Скандал в благородном семействе Серова Марина

– Ну как же, – вроде бы удивился он моей недогадливости. – В том, что это весьма выгодное дельце. Кстати, тебе помощник не требуется? А то у меня сейчас как раз дел нет, мог бы и помочь.

– К вашему сведению, Эдуард Владимирович, я привыкла работать в одиночестве, – намеренно официально произнесла я. – Так что извольте более не беспокоить: время сегодня – деньги.

После последней фразы на том конце трубки раздалось какое-то недовольное бурчание, но ответить что-либо Эдик уже не успел, так как я повесила трубку и тут же отключила телефон, зная, что он обязательно перезвонит, как было уже не раз.

– Вот зануда-то! И как только таких людей земля носит? – невольно вырвалось у меня.

Немного поворчав, я слезла с кровати, понимая, что теперь уже уснуть не удастся – утро началось. Сладко потянувшись, я вялым шагом поплелась на кухню. Сварив, а затем выпив там чашечку ароматного кофе и выкурив первую за день сигарету, я почувствовала в себе прилив сил и теперь была полностью готова к трудовому дню.

Начать же этот день я планировала с беседы с дочерьми Россовой, дождаться которых мне вчера так и не удалось. Чтобы зря не терять время, я набрала номер телефона, оставленный мне Анной Николаевной, и поинтересовалась у прислуги, дома ли домочадцы. Приятный женский голосок пояснил, что молодых хозяек сейчас нет, но они непременно будут к обеду.

Стало быть, до обеда я полностью свободна и успею еще наведаться в ту самую фирму, которая прислала официантов и охранников. Мало ли, что нет доказательств, а проверить все равно никогда не помешает.

Быстро облачившись в легкую блузку с откидным воротником и коротенькую серую юбочку, я села в свою машину и покатила по тому адресу, что был записан у меня в блокноте. Его я вчера узнала у матери Инны Андреевны, поэтому теперь твердо знала, куда держать путь.

Добравшись до компании «Помощник», в которой и заказывался персонал для обслуживания праздника, я очень быстро отыскала там тех, кто в тот день присутствовал на презентации, благо фамилии их у меня были. Это оказались две пышные блондинки, одну из которых я хорошо помнила, потому что та все время мельтешила в кухне, пока мы с Анной Николаевной беседовали, а также четверо мужчин: двое из них официанты, еще двое – охранники. Всего шесть человек, как и сказала Анна Николаевна.

Побеседовав с каждым, я, к сожалению, ничего нового не выяснила. Все утверждали, что никто их для убийства не нанимал и ничего добавить в еду и напитки не просил. В доме все были впервые, кто хозяйка, даже и не знали, так как вызывала их одна из сотрудниц ее фирмы. Она же потом со всеми и расплатилась.

Впрочем, было бы странно, если бы они говорили обратное, даже если бы все оказались убийцами. Этого я ожидала с самого начала. Но сообщение относительно того, что хозяйку никто из них не знал, мне показалось странным, а потому я сразу спросила всех:

– Ну, так уж и не знали? Вы что, все неместные, газет не читаете и не интересуетесь у начальства, в чей дом вас посылают?

Ребята дружно замялись, а потом пояснили, что, сказав так, имели в виду личное знакомство с Россовой. Слышать-то о «табачной императрице» они все, конечно, слышали.

Получалось, что обслуга и в самом деле ни при чем. Это в некотором роде сокращало круг моих подозреваемых и избавляло меня от необходимости мотаться по городу и следить еще и за каждым из официантов и охранников.

Кстати, я не заподозрила никакого подвоха в их ответах еще и потому, что здесь, в фирме, подтвердился факт: фирма была выбрана случайно, и официантам сообщили о предстоящей работе буквально накануне. В этом меня заверил сам директор, показав журнал с вносимыми в него звонками и временем оформления заказа.

Глава «Помощника» весьма сильно переживал за репутацию своей компании, а потому все то время, пока я находилась в его владениях, твердил, что если среди его людей есть преступники, то моя святая обязанность его от них избавить как можно быстрее. Пришлось клятвенно пообещать ему, что как только я кого-то заподозрю, то тут же сообщу ему об этом.

Закончив беседы в «Помощнике», я поехала в особняк Инны Андреевны, куда уже давно должны были прибыть из офиса дочери Россовой – Катерина и Светлана. Они и в самом деле уже были дома, вместе с бабушкой, а их общество дополнял мой ненаглядный кавалер с сияющей улыбкой на устах. Впрочем, и по лицам девушек было сложно сказать, что только пару дней назад умерла их мать: лишь легкая печаль в глазах, а более ничего не выдавало их волнений и переживаний. Я невольно насторожилась такой реакции дочерей на смерть матери, но пока решила не сильно забивать этим голову.

Завидев меня, все четверо замолкли. Анна Николаевна же, напротив, немного оживилась и поспешила отдать приказание, чтобы и мне тоже принесли десерт, который остальные в это время уже доедали.

– Мы как раз говорили о вас, – поймав на себе мой недовольный взгляд, произнес Эдик. – Я рассказывал дамам, что вы великолепная женщина и такая же прекрасная сыщица. Вернее, детектив.

– Премного благодарна вам, но в рекомендациях я уже давно не нуждаюсь, – парировала я и поспешила поздороваться с дочками Россовой.

Они сделали то же самое, с интересом рассматривая меня. Потом старшая произнесла:

– Бабушка сказала, что вы опрашивали прислугу и охрану. Удалось что-то узнать у этих сплетников?

– Нет, никто ничего не видел, – без всяких предисловий ответила я. – Поэтому, прежде чем перейти к опросу остальных гостей, я бы хотела побеседовать с вами, – и, поймав заинтересованный взгляд Эдика, добавила: – Наедине.

На его лице появилось нескрываемое удивление, и тогда я, что называется, добила его:

– В присутствии журналиста не все решаются поведать что-то личное и не предназначенное для чужих ушей. А для расследования любого дела это очень важно.

На лицах девушек появилась легкая усмешка, а вот физиономия Эдуарда то ли от расстройства, то ли от злости на меня покрылась красными пятнами. Но он стерпел и ничего не ответил, сделав вид, что ему то, о чем я буду беседовать с дочерьми убитой, не особо интересно.

Радуясь своей первой победе над ним, я предложила Светлане и Катерине куда-нибудь удалиться. Они молча встали, и старшая жестом попросила следовать за ней. Мы пересекли коридор, который я уже успела хорошо изучить, и вышли в сад. Там и остановились, расположившись в небольшой беседке с двумя покачивающимися лавочками-качелями. Я не стала тянуть время и, сев на одну из них, сразу приступила к расспросам:

– У вас есть какие-нибудь предположения по поводу того, кому было выгодно убийство вашей мамы?

Обе девочки, усевшиеся на противоположные качели, отрицательно покачали головой. А потом старшая, Катерина, сообщила:

– Даже если и были, то мама о них вряд ли бы что-то нам сказала: в ее дела никто из семьи не лез.

Девушка была явно очень решительной и, как я заметила, старалась не демонстрировать окружающим свою скорбь и печаль. При пристальном наблюдении за ней было видно, что она переживает смерть матери, но ее поведение на это никак не указывало. Девушка со всеми держалась одинаково высокомерно, никому не желала демонстрировать свою слабость, тем самым как бы отбивая у окружающих желание ее пожалеть. Впрочем, если я правильно поняла ее тактику, Катерина просто сразу поняла, что теперь именно она осталась за главную, и моментально дала об этом знать. Очень целеустремленная девушка. Такие точно знают, чего хотят от жизни.

А вот сестра ее была совершенно другой, полной противоположностью Катерине. Скромная, нерешительная, близко принимающая все к сердцу и добрая, она почему-то напомнила мне маленького ангелочка, которого и обидеть-то невозможно – жаль. Для нее смерть матери была настоящим горем, хотя девочка тоже держалась, старательно скрывая свои чувства.

– И все же, может, она случайно как-то проговорилась, что с кем-то в ссоре или кто-то ей угрожает? – после легкого анализа новых хозяек особняка предприняла я еще одну попытку выяснить хоть какие-нибудь нюансы жизни их матери, совершенно не удовлетворившись ранее данным мне ответом.

– Да кто ей мог угрожать, кроме муженька ее последнего? – на этот раз ответила Света, хлюпнув носом. – Он только и делал, что ныл. Она, мол, его без гроша бросила, а он этого так не оставит.

– Мы года три слушали его нытье и дурацкие угрозы, – добавила старшая, бросив не совсем одобрительный взгляд в сторону сестры, будто та ляпнула что-то лишнее. А потом продолжила, уже повернувшись ко мне: – Вряд ли бы он на убийство решился – слабак. А больше, так чтоб в открытую, маме никто вроде и не угрожал. Да вы лучше с бабкой поговорите, она больше знает. А мы в материны дела не лезли, своих хватало. То с учебы, но на учебу, то в спортзал или еще куда.

Последнее предложение было сказано Катериной таким тоном, что у меня невольно создалось впечатление, что между матерью и дочерью не все ладилось. Но утверждать это я не могла. Хотя то, как Катерина восприняла произошедшее, все же настораживало.

Задав девушкам еще по паре вопросов, я поняла, что ничего от них не добьюсь: они не слишком раскрывались передо мной, то и дело повторяя почти одинаковыми словами, что в дела матери нос не совали. Пришлось вернуться в дом, где Эдуард уже буквально выскакивал из собственной шкуры.

– Ну что вы так долго? – увидев нас, затараторил он. – Я уж думал, уехали куда, а меня, такого хорошего, и не взяли с собой.

– Без вас уедешь, как же, – добавила Анна Николаевна, вернувшись из кухни, куда она относила посуду. – Ну что, есть уже версии? – обратилась она ко мне.

Я отрицательно замотала головой и направилась к ней, оставив сестер на попечение «такого хорошего» кавалера. Анна Николаевна, словно поняв мое желание, сразу же развернулась в обратную сторону к комнате, из которой только что пришла, и у нас с ней появилось время спокойно поговорить.

– Внучки ваши что-то не очень дружелюбно ко мне отнеслись. Все время жались, будто чего-то боятся, – ответила я на молчаливый вопрос хозяйки, когда мы оказались вне пределов слышимости. – Может, и знают чего, да только все равно не скажут.

– У, настырные бесята, ничего ради матери сделать не хотят.

– Это почему? – удивившись, поинтересовалась я. – Разве они не ладили с ней?

– Да как вам сказать… Собственно, как и в любой семье: то ладили, то не ладили. Боялись они ее скорее да злились, что шататься со всякой швалью запрещала. А молодые-то, сами знаете, какие – считают, что все знают и безо всех обойдутся. Ну из-за этого и выходили у них иногда с матерью перепалки. А так все мирно было. Что ж, они вам совсем ничего не рассказали?

– Ну не то чтобы ничего, просто предположили, что убить мать мог какой-то ее последний муж. Вам о нем что-нибудь известно?

– Известно ли? Да я этого паразита сама не раз из дому выгоняла, когда он к Инне шастал денег просить. Работать не хотел, а жить по-царски любил, вот и грозил ей вечно, что найдет на нее управу и тогда она раскается в том, что не отдала ему его контору.

– Какую контору? – сразу полюбопытствовала я.

– Да это старое: еще когда они вместе были, открыла дочка для него конторку по ремонту машин. Ну, он в ней бароном и хаживал. А как разбежались, она его и уволила, прекрасно зная, что он там пальцем о палец не ударил. После того и начались склоки.

– А на презентации этот человек был? – не дав еще старушке как следует вздохнуть, моментально спросила я.

– Был, ирод несчастный. Он на все ее вечеринки хаживал, а она и против не была. Уж очень у него рожа смазливая, вот и надеялась Инночка, что он кого-нибудь на ее вечеринках себе подцепит да от нее и отстанет.

– А как он выглядел, опишите его, пожалуйста. Да и зовут-то его как? – продолжала я засыпать свою собеседницу вопросами, решив, что вот этого типа в самом деле не помешает проверить.

– Звать-то его Евгением Валерьевичем Остапенко. Из себя высокий такой, стройный. Черные волосы, такие же глаза. Нос с горбинкой. Страстный, как выражаются женщины, рот. Ну что еще? Белое любит носить и в будни, и в праздники – говорит, что так сразу солидного человека видно. Ну а больше ничего примечательного в нем и нет. Разве что лодырь отменный – для него работа хуже атомной войны.

Я попыталась вспомнить, кто из присутствующих на банкете хоть немного подпадает под данное описание. Таких мужчин было двое: оба и в самом деле были одеты в белое. А вот насчет цвета глаз точно ничего утверждать не могу, тогда не вглядывалась. Чтобы окончательно выяснить, который из них Остапенко, я вновь поинтересовалась у Анны Николаевны:

– А он курит?

– Евгений-то? Да нет, он за своим здоровьем, как за кладом, следит. Спортом занимается, пьет только по редким случаям, да и то немного.

«Ага, значит, второй», – сделала я для себя вывод, вспомнив, что видела одного с сигаретой. А Евгений, если я вычислила его правильно, и в самом деле смазлив. Такое аккуратное у него лицо, делает его похожим на мальчика с обложки модного журнала. Неудивительно, что он этим умело пользуется.

– А вы не знаете, как я могу его найти? – поинтересовалась я у старушки, заметив в проеме коридора приближающегося к кухне Эдуарда.

Он, по всей видимости, решил, что слишком надолго оставил меня без присмотра и я могла уже что-то да откопать: он-то желал быть в курсе всего.

Насколько могла, я быстро достала свой блокнот и принялась записывать адрес Остапенко. Анна Николаевна как раз заканчивала диктовать его мне, когда Эдик появился в дверях. Я же сразу поспешила удалиться, предупредив хозяйку прямо при нем, чтобы она никому ни слова о нашей беседе не говорила. Естественно, Эдуард это услышал, а потому защебетал, едва не хватая меня за руку, чтобы остановить:

– Куда вы так торопитесь, Танечка? Все в бегах, в бегах, так и утомиться можно…

Наигранность и слащавость Эдика с каждым часом раздражали меня все больше и больше, и я, кажется, готова была убить его собственноручно. Но сдержала себя и спокойно ответила:

– Работа у детективов такая бешеная, знаете ли. Это ведь не статейки катать, сидя за столом. До свидания, Анна Николаевна, – обратилась я к хозяйке, а затем направилась к выходу, не глядя на него и даже как бы не замечая.

– Могу я вам предложить свою машину? – донеслось мне вслед его предложение.

– У меня своя, – бросила я, не оборачиваясь, и гордо вышла из дома.

Представляю, как после таких моих выкрутасов злился на меня Эдик. И особенно за то, что я не посвящала его в курс дела, оставляла в полном неведении. А из старушки ему вряд ли чего выудить удастся, она вроде не из болтливых. Впрочем, так ему и надо.

Выехав за ворота особняка, я направила свою машину к Вологодской улице, где, как сообщила мне Анна Николаевна, проживал мой первый подозреваемый. Особо-то, конечно, обвинить его было не в чем, но все же он оказался единственным, кто открыто угрожал Инне Андреевне Россовой, а для начала расследования и это не так уж мало.

Проехав пару кварталов, я заметила, что следом, практически не отставая, едет весьма знакомая машина – «Феррари» черного цвета.

«Эдик! – моментально сообразила я. Только он мог быть в той машине. Вероятно, ему не удалось выпытать у Анны Николаевны, куда я направилась, вот и решил проверить сам – догнал и увязался за мной. – Ах ты, гад какой, решил за мной проследить. Хочешь быть в курсе дела? А вот и не выйдет!»

Я резко свернула в сторону, решив, что обязательно должна оторваться от своего навязчивого кавалера, который мешается у меня под ногами и не дает нормально работать. У меня не было ни малейшего желания, чтобы какие-либо статейки по данному делу появлялись в газетах до того, как я закончу работу. Пришлось увеличить скорость.

Эдик на «Феррари» не отставал, продолжая ехать в том же направлении, что и я. Мне стало понятно, что на такой забитой трассе от него ни за что не оторваться, а потому нужно действовать хитростью, а не скоростью.

Я нажала на газ и быстренько обогнала несколько впереди идущих автомобилей, намеренно учинив переполох: не все водители ожидали, что кто-то решится их обогнать, а потому некоторые из них резко притормозили, другие пристроились следом, решив побыстрее выбраться из пробки. В конце концов, машина Эдика оказалась на приличном расстоянии от меня, и он мог следить за мной, только выглядывая из окна.

Не давая окружавшим меня машинам времени распределиться по сторонам и освободить Эдуарду путь, я быстро развернулась в обратную сторону и помчалась в противоположном направлении по соседней полосе. Пролетая мимо машины Эдика, я заметила, как он безуспешно пытается развернуться, скорее всего, посылая налево и направо весьма неприличные словечки, которыми кто-кто, а журналисты-то напичканы сверху донизу.

Как только появился первый перекресток, я сразу свернула в сторону, продолжая давить на газ со всей мочи. Так я пролетела пару кварталов, на всякий случай виляя из одного проулка в другой, и лишь спустя минут пять сбавила скорость и обернулась. Позади меня вроде бы никого не было – кажется, Эдик наконец отстал. Облегченно вздохнув, я поехала на нужную мне улицу, то и дело все же оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли кого позади.

Минут через пятнадцать я была возле дома Остапенко. Разместив машину на стоянке, я вошла в подъезд дома и поднялась на второй этаж. Дойдя до двери с номером двадцать три, нажала на звонок и принялась ждать.

Дверь открыли не сразу. Лишь минуты через две после моего звонка внутри квартиры что-то зашаркало, и только потом в глазке замельтешила тень подошедшего хозяина. Зато уж после этого дверь сразу же распахнулась. Наверное, смазливый ловелас Евгений, узрев у своих дверей женщину, поспешил к ней навстречу.

– О, какое чудо! Такая красавица – и у моих дверей, – растянув губы в широкой улыбке, произнес он и слегка склонился передо мной. – Прошу вас, проходите, сеньора, не стойте в дверях. Я просто не смею заставлять стоять на пороге такое очаровательное создание.

Я немного опешила от столь приветливой и прямо-таки изысканной встречи. Тем более мне было странно – разве можно так реагировать на незнакомого человека? Впрочем, Остапенко вполне мог запомнить мое лицо на презентации, а значит, и узнать.

Улыбнувшись в ответ, я прошла в квартиру, по одному взгляду на которую можно было сразу понять, кто в ней живет. Первая комната, что предстала моему взору, была довольно уютной, наполненной вполне красивыми и дорогими вещами. Вот только располагались они в ней в таком беспорядке и сумбуре, что не сразу можно было понять, то ли тут уборка, то ли ремонт, а может, то и другое сразу.

Насколько мне было известно, подобный так называемый творческий беспорядок указывает на то, что хозяин дома ленив и небрежен, но обожает роскошь и порядок, правда, за чужой счет. Наверняка именно таким человеком был и Евгений Остапенко.

– Садитесь сюда, пожалуйста, – закрыв дверь, вновь обратился ко мне хозяин. – К сожалению, не могу предложить вам трон, но надеюсь, что это кресло вас тоже устроит, моя королева.

«Ну надо же, сколько театральности. Неужели Инне Андреевне нравились такие манеры мужчины?» – подумала я в недоумении.

Решив для себя, что сюсюканье Остапенко нужно срочно прекратить, я вытащила свое просроченное удостоверение работника прокуратуры, столько раз меня выручавшее, и в тот момент, когда Евгений воззрился на меня, как на божество, сунула ему его прямо под нос. Выражение лица мужчины моментально изменилось: исчезло всякое подобие улыбки, да и брови сдвинулись на переносице. Пробежав глазами по документу, он поднял удивленные глаза на меня и вопросительно посмотрел.

– Золушки и волшебные феи давно уже перевелись, Евгений Валерьевич, – пояснила я на всякий случай, надеясь сразу настроить мужчину на беседу. – Я к вам чисто по работе.

Он, вероятно, наконец-то понял причину моего прихода и сразу же сел напротив на диван. Артистизма в нем поубавилось, и Остапенко предстал передо мной в своем истинном облике. И, надо сказать, облик этот не слишком уж и впечатлял. Каждое движение его, жест – все говорило о том, что мужчина ужасно ленив, обожает красивую жизнь и ради нее готов своротить горы, правда, только на словах.

– А я-то надеялся, что вы ко мне на чай зашли, – закинув ноги на соседнее кресло, произнес Остапенко. – Я вас еще в тот день заприметил, решил: красивая женщина, нужно будет познакомиться. Если бы не тот тип, что рядом с вами ошивался, я бы подошел, честное слово. Так, значит, вы из милиции? – резко перевел он разговор на другую тему.

– Из нее самой. В настоящий момент занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей жены и, как вы можете догадаться сами, вынуждена опросить всех, кто был в тот день в доме. К тому же мне стало известно, что вы угрожали Инне Андреевне убить ее, и это слышали все члены ее семьи. Стало быть, подозрение автоматически падает на вас.

– Так, значит, наклепали бабы на меня, – нервно встав с дивана и начав прохаживаться по комнате, буркнул Остапенко. – Всегда знал, что они меня ненавидят. Только не убивал я Инну, богом клянусь, и повесить на меня ее смерть не удастся… Ну признаюсь, подлецом был, грозил ей. Так кто ж не грозил бы, если она меня без средств для проживания после развода оставила?!

– И все же угроза была. Вы это и сами признаете, а доказательств того, что вы ни при чем, нет, – прокомментировала я. – Догадываетесь, к чему я клоню?

Остапенко кивнул.

– Алиби нет, сами понимаете, – бросил он, пожав плечами. – Все там были, никто ни за кем не следил. Я вместе с остальными пил, плясал, в общем, развлекался на всю катушку. Только убивать ее мне было совершенно ни к чему: денежки-то да компания по завещанию Инны все равно ее дочкам отойдут, а они мне неродные. Стало быть, совсем я на бубнах останусь. А пока Инна была жива, то я хоть выпрашивать у нее мог, опять же на банкеты разные ходить. Зачем же мне ее убивать было?

– Ради мести, – вслух предположила я.

– Мести?! – Остапенко усмехнулся. – Да я не мстительный вовсе – чуток позлюсь и забуду. Да и не со злости, а так, для устрашения, скандалы закатывал. – Он некоторое время помолчал, а потом продолжил: – Нет, я серьезно говорю, – он пристально посмотрел на меня, – не трогал я Инны, мы с ней друзьями были. Стоит только завещание ее проверить, ясно станет, что теперь я в полной жо…

Я задумалась. Если то, что Остапенко мне сейчас сказал, правда, то тогда ему и в самом деле незачем было убивать Россову, а как раз наоборот, очень даже выгодно было поддерживать с ней отношения. Если же все ложь, то Евгений должен был кого-то нанять, сам он за претворение замысла убийства вряд ли возьмется, уж больно труслив: сразу все как на духу выложил, даже не пытался вилять или отмазываться. А по поводу того, чтобы проверить завещание, это он дело сказал, прямо сейчас этим и нужно заняться.

– Ну что ж, приятно было с вами побеседовать, Евгений Валерьевич, – вставая с кресла, произнесла я. – Буду рада, если сказанное вами окажется чистейшей правдой, но пока… Все нужно как следует проверить.

– Неужто вы уже уходите? – вновь повеселел Остапенко. – А я-то думал, что, покончив с работой, мы немного пообщаемся, чайку-кофейку попьем, а можно и чего покрепче. У меня винцо азербайджанское есть, вы такое наверняка не пробовали. – Он очаровательно улыбнулся и, взяв мою руку в свою ладонь, стал нежно поглаживать ее.

– Спасибо за предложение, но мне пора, – вырывая свою руку из его, произнесла я и уверенным шагом направилась к двери.

– Вы меня обижаете, – игриво произнес он, но, поймав мой вполне серьезный взгляд, вздохнул и пошел открывать мне дверь.

Сразу после разговора с Остапенко я поспешила назад, в дом Россовой, – для того чтобы узнать, что и кому завещала убитая. Увидев меня второй раз за сегодня, Анна Николаевна очень удивилась и сразу решила, что у меня есть какие-либо новости.

– Неужто и в самом деле Женька ее отравил? О боже мой! – вскричала она у порога при виде меня.

– Вы слишком торопитесь, Анна Николаевна, так быстро подобные дела не раскрываются. Я к вам совершенно по другому вопросу.

Старушка сразу же погрустнела.

– Хотите еще что-то уточнить?

– Не совсем. Мне нужно посмотреть завещание вашей дочери. Оно уже было оглашено?

– Да, конечно, ведь компания – дело немалое, без хозяйских рук не оставишь, – вздохнула старушка. – Вам принести его копию или так рассказать?

– Лучше документ, – ответила я, решив, что на словах можно что-то и упустить.

Через несколько минут Анна Николаевна принесла мне папочку с вложенными в нее листами завещания.

Я достала их и принялась пробегать глазами. В самом начале, как и всегда, говорилось о здравом уме и твердой памяти, а лишь затем шло перечисление имущества и его распределение между домочадцами. Что мне сейчас и было нужно.

Прочтя все от корки до корки, я убедилась, что свое состояние Инна Андреевна завещала только семье: матери и дочерям. Девочки получали ее компанию вместе с остальными фирмами, а старушке оставался дом и еще кое-какие мелочи. Об Остапенко в завещании речи даже не шло, как, впрочем, и о ком-либо другом.

Так что можно было спокойно сделать единственный вывод: убивать Инну Евгению и в самом деле было не для чего, если, конечно, не было каких-то других причин. Инна же, кажется, слова своего бывшего мужа восприняла настороженно и поспешила написать завещание, чтобы быть совершенно спокойной и избавиться от его угроз. Так что гораздо выгоднее ее смерть была для дочерей, которые получали все, что было у матери.

В этом месте своих размышлений я вздрогнула. Даже подумать о том, что собственные дочери способны убить родную мать ради наследства, было страшно, но я прекрасно знала, что и такое в нашей жестокой действительности случается.

Я вернула папку, аккуратно уложив в нее листки, хозяйке и задумалась. Ей же не терпелось узнать, для чего мне понадобились бумаги и что уже удалось выяснить, а потому Анна Николаевна хоть и не мешала моим раздумьям, но изрядно нервничала, вертела папку в руках и все время вопросительно посматривала в мою сторону. Не желая заставлять старушку волноваться, я ответила:

– По завещанию Остапенко ничего не перепадало. Выходит, серьезных мотивов для убийства вашей дочери у него не было. Тем более – он утверждает, что с Инной до последних дней был в дружеских отношениях и часто общался.

– В общем-то, так и есть, – подтвердила мои слова мать Инны. – Общались они, да. Так, значит, вы думаете, что не убивал он ее?

– Пока не знаю, но других причин для совершения им убийства я пока не вижу.

Поняв, что расследование находится в полном тупике, Анна Николаевна внезапно прослезилась:

– Бедная моя доченька… За что ж ее так?!

Я промолчала, не пытаясь успокаивать старушку, так как прекрасно знала, что, сделай я это, слезы польются рекой. Дождавшись, пока хозяйка успокоится сама, я вновь поинтересовалась у нее:

– А вы не знаете, кто из охранников в тот день дежурил в саду?

Мне неожиданно пришла в голову мысль, что если кто-то был в тот момент в саду, то мог видеть, что творится в комнате хозяйки, тем более что шторы были отдернуты, а свет горел. К тому же видно эту комнату из сада превосходно, ведь дом находился как бы в углублении – нижние окна закрываются деревьями, а вот верхние хорошо просматриваются.

– Точно не знаю, но из наших – Толик и Влад. Они оба сегодня в доме, так что если хотите, то могу их позвать, – утирая слезы платком, ответила мать Инны.

– Звать не нужно, я сама их найду, – сказала я и сразу же направилась к выходу, помня, что одного охранника уже видела, так как он открывал ворота, а второй должен был быть где-то поблизости.

Найти первого мне удалось сразу же, так как он продолжал сидеть в своей будке у ворот и листать какой-то журнал. Впрочем, какой именно журнал, я догадалась, даже не взглянув на него: завидев меня, парень свое развлечение сразу положил в ящичек и закрыл его, а потом заинтересованно стал смотреть в мою сторону, дожидаясь, когда я подойду к нему.

– Вы Анатолий? – подойдя ближе, спросила я.

– Нет, я Влад. А что вы хотели? Опять что-то по поводу того дня? – вспомнив, что я его уже расспрашивала, полюбопытствовал охранник.

Я кивнула.

– У меня есть еще парочка вопросов к вам. Вернее, к тому, кто в день убийства дежурил в саду. Это были вы или ваш напарник?

– Я, – слегка опустив глаза, произнес Влад, – мы через день меняемся: нынче я в будке, он – в саду, а потом наоборот. В тот день я по саду ходил. А что нужно-то?

– Да вы не волнуйтесь, – я попыталась успокоить охранника, движения которого стали нервными. – Вас никто ни в чем не подозревает, а как раз наоборот, я очень надеюсь, что именно вы и поможете мне раскрыть это таинственное преступление.

Я намеренно заставляла охранника думать, что на него у меня все надежды, решив, что только так можно заставить его разговориться и попытаться вспомнить хоть что-то важное. А после работы с ними ментов ребятки сильно замкнулись, видно, все же чувствуя на себе часть вины за случившееся: они ведь тут охранять спокойствие наняты, а не заднюю точку отсиживать.

Моя тактика сработала: охранник слегка успокоился и даже пригласил меня сесть рядом с ним. Я не стала отказываться и, пристроившись на стульчике напротив, принялась рассматривать парнишку.

Он был еще настолько молодым, что даже в его глазах читались свойственные ребенку выражения как радости, так и удивления. Парень, конечно, старался все понять, но в связи с тем, что большую часть жизни проводил с родителями или же на работе, где от него требовалось лишь сидеть и глядеть в оба, слегка отупел.

– Как вы, наверное, знаете, убийство произошло в комнате хозяйки, окно которой из сада очень хорошо видно, – напомнила я после некоторого молчания. – К тому же в тот день оно не было занавешено, что упрощало наблюдение. Попробуйте, пожалуйста, вспомнить, не видели ли вы в окнах ее комнаты какого-либо человека?

– Человека? – охранник напряг свою память и, сдвинув брови, уставился в крышку стола. Затем он почесал совершенно лишенный волос затылок и произнес: – Нет, я никого не видел. Может, в тот момент с другой стороны дом обходил.

– Неужели ты вообще ничего подозрительного в тот день не увидел? – наигранно удивленно переспросила я. – Всегда думала, что охранники обладают хорошим зрением.

Это, видно, задело молодого охранника, и он вновь принялся прокручивать в своей памяти тот злосчастный день: сдвинул к переносице черные густые брови, сжал в узкую полоску и без того тонкие губы. А потом вдруг как-то слегка просветлел лицом и выдал:

– В окнах я ничего не видал, только в саду.

– Что в саду? – напряглась я.

– Да парнишка один гулял, мне он странным показался. Остальные обычно покурить и поболтать по двое выходили, а этот один был.

– И что же в нем было такого подозрительного? – решив, что парень мне просто врет, чтобы таким дурацким способом поднять свой авторитет в моих глазах, спросила я.

– Да он какой-то нервный был… Все время на дом поглядывал, туда-сюда шастал, будто ждал чего. Я к нему тогда подошел, спросил, не надо ли чего. Так он отмахнулся – сказал, что, мол, воздухом дышит. Ну, больше я его и не трогал.

– И долго он тут ходил?

– С час, наверное, а потом вдруг исчез.

– А описать его можешь? – доставая блокнот, спросила я, предположив, что если все сказанное верно, то у меня в руках может оказаться еще одна зацепка.

– Описать? – протянул охранник, и я поняла, что такого сложного задания ему еще никто и никогда не давал. Но, покопавшись в памяти, он все же сумел кое-что путное из нее извлечь и произнес: – Да обычный вроде был, черноволосый. Но курчавый сильно! Роста небольшого, одет был, как и остальные, в костюм черный. Больше ничего сказать не могу.

Я сразу прикинула, видела ли такого среди гостей. Но ни одного курчавого так и не смогла вспомнить, как раз наоборот – гораздо больше было лысоватых, чем с копной кудрей. Получалось, что либо парень и в самом деле врал, либо тот тип из сада среди гостей отсутствовал. Но в саду он зачем-то был. Хотя раз он был в саду, значит, должен был быть и в списках, а значит, кто-то из домашних может его узнать по описанию.

Поблагодарив охранника, я снова поспешила в дом, чтобы расспросить дочерей и старушку о том, кем бы мог быть тот человек в саду. В гостиной Анны Николаевны уже не оказалось, а потому я направилась сразу на кухню, чтобы спросить там, где ее можно найти.

В кухне в тот момент находились две женщины: одна молодая, другая постарше – обе в белых фартуках с нашитыми на них спереди нежно-голубыми кармашками. Они уже закончили с ужином и теперь попивали кофе, сидя за столом и о чем-то беседуя. Увидев меня, женщины сразу защебетали:

– А хозяйки нет. Она у себя в комнате – за таблетками пошла. Если хотите, мы ее позовем, – быстро протараторила самая молодая, довольно интересная на лицо девчонка.

Она была очень живой и активной, отчего не сразу бросались в глаза дефекты ее внешнего вида: слишком большие, торчащие в стороны уши, которые, если б не волосы, наверняка сделали бы ее жутко смешной и даже нелепой.

Вторая же, чуть постарше, дождавшись, когда первая закончит, сразу поинтересовалась:

– Уже что-нибудь выяснили? Мы тут все переживаем да гадаем, удастся ли вам найти убийцу хозяйки или все так и останется не раскрытым. Дело-то сложное…

Поняв, что стряпухи очень любопытные и наверняка знают, что творится в доме, я решила – так, на всякий случай! – спросить и у них, не видели ли они в доме того юноши. Поэтому, оставив их вопрос без ответа, я сказала:

– Хотелось бы найти Анну Николаевну и узнать у нее, не знаком ли ей один курчавый юноша, которого видел в саду охранник.

– Ой, да это же Пашка. Ну, Светкин ухажер, – все так же бойко протараторила молодая, теребя свой воротник. – Ну помнишь, он через кухню часто ходил, мать же им встречаться не давала? – теперь уже обратилась она к соседке, так как та никак не могла вспомнить, о ком идет речь.

– Ах да, – наконец откликнулась вторая и более спокойная, – помню, помню. Только вы зря к старой хозяйке идете, она о нем и не в курсе почти. Ну, может, видела раз-другой. Инна Андреевна запрещала дочери встречаться с ним, вот они и жались по углам, как изгои какие-то.

Новость очень заинтересовала меня. Тогда я, решив разузнать все поподробнее, пристроилась на соседний стул и стала расспрашивать кухарок, что они про все это знают. Те, как бывалые сплетницы и любительницы сунуть нос в дела хозяев, быстренько выложили мне всю имеющуюся на сей счет информацию. Причем больше всего говорила юная, Ирина, которой было ужасно интересно, что творилось в доме, хотелось быть в курсе всего. А вот ее коллега по работе, Анастасия, молоть языком явно не любила. Она и сейчас предпочитала молчать, лишь в конце объяснений девушки вставив свое веское слово. Да уж, именно про таких говорят: «Слов на ветер не бросает».

От кухарок я узнала, что мальчонка тот – молдаванин, потому и курчав не в меру. Младшая дочь Инны Светлана познакомилась с ним в консерватории, где оба и учились. Ну и молодые люди стали встречаться. А как только мать узнала, что Света дружит с «бедным чуркой», как она выразилась, то стала ежедневно устраивать дочери взбучки. Служанки не раз слышали, как мать с дочерью ругались в комнате.

Потом мать вроде как добилась, чтобы юношу выкинули из того учебного заведения, но это ни к чему не привело – встречаться влюбленные так и продолжали. В последнее же время страсти еще более накалились: мать решила отправить дочь за границу и уже оформляла ей загранпаспорт, а в довершение еще и просватала девчушку за сына своего знакомого, решив, что так для нее будет лучше.

Выслушав все это, я, конечно, удивилась, откуда кухаркам столько известно. Конечно, то, что работники в больших богатых домах всегда славятся любовью к подслушиванию, ясно как день, но все же… Столько информации могла бы знать только родная бабка девушки, а уж никак не служанки. Чтобы не ломать голову, я напрямик спросила об этом самих женщин. На что они мне, чуть ли не дуэтом, заявили:

– А как, вы думаете, ребятишки встречались-то?

Потом Анастасия пояснила:

– Мать запрещала Свете что-либо говорить бабке, так как жалела старушку, а больше бедному дитю и пожаловаться было некому. Ну а так как Ирка, – женщина указала на свою товарку, – возраста почти ее же, они и сдружились. Вот и приходилось нам ей помогать: из дома тайком выбегать да записки тому пареньку за забором передавать.

«Вот так да, – невольно подивилась я, – оказывается, в доме-то не все ладно было. Для окружающих, конечно, все только хорошее демонстрировалось, а как наедине оставались, тут-то начиналось самое интересное. Вот тебе и рай в богатстве».

Поблагодарив стряпух, я вышла в сад: необходимо было подумать и все тщательно проанализировать.

Теперь мне было известно, что убить Инну Андреевну мотив был у многих. Во-первых, у ее бывшего мужа, который постоянно угрожал, что отомстит за то, что она оставила его без денег. Далеко не факт, что все им сказанное – чистая правда. Затем дочери, о которых я все чаще подумывала как о возможных подозреваемых, – с каждой минутой выяснялось, что отношения между ними и матерью были не слишком хорошими. Сама бабка сказала, что они мать боялись. Теперь еще и это – несчастная, как говорится, любовь.

Вполне возможно, что убить Инну решился этот самый молдаванин – чтобы не мешала ему встречаться со Светой, чтобы освободить любимую от поездки за границу и от брака с чужим человеком. Кстати, дочурки-то вполне могли парню в этом помочь, учитывая то, что наверняка знали о завещании.

Интересно, а есть ли этот Павел в списках приглашенных? Скорее всего, нет, так как Инна Андреевна вряд ли бы такое допустила. Потому и шастал он тогда по саду и на дом посматривал. Получалось, что охранник сказал правду. Но вот вопрос: как парень попал в сад, если пропускали только тех, кто значился в списке?

Я задумалась, пытаясь предположить, кто мог провести юношу в тот день в дом.

Охранник? Вряд ли. Кухарки? Вроде как тоже не знали о том, что он был в тот день, так как сказали бы, что провели его сами. Значит, сама Света – кроме нее некому. Да к тому же ее ни в чем не заподозрят – мало ли кого хозяйские дочки проводят.

На всякий случай я открыла имеющийся у меня список и поискала там фамилии на букву «П». Нашла несколько, но все очень даже русские: Петров, Павлов, Перцов и так далее. Впрочем, сейчас по фамилии определить принадлежность к той или иной национальности, похоже, становится все сложнее.