Не расстанусь с Ван Гогом Островская Екатерина
– Через двадцать пять минут проверьте, чтобы я не заснул.
В номере было тихо. Почти в самом центре комнаты стояла огромная круглая кровать, возле которой примостились две квадратные вазы с орхидеями. Саша скинул пиджак и положил его на кресло, лег на постель и посмотрел наверх. В стеклянном потолке отражались белые орхидеи и он сам, лежащий на кровати. Холмогоров закрыл глаза и подумал: как хорошо было бы сейчас заснуть и проснуться уже дома. Потом подумал о двадцати тысячах евро, которые ему обещали за этот вечер. За двадцать тысяч, конечно, можно было бы и дотерпеть до конца, тем более что на завтра никаких корпоративов не намечается. Следующий только на Рождество, а потом на Старый Новый год.
Скрипнула дверь. Или показалось? Потом щелкнул замок. Холмогоров открыл глаза и увидел девушку – нет, молодую женщину, очень стройную, в коротком серебристом платье с открытой спиной. Александр скинул ноги на пол, садясь на постели со словами:
– Место уже занято.
– А я не буду мешать, – промяукала вошедшая, сбрасывая туфельки. И тут же опустила с плеч бретельки платья, которое соскользнуло вниз. Незнакомка осталась в трусиках-стрингах и в чулочках.
– Мой муж оплачивает этот корпоратив, это его банк гуляет сегодня, – объяснила она. – Я сказала, что хочу, чтобы ведущим вечера был ты, тебя и пригласили. А сейчас сообщила мужу, что ты устал, и я тебя отправила домой. Все же видят, что ты из последних сил держишься.
Девушка залезла на кровать и обхватила Сашу за шею.
– Если я, как все видят, держусь из последних сил, то на что вы сейчас рассчитываете? – слегка отодвинулся тот.
– Хочешь отдохнуть и выспаться или на сцену сразу пойдешь?
Холмогоров задумался. Желания возвращаться на сцену, чтобы и дальше веселить и без того разгоряченную алкоголем пьяную толпу, не было.
– Хочешь взбодриться? – спросила девушка.
Незнакомка соскочила с постели и подошла к креслу, на котором оставила свою сумочку.
– Тебе одной достаточно, или ты уже плотно сидишь?
– Не надо мне ничего.
– А я приму, а то тоже совсем сил нет.
Холмогоров посмотрел на девушку. Как та изогнулась красиво, а потом, выпрямившись, погладила увеличенную силиконом грудь.
– Может, половинку приму, – произнес он неожиданно для себя самого.
– Ну и правильно, – улыбнулась девушка, – для первого раза больше и не следует. Кстати, тебе уже не нужно никуда спешить, все равно через час все разъезжаться начнут.
– А муж?
– Так он уже давно лыка не вяжет. Я охранникам велела тащить его в загородный дом и спать укладывать. А утром приеду и скажу, что в городской квартире ночевала. Да он и не ревнивый. Для него главное, чтоб я в его бизнес не лезла. Меня Илона зовут.
– А я – Саша, – представился Холмогоров.
Девушка хихикнула, подошла к нему, держа на ладони половинку маленькой таблетки. В другой руке у нее была пластиковая бутылочка минералки. Она сама вложила таблетку ему на язык, дала запить. А потом прижалась губами к его рту. Поцелуй был долгим.
– Я так долго ждала этого… – зашептала Илона, переводя дыхание и попутно расстегивая рубашку на груди Александра. – Я так тебя хочу… ты самый сексуальный из всех, кого я видела в жизни…
– Дверь закрыта? – поинтересовался Саша.
Она кивнула, продолжая ласкать его губами.
– Я в душ, – попытался подняться с кровати Холмогоров.
Но девушка уперлась руками в его грудь и не дала встать. И вдруг он почувствовал, что тело уже не такое тяжелое и что оно становится легким и невесомым – таким, каким бывает в море, когда лежишь на поверхности воды, подставив лицо солнцу и покачиваясь на едва ощущаемой спиной волне утреннего прилива. Мимо проплыло какое-то воспоминание, но он не повернул головы, чтобы разглядеть его получше. Да и не стоило этого делать, ведь то, что происходило сейчас, здесь, было значительнее и важнее того, что было прежде. Не было зимы, не было выпавшего накануне снега, не было ничего, что могло бы сделать Сашу слабым и нерешительным. Пахло цветами, чайки слетались к рыбачьим судам, которые, звеня леерами, возвращались к деревянным, черным от вечности пирсам.
Время ушло куда-то, и пространство сжалось, цепко обхватив Сашу, отрывая от повседневности и страхов, оставляя во мраке то, что еще совсем недавно окружало его – зал ресторана, разговоры, смех, бряканье посуды, нелепая музыка, мысли о гонораре, о следующем празднике, который будет вести он – величайший актер и колосс, удерживающий на своих плечах мироздание. Александр поразился этой простой и ясной мысли и тому, что она не приходила к нему прежде. Нет, конечно, ему прекрасно известно, что он – гений. Знали это и другие, но другие завидовали, а он стеснялся объявить им о своем величии… Но теперь – зачем быть скромным?
Саша освободился от чужих губ и рассмеялся.
– Не останавливайся! – приказала Илона.
Мир очень прост. Почему же раньше казался таким необъятным и непостижимым? Хотя… На самом деле никакого мира и нет, все, что существует, находится внутри Саши, достаточно о чем-то подумать, и это явится, главное, чтобы была ясность мысли. Что ж, отныне его голова всегда будет ясной, и вселенная, подвластная ей, будет организованной; ничего не будет, кроме того, что желает он, и все мироздание сожмется в одну точку между существующим и желанным, весь мир замрет, готовый служить его удовольствию. Не будет ничего случайного, только запах орхидей, отблеск лампы на потолке, звук далеких шагов, спешащих к вечности, поворот ключа, чужие взгляды…
Неожиданно Холмогоров понял, что они с Илоной не одни в комнате, какие-то тени пробираются вдоль стен и замирают. Вспыхнул свет, и Саша вздрогнул, ослепленный. Прикрыл глаза ладонью и отстранил от себя девушку. Сел в постели, спросил:
– Вы кто? И по какому вообще праву врываетесь в помещение без приглашения?
Илона подняла сползшее на ковер одеяло и прикрылась. Саша постарался спрятать ее за своей спиной.
– Вы разве не видите, что я с дамой?
– Заткнись! – приказал плотный человек, развалившийся в кресле.
Еще трое или четверо мужчин стояли у стены и возле двери.
– А ты собирайся и вали домой, – приказал сидящий в кресле Илоне, – там с тобой разберемся.
– Вы что, ее муж? – удивился Холмогоров. – Надо же, а мне говорили…
Человек в кресле достал из кармана сигару и сорвал с нее целлофановую оболочку. Скомкал и бросил комок в Илону.
– Так вы – банкир! – вспомнил Саша.
– Тебе приказали заткнуться, – сказал кто-то из стоящих у стены.
Прикрываясь одеялом, Илона попыталась надеть платье через голову. Не получилось. Тогда она без всякого стеснения поднялась с кровати.
Телохранители ее мужа предупредительно отвернулись.
Облачившись наконец в платье, девушка наклонилась и подняла чулок. Стала искать второй, посмотрела по сторонам, а потом махнула рукой:
– В другой раз.
Надела туфельки. На Холмогорова она не смотрела, словно его не было вовсе. Оказавшись возле двери, не оборачиваясь, помахала ему ладошкой:
– Пока, пока… Чмоки, чмоки…
Затем вышла. Двое мужчин последовали за ней.
– Позвольте мне одеться, – снова подал голос Холмогоров.
Человек в кресле раскуривал сигару, а другие молчали.
– Не могу же я…
Ему не дали договорить: один из мужчин шагнул к кровати и ударил Сашу ногой в лицо.
– Если бы ты в банк мой забрался, – задумчиво заговорил банкир, – я бы понял. Ну, приперло, с кем не бывает. Может, работа у парня такая – сейфы брать. А ты в дом ко мне, в мою постель забрался…
Саша снова сел и потрогал заплывающую скулу. Голова гудела.
Сидящий в кресле выпустил кольцо дыма и поглядел, как оно тает в воздухе. После продолжил так же размеренно:
– По идее, мне надо тебя в мешок упаковать и на помойку выбросить. Но это слишком просто. За любую глупость нужно расплачиваться. Не скажу, что хочу нажиться на тебе, но моя честь все-таки чего-то стоит. Нехорошо, конечно, все отношения баблом мерить, но мочить тебя действительно самый простой выход. Даже кошку, которая мясо со стола стащит, нет резона сразу резать – она еще может мышку поймать.
– Я так понимаю, гонорар мне сегодня не светит.
– Не-а, – помотал головой муж Илоны, – и не надейся.
Холмогоров поднялся, начал натягивать брюки. Мужчины рассматривали его без всякого интереса.
– Может, на том и остановимся? – предложил Саша. – Двадцать тысяч евро за случайный секс и так слишком высокая цена.
– А я с тобой и не торгуюсь. К тому же не тебе решать, что и сколько стоит. Может, у меня по поводу тебя другие планы.
– Какие? – поинтересовался Холмогоров, надевая рубашку.
– Я еще думаю, – усмехнулся банкир.
Он смотрел, как Холмогоров зашнуровывает ботинки, как повязывает галстук.
– Убить тебя, помучить перед смертью, отрезать кое-что и Илонке скормить, конечно, можно, но этим я свою душу не спасу. Мне вообще глубоко плевать, что там, после смерти. Но – вдруг? Отправлю тебя туда, а ты ведь не вернешься и не поделишься информацией. Кстати, не ты первый. А потому – слушай мое решение. Сделаешь, как я велел, – прощу и забуду о тебе навсегда. Обманешь или не получится у тебя – жить тебе недолго останется. Ты же человек публичный, не скроешься. Не таких доставали… А то один решил меня кинуть и свалил в эту… как ее…
– В Тегусигальпу, – подсказал кто-то из телохранителей.
– Ну и чего? Нашли, приехали к нему. Деньги со счетов он все до последнего цента снял, домик свой продал. Надеялся, что откупился от меня. Хотя зачем ему жизнь нищая? Короче, его крокодилам отдали: все польза от него какая-то.
– В каком смысле – крокодилам? – не понял Холмогоров.
Телохранители банкира ухмыльнулись и переглянулись, довольные.
– На корм, – объяснил муж Илоны. – Не самая тяжелая смерть, между прочим.
– Это шутка?
– Хочешь проверить? Могу устроить.
Холмогоров попытался застегнуть пуговицу на пиджаке – не получилось. Тогда он потрогал распухшую скулу и почувствовал, как трясется его рука.
– Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Я ничего не хочу, просто предлагаю. А вот ты очень и очень скоро сам захочешь реализовать мое предложение. Но если нет, то…
– Хватит запугивать, говорите уж.
Банкир перестал дымить, посмотрел на сигару в своей руке и протянул окурок через плечо. Один из телохранителей взял его и начал гасить о подошву своего башмака.
– Пепельницу забыли в номер поставить, – отметил, глядя на него, муж Илоны. – Одним словом, предложение мое таково. Ты отправляешься в Питер, приходишь к своей бывшей жене, говоришь, что не можешь без нее жить, умоляешь простить, на колени встанешь… Да не мне тебя учить, что делать. Ты артист, придумаешь, как все обставить убедительно. В общем, попросишь Надиной руки и снова женишься на ней. Вот вроде в целом и все…
– Все? – не поверил Холмогоров. – А в чем наказание для меня?
– Я разве говорил о наказании? – удивился банкир. – Я сделал тебе предложение, от которого ни один мужик в мире не отказался бы: мало того, что ему дарят жизнь, так еще предлагают в жены красивую и обаятельную, образованную и чуткую девушку. Таких, если признаться, не столь уж и много на свете. Но если ты категорически против, то скажи сразу, тогда мы тебе купим билет до Гондураса.
– Предположим, я согласен. И на этом все, что ли?
– Я же сказал – в основном. Только со свадьбой не тяни. Как праздники закончатся, так сразу и распишитесь.
Холмогоров ничего не понимал. Все происходящее скорее походило на розыгрыш. Ему даже показалось, что сейчас распахнется дверь, и в номер ввалятся люди с букетами цветов, начнут аплодировать и кричать: «Вас снимала скрытая камера! Это программа «Розыгрыш»! Вы стали ее участником!»
Но скула саднила, челюсть работала через боль – говорить и то было трудно.
Плотный человек наблюдал за ним с равнодушием, смотрел, как на таракана. И кивнул тоже как-то отрешенно.
– Я, уж так и быть, сделаю вам на свадьбу подарок, – произнес он, – тачку крутую или новую квартиру. Да-да, оставь тестю с тещей их жилплощадь, а сами в какой-нибудь пентхаус перебирайтесь.
«Вряд ли это розыгрыш, – пронеслось в голове Холмогорова. – Он знает имя моей бывшей жены, представляет, как она выглядит. И про Надиных родителей осведомлен. Может, знаком с ними? А вдруг все-таки Надя так разыграла меня, попросила кого-то… Нет, не может быть!»
– И на этом ваше предложение заканчивается? – спросил он.
Банкир задумался на мгновение, потом кивнул. Встал из кресла и сделал шаг к двери. Потом остановился, покачал головой.
– Хотя – нет.
Саша внутренне сжался, подумав, что муж Илоны передумал и сейчас прикажет своим головорезам расправиться с ним.
– Как-то все слишком уж сладко выходит, – произнес банкир. – Давай для равновесия вот о чем договоримся. У твоей бывшей, а теперь и будущей жены в доме хранится одна вещь, не представляющая для нее никакой ценности. Ты передашь эту вещь мне. Но передашь не просто так, а предварительно получив на нее нотариально заверенную дарственную от Надежды Черкашиной.
Глава 2
Елена Юрьевна посмотрела на часы и поднялась из-за стола.
– Шестой час уже, пора и честь знать. Давно так не засиживалась за столом, – сказала она, – надо идти.
– Мы вас проводим, – вызвалась Бровкина.
– Спасибо, – кивнула Радецкая, направляясь в прихожую. Остановившись возле входной двери, обернулась и взглянула на Надю: – Я не сделала тебе никакого подарка.
– Да мне…
– Погоди! – не дала ей договорить Елена Юрьевна. – Подарок есть. Только дай слово, что не откажешься от него.
– Как можно от подарка отказаться? – встряла Татьяна. – Тем более, если он от чистого сердца.
– От чистого, – подтвердила старушка.
И Надя, не подумав, кивнула.
Раздался звонок, прозвучавший так неожиданно, что Бровкина вздрогнула.
Надя отодвинула задвижку. На пороге стоял молодой человек в кожаной куртке с наброшенным на голову капюшоном, отороченным волчьим мехом. Перед собой он держал большой плоский пластиковый футляр.
– Почему с опозданием? – строго произнесла Радецкая.
Незнакомец вошел в квартиру и поставил футляр на пол, прислонив его к стене.
– Вот мой подарок, – сказала старушка – Самой-то мне не донести было, вот я и попросила доставить.
– Погодите, – сообразила Надя, – вероятно, следует оплатить доставку.
– Не надо, – остановила ее Елена Юрьевна, – это мой внук. – И обратилась к молодому человеку: – Капюшон-то сними!
Тот, кого Надя, приняла за посыльного, выполнил приказ и представился:
– Я – Павел.
Затем улыбнулся широко и весело.
– А меня Таней зовут, – тоже поспешила расплыться в улыбке Бровкина.
– Что в футляре? – спросила Надя.
– Мой подарок, – повторила Радецкая и подставила руки – внук помог ей надеть шубу. – Когда уйду, можешь посмотреть.
Теперь улыбнулась и Надя. Можно было и не спрашивать, и так понятно, что добрая старушка решила преподнести в подарок молодой подруге на Новый год какую-нибудь картину из своего собрания. Тем не менее Надежда объявила, что посмотрит прямо сейчас. Даже наклонилась, желая открыть футляр. Однако Елена Юрьевна поспешила выйти, подхватив внука под руку.
– Провожать нас не надо, мы все равно на машине.
Напоследок она обняла и поцеловала Надю, а Бровкиной погрозила пальцем:
– Не ссорьтесь здесь без меня.
Уже возле лифта Радецкая, еще раз обняв Надю, шепнула ей на ухо:
– Хочу, чтобы ты меня не забывала.
Вернувшись в квартиру, Надя, конечно, открыла футляр, достала подарок и растерялась: это были те самые «Едоки картофеля». Только теперь картина была вставлена в раму из дорогого багета.
Татьяна, рассматривая полотно, поморщилась:
– Какие люди страшные – прямо жуть берет! Ничего себе подарочек… Кто ж нарисовал такое убожество?
– Это копия или что-то вроде, – объяснила Надя. – А работа, скорее всего, Павла, он художник.
– Да-а? – удивилась Таня. – А сразу и не скажешь, на вид вполне приличный парень. И парфюм у него дорогой. – Затем Бровкина покосилась на подругу и добавила тоном знатока: – С древесными оттенками.
Про оттенки запаха она, видимо, услышала недавно и теперь проявила свои знания. Упомянула про парфюм тоже не случайно: сама-то принесла в подарок «Шанель № 5». Даже Елена Юрьевна их оценила, сказав, что это любимые духи ее молодости. А вот Надя так и не успела подарить Татьяне что-то в ответ.
– Прости, – сказала она сейчас и вернулась в гостиную.
Там сняла со стены портрет Холмогорова, протянула подруге со словами:
– Чего ему здесь висеть? Мне уже не пригодится, а ты, если захочешь, найдешь ему применение.
Бровкина помялась, но подарок приняла. И вроде тот ей понравился.
– Значит, мир? – спросила Таня.
Надя кивнула. Они обнялись и расцеловались.
– Давай за это выпьем! – предложила Бровкина.
Вообще-то они и без того всю ночь выпивали и произносили тосты, но Татьяне показалось мало: ей очень хотелось закрепить разорванную когда-то дружбу.
Кстати, во время ночных разговоров выяснилось, что Бровкина приобрела не только новую работу, но и жилье, определенный вес в обществе, а в качестве довеска – самоуважение, которого ей, по ее собственному утверждению, прежде сильно не хватало. После того кошмарного случая, когда… Впрочем, возвращаясь к истоку всех своих перемен, Татьяна при Елене Юрьевне не стала вслух говорить о неприятном моменте, когда лучшая подруга выставила из квартиры собственного мужа и ее саму.
Тогда, оказавшись на улице, Холмогоров наотрез отказался куда-либо идти с Таней и разговаривал с ней настолько грубо, что она заплакала. Ей пришлось тащиться к сестре, которая к тому времени уже не жила в студенческом общежитии, а перебралась в другое, где получила квадратные метры, устроившись на работу в районную администрацию. Жилье Валентины ей понравилось, потому что та жила не в комнатке, а практически в настоящей квартире с собственным туалетом и душевой кабиной. Только кухня была на весь блок одна. Между прочим, блок был небольшой, всего на три комнаты. Кроме Вали, там жила еще одна молодая, вроде сестры Татьяны, специалистка, и женщина с ребенком. В комнате женщины обитал еще Ахмет. Ее ребенок, которому, впрочем, было четырнадцать лет, курил и пил приносимое Ахметом пиво. Нельзя сказать, что Валентина очень обрадовалась приходу сестры, но Таня обещала в самом скором времени найти для себя что-нибудь.
И буквально через несколько дней Бровкину ложно обвинили на работе в хищении денег из служебного сейфа. Сумма была небольшой – около сорока тысяч рублей, но Татьяну все равно обыскали. То есть ее сумочку и карманы одежды. Ничего, конечно же, не нашли, но все равно попросили написать заявление об уходе по собственному желанию. Что Бровкина и сделала с легкой душой, поскольку оставаться в коллективе, где атмосфера переполнена подозрительностью и слежкой, ей самой не хотелось. Несколько дней она искала работу, но везде слышала отказ, едва заговаривала о служебном жилье. Как-то так получилось, что Валя предложила сестре пойти работать в районную администрацию, где трудилась сама. Татьяна пришла на собеседование и сразу, непонятно почему, понравилась будущей начальнице. Должность была, конечно, не звучная – всего-навсего «младший специалист», но начальница объяснила, что если Таня все поймет правильно, то в дальнейшем ее ждет карьерный рост. А это уже внушало кое-какие надежды. Очень скоро выяснилось, что начальница на самом деле душевный человек, хотя и очень одинокий. Свою душевность ей приходилось скрывать от подчиненных, а вот Бровкину приглашала в гости, и та помогала ей по хозяйству, потому что у женщины, ввиду ее занятости, руки ни до чего не доходили…
Сказав о руках, Татьяна посмотрела на Надю и объяснила:
– Про нее всякое болтали за спиной, но это была ложь. Просто начальница была совсем одна. Ты даже представить себе не можешь, насколько. Она даже одевалась кое-как. Но я постепенно стала ходить с ней в магазины и советовать, какая одежда ей пойдет. Она была мне так благодарна, что даже выбила для меня служебную квартиру. Настоящую – с кухней и ванной, а не с душевой кабиной. А потом подписала бумаги для перевода квартиры из служебного в муниципальный фонд, чтобы я смогла жилплощадь приватизировать.
– Так у тебя теперь есть квартира? – удивилась Надя.
Таня кивнула.
– Ну да. К тому же мне помогли с ремонтом. А начальница даже свою мебель отдала. Я ей сказала, что теперь модульные секции не в моде, и она купила новый хороший гарнитур, а мне отдала шкафы, которые я посоветовала ей выбросить. Да еще двуспальную кровать и холодильник. А уж телевизор мне потом коллеги подарили на день рождения.
Надя от души поздравила подругу. Но это были еще не все новости. Оказалось, что начальница назначила Таню своим помощником, поручив курировать различные направления деятельности, чтобы самой не тратить все силы. Бровкина должна инструктировать сотрудников, проверять их отчеты, а также возить в городское управление документы на согласование. В городском управлении Татьяна познакомилась с заместителем начальника Иваном Семеновичем, на которого произвела впечатление.
– Так ты многого добилась! – удивилась Надя.
– Погоди, это тоже еще не все. Давай дорасскажу про Ивана Семеновича. Я принесла ему документы на подпись, а он начал выговаривать мне: надо, мол, в канцелярии их оставлять, а не врываться в чужие кабинеты. Я так расстроилась! Чуть было не заплакала. И чиновник обещал ознакомиться со всеми бумагами. Тогда я уселась ждать в его приемной. Он раз вышел – я сижу. Обратно идет в кабинет – я все на том же месте. Потом еще выходит, снова меня видит. Спрашивает: «Что вы здесь делаете?» Отвечаю: «Жду, когда вы с документами ознакомитесь». Иван Семенович сердито говорит: «Через неделю, раньше не приходите. А лучше позвоните моему секретарю». Тут я не выдержала и заявила ему, что от таких вот проволочек и задержек страдают дела, за которыми стоят реальные люди, их надежды и чаяния. А так как я пришла на госслужбу именно для того, чтобы заботиться о простом народе, то буду теперь ждать, когда он сможет выполнить свои обязанности. Иван Семенович посмотрел на меня внимательно и, видимо, понял, какая я ответственная. А потом спросил, сколько мне лет и хочу ли я есть. Рабочий день как раз заканчивался, и мужчина пригласил меня поужинать. Это было в начале прошлого года. А три месяца назад он предложил мне должность в городском управлении – у них там одна сотрудница на пенсию ушла. Моя начальница, когда узнала, что я увольняюсь, такой скандал закатила, ты не представляешь. Жутко орала и даже в меня телефонным аппаратом запустила…
Читать бесплатно другие книги:
