Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник) Хейр Сирил
Он откинулся в кресле, скрестил ноги и обратился к рейке для подвешивания картин на противоположной стене.
— Гаук-стрит оказалась довольно унылой улицей. Как кто-то ухитряется там жить, ума не приложу. Она прячется за Гэрмойл-стрит, а та, в свою очередь, находится за Тибальд-роуд. Она вся состоит из маленьких трех- и четырехэтажных кирпичных домишек с ландышами и кружевными занавесками в окнах первого этажа. Ну, ты представляешь себе такие улицы. Практически в каждом доме сдаются комнаты, и по большей части жильцы — это иностранцы: студенты, беженцы и все в этом роде.
— Странно, что парень, который живет в таком бедном квартале, мог позволить себе остановиться в «Пендлбери», — не удержалась Анна.
Стефан кивнул.
— Именно так я и подумал, — согласился он. Ну, я нашел номер сорок второй, и он оказался таким же, только немного поприличнее. В окне, где полно горшков со всякими цветами, торчало объявление о сдаче комнат. Это, конечно, очень упростило мне задачу. Я позвонил, и ко мне вышла добродушная старуха. Она оказалась из тех, кого все называют заботливой, как мать, не очень-то в моем вкусе, но я не удивлюсь, если постояльцы на нее молятся. Понимаешь, я подумал, чем хуже, тем лучше, и если мне покажется, что мистера Дэвитта стоит поизучать, я могу снять здесь комнату и немного пошататься по соседству. Я спросил старуху, можно ли посмотреть комнату, и вошел. Комната оказалась не очень уютной, но я ожидал худшего. Во всяком случае, она сверкала чистотой. Потом я спросил, нет ли у нее комнаты с видом на улицу — та, которую я уже посмотрел, выходила на какие-то кошачьи задворки. Нет, передняя комната уже сдана. Я не спросил ее прямо, кому, но она оказалась хозяйкой очаровательного словоохотливого типа — как раз такого типа, который и нужен для начинающего детектива, — и почти сразу же рассказала, что последние два года в этой комнате живет степенный молодой человек по фамилии Дэвитт. И после этого начала засыпать меня, безо всякого подталкивания с моей стороны, рассказом о том, что ей было известно об этом в высшей степени положительном юноше. Остановить ее не представлялось возможным.
Стефан выдержал драматическую паузу. Выражение скуки уже исчезло с его лица, и он заметно наслаждался своим рассказом.
— Отброшу незначительные детали, такие, как, например: он служит клерком в крупной фирме в Сити, к сожалению, она не могла точно назвать его профессию, но кажется, фирма занимается торгами на бирже. Он один-единственный на свете, за исключением престарелой матери, которая живет в Глазго и которую он навещает каждое Рождество. Очень спокойный и тихий, даже застенчивый, никаких подружек, и регулярно платит за квартиру. (Это, конечно, самое в нем приятное. При этом у нее проступило многозначительное выражение на лице — мол, ты поступай точно так же.) Единственное, что ее в нем огорчает, — он почти никогда не уходит по вечерам, а сидит взаперти и все время пишет, пишет, пишет. И вот вам ключ к знаменитой таинственности Дэвитта. Он просто гениальный автор. Занимается ли он сочинением эпических поэм, пьес или мыльных опер, она, понятно, не знает. Лично я думаю, что человек наверняка должен быть гением, если он находит о чем писать, сидя в передней комнате на Гаук-стрит и не высовывая носа наружу, чтобы посмотреть, что там творится за окном. Но это между прочим. Конечно, его гений еще не признан... еще не полностью признан, я бы сказал, потому что месяца два назад он достиг некоторого успеха. Он выиграл приз. Естественно, я сразу подумал о футбольной лиге, но все оказалось не настолько банально. Это был приз, предложенный каким-то литературным журналом, — целая куча денег, как она сказала. Думаю, десять—двадцать фунтов. «И как вы думаете, — спросила она, — что он с ними сделал?» Я-то мог ей сказать, но предпочел предоставить рассказать об этом ей самой.
— Ты имеешь в виду, что он потратил деньги на то, чтобы остановиться в «Пендлбери»? — спросила Анна.
— Ни больше ни меньше! Ну, нужно быть таким идиотом? Единственная выгода, которую он пока заработал своей писаниной, — это возможность забраться куда-нибудь подальше в тихое место и написать еще больше. К этому времени у него набежало около недели отпуска, и он не мог придумать ничего лучше. Ужасно трогательно, ей-богу. Мне показалось, что он мог сэкономить свои деньги и вполне остаться творить на Гаук-стрит, если бы не очаровательные окрестности, если бы не дорога — излюбленное место движения для громадных грузовиков, которые носятся с ревом взад и вперед с железнодорожной станции; словом, я понял, что она имела в виду, когда сказала, что он захотел уехать куда-нибудь, где потише. Так что он провел в гостинице все время вплоть до последней минуты последнего дня своего отпуска и вернулся назад, как я не сомневался, таким же бледным и уставшим, каким уезжал.
— А почему он распорядился, чтобы ему постоянно приносили еду в комнату? — спросила Анна.
— По той же причине. Он не хотел, чтобы его тревожили во время сочинительства или размышлений. Примерно такого же образа жизни он придерживается и дома. Время от времени миссис Хозяйке — я так и не узнал ее имени — приходится буквально за воротник тащить его на ужин, потому что он так увлекается своей работой, что вы не можете себе представить! Думаю, то, что ему приносили еду в комнату — даже такую еду, какую подают в «Пендлбери»! — три раза в день, представлялось ему верхом комфорта и блаженства. Бедняга! Не думаю, чтобы он слышал о награде за усердие, но он совершенно точно может рассчитывать на такой приз.
Закончив свой рассказ, Стефан через некоторое время добавил:
— Ну, с этим покончено. Я отряхнул прах Гаук-стрит со своих подошв, как только смог, поскольку получил все, что мне было нужно. Я сказал хозяйке, что дам ей знать насчет той комнаты. Однако ей придется долго ждать, прежде чем она снова увидит меня в своем квартале!
Наступило короткое молчание, после чего Мартин сказал:
— Ты, случайно, не запомнил название фирмы, где он работает?
— Нет. Я подумал, что это не важно.
— Я только спросил. Допустим, окажется, что Вэннинг был брокером...
— Ну... — Стефан пожал плечами, показывая, что он уже об этом думал.
— Он там не работает, — вставила Анна. — Но даже если это так, то он живет не в Лондоне и не в пригороде.
— В Брайтоне живет множество биржевых маклеров, — сказал Мартин.
— Дорогой мой Мартин, — с отчаянием вскричал Стефан, — если ты хочешь следовать этой смешной идее, почему бы тебе не добыть список всех членов биржи и выяснить это самому?
— Ты совершенно прав, Стив. Я об этом не подумал. Глупо с моей стороны. Прими мои извинения и все такое.
— А теперь, — обратился Стефан к сестре, — кто такой Вэннинг? Надеюсь, справочник оказался полезным.
— Все зависит от того, что ты называешь полезным, — сказала Анна. — Вот что я в нем нашла.
И с этими словами Анна достала небольшой лист бумаги и передала брату. Стефан прочел:
«Вэннинг, Альфред энд Ко, Лтд., Фрут-Мрчтс, Ковт.-Гдн. У.С.2.
Вэннинг, Альфред Е., Осокоси, Уэтлинг-Уэй, Штртм.
Вэннинг Чэс. С., Грнгркр, 42, Виктория-авеню, С.У. 16.
Вэннинг, К.С.Т., Бэрристер-эт-Лоу, 2, Найзи-Приус-роу, Темпл, Е.С.4.
Вэннинг, К.С.Т., 46, Эксетер-Мэнс, С.У.11.
Вэннинг, миссис, 946, Гросвенор-ск., У1.
Вэннинг, Питер, художник, 3, Хогарт Студиоз, Кингфишер-Уолк, С.У.З.
Вэннинг, Томас, В., Грнгркр, 85, Брик-ст., 1.
Вэннинг, Уолдрон энд Смит, Чтрд Акктнтс, 14, Госсип-Лейн, Е.С.З».
— Очень интересно, — заметил Стефан. — Заметьте, как Альфред Е., без сомнения, шишка из какой-то фирмы в Ковент-Гарден, устроил своих детей по розничной продаже на юг и на север от себя! Хотя минутку! Может, они ему только племянники. Видимо, о своем сыне он более высокого мнения, поэтому отправил его жить в Бар.
— А чем нам может пригодиться художник? — спросила Анна.
— О, он наверняка баловень семьи, который заболевает при виде целых апельсинов в корзинах и уходит со сцены, чтобы вдохновенно нарисовать их половинки на блюдах. Но я не могу понять миссис Вэннинг. Гросвенор-сквер, скорее всего, конфликтует с Осокоси, как ты думаешь? Может...
— Мне кажется, — веско заметил Мартин, — главное заключается в том, помогает ли это нам найти Дж.С. Вэннинга?
— Ни в малейшей степени. Я считаю, нам нужно серьезно прощупать каждого из списка и постараться выяснить, не прячет ли кто из них сына или брата с инициалами Дж.С., хотя, с другой стороны, мне это кажется пустой тратой времени, поскольку мы можем добраться до него через Парсонса.
— Я тоже так думаю. Значит, в результате сегодняшней работы мы вычеркиваем из списка Дэвитта — с учетом того, что я сказал о биржевых маклерах, а Вэннинг и Джонс остаются пока там, где мы их нашли.
— Джонс! — встрепенулся Стефан. — Я и забыл, ты ведь еще не рассказал мне о нем.
И Мартин поведал ему о своем приключении с еще большими выдумками, чем рассказывал Анне. Вскоре оба юноши уже сравнивали заметки о своем опыте и спорили, как знатоки, о преимуществах различных методов детективного расследования. Анне, которая сидела между ними со скучающим видом, это напоминало разговоры после чая в Девоншире...
«Что тебе нужно, старина, так это сначала поехать в Лонг-Вуд и выдвинуть три ружья вперед, чтобы они остановились в лощине...» — «Нет смысла это делать, дружище, когда дует южный ветер, — каждый раз они просто мчатся назад за ограду...» — «Конечно, если бы в прошлом году ты послушался моего совета и сделал еще круг через лиственный лес...»
Если бы в подсознании ее не мучил один назойливый факт, она давно уже заснула бы.
Глава 12
МИССИС ГОВАРД-БЛЕНКИНСОП
Воскресенье, 27 августа
— Похоже, это то самое место, — сказал Мартин.
Анна выглянула из окна машины.
Перед ней стоял дом средних размеров, квадратный и аккуратный, расположенный чуть в стороне от дороги, от которой к нему вела изгибающаяся подъездная дорожка. В нем не было абсолютно ничего примечательного — такие дома можно встретить в любом уголке Англии. Можно было предполагать, что в нем имеются две ванные комнаты, достаточно старые, и что где-то сзади должно быть стойло по меньшей мере для трех верховых лошадей. Но то, что он был таким заурядным по своему внешнему виду, делало его еще более страшным хотя бы для одного из двух доморощенных детективов. У Анны упало сердце, пока она рассматривала несколько поношенную безмятежность старинной фермы «Грендж». Эти люди, думала она, живут здесь годами, может, веками. Они едва признают существование кого-либо, кто не жил по соседству хотя бы в течение десяти охотничьих сезонов. А что касается посетителей из Лондона, незнакомых и непрошеных, к ним отнесутся, скорее всего, как к бродягам. Она криво усмехнулась, вспомнив, каким легким все казалось, когда она планировала эту поездку дома, в Хэмпстеде. Сейчас только одно поддерживало в ней надежду — краткое описание характера миссис Говард-Бленкинсоп в отчете Элдерсона. Очевидно, эта женщина была эксцентричной, а с такими все возможно.
Она ничего не сказала, но Мартин, как обычно, начал говорить за нее.
— Должен сказать, после еды все будет выглядеть гораздо проще, — сказал он. — Давай попробуем завернуть в деревенский трактир. Это чуть дальше по дороге.
Они поели одни в переднем зале «Черного лебедя». Еда была более или менее сносной, и к концу обеда Анна стала легче смотреть на жизнь, хотя нисколько не приблизилась к тому, чтобы установить что-то о владельцах «Гренджа». Она сделала несколько попыток завязать разговор с женой хозяина, которая подавала им еду, но выяснила только, что та туга на ухо и говорила невнятно. Над деревней нависла субботняя тишина, нарушаемая только гулом голосов из прилегающего пивного зала и отрывистым лаем собак на противоположной стороне улицы. Этот лай и привлек внимание Мартина. Подойдя к окну, он какое-то время наблюдал, шумно посасывая трубку, потом позвал Анну.
— Здесь стоит попытаться, — заметил он.
Анна увидела, что он показывает на вывеску, которая висела на воротах как раз напротив трактира. На ней было написано:
«СОБАЧИЙ ПИТОМНИК «КЕННЕЛС»
Продаются породистые щенки с родословной
Шотландские овчарки, фокстерьеры
В присутствии собаковода-эксперта
Правление клуба»
— Я думаю, щенок будет для тебя самым приятным подарком, — сказал Мартин. — Кого ты хочешь — шотландца или фокстерьера?
— Никого, — отмахнулась Анна, — я не очень люблю собак.
— А следовало бы, — серьезно упрекнул Мартин. — В собаках есть что-то такое, чего больше ни у кого нет. — Он несколько раз пыхнул своей трубкой, потом добавил: — Во всяком случае, запросто можно справиться в правлении о собаках. Это ни к чему нас не обязывает.
— Господи, да ты о чем?
— О «Кеннелсе», конечно. Это именно то заведение, где можно что-нибудь разузнать. Прежде всего, это единственное место, где работают в воскресенье, и почти наверняка его содержит женщина — собачьи питомники почти всегда содержат женщины, — и если повезет, он окажется настоящим центром, куда стекаются все слухи. Я буду рассматривать собак, пока ты с хозяйкой заведешь женскую болтовню. Если сумеешь навести разговор на старую леди из «Гренджа», глядишь, что-нибудь и разведаешь, а я пока могу развлечься с собаками. По-моему, это вполне нам подходит.
Анна с самого начала говорила, что разговаривать с миссис Говард-Бленкинсоп — женское дело. К ее неудовольствию, Мартин поймал ее на слове и решительно отказался принимать какое-либо участие в деле, за исключением достаточно приятного задания — доставить ее на место. Поэтому она приятно удивилась, что он позаботился разработать для нее план действий.
— Конечно, — задумчиво продолжал Мартин, не отрывая взгляда от окна, — может понадобиться немало усилий, чтобы расколоть красавицу Бленкинсоп. Очень жаль, что у нас нет времени. Если бы это зависело от меня, я бы определенно провел здесь ночь и остался потом на целый день, чтобы не подгонять события. Но разумеется, раз мы не можем, то и говорить нечего, если только...
Он оборвал на полуслове свою сбивчивую тираду и обернулся к Анне — одновременно сердито и призывно.
— Нет, — сказала она. — Извини, Мартин, но я не собираюсь проводить здесь ночь. Прежде всего, у меня нет намерения потерять девственность, когда я даже не захватила зубной щетки, чтобы поддержать...
— Что касается этого, — перебил Мартин с бессовестно-невинным видом, — у меня в багажнике валяются разные штуки, в том числе новая зубная щетка.
— Во-вторых, я обещала маме, что буду дома до того, как она ляжет спать.
— Ну, в таком случае...
— И в-третьих, дорогой. Мне не позволяют всякие вольности, пока я не вступлю на путь бракосочетания. Так что прости, но уж такая я нелепая.
— Ну и правильно! — сказал Мартин с видом человека, привыкшего получать подобные отпоры. — В таком случае заплачу по счету, а потом глянем, что там есть посмотреть через дорогу.
Когда они вошли в калитку, к ним навстречу шагала высокая молодая женщина в рабочем халате и вельветовых брюках. Во рту у нее торчала сигарета, а ее короткие черные волосы представляли несомненный интерес для знатока. Она поставила ведро, которое несла, на землю и двинулась к ним с хищным блеском в глазах.
— Добрый день, — вежливо поздоровался Мартин. — Мы хотели бы посмотреть собак.
Девушка кивнула.
— Для этого мы здесь и находимся, — сказала она. — Кто вас интересует? Кейрн? Шотландцы? У нас очень милые щенки денди, которых вы могли бы поглядеть, но... Пошла прочь, Шейла!
Последнее замечание относилось к беременной суке фокстерьера, которая ластилась к хозяйке.
— Ну, дело в том, — сказал Мартин, — что мы пока не решили. Мы хотели сначала посмотреть, верно, Анни?
Интерес к ним девушки значительно уменьшился.
— О, понимаю, — сказала она. — Тогда пойдемте взглянем, может, вас кто-то заинтересует.
Она повела их вдоль длинного ряда проволочных клеток, обитатели которых при их приближении подняли дикий лай.
— У вас здесь очень мило, — заметил Мартин. — Интересно, есть ли...
— Да, неплохо. Единственная проблема — некоторые перебои с водой. Может, вам понравятся эти шотландцы — шесть месяцев, сделана прививка против чумки. Кобели по восемь гиней, суки — по семь с половиной. Производитель имеет две медали Крафта, а мать была чемпионом Уотмаута в Уокерли. Можете посмотреть родословную, если хотите.
— Какие они хорошенькие! — сказала Анна, чувствуя, что надо что-то сказать.
— Чудные малыши! — подхватил Мартин с подозрительным воодушевлением. — Кстати, я думаю, в этой деревне...
— А вот эти — все, что осталось от предыдущего помета Шейлы. Приучены к дому. Три с половиной гинеи, а за двоих можете заплатить шесть. Это очень выгодная цена, правда.
— Ужасно симпатичные, — сказал Мартин. — Я хотел спросить, что в этом доме...
— А вот наши денди, о которых я вам говорила, — напористо продолжала девушка, и посетителям снова пришлось выдавливать из себя подходящие слова восхищения.
Похоже, выудить какие-либо слухи у хозяйки питомника было не так просто. Вся затея стала казаться Анне все более и более невыполнимой и нелепой по мере того, как они переходили от одного шумного подпрыгивающего семейства к другому. Наконец, казалось, они достигли окончания своей экспедиции. Осталась одна клетка, занятая одиноким рыжим сеттером. У него был покинутый вид, и Анна, которая была равнодушна к собакам, почувствовала, как в груди у нее шевельнулось что-то материнское.
— Какой красивый пес! — воскликнула она.
— Это не наш, — недовольно сказала хозяйка. — Просто пансионер. Он выздоравливает после гастрита. Шерсть у него еще не в очень хорошем состоянии. Думаю, дня через два он отправится домой.
— И далеко бедняге ехать? — спросила Анна, подавляя зевок.
Но ее скука мгновенно улетучилась, когда она услышала ответ:
— Нет, зачем ехать! Ему только дойти до «Гренджа».
Стараясь скрыть свое волнение, Анна спросила:
— Значит, это собака миссис Говард-Бленкинсоп?
— Да. А вы ее знаете?
— Да, то есть нет... Дело в том...
— Я жду, чтобы она пришла взглянуть на него. Обычно она заходит днем.
Вот уж действительно повезло! Едва сознавая, что она говорит, Анна воскликнула:
— Правда? Вот здорово!
Ее спутница удивленно посмотрела на нее.
— Да уж, она неплохой человек, — сказала девушка. — При том, что она моя хозяйка, — добавила она.
Собравшись с духом, Анна сказала:
— Если не возражаете, я бы еще раз взглянула на шотландцев, — и направилась к отделению, ближайшему от выхода во двор, решив любой ценой держаться внутри ограды, пока не появится ее добыча.
Мартин оставил женщин. Уголком глаза Анна видела, как он наполовину скрылся за стеной, очевидно вступив в серьезную беседу с двумя юными фокстерьерами. Осыпая его в душе проклятиями, Анна приготовилась, если понадобится, весь день обсуждать достоинства различных пород собак.
Ей повезло. Едва она поравнялась с загоном, где повизгивали щенята шотландцев, как на сцене появилась женщина, которая могла быть только миссис Говард-Бленкинсоп. Это была крепкая полная дама лет сорока с небольшим, которая выглядела так, как будто земля, по которой она шла, принадлежала ей — а впрочем, так оно и было. Анне сразу понравилось ее лицо. Круглое и румяное, оно так и дышало здравомыслием. То же определение можно было применить к ней в целом. На ней были простые туфли на низком каблуке, толстые чулки и твидовый костюм, который можно было оправдать только соображениями здравого смысла, настолько его покрой был лишен малейших признаков какого-либо изящества. Только в одном отношении она проявила некоторый недостаток сообразительности. Она взяла с собой в питомник скромную и пожилую таксу, которая, наученная, видимо, предыдущим опытом, пугливо пряталась за ее юбки. Это не спасало ее от непрестанных и отчаянных наскоков Шейлы, и разговор постоянно прерывался умиротворением или растаскиванием неравных борцов.
— Добрый день, Мэри, — едва показавшись во дворе питомника, заговорила миссис Говард-Бленкинсоп. — Вот, пришла проведать, как тут мой бедный Руфус... Ну, не будь дурачком, Фриц, ты знаешь, она тебя не укусит!
— Добрый день! — сказала молодая женщина. — Шейла! Оставь его в покое! Извините, миссис Говард-Бленкинсоп. Боюсь, она надоедлива. Руфус совершенно... Шейла! Ко мне!
— Пойдем, Фриц! Понимаете, она набрасывается только потому, что знает: он ее боится. Конечно, она просто... Извините, Мэри, мне придется попросить вас забрать ее... Не стоило мне брать его с собой, но ему так не хватает обычных прогулок по воскресеньям, правда, милый?
Мэри довольно грубо схватила таксу за ошейник и втащила внутрь. Освободившись от постоянной угрозы нападения, Фриц сразу же уселся и начал чесаться. Хозяйка наклонилась, чтобы сделать ему выговор, а выпрямившись, в первый раз заметила Анну.
— О! — сказала она. — Я должна извиниться. Вероятно, вы пришли купить щенка, и я прервала ваши переговоры. Я не заметила вас, простите.
Оказавшись лицом к лицу с женщиной, ради которой она приехала в Линкольншир, Анна не могла вымолвить ни слова. К счастью, миссис Говард-Бленкинсоп, видимо, привыкла, что молодые посетительницы в ее присутствии теряют дар речи, и, к облегчению девушки, сама повела разговор.
— Любите собак? — спросила она, направляясь к последней клетке, откуда уже слышался радостный лай сеттера. — Ну разумеется! Мне кажется, их любит каждый хороший человек. Что ж. — Она через плечо оглянулась на шедшую за ней Мэри, — Вот Мэри очень хорошая девушка, хотя не всегда платит арендную плату, и я готова помогать ей всем, чем могу. Все равно никто не платит ей столько, сколько она запрашивает. Вы всегда можете сбить полгинеи или даже больше! Но не говорите ей, что я вам сказала об этом! Ну, Руфус, мой любимец! Вот твоя старушка пришла навестить тебя! Как ты, бедняжка моя? Ну что за дурные манеры, фи! — И она пустилась сюсюкать с ним, чего не стесняются даже самые здравомыслящие люди, когда общаются с этими друзьями человека.
Откуда-то появился Мартин и взял Анну под руку. Он отвел ее в сторону и прошептал:
— Кто это?
— Миссис Говард-Бленкинсоп, — удивленно ответила Анна.
Мартин выглядел ошеломленным.
— Да нет, что ты!
Анна несколько мгновений таращилась на него, прежде чем сообразила, что он имеет в виду. Затем начала понимать, и ее смущение тоже возросло. Не было никакого сомнения, что эта женщина полностью отличалась от той, к встрече с которой их подготовил отчет Элдерсона. Нисколько не претендуя на красоту и грацию, она безусловно была благородной дамой. Возможно, ее внешность и манеры поведения в Хэмпстеде вызвали бы улыбку, но здесь, в деревне, она было совершенно на своем месте. И никто — а тем более такие доки в деле определения социального положения людей, как гостиничный персонал, — не сказал бы о ней, что «она ведет себя не как леди».
— Здесь какая-то ошибка, — наконец сказала она.
— Она не может быть той женщиной из гостиницы, — решительно заявил Мартин. — Это невозможно.
— Может, когда она уезжает из дома, она ведет себя иначе, — безнадежно предположила Анна.
Но мгновением позже сама миссис Говард-Бленкинсоп прояснила ситуацию. Закончив свою беседу с Руфусом, она отряхнула юбку, которую он запачкал лапами, возбужденно наскакивая на свою дорогую хозяйку, и заметила:
— Я, конечно, глупая старуха, Мэри, что так вожусь с ним. Но могу сказать тебе только одно: когда ты будешь в моем возрасте и у тебя не будет своих детей, тебе придется во многом зависеть от своих собак!
Значит, нужно будет выяснить и насчет сына, подумала Анна. Она сгорала от любопытства и от незнания, как удовлетворить его. И драгоценное время утекало, пока миссис Говард-Бленкинсоп обменивалась новостями о собачьих проблемах с Мэри перед уходом из питомника, Анна отдала бы все, что угодно, чтобы только поближе познакомиться с ней, но ничего не могла придумать.
Неожиданно ей на помощь пришел Мартин. Видимо, любопытство и в нем разожгло азарт детектива, потому что он полностью отказался от заявленного прежде решения целиком предоставить расследование Анне. В самый подходящий момент он вставил в оживленную беседу двух женщин в высшей степени тонкое замечание, обличающее в нем знатока собак — это было, как он позже признался Анне, почти единственное его познание в этой области, — и тут же стал своим в их компании. Миссис Говард-Бленкинсоп была им очарована и спросила имена его и девушки. Фамилия Диккинсон, очевидно, пробудила в ее памяти какие-то ассоциации.
— Диккинсон! — повторила она. — Что-то мне это напоминает... я недавно слышала это имя... О, конечно! — Она с сомнением посмотрела на Анну. — В наше время девушки недолго носят траур, — заметила она.
— Это был мой отец, — сказала Анна.
— Боже, боже! — Она сочувственно пощелкала языком. — Что ж, вполне подходящая мысль купить себе в такой момент собаку. Это отвлечет вас.
Как это удалось Мартину, Анна так и не поняла, но через десять минут они с миссис Говард-Бленкинсоп направлялись по деревенской улице к ее ферме, каким-то образом уклонившись от обещания купить щенка. Хозяйка оказалась очень общительной, и прежде чем они дошли до ворот фермы, Анна уже услышала о депрессии в сельском хозяйстве, о чудаке-викарии и об упрямом нраве покойного мистера Говарда-Бленкинсопа. Но ни слова о «Пендлбери-Олд-Холле».
Их пригласили выпить чаю в старом уютном доме, который во многих отношениях оказался именно таким, каким представляла его себе Анна, за исключением великолепной коллекции гравюр Уистлера, вероятно стоившей больше, чем все остальное, вместе взятое. После чая они вышли полюбоваться цветочным бордюром, а точнее, тем, что от него оставило немилосердно палящее солнце. Анна почувствовала, что лучшего момента для разговора найти невозможно.
— Извините, что я спрашиваю, миссис Говард-Бленкинсоп, — сказала она, — но бывали ли вы в Пендлбери?
— Где, дорогая? Пембери? Где это?
— Нет, Пендлбери! Я имею в виду поместье «Пендлбери-Олд-Холл». Раньше оно принадлежало нашей семье, а сейчас там находится гостиница. Там мой отец... и умер.
— О нет, дорогая! Но почему вы так решили?
— Ну, вам покажется странным, что я спрашиваю, но видите ли, ваше имя и адрес указаны в регистрационном журнале гостиницы.
— Господи благослови! Мое имя?! И вы совершенно в этом уверены?
— О да! В этом можно не сомневаться.
— Но это просто невероятно! И когда же я там была?
— Приблизительно в начале этого месяца, и провели там две недели. Вы и молодой человек, предположительно ваш сын.
— Молодой человек! — Она побагровела, и Анна испугалась, что ее хватит удар. Затем она вдруг вскричала: — Две недели! В начале месяца! О господи! Вот забавно! — И, закинув голову, миссис Бленкинсоп разразилась раскатистым смехом. — Подумать только, какая дерзость! — воскликнула она, когда отсмеялась. — Наглая расчетливая дерзость! О боже, — продолжала она, вытирая слезы огромным носовым платком, — какая жалость, что я в ссоре с викарием! Вот уж кто повеселился бы! — Засунув платок в карман своего практичного пальто, она серьезно сказала: — Ну, достаточно! А теперь, друзья мои, пойдемте в дом, думаю, вы уже нагляделись на мой сад. Я угощу вас шерри и расскажу все об этом.
— Собственно, здесь особенно и нечего рассказывать, — сказала она, налив своим гостям по бокалу шерри. — И если вы не знали эту женщину, то не поймете и смысла шутки. Вот почему мне так жалко, что здесь нет викария. Но я обязательно должна хоть с кем-то поделиться! Видите ли, у меня была кухарка.
— Вы хотите сказать, что это ваша кухарка останавливалась в «Пендлбери» под вашим именем?
Миссис Говард-Бленкинсоп кивнула.
— Вот именно, — улыбнулась она. — Поступок очень смелый, не так ли? Но если бы вы только ее видели! Подумать только, миссис Говард-Бленкинсоп! Вообще-то я очень сердита на нее за эту наглость. Ей повезло, что ее здесь нет, а не то я задала бы ей. Но... — и она снова расхохоталась, — какова артистка! Я так и вижу, как она важно вплывает в гостиницу в своем самом красивом платье — собственно, подаренном мною старом платье! Она всегда напускала на себя такой неприступный вид, хотя должна признать, что поварихой она была отменной!
Тяжелым вздохом она воздала дань своей утрате.
— Когда она от вас ушла? — спросила Анна.
— Да всего неделю назад, как только вернулась из отпуска. Это было просто поразительно... Но я все не так рассказываю. Лучше начну по порядку.
Но вместо того чтобы приступить к повествованию, миссис Бленкинсоп вдруг с подозрением оглядела своих гостей и сказала:
— Однако как странно! Почему я должна вам все рассказывать? Вам-то какое до этого дело?
— Пожалуйста, миссис Говард-Бленкинсоп, — взмолилась Анна, — пожалуйста, расскажите нам! Это действительно для нас крайне важно, хотя это долго объяснять!
— Мы приехали сюда из самого Лондона только для того, чтобы спросить, как ваше имя оказалось внесенным в книгу регистрации гостиницы, — вставил Мартин.
— Что? Я думала, вы приехали, чтобы посмотреть на щенков Мэри!
Мартин покачал головой:
— Это был просто предлог. Я не очень разбираюсь в собаках, а Анна даже смотреть на них не может.
Заметив, как помрачнело лицо хозяйки, Анна поспешила добавить:
— О, неправда, Мартин! Вы знаете, я просто влюбилась в беднягу Руфуса!
— Я уж и не знаю, стою я на голове или на ногах! — сказала миссис Говард-Бленкинсоп. — Да в чем же, собственно, дело?
— Это я могу объяснить, — сказал Мартин. — Понимаете, дело касается больших денег.
— Денег? Вы имеете в виду денег миссис Марч, не так ли?
— Миссис... как вы сказали?
— Миссис Марч, моя кухарка. Да, я и забыла, вы ведь ее не знали!
— Откуда! — выдохнул Мартин.
Миссис Говард-Бленкинсоп посмотрела на него с таким подозрением, что Анна решила вмешаться.
— Извините, — сказала она, — но вы действительно должны рассказать нам все об этой миссис Марч. С нашей стороны это может показаться очень нахальным, я понимаю, но для нас это страшно важно. Мы... Мы очень порядочные люди, поверьте нам, но находимся в страшном затруднении, и вы единственная, кто может нам помочь.
Миссис Говард-Бленкинсоп оглядела ее с ног до головы, затем сказала:
— Налейте себе еще шерри. Похоже, вам обоим это не помешает. Не знаю, в чем тут дело, но если вы сможете забрать у миссис Марч деньги, может, она вернется ко мне кухаркой, а это что-нибудь да значит. Итак, что вы желаете знать?
— Все! — решительно сказал Мартин, одним глотком выпивая свой шерри.
— Что ж, тогда должна сказать, что миссис Марч была моей кухаркой последние десять лет — еще с тех пор, как умер ее муж.
— Вот как. Значит, Марч — это фамилия ее мужа? — спросила Анна.
— Конечно. Он был местным, каким-то строителем. Вы знаете, в этих местах много Марчей.
— Понятно, — разочарованно сказала Анна. — Тогда она не была...
— Вероятно, вы не знаете ее девичью фамилию? — спросил Мартин.
— Боже милостивый! Уж не хотите ли вы вернуться к самому началу этой старой истории? Так вот, она тоже была Марч и вышла замуж за своего дальнего родственника.
Анна снова вздохнула:
— Пожалуйста, продолжайте.
— У нее был один сын, который жил вместе с ней. Она была очень к нему привязана, но он был немного того... понимаете, у него не все были дома... Бывало, я поручала ему какую-нибудь несложную работу на ферме, но, по правде говоря, он не стоил денег, которые я ему платила. Доктора могут объяснить, отчего так бывает, да только не стоит родственникам жениться друг на друге. С собаками, разумеется, все иначе.
— Извините, но вы совершенно уверены, что это был ребенок, рожденный в браке?
— Конечно, что за вопрос! Разумеется, он был законным сыном. Они с мужем всегда... Да и Филип был типичным Марчем, точной копией отца!
— Но у нее был еще один сын, верно? — настаивал Мартин.
— Господи, да откуда вы это взяли? Вот уж не ожидала, чтобы люди из Лондона стали раскапывать наши деревенские скандалы. Собственно, это даже не деревенская история. Марчи, естественно, помалкивали, об этом никто не знал, за исключением викария, и он поступил совершенно правильно, сказав об этом мне, когда рекомендовал ее кухаркой. Понимаете, тот сын родился не здесь. Ее родители переехали в Маркшир, а потом, когда с ней случилась эта история, они прислали ее жить к дяде с тетей, потому что она не могла смотреть знакомым в лицо. Вы знаете, как к этому относятся порядочные люди в деревнях. Потом, уже позднее, она вышла замуж за Фрэда Марча, который был гораздо старше ее, и она стала ему очень хорошей женой.
— Но ребенок? — спросила Анна. — Что стало с ним?
— Он воспитывался где-то в другом месте — я никогда не задавала ей о нем вопросов, хотя она знала, что мне все известно. Его отец платил какие-то деньги на его содержание, и мне очень приятно, что старый Фрэд, который был человеком с широкими взглядами, тоже вносил какую-то долю. Иногда она ездила его навещать, и я знаю наверняка, что позже он доставлял ей много хлопот своим ужасным поведением. Что не помешало ей страшно переживать, когда он умер.
Она замолчала, а Анна услышала свой собственный голос, повторивший ее последние слова:
— Когда он умер?
— Да приблизительно полгода назад. Помню, я дала ей два дня отпуска на похороны. Для меня это оказалось ужасно некстати, потому что как раз на это время я назначила званый обед.
Чувствуя головокружение, Анна взяла свою сумку.
— Спасибо вам большое, — с трудом проговорила она. — Мне кажется, это все, что мы хотели узнать.
— Хотя... постой! — вмешался Мартин. — Извините, вы еще не объяснили нам, почему миссис Марч ушла от вас.
— Я бы сказала это уже четверть часа назад, если бы вы меня не прерывали, — с едким укором заметила миссис Говард-Бленкинсоп. — Она ушла, потому что вдруг разбогатела. Ушла без предупреждения — напротив, она предложила заплатить мне за месяц вперед! Мне! Что ж, может, это не так смешно, как кажется. Смею сказать, что теперь она богаче меня, хотя понять, что она там талдычит, было просто невозможно!
— Вы хотите сказать, что она не ожидала получить эти деньги? — предположил Мартин.
— Не ожидала? Кухарка, которая вдруг получает наследство? Да вы только представьте это себе, мальчик мой! Я в жизни не видела более ошеломленной женщины! Для меня это тоже до некоторой степени было потрясением, как вы можете себе представить. Конечно, она жила немного лучше, чем женщины ее сословия. Старый Фрэд не оставил ее нищей, и она очень важничала из-за этого. Но я думаю, что основная часть этих денег уходила у нее на отпуск. Каждый год она уезжала в отпуск на две недели и брала с собой Филипа.
— Да, — сказала Анна. — Вы известны тем, что уже много лет останавливаетесь в «Пендлбери».
— Ха! — воскликнула миссис Говард-Бленкинсоп. — Не напоминайте мне об этом! Вероятно, эту зазнавшуюся негодяйку так и подмывало все время возвращаться туда и выступать под видом леди, где она была... Но я вспомнила! Ну конечно! «Пендлбери»! Ведь это в «Пендлбери»... Вот почему ваше имя показалось мне знакомым. Я читала об этом в «Таймс», просто короткую заметку, понимаете, она не вызвала у меня особого интереса, а потом, когда миссис Марч вернулась... В довершение всего это волнение по поводу ее наследства — письмо адвоката уже пришло к ее возвращению... Словом, она несла всякую чепуху, в которой я даже не пыталась разобраться, но которая, кажется, имела отношение к этому трагическому событию, о чем писали в газетах.
— Пожалуйста, не могли бы повторить, что она говорила, — попросила ее Анна.
— Дайте вспомнить... Понимаете, когда вдруг от вас уходит кухарка, которая служила в течение десяти лет, вы просто не в состоянии думать о чем-то другом... Да, кажется, вспомнила! Она что-то говорила о том, что ее старый друг — только она не так его назвала, я забыла ее выражение, — что, оказывается, ее старый друг остановился в той же гостинице, но она его не узнала, так сильно он изменился. А потом он покончил с собой, и она была на его похоронах, и теперь у нее эти деньги — понимаете, это была путаная и бессмысленная болтовня, которую только и может нести человек, перенесший потрясение. Но к этому сводится основной смысл... Я, конечно, тогда не поняла, что это он оставил ей такие деньги...
Она вопросительно посмотрела на Анну и Мартина, но они хранили молчание.
Читать бесплатно другие книги:
