и солнечным для осени.
Элинаэль вошла в Академию как обычная студентка, развернув Перстень Советника камнем вовнутрь. Она поднялась на жилой этаж. Постучала вначале в комнату Эдрал, а когда никто не открыл, направилась к двери Иссимы. Снова заперто. Элинаэль вздохнула, повернула было к той части, где жили юноши, но тут вспомнила, что все, у кого боевой Дар, уже давно переехали в казармы Золотого Корпуса.
– Элинаэль! Ты? – окликнул ее знакомый голос.
– Лючин?
Улыбающаяся лучница подбежала к ней и обняла:
– Как же я рада тебя видеть?..
– Ты разве не переехала отсюда, Лючин?.. – удивилась Элинаэль.
– Нет. – Лючин отчего-то смутилась. – Здесь более удобно. А ты, ни искры, ни пламени, что здесь делаешь, Советник Кисам?
Элинаэль пожала плечами:
– Хотела увидеться с кем-нибудь из наших…
– Ностальгия замучила? Груз ответственности задавил?
– Может, и так… – усмехнулась она.
– Слушай! А не хочешь ли с нами на охоту? – сверкнула звездочками-глазами Лючин.
– С кем это «с нами»?..
– Со мной, – Лючин опять смутилась, – с Ого… и с другими парнями из Пятилистника…
– Да! Хочу!.. – развеселилась вдруг Элинаэль. – На охоту так на охоту! Что нужно делать?
– Верхом же ты умеешь ездить?
– Умею.
– А из лука стрелять?
– С этим похуже. Но я могу бросаться молниями и огнем! И вам не нужно будет потом жарить дичь!..
В ответ Лючин громко засмеялась.
– Только тебе нужно переодеться! А то в таком наряде… не за зайцами гоняться, а на балу танцевать… – Лучница кивнула на длинное, расшитое золотыми завитушками нежно-голубое платье Элинаэль.
Уже через четверть часа Элинаэль, в одежде Лючин – облегающие брюки, подпоясанная на талии широким поясом туника, плотная шерстяная куртка поверх, – шла рядом с подругой по коридорам Академии Силы, привлекая внимание одиноких студентов необычным нарядом. Но следовало признать, что двигаться так намного удобнее, чем в длинном платье. Озорное настроение в Элинаэль постепенно вытесняло гнев и смутное чувство вины, испытываемые ею по отношению к Вирду. Перед выходом девушка натянула на голову капюшон куртки, надеясь, что охрана, притаившаяся наверняка где-нибудь поблизости, ее не узнает.
Двое парней во главе с рыжеволосым высоким кутийцем, держа лошадей под уздцы, ожидали их с южной стороны Пятилистника у улицы Обедана. Увидев двоих девушек вместо одной, Ого склонился к черноглазому худощавому юноше с угловатым лицом и шепнул что-то ему на ухо, тот кивнул, отдал поводья мышастой кобылы кутийцу и исчез за поворотом. На этой самой кобыле и ехала Элинаэль. Третий их спутник догнал на вороном мерине компанию уже у Ледяного озера. Звали юношу Фойт, имя второго – черноволосого, с кривоватой улыбкой и квадратным подбородком, было Китор. Оба – неодаренные студенты Академии Воинств.
Вооружены они были луками, пользоваться которыми за пределами плаца и зала для занятий разрешали, в отличие от мечей.
Элинаэль же была безоружна, но у нее под рукой ее Дар. Боевой Дар, хотя многие и утверждали, что он имеет двойственную природу.
Молча ехали недолго. Ого отпускал время от времени шуточки и комплименты, предназначенные Лючин, остальные переговаривались, то и дело заходясь заразительным хохотом. Они направлялись в лесок за городом, где водились фазаны и зайцы.
Когда последний дом городской окраины остался позади, перед всадниками открылась восхитительная картина – мирный осенний пейзаж. Осень разукрасила в яркие желтые и красные цвета деревья и кусты, остро пахло палой листвой, а солнце совершенно по-летнему припекало.
Элинаэль вдруг ощутила покалывание во всем теле, будто ее кожу пронзали миниатюрные иголочки. «Преодолели купол», – догадалась девушка. Лючин или ничего не почувствовала, или не подала виду. Мастер Огней оглянулась с тревогой на город-убежище – здесь, за пределами купола, уже не так безопасно… Но не станет же она поворачивать назад, раз решилась! Да и что может произойти?..
– Говорил я, что когда охотится кутиец, зверь сам идет ему в руки! – воскликнул вдруг Ого, указывая на поднявшегося в небо из высокой жухлой травы фазана. Он, как и другие парни, вскинул лук и выпустил стрелу. Лючин, что попала бы в птицу, без всякого сомнения, с первого раза, даже не потянулась к оружию.
Но у Ого тоже был меткий глаз – его стрела догнала фазана, и тот тяжело бухнулся наземь под радостное улюлюканье охотников.
– Неплохое начало! – прокомментировал Китор, криво улыбаясь одной стороной рта.
Ого поскакал к подстреленной дичи: не слезая с лошади, на всем скаку нагнулся и ловко подхватил добычу. Он потряс фазаном в воздухе и указал рукой в сторону леса, призывая следовать за ним.
Вдыхая свежий воздух, подпрыгивая в седле скачущей лошади, смеясь от души с простыми студентами, Элинаэль наслаждалась свободой. Ее раннее избрание в Совет Семи и та ответственность, что с этим связана, сейчас казались ей таким невыносимо тяжелым грузом… Кандалами на руках и ногах… «А ведь Вирду еще хуже», – с грустью подумала она.
– Давай, кто быстрее! До леса!.. – крикнула Лючин и пришпорила свою резвую гнедую кобылку, обгоняя их троих.
Элинаэль тоже пришпорила лошадь, держаться в седле она научилась еще в детстве. Там, где она провела первые семнадцать лет своей жизни, выводили небезызвестную в Тарии и окрестных странах породу лошадей, называемых фа-ноллки – быстрые, тонконогие, с высоким ходом. Но сейчас животное под ней было не лучшим скакуном, Элинаэль оказалась под сенью клена третьей, первой была Лючин, за ней прискакал Ого. Обернувшись, девушка поняла, почему так задержались Китор с Фойтом – мерин последнего заметно припадал на переднее левое копыто, и всаднику пришлось спешиться.
– Вот ведь треклятая скотина. Сожри его эфф!.. – выругался Ого. – Какая охота с хромой лошадью?
– Не злись, животное ни при чем… – Лючин тоже спрыгнула с коня, подошла к Ого и, улыбаясь, погладила того по бедру обутой в сапог с высоким голенищем ноги. Он тут же расплылся в широкой улыбке, нагнулся и, приподняв девушку над землей, поцеловал. Та засмеялась, задрыгала в воздухе ногами. Элинаэль тоже улыбнулась.
– Ну, что будем делать? – понуро спросил подошедший Фойт.
– Костер разжигать!.. – ответила ему Лючин. – И жарить фазана! Айда за хворостом!
– Нужно вначале место подходящее найти… – заворчал огорченный хромотой своей лошади Фойт.
– Да ладно ты, не бурчи! Можешь взять мою кобылу и пострелять зайцев, а мы с Элинаэль пока костер разведем, – успокоила его Лючин, хмурое лицо Фойта повеселело.
Они отыскали в лесу широкую поляну, согретую осенним солнцем, окаймленную златокудрыми в эту пору кленами и дубами, и решили расположиться на ней. Хромого мерина и серую кобылу Элинаэль привязали к молодому вязу.
Парни принесли хвороста, притащили два сухих бревна, чтобы можно было на них сесть. Фойт ловко ощипал фазана. Костер разжег Ого, отказавшись от применения Дара Элинаэль.
– Ну, – сказал он, когда некоторый комфорт для девушек был создан, а парни от нетерпения уже схватились за свои луки, – оставайтесь здесь, а мы поехали. Если что, кричите…
– Ого!.. – прервала его Лючин. – Я – Одаренная Лучница, Элинаэль – Мастер Огней. Ты в самом деле сомневаешься, что мы сможем за себя постоять?..
– Нет, что ты!.. – замахал он руками. – Просто мало ли… может, вам нужно будет какое бревно перенести с одного конца поляны на другой…
– А! Ну разве что для этого… Удачной охоты!
Лошади скрылись за деревьями, а вскоре стих и топот их копыт.
– Как там у вас в Совете? – спросила Лючин, подбрасывая в костер несколько хворостин. – Скучно небось?
Элинаэль улыбнулась и пожала плечами. Что-что, а скучно в последнее время ей не было.