На переломе веков Злотников Роман
– Да ради бога, господин Мейер, – усмехнулся я. – Я же вам уже говорил, что не собираюсь просить вас об этом.
Мейер снова задуался. Черт! Прости, Господи, за поминание нечистого, этот разговор просто выворачивал ему мозги. Перед началом беседы для него, верного слуги Господа нашего, Иисуса Христа, все было ясно и понятно. Вот верные последователи Его, вот отринувшие волю Его, и среди них этот сидящий перед ним русский, обманом и ложью наложивший лапу на то, что Он даровал верным детям Его, и теперь нагло набивающий свои карманы. Поэтому и сама встреча была для Мейера скорее удовлетворением собственного любопытства. До сих пор он знал этого русского шапочно, так почему бы не познакомиться поближе? К тому же, чего греха таить, было и греховное желание слегка потешить самолюбие, посмотреть, как великий князь, брат покойного императора, будет лебезить и заискивать перед ним, уговаривать, просить, сулить разные блага… а он, Мейер, как и подобает верному рабу Божию, твердо и с достоинством отвергнет гнусные соблазны, заставляя лукавого, чьим приспешником и слугой, несомненно, является этот русский, визжать от злости в аду. Но все пошло кувырком. А может, он, Мейер, все-таки чего-то не понял?..
– Давайте-ка разберемся, ваше высочество, – неожиданно терпеливым тоном обратился ко мне мой гость, заставив меня довольно усмехнуться про себя. Как-никак он впервые назвал меня высочеством… Просто поразительный прогресс!
– Готов приложить к этому все свои силы, уважаемый господин Мейер, – с максимально возможной почтительностью ответил я. Баш на баш, так сказать: вы ко мне с почтением, ну и я к вам. А то сидит, понимаешь, корчит из себя верховного судию…
– Вы не собираетесь ни бороться против принятия фольксраадом новых законов о налогообложении, ни каким-то образом обходить их, я так понял?
Я усмехнулся уже в открытую:
– Не совсем. И бороться, и обходить я планирую, причем так, чтобы любой внешний наблюдатель считал, что я делаю это совершенно искренне. Но… я обещаю вам, что все мои самые громкие усилия, во-первых, не приведут к тому, что эти законы не будут приняты, и, во-вторых, большинство моих ухищрений по сокращению сумм, которые мои компании должны будут выплачивать в соответствии с новыми законами, на самом деле формально не будут их нарушать. О тех же, которые будут, я обязуюсь тем или иным способом уведомлять вас, дабы вы, поймав меня, так сказать, «на горячем», еще более упрочили свой авторитет среди своих коллег и избирателей.
Мейер задумчиво пожевал губами.
– И зачем это вам?
Я терпеливо повторил:
– Потому что для меня главным теперь является не допустить сюда англичан. А лучшим залогом этого я считаю вас как одного из самым непримиримых их противников, лучше всех способного подготовить буров Трансвааля к грядущему столкновению с Британией.
Мейер пропустил мою лесть мимо ушей и снова уточнил:
– Но серьезно препятствовать принятию законов вы не собираетесь?
– Нет, – кивнул я и пояснил: – Максимум пять-шесть проплаченных статей в англоязычной прессе для ойтландеров[12] и несколько патетических бесед с Крюгером, Жубером и еще парой-тройкой господ, кои числятся в моих друзьях.
Мейер усмехнулся, явно обратив внимание на мое «числятся», и еще раз уточнил:
– То есть вы готовы смиренно принять закон, даже несмотря на то что он, по вашим словам, разработан англичанами?
– Не только несмотря, но и во многом благодаря этому, Лука, – ответил я. – Вспомните, я же задавал вопрос, насколько вы верите, что англичане сделали это бескорыстно.
Мейер медленно кивнул, не отрывая от меня напряженного взгляда. Я широко улыбнулся:
– Вот в этом-то и дело! Они при разработке уже заложили в законы экономические механизмы, которые позволят английским компаниям спустя несколько лет полностью подгрести под себя всю добычу золота в Трансваале.
– Как? – ошарашенно выдохнул Мейер.
– А я вам покажу, – усмехнулся я. – Скоро. Как только начнут действовать эти законы.
– Вы?!
– Ну да. Ведь эти механизмы на самом деле не эксклюзивны. Их сможет использовать любой, у кого здесь есть достаточная база. И для меня они подходят едва ли не больше, чем для самих англичан, поскольку англичане здесь все-таки вторые после меня.
Ну еще бы! В этом мире не было никого, кто знал бы больше меня о слияниях и поглощениях. И у кого была бы хотя бы десятая часть моего опыта деловых переговоров. Нет, я отнюдь не считал себя самой крупной деловой шишкой этого мира. Здесь и сейчас живут и действуют такие глыбы, как Карнеги, Рокфеллер, Морган и многие другие. Не люди – легенды! Но их успех связан в первую очередь с тем, что они были первыми. Они делали то, что до них никто и никогда не делал, то, чего до них не существовало, то, против чего не придумано было никакого противодействия… В том же мире, который я покинул, все бизнес-приемы (ну, мягко говоря), с помощью которых они разоряли конкурентов, подгребали под себя их бизнес и строили свои гигантские империи, могли бы сработать только против владельца пары ларьков. Да и то смотря где. Во Франции или там в США – это да, а наши ларечники, прошедшие беспредел 1990-х, этих Рокфеллеров и Морганов на своем… болте бы вертели.
– Что же касается других условий, здесь мы англичан уже переиграли. Хотя бы потому, что состоялся наш сегодняшний разговор, – закончил я.
– Но… я не понимаю… – озадаченно начал Мейер.
– Все просто, – перебил я, – англичане никак не рассчитывали, что я кое-что смыслю в экономике. Я для них просто баловень судьбы, родившийся с золотой ложкой во рту и удачно воспользовавшийся шансом. Ну, в крайнем случае дилетант-самородок. Так что, по их расчетам я должен, едва только до меня дойдет слух о планирующихся изменениях, сцепиться с вами в глубоком, как это называется в их боксе, клинче, отстаивая свои привилегии. А я для вас, уж простите, слишком крупная рыба, и выйти из этого клинча без посторонней помощи вы не сможете. – Я хитро прищурился. – Не подскажете мне, кого вам пришлось бы звать на помощь в этом случае? Кто еще действительно смог бы вам помочь в борьбе со мной, а не просто оказать моральную поддержку? – Тут я сделал короткую паузу, а потом закончил: – И заглянем чуть дальше: чем бы вам пришлось в скором времени расплатиться за эту помощь?
Мейер посидел, опустив взгляд и обдумывая все сказанное, затем глухо выругался. Я одобрительно кивнул. А что вы хотели, ребята, – тягаться с зубрами, у которых за плечами столетия интриг и разводок даже не отдельных личностей, а целых государств и союзов?
– Но все равно, – поднял он на меня глаза, – я не совсем понимаю, что означают эти ваши «десять лет».
– Ваши десять лет, – поправил я. – Причем, возможно, совсем и не десять, а гораздо меньше. Я был бы уверен всего в четырех-пяти годах – далее в настоящий момент планировать можно лишь очень приблизительно…
– То есть вы готовы помочь нам подготовиться к нападению англичан, – кивнул Мейер, решив, что нашел-таки мой настоящий интерес в этом деле. – И естественно, заработать на этом деньги.
– Я бы выразился немного не так, – с легкой насмешкой сказал я, представляя, как мои следующие рассуждения еще больше запутают бедного Мейера. – Если мы с вами хотим получить как можно больший срок для подготовки, нам следует убедить англичан, что все развивается по их плану. То есть что я и высшее руководство Трансвааля на самом деле сошлись в клинче и теперь являемся непримиримыми противниками друг для друга. Такое развитие событий послужит прекрасным обоснованием того, почему вы начнете поспешно укреплять свою армию… Вот только я, боюсь, в этом случае буду вам не помощник. Ну согласитесь, смешно же будет, если тот, против кого вы станете вооружаться, возьмется поставлять вам оружие.
Мейер снова задумался. Было видно, что верить он мне не хотел, но никаких иных удобоваримых объяснений, кроме тех, что были приведены мною же, пока найти не мог.
– То есть вы просите, чтобы эти десять лет…
– Вы не будете никак мешать мне действовать на основании принятых вами законов, а так же не будете ужесточать их, при этом строго наблюдая за тем, чтобы я тоже неукоснительно их соблюдал. А я обязуюсь выплачивать вам все положенное по этим законам… ну, за исключением тех случаев, по поводу которых я найду в законах лазейки… Ну и существенную часть этих выплат вы будете тратить на увеличение собственной обороноспособности, – подытожил я.
Мейер несколько мгновений сверлил меня напряженным взглядом, а затем медленно наклонил голову.
– Но учтите, – произнес он, – я буду внимательно следить за вами.
– А через пару-тройку лет еще и будете иметь возможность силой заставить меня пожалеть о любом моем нарушении своего обещания, – подытожил я очередной этап нашего разговора.
Мейер кивнул и поднялся.
– Прошу вас еще немного задержаться, – обратился я к нему. – У меня есть некоторые мысли по поводу вашего будущего противодействия англичанам, и я хотел бы ими поделиться.
– Мы сами решим, как и чем нам ответить англичанам, если они посмеют напасть на нас, – набычился Мейер.
– Около двадцати лет назад, – мягко начал я, – я участвовал в войне с Османской империей, государством мусульман у нашей южной границы, с которым Россия воюет уже на протяжении трехсот лет. Война продлилась больше года, в ней столкнулись армии численностью в сотни тысяч солдат и тысячи орудий. Мы победили. Но когда мы были уже в шаге от столицы османов, в Мраморное море вошел флот англичан и… – Я на мгновение запнулся, но почти сразу же продолжил: – У нас украли большую часть нашей победы. Победы, оплаченной десятками тысяч жизней наших людей… – Я сделал короткую паузу и закончил: – Неужели вы не хотите услышать пару советов от человека, который прошел через такую войну?
Мейер смотрел на меня долго, очень долго, а затем медленно наклонил голову:
– Мне кажется, я понял вас, ваше высочество и… да, я выслушаю ваши советы.
– Ну что ж, докладывайте, – разрешил я своим помощникам, расправляясь с омлетом.
Первым начал Грауль:
– На-ачну с конца. То есть с мер, которые мы сможем предприня-ать, чтобы уменьшить наши выплаты с то-оварно-денежных ра-асчетов. Я тут набро-осал… перевод всех поставок в пре-еделах Трансвааля на бартерную основу… Короче, если мы выведем наш о-основной расчетный центр в Ло-оренсу-Маркиш, то максимальная сумма выпла-ат, которую мы будем о-обязаны вносить в казну Трансвааля, после принятия но-овых законов, с проектами ко-оих вы меня о-ознакомили, не превысит по-олутора миллионов. Кроме того, я считаю, что мы смо-ожем уменьшить выпла-аты еще и сле-едую-щим образом…
Я слушал его, поглядывая на Горлохватова и думая о том, насколько Мейер воспользуется моими советами. Я выдал ему несколько предложений. Во-первых, я порекомендовал ему строить транспорты для созданной ими Трансваальской оптово-розничной компании сразу же как вспомогательные крейсера. Пока они пользовались арендованными судами, но если они действительно хотят серьезно потеснить меня с рынка, им непременно нужны собственные корабли… А когда Мейер с озадаченным видом поинтересовался, что я имею в виду, я рассказал ему о том, как себя проявили вспомогательные крейсера РОПиТ в русско-турецкой войне 1877–1878 годов[13], о пароходах Доброфлота, уже заранее спроектированных как вспомогательные крейсера с подкреплениями палубы для установки орудий и с артиллерийскими погребами. Он выслушал меня слегка скептически и покачал головой:
– Мне кажется, нам это не подходит. Если у России есть свои моряки, то у нас их нет. И я не вижу, откуда они смогут появиться. Мы должны в поте лица своего обрабатывать землю, которую дал нам Господь…
– Мальчишки, бредящие морем, рождаются в любых семьях, Лука, – не согласился я. – К тому же помните – десять лет… Да и я знаю, где вы сможете взять людей, которые не только будут водить ваши суда в мирное время, но и, вероятно, не откажутся встать к орудиям в военное.
– И где же?
– На родине ваших предков и… здесь.
Мейер озадаченно посмотрел на меня:
– Здесь?
– Да, – кивнул я. – За десять лет работы моей конторы по найму в Голландии сюда приехали около пятнадцати тысяч голландцев. После того как вы обнародуете свои новые законы, многие окажутся не у дел. Предложите им работу на кораблях. Что же касается ваших людей… их понадобится не так много – три-четыре человека в командный состав и полсотни либо чуть больше в расчеты артиллерийских орудий и в конвойные команды на случай захвата вражеских кораблей на каждое судно… вернее, на корабль, поскольку тогда они уже будут считаться военными. А выигрыш может быть существенным. Доставить сюда войска англичане могут только морем, и если ваши вспомогательные крейсера начнут действовать – англичанам придется перейти к системе конвоев, что существенно замедлит переброску войск и усложнит их снабжение. Так что у вас появится шанс перемалывать английские войска частями. Да и их торговому судоходству вы сможете весьма навредить. А у британского льва кошелек – самый чувствительный орган…
Мейер задумался. Я не ждал, что он мне вот так сразу поверит, но мысль я у него активизировал. Причем такую, до которой он сам никогда в жизни не додумался бы. И даже не одну, а две – насчет вспомогательных крейсеров и насчет вербовочной конторы. Отбросить их он со своим упертым характером уже не сможет. Найдет знающих людей, поспрашивает, возможно даже съездит в Голландию, посмотрит, что там к чему. И что-нибудь решит. Даже если решит отвергнуть – что ж… я сделал все, что мог. Но отвергнуть – вряд ли. Корабли они и без того будут заказывать, так почему бы действительно не заказать их с прицелом на то, чтобы использовать в качестве вспомогательных крейсеров? По деньгам выходит не намного дороже – а ну как и пригодится? Вот тут-то Мейер и попадет в мою ловушку. Когда в руках есть некое оружие – руки так и чешутся его применить. Особенно если здесь начнется война. Эффективность применения этого оружия – уже другое дело. Но тут уж я ничем им помочь не смогу. Как справятся – так справятся…
Закончив обдумывать мысль, Мейер снова поднял на меня взгляд:
– Что-то еще?
– Бронепоезда, – коротко ответил я.
Мейер удивленно воззрился на меня.
– Ну, у меня же есть бронепоезда, не так ли? – усмехнулся я. – А я с вами после опубликования всех этих законов буду на ножах. Вот вам и надо уровнять шансы. А то и увеличить свои относительно моих… Кроме того, я бы очень рекомендовал, помимо артиллерии, создать в вашей армии еще и пару-тройку регулярных драгунских полков.
Мейер насупился:
– Наши люди способны…
– Так это же против меня, – пояснил я. – У меня же отряд охраны почти в полторы тысячи человек и несколько артиллерийских орудий. И что вы сможете мне противопоставить, если я, скажем, озлобившись от всех этих ваших законодательных инициатив, решу захватить Преторию Филадельфию? А тут у вас будет своя вооруженная сила. Пусть по большей части наемники. Ну так и у меня сейчас в охранном отряде русских менее трети… К тому же после принятия ваших новых законов многие переселенцы потеряют работу, чем будут очень недовольны. Вы их сами разгонять станете?
Мейер в который раз недоверчиво уставился на меня. Я спокойно выдержал его взгляд, а затем улыбнулся и добавил:
– Ну а если, мой дорогой Лука, бронепоезда вам потом пригодятся для чего-нибудь еще – кто будет против? Я здесь таковых не вижу…
Мейер окинул меня теперь уже раздраженным взглядом, и я тут же убрал улыбку с лица. Что-то я расслабился. Не стоит его нервировать. Только-только установилось хоть какое-то взаимопонимание…
– Что-нибудь еще?
– Пулеметы, – произнес я. И пояснил: – Эти машинки, обслуживаемые парой солдат, в обороне вполне могут заменить сотню стрелков. Вы же будете именно обороняться, так что пулеметы помогут вам хоть как-то справиться с численным перевесом англичан.
Мейер задумчиво кивнул:
– Я видел пулеметы, но они не произвели на меня такого уж большого впечатления.
Я пожал плечами – мол, хозяин-барин, – но опять пояснил:
– А вот представьте, что будет с колонной английского пехотного полка, если по нему с расстояния в сто – двести ярдов откроют огонь три-четыре пулемета… ну а какони с ним закончат – их можно легко увезти даже вьюками…
Мейер, похоже, представил, потому что его слегка передернуло. Я же закончил:
– Да и оснастить артиллерию современными пушками тоже не помешает. Те, что у вас сейчас, – все под дымный порох. А это уже вчерашний день.
Лука некоторое время помолчал, затем вновь упер в меня недоверчивый взгляд:
– И вы беретесь нам все это поставить?
Я широко улыбнулся и помотал головой:
– Вы что? Мы же с вами будем на ножах. Какие поставки оружия?! – Тут я сделал паузу и задумчиво произнес: – Разве что пулеметы. Наших новых винтовок вы уже закупили чуть ли не по две на каждого возможного бойца, что весьма предусмотрительно, поскольку во время войны оружие имеет свойство теряться, ломаться и всякими иными способами выходить из строя, да и патронов у вас тоже с запасом. Так что переходить на другое вооружение я особого смысла не вижу. Вот чтобы не множить калибры – может, и стоит закупить пулеметы под тот же патрон. Остальное – сами, сами. Корабли вам пусть строят немцы. Кстати, у них стоит закупить и полевую артиллерию. Да и пулеметы вам придется покупать через третьи руки. Ну не думаете же вы, что после того как вы тут со мной поступите, я буду поставлять их вам? Нет-нет, мы с вами тотчас же и окончательно рассоримся.
Мейер задумчиво почесал бороду.
– Мда-а, хорошо, я подумаю над вашими предложениями. И возможно, пойду на то, чтобы сделать все, что в моих силах, дабы дать вам десять лет без дальнейшего изменения законодательства. Но помните – только десять лет.
Я кивнул. На том мы и расстались…
– Хорошо, – произнес я, когда Гоорт Грауль закончил свой доклад. – Даже можно сказать – отлично. Особенно меня порадовало, что вы совместно с Горлохватовым уже прикинули свои действия по установлению нашего контроля над теми золотодобывающими предприятиями, которые после введения всех новых налогов окажутся на грани банкротства. Одобряю. В составе нашего треста они будут вполне себе прибыльными, а мы за их счет вполне компенсируем те дополнительные четыре процента акциза, которые с нас будут сдирать Крюгер и компания, и полностью сохраним доходы.
– Как бы да-аже и не увеличим, – хмыкнул Грауль.
– Ну тем более. Еще что-то?
– У меня всё, – коротко сообщил Грауль, а Горлохватов слегка повел головой, показывая, что у него есть кое-что, но он хотел бы обсудить это со мной наедине.
Я понимающе кивнул.
– Ваше высочество, – начал Горлохватов, когда мы остались одни, – как долго вы еще собираетесь оставаться в Трансваале?
– Пока не выгонят, – усмехнулся я.
Горлохватов удивленно вскинул брови. И я пояснил:
– Ну, после того как мы с вами реализуем все наши задумки, мои отношения с местным бомондом очень обострятся. А уж когда они поймают нас на какой-нибудь из тех фишек, что придумал Грауль, разразится такой скандал, что я вообще окажусь тут персоной non grata.
– Вы думаете, они смогут разобраться в…
– А мы им кое-что подскажем, – весело заявил я, допивая кофе.
Брови Горлохватова опять поползли вверх.
– «Надо, Федя, надо», – процитировал я неизвестный в этом времени фильм из моего детства. – Дело в том, что все эти новые законы – происки англичан, которые в большой степени просто разводят трансваальцев, их же руками готовя захват их страны. А я англичанам в этом очень сильно мешаю. Одно дело, когда ты нападаешь на десяток-другой фермеров, на которых почти всем в этом мире наплевать, а другое – когда это нападение затрагивает интересы члена царствующего дома одной из мировых держав. Вот им и нужно поскорее выдавить меня отсюда.
Горлохватов задумался. Он пока ничего не понял, но задавать вопрос, почему, собственно, я в этом случае не приложу все усилия, чтобы сорвать англичанам игру и остаться здесь на прежних правах, не стал. Если уж я собираюсь подыграть англичанам, значит, это в какой-то мере и в моих собственных интересах. Или в интересах России…
И он был прав. России ни в коем случае не следовало ввязываться в войну с Англией. Потому что даже в случае очень вероятной ничьей или почти невероятного выигрыша, в стратегическом плане для нас это все равно будет проигрыш. В настоящей момент Англия владела мировой торговлей, и сдвинуть ее с этого места могло только поражение в долгой, затратной и кровопролитной войне сродни мировой, а не в короткой и периферийной, в коей только у России пока и были против нее шансы. Даже если произойдет чудо и мы, ввязавшись в эту тяжкую, кровопролитную войну, все-таки в ней победим, то воспользоваться победой нам никак не светит. Ею, без всяких сомнений, воспользуются в первую очередь немцы, а также французы, итальянцы и уж несомненно американцы. Нам же, как обычно, останется лишь моральное удовлетворение и малый кусок от завоеванного, а еще… сотни тысяч, а то и миллионы убитых и покалеченных вкупе с совершенно расстроенной финансовой системой. Не надо нам такого удовольствия. Во всех остальных случаях положение Англии во главе мировой торговли пока непоколебимо, и без нормальных отношений с ней нам нечего и думать занять в мировой торговле достойное место. Без этого же на дальнейшем развитии России можно ставить крест – на внутренних ресурсах мы много не вытянем. Так что для меня настало время потихоньку начинать нормализовывать хотя бы личные отношения с Англией. Для чего я должен был хотя бы внешне не оказывать никакой помощи бурам в предстоящей Англо-бурской войне. А лучше бы и Россия в целом в нее никак не ввязывалась…
– Сам посуди, – слегка приоткрыл я свои планы Горлохватову, – англичане же должны как-то отреагировать на то, что все их попытки прижать меня к ногтю и уменьшить мое богатство и влияние привели к тому, что я стал только богаче. Не могут же они мне это просто спустить. Вот я им и подставлюсь. После чего они должны вполне удовольствоваться тем, что окончательно выдавят меня из Трансвааля и какое-то время не будут особенно наседать на вас, на тех, кто здесь останется.
– Ага, – понимающе кивнул Горлохватов, – поэтому вы и поставили мне задачу нащупать связи среди португальских контрабандистов.
– В том числе, – задумчиво произнес я.
На самом деле я собирался облегчить работу Мейеру, если он последует моему совету и озаботится закупкой наших пулеметов. Да и для поставки патронов во время войны это также будет отличный канал. Португальцы приняли на вооружение нашу винтовку Мосина, так что никаких проблем с образованием трехэтапного маршрута поставки Россия – Португалия – Трансвааль я не видел. План был такой: португальцы легально закупают у нас все, что нужно, потом довозят до собственного порта – Лоренсу-Маркиша, после чего их контрабандисты совершенно спокойно, даже не выходя со своих складов, поставляют все необходимое бурам, которые с комфортом вывозят оружие привычным маршрутом по железной дороге Лоренсу-Маркиш – Претория Филадельфия. Но чтобы это понимать, надо было знать о том, что вскоре здесь разразится война. А я посвящать в это знание Горлохватова пока не хотел. Не время еще. Да и не мог я себе позволить сидеть в Трансваале. Потому что меня ждала еще одна война…
Глава 5
– Прости, дядя, но я решительно отказываюсь понимать, зачем нам эти острова!
Я смотрел на Николая II, прищурившись. Вот, значит, как – «отказываюсь»… Похоже, пока меня здесь не было, племянника уже обработали. Раньше он и не подумал бы мне возражать. Ну разве что попросил бы меня объяснить, зачем я все это затеваю. А сейчас сразу встретил мое предложение в штыки, даже не попытавшись разобраться, на кой хрен я его вообще внес. Интере-есно, насколько глубоко все зашло?..
– Ваше императорское величество, – холодно начал я, – могу ли я попросить вас снять с меня обязанности вашего личного советника и никогда более не обращаться ко мне за каким-либо советом?
Николай заерзал.
– Дядя, я вовсе не имел в виду, что не собираюсь прислушиваться к вашим советам…
– Конечно, ваше величество, вы их вообще слушать не желаете.
Племянник слегка покраснел.
– Насколько я помню, должность советника подразумевает, что оный будет давать советы в том случае, когда его попросят, а не когда ему самому в голову придет, – ядовито заметил он.
– Насколько я помню, – не менее ядовито отозвался я, – я еще не давал вашему величеству ни единого повода предполагать, что я хоть что-то делаю не после всестороннего и тщательного обдумывания ситуации и взвешивания любых, даже самых маловероятных и отдаленных как положительных, так и отрицательных последствий, а лишь потому, что мне это всего лишь пришло в голову.
Николай стушевался.
– Дядя, я… прошу меня простить, но не могли бы вы мне пояснить, чем все-таки вызвана такая ваша настойчивость? Я действительно не вижу никакого проку от того, что мы купим у испанцев один остров и возьмем в аренду на долгий срок другой. Зачем они нам?
– Каучук, – коротко ответил я.
– Что?
– Там можно заложить большие плантации гевеи. А нам очень нужен каучук. Уже сейчас. Спрос на провода в России ежегодно возрастает в три-четыре раза, а каучук – отличный электроизолятор. Кроме того, он великолепный гидро– и аэроизолятор, а также отличный амортизирующий материал. Поэтому чем дальше, тем его нужно будет все больше и больше. И не только нам, а всем в мире. Так что мы окупим все затраты на острова уже лет через двадцать… Ну и как пункты базирования, и опорные порты для торговых маршрутов эти острова нам не помешают.
Николай слушал меня внимательно. Очень. И по-видимому, искренне пытался понять. Я вздохнул и решил раскрыть карты:
– Ну и… есть еще одна причина.
– Какая же?
– Я просто не могу придумать никакого другого способа втюхать испанцам миллионов тридцать золотом.
– Что-о-о?
Я снова вздохнул. Что ж, придется дать племяннику урок геополитики. А тут еще и слова-то такого не существует…
– Понимаете, государь, – мягко начал я, – самым выгодным для любого государства является ситуация, когда действия, направленные против его врагов, соперников или даже тех, кто является в настоящий момент нейтралом, а то и союзником, но в не очень далеком будущем непременно станет соперником, будет предпринимать не оно само, а… кто-то другой. Скажем, другое государство. Которое при этом будет действовать, считая, что делает оно это исключительно из своих собственных интересов. И в этом случае в наших интересах будет сделать так, чтобы у этого самого государства, сражающегося за себя и свои собственные интересы, но при этом и за наши тоже, было достаточно возможностей принести максимальную пользу и нашим собственным интересам…
Краткий экскурс в геополитику я закончил минут через двадцать обзором того, как изменится глобальная ситуация в мире в результате безусловной победы САСШ в Испано-американской войне, которая, по моим предположениям, уже не за горами. Нет, на самом-то деле это были не предположения, а точное знание. В покинутом мною будущем в Гаване всем туристам показывают то самое место, на котором американцы подорвали свой броненосец, дабы, так сказать, поднять волну и иметь повод для нападения на испанцев, владевших Кубой до Испано-американской войны. А поскольку я был на Кубе раз пятнадцать, то и время, и место сего происшествия у меня в голове отложились намертво. Ну а вследствие того что в Западном полушарии я еще не успел никак наследить, шансы на то, что все пойдет строго по накатанному, были максимальны. Так что говорил я очень убедительно. Поэтому Николай все сказанное мною воспринял весьма тревожно и осторожно поинтересовался по окончании моего спича:
– Значит, ты говоришь, наилучшим образом в этом стиле действуют англосаксы?
– Да, – кивнул я, – я же тебе привел примеры и показал, почему у островных цивилизаций[14] это получается лучше всего. Я был недостаточно убедителен?
– Да нет… просто для меня все это так ново и необычно…
– Хорошо, – кивнул я. – Подумай над всем, что я тебе рассказал, а потом давай еще раз встретимся и снова все обсудим.
На этом моя первая по прибытии встреча с Николаем и завершилась.
Из Трансвааля я приехал в мае 1896 года. И сразу началась кутерьма. Встреча с племянником была первой из череды. Затем была встреча с отцом Иоанном. Запущенная им внутрицерковная дискуссия оказалась разорвавшейся бомбой. Как внезапно (для меня) выяснилось, в настоящее время в среде наиболее образованной части русского духовенства бродили мысли о новом объединении христианских церквей. Причем эти идеи имели популярность не только в нашей церкви. Они так же горячо обсуждались еще и старокатоликами[15], и англиканами. Но Русская православная церковь, благодаря своему статусу части имперской государственной машины, никак не могла подключиться к этому процессу настолько, чтобы значимо влиять на него. Везде в мире она воспринималась именно как часть управленческого аппарата Российской империи и не более того. Поэтому идея о восстановлении поста Московского патриарха и некотором отдалении церкви от государства этой частью российского духовенства была воспринята почти с восторгом. А если учесть, что в состав этой части входили столь авторитетные в церкви люди, как Выборгский архиепископ Антоний (Владковский), ректоры Санкт-Петербургской, Московской и Казанской духовных академий, то идея получила мощнейшую поддержку, способную преодолеть отчаянное сопротивление обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева. Посему ему не удалось сразу же, в зародыше, задавить разворачивающуюся дискуссию, а затем стало уже поздно. Страна буквально взорвалась. Меня даже оторопь взяла, насколько все вокруг напоминало конец 1980-х – начало 1990-х и первые съезды народных депутатов. Тогда цеха и заводы останавливались, потому что все рабочие собирались у телевизоров и радио и, замерев, слушали жаркие баталии депутатов. Здесь депутатов не было, зато газеты буквально рвали из рук. Мальчишки-разносчики, выходившие из типографий, пошатываясь под грузом пачек, уже спустя полчаса вприпрыжку влетали обратно. Народ как будто сошел с ума. Впрочем, разве в конце 80-х было по-другому? Я даже испугался, не разнесет ли эта взвинтившаяся до небывалого накала дискуссия страну по кусочком, как это произошло в оставленном мною времени… Но нет, мало-помалу все начало возвращаться в пристойные рамки.
К моему удивлению, очень активное участие в дискуссии принял Лев Толстой, выступивший ярым сторонником обновления церкви. Но он пошел еще дальше, призывая вообще отказаться от какой-либо структуры и вернуться, как он писал, «к традиции первых христианских общин, где между Богом и человеком не стоял никто». Ему весьма метко ответил архиепископ Антоний – сообщил, что этим путем уже прошли протестанты, которые изначально также отвергали кого бы то ни было «между Богом и человеком», однако в настоящий момент уже создали свои мировые церкви со строгой иерархией, учебными заведениями, съездами и так далее, то есть все равно вернулись к тому, от чего так яростно призывали отказаться, просто в новой, так сказать, упаковке. Ну и напомнил, к чему привело яростное отвержение «изначального, православного, христианского учения, уже два тысячелетия хранящего и преумножающего животворную лозу учения Христа», – от костров инквизиции до массовых казней в Женеве во время попытки Кальвина превратить ее в «Святой град» и трагедии Салемских ведьм[16]. Теперь все шло к тому, что по осени впервые за долгое время будет собран Поместный собор Русской православной церкви. Отчаянное открытое письмо Победоносцева к государю, опубликованное в паре наиболее консервативных газет, осталось без ответа, а внутри церкви борьба между сторонниками и противниками изменений постепенно переходила в борьбу за место на этом соборе.
Следующая встреча с Николаем по поводу покупки и аренды островов у Испании произошла в начале июня. На этот раз он был не один, а с Шишкиным[17] и Витте, с которым до сего момента у нас были вполне приличные отношения. Я вполне благосклонно принял его планы денежной реформы и усилия по ускорению строительства Транссиба, а он хоть и со скрипом, но в полном объеме финансировал мои экзерциции в армии и флоте. Но сейчас мы схлестнулись намертво. Витте ядовито осведомился, готов ли я на сию покупку пожертвовать половину бюджета флота. Я слегка завелся и уточнил, означает ли это, что мне стоит перестать размещать свое золото в государственном казначействе. Витте прошелся по моему патриотизму… Короче, встреча едва не переросла в мордобой, и лишь вмешательство Николая остановило развитие событий по негативному варианту. После чего все разошлись, напутствуемые повелением Николая еще раз рассмотреть все «за» и «против» данного решения.
Для меня все было понятно, так что я просто с головой погрузился в свои дела, и некоторые из них меня порадовали. Так, наконец-то начала приносить реальные результаты моя программа поддержки изобретателей. Блинов создал первый вполне рабочий вариант гусеничного экскаватора. Эта машина уже не ломалась каждые два дня, хотя по-прежнему требовала ежедневного обслуживания и наладки. Ее экипаж состоял из трех человек, а, обладая ковшом объемом около четверти куба, по грузоподъемности крестьянской телеги, за день она могла сделать работу примерно десяти – пятнадцати человек. В условиях населенных областей европейской части страны экскаватор проигрывал артели землекопов вчистую, ибо только оплата двух квалифицированных членов экипажа и одного кочегара практически полностью покрывала зарплату десятка землекопов. А стоимость самой машины? А уголь для двигателя? А материалы и запасные части для ее обслуживания? Но вот в отдаленных областях… Там было все немножко по-другому. Например, применение экскаватора на Дальнем Востоке позволяло резко уменьшить приток китайцев на стройки в русских областях. Это несколько снимало остроту демографической ситуации и должно было хоть немного затруднить работу агентов японской разведки в предстоящем конфликте. А уж в некоторых местах Транссиба экскаваторы вообще должны были стать настоящей панацеей.
И еще у нас полетел самолет. Плохо, низко и недалеко, но полетел. Благодаря новому двигателю мощностью около девяти лошадиных сил, разработанному в моих автомобильных мастерских по типу двухтактного двигателя Бенца. Двигатели, которые мы разрабатывали на основе модели Даймлера и Майбаха, пока использовались у нас только в качестве либо судовых, либо стационарных. Впрочем, сейчас на вагоноремонтном заводе, активно строившемся в Барнауле, заканчивали первый вариант мотодрезины с четырехтактным бензиновым двигателем мощностью уже около сорока лошадиных сил. Но для автомобилей этот агрегат не годился, потому что весил почти тонну. Ну да я и не гнал лошадей. Мне пока не особенно нужны были автомобили. Мне нужна была школа их создания. А поскольку все автомобили, которые выходили из моей мастерской, не продавались, а сдавались в аренду, причем эксплуатировали и обслуживали их механики, состоящие в штате мастерской, опыт как производства, так и эксплуатации мои ребята приобретали очень быстро. Так что я рассчитывал уже года через три-четыре выйти на рынок с парой-тройкой действительно классных моделей как в массовом (ну, относительно, насколько вообще этот термин применим к авторынку в настоящее время), так и в эксклюзивном секторах. Причем сразу же откусить от этого рынка добрый кусок.
Так вот, в принципе приоритет в создании самолета уже был за нами. В подтверждение сему имелись все необходимые свидетельства – фотографии, запротоколированные рассказы очевидцев и даже небольшой киноролик, снятый одним из офицеров, прошедшим обучение во Франции у братьев Люмьер. Он запечатлел на пленке, как самолет стоит на месте, причем погода почти безветренная, как заводится двигатель, как машина «разбегается», взлетает в воздух, пролетает около трехсот метров, опускается на землю и после небольшого пробега останавливается. Вот только поворачивать в воздухе самолет еще не умел. Нет, управляющая плоскость в виде руля, прикрепленного к килю, у него была, но стоило аппарату хоть чуть-чуть накрениться, он тут же падал на землю. Так что все свидетельства полета у нас собрались только с шестого раза и на третьей по счету машине, когда Господь дал нам совершенно безветренную погоду. Ну а лейтенант Покровский, выступавший в роли пилота сего аппарата, к тому моменту потерял два зуба, а также стал обладателем дюжины ушибов и двух переломов. В общем, считать это самолетом я пока отказывался – ну где тут продукт, который я начну производить и продавать? А потому все фотокиноматериалы велел покамест положить в архив и дорабатывать аппарат. Скорее всего, дело было в первую голову в недостаточной мощности двигателя.
В июне мы торжественно заложили серию броненосных крейсеров и броненосцев. Крейсеров строили сразу четыре, а броненосцев – два. На Черном море. По поводу последних у меня были некоторые сомнения. Какие-то странные они получались в моем представлении. Те же броненосные крейсера, только с более толстой броней и более крупнокалиберной артиллерией, ну и с меньшей скоростью хода. А так – один черт. Я представлял себе броненосцы как-то слегка иначе… Впрочем, во время обсуждения проекта на Морском техническом комитете я больше молчал, а после посмотрел схему бронирования уже построенных броненосцев. Там с броней, пожалуй, было еще похуже. Может, так и надо? Ладно, в это лезть не будем. В этом я понимаю куда меньше, чем большинство членов МТК, а они, как мне хотелось надеяться, понимают в этом поболее себя самих из другого варианта реальности. В конце концов, в моей истории не было никакой опытовой станции и флот плавал куда меньше нынешнего. Да и технологические возможности русских заводов были слабее как минимум на треть. А может, даже наполовину… Вот более совершенную систему перезарядки главного калибра – это да, я пробил. С учетом ее выходило, что наши броненосцы должны стрелять процентов на сорок быстрее, чем самые современные английские, которые еще только закладывались на стапелях. Ну, если сведения, которые раздобыл мой Департамент морской и береговой информации, не были целенаправленной дезой. Минимальное время между выстрелами для главного калибра составляло менее минуты. Хотя боевая скорострельность, несомненно, должна была быть существенно ниже…
Лето промелькнуло незаметно. К августу мы утрясли с Николаем и Шишкиным все мои пожелания по Испании и вышли на испанского министра-президента Кановаса. Он слегка обалдел, а затем ухватился за наше предложение обеими руками. Испания сидела в глубокой жопе, и обещанный нами «золотой дождь» показался Кановасу манной небесной. Тем более что Гуам испанцам был на хрен не нужен. Что же касается более чувствительной для них темы – Филиппин, так там мы просили только аренду, не более. Так что процесс пошел.
А в начале сентября я велел Бурову, который теперь руководил Департаментом морской и береговой информации, успев за это время вырасти в чине до капитана второго ранга, подобрать для меня из числа его подчиненных шестерых офицеров. Достаточно молодых, но уже опытных.
Я принял их в своем дворце на набережной Фонтанки.
– Присаживайтесь, господа, – радушно предложил я, когда они появились в моем кабинете.
Пока молодые люди рассаживались на широком диване, я задумчиво смотрел на них. Интересно, как они отреагируют на мои слова? Ведь здесь еще практически не существует агентурной разведки…
– Господа, – начал я, когда все расселись. – Я хочу обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам неожиданной… Но сначала я собираюсь задать вам несколько вопросов. Итак, первый: сумеете ли вы отличить японца от китайца?
Все шестеро недоуменно переглянулись.
– Ну а, скажем, китайца от корейца?
Ответом мне снова было молчание. Я вздохнул:
– Плохо, господа, очень плохо… Россия заканчивает строительство железной дороги на Дальний Восток. То есть мы становимся первой страной, которая будет способна торговать с Китаем, Кореей и даже Японией без оглядки на Англию, а также сумеет предоставить такую же возможность любому другому государству мира. Неужели британцы никак на это не отреагируют? А в Департаменте морской и береговой информации, призванном противодействовать британской морской мощи, никто даже не имеет представления о том, что творится на нашей азиатской окраине.
– Ваше высочество, – подскочил один лейтенант, – прошу прощения, но нам не ставилась такая задача!
Я вздохнул:
– В том-то и беда… Ну да ладно. Пока еще есть время хоть что-то исправить. И в связи с этим мой второй вопрос. Служить Родине можно по-разному. Кто из вас готов поступиться карьерой, славой, чинами, уйти в безвестие, но для того лишь, чтобы наилучшим и самым нужным Родине образом исполнить долг офицера и дворянина?..
Через несколько месяцев после этого разговора четверо молодых англичан объявились в нескольких английских портах – от Лондона до Бомбея, – дабы отплыть оттуда в Китай и Японию. Двое из них должны были на некоторое время осесть в Гонконге и Сингапуре, а остальные ехали дальше. Навстречу им, с другой стороны Тихого океана, двигались два молодых американца…
Осень прошла ожидаемо. Не сказать, чтобы спокойно, но все было в пределах нормы. Я смотался на Черноморский флот, который сейчас активно крейсировал в Средиземном море в связи с резким осложнением ситуации в Турции, затем проехался по Кавказу, посетил свои нефтяные промыслы, потом поднялся по Волге до активно расширяющегося своего же нефтеперерабатывающего завода в Чистополе. Место было выбрано с учетом последующей постройки нефтепровода до альметьевских промыслов, до которых у меня все никак не доходили руки. Затем я снова вернулся в Петербург, где погонял своих морпехов, а потом заехал к Мосину, и тот представил мне третий образец ручного пулемета. Ну, на совсем уж ручной он не тянул, поскольку весил более десяти килограммов, зато был способен выпустить всю ленту емкостью пятьдесят патронов одной длинной очередью. У предыдущих образцов при таком режиме огня просто перегревался ствол и заклинивало затвор; этот же можно было запускать в производство. В конце ноября на заседании ГАУ его приняли на вооружение, хотя многие недоумевали, зачем русской армии аж два разных пулемета.
В ноябре я сформировал и отправил на Филиппины военно-морскую комиссию, призванную оценить возможности Испании защитить свои передаваемые в аренду России заморские территории, и на этом основные дела года завершились.
Рождество и святки прошли относительно спокойно. А в конце февраля меня отыскал Боткин, только что вернувшийся из Европы.
Я еще год назад закинул ему удочку насчет нашей совместной работы. Подготовительный этап разработки пенициллина подходил к концу. Здание медицинской лаборатории неподалеку от Магнитогорска, совсем рядом с опытовой станцией Тимирязева, нынче разросшейся в целую сельхозакадемию, уже строилось (пусть господа ученые ходят в гости друг к другу и обмениваются идеями). На моей стекольной фабрике вовсю разворачивалось производство лабораторной посуды и линз для микроскопов. А команда Курилицина начала подбор персонала. Так что проект можно было запускать уже в 1896-м. Но Боткин находился на стажировке в Германии, и я не хотел его оттуда срывать. Хотя провести кое-какие предварительные телодвижения все-таки решился. Поэтому, едва от Канареева поступили сведения о том, что Боткин объявился в Петербурге, я немедленно пригласил его на обед. Ну, чтобы прельстить доктора предстоящей работой и привести его в соответствующее расположение духа. А то очень уж Евгений Сергеевич любит демонстрировать свою независимость.
Обед прошел ожидаемо приятно. Все-таки беседа с образованным человеком из числа мастеров-практиков – это истинное удовольствие. Но именно с практиком, доказавшим делом свой профессионализм. Терпеть не могу философствующих интеллигентов! А после обеда, когда мы наслаждались дижестивом и кофе, Дима вкатил на тележке в столовую большую коробку и торжественно поставил ее рядом с доктором.
– Что это? – спросил Боткин.
Я улыбнулся:
– Подарок. В благодарность за ваше прекрасное лечение.
Боткин посмотрел на меня и этак брезгливо поджал губы:
– Я… извините, не беру…
– А вы посмотрите – вдруг понравится? Я ж не просто так, я столько времени думал и искал то, что, как мне кажется, должно вас непременно порадовать.
Боткин пару секунд сверлил меня напряженным взглядом, а затем протянул руку и подвинул к себе коробку. Я его понимал. Ну что может подарить этот богач и баловень судьбы, великий князь? Какой-нибудь глупый сервиз или блюдо… Коробка еле слышно звякнула. На лице Евгения Сергеевича нарисовалась разочарованная гримаса (ну вот, так он и думал), с каковой он и вскрыл коробку… а в следующее мгновение на лице доктора включилось ошарашенное выражение. Именно включилось. Вот так, сразу – мгновение назад его лицо демонстрировало крайнее разочарование, а мгновение спустя уже служило яркой иллюстрацией полного ошеломления. Хоть в учебник актерского мастерства вставляй в качестве пособия по эмоциям человека.
– Что это? – хрипло произнес он.
– Это малый больничный медицинский набор, – сообщил я. – Четыре автоклава, три десятка шприцов четырех типоразмеров, пять стетоскопов, три набора хирургического инструмента… ну и еще кое-что по мелочи. Если мои консультанты не ошиблись, одного такого набора хватит для оборудования средней земской больницы.
Боткин сосредоточенно рылся в ящике, уже не обращая на меня внимания. Я откинулся на спинку стула и не мешал ему. Сразу было видно, что человек занялся любимым делом… Наконец Боткина слегка отпустило. Он распрямился, бросил еще один придирчивый взгляд на скальпель, который держал в руках, и деловито спросил:
– Чье производство? Никогда не видел такого клейма.
– А качество устраивает?
Боткин пожал плечами:
– Сразу не скажешь, но на первый взгляд – вполне. Немцы?
– Нет, – усмехнулся я, – производство моей новой фабрики медицинских инструментов в Акмолинске.
– Вот как? – Боткин удивленно покачал головой. – Не ожидал, ваше высочество, не ожидал… А что же это вас вдруг на медицинские инструменты потянуло? Неужто я произвел на вас такое сильное впечатление своими талантами, что вы решили облагодетельствовать еще и русскую медицину?
– Ну, ваши таланты на меня действительно впечатление произвели. И в связи с этим у меня будет для вас одно предложение. Что же касается этого дела… – я кивнул в сторону набора, – сами понимаете, за столь короткий срок завод-то построить можно, но вот развернуть его работу так, чтобы он начал выпускать широкую номенклатуру продукции – вряд ли. Все началось гораздо раньше того момента, когда вы пользовали меня в Москве… Просто у меня на металлургическом заводе имеется очень большая опытовая лаборатория, разрабатывающая и изучающая разные сплавы – ну там твердость, прочность и так далее, а также их взаимодействие с различными химическими веществами. Вот там и подобрали несколько сплавов, которые, с одной стороны, довольно дороги, а с другой – чрезвычайно интересны. Прочны, долго держат заточку, химически инертны и так далее. Вот я и стал думать, куда бы их лучше приспособить. Ну и надумал.
Боткин усмехнулся – мол, поня-атно, а что еще ожидать от дельца?
– И сколько все это стоит? – Он кивнул на коробку.
– Дорого, – вздохнул я, – но все-таки почти в полтора раза дешевле, чем если покупать все это по отдельности у немцев.
– А если по отдельности у вас?
– Ну… процентов на десять дешевле, чем у немцев. Но можете мне поверить – этот инструмент лучше, чем немецкий. Намного. Лет через пять немцы сами у нас будут его покупать. А может, и раньше.
Боткин недоверчиво покачал головой. А потом принялся укладывать все, что вытащил, обратно в коробку. Я усмехнулся:
– Ну, я так понимаю, берете?
– Беру, – серьезно кивнул Евгений Сергеевич, не отвлекаясь от упаковки, – с благодарностью.
– Ну вот и отлично! – расплылся я в улыбке. – Кстати, насколько я помню, вы вскоре возвращаетесь в Европу. Маленькая просьба – прихватите это с собой. Похвастаетесь коллегам. Пусть знают, что и мы тут, в России, не лаптем щи хлебаем.
Боткин окинул меня взглядом, в котором читалась легкая насмешка. Мол, понимаем, зачем вы мне подарочек подогнали – на иностранный рынок надеетесь… Но насмешка была с этаким одобрительно-покровительственным оттенком. Как видно, он и сам был не прочь похвастать тем, что в России умеют делать подобный, очень неплохой на первый взгляд, медицинский инструмент. Но тут его внимание привлекло непонятное устройство.
– А это что, не подскажете?
Я улыбнулся:
– Это новая модель стетоскопа. Я ее уже запатентовал. Вот смотрите, это металлическая воронка с тонкой целлулоидной пленкой, от нее идут трубочки из каучука, а вот эти вот обтянутые каучуком же металлические трубки следует вставить в уши. Попробуйте.
Боткин попробовал и на некоторое время выпал из реальности, прикладывая головку стетоскопа то к своей груди, то к запястью. На лице его при этом блуждала восторженная улыбка. Надо же, как человек любит свою работу…
– Великолепно, просто великолепно! – Он смущенно улыбнулся. – Простите, пожалуйста, ваше высочество, а нельзя ли у вас приобрести несколько штук таких новых стетоскопов? Я бы хотел сделать подарок моим…
Я махнул рукой:
– Ну что вы, конечно! И какие деньги, Евгений Сергеевич?! Вы же, по существу, поработаете там, за границей, кем-то вроде моего коммивояжера. Так что – никаких проблем. Десяти приборов вам хватит? – И я потянулся к стоящему у меня на столе телефону производства моего собственного завода.
– Да-да, конечно, но мне крайне неудобно вводить вас в расходы…
– Дима, зайди! – Я бросил трубку и снова развернулся к Боткину: – Евгений Сергеевич, позвольте уж мне решать, какие для меня расходы приемлемы, а какие – необходимы. Договорились? Отлично!.. Дима, позвони на склад Шовкунова, пусть упакует десять новых стетоскопов и пришлет Евгению Сергеевичу. Адрес он скажет.
Когда за моим секретарем закрылась дверь, Боткин как-то подобрался и решительно произнес:
– Ваше высочество, вы упоминали, что у вас есть ко мне какое-то предложение. Я – весь внимание.
Я усмехнулся про себя. Ну да, благородный человек ощущает за собой долг чести и намерен немедленно предпринять все усилия, дабы этот долг был отдан.
– Об этом чуть позже. Вам же еще осталось около года стажировки в Европе? Вот после нее и поговорим. Так что, как вернетесь, прежде чем принимать какие-то предложения – найдите меня.
Боткин кивнул, но все-таки поинтересовался:
– А может, хотя бы намекнете?
– Нет, – мотнул я головой, – боюсь сглазить. Какая-то уж больно мистическая история получается. А для того чтобы я поверил в мистику, мне нужны очень веские реальные доказательства. Так что сейчас несколько десятков человек носом землю роют, дабы найти мне эти доказательства. И если найдут, то… вы мне понадобитесь. А если нет – что ж, просто выпьем с вами бутылочку хорошего вина по случаю окончания вашей большой европейской стажировки. – И я весело рассмеялся…
И вот теперь Боткин вернулся из-за границы и предстал перед моими очами. В этот раз он был настроен ко мне куда благожелательнее, чем в прошлый, и уж тем более в позапрошлый. И причина тому была проста – деньги. Евгений Сергеевич за прошедший год сумел заработать около ста тысяч рублей. С моей помощью, естественно. Поскольку с медицинским инструментом все прошло именно так, как я и рассчитывал. Вернее, даже лучше, чем я рассчитывал. Не говоря уж о самом Евгении Сергеевиче. То ли на немцев стетоскопы произвели такое впечатление, то ли наши инструменты действительно настолько превосходили все то, что предлагалось на немецком рынке медицинского оборудования, но количество заказов нарастало лавинообразно. Фабрика по производству стетоскопов уже работала в две смены. И все равно не справлялась с потоком заказов. Третью смену сделать не получалось вследствие недостаточных мощностей электростанции, ибо работать с необходимым качеством при керосиновом освещении не получалось. Но после запуска новой электростанции, работавшей на угле, с доставкой коего с экибастузского месторождения не было никаких проблем, вопрос должен был решиться положительно. Более того, поставки на внутренний рынок практически прекратились – все уходило на экспорт. Даже повышение цены на двадцать процентов практически не отразилось на том ажиотаже, который сначала немцы, а вслед за ними французы, австрийцы, датчане и даже высокомерные англичане создали вокруг нашей продукции. Впрочем, внутренний спрос пока был небольшой. У нас привыкли смотреть в рот иностранцам и пока еще по привычке закупали медицинский инструментарий у немцев, бельгийцев, англичан, с пренебрежением относясь к отечественной продукции. Но, несомненно, вскоре и до наших должна дойти новая берлинская, парижская и лондонская мода на медицинские инструменты русского производства. Вследствие чего я начал спешную постройку еще одной фабрики… Вот процент от поставок и капнул в карман Евгению Сергеевичу, позволив ему не отказывать себе ни в книгах, которые он хотел прикупить, ни в других радостях жизни. За что доктор Боткин как честный человек был мне весьма благодарен.
Когда мы покончили с обещанной бутылочкой и наступило время серьезного разговора, я предложил переместиться в малахитовую гостиную, к камину, и побеседовать там.
Читать бесплатно другие книги:
