Бывших ведьмаков не бывает! Романова Галина

9

Громкий девичий крик прокатился над рекой, и вынырнувшая, чтобы глотнуть воздуха, тварь на миг замерла, растопырив конечности. В человеческом голосе звучал страх. Напуганный человек — легкая добыча. Кроме того, что-то свербело в мозгу существа, заставляя спешить на крик. Какое-то неопределенное чувство. Не страха, нет… Вернее, не только страха. Существо не умело мыслить абстрактно, оно почти не умело думать и не помнило, почему спешит вниз по течению, время от времени выставляя голову на поверхность. Его гнала вперед неведомая сила. Существо должно найти… кое-кого. Это было все, что оно знало. И, кажется, поиски скоро могут увенчаться успехом.

Сила, гнавшая существо вперед вопреки здравому смыслу, сила, наделившая его знанием, намного превосходила все, что существо могло ей противопоставить. Оно превратилось в покорного слугу, не смеющего роптать против хозяина, но мечтающего выместить злобу на тех, кто слабее или просто подвернется под руку.

Крик повторился — немного громче, и был достаточно долгим для того, чтобы определить направление. Вниз по течению и чуть правее, у дальнего берега. Существо ударило передними лапами-плавниками и хвостом, торопясь поскорее догнать так громко кричавшую двуногую дичь.

Второпях оно не ушло на глубину, не желая рисковать и пропустить третий возможный крик. И, сосредоточившись на цели, не сразу заметило силуэт рыбацкой лодки.

Волга от истоков до устья полна рыбой. Там, где слишком мелко для пароходов, ее перегораживают сетями. Там, где ходят торговые и пассажирские суда, сети ставят вдоль берега или бродят с бреднем, собирая попавшую в тенета рыбешку. Ставят верши и куканы, сидят над обрывом с удочкой… Проверив одни сети, рыбаки часто не спешат домой, а плывут за другими, а порой и за третьими. Выгрузят улов — и снова на реку. Раза два-три сплавают — и день прошел.

Выгрузив добычу, порожняя лодка летела легко. Вывернув шею, чтобы прикинуть, далеко ли до буйков, рыбак заметил не спеша плывущее по поверхности воды вытянутое тело. По размерам и длинному хвосту тварь походила на сома, но передние плавники так сильно напоминали руки или лапы, что удивленный этим зрелищем рыбак опустил весло. А когда водяная тварь приподняла из воды голову, и вовсе выпустил его из рук, медленно крестясь.

— Ты чего? — окликнул его приятель.

— А ты глянь, какая страховидла!

— Спаси и оборони, Господи! — Второй рыбак разглядел торчавшую из воды морду и тоже перекрестился. — Кто ж это?

— Да черт его ведает!

— Цыц ты, нечистого поминать! Водяной это. Не слыхал, что ли?

— Скажешь тоже — водяной! Водяной совсем мужик, с бородой и тиной облеплен. А это зверюга не пойми какая.

— Знать, коняга из его конюшен удрала погулять. Погодь-ка… — Рыбак тихо потянул со дна лодки багор. — Прими оба весла.

— Зачем?

— А вот мы его сейчас подцепим, оглоушим — и на бережок. Там в сети замотаем, в город свезем — небось тыщу рублей зараз огребем за такую-то диковину!

Тысяча целковых была большими деньгами. Даже если делить пополам, все равно с пятью сотнями в кармане сразу завидным женихом станешь, невесты сами на двор слетятся — еще перебирать будешь. Мысли молодого рыбака сразу перескочили на богатое житье-бытье, и он стал разворачивать лодку, чтобы догнать водяную тварь. Его напарник перебрался на нос, поудобнее перехватив багор. Сперва надо ударить тварь по голове, чтоб сильно не дергалась, потом подцепить за шею или плавник и тащить ближе к лодке.

— Как подцеплю, — шепнул он товарищу, — тут ты не зевай и запасную сеть кидай. Хоть как запутаем — не уплывет. Понял?

— Ага! — Молодой рыбак отчаянно работал веслами.

Расстояние между охотниками и дичью быстро сокращалось. Все в нетерпеливом ожидании третьего крика, существо поздно заметило грозящую опасность, но ощутило не страх, а гнев. Как смеют эти двуногие вставать на пути? Проучить, чтоб другим неповадно было!

Растопырив конечности и слабо шевеля хвостом, чтобы удержаться на плаву, существо подпустило охотников поближе, а когда человек замахнулся багром, чтобы ударить, резко дернулось всем телом и камнем ушло вниз. Лишь по хребту махнуло железом. Это раздосадовало.

— Вот черт! Ушла, скотина! — ругнулся рыбак. — Плакали наши денежки!

Его напарник на веслах в сердцах сплюнул, поудобнее схватился за весла, чтобы развернуть лодку — и тут рядом с бортом вспенилась вода и вверх почти на два локтя выскочила плоская белесая морда с широким разрезом пасти и выпученными глазами.

— Аа-а-а! Тва-а-арь! — от неожиданности заорал он и, неловко дернув веслом, попытался пихнуть им «лошадку водяного». Но закрепленное в уключине весло лишь шлепнуло тварь по плечу, не причинив вреда и только разозлив.

Его напарник с багром обернулся на крик и мигом оценил ситуацию. Он замахнулся багром, чтобы ударить тварь по голове, но между ним и дичью находился второй рыбак, и он промедлил ту долю секунды, которая и была нужна существу. Оно ушло под воду за миг до того, как багор ударил о борт лодки и вонзился крюком в дерево. Молодой рыбак, которому попало по плечу, откатился в сторону, выпустив весла. Потерявшая управление лодка развернулась на месте.

— Ах ты ж!.. — выругался рыбак, убедившись, что крюк застрял в дереве надежно. Он шагнул с носа лодки, чтобы освободить багор, но тут лодку сильно качнуло. Она завалилась на один борт и, не удержав равновесия, человек рухнул на колени на дно, слыша, как кричит его молодой напарник.

— Аа-а-а! Петруха! Она тут!

Существо не теряло времени даром. Проплыв под лодкой, оно вынырнуло с другой стороны, цепляясь за борт передними конечностями, и полезло к людям. Вопли двуногого раздражали; мало того что из-за них оно могло пропустить тот, нужный, голос, оно само не любило воплей и шума, зверея от любого резкого звука. И сейчас, больше от злости, чем от жажды крови, существо махнуло одной лапой, выпуская когти, — и крик ужаса перерос в визг боли, когда когти вспороли грудь человека вместе с рубашкой, зацепив и правую руку, вскинутую в запоздалом жесте защиты. Когтистые перепончатые пальцы сомкнулись на локте, рывком подтягивая орущего рыбака ближе.

— Петруха-а-а! Он меня-а-а…

Петруха с силой дернул багор, с хрустом выдирая его наконец-то из борта, и ткнул в мерзкую тварь. Бить наотмашь побоялся, чтоб не задеть напарника. Мелькнула мысль: «Не попортить сильно шкуру! Бить в брюхо или глотку!» — но багор соскользнул, лишь поцарапав чешуйчатое скользкое тело. А в следующий миг пасть твари раззявилась, обнажив двойной ряд мелких, загнутых, как у щуки, зубов, и кисть молодого рыбака оказалась внутри. Сомкнулись челюсти. Хрустнули кости. Из пасти брызнуло, потекло алым.

Рыбак зашелся в диком крике. Он был легкой добычей — хватай и кусай! — но в это время на хребет за плечами опустилось что-то тяжелое. Крюк багра зацепился за наросты на спине, и существо рассвирепело окончательно. Рывком подтянув хвост в лодку, оно ударило наотмашь, попав второму двуногому по ногам. Лодка качнулась еще раз, чуть не черпая воду, и не удержавшийся на ногах Петруха полетел в реку.

Он вынырнул почти сразу — рыбаку и не уметь плавать? — но к тому времени, как он выбросил вперед руки, хватаясь за борт, отчаянные вопли его молодого напарника сначала поднялись до истошного поросячьего визга, а потом оборвались с хрипом и хлюпаньем.

Подтянувшись на руках и заглянув в лодку, Петруха едва не выпустил борт, камнем уйдя под воду. Подмяв под себя вздрагивающее и все еще брыкающее ногами тело молодого рыбака, водяная тварь сосредоточенно кусала его лицо, шею, грудь, отхватывая кусок за куском от того, что еще недавно было человеком. Хлещущая из порванных жил кровь мешалась с речной водой, пропитывала запасную сеть и нехитрые пожитки.

— Ох… — выдохнул Петруха. Оторвал от борта одну руку — пальцы словно онемели, — попытался перекреститься, и тут водяной убийца повернул к нему заляпанную кровью пасть. В близко, по-человечески посаженных глазах светился разум.

— Черт!

Оттолкнувшись, Петруха бросился в воду. До берега было не так уж и далеко. Он надеялся успеть отплыть подальше. Надеялся, что тварь, удовольствовавшись мясом его напарника, не кинется в погоню. Надеялся остаться в живых. И эта надежда еще была жива, когда за спиной послышался громкий всплеск от бросившегося в воду чешуйчатого тела. Но рыбак все равно продолжал упрямо плыть до тех пор, пока не почувствовал, как нога скользнула по чему-то твердому, гладкому, а в следующий миг вторую ногу обхватила когтистая лапа и его с силой дернуло вниз. Только последний раз ударили по воде руки… Плеснула волна, накрывая пловца с головой. Вода слегка взбурлила, к поверхности всплыл пузырь воздуха, потом река окрасилась быстро растворяющейся кровью и все стихло. Только лодка с останками молодого рыбака медленно плыла вниз по течению.

10

Лясота проснулся быстро, сказалась привычка. Несколько секунд он лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам внешнего мира, но ничего подозрительного не услышал. Было тихо. Шелестели листья, перекликались птицы. Откуда-то издалека донесся раскатистый гудок — наверное, какие-нибудь торговые суда приветствовали друг друга, проходя мимо. Если приложить ухо к земле, можно было различить далекий перестук — по той дороге, о которой говорила его спутница, проезжала подвода.

А кстати, где она сама?

Лясота резко сел, озираясь. Его попутчицы нигде не было. Только трава примята в том месте, где она сидела рядом с ним на поляне.

— Барышня! — позвал он. Пальцы сомкнулись на рукояти пистолета. — Княжна Владислава!

Что за притча? Куда она опять делась? Нет, положительно, эта девчонка начала его раздражать. И почему он согласился взять ее с собой?

Вскочив, он быстро осмотрелся. Следы вели с поляны к реке, туда, где он оставил лодку. Девушка захотела уплыть без него? Не слишком хорошая идея. Она наверняка не умеет ни грести, ни управлять веслами.

Впрочем, долго искать пропажу не пришлось. За ближайшими кустами он заметил светло-коричневое дорожное платье и шляпку. Девушка сидела на наклонном стволе ивы неловко, боком, и смотрела на воду. Она встрепенулась, услышав шаги, и обернулась.

— Спокойно! — Лясота поднял руку, сунув пистолет в карман. — Это всего лишь я. Вы почему ушли с поляны?

— Жарко, — просто объяснила Владислава. — И душно. А тут прохлада, ветерок, тенек.

Да, место она выбрала удачное, только…

Бросив взгляд на реку, Лясота уже знал, что там увидит — темный продолговатый предмет, замеченный краем глаза, при ближайшем рассмотрении оказался рыбачьей лодкой, которая неспешно, покачиваясь на волнах, плыла вниз по течению. Речная волна постепенно прибивала ее к берегу неподалеку от того места, где устроились на отдых беглецы.

— Что там? — Владислава тоже заметила ее.

Лясота только пожал плечами; и так ясно, что мимо плывет не сундук с добром.

— Откуда она взялась? Не с парохода?

— Нет. — Он все-таки решил ответить. — Внешне не похожа, корма ниже, руль по-другому устроен, некрашеная, нет знака… А это интересно!

У него мелькнула мысль, чтобы забрать находку себе и дальше продолжить путь на ней. Мало ли рыбачьих лодок на реках? А их суденышко прямо-таки кричит о том, что имеет отношение к речному пароходству. Если княжну Владиславу ищут, наверняка знают, что она могла уплыть на лодке. И указать ее приметы. Светло-зеленая, с широкой белой и узкой желтой полосами вдоль борта, лодка с «Царицы Елизаветы» была слишком приметна.

Течение ему помогало — бесхозное судно медленно, но верно двигалось к берегу. Лясота прикинул, что врезаться в заросли камыша и прибрежного кустарника она должна примерно саженях в тридцати-сорока ниже по течению и, смерив глазом расстояние, направился в ту сторону.

— Вы куда? — встрепенулась Владислава.

— За лодкой.

— А как же наша?

— Она слишком приметная, — пришлось пуститься в объяснения. — На ней мы сможем путешествовать только по ночам. Хотите дождаться ночи, чтобы нас никто не узнал?

И заодно потерять лишние час-полтора, которые могли бы стоить ему свободы, а может, и самой жизни. Правда, если в Закаменье за два года не хватились беглого каторжника, решив, наверное, что он просто растворился в тайге, то вряд ли его ждут здесь, чтобы арестовать и вернуть на каторгу. Как бы то ни было, живым он им не дастся.

Владислава помотала головой и послушно потрусила следом.

Лясота шагал широко, опережая девушку, которая то и дело путалась в подоле своего платья. Он прибыл на предполагаемое место остановки лодки даже чуть раньше, сгорая от желания пуститься бегом. За кустами было трудно рассмотреть на плаву, что с нею не так, и он одновременно спешил первым увидеть то, что находится внутри, и в то же время ужасно не хотел ничего видеть и знать.

— Оставайтесь на берегу! — крикнул он Владиславе, подходя к самой воде и замочив сапоги.

Отсюда страшный груз лодки был виден отлично, и Лясота задержал дыхание, не веря своим глазам. Внутри все было залито кровью — мешок с припасами, свернутая сеть, перевернутая корзина для мелкой рыбы, чтобы сортировать добычу сразу, не тратя времени зря. И то, что осталось от тела рыбака, лежащего на дне.

— Ой-й-й! — испуганный вопль перешел в визг, но Лясота, кинувшись к девушке, зажал ей рот рукой.

Поверх ладони Владислава смотрела на него с ужасом и закипавшими на ресницах слезами.

— Не орать, — прошипел он прямо ей в глаза. — Молчать. Отойти на пять… нет, на десять шагов назад. Встать там. Спиной ко мне. Не шевелиться. Понятно?

Девушка несколько раз хлопнула ресницами и кивнула.

— Вот и славно. Идите. — Он свободной рукой развернул ее за плечо от себя и слегка подтолкнул. — Я позову, когда можно будет обернуться.

— А что, — она мигом обернулась, — а что там…

— Я же сказал — отойти! — тихо прорычал он. — Что непонятно?

Девушка послушалась, отошла к ближайшей березе, встала рядом, обхватив руками ствол. Со стороны посмотреть — просто пасторальная картинка из детской книжки. Только Лясота догадывался, что за дерево его спутница хватается для того, чтобы удержаться на ногах.

Он заставил себя вернуться к лодке и осмотрел останки. У твари, которая прикончила человека, явно была большая пасть и множество мелких треугольных зубов. И когти под стать зубам. Упырь? Может быть, если бы упыри не боялись воды и не нападали исключительно по ночам. Тогда кто? Оборотень? Это кто и где встречал оборотня с такой пастью и зубами? И потом, оборотни не оставляют таких страшных рваных ран. Может, речной змей? Но как связать это со следами от когтей?

Судя по всему, рыбака убили несколько часов назад. И, если судить по следам на бортах и беспорядку, он пытался сопротивляться. Значит, убийца напал не так уж и неожиданно, но оказался сильнее. Но кто это был? Раньше, еще до каторги, Лясота мог за несколько секунд, просто сосредоточившись, восстановить всю картину произошедшего. Потом он утратил свои способности, конечно, не сразу, а постепенно, что всего больнее. И вот теперь остро пожалел, что ничего такого не чувствует.

А ведь совсем недавно что-то такое с ним было! Вспомнить бы, когда? На пароходе, точно! Он стоял у борта и смотрел, как от «Цесаревича Андрея» в сторону «Царицы Елизаветы» движется что-то или кто-то, похожее на рыбу с руками. Тогда еще к нему подошел и обратился с каким-то вопросом инквизитор. Он заметил Лясоту потому, что оба почти одновременно почуяли что-то…

Закрыв глаза, сжав кулаки и несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прочистить легкие и сознание, Лясота внезапно с удивительной ясностью понял, что знает, кто убийца. Он почти представил себе эту тварь и тихо ужаснулся.

Волховец![4]

Когда-то волховцов было много — немногим больше, чем водяных змеев. Где-то им поклонялись, где-то истребляли. Лет пятьсот назад, если верить летописям, на северо-западе страны было даже нашествие — волховцы валом валили из рек и речушек. Многие заползали в прибрежные деревни и прежде, чем крестьяне успевали их забить, пробирались в дома. На суше волховец беспомощен — он ползет, извиваясь всем телом и подтягиваясь на передних конечностях, но в воде им нет равных по скорости и проворству. В год нашествия было убито несколько десятков волховцов. После чего их численность сократилась настолько, что одно время даже поговаривали об их полном истреблении. М-да, возможно, это убийство совершил последний волховец, однако Лясоте что-то не хотелось ратовать за охрану редкого животного.

Торопясь, пока Владиславе не наскучит ждать, он принялся за работу. Останки несчастного рыбака вытащил на берег, уложил на лишенное растительности место, практически на мелководье. Кое-как завернул в сеть, замотав вместе с нею несколько камней, подобранных тут же. Оборвал-обрезал все поплавки, чтобы помешать сети всплыть, и забросил их подальше в кусты. Авось не сразу отыщут. Потом кое-как промыл лодку, смывая кровь, выкинул на берег корзину и мешок с припасами, решив, что разберет его на досуге, положил тело в лодку и осторожно оттолкнул от берега.

Берега тут были крутыми, дно понижалось резко — три шага и уже по пояс. Лясота отплыл немного, огляделся по сторонам и вывалил груз в воду. Он ушел на дно почти без всплеска, только булькнув на прощанье.

— Пусть вода тебе будет мягка, — пробормотал мужчина, глядя, как в толще мутной воды медленно пропадают очертания свертка. — Всю жизнь ты кормился рыбой, а теперь рыба будет кормиться тобой.

Потом он прочитал короткую молитву, перекрестился и поплыл обратно.

Владислава стояла на том же месте, все так же цепляясь за ствол березы, и плечи ее дрожали от сдерживаемых рыданий. Едва Лясота подошел и тихо окликнул ее, девушка круто развернулась. Несколько секунд она смотрела на мужчину так, словно не понимала, кто перед нею.

— А… где?

— Я избавился от тела, — объяснил Лясота. — Не думаете ли вы, что это я его прикончил ради того, чтобы завладеть лодкой?

Девушка отчаянно затрясла головой.

— Отлично! Тогда давайте немного перекусим и будем собираться в дорогу. — Он посмотрел на солнце, которое запуталось в верхушках деревьев. — Уже часов пять вечера. Сначала пойдем вдоль берега, чтобы в случае чего успеть добраться до зарослей, а как стемнеет, выйдем на открытое пространство.

Под ближайшими кустами Лясота распотрошил мешок с припасами рыбака. Тот оказался человеком обстоятельным, жил по пословице «Едешь на день — хлеба бери на неделю». Так что в мешке оказалось завернутое в тряпицу сало, несколько картофелин, чтобы испечь их в золе, хлеб, лук и мешочек с солью, а также огниво и трут — для костерка. Последней находке Лясота обрадовался, как подарку из дома, — он лучше многих знал, что огонь, добытый именно так, не модными нынче спичками, дает особую защиту, оберегая не только от обычного зверья, но и от тварей, подобных волховцу. Нашелся и котелок, и мешочек с крупой, а также ложка — наверное, ушицу сварить. Что ж, все пойдет в дело. Эти припасы могли их спасти, и Лясота поймал себя на мысли, что почти благодарен судьбе, что все так сложилось. Тем более что княжна Владислава, пока он спал, съела добрую половину хлеба и почти всю ветчину и сыр, оставив ему только пару небольших кусочков. Чтобы кое-как перекусить вечером, этого хватило бы, а вот завтракать пришлось бы разговорами и воспоминаниями.

Наличие котелка навело Лясоту на кое-какие мысли. Ободренный ими, он разделил остатки своего хлеба, ветчины и сыра пополам.

— Вы готовы пуститься в путь, барышня? — поинтересовался он, когда девушка съела свою порцию.

Оставив лодку с парохода на прежнем месте, они перешли на новую. Владиславу пробрала дрожь, когда она опустилась на влажную скамью. Хотя ее спутник и отмыл тут все от крови, было жутко думать, что всего несколько часов назад тут умер человек. И умер, если вспомнить то, что ей удалось заметить, жуткой смертью.

— Успокойтесь и перестаньте дрожать. — С рыбачьими веслами Лясота управлялся легче, и лодка быстро неслась вперед. — Я даже отсюда слышу, как стучат ваши зубы. Вам холодно?

— Н-нет, — запнулась девушка. — Ст-трашно…

— Не думайте об этом. Лучше смотрите вперед. Как увидите на воде вот такие буйки, — он показал на поплавок от сети, оставленный на всякий случай, — дайте знать.

Это было ответственное поручение, и Владислава поудобнее устроилась на носу. Наблюдения за рекой помогали отвлечься от воспоминаний о жутком зрелище.

Несколько минут спустя она заметила невдалеке что-то похожее на цепочку пробок. Это действительно оказались поплавки, отмечавшие расставленные какими-то другими рыбаками сети. Не тратя времени, Лясота споро стал выбирать сети. Рыбы было мало, но ему удалось вытащить и бросить в корзину несколько плотвичек, голавля и леща. После чего он вернул сеть в реку.

Владислава смотрела на его действия круглыми глазами.

— Вы что делаете?

— А что, по-вашему?

— Вы воруете! Берете без спроса чужую рыбу! Это нечестно!

— Барышня, а вы совершили побег от матери и отчима, — парировал он. — Это тоже нечестно. И меня могут обвинить в похищении человека — вас, между прочим! — и в случае поимки отправить на каторгу. Это тоже нечестно. По сравнению с этим кража нескольких рыбешек ничего не стоит. Вы же хотите есть? И я, жестокий и коварный похититель невинных девушек, забочусь о своей несчастной жертве вместо того, чтобы лишать ее воды и пищи.

Он сказал это таким тоном, что Владислава долго не решалась улыбнуться — даже когда до нее дошел смысл неуклюжей шутки.

Покончив с сетью, Лясота налег на весла и греб вдоль берега, время от времени оборачиваясь и выравнивая курс, до тех пор, пока вокруг не сгустилась такая тьма, что вода и небо слились в одно. Только после этого, ориентируясь по редкому слабому свету звезд и собственной интуиции, он нашел удобное место для стоянки. То ли от волнения, то ли почему еще, но его ночное зрение обострилось настолько, что ему без труда удалось найти за деревьями местечко, где не будет виден крошечный костерок. Там они сварили уху, быстро съели ее одной ложкой на двоих и позволили себе немного отдохнуть, пережидая самую темную пору ночи.

Костерок действительно не был виден с воды, да и на берегу в это время никого не было, но существо — волховец — не нуждалось в зрении. Расправившись со вторым рыбаком, он почувствовал себя настолько сильным, что поплыл вперед без остановки.

Запах мертвого тела и крови он учуял издалека, хотя плыл с верховьев, а вода должна была относить запахи вниз по течению. Подплыв ближе, волховец убедился, что это его недавняя жертва. Значит, и тот, кто ее захоронил, тоже поблизости. Ободренный этой мыслью, он поплыл дальше.

11

Река лениво несла свои воды. Налегавший на весла Лясота устал, то и дело выворачивая шею и глядя вперед. Сейчас он практически благословлял проведенные на каторге годы, — руки и плечи лишь чуть-чуть ныли, но не болели. Он легко приноровился грести, войдя в ритм, и был готов работать до седьмого пота.

Владислава опять сидела на корме — специально, чтобы не закрывать обзора. Она зябко куталась в одеяло, внимательно озираясь по сторонам. Рассвет на реке ее очаровал. Девушка во все глаза смотрела, как постепенно проступают из мрака очертания берегов, как четче становятся линии, ярче краски, громче звуки птичьих голосов. Даже запах сырости изменился; теперь в нем был едва уловимый терпкий и острый аромат свежести, как у новеньких простыней, которые только-только раскинула на постели горничная.

— Как хорошо! — не выдержала она.

— Чего хорошего? — помолчав, отозвался Лясота, в очередной раз бросив взгляд через плечо.

— Чего хорошего? — переспросила девушка и даже всплеснула руками. — Да вы посмотрите вокруг! Какая красота! Это небо! Эта река! Эти деревья… А птицы? Вы слышите, как они поют?

— Угу, — кивнул Лясота, продолжая грести. Некоторое время назад они прошли поворот, и теперь он поминутно ждал, что оттуда может показаться очередной пароход.

— Вам не интересно? — хлопнула глазами Владислава.

— Нет, — отрезал он. — Это вам, женщинам, позволительно думать о птицах и цветах. А нам, мужчинам, приходится бороться.

— Извините. — Девушка отвернулась, зябко поддернула край одеяла к самому горлу. — Я не хотела вас обидеть.

Голос ее дрогнул, и Лясота испугался, что она сейчас заплачет. Женские слезы всегда делали его беспомощным, еще с детства, когда он видел, как тайком плачет мать, и не мог, не умел ее утешить. Чувство беспомощности, когда ты знаешь, что не в силах помочь, осталось с ним из детства. Его Поленька тоже стеснялась слез, старалась, чтобы их никто не видел. Лишь раз или два Лясота видел следы слез на ее глазах, и то это были слезы скорби по умершим родным и близким. Даже когда его уводили, она не плакала, смотрела вслед сухими спокойными глазами, в которых горел странный огонек… спокойствия? Гордости? Скрытого торжества? Ни тогда, ни сейчас Лясота не пытался проникнуть в тайну этого последнего прощального взгляда, Он помнил только ее крик вслед: «Я буду ждать!»

Тихий всхлип вернул его из страны воспоминаний в реальность. Она что, плачет?

— Вы плачете? — окликнул он девушку. — Вот женщины! Ну почему у вас из-за любой мелочи глаза на мокром месте?