Психологическое здоровье личности и духовно-нравственные проблемы современного российского общества Сборник статей

Известно, что прогресс в истории науки, определяемый движением мысли и вглубь, и вширь, необходимым образом связан с расширением и обогащением ее понятийного аппарата. Это расширение, как и закономерная дифференциация наук, свидетельствует не только о более глубоком проникновении научной мысли в сущность изучаемых ею явлений, о выявлении в них новых граней, свойств и механизмов функционирования, что требует и соответствующих понятийных (словесных) обозначений, но и о включении в предмет исследования науки все новых областей действительности, выдвигаемых не только практикой жизни, но и достижениями и новаторскими идеями в смежных областях знания с присущими им системами понятий.

В соответствии с этими теоретическими положениями правомерно говорить и о двух основных способах расширения и обогащения понятийного аппарата наук.

Во-первых, путем включения в научные тексты новых, недостающих терминов, имеющих, как правило, латинское или греческое происхождение и способных более полно и адекватно, чем уже существующие, выразить содержание развиваемых учеными идей.

Во-вторых, путем заимствования из арсенала других наук таких понятий и терминов, объяснительный потенциал которых со временем начинает выходить за рамки решения их собственных задач и предметного поля исследования. Это могут быть как относительно новые для науки-донора понятия, так и понятия, давно определившиеся и даже для нее базовые. Понятно, что речь во всех этих случаях идет и должна идти не о простых заимствованиях и механических переносах тех или иных понятий из одной науки в другую, а об их интеграции с ней, с ее сложившимися системой знаний и категориальным аппаратом, с присущей им спецификой в соответствии с предметом исследования.

Для психологической науки в силу не только ее философского происхождения, но и, прежде всего, особого положения в современной системе наук как центра и связующего звена между всеми областями познания человека (Б. М. Кедров, Б. Г. Ананьев, Ж. Пиаже и др.), наиболее типичным и активно используемым является второй из обозначенных выше способов расширения понятийного аппарата. Этим во многом объясняется тот факт, что проблема понятий и их адекватного использования всегда была и продолжает оставаться одной из самых «больных» и острых для психологии. Речь идет, прежде всего, о присущей ей терминологической несогласованности и путанице, о многозначности и размытости многих используемых понятий и терминов, когда они трактуются либо очень широко, либо слишком узко, об их неопределенности и метафоричности, о фактах «удвоения» понятий и небрежности применения в отдельных текстах, и, наконец, о самой правомерности использования некоторых из них в системе психологического знания.

В контексте темы нашего исследования последние из обозначенных выше терминологических проблем предполагают ответы на вопрос о том, насколько правомерно появление в последние годы в системе современного психологического знания термина «психологическое здоровье» наравне с однокоренным, близким ему по содержанию и давно используемым в науке – «психическое здоровье»?[5] Не является ли это пресловутым «удвоением» понятий? И если не является, то какая специфическая реальность стоит за этим первым термином, делая его равноправным и в то же время содержательно отличным от другого?

Предваряя ответы на поставленные и другие связанные с ними вопросы, необходимые для научного обоснования термина «психологическое здоровье» в его соотношении с психическим, обратим внимание на тот факт, что сам обозначаемый им феномен уже давно зафиксирован в обыденном сознании в таких фигуральных выражениях, как «душа» поет, ликует или, напротив, болит, стонет, вопиет, вызывая в нас нестерпимое желание выговориться, «излить себя», выплеснуть все, что накопилось внутри. И тогда собеседником может оказаться случайный встречный, лишь бы захотел выслушать обо всем наболевшем, о волнующих нас чувствах, мыслях, желаниях. Эти и им подобные выражения часто встречаются не только в обыденной речи, но и в художественных произведениях, особенно в русской классической литературе с той целью, чтобы передать внутреннее состояние героев, когда «на душе у них», по выражению А.П. Чехова, «не ладно» и даже «кошки скребут» и хочется «больше говорить о самом себе, чем о чем-либо другом», говорить о своих глубоких разочарованиях и обманутых надеждах, о потрясениях любви, как и о внутренней опустошенности и несостоявшейся жизни, бессмысленности и бесперспективности существования и т. д. или, напротив, о таких состояниях души, «что хочется и плакать, и громко петь» и даже «весь мир обнять» (Чехов, 1985, с. 109).

Не вызывает сомнений, что все описанные выше и аналогичные им состояния «души» обозначают нечто более тонкое и сложное, чем здоровая или нездоровая психика с точки зрения медицины, поскольку затрагивают ценностно-мировоззренческий уровень бытия человека, его полноценное или неполноценное существование как личности со всеми ее моральными принципами, идеалами, смысловыми образованиями, верованиями и гармонией с окружающим миром. С позиций психологии здоровья они могут рассматриваться, на наш взгляд, как проявления уже не столько его психического, сколько психологического здоровья.

Термин «здоровье», являющийся исходно базовой категорией медицинской науки с ее более чем тысячелетней историей, уже давно используется и в психологической науке, как, впрочем, и во многих других областях знания, приобретая все новые оттенки и аспекты, что еще больше затрудняет его общее определение. Одновременно с научным термином это понятие глубоко проникло сегодня и в массовое сознание, став одним из самых употребляемых слов в нашей обыденной речи, с содержанием которого большинство людей справедливо связывает наивысшую жизненную ценность. «Разве здоровье – не чудо?» (А. П. Чехов) Конечно, да! Несмотря на широкую распространенность и востребованность этого термина в условиях современной жизни, большинство людей вряд ли задумывались над его определением и могли бы сколько-нибудь удовлетворительно и кратко раскрыть связанное с ним содержание. Впрочем, эта задача представляет большие трудности не только для рядовых носителей языка, но и для специалистов по проблемам здоровья, большинство из которых обычно воздерживаются от его конкретных определений. Те же определения, которые иногда встречаются в литературе, в большинстве своем вызывают справедливые замечания по разным основаниям и все еще далеки от того, чтобы стать общепринятыми.

Чаще всего в литературе, в том числе и психологической, в качестве базового и наиболее авторитетного приводится определение здоровья, содержащееся в Уставе Всемирной организации здоровья (ВОЗ). Здоровье определяется в нем как такое состояние человека, которое характеризуется, во-первых, отсутствием болезней и, во-вторых, полным физическим, умственным и социальным благополучием.

Прежде всего, вызывает неудовлетворенность используемый здесь негативный способ определения здоровья через нездоровье или, выражаясь конкретнее, как отсутствие болезней, а также простое перечисление разных видов благополучия без какого-либо содержательного наполнения этого понятия. В то же время уже само включение понятия «благополучие» с его четко выраженным позитивно-оздоровительным значением для жизнедеятельности человека в определение здоровья в качестве его атрибутивного признака представляется нам вполне правомерным, особенно если речь идет, как в данной статье, о психологическом здоровье и соответствующем ему психологическом или субъективном благополучии. Это делает необходимым обратиться к рассмотрению проблемы благополучия в интересующем нас аспекте.

Благополучие как многомерный психологический конструкт и новая исследовательская тема привлекло внимание западных психологов гуманистической ориентации еще в конце 1960–начале 1970-х годов. С тех пор интерес к нему не ослабевал, достигнув своей высшей точки на рубеже 1980–1990-х годов. В отечественной психологии работы в основном обзорно-ознакомительного характера по этой проблеме стали появляться лишь в последние годы (Шамонов, 2004; Шевеленкова, Фесенко, 2005; Созонтов, 2006).

Обращение в числе первых известных западных ученых-гуманистов (А. Маслоу, К. Роджерс, Г. Олпорт, Э. Фромм, В. Франкл, Дж. Бюдженталь и др.) к такой генерализованной проблеме, как благополучие, способной охватить широкую область позитивно выраженных состояний и характеристик личности (счастье, удовлетворенность жизнью, положительная аффективность, здоровье, мужество, моральность в значении стойкости духа и т. д.), было в известной мере «обратной реакцией» на психоаналитическую ориентированность мировой психологической науки, в которой преобладающее внимание на протяжении многих десятилетий уделялось изучению негативных, болезненных проявлений психической жизни.

В то же время анализ истоков зарождения и последующего развертывания исследований по этой новой для психологии личности проблеме указывает одновременно и на прямую связь этих исследований с общесоциологической концепцией «качество жизни». Эта концепция была выдвинута и стала активно разрабатываться учеными США в 1960-е годы применительно к новому, постиндустриальному этапу развития страны. Предполагалось, что в наступающую эпоху постматериализма главной заботой общества станет уже не простое физическое выживание, а благополучие людей с четко выраженным психологическим содержанием, связанным с позитивными чувствами, удовлетворенностью жизнью и устойчивым уровнем счастья. Не отрицая возможной идеологической и пропагандистской составляющей этой концепции[6], за что она, прежде всего, подвергалась критике со стороны советских ученых (Попов, 1977; Тодоров, 1980), подчеркнем содержащуюся в ней новую стратегию исследования и оценок социально-психологических процессов, связанную с переориентацией внимания ученых с внешних факторов и показателей жизни людей на субъективные индикаторы. В соответствии с этой стратегией акцент ставится уже не столько на сам по себе, например, уровень потребления и материального благосостояния граждан, равно как и не на их семейное положение как таковое, профессиональную работу, то или иное проведение досуга, участие в делах сообщества и его различных неформальных объединений и т. д., а на то, как все это воспринимается и оценивается самими людьми, насколько каждый из них чувствует себя при этом психологически комфортно, испытывает чувство удовлетворенности и позитива, считает себя счастливым человеком.

Можно обладать – и это стало особенно очевидно в условиях постиндустриального развития западных стран и, прежде всего, США – многими внешними атрибутами счастливой жизни и тем не менее не чувствовать себя соответствующим образом. На этот психологический парадокс человеческого бытия указывал еще Монтень, когда писал, что человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает происходящее. На преодоление этого парадокса и была нацелена с самого начала концепция «качество жизни», раскрывающая внутренне «ощущаемое качество» («Perceved Quality») жизни индивида. Психологическая ориентированность этого понятия для многих исследователей первого поколения представлялась настолько важной и принципиальной, что они нередко прямо определяли «качество жизни» как «внутреннюю удовлетворенность» или «чувство субъективного благополучия личности» (Campbell, Converse, Rodgers, 1976; Rodgers, Converse, 1975).

Таким образом, на основании проведенного нами анализа соответствующей литературы имеются достаточные основания утверждать, что развернувшиеся в западной психологии с начала 1980-х годов исследования по проблеме психологического благополучия имели в своем основании социологическую концепцию «качества жизни», поднявшую, в свою очередь, волну конкретных исследований этих «ощущаемых качеств жизни». Качество жизни – это качество индивидуальной жизни с позиций самого индивида, т. е. определение того, как жизнь им самим воспринимается, ощущается и оценивается. Осознаваемый эффект такого личностного и позитивно окрашенного восприятия своей жизни и есть субъективное благополучие. В нем фиксируется, прежде всего, мера психологической «вписанности» человека в окружающий мир, в его ближайший социум, степень их гармоничности и адекватности друг другу.

В более ранних психологических работах по благополучию эта мера описывалась, прежде всего, в таких наиболее очевидных и значимых «ощущаемых качествах жизни», как счастье, позитивная аффективность (эмоциональность), удовлетворенность жизнью, которые в большинстве случаев рассматривались и как основные составляющие психологического благополучия (Bradburn, 1969; Diner, 1984).

Среди более поздних работ по психологическому благополучию, направленных на дальнейшее уточнение содержания, критериев, а также возможную операционализацию этого понятия, наибольшую известность получили исследования К. Рифф (Ryff, 1989; Ryff, Keyes, 1995). Ею разработан прошедший успешную проверку на надежность и валидность подробный опросник «Шкалы психологического благополучия», состоящий из 87 пунктов, направленных на раскрытие мыслей и чувств респондентов относительно себя и своей жизни. Эти пункты в равной пропорциональности распределены между шестью шкалами, которые определяют структуру субъективного благополучия. Такими его структурными единицами, по версии данного автора, являются: наличие цели в жизни, личностный рост, самопринятие, автономия, положительное отношение с другими, управление окружающим. Содержательный анализ этих шкал показывает, что большинство из них не только пересекаются, но и по своему общему смыслу совпадают с теми характеристиками и чертами личности, которые обычно включаются в опросники по диагностике и измерению таких основных и более обобщенных, как уже отмечалось, составляющих субъективного благополучия, как чувство удовлетворенности жизнью и счастье.

Из обозначенных единиц шестимерной шкалы субъективного благополучия К. Рифф наибольший интерес представляет для нас шкала «личностный рост» как наиболее полно раскрывающая содержание того феномена, который обозначается нами понятием «психологическое здоровье».

«Личностный рост» – относительно новое для психологии личности понятие, в содержании которого просматривается связь с древнегреческим термином «эвдемония»[7]. Главным здесь является потребность в саморазвитии, переживание и ощущение своего развития как процесса совершенствования себя и своих личностных качеств. Предполагается также и осознание полноты самореализации в различных сферах жизни, вера в способность к постоянному целенаправленному развитию, доставляющему чувство радости и внутреннего удовлетворения. Это и непрекращающийся процесс самопознания и расширения кругозора, и открытость жизненному опыту, а также интерес к жизни как непрерывному процессу обучения, возмужания и неизбежных перемен, возможности стать более сильным и способным ко многому.

Итак, анализ работ ведущих зарубежных авторов по психологическому благополучию дает нам основание сделать вывод о том, что это понятие по своему основному смыслу и главным характеристикам является аналогом или максимально приближено к тому, что, по другой терминологии, которой придерживаемся и мы, не менее правомерно определить как психологическое здоровье. Конечно, есть своя логика в том, что термин «здоровье», следуя давней традиции, продолжает использоваться в западной психологической литературе в основном по отношению к психосоматике человека, характеризуя качество его психического (mental) или физического (physical) состояния в соответствии с установленными нормативными показателями. Поэтому нет ничего удивительного в том, что для обозначения четко определившегося в жизни западного общества в1960-е годы, как уже отмечалось выше, феномена позитивно-устойчивого состояния человека, связанного, однако, не с его психосоматическим здоровьем, а с полноценным функционированием и развитием как личности, ученые ввели в научный лексикон уже другое, хотя и очень близкое ему по смыслу, обыденное слово «благополучие» (англ. well-being)[8], добавив к нему определение «психологическое» (psychological) или равнозначное «субъективное» (subjective)[9]. Тем самым оказалось излишним использование в соответствующей англоязычной литературе словосочетания «психологическое здоровье»[10], которое в ней сегодня действительно практически не встречается, в отличие от отечественной литературы, где за последние десять лет оно оказалось востребованным и стало появляться все чаще (Дубровина, 2004; Шувалов, 2012; Яссман Л., Ясманн О., 2009; Портнова, Иванова 2009; и др.).

Несмотря на, казалось бы, содержательную и смысловую равнозначность терминов «психологическое благополучие» и «психологическое здоровье» более предпочтительным для обозначения соответствующего феномена представляется нам последний термин.

Во-первых, в отличие от однополярного благополучия термин «здоровье» является парной категорией, выступающей в одной связке с противоположным по знаку термином «болезнь». Болезнь – это нежелательные сбои и пагубные по своим последствиям изменения в различных системах человека, нарушающие нормальное функционирование и снижающие качество и продолжительность жизни. И такая изначальная парность термина «здоровье», предполагающая его потенциальную соотнесенность с болезнью, делает это понятие содержательно богаче благополучия, так как учитывает возможность возникновения в процессе жизни различных, связанных с болезнью деформаций, аномалий, отклонений от соответствующих нормативных показателей. Это, в свою очередь, предопределяет постановку практической проблемы профилактики и предупреждения болезней и связанную с ними необходимость вести здоровый образ жизни.

Во-вторых, единым термином «здоровье» по вертикальной цепочке связываются между собой все уровни существования и бытийности человека, не отделяя его высший, личностно-смысловой уровень от двух нижележащих. Тем самым реализуется один из важнейших методологических принципов психологической науки – принцип целостности (системности) человеческой психики.

В-третьих, для русского сознания смысл слова «благополучие» прочно связывается с материальным достатком, обеспеченностью, успешностью, на что указывают все известные нам авторитетные словари русского языка. Использование в русскоязычной среде этого слова в других, отличных от обозначенных выше значений, характеризующих, прежде всего, жизнь в довольстве и спокойствии, противится «чувству языка» в российской ментальности, порождая своеобразный «языковый» диссонанс. И этот языковый фактор было бы также неправомерно игнорировать, отдавая предпочтение тому или иному термину в научных исследованиях.

С учетом высказанных выше соображений и в соответствии с одной из принятых в психологии понятийных триад «организм – индивид – личность» представляется вполне логичным рассматривать и здоровье человека на трех уровнях: соматическом (организм), психическом (индивид) и психологическом (личность).

1. Соматическое (физическое) здоровье – это здоровье человека как природного индивидуума (особи), связанного с нормальным функционированием его биологических систем и отдельных органов: сердечно-сосудистой, эндокринной, желудочно-кишечной, опорно-двигательной и др. Этот базисный уровень здоровья/нездоровья человека – объект внимания и предмет исследования классической, традиционной медицины, представляющей собой, по определению Б.Г. Ананьева, «обширную систему теоретических и прикладных дисциплин» (Ананьев, 1969, с. 54.). В разработанной им и гуманистически ориентированной системе наук о человеке медицине отводится фундаментальная роль, современный этап развития которой ученый правомерно связывает с необходимостью все большего смещения акцентов и превращения ее в науку о здоровье, гигиене и профилактике заболеваний, а не только о болезнях и их лечении.

2. Психическое здоровье – это здоровье человека как индивида (целостный организм), наделенного не просто совокупностью природных свойств и материальным субстратом соответствующих состояний и процессов, но и психикой как продуктом деятельности мозга, которая является высшей точкой в эволюционном развитии живых систем. С этих позиций здоровая психика – это не только адекватная условиям жизни психическая деятельность человека, но одновременно и его здоровая (соответствующая определенным нормам) нервная система, как и здоровые функциональная организация и строение мозга.

И, напротив, психические нарушения (заболевания), связанные с перцептивными, аффективными, когнитивно-мнемическими, волевыми, двигательно-исполнительскими и другими изменениями психических функций и процессов, – это одновременно и невротические нарушения, многие из которых имеют врожденный или генетически обусловленный характер. Поэтому не лишено оснований по отношению к этому уровню проявления здоровья/нездоровья человека наряду с термином «психический» использовать и более уточняющий – «нервно-психический», особенно когда речь идет не столько о здоровье, сколько о психических и психогенных заболеваниях. В целом этот уровень представляет область интереса общей психологии – в широком понимании, а в случаях патологии более предметно и с целью лечения изучается медицинской психологией, в частности, такими ее специализированными разделами, как клиническая психология и патопсихология.

Одновременно с этими дисциплинами в теории и практике современной медицины большое место заняла психотерапия как психологическое лечебное воздействие на больного, «стремящаяся путем воздействия на сознание человека устранять различные виды аномалий в его душевной жизни» (Бассин, Рожнов и др., 1975, с. 716). Такими аномалиями выступают, прежде всего, стрессы, тревожность, различные фобии, депрессивные состояния и т. д., распространенность которых многократно возросла и сдвинулась в сторону более молодого возраста за последние десятилетия.

3. Психологическое здоровье – это здоровье человека как личности, являющейся продуктом общественных отношений и социального развития. В этом своем общественно-историческом, личностном качестве человек обладает, как известно, не только различными психологическими структурами, динамическими образованиями и чертами характера, но и нравственностью как своей сущностной характеристикой, поэтому психологическое здоровье/нездоровье личности – это одновременно и ее нравственное здоровье/нездоровье, данное в субъективных актах сознания и переживания. Важнейшим индикатором нравственного аспекта психологического здоровья выступает совесть, точнее, то, что принято называть «голосом совести» – чистая, спокойная совесть, с одной стороны, и «угрызения совести», с другой.

В соответствии с предложенным и самым общим пониманием психологического здоровья как соотнесенного с высшими, нравственно-смысловыми «этажами» психической организации человека[11], оно представляет область интересов психологии личности и, прежде всего, таких ее новых направлений и разделов, как позитивная и нравственная психология. Его практическая, лечебно-профилактическая часть включает в себя различные варианты психологического консультирования, направленные на оказание необходимой коррекции, поддержки и помощи клинически здоровым людям, оказавшимся в критических ситуациях и с медициной непосредственно не связанных. Этим консультированием занимаются не врачи в традиционном смысле слова, как в классической психотерапии, а специально подготовленные к соответствующей практической работе психологи. И обращено оно не к симптомам и болезням, а к личности с ее нравственно-ценностным вектором развития и бытия в мире и возможными от него отклонениями и деформациями, вызванными «невозможностью реализации внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей и пр.)» (Василюк, 1999).

О необходимости расширения зоны влияния и форм приложения психотерапии, предполагающих своеобразную ее «социологизацию» и включающих в себя не только врачебные, но и воспитательные мероприятия, писали в свое время известные отечественные ученые-психиатры Ф. М. Бассин, В. Е. Рожнов и др. Главное значение для такой, по их терминологии, «социально-ориентированной психотерапии», выходящей за рамки клиники и проникающей в область повседневной практики, приобретает личностный фактор, знание законов, по которым личность формируется, взаимодействует с окружающим миром. К объектам ее внимания и лечебно-воспитательного воздействия, выходящим за рамки медицины в узком понимании, они относили наряду с алкоголизмом и наркоманией и такие собственно личностные аномалии, антиобщественные наклонности и «уродливые отклонения от норм морали», как суеверия, агрессивность и жестокость, сексуальная распущенность и лживость, безделие и эгоизм, недисциплинированность на работе и разболтанность в быту, душевная выхолощенность, циничное, равнодушное отношение ко всему, что определяется словами «ко мне не относится» (Бассин, Рожнов, Рожнова, 1975, с. 722). Не являясь выражением расстройства психики в традиционном, медико-психиатрическим понимании, многие из этих аномалий практически здоровых людей являются потенциально, не без оснований полагали Ф. М. Бассин с соавт., предпосылками или предвестниками значительно более серьезных психических отклонений. Такие аномалии можно рассматривать как скрытую, субклиническую форму патологии, способную косвенным и отдаленным образом подготавливать болезни и при наличии соответствующих условий переходить в явную патологию.

Сегодня наглядным и одним из наиболее успешных примеров неклинической терапии, о необходимости которой писали и которую пытались использовать в своей практике многие известные отечественные психологи-психиатры, терапии, имеющей под собой серьезное теоретическое обоснование, является метод «позитивного лечения». Именно так назвал свою систему «оздоровления и повышения благополучия людей» известный американский психолог, основатель позитивной психологии М. Селигман (Селигман, 2006, с. 184). Эта система задумывалась и создавалась им в противовес широко практикуемой американскими психологами уже многие десятилетия традиционной психотерапии с ее неоправданно завышенным вниманием к лекарственным препаратам, способным лишь восполнить дефицит того или иного химического компонента в мозгу и оставляющим самих пациентов, по существу, безучастными в своем лечении. «Занимаясь исцелением больных, – пишет Селигман, – врачи-психотерапевты совсем забыли, что их помощь нужна и здоровым…, чтобы помочь людям развить положительные свойства характера и достичь того, что Аристотель называл «благой жизнью»» (Селигман, 2006, с. 9). Для этого нужна была, по справедливому убеждению ученого, новая позитивная наука, важнейшим терапевтическим фактором которой должны выступать не внешние условия, не воздействия извне, а собственные волевые усилия самого пациента, его личностный выбор, внутренняя дисциплина, творческая деятельность по развитию и реализации своих индивидуальных достоинств и добродетелей.

Для определения и уточнения этих индивидуальных добродетелей и достоинств, являющихся главным объектом внимания позитивных психологов, группой специалистов-единомышленников был разработан научный классификатор позитивных свойств характера, который мог бы стать ориентиром и базовой основой для соответствующих исследований. Аналогом для него послужил диагностико-статистический справочник психических заболеваний (ДСС-3), выпущенный в свое время Национальным институтом психического здоровья США в качестве основного пособия для постановки точного диагноза и последующего лечения. Разработанный по этой модели, но применительно к задачам позитивной психологии, этот справочный классификатор положительных черт характера включает в себя шесть универсальных, присущих людям любой национальности и культуры и напрямую связанных с моралью добродетелей и двадцать четыре индивидуальных достоинств, через которые эти добродетели проявляются в практике жизни.

В своих работах М. Селигман предлагает различные способы, упражнения и тесты, в том числе и разработанные не только им, но и другими представителями позитивной психологии, позволяющие каждому желающему, во-первых, выявить и измерить свои индивидуальные достоинства и, во-вторых, развить и использовать их в повседневной жизни. Именно успешная реализация индивидуальных достоинств, как вполне обоснованно считает ученый, способна не только ослабить разрушительное влияние отрицательных эмоций и поднять настроение, но и принести духовное удовлетворение, сделать свою жизнь более счастливой и осмысленной. В этом и состоит, на наш взгляд, залог психологического здоровья личности.

В соответствии с этими исходными теоретическими положениями цель терапии в позитивной психологии, построенной на совершенно других принципах, чем традиционная, на что ученый постоянно обращает внимание, не просто лечить, поднимая самочувствие пациента, образно говоря, с отметки минус шесть до минус два, а помогать людям выявить и развить в себе положительные черты характера с тем, чтобы максимально задействовать их во всех сферах жизни, поднимая самочувствие с отметки плюс три до плюс восемь.

Из большого числа разработанных М. Селигманом методов позитивного лечения наибольшую известность и практическое применение во многих странах мира получила его подробная программа помощи людям, страдающим пессимизмом, и способная научить их оптимистическому отношению к жизни (Seligman,1990).

Подводя итог проведенного выше теоретического исследования и отвечая на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, можно сделать вывод, что психологическое здоровье – не миф и не метафора, а реальная проблема современной психологии личности, связанная с такими аспектами ее наличного бытия, которые не охватываются и не совпадают с понятием «психическое здоровье». Речь идет не об удвоении понятий, а о расширении проблемного поля общенаучного понятия «здоровье», наполнении его личностным, нравственно-смысловым содержанием.

Литература

Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1969.

Бассин Ф. М., Рожнов В. Е., Рожнова М. А. Психологическая теория личности и психотерапия // Соотношение биологического и социального в человеке. М.: Наука, 1975. С. 716–734.

Братусь Б. С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988.

Василюк Ф. Е. Проблема критической ситуации // Психология экстремальных ситуаций / Сост. А. Е. Тарас, К. В. Сельченок. Минск: Харвест, 1999.

Джидарьян И. А. Представление о счастье в российском менталитете. СПб.: Алетейя, 2001.

Дубровина И. В. (ред.). Практическая психология образования: Учебное пособие / Под ред. И. В. Дубровиной. СПб.: Питер, 2004.

Лебединский М. С. Проблема соотношения социального и биологического в аспекте психотерапии // Соотношение биологического и социального в человеке. М.: Наука, 1975. С. 707–715.

Маслоу А. Мотивация и личность. СПб., 2001.

Монтень М. Опыты. Кн. 2. М.-Л., 1960.

Осин Е. Н. Чувство связности как показатель психологического здоровья и его диагностика // Психологическая диагностика. 2007. № 3. С. 22–40.

Попов С. И. Проблема «качества жизни» в современной идеологической борьбе. М.: Политиздат, 1977.

Портнова А. И., Иванова М. Г. Психологическое здоровье и зрелость личности как цели возрастно-психологического консультирования // Психология человека в современном мире. Том 3. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 98–105.

Селигман М. Новая позитивная психология. М.: София, 2006.

Созонтов А. Е. Гедонистический и эвдемонистический подходы к проблеме психологического благополучия // Вопросы психологии. 2006. № 4. С. 105–114.

Тодоров А. С. Качества жизни. Критический анализ буржуазных концепций. Пер. с болг. / Под ред. С. И. Попова. М.: Прогресс, 1980.

Чехов А. П. Соч. в 18 т. М.: Наука, 1985. Т. 9.

Шамонов Р. М. Психология субъективного благополучия личности. Саратов, 2004.

Шевеленкова Т. Д., Фесенко В. П. Психологическое благополучие личности (Обзор основных концепций и методологическое исследование) // Психологическая диагностика. 2005. № 3. С. 95– 130.

Шувалов А.В. Здоровье личности: методологический и мировоззренческий аспекты // Современная личность: Психологические исследования. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 76–99.

Эммонс Р. Психология высших устремлений: мотивация и духовность личности / Пер. с англ. под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2004.

Яссман Л.В., Яссман О.Ю. Психологическое здоровье как критерий духовной эволюции человека // Психология человека в современном мире. Т. 6. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 337–346.

Antonovsky A. The Sense of Coherence as a Determinant of Health // Advances, Institute for Advancement of Health. 1984. V. 1. № 3. P. 37–50.

Bradburn N. M. The structure of psychological Well-being. Chicago: Aldine, 1969.

Campbell A., Converse P., Rodgers W. The Quality of American Life. Perceptions, Evaluations and Satisfactions. N. Y., 1976.

Campbell A. The sense of Well-Being in America: Recent patterns and trends. N. Y., 1981.

Diner E. Subjective Well-Being // Psychol. Bull. 1984. V. 95. № 3. P. 542–575.

Inglehart R. Culture shift in advanced industrial society. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1990.

Maslow A. N. Self-Actualizing People: A Study of Psychological Health // Personality Symposia: Symposium 1. N. Y.: Grune & Stratton, 1950.

P. 11–34. Newell M. The Quality of Life. Sydney, 1972.

Paloutzian R. F., Kirkpatrick L. A. Introduction; The scope of religious influences on personal and Societal well-being // Journal of Social Issues. 1995. № 51. P. 1–11.

Rodgers W. L., Converse P. E. Measures of the Perceived Overall Quality of Life // Social Indicators Research. 1975. V. 2. № 2.

Ryff C. D. Happiness is everything, or is it? Explorations on the meaning of psychological well-being // Journal of Personality and Social Psychology. 1989. V. 57. P. 1069–1084.

Ryff C. D., Keyes C. L. The structure of psychological well-being revisited // Journal of Personality and Social Psychology. 1995. V. 69. № 4. P. 719–

727. Ryff C.D., Singer B. The contours of positive human health // Psychological Inquiry. 1998. № 9. P. 1–28.

Seligman M. E. P. Learned Optimism. N. Y.: Simon & Schuster, 1990.

Актуальность и необходимость проведения психологических исследований, связанных с различными аспектами здоровья человека как субъекта жизни, не вызывает сомнения. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что тема «Психологическое здоровье» признана сегодня одной из приоритетных среди разрабатываемых психологических проблем. Это является еще одним подтверждением того, что современная отечественная психология, постулируя направленность научной мысли на служение обществу, прогрессу, формированию новых потребностей, общественных целей и ценностей человеческой жизни, обратив особое внимание на разработку проблем нравственной психологии, безусловно, связанных с темой психологического здоровья, не поддерживает идею этической нейтральности науки. Однако следует отметить, что вопрос о соотношении науки и этических ценностей продолжает оставаться дискуссионным, несмотря на растущее осознание обществом социальной роли и последствий научных исследований. Сторонники идеи ценностной (этической) нейтральности науки фактически рассматривают ее не как часть цивилизационного процесса, а как самоцель, которая отвергает человека с его интересами и культурными, ценностными потребностями. Это приводит к игнорированию тех сторон социокультурной и духовной жизни, которые не поддаются научной рационализации, к абсолютизации идеи «чистой истины», а также утрате целостности человеческого знания (Кольцова, 2008, с. 41). Идеи ценностной нейтральности науки близки сциентизму как мировоззренческой позиции, в основе которой лежит представление о научном знании в качестве наивысшей культурной ценности и достаточного условия ориентации человека в мире[12].

Научная разработка учеными-психологами проблемы психологического здоровья позволяет преодолеть фрагментарность знаний в той области психологии, которая ближе всего стоит к изучению ее изначального, исторически первого предмета – души. Обращение к этой теме позволяет вернуть психологии то, что она почти потеряла, вооружившись исключительно объективными методами и средствами изучения субъекта и его психики. В XX в. неоднократно раздавались сетования на то, что раньше психология была наукой о душе, а теперь стала наукой о ее отсутствии. Уже в начале XX в. на это обращали внимание и историк В.О. Ключевский, и его современники – философы, психологи. Можно сказать, что психология действительно пожертвовала душой ради научной объективности субъективной науки. В одной из своих публикаций об этом оригинально сказал В.П. Зинченко: «Выражаясь современным языком, в младенческой душе психологии завелась сциентистская червоточинка, которая выела душу изнутри. Вначале это казалось остроумным методическим приемом: отойти от души, вооружиться объективными средствами исследования, чтобы потом взять ее приступом. Но в соответствии с еще не известным психологии того времени правилом произошел „сдвиг мотива на цель“. Психологи увлеклись материей, психическими функциями, реакциями, рефлексами, поведением, ориентировкой, позднее – мозгом, нейронами и многими другими не менее интересными и полезными предметами. О душе они вовсе забыли, а если вспоминали, то искали не там, где потеряли» (Зинченко, 2000, с. 79; курсив мой. – Т. Г.). Но «потеря души» далеко не безобидна и для науки психологии в целом, и для психологов в частности. А.А. Ухтомский нарисовал картинку того, что можно ожидать с внедрением в психологию, и особенно в психологию личности, исключительно объективных методов изучения: «Будет царство немое и глухое, ибо никто никого понимать не будет при уверенности, что каждый для себя все понимает!» (Ухтомский, 1997, с. 171).

При обращении к проблеме психологического здоровья нам представляется адекватным и естественным опереться на теорию личности Т. А. Флоренской, ведущими понятиями которой являются «идеал», «безграничное стремление к совершенству», «совесть», «духовное развитие», «доминанта на Другом» (по А.А. Ухтомскому) и «вненаходимость» (по М. М. Бахтину), «духовное Я» и «наличное Я» (Флоренская, 2006; Воловикова, 2011, 2012; Колпакова, 2013). Т. А. Флоренская предложила метод духовно-ориентированного диалога в педагогике, психологии, психотерапии и разработала его основные принципы (Флоренская, 1994, 2001а). Тем самым она вернула в научную психологию не только ее основной предмет – душу, но и постулат о троичности состава человека: дух, душа и тело, который был в силу целого ряда политических и социальных причин искажен в советской психологии. Опираясь на православные традиции в отечественной психологии, Т. А. Флоренская, наглядно показала, что нарушение иерархии в системе дух – душа – тело неизменно ведет к болезни, повреждению психологического, психического и физического здоровья человека (Флоренская, 2001б).

Разработка проблемы психологического здоровья и укоренение в научном лексиконе этого термина дает дополнительную возможность ученым и практикам в области психологии сделать акцент на изучении духовно-нравственных детерминант личности как субъекта жизни. С нашей точки зрения, духовно-нравственный аспект является системообразующим фактором психологического здоровья личности. Фактически проблема психологического здоровья становится «мостиком», связующим звеном между отечественной дореволюционной, советской и современной психологией в той ее области, которая всегда была связана с проблемами духовности, морально-нравственными, ценностными аспектами развития и формирования личности (Галкина, 2013). Концепцию Т. А. Флоренской можно считать фундаментом современной нравственной и этической психологии (Воловикова, 2011). Предпосылками основных разрабатываемых ею идей стали работы А. А. Ухтомского (1996, 1997), М. М. Бахтина (1979), а также труды в рамках святоотеческого подхода к пониманию законов душевной и духовной жизни.

Концептуально-терминологический анализ основных понятий

Проведение концептуально-терминологического и сравнительного анализа понятий, употребляемых в статье, представляется необходимым в свете введения в научный оборот термина «психологическое здоровье» и проведения специальных научных исследований в рамках этой проблемы.

Проблема психологического здоровья личности, безусловно, связана с более широкой – здоровья человека в целом. Сложность ее разработки и анализа заключается, в частности, в том, что ученые и практики зачастую не разграничивают понятия «психологическое» и «психическое» здоровье, употребляют в качестве синонимов психологического здоровья такие термины, как «душевное», «духовное», «личностное», «нравственное» здоровье. При этом существует большое количество различных определений этих видов здоровья, в которых достаточно трудно разобраться, однозначно определив, к какому все же виду здоровья относится то или иное определение.

Г.С. Никифоров с соавт. выпустил фундаментальный труд – учебник «Психология здоровья» (2006), посвященный этому новому, интенсивно развивающемуся направлению исследований. В книге подробно обсуждаются основные этапы становления психологии здоровья в зарубежной и отечественной психологической науке. Здоровье трактуется как системный феномен, что позволяет авторам этого пособия затронуть чрезвычайно широкий спектр вопросов, связанных с определением таких понятий, как физическое, психическое, социальное, душевное, духовное и другие виды здоровья, а также выделить их критерии. Авторы затрагивают важнейшие вопросы психологического обеспечения разных видов здоровья и долголетия человека. Ряд разделов книги Г. С. Никифорова близки теме настоящей статьи: «идея системности в толковании понятия здоровья», «психологические факторы здоровья», «физическое здоровье, его оценка и самооценка», «духовное бытие и смысл жизни личности», «психологическая устойчивость личности и вера как ее опора», «религиозная ориентация», «душевное здоровье и культура». Г. С. Никифоров, анализируя психическое здоровье, уделяет особое внимание его критериям и отмечает, что психически здоровой личности принадлежит гармоничность, консолидированность, уравновешенность, а также такие составляющие ее направленности, как духовность, ориентация на саморазвитие, обогащение своей личности (Психология здоровья, 2006). Отметим, что Г.С. Никифоров рассуждает и о «душевном здоровье» (имея в виду «психологическое здоровье»), которое, по его мнению, можно рассматривать как характеристику человека, определяющую его способность справляться со сложными (главным образом неблагоприятными) обстоятельствами жизни, сохраняя оптимальный эмоциональный фон и адекватность поведения. Согласно выводу Никифорова, душевное здоровье – это, прежде всего, гармония человека с самим собой. Концепция душевного здоровья Г.С. Никифорова опирается на разработанную Б.Г. Ананьевым теорию индивидуальности: индивидуальность – это относительно замкнутая система, «встроенная» в открытую систему взаимодействия человека с миром (Ананьев, 1969, 1980). Именно согласованность мотивов, целей и ценностей человека с требованиями окружающей среды и внутренними возможностями самого человека рассматривается как условие душевного