Книга заклинаний Уэст Жаклин

19

В ту ночь Олив опять снилось дерево. Почему-то оно казалось еще более огромным, чем раньше, синие ветви сияли в серебряном свете звезд, листья шептали, словно хор из тысячи голосов. «Олив, – шептали они. – Олив… Олив…»

Стоя на росистой траве, девочка откинула голову и вгляделась в вышину, все дальше и дальше. Дерево словно тянулось к ней, манило ее. Оно заслоняло небо. Ждало с распростертыми объятиями.

Она никогда особенно не любила лазать по деревьям. Человек, который часто спотыкается о собственные ноги, едва ли рискнет упасть с чего-нибудь выше, чем кровать (а с кровати Олив падала достаточное количество раз, чтобы начать немного опасаться даже этого), но на это дерево она забиралась как-то бессознательно. Едва коснувшись нижних ветвей, она почувствовала, словно ее тянет вверх, подталкивает невидимыми руками. Быть может, сами ветви ей помогали. Она казалась себе невесомой и грациозной. Парила, словно пушинка. Росистый ветерок играл с кончиками ее волос.

Пробираясь через шепчущие синие листья, Олив заметила, как на ветках что-то сверкает – поначалу ей показалось, что это просто звездный свет играет на глянцевой коре. Но как только ее ладони сжали гладкую, каменно-твердую ветвь, ожившие линии вспыхнули. Прямо над ее пальцами плыли в воздухе сияющие буквы: «Атдар МакМартин».

Девочка поднялась выше. Рядом заблестело, будто крылья стрекозы, новое имя: «Ансли МакМартин». Потом дальше – мимо имен «Аластер МакМартин», «Ангус МакМартин», «Айлса», «Айллиль» и «Аргил МакМартин». Оставаясь позади, буквы снова тускнели. Олив приближалась к чему-то удивительному, она это чувствовала.

Даже самые верхние ветви казались прочными и надежными. Листва густела, превращалась в дрожащий, шепчущий купол. «Олив… Олив…» – звали листья. И Олив поднималась.

«Олдос МакМартин» вспыхнул и выгорел, когда она оставила его ветвь позади. Тонкая цепочка серебряных букв, «Аннабелль МакМартин», манила к самой верхней ветке. И вот наконец, Олив добралась до верхушки. Над ее кулаками заблестело последнее имя: «Олив Данвуди». Олив подтянулась на последней ветви, медленно, бесстрашно встала на ноги, пробилась сквозь купол листьев, и высокое синее дерево с шелестом засверкало у ее ног. Перед взором расстилалось все-все – до самых краев света. Земля мерцала далеко внизу. Фиолетовое небо над головой было усыпано звездами. Она глубоко вздохнула.

«Олив. Олив. Олив…»

Если она прыгнет сейчас, то полетит. Будет парить, как полярная сова, как снежная пыль на ветру, как тополиный пух. Голоса поддержат ее. Они не дадут ей упасть.

Олив поджала пальцы ног и раскинула руки. Сладкий, прохладный ветер вздымался вокруг, жадно дергая за хлопковую пижаму. Она закрыла глаза.

«Прыгай, Олив, – прошептала тысяча голосов. – Прыгай».

«Прыгай».

Согнула колени. Сделала последний глубокий вдох…

Что-то острое впилось в ногу.

Олив распахнула глаза. Синее дерево исчезло так внезапно, словно его забили в землю, как огромный пышный гвоздь. В серебристо-голубом свете далекого уличного фонаря она с трудом разглядела узор из пингвинов на своей пижаме. Ниже были ее собственные босые ступни. Сразу за босыми ногами тускло мерцал край крыши старого каменного дома, а между пижамой и ступнями ее кусал за ногу огромный черный кот.

Она ахнула и отшатнулась от края:

Кот поднял голову.

– Простите, мисс. Было больно?

– Нет… – прохрипела Олив. – Не очень.

– Хм, – недовольно сказал Леопольд. – Что ж. Хорошо.

Девочка с изумлением огляделась. Она стояла на самой высокой точке крыши, прямо над остроконечным потолком чердака. Далеко-далеко внизу тихо шумел заросший сад. Далекий уличный фонарь едва освещал двор, окутывая его тусклым серебром. Всего в нескольких сантиметрах от пальцев ее ног кончалась крыша и резко начиналась тьма.

– Как я сюда попала? – шепотом спросила Олив у кота.

– Залезли.

– Залезла? – выдохнула она, немного подвинулась вперед и, вытянув шею, заглянула за край. До земли оказалось очень далеко.

– Зрелище было весьма впечатляющее, – сказал Леопольд. – Вы забрались на крышу крыльца, потом вверх по водосточной трубе, на карниз, а оттуда – на край крыши.

Колени Олив, напуганные открывшимся видом, вдруг решили устроить забастовку. Она плюхнулась на пятую точку и вцепилась обеими руками в черепицы крыши, а зеленые глаза Леопольда тем временем сканировали темноту.

– Как ты меня нашел? – спросила она, как только добилась, чтобы мозг, легкие и рот снова заработали вместе.

– Я вас не нашел, – сказал Леопольд чопорно. – Я проследил. Следил за вами во время всех ваших ночных походов. Это самое дальнее, куда вы забрались, за исключением той ночи, когда оставили гримуар на столе во дворе миссис Дьюи, но…

– Погоди… что?! – перебила Олив. Мысли в голове носились, как бешеные. – Когда я оставила? Я что, и раньше так делала?

– Вы почти каждую ночь выходите, с тех пор как нашли это… эту книгу. – Здесь кот секунду подозрительно помедлил, словно сглатывая ком в горле.

– Но, Леопольд, – сказала девочка, торопливо собираясь с мыслями, – я не хожу во сне!

– Могу вас заверить, что ходите, мисс. Конечно, вы этого можете и не осознавать, потому что, как правило, спите в такие моменты, – пояснил он, знающе кивая головой. – Это как когда кто-то настаивает, что не храпит, потому что никогда не слышит собственного храпа.

– Ты что, хочешь сказать… – начала Олив. – Но я не храплю!

Леопольд посмотрел на нее долгим, многозначительным взглядом.

Олив подтянула колени к груди. Ночь была прохладная. Весь мир в темноте стал серым: трава, деревья, ее собственные руки. Только кошачьи глаза сохранили свой ярко-зеленый цвет.

– Ты не бросил меня – прошептала девочка. – Ты следил за мной, присматривал. Остановил, пока я не успела себе навредить. Ты все пытался помочь мне, хотя я поступила с тобой просто ужасно. – Горло больно перехватило, но она с усилием продолжила: – Спасибо, Леопольд.

Кот несколько смутился. Он моргнул и отвел глаза, делая вид, что оглядывает небо, чтобы вернуть морде невозмутимое выражение. А потом похлопал Олив по ноге мягкой черной лапой.

– Ну, будет вам, мисс, – сказал он грубовато.

Олив вытерла лицо рукавом и шмыгнула носом.

– Что ж, – продолжил Леопольд, выпятив грудь еще сильнее, чем обычно, чтобы показать, что трогательная сцена окончена, – нужно доставить вас в безопасное место. И поскорее. – Он поднялся на ноги, слегка покачнувшись. – Следуйте за мной, мисс. Мы залезем в окно, и я доставлю вас вниз – оглянуться не успеете.

Девочка встала, хотя трясущиеся коленки, казалось, превратились в желе. Но, не успев сделать и шага, заметила, как внизу что-то блеснуло. Она замерла и пригляделась.

Около сарая из кучи земли торчала лопата. Железная ручка блестела в свете уличного фонаря. Рядом с лопатой темнела дыра; ее пустой зев полнился тенями.

Олив замерла на месте и, пошатнувшись, замерла как раз вовремя, чтобы не полететь через край крыши.

– Леопольд, – выдавила она, – кто откопал картину?

Тот посмотрел на нее, удивленно распахнув сияющие во мраке зеленые глаза.

– Вы сами, мисс.

20

– Но я вообще не помню, чтобы что-то выкапывала! – воскликнула Олив.

Проскользнув в окно второго этажа и пробежав по коридорам спящего дома, они остановились на заднем дворе, рядом с дырой в земле. Как девочка и предполагала, картины с лесом – и запертой внутри Аннабелль – там уже не было.

– Говорите шепотом, мисс, – предупредил Леопольд, оглядываясь по сторонам.

– Что я с ней сделала, когда выкопала? – в отчаянии прошептала Олив. – Ты видел?

Кот коротко покачал головой.

– Никак нет. К сожалению, я смотрел из окна и успел увидеть только, что вы вынули картину и скрылись за сиреневой изгородью. К тому времени, как мне удалось добраться до двери, вы уже скрылись из виду.

Олив плюхнулась на землю и закрыла лицо руками.

– Ох, Леопольд… – простонала она. Кусочки мозаики начали вставать на свои места, и ей не нравилась картинка, в которую они собирались. Поиски книги рассорили их с Мортоном. Из-за книги она жестоко поступила с котами и заставила их обратиться против нее. Из-за нее стала прятаться от родителей. Она встал между ней и Резерфордом. С ней она стала ходить во сне, выкопала картину и оставила неизвестно где. Если бы Леопольд не вмешался, книга заставила бы ее спрыгнуть с крыши.

Гримуар обманул ее, заставил поверить, что она нашла свое место, что может вызывать к жизни волшебство, спрятанное в его страницах, что может быть одной из МакМартинов и при этом оставаться самой собой.

И как только она осознала это, серебристая пелена, окутывавшая разум Олив, исчезла. А под нею оказалась правда, которая была там все это время. Гримуар, как и сам дом, пытался избавиться от нее. А когда Олив оказалась бы вне игры, стало бы очень легко вернуть кое-кого другого. Всего-то и нужно…

Девочка схватилась за воротник пижамы. Очки исчезли.

Она тихонько взвизгнула.

– Ш-ш-ш! – прошипел кот и пригнулся.

Они застыли.

Из теней поблизости послышался негромкий треск и тут же замолк. Олив и Леопольд притаились в ожидании, оглядывая густые кроны деревьев у себя над головами.

– Возможно, это была просто белка, – предположил Леопольд.

Щелк! Где-то сломалась ветка, и резкий звук далеко разнесся в ночи.

– Разве белки ночные животные? – пропищала Олив.

Леопольд не ответил и, внимательно прищурившись, вгляделся в деревья.

– Мисс, не пугайтесь, – прошептал он и выступил вперед, закрывая ее собой, – но мне кажется, что за нами следят.

Сердце Олив переключилось на максимальную скорость.

– По-моему, ничто на свете так не пугает, как когда тебе говорят «не пугайтесь», – прошептала она в ответ, придвинувшись к нему поближе. Леопольд не ответил, только медленно поднял ярко-зеленые глаза к небу.

Внезапно в ветвях прямо над головой послышался дикий шорох. Затаив дыхание, девочка замерла. Леопольд зашипел. С громким треском сломалась ветка, следом раздался приглушенный вой, а затем на землю прямо перед ними грохнулся клубок веток и разноцветной шерсти. В последнюю секунду он развернулся и приземлился на четыре лапы в мешанине листьев и свежей черной краски.

И Олив, и Леопольд подались вперед. Посреди кучи веток на земле сидел кот. Дикие зеленые глаза под черными разводами краски и скособоченной лиственной шапкой метались от Олив к Леопольду и обратно.

– Харви! – воскликнула девочка.

Круглые кошачьи глаза распахнулись еще шире.

– Вы меня не видели! – проскрипел он, а потом припустил в сторону кустов сирени.

Олив и Леопольд пару секунд глядели вслед быстро удаляющемуся коту, не шевелясь.

– Он притворяется шпионом или еще сердится на меня? – спросила наконец она.

Леопольд склонил голову набок.

– Трудно сказать, – ответил он медленно. – С Харви никогда не поймешь.

– А… – начала Олив. Задать этот вопрос вслух оказалось труднее, чем она ожидала. – А Горацио еще на меня сердится?

– Ох-хо-хо! О да.

– Леопольд. – Олив почувствовала, как снова нахлынул отступивший было ужас. – Очки тоже пропали.

Леопольд уставился на нее.

– Если очки у того же человека, что и картина … – Она не могла продолжать. Слишком страшно. Она упустила шанс выпустить Мортона из картины, пусть даже ненадолго. А теперь тот, кто завладел очками, мог выпустить кое-кого другого.

Олив закрыла глаза и попыталась думать. Может быть, потому что книга была далеко, а может быть, потому что дом уже получил от нее, что хотел, но все ниточки мыслей в мозгу внезапно сплелись ясную картину. Она вспомнила фотографию Мортона с семьей и знакомое холодное лицо опрятной девочки. Вспомнила ту же девочку в альбоме на чердаке, на фотографии с надписью «Аннабелль и Люсинда, 14 лет». Вспомнила, какой странной показалась ей кожа миссис Нивенс. Вспомнила, как привратник из замка рассказывал о холодной, опрятной женщине, которая забралась в картину и ждала, ждала…

Содрогнувшись всем телом, будто по ней пропустили электрический ток, Олив отвернулась от пустой ямы и помчалась к изгороди.

– Мисс! – прошипел Леопольд, бросившись за ней. – Что вы делаете?

– Кажется, я знаю, кто их забрал, – прошипела она в ответ через плечо и уже раздвинула ветви сирени, как вдруг справа что-то громко зашелестело.

– Пс-с-ст! – позвал голос из кустов.

Леопольд и Олив подкрались поближе. Из недр изгороди донесся тихий шорох, и к ним выполз взъерошенный, перемазанный черной краской клубок шерсти. Его ярко-зеленые глаза горели энтузиазмом.

– Мы одни? – прошептал клубок с легким британским акцентом.

– Никак нет, – ответил Леопольд таким тоном, будто это было очевидно. – Мы вместе.

– Это я, агент 1-800, – прошипел клубок. – У меня есть информация. Ценная информация. Я проникал туда и обратно через линию фронта, будто швейная игла. Собирал на вражеской территории секретные данные, как садовник урожай. Я был…

– Ох, агент 1-800, – сказала Олив и улеглась на живот, чтобы оказаться поближе к перемазанной черным кошачьей морде. – Я так по тебе скучала.

Секунду Харви молча смотрел на нее. Взгляд его немного смягчился.

– Я всегда держался поблизости, – проговорил он, тряхнув головой. Листья папоротника, которые приклеились к пятну черной краски у него над ухом, тоже дрогнули. – Все это время я приглядывал за тобой. А ты даже не подозревала.

– Ну, – возразила Олив, – вот пару минут назад, когда ты…

– Именно! – не дослушав, воскликнул он. – Ты не имела ни малейшего представления. Вот почему меня называют величайшим из всех шпионов!

– Я думал, тебя называют агентом 1-800, – вставил Леопольд.

– И так тоже называют, – сказал Харви, начиная раздражаться, – потому что я… – Тут он умолк и окинул их мрачным взглядом. – Короче, нужна вам информация или нет?

– Нужна, – поспешно подтвердила Олив.

Харви торжественно кивнул.

– Так вот. Совершенно секретно. Высшая степень доступа. Только для ваших ушей. Подписано, запечатано и доставлено лично. Упаковано вручную. Усекли?

Леопольд был заметно сбит с толку, но Олив энергично закивала за них обоих.

– Хлеб в хлебнице, – прошептал Харви, сверкая в темноте булавочными головками зрачков. – Если вы понимаете, о чем я.

– Не-а, – сказала Олив.

– Огурцы в банке. – Он смотрел на девочку, ожидая, что до нее вот-вот дойдет. – Птичка в клетке. Сера в ухе.

Олив уже не в первый раз ощутила желание схватить Харви за шкирку и проверить, не получится ли вытряхнуть из него что-нибудь вменяемое.

– Ты имеешь в виду, «картина – в доме миссис Нивенс»?

Кот раздраженно зафыркал, а потом коротко, неохотно кивнул.

Олив вскочила на ноги и стремительно развела заросли сирени.

– Я так и знала. Придется возвращать ее обратно.

– Мисс! – возразил Леопольд. – Это слишком опасно!

– Действуйте осмотрительно, агент Олив! – Харви затаился в кустах, не сводя взгляда с девочки, которая отважно ступила на соседский газон.

Над горизонтом начинала расползаться блеклая полоска синего света, заливая сереющий во мраке дом миссис Нивенс призрачным свечением, но до рассвета оставался еще по крайней мере час. Олив проверила окна, но через стекла ничего не было видно – никакого движения, ни намека на то, что изнутри за ней следило холодное лицо хозяйки. Низко пригнувшись, она прокралась мимо аккуратных розовых клумб. Шипы цеплялись ей за пижаму.

Перескочив через рядок петуний, она прижалась спиной к стене высокого серого дома, где ее не было видно ни с улицы, ни из окон. Раскинула руки, распластавшись по стене, и попыталась представить, как скользит по деревянной обшивке бесшумно, словно морская звезда, но пальцы дрожали, колени тряслись, а дыхание вырывалось из носа рывками, да еще и с присвистом.

Вдруг из-под босой ступни выскользнул камешек, и девочка закачалась на одной ноге. Она успела выпрямиться, не грохнувшись навзничь, но стук камня прозвучал у нее в ушах оглушительно, будто выстрел. Несколько мгновений Олив стояла неподвижно, вцепившись в стену дома и трясясь от страха. Потом осторожно, на цыпочках подобралась к боковым окнам. Повернулась и медленно приподнялась так, что нос оказался на уровне подоконника.

В тусклом свете угадывались очертания гостиной миссис Нивенс. Все в комнате было белым: белый ковер, белый диван, множество белых кружевных салфеток будто бы только и ждали, чтобы явился кто-нибудь неуклюжий и все запачкал. Но кроме повсеместной белизны, в комнате не было ничего странного. Насколько Олив могла разглядеть, никаких книг там не оказалось. В блестящих стеклянных витринах красовались вещицы, которые выглядели скорее хрупкими, чем интересными: маленькие фарфоровые куклы с печальными глазами, хрустальные яйца, декоративные вазы без цветов. Миссис Нивенс там не было. Ни картины, ни очков тоже не было. Но откуда-то с другой стороны дома, наверное, из щели под закрытой дверью, пробивалась тонкая струйка золотого света.

Олив снова пригнулась и наполовину прокралась, наполовину подползла к другой стене.

– Мисс! – прошипел голос Леопольда из розового куста неподалеку.

– Агент Олив, что вы делаете? – прошептал Харви, сверкая глазами из колючих ветвей.

– Оставайтесь там и караульте, – прошептала та в ответ. – Если я не вернусь через десять минут… – Она окинула взглядом серую громаду дома. – Не знаю. Но мне надо вернуть очки.

– Вернитесь, мисс! – позвал Леопольд. Но Олив уже скрылась за углом.

Чтобы подобраться к окнам с этой стороны, пришлось втиснуться между стеной и буйными гортензиями. Девочка присела в своем укрытии и, пытаясь отдышаться, подождала, не раздадутся ли шаги или заскрипят двери, но высокий деревянный дом оставался безмолвен. Тогда она вцепилась пальцами в подоконник и поднялась на цыпочки.

Шторы в этой комнате были закрыты. Через крошечную сантиметровую щель между ними виднелась полоса золотого света. Кто-то внутри прошел мимо, и по шторам рябью пробежала тень, но Олив не видела, кому она принадлежала – миссис Нивенс или… кому-то еще.

«Думай, – сказала она себе. – Если ты в самом деле увидишь там очки или картину, или даже (тут пришлось сглотнуть ком в горле) Аннабелль МакМартин, что ты станешь делать?»

«Ну, – ответила она сама себе, – постараюсь не показываться им на глаза. Во-первых, заберу очки обратно так, чтобы меня не увидели. Если повезет, и Аннабелль окажется еще в картине, то заберу и ее тоже. А если Аннабелль не в картине…»

Олив покачала головой. И с этим она разберется, если будет надо. Главное, чтобы ее не увидели. Аннабелль один раз уже пыталась ее убить, и это случилось до того, как Олив уничтожила последний существующий портрет ее деда и закопала саму Аннабелль под кучей компоста. Если миссис Нивенс и госпожа МакМартин – или Люсинда и Аннабелль – увидят ее, совершенно неизвестно, что они с ней сделают.

Олив очень тихо, осторожно поднялась и прижалась носом к стеклу, так сосредоточившись на том, чтобы заглянуть в комнату, что вокруг себя ничего не видела и не слышала. Она не услышала ни мягких шагов в траве, ни тихого шелеста листьев гортензии. Не заметила, что уже не одна, пока вокруг ее запястья не сомкнулась прохладная, гладкая ладонь.

21

– Ну-ка, пойдем со мной, быстро, – сказала миссис Дьюи на ухо Олив. Ее голос звучал мягко, но что-то в нем было такое, отчего все возражения вылетели у девочки из головы.

Крепко держа ее за запястье, соседка зашагала прочь от дома с такой скоростью, что Олив пришлось едва ли не бежать, чтобы не отставать от нее. Путаясь в собственных ногах, она вслед за объемной, обтянутой халатом пятой точкой миссис Дьюи пробралась по темному газону, обогнула деревья и оказалась у входной двери ее дома.

Олив еще ни разу не заходила внутрь, но и теперь была слишком испугана, чтобы спокойно оглядеться. К тому же ее по-прежнему тащили за собой столь стремительно, что перед глазами пронеслась лишь размытая полоса листьев, цветов и зеленых веток в горшках, которыми были заставлены все доступные поверхности.

Миссис Дьюи подтолкнула ее к стулу у кухонного стола и принялась греметь чем-то на плите. Олив осталась сидеть в оцепенении, глядя на желтую клетчатую скатерть и задаваясь вопросом, не собираются ли ее съесть. Из множества прочитанных сказок она вынесла, что с любопытными детьми такое часто случается. Чем бы миссис Дьюи ни питалась, она предпочитала большие порции – уж это было ясно как день.

Или может, на уме у соседки было еще более страшное наказание? Да… с минуты на минуту она могла поднять трубку и сообщить миссис Нивенс: «Представляешь, что на этот раз отчудила странная девочка, которая живет по соседству? Приходи-ка сюда и разберись с ней сама».

Разум Олив подсказывал: надо бежать – вскочить из-за стола, вылететь за порог и припустить домой, к уюту и безопасности собственной постели. Но только вот тело ее не собиралось делать ровным счетом ничего. Каждая мышца от ужаса превратилась в желе. Даже кости, казалось, размякли. Она видела в одном документальном фильме про природу, что некоторые звери, когда их испугают, делают удивительные вещи, чтобы спастись – прыскаются чернилами, испускают кошмарный запах или раздуваются, будто колючий баскетбольный мяч в двадцать раз больше своего обычного размера, а другие – например опоссумы и другие медлительные, пушистые зверьки – притворяются мертвыми. Олив в такой ситуации была бы, несомненно, опоссумом.

К тому времени, как миссис Дьюи поставила перед ней чашку, она так съежилась на стуле, что едва не столкнула ее со стола носом.

– Это просто какао, – пояснила старушка, когда Олив удивленно подняла глаза. – На тебя я тоже сделала, так что можешь выходить, – бросила она в сторону двери, из-за которой, неудачно пытаясь оставаться незамеченной, выглядывала захватанная линза очков Резерфорда.

Мальчик, одетый в страшно мятую пижаму, бочком пробрался через кухню и налил себе какао. Каштановые кудри, еще более взъерошенные и примятые, чем обычно, торчали так, будто у него на голове сидело какое-то крупное и непонятное морское чудище. Резерфорд сел за стол рядом с Олив. Дети обменялись коротким, неловким взглядом.

Миссис Дьюи, вздохнув, уселась напротив гостьи с чашкой и блюдцем в розовых цветочках.

– Я знаю, что ты намереваешься сделать, Олив, – начала она. – Но послушай, что я тебе скажу. Будь осторожна. Не подходи к дому миссис Нивенс, если в том нет крайней нужды. А если есть, – тут она помедлила, – то будь начеку. – Ее взгляд переметнулся на Резерфорда. – Это и тебя тоже касается, сэр Болторот.

Олив сглотнула. Двинуть желеобразными конечностями по-прежнему не получалось.

– Почему? – прохрипела она.

– Мне кажется, ты уже знаешь почему. – Миссис Дьюи многозначительно на нее посмотрела, постучала крошечной чайной ложечкой по краю чашки и аккуратно сделала глоток. – Как думаешь, почему я переехала в этот дом? – спросила она после короткой паузы. – Именно в этот дом на именно этой улице?

Олив пожала плечами.

– Доступные условия ипотечного кредита? – предположил Резерфорд. Секунду Олив и миссис Дьюи обе молча пялились на него.

– Нет, – сказала наконец последняя. – Из-за МакМартинов, а также из-за миссис Нивенс. Я здесь, чтобы за ними присматривать.

– Вы хотите сказать… вы в самом деле шпионите? – прошептала девочка. Неужели на этот раз Харви оказался прав?

Миссис Дьюи поджала крошечные розовые губы.

– Не совсем так. – Она посмотрела на чашку, стоящую перед Олив. – Ты не попробовала какао. Хочешь взбитых сливок? Или зефира?

– Нет, все…

Но хозяйка уже поднялась и принялась суетиться, семеня по кухне в своих туфельках на каблуках.

– У меня точно где-то были зефирки.

Немного пошуршав в забитых снедью шкафчиках, миссис Дьюи нашла упаковку и положила ее на стол. Олив из вежливости взяла горсточку, ссыпала в какао и отпила, проглотив несколько зефирок прямо целиком.

– У меня для тебя еще кое-что есть, – сказала миссис Дьюи. Девочка с интересом посмотрела на старушку. Та держала в руках маленький холщовый мешочек, в который едва поместилась бы горстка игральных фишек. Она подняла крышку с керамической банки для печенья, разрисованной цветочками, вынула бледно-желтую миндальную печеньку и положила в мешочек.

– Это мне на потом? – спросила Олив недоуменно.

– Это не для еды, – сказала старушка. – Резерфорд, пойди-ка принеси фигурку, которую ты раскрасил для Олив.

Тот поколебался секунду, пристально глядя на девочку из-за слегка погнутых очков. Потом перевел взгляд на миссис Дьюи – она одобрительно кивнула. Медленно – Олив никогда еще не видела, чтобы он так медленно двигался – Резерфорд встал и вышел из кухни. Через минуту он вернулся, неся с собой крошечного металлического рыцаря на коне, и протянул его на раскрытой ладони Олив, чтобы она могла рассмотреть хорошенько.

– На щите у него – французский герб, – пояснил мальчик, глядя на рыцаря, а не на нее. – Он восходит к временам битвы при Азенкуре.

Девочка вгляделась в раскрашенную фигурку. Каждая прядка лошадиной гривы, каждая деталь доспехов – все было прорисовано штрихами не толще ниточки паутины.

– Очень красиво, – сказала она тихо и попыталась поглядеть Резерфорду в глаза, но смелости хватило только на подбородок.

– Не за что, – ответил Резерфорд, хотя Олив не говорила «спасибо», и вручил статуэтку своей бабушке. Та сунула ее в холщовый мешочек.

Миссис Дьюи затянула шнурок, такой длинный, что он легко наделся Олив на шею.

– Вот, – сказала она, расправляя мешочек. – Для защиты.

– Печенька и игрушечный рыцарь? – с сомнением спросила девочка и спрятала его за воротник пижамы.

Старушка встретилась с ней взглядом. Олив только сейчас заметила, какие у нее яркие голубые глаза.

– Два подарка, сделанные с заботой и добрыми пожеланиями, специально для тебя, – сказала она уверенно. – Магия, знаешь ли, не обязательно бывает темной.

Миссис Дьюи слегка улыбнулась, а потом понесла чашку и блюдце к раковине.

– Но они не будут работать вечно. Три-четыре дня максимум, – добавила она и бросила взгляд на кухонное окно. – Солнце восходит. Сейчас на улице безопасно. Скорей беги домой, пока родители не начали беспокоиться.

Резерфорд проводил Олив до двери. На крыльце она немного замешкалась, глядя на Линден-стрит. Небо стало водянистым, бледно-синим, и первые неверные лучи солнечного света упали на сонные дома, засверкали на зеленых листьях и обсыпанных росой цветах. Даже дом миссис Нивенс казался сейчас спокойным и мирным. Свет, который горел в одной из комнат, уже погас.

Олив пристально поглядела на мальчика краем глаза.

– Теперь я, кажется, понимаю, откуда ты знаешь про гримуары.

Резерфорд глянул на нее в ответ с видом почти что – но не совсем – смущенным.

– Бабушка не разрешает мне даже взглянуть на ее гримуар, – сказал он. – Говорит, что начнет обучать меня, только когда я стану значительно старше, поскольку последствия неправильного применения магии могут быть очень опасны, и мои родители родят ежа. Это ее выражение, – добавил он быстро. – Я бы никогда не стал утверждать, что человек может произвести на свет животное другого вида, несмотря на то что ежи, как и люди, относятся к хордовым и млекопитающим.

– Почему же она ничего не сделала, когда увидела нас с книгой у меня в саду?

Резерфорд пожал плечами.

– Она хотела, чтобы я, так сказать, наблюдал за тобой. Мне нужно было выяснить, что ты делаешь с гримуаром, и попытаться понять, на чьей ты стороне, прежде чем бабушка расскажет тебе о нас.

Олив скрестила руки на груди.

– Так, значит, ты все-таки за мной шпионил!

– Я не шпионил, – запротестовал Резерфорд. – Моей задачей было, в общем-то, просто присматривать за тобой. И защищать – по мере возможностей.

– И поэтому ты все время бродил у моего дома? – спросила она, слегка обидевшись и сразу же удивившись собственным чувствам.

– Отчасти. – Мальчик склонил голову набок. – Только… Ты же знаешь, что каждый объект обладает гравитационным притяжением, соответствующим его массе?

– …Ну, вроде.

– Гравитационное притяжение твоего дома оказалось гораздо сильнее, чем можно было бы предположить, исходя из его массы.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Олив помолчала, переведя взгляд на возвышающийся дальше по улице старый каменный дом. – Резерфорд… Мне… Мне, наверное, понадобится твоя помощь в одном очень важном деле. Но сначала… Мне придется кое-что тебе рассказать. О моем доме. Это будет звучать странно и неправдоподобно…