Книга заклинаний Уэст Жаклин
– Я могу помочь, – сказал Резерфорд, неловко топчась с ноги на ногу. – Я очень быстро читаю. Могу где-то семьдесят страниц за час прочитать – зависит от того, какой шрифт, конечно.
Олив хотелось завопить «НЕТ!» и вытолкать его из библиотеки. Хотя нет, ей не хотелось самой его выталкивать, потому что для этого надо было бы до него дотронуться. Фу! Лучше бы гигантская невидимая рука просто схватила Резерфорда за шкирку и утащила из этой комнаты, с этой улицы прочь, до самой Норвегии или Финляндии, или где там, он говорил, сейчас его родители.
Но ничего подобного не случилось.
– Не обязательно, – пробормотала она.
– Я буду рад помочь. Хотя рукавицы, конечно, придется снять. – Он потянул за ремешок, завязанный вокруг запястья. – Мне бы не хотелось, конечно, но в них неудобно переворачивать страницы.
– Да уж, наверное, – сказала Олив.
Резерфорд поднял левую руку, чтобы позволить ей рассмотреть рукавицу получше, по-прежнему не переставая болтать без умолку.
– Это, конечно, копия, но очень точная. Купил на фестивале Ренессанса. Мастер скопировал их с немецких латных рукавиц четырнадцатого века. Рондель у них хитрый: выглядит просто как украшение, но на самом деле его назначение – блокировать рубящие удары.
Олив очень медленно кивнула.
Резерфорд осторожно стряхнул рукавицы на ковер.
– Так, я сбросил рукавицы, но это не значит, что я вызываю тебя на поединок.
– А, – сказала Олив, – хорошо.
Следующий час они провели в почти полной тишине, обыскивая стеллажи. Олив осталась наверху, на лестнице, а Резерфорд листал те книги, что стояли внизу к полу, иногда бормоча себе под нос то «интересно», то «неужели?».
Казалось, он пролистывал книги со скоростью молнии, а вот Олив никак не могла сосредоточиться. Она так нервничала, что даже дышала с большим трудом. Компания Резерфорда ее совершенно не радовала. Более того, у нее возникло чувство, что и сам дом его присутствием недоволен. Кто-то или что-то наблюдало за ними. Олив предупреждало об этом то же шестое чувство, которое выручало ее уже не раз, вынуждая вовремя пригнуться, чтобы спастись от бумажек и снежков, со свистом пролетающих мимо уха. Время текло, в библиотеке, казалось, становилось все темнее и тише, и, в конце концов, каждая перевернутая страница уже скрежетала, словно огромный лист жести. Стены словно сдвигались, нависая над ними. Им тоже хотелось вытолкать отсюда Резерфорда.
Олив очень надеялась, что они не найдут дневник с заклинаниями. Она не желала больше делиться с этим мальчиком никакими секретами. К счастью, в ней все росла уверенность, что книги в комнате вообще нет.
– Ты в этом году пойдешь в шестой класс или в седьмой? – вдруг спросил Резерфорд, не поднимая головы.
От слов «шестой класс» у Олив всегда так крутило живот, будто она проглотила пару червяков.
– В шестой, – кое-как выдавила она.
– Я тоже, – сказал Резерфорд. – Мы будем в одной школе. Я буду жить у бабушки еще по крайней мере год, пока родители не завершат исследования.
От большого горшка с папоротником у камина донесся тихий шелест. Некоторое время Олив пристально разглядывала растение, но оно больше не двигалось.
– Я уже учился в семи разных школах США, Европы и Канады, – продолжал Резерфорд, – но родители решили, что будет лучше, если на этот раз я останусь здесь.
Папоротник издал едва слышное шипение. Но Резерфорд вроде бы ничего не заметил.
– Ничего себе, – тихо произнесла Олив. – Я была только в четырех школах. – Грустные воспоминания охватили ее, покусывая изнутри, будто крошечные острозубые рыбки: как не с кем было сидеть в школьной столовой, как на физкультуре ее выбирали самой последней, как приходилось проводить перемены у забора игровой площадки, дергая травинки, чтобы окружающим казалось, что ей есть чем заняться. Девочка вздохнула. – И как тебе это? В смысле, все время менять школы?
Резерфорд пожал плечами.
– Приспособиться бывает трудно, – признал он. – Но я просто говорю себе, что все это временно. Где бы я ни был, я не останусь там надолго.
Девочка кивнула, но почему-то от этой мысли ей стало грустно.
Оба вернулись к книгам, и несколько мгновений все в библиотеке погрузилось в безмолвие, даже папоротник.
Через некоторое время над головой мальчика, который сидел, скрестив ноги, на полу, и листал большой зеленый том, раздался неловкий кашель. Олив кашлянула снова, и снова, и снова, пока глаза не заслезились. Наконец мальчик повернулся и посмотрел на нее.
– Я… э-э-э… Я… В смысле, – с усилием выговорила Олив. – Про то, что я тебе сказала. О доме…
– Что? – спросил он.
– Не… не рассказывай никому, ладно?
Резерфорд посмотрел на нее очень серьезно и кивнул.
– Даю слово. Я бы мог даже дать обет, если хочешь. Подписать что-нибудь или положить руку на священную книгу…
– Нет, это… Это слишком, не надо, – заверила Олив. – Просто держи это в секрете.
– Конечно. Клянусь, что не скажу ни одной душе, – объявил Резерфорд, встал и отвесил Олив галантный низкий поклон, а потом шлепнулся обратно на пол к своей зеленой книге.
– Интересно, – пробормотал он через пару секунд.
– Что интересно? – спросила Олив, почти (но не совсем) чувствуя прилив дружеских чувств к Резерфорду за то, что он пообещал сдержать ее тайну.
– В этой книге утверждается, будто капитан Кидд был единственным из пиратов, о ком достоверно известно, что он закапывал сокровища. – Резерфорд уставился в потолок. – Что, если твои ведьмы где-то «закопали» свое сокровище – то есть гримуар? Но поскольку это ведьмы, а не пираты, то они, полагаю, использовали бы исчезающее заклинание. Тебе не попадались никакие признаки применения исчезающих заклинаний?
Олив, недоумевая про себя, какие ей могли попасться признаки чего-то, что исчезло, покачала головой:
– Нет. Они не…
И замерла на полуслове. По воле МакМартинов немало всего исчезло.
Люди исчезали навсегда. Мужчины, женщины и дети пропадали без следа, как если бы их и вправду закапывали. МакМартины прятали свои вещи так, что никто не мог их найти – никто, кроме Олив. Быть может, то, что она искала, находилось прямо у нее перед глазами…
Резерфорд, казалось, не замечал, что она задумалась. Он все так же сидел на полу, проглядывая очередную пыльную книгу (а Олив все так же пялилась в пустоту с разинутым ртом, размышляя), и тут вернулась миссис Дьюи, чтобы забрать внука домой.
– Я и завтра помогу тебе искать, если хочешь, – предложил Резерфорд, вставая и засовывая тяжелый синий том обратно на полку.
– Не надо, – выпалила Олив так громко и быстро, как только могла. – Я… я тебе сообщу, если мне понадобится помощь. Спасибо.
– Хорошо. Ты знаешь, как меня призвать. – Резерфорд остановился у двери, где ждала миссис Дьюи, застегнул рукавицы и еще раз низко поклонился Олив.
– Помощь в чем? – донесся до нее из коридора голос миссис Дьюи.
– А мы рассматривали кое-какие данные о динозаврах в этих местах. Какие конкретные виды здесь жили, когда вымерли…
Голоса растаяли вдали, и Олив вздохнула с облегчением. Он ушел. Вся комната, казалось, стала ярче, как будто сам воздух посветлел. Резерфорд сохранил ее тайну – во всяком случае, пока что. И теперь это их общая тайна. Может, этого будет достаточно для общего знаменателя.
Девочка перевела взгляд на косые полосы вечернего солнца, тянущиеся от окон. Луч коснулся картины с танцующими девушками, и вся рама вдруг вспыхнула и засияла, будто по ней пустили ток, золотым блеском освещая путь вперед. Это было так очевидно! Как же она раньше не подумала?
И тут из папоротника в горшке выползло нечто зеленоватое, мокрое и котоподобное.
– Наконец-то шпиона больше нет, – выдохнуло оно, шатаясь.
– Харви! – Олив кое-как скатилась по лестнице и поспешила к нему. – Так и знала, что это ты.
– Нет больше сил держаться, – прохрипел кот, закатив глаза к потолку, будто плохой актер в шекспировской трагедии. – О том лишь сожалею… Что только одну жизнь… могу отдать за свою страну.
Олив присела рядом, бережно коснувшись ладонью жесткой от краски, покрытой листьями шерстки.
– Тебе плохо?
– Нет, – прошептал Харви. – Но пришло время… ПОМЫТЬСЯ.
И с этими словами он картинно рухнул на ковер.
7
В ту ночь Горацио свернулся клубком на своем обычном месте в ногах у Олив. Харви, от которого все еще за версту пахло кошачьим шампунем, отправился в розовую спальню – охранять вход на чердак. Мистер и миссис Данвуди заглянули пожелать дочери сладких снов, а потом свет в коридоре погас и дом окунулся в сонную темноту.
Лежа на подушке и прижимая Гершеля к груди, Олив слушала, как тихонько скрипит и стонет старый дом, как ветки мягко постукивают по оконному стеклу. Теперь все это уже казалось близким и знакомым. В собственной спальне девочка чувствовала себя почти в безопасности даже в самый глухой ночной час. Но у нее было ощущение, что, хоть она и ее родители каждый вечер отправлялись в постель, сам дом никогда не спал. Он бодрствовал вечно. И наблюдал. Следил. Вот только Олив не знала, хорошо это или плохо – то ли дом беспокоится за нее, то ли она его беспокоит.
Лежа очень-очень тихо, девочка ждала и, чтобы не заснуть, твердила про себя слова самых привязчивых песен. Повторив «Я – Генри восьмой»[4] раз двадцать пять (она потеряла счет где-то в районе тринадцатого «Генри»), Олив медленно села и уставилась в темноту поверх плюшевой макушки Гершеля. У нее был готов план – как снова сделать Мортона своим другом и (если ее не обманывало предчувствие) найти дневник с заклинаниями тоже.
В комнате стояла тишина. Горацио лежал на постели недвижной пушистой горкой. Даже далекий белый свет фонарей таял над спящей улицей.
Олив спустила ноги с кровати, стараясь ничем не потревожить огромного рыжего кота. Тот не шевельнулся. Босиком на полу было холодно, но, как обычно, ни одной из ее шести пар тапочек на положенном месте у кровати не обнаружилось. Девочка крадучись прошла через комнату и выскользнула в коридор.
По скрипящим половицам Олив как могла тише прокралась мимо изображений вазы со странными фруктами и церкви на скалистом холме, торопливо скользнула мимо темных зияющих проемов ванной и гостевых комнат, стараясь не представлять, как кто-нибудь оттуда бросается на нее, как из мрака доносится ее имя. Это было непросто.
К тому времени, как девочка добралась до первой комнаты, она уже почти бежала и пулей метнулась через порог розовой спальни.
Харви спал на стуле перед картиной с древней каменной аркой, за которой скрывался вход на чердак. Его голова свисала с края сиденья.
Олив как могла тихонько тронула его переднюю лапу.
Пятнистый кот резко выпрямился.
– Королевский флот ждет распоряжений, ваше величество! – объявил он.
– Ш-ш-ш! – предостерегла Олив. – Харви, мне нужна твоя помощь. Мне надо кое-что найти, и я, кажется, поняла, где оно находится. – Она посмотрела в его большие зеленые глаза. – Ты поможешь?
– Боюсь, вы приняли меня за кого-то другого, ваше величество, – сказал Харви, вытянувшись в струнку, а потом низко поклонившись. – Должно быть, вы не узнаете меня, ведь я долгие месяцы провел в плавании. Это я, Рэли, сэр Уолтер Рэли. И я к вашим услугам.
– Ладно, сэр… как ты сказал?
– Сэр Уолтер Рэли. Путешественник, писатель, солдат, и вообще, как ни посмотри – человек эпохи Возрождения.
– Ладно, сэр Уолтер Рэли, – сказала Олив. – Но нам надо действовать очень-очень скрытно. Никому нельзя знать об этом походе. Ты единственный, кому я могу доверять.
Кот с нескрываемым удовольствием кивнул.
– Договорились, – выдохнула девочка. – Значит, так: нам надо выйти в коридор, залезть в картину с Линден-стрит и найти Мортона.
– Ах да добрый сэр Пододеяльник! – воскликнул Харви с растущим волнением. – Мы преодолеем пролив и воссоединимся с товарищем!
– Ага, – шепнула Олив. – Преодолевай, конечно. Я сразу за тобой.
Набросив на плечи воображаемый плащ, Харви соскочил со стула и потрусил к двери. Ей оставалось только красться за ним.
Следом за расплывчатым пушистым силуэтом Харви Олив дошла по коридору до изображения Линден-стрит. Остановившись перед картиной, кот предложил ей свой хвост, и вместе они проникли сквозь раму в туманные поля, ведущие к улице.
Мортона они обнаружили на лужайке дома по соседству с его собственным – дома, который в мире Олив принадлежал миссис Дьюи. Он выдергивал из земли белые тюльпаны и подбрасывал в воздух. Они взлетали вверх, изгибаясь, будто цирковые булавы из поролона, а потом стремительно неслись обратно к земле луковицами вниз и аккуратно усаживались в свои же лунки.
– Мортон, что делаешь? – спросила Олив, когда они с Харви остановились перед мальчиком.
Тот одарил ее взглядом, в котором читалось, что этот вопрос ну никак не заслуживает ответа, и подбросил вверх следующий тюльпан.
– Где твои друзья?
Мортон пожал плечами:
– Не знаю. Может, сидят по домам. Со своими семьями.
Он подкинул тюльпан в воздух. Цветок два раза перевернулся и спикировал обратно к земле, будто бумажный самолетик.
Олив хотелось сказать: «А семьи у них тоже невидимые?», но у Мортона было такое лицо, что она передумала. Вместо этого девочка присела на влажную траву.
– Слушай, Мортон, – начала она. – Помнишь, я тебя про дневник спрашивала?
Мальчишка не ответил, только выдернул новый тюльпан.
– Мне кажется, если бы найти эту книгу, я бы смогла понять, как помочь тебе вернуться домой.
Мортон покосился на нее краем глаза.
– По-настоящему?
– По-настоящему, – подтвердила Олив. – Если у МакМартинов была книга заклинаний, они, скорее всего, держали ее в заколдованном месте. Я думаю, что она спрятана в одной из картин.
На круглом лице мальчишки появилось скептическое выражение.
– Может быть…
– В общем… – Олив постаралась говорить так, как будто ей все равно, – …Ты поможешь мне ее найти?
– Хм, – сказал Мортон, тоже пытаясь показать, будто ему все равно, – ну наверно.
– Отлично! – прогремел Харви. – Добрая королева Бесс и благородный сэр Пододеяльник достигли согласия. А теперь вперед, исследовать колонии! – И он кинулся прочь по туманной улице. Олив и Мортон бросились за котом, с трудом поспевая за ним.
Все трое протиснулись сквозь раму и неуверенно постояли в коридоре, оглядываясь на темные дверные проемы.
– Откуда нам начать? – наконец прошептал Мортон.
Олив закрыла глаза и подумала о книге. Представила себе ее обложку – черную, коричневую, красную или зеленую. Представила, какова она на ощупь. Быть может, страницы у нее плотные и мягкие, почти как ткань, или тонкие и хрупкие, полупрозрачные, чуть сморщенные, как листки папиросной бумаги. И вдруг – едва ощутимо, очень медленно, но что-то в доме начало ее направлять. Какая-то сила сочилась из стен и сквозь половицы прямо в босые ступни Олив. Она почувствовала, как ее ведет в одном направлении, будто стрелку волчка в настольной игре.
– Вряд ли она внизу, – ответила она тоже шепотом. – Давайте начнем отсюда.
Все трое тронулись в путь по коридору. Харви пытался держаться впереди, хотя и не знал, куда вести, а Олив и Мортон сзади шли на цыпочках по теням друг дружки.
Они начали поиски в гостевой ванной комнате, в которой висела только одна маленькая картина. Олив взялась за хвост Харви, а Мортон ухватился за Олив, и компания шагнула через раму. Женщина на картине, которая вечно стояла одной ногой в старомодной ванне, тихонько вскрикнула, когда пятнистый кот и двое одетых в пижамы детей свалились на ее скользкий плиточный пол, и плюхнулась в воду прямо в полотенце.
– Простите нас, добрая леди, – пафосно начал Харви, – но мы должны изучить вашу ванную комнату во имя Англии.
– Что?! – возмутилась женщина.
Олив присела, чтобы заглянуть под ванну, а Мортон проверил углы. Комната на картине была довольно небольшая и пустая, и уже через несколько секунд трое исследователей выкарабкались обратно, оставив промокшую даму возмущаться фыркать им вслед.
– Никаких книг, – резюмировала Олив. – Давайте проверим синюю комнату.
В синей спальне висела картина с бальной залой, где играл оркестр и танцевали люди в старомодных нарядах. Но когда Харви, Олив и Мортон вылезли из рамы, танцы прекратились. От оркестра донеслось несколько последних звуков – один за другим музыканты сбились и уставились на незваных гостей.
– Нет необходимости падать ниц! – объявил Харви, благодушно махнув лапой. – Вы, несомненно, поражены появлением великого сэра Уолтера Рэли и славной королевы Елизаветы. – Он указал на Олив. Та сконфуженно расправила подол пижамы с пингвинами. Кот оглянулся на них с Мортоном, бросив в их сторону: – Эти негодяи не желают кланяться своей королеве. Приказать их всех обезглавить, ваше величество?
Олив с ужасом затрясла головой.
– Э-э-э… вообще-то… – начала она, видя, что вся нарисованная толпа разом обратила взгляды на нее. – Простите, никто не видел тут книгу?
В толпе зашумели.
– Я видел! – воскликнул кто-то в углу и указал пальцем на сборник нот на рояле.
– Я тоже видел! – воскликнул другой человек, но он, как выяснилось, имел в виду тот же самый сборник.
– Ясно… – громко произнесла Олив, потому что все новые и новые люди заявляли, что они тоже видели ноты на рояле, – кто видел другую книгу? Не ту, что лежит на пианино?
Последовало смущенное бормотание, но больше никто не проронил ни слова.
– Ладно тогда, – продолжила Олив. – Спасибо за помощь.
– Ну и ну, – прошептал Мортон, когда они друг за другом приземлились на ковер синей спальни. – Столько людей, и все как один – дурачки.
– Ваша правда, сэр Пододеяльник, – согласился Харви.
– Ну, они же нарисованные, – добавила Олив. – Они никогда не выходили из этой комнаты. Сомневаюсь, что им часто приходится о чем-то серьезно задумываться.
Мортон посмотрел вниз и ничего не сказал.
– Я имею в виду, – поспешила объяснить она, – они не как ты и не как другие люди, которых Олдос заманил в картины. Вы же все раньше были настоящими, а теперь… в смысле…
Но он уже ринулся через комнату к полированной деревянной двери стенного шкафа.
– Мортон… – умоляюще начала Олив.
Не обратив никакого внимания на нее слова, мальчишка шагнул в шкаф и захлопнул за собой дверь.
Олив втянула воздух сквозь зубы. Вдруг родители услышали? Они с Харви переглянулись.
– Я проверю, не вступили ли в пролив суда противника, ваше величество, – прошептал кот и бросился в коридор.
– Мортон, – прошептала Олив закрытой двери шкафа. – Вылезай.
Ответа не последовало. Она потянула за ручку, но дверь не поддалась. Мальчик, очевидно, крепко держал створку с другой стороны.
– Ну, хватит, Мортон. Мы теряем время.
Шкаф помолчал. Казалось, он задумался. И тут изнутри донесся приглушенный голос:
– Почему мне нельзя просто остаться здесь? Раз старика больше нет, почему нам всем просто не выйти обратно?
– Мортон, вы же не живые. – Олив помедлила. – Уже нет. – Шкаф не стал спорить, поэтому она продолжила: – Люди заметят, что вы не становитесь старше, и кожа у вас странная, и вы ничего не едите. И яркий свет вам вреден. Вам здесь небезопасно.
– Я могу жить в шкафу, – уперся Мортон. – Или весь народ из картины может просто поселиться тут, в доме, с вами.
Девочка попытался представить себе такую возможность.
– Мне кажется, ничего не получится, – сказала она наконец. – Мои родители расскажут про вас всем ученым в университете, и они захотят ставить на вас эксперименты, препарировать, клонировать или еще что-нибудь.
Шкаф совсем затих.
Олив прислонилась головой к деревянной двери.
– Мортон… – начала она так ласково, как только могла. – Я…
Но ее прервал голос мальчишки:
– Тут картина.
Она нахмурилась.
– Какой смысл вешать картину в шкафу?
– Она не висит. Она стоит. Я ее нащупал. Смотри.
Дверца шкафа распахнулась. Мортон появился из темноты, растолкав пыльные пальто, и указал на дальний угол шкафа. Оттуда в луче водянистого лунного света блестела рамой картина.
Опустившись на колени, дети вытащили холст и отнесли в голубую спальню, чтобы получше рассмотреть. В тяжелой раме обнаружился пейзаж с разрушенным замком – осыпающиеся каменные стены на фоне ночного неба.
– Как думаешь, это его картина? – прошептал Мортон.
– Ну, есть способ узнать наверняка, – тоже шепотом ответила Олив, и в этот самый момент в комнате появился Харви и важно сообщил, что путь свободен.
Спустя мгновение все трое уже шагнули через раму в прохладную, влажную ночь, пахнущую мхом. Значит, это вправду была одна из картин Олдоса – картина, в которой Олив никогда еще не бывала. Пока они пробирались по мшистым камням, которыми был устлан спуск ко рву, она раздумывала, как долго холст пылился в шкафу, и кто вообще сунул его туда, где его никто ни за что не увидит.
Троица остановилась у подъемного моста. Харви оглядел представшие перед ними руины каменных стен и печально покачал головой:
– Годы не пощадили Виндзорский замок.
– Вряд ли это задумывалось как… – начала Олив, но кот уже отважно зашагал по мосту.
Мортон поспешил следом. Олив, то и дело поскальзываясь на влажных досках, замыкала процессию.
Внутри замка раскинулся широкий, вымощенный камнем двор. Если у него когда-то и была крыша, то сейчас об этом можно было бы только догадываться. Над очертаниями обрушенных стен нависало темное небо в редких серебряных пятнах неподвижных звезд.
– Ах, какие славные воспоминания навевают даже руины Виндзора! – воскликнул Харви и запрыгал по мощеному двору. – Какие зрелища! Какие поединки! А казни!
Пока пятнистый кот скакал по лестнице к парапету, предаваясь счастливым воспоминаниям, Олив и Мортон обыскали все углы сырого двора. Нигде не было никаких признаков того, что здесь спрятали важную книгу. И вообще, огромное пространство без крыши посреди огромного, пустого, полуразрушенного замка казалось совершенно неподходящим местом для важных книг.
– Гримуара здесь нет. Я уверена, – произнесла девочка со вздохом, глядя, как заползает на место булыжник, который она отпихнула в сторону. – Сэр Уолтер Рэли! Можно уходить!
Когда ребята проходили под аркой, ведущей к мосту, Олив показалось, что в отдалении за спиной что-то зашумело – словно камешек заскакал по булыжникам двора. Спустя секунду она услышала, как камешек с мягким стуком откатился обратно на место.
– Харви! Это ты? – позвала она.
Зеленые глаза мигнули в темноте у самых ее ног.
– Нет, ваше величество. Неужели вы не узнаете сэра Уолтера Рэли, вашего самого верного рыцаря?
– Я имела в виду, это ты шумел?
– Шумел, ваше величество?
Все прислушались. Вокруг стояла тишина – только мягко шелестела вода во рву, набегая на берега.
– Я ничего не слышу, ваше величество, – признался Харви.
– Я тоже, – сказал Мортон. – Ваше величество.
Олив посмотрела на него, прищурясь:
– Спасибо, сэр Пододеяльник. Пойдемте искать в другой комнате.
Они выбрались из картины, бережно засунули ее обратно в шкаф и закрыли дверцу, а потом тихо проскользнули по коридору, стены которого посеребрил лунный свет, и направились в лиловую комнату. Когда-то это было любимое место Олив во всем доме. В воздухе сладко пахло, все казалось таким красивым и изящным – прямо как Аннабелль. Теперь изображение ее комнаты, в которой уже не было хозяйки, висел над комодом зловещим напоминанием. Данвуди не пользовались ни одной из гостевых спален, но эта комната казалась особенно холодной и заброшенной, будто до нее вовсе никогда не дотягивался солнечный свет. Харви вскочил на комод, Олив взялась за его хвост, а Мортон – за ее ногу. Компания перебралась через раму и приземлилась друг за дружкой на усыпанный подушками диван внутри картины.
– Из этого портрета вылезла Аннабелль МакМартин, – объяснила Олив, удивляясь, почему ей вдруг захотелось говорить шепотом. – Здесь изображен салон на первом этаже этого дома. Каким он было очень-очень давно.
Она неуверенно слезла с дивана и подошла к чайному столику. Там все было готово: чашки и блюдца, тарелочка со все такой же высокой горкой кубиков сахара. Полная чашка Аннабелль стояла точно там, где та ее оставила. Олив коснулась тонкого фарфора. Он по-прежнему был горячим. Отчего-то вздрогнув, Олив оглядела комнату. Казалось, что Аннабелль могла появиться в любой момент. Девочке вспомнились ее мягкие каштановые волосы, нитка жемчуга на шее, нежный, слишком ласковый голос. Она почти ощутила, как смыкаются вокруг ее запястья холодные пальцы ведьмы, и спешно обернулась к Мортону.
Тот, оглядываясь вокруг, медленно поворачивался, будто заводная балерина из шкатулки.
– Я тут был, – прошептал он. – Не на картине. В этой комнате, в заправдашней. – И он задумчиво побрел куда-то вправо.
Олив обогнула чайный столик, на котором Харви практиковался в фехтовании ножом для масла, и начала заглядывать под мебель. Ничего. Затем осмотрела полки, но на них обнаружились только изящные диковинки, крошечные вазочки, морские раковины и всяческие изукрашенные сувениры. Проверила двери – просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Двери были нарисованы закрытыми – не покрашены закрытыми, как когда немного краски попадает в проем и склеивает створки вместе. Нет, эти двери были нарисованы закрытыми. Они не качнулись, не звякнули петлями, когда она их толкнула. Дверную ручку не удалось даже сдвинуть. Олив с разочарованным вздохом повернулась обратно.
Мортон стоял у камина. Поначалу она подумала, что мальчик заснул стоя – настолько он был неподвижен, но, конечно, Мортону не надо было спать. Он стоял к ней спиной, склонившись над чем-то, что зажал в обеих руках. Олив не видела, что это, пока не заглянула прямо ему через плечо.
Это была фотография: маленькая черно-белая фотография в серебряной рамке. Очевидно, она стояла в ряду других снимков, которыми была уставлена каминная полка. Девочка окинула взглядом остальные и слегка вздрогнула, узнав фотографию Олдоса МакМартина, которую раньше нашла в ящике комода в лиловой комнате, прямо за рамой вот этой самой картины. Рядом с портретом Олдоса стояла фотография симпатичной, но хмурой маленькой девочки, сидящей между двумя туповатыми на вид взрослыми: это была Аннабелль и ее родители, тут у Олив не было никаких сомнений. Следом шли фотографии людей, которых она не знала.
Девочка снова взглянула на снимок в руках Мортона. Это тоже был семейный портрет, похоже сделанный в десятых или двадцатых годах прошлого века. Мужчины носили подтяжки, женщины – квадратные, отделанные лентами воротнички. В отличие от других фото, на этом все улыбались. Двое сияющих родителей, девочка-подросток и маленький мальчик. Большие, ласковые глаза матери семейства сощурились в улыбке. Дружелюбным было круглое лицо отца. Лицо девочки было худым, но довольно приятным, а улыбка – слегка застывшей, словно ее хранили в холодильнике, пока не затвердела. Девочка показалась Олив очень знакомой. Но именно брат девочки надолго задержал внимание Олив. Это был маленький мальчик с круглым бледным лицом. Маленький мальчик с торчащими в разные стороны белесыми волосами. Маленький мальчик, на сей раз одетый не в длинную белую ночнушку.
– Ой, это же ты! – воскликнула она.
Мортон продолжал молчать.
– Это твоя семья?
Он кивнул.
– Ух ты, – выдохнула Олив. Минуту оба молчали, разглядывая лица на пожелтевшей от времени фотографии. – Ее, наверно, сделали почти перед тем, как… в смысле, ты выглядишь почти точно так же. Только одежда другая.
Мортон, не отвечая, просто смотрел на фотографию.
Олив обошла мальчишку, стараясь заглянуть ему в лицо.
– Ты знаешь, что с ними стало, Мортон? С твоей семьей?
Тот покачал головой, избегая ее взгляда.
– А как их звали? Ты помнишь их имена?
– Мама и папа, – прошептал он.
– Я имею в виду настоящие имена, – не отступилась Олив. – Как их называли другие люди? Если вспомнишь, может… может, я смогу узнать, что с ними случилось.
Мортон задумался, хмуря лоб, отчего морщинки между бровями заходили волнами. Одна, вторая, и лицо мальчика стало несчастным: брови сошлись, уголки рта опустились, прищуренные глаза почти исчезли и все лицо будто сжалось, как увядающее в ускоренной перемотке документального фильма растение. Голова мальчишки печально поникла.
– Я хочу домой, – буркнул он себе под нос.
– Я знаю, – сказала Олив. – Поэтому мне и нужно найти книгу. Если я ее найду, и если мы узнаем, что случилось с твоей семьей, может быть…
– Нет, – перебил Мортон, все так же обращаясь к собственной рубашке. – Я имел в виду, я просто хочу обратно в свой дом.
– А-а-а… – растерялась девочка. – Ладно. – И она попятилась, стараясь не показывать своего разочарования.
– Можно я возьму ее с собой? – Мортон помахал фотографией, все так же не отрывая взгляда от ковра.
– Конечно, – сказала Олив. – Конечно. Вдруг… вдруг она поможет тебе вспомнить.
Обратно к изображению Линден-стрит все трое плелись тихо и понуро.
Читать бесплатно другие книги:
