Гробница судьбы Харпер Том
Часовня стоит на краю поля со скирдами сена. Рядом с ней располагается обнесенный стенами склеп. Я подъезжаю к часовне верхом, вооруженный и в шлеме. Поблизости никого не видно.
Вечерний воздух разрывают звуки рыданий. Я еду в направлении этих звуков, огибая стену церковного двора, к тому месту, где к ней вплотную подступает лес.
Ада привязана к дереву. Из одежды на ней лишь рубашка, изодранная в клочья. Ее кожа покрыта кровоподтеками, а на руках видны следы ожогов, судя по всему, оставленных прикосновениями раскаленного кончика меча.
Ее глаза раскрыты – крошечные источники света на фоне сумеречной бездны.
– Питер?
Я соскакиваю с коня и бегу к ней, выхватив меч, чтобы перерезать ее путы.
– Уходи.
Это ее последние слова, обращенные ко мне, и лучше бы она не произносила их. Я хочу запомнить ее голос таким, каким он был всегда, – полным жизни и чувства. Не этот хриплый и исполненный болью шепот.
Слева от меня бренчит упряжь. Я поворачиваю голову. Из тени леса выезжает верхом рыцарь в окружении четырех или пяти пеших человек с копьями. Один из них подбегает к моему коню и хватает уздечку.
– Что ты с ней сделал?
– Не то, что ты думаешь. Во всяком случае, пока.
Я не вижу лица Джоселина, но узнаю его по голосу. В нем звучит торжество.
– Она все еще принадлежит моему отцу, хотя и предалась блуду с тобой. Возможно, когда он разберется с ней, отдаст ее мне. А когда разберусь с ней я, отдам, что останется, ребятам с конюшни на забаву.
Как жаль, что я спешился. Как жаль, что я приехал на этот турнир. Как жаль, что я не убил Джоселина тогда в башне.
– Отпусти ее. Отпусти ее, и я в твоем распоряжении.
Он смеется.
– Мне выбирать не приходится.
Эти слова побуждают меня действовать. Мысленно я переношусь в зал замка Ги, где сражаюсь из-за украденной книги. Я знаю, что не могу одержать над ним верх – он на коне и полностью вооружен, но это не имеет значения. Я поднимаю меч и бросаюсь на своего врага. Один из его людей приседает и кидает в меня копье. Я инстинктивно наклоняюсь.
Копье со свистом пролетает над моей головой. Я оборачиваюсь, хотя уже знаю, что увижу. Копье пронзает грудь Ады, прикалывая ее к дереву. Она хватается за древко, пытаясь вытащить его. Ей не хватает сил. Ее руки слабеют, хотя и продолжают держаться за древко, голова безвольно падает на грудь. Из раны струится кровь, стекая по телу и орошая землю у ног.
Даже Джоселин не хотел этого. Его удивление на долю секунды отстает от моей ярости. Я подлетаю к нему, преодолевая последние метры. Он вынимает ногу из стремени и выбивает у меня меч, но я хватаю его за руку и впиваюсь в нее зубами. Затем берусь за лезвие меча и вытягиваю его из ослабевшей руки Джоселина. Мои пальцы порезаны, и я роняю меч. Он хочет вытащить висящий за спиной щит, чтобы ударить меня им по голове, но его лямки цепляются за луку седла. Я повисаю на его ноге, пытаясь выдернуть его из седла. Моя рука сжимает что-то – его шпору. Я отрываю ее и вонзаю ему, словно это нож, в незащищенное место ноги, чуть выше колена.
Он кричит. Я готов и дальше бить его шпорой, пока он не истечет кровью. Но в этот момент испуганный конь трогается с места, и мой яростный удар, направленный в его ногу, приходится в конский бок.
Оглушительно заржав, конь встает на дыбы. Его копыта молотят воздух совсем близко от моего лица. Бедное животное подается назад. Я протягиваю руки, чтобы схватить Джоселина, и в этот момент конь бьет меня копытом в грудь. Я падаю на землю, конь скачет прочь.
Я вижу, как двое из людей Джоселина бегут за ним, а двое других стоят в нерешительности. Они могли бы легко убить меня, но не знают – может быть, я нужен их хозяину живым.
Крики и стук копыт в опускающихся сумерках помогают им принять решение. По лугу скачут всадники с факелами в руках. Они зовут меня.
Слуги Джоселина растворяются в лесу, как только Этьен и его люди оказываются на поляне. Хорошо, что у них факелы, а то они могли бы проехаться прямо по мне.
– Питер?
Они с изумлением и ужасом смотрят на пригвожденную к дереву Аду, ее рубашку, пропитанную кровью, которая в свете факелов кажется черной. Все они любили ее.
Я становлюсь на колени, и меня рвет. Этьен кладет мне руку на плечо, пытаясь успокоить меня, но мне не нужно его сочувствие, и я сбрасываю его руку с плеча.
Он думает, что спас меня. Но Ада мертва, мои мать, отец и брат мертвы, а те, кто убил их, остались безнаказанными. Я потерял всех, кого любил.
Ничто теперь не может спасти меня, кроме мести.
Глава 29
Судя по тому, что Элли прослушала в сообщении, ее мать умерла в то самое время, когда она летела где-то над Ла-Маншем. Девушка и представить не могла, что ей может быть так плохо. Она должна была находиться в этот момент у постели матери, а не парить в облаках.
Дуг на похороны не приехал. Она послала ему сообщение с этой новостью на мобильный телефон, но потом игнорировала все его звонки и сообщения с вопросом о времени похорон. Бланшар тоже не приехал, хотя прислал своих представителей – двух мужчин в черном «Мерседесе». Они припарковали автомобиль на обочине дороги в крематорий, не выключив двигатель. Хотя дождь еле накрапывал, стеклоочистители работали непрерывно, словно они хотели отчетливо видеть все происходящее через ветровое стекло. Элли даже подумала, не пригласить ли их внутрь зала, чтобы они имели возможность выполнить свою работу надлежащим образом, без всяких ухищрений. Там было достаточно много свободных стульев.
Миссис Томас сказала несколько слов о том, какой доброй была миссис Стентон, из стоявшего в углу проигрывателя зазвучал хор, исполнивший «Men of Harlech», и гроб опустился в печь. Присутствовавшие на погребальной церемонии отправились в кафе на углу улицы. Никто там долго не задержался. Когда в половине третьего миссис Томас взяла на руки своего терьера и объявила, что ей нужно забрать внука из школы, низкие облака уже предвещали ранние сумерки.
Миссис Томас расцеловала Элли в обе щеки и обняла.
– Будь осторожна, – сказала она напоследок. – Ты теперь осталась одна, и тебе придется жить самостоятельно.
Элли вернулась домой и достала кое-что с чердака. И хотя она знала, что еще раз обязательно переступит порог этого дома, хотя бы для того, чтобы продать его, но тем не менее попрощалась с ним. На всякий случай. Девушка выключила свет и отопление, заперла все двери. Рядом с ее домом на узкой улице черный «Мерседес» не без труда въезжал задом на парковочную площадку. Элли подождала, пока он вклинится между двух других автомобилей, после чего вышла из дома и поспешила на станцию. Она знала, что они отыщут ее, но прежде она сможет воспользоваться таксофоном. После трех звонков она повесила трубку.
Я в пути.
На вокзале Пэддингтон она взяла такси и поехала в «Кларидж». Было всего семь часов, но Бланшар наверняка еще нескоро вернется из офиса. Формальности поглощения «Талуэт» оказались весьма сложными. Последние два дня команда юристов работала круглосуточно, оккупировав все свободные уголки в помещениях здания «Монсальвата».
Элли лежала на кровати и думала, что ей делать. Открыв графин с бренди, она плеснула в него жидкость из склянки, которую ей дал Гарри. С висевших на стене картин на нее смотрели неоперившиеся рыцари и хрупкие дамы, изображенные на фоне темных лесов или печальных полей. Ее удивило, почему Бланшар отдал предпочтение этим романтизированным, викторианским версиям средневекового искусства. Все-таки он принадлежал к древнему роду и мог бы выбрать более достоверные образцы.
Бланшар явился в одиннадцать, распространяя вокруг себя запах кофе и сигарного дыма.
– Тебе нужно было позвонить. Я тут же приехал бы.
Первый раз, насколько она помнила, он выглядел нерешительным и не знал, что сказать. Он сел на кровать рядом с ней и развязал галстук.
– Ну, как все прошло?
– Это были похороны моей матери.
А ты что ожидал?
Бланшар взял графин с бренди и плеснул напиток в два бокала.
– Это пойдет тебе на пользу.
Элли даже и не посмотрела в сторону бренди.
– Если ты хочешь побыть сегодня вечером одна…
– Нет.
Она поднялась, взяла его за плечи и толкнула на кровать. Стоя перед ним, она сняла с шеи ожерелье, вынула из ушей серьги и положила украшения на тумбочку. Затем без всякого притворного стеснения, словно в примерочной магазина или раздевалке спортзала, сняла с себя жакет, юбку и блузку. Бланшар лежал на кровати, наблюдая за ней и потягивая бренди. Прежде чем расстегнуть и снять бюстгальтер, она закрыла ему рукой глаза.
Свет в комнате был тусклым. Уголком глаза она увидела отражение изгибов своего обнаженного тела в зеркале. Ее волосы цвета воронового крыла ниспадали на спину, груди выглядели твердыми и упругими. Она была похожа на одну из восторженных девушек с картин прерафаэлитов, принадлежавших Бланшару. Хватит ли у нее мужества сделать то, что она должна? Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно одинокой. Как ни странно, это облегчало ее задачу.
Бланшар начал расстегивать пуговицы своей рубашки.
– Нам не нужно…
Она забралась на кровать и оседлала его, встав на колени. Ее волосы коснулись его лица.
– Ты мне нужен.
Между ними еще никогда не было ничего подобного, Элли переполняли самые разные эмоции – ярость, горе, чувство вины, страх, ненависть – и эта взрывоопасная смесь вызвала настоящую бурю. Она разомкнула его губы неистовым поцелуем. Царапая и кусая, она чуть ли не насильно принудила его войти в себя, а после принялась скакать на нем, издавая стоны, громко всхлипывая и совершенно не заботясь о том, что ее могут услышать в коридоре или на улице. У Бланшара оргазм произошел раньше, чем у нее, но она заставила его продолжать до тех пор, пока не наполнила комнату криком. Элли упала на него, прижав к кровати, и разрыдалась, хотя и не могла понять, что послужило причиной этих слез. Их лица находились так близко друг от друга, что его лицо тоже стало мокрым. Бланшар крепко обнял Элли и заговорил о том, как он любит ее. Впервые за все время их знакомства ей показалось, что в его голосе промелькнули нотки страха.
Она не знала, сколько времени длилось это безумие. В порыве страсти они опрокинули настольные часы. Услышав, что дыхание Бланшара стало ровным и ритмичным, она поднялась с кровати и огляделась.
Его лицо было абсолютно спокойным. Золотой ключик на цепочке был, как всегда, на месте.
Элли подышала на руки, чтобы их согреть, затем осторожно взяла ключ и подняла его. Какая-либо застежка на цепочке отсутствовала, и ей пришлось снять ее через голову.
Случайно цепочка задело ухо банкира, и он шевельнулся, пробормотав что-то во сне. Элли застыла на месте. Если он поймает ее за этим занятием, то наверняка убьет. Она ждала, не смея вздохнуть.
Сдобренный снотворным бренди сделал свое дело. Бланшар спал беспробудным сном. Завладев ключом, Элли осторожно поднялась с кровати. Она быстро оделась – не в то, в чем была на похоронах, а в джинсы и плотно облегающий джемпер. Затем, порывшись в вещах Бланшара, отыскала карточку доступа и вытащила запонки из рукавов его рубашки.
Взяв свой рюкзак, она на цыпочках вышла из комнаты. Ее часы показывали половину первого ночи. По словам Гарри, действие снотворного длится около восьми часов, но она решила, что безопаснее рассчитывать на шесть. А ей предстояло сделать многое.
Впервые за неделю окна банка не были освещены. Сотрудники и юристы разошлись наконец по домам. Пол вестибюля был усеян фольгой и проволокой пробок от бутылок шампанского. Это свидетельствовало об успехе. Даже сторож, похоже, позволил себе расслабиться, поскольку его нигде не было видно. Элли открыла дверь с помощью карточки доступа Бланшара и сразу же направилась к лифту.
Установленная в верхнем углу фойе камера слежения зафиксировала ее вторжение. Запись была мгновенно передана на шестой этаж, где компьютер проанализировал ее и соотнес лицо вошедшей с данными карточки, использованной для открытия двери. Элли поднялась на шестой этаж на полминуты позже своего изображения и вошла в офис Бланшара. Компьютер, стоявший дальше по коридору, зафиксировал и этот факт. Она достала из рюкзака маленький лэптоп, купленный за наличные на Тотэнхем-корт-роуд, и с помощью отвертки извлекла из запонок Бланшара пластинки с перламутровой инкрустацией, под которыми располагались тонкие платы размером с пятипенсовую монету.
– В них спрятаны видеокамеры? – спросила она Гарри, когда он передавал ей устройства. Они стояли за ширмой примерочной в магазине одежды на Оксфорд-стрит.
– Рукав заслонял бы объектив камеры. Это устройство представляет собой комбинацию гироскопа и акселерометра. Оно определяет характер движений, дистанцию и направление, а программное обеспечение соотносит эти данные с клавиатурой, что позволяет выяснить, какие клавиши он нажимает.
Элли с сомнением посмотрела на маленькие запонки.
– Звучит как научная фантастика.
– Сегодня подобные устройства применяются всюду – в мобильных телефонах, лэптопах, музыкальных плеерах. – Гарри смущенно улыбнулся. – Вообще-то мы извлекли их из контроллера видеоигры.
– И вы хотели этим меня успокоить?
Девушка засунула ноготь под плату, извлекла ее из корпуса и подсоединила к компьютеру с помощью штекера, который вручил ей Гарри. На экране открылось окно с изображением телефонной клавиатуры. Спустя секунду вспыхнули виртуальные кнопки, и сверху появились цифры номера.
918193
Она приподняла картину, за которой находился сейф.
Вопреки популярной среди сотрудников «Монсальвата» шутке Дестриер не ночевал в здании банка. Он жил в псевдотюдоровском особняке в Эссексе, рядом с шоссе А-12. Он делил этот дом с двумя родезийскими риджбеками и теми, кто соглашался, за деньги или бесплатно, делить с ним постель. В ту ночь это была худая девушка с пустыми глазами и совершенно плоской грудью. Она выглядела не старше тринадцати лет, хотя в агентстве его заверили, что она уже достигла совершеннолетия. Какими бы импульсами Дестриер ни руководствовался, он отдавал себе отчет в том, что сделают с ним работодатели, если станет известно о его связи с несовершеннолетней.
И теперь его телефон вибрировал в темноте. Он поискал его рукой на прикроватной тумбочке, протер глаза и уставился на дисплей.
ВТОРЖЕНИЕ, ТРЕВОГА
Он постучал пальцем по дисплею, чтобы узнать подробности.
Карта 0002 >> несоответствие лица
Ему не нужно было заглядывать в реестр, чтобы узнать, кому принадлежит карта под этим номером. Он посмотрел на появившееся внизу изображение. Эта сука Стентон. Все подозрения, сомнения, тревоги, страхи, мучившие его последние шесть месяцев, мурашками поползли по его коже.
Спокойно, сказал он себе. Ему было известно, что она этой ночью трахает Бланшара. Стоны, доносившиеся через вмонтированный в ее телефон микрофон, все еще звучали в его ушах, когда он занимался тем же самым со своей новой знакомой, но в отличие от Стентон она была вялой и безынициативной.
Возможно, она перепутала карточки. Возможно, Бланшар послал ее за чем-нибудь в офис.
Дестриер оторвался от девушки и пошел к компьютеру, стоявшему в соседней комнате. Соединившись с офисом, он вывел на экран журнал безопасности.
01:09 >> Карта 0002 вход в ЗДАНИЕ
01:11 >> Карта 0002 вход в КОМНАТУ 6–1
В свое время Бланшар не разрешил установить камеры в своем кабинете, иначе Дестриер увидел бы, чем там занимается Элли. Он мог лишь отслеживать дальнейшие события по журналу безопасности.
В ожидании этих событий он набрал номер апартаментов Бланшара в «Кларидж». Длинные гудки продолжались до тех пор, пока не включился автоответчик. Сбросив вызов, он набрал номер еще раз. Ответ так и не последовал. Он тихо выругался. Бланшар был не из тех, кого можно проклинать громко, даже на расстоянии пятидесяти километров.
В журнале безопасности появилась новая строчка. Дестриер не поверил своим глазам.
01:15 >> КОМНАТА 6–1 доступ к СЕЙФУ
Элли достала из сейфа красную папку и положила ее на стол Бланшара. На обложке – тисненная золотом надпись «ЛАЗАРЬ». Интересно, подумала она, что там может быть внутри. Воск печати оказался мягким – очевидно, папку запечатывали совсем недавно.
Пути назад нет, сказала она себе. На картине, висевшей на стене, привязанная к дереву девушка откинула назад голову, словно моля о чем-то приближающегося к ней рыцаря. Спаси меня? Пощади меня? Полотно хранило молчание.
Элли вскрыла печать. Крошки воска рассыпались по столу Бланшара, но она даже не потрудилась их смахнуть. Очень скоро он и так все узнает.
Такие папки ей в руки еще не попадали. Первые ее страницы были пергаментными, материал все еще сохранил гладкость и эластичность, как будто был сделан в прошлом году. За ними последовали листы жесткой и ломкой бумаги цвета слоновой кости, они постепенно уступили место мягкой, розоватой писчей бумаге, в конце концов сменившейся стандартными листами формата А4. Некоторые листы были тонкими и серыми, и Элли предположила, что они относятся к военному времени. Это было похоже на изучение годовых колец дерева, истории в разрезе.
Но ее интересовало настоящее – и она обнаружила его почти сразу. Это был лист, находившийся в конце папки и озаглавленный «Доступ в подвал». В нижней его части был приведен перечень иностранных и явно устаревших для XXI века слов. Or, argent, azure, gules, vert…[8] Против каждого из них стояло четырехзначное число.
Элли закрыла сейф, вышла из комнаты и направилась по коридору к лифту. Когда она сунула карточку Бланшара в невидимую щель на панели, загорелась кнопка седьмого этажа.
Она неуверенно протянула к ней руку. Ее пальцы дрожали. Рубин на кольце сверкал, словно глаз дракона. Часы на запястье отсчитывали секунды.
Наконец, решившись, она нажала кнопку.
Слегка сотрясаясь, лифт поехал вниз. Он опускался целую вечность. Элли подумала, не остановится ли он, если какой-нибудь скрытый датчик выдаст ее вторжение. Сердце бешено колотилось. Девушка в ужасе смотрела на кнопки, и ее охватило страстное желание нажать на одну из них, чтобы вернуться в верхний мир. Но было уже поздно.
Она не почувствовала, как лифт остановился. Двери открылись, и перед ней предстала золотая комната с несметными сокровищами, которые, казалось, никто не охранял. Каждый предмет снабжен сигнальным устройством. Но от чего оно срабатывает? Элли приблизилась к инкрустированной драгоценными камнями чаше, установленной на постаменте в центре комнаты и заключенной в стеклянный контейнер. Заметив движение в стекле, она вздрогнула, но тут же поняла, что это ее собственное отражение. Она достала ключ.
Из четырех углов постамента на нее смотрели четыре вырезанных из камня чудовища: дракон, рогатый змей, грифон и василиск. Элли опустилась на колени и заглянула в их раскрытые пасти. В задней части каждой из них имелась маленькая замочная скважина. Она вставила ключ в горло змея, как это делал Бланшар. У нее возникло ощущение, будто каменные челюсти могут сомкнуться и зажать ее руку.
Однако ничего подобного не произошло. Ключ идеально подошел к замку. Заработал невидимый механизм, и она почувствовала, как пол под ней начал вращаться.
Неужели все так просто? Ей пришло в голову, что система защиты подвала основана на иллюзии. Он не преграждает вам доступ, напротив, приглашает внутрь, побуждая выдать себя. Седьмой этаж, находящийся тремя этажами ниже поверхности земли. На полках лежат ничем не защищенные сокровища. Дверь, спрятанная позади, там, откуда вы пришли.
Каждый предмет снабжен сигнальным устройством.
Элли извлекла ключ из замка. Вновь подойдя к чаше, она внимательно всмотрелась в нее. Сейчас она выглядела иначе, нежели несколькими минутами ранее. Ее ножка заметно увеличилась в размерах, золотое основание было инкрустировано с четырех сторон цветными камнями. Элли хорошо помнила, что до этого перед ней был зеленый изумруд, теперь же она видела белую жемчужину.
Чаша повернулась.
Она обошла постамент вокруг. Третий камень на ножке был желтым (она подумала, что, возможно, это янтарь, но в действительности это был алмаз), второй – кроваво-красным гранатом.
Элли попыталась вспомнить курс лекций, которые читал в университете старый, худой профессор с морщинистым лицом, казалось, только что вышедший из монастырской кельи, где переписываются старинные рукописи.
Грифоны были хранителями золота.
На голове у василисков были белые метки, больше всего походившие на диадемы.
Змей обладал черными глазами. Или красными? Она взглянула на свой телефон. Здесь, на такой глубине, он, разумеется, не функционировал.
Ты даже не знаешь, что чему соответствует.
Элли чувствовала, как с каждым ударом сердца уходит драгоценное время. Нужно было принимать решение.
Она вставила ключ в горло василиска и повернула его.
Возможно, где-нибудь в здании зазвучал сигнал тревоги или начала мигать лампочка. В этот момент сзади нее с шипением открылась потайная дверь в лифте, и за ней показалась другая, деревянная и шероховатая.
Элли взглянула на часы: минуло почти два часа. Нужно было поторапливаться.
«Астон Мартин» мчался по шоссе А-12 в сторону Лондона. В эту ночную пору дорога была почти пустой. Стрелка спидометра заползла за отметку сто пятьдесят километров в час. Сидевший в салоне автомобиля Дестриер лающим голосом отдавал распоряжения перепуганному сторожу. Тот поднялся на лифте на шестой этаж и бросился к офису Бланшара. Дверь была закрыта, свет выключен. Это известие еще больше встревожило начальника службы безопасности банка «Монсальват».
– Найдите ее! – прорычал он в трубку.
Автомобиль чуть не съехал с шоссе. Дестриер нажал на тормоза и вывернул руль вправо, едва не столкнувшись с грузовиком, двигавшимся по встречной полосе. Водитель грузовика нажал на клаксон, и его звук еще долго раздавался в холодной ночи, постепенно затихая.
Дестриер снизил скорость до ста двадцати километров в час и попытался собраться с мыслями. На его телефон вновь пришло сообщение, и он опять не поверил своим глазам. Где, черт возьми, Бланшар?
01:29: Карта 0002 вход на ЭТАЖ 7
Элли захватила с собой шахтерский фонарь, но он ей не понадобился. Как только она переступила порог, вспыхнул свет. Она шла по проходу, отыскивая глазами камеры слежения или другие контрольные устройства, но так ничего и не заметила.
Девушка пересекла поперечный неф и достигла задней части подвала, под которой, должно быть, находился алтарь старой церкви – до того, как религия богатства пришла на смену религии благотворительности. Ей вспомнилась вдавленная в пол мозаика, и она подумала: интересно, что за древние верования процветали здесь прежде. Железные двери взирали на нее мертвыми глазницами из обшарпанных стен.
Здесь время превращается в пространство.
Она знала без всяких подсказок, что это за склеп, поскольку запомнила это во время своего первого визита сюда с Бланшаром: два двойных люка в полу с изображением герба «Монсальвата» и стальная клавиатура рядом. Черный орел на красном щите с белым шевроном, держащий в когтях золотое копье. Элли взглянула на лист бумаги из папки Лазаря.
Or, argent, azure, gules, vert…
Во время последней встречи с Гарри Элли получила от него CD и книгу – опять в бесплатной газете, проходя мимо станции подземки «Мургейт Тьюб». Она купила в магазине плеер и села на лавочку в Барбикане, чтобы прослушать диск. Ее окружали высокие бетонные стены и несколько декоративных прудов. Недавно в этом месте были организованы археологические раскопки и обнаружены фрагменты средневековой кладки и стен.
В наушниках раздался голос Гарри. «Все коды склепов в подвале здания «Монсальвата» основаны на геральдике. Каждый цвет герба соответствует числу, которое меняется каждую неделю. Затем вам нужно вывести правильную формулу герба, это позволит вам определить порядок. В книге вы найдете все, что вам необходимо знать».
Элли читала книгу по ночам, словно ребенок, накрывшись с головой одеялом и освещая страницы карманным фонариком. Книга научила ее новому языку: щит герба, косоугольник, геральдическая фигура, тинктура. Она научилась отличать зубцы от впадин, металлы от мехов. Ее восхищала точность геральдической науки и одновременно приводила в отчаяние ее сложность. Но она овладела ею.
Gules a chevron Argent, overall and eagle displayed Sable, armed and holding a spear both Or[9].
Элли сверилась с листом бумаги из папки и нашла числа, соответствовавшие цветам. Каждое из них содержало четыре цифры – всего шестнадцать. Она ввела их на клавиатуре, моля бога, чтобы ничего не перепутать в средневековой терминологии.
В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем со скрипом, таким же древним, как и сами камни, двери распахнулись.
Глава 30
Город забит людьми. День всех святых был две недели назад, и осенняя ярмарка в полном разгаре. Торговцы съехались на нее из всех уголков христианского мира. Граф Шампанский построил обширные склады на окраине города, дабы способствовать торговле. Его стражники в своих белых и синих ливреях повсюду. Они контролируют процедуру передачи денег из рук в руки. Здесь можно купить все – меха, шерстяную и льняную одежду, перец и специи, кожу и шелк.
Это также хорошее место для приобретения людей.
Площадь города превращена в арену. На ней канатами огорожены четыре ринга, на которых оруженосцы по очереди проверяют свои боевые навыки в поединках. Я прокладываю себе путь к одному из рингов. Толстый человек в кожаном шлеме и доспехах меряется силами с молодым оруженосцем. Он сосредоточен и строг. Его противник пританцовывает, подпрыгивает, делает выпады, уклоняется в сторону. Толстяк едва двигается, ограничиваясь тем, что наносит удары и отталкивает оруженосца. По другую сторону я замечаю одноглазого седовласого человека в черном плаще, отделанном золотом. Он наблюдает за поединком со скучающим видом.
В этот момент с неожиданной для его размеров прытью толстяк бросается вперед. Два удара, молодой оруженосец роняет меч и с гримасой боли хватается за раненую руку. Шатаясь, он бредет в направлении девушки, по лицу которой видно, что она усомнилась в выборе спутника.
Толпа аплодирует. Из рук в руки переходят деньги. Тем временем я ныряю под канат и поднимаю оброненный меч, ощущая приятную тяжесть в руке.
Толстяк смотрит на меня.
– Ты потерял свое оружие?
Я пожимаю плечами. Будь я более нахален, то ответил бы дерзкой шуткой.
Толпа начинает проявлять интерес к происходящему на ринге. Ничто они не любят так, как наблюдать за боем между соперниками, несоответствующими друг другу по силам. Испытанный чемпион против – кого?
Они хотят увидеть, просто ли я дурак, который слишком много выпил, или же смогу удивить их.
Я держусь как можно более скованно, наношу пару неуклюжих ударов. Толстяк расслабляется. Еще один новичок – очевидно, думает он. Я отступаю под его напором и ношусь по рингу, словно перепуганный олененок. Толстяк неотступно преследует меня. Толпа издает подбадривающие крики. Уголком глаза я замечаю, что человек в черном плаще внимательно наблюдает за поединком. Он явно догадался, что сейчас произойдет.
Я делаю вид, что устал, двигаясь все медленнее и медленнее. Толстяк чувствует, что наступил подходящий момент, и предпринимает решительную атаку. Он довольно проворен, но слишком много весит. Я быстро отскакиваю назад, и он, не встретив сопротивления, подается вперед и теряет равновесие. Я бросаюсь к нему, оказываюсь вне пределов досягаемости его меча, выкручиваю ему руку и бью по запястью рукояткой своего меча. Он разжимает кисть, его оружие уже на земле, и пытается освободиться от моего захвата, но я не отпускаю его. Я пинаю его коленом в живот и для верности бью рукояткой меча по носу. Вряд ли я сломал его, но разбил точно, поскольку его лицо тут же заливает кровь. Толпа любит вид крови.
На ринг выходит еще один человек. Он выше, худее и исполнен уверенности в своих силах. Я не трачу на него много времени. Спустя минуту он лежит на спине, а мой меч приставлен к его горлу.
Я покидаю ринг и вытираю кровь с рук.
– Если кто-нибудь нуждается в моих услугах, я буду в «Черном Быке», – объявляю я.
Через неделю должен состояться турнир в Рессоне, и кому-нибудь может понадобиться меткое копье. Я буду сражаться под чужим знаменем, буду одерживать победы, а потом снова исчезну.
Так протекает моя жизнь в течение пяти лет.
Я чувствую руку на своем плече и оборачиваюсь. Это тот самый одноглазый человек в черном плаще. Он не спрашивает моего имени. Вероятно, он знает, что я не скажу.
– Ты здорово дрался.
Я киваю, принимая комплимент.
– Я служу у человека, который хорошо платит умелым воинам.
– У меня нет ни коня, ни оружия.
Я потерял их в Айноте, участвуя в небольшой, но кровопролитной пограничной войне на стороне одного графа. Кстати, после ее окончания он так ничего мне и не заплатил.
– Человек, у которого я служу, предоставит тебе и то, и другое.
– На время турнира?
– На время… – он взвешивает свои слова, как торговец пряностями считает перчинки. – Он скажет тебе сам.
Он приводит меня в ювелирную лавку. По крайней мере, думаю я, он будет в состоянии заплатить мне. На висящей над дверью вывеске изображен черный орел с алчно вытянутыми когтистыми лапами. Я рассматриваю выставленные вдоль стен комнаты кубки и тарелки и тускло поблескивающее золото за железной решеткой и размышляю, не удастся ли мне что-нибудь здесь украсть.
На память мне приходит рассказанная матерью история о человеке, укравшем чашу в волшебной стране. В наказание он лишился возможности вернуться в наш мир. В юности я считал это ужасным концом, но, по крайней мере, думал, что это конец. Теперь я понимаю, что история имела продолжение. Я думаю об этом рыцаре, оказавшемся в западне в подземном царстве. Наверное, просыпаясь каждое утро, он думал: Может быть, сегодня. Разрабатывал все более изощренные планы, стремился вернуться в свой мир, впадал в отчаяние, страдал. Все напрасно.
Единственный исход – смерть. И я жажду ее. Иногда, особенно в темноте, я провожу пальцами по лезвию своего меча и думаю, с какой легкостью можно было бы это сделать. Конечно, это был бы грех, но не больший, чем другие, которые я уже совершил. Я представляю, каким сладостным было бы избавление.
Однако пока я не готов умирать. Каждое утро я просыпаюсь и думаю: Может быть, сегодня.
Перед лавкой за столом, обращенным к площади, сидят трое менял. Я наблюдаю за перемещением денег на клетчатой скатерти, похожей на шахматную доску. Люди приносят их, раскладывают, перекладывают, забирают часть обратно. Многие из них – торговцы с ярмарки, желающие поменять свои монеты на ливры Труа. Группа итальянцев получает за двадцать серебряных монет один золотой ливр. Но когда другой итальянец, собирающийся домой, приносит золотой ливр, он получает за него только восемнадцать серебряных монет.
Неужели они не знают, что их обманывают?
Сидя на стуле, я наклоняюсь вперед и поглаживаю пальцами рукоятку меча. Наверняка, когда один из торговцев заметит обман, вспыхнет драка. Но никто из них не возмущается и не спорит.
Из задней двери лавки выходит слуга и делает жест головой, приглашая меня войти. Я жду, что он поведет меня вверх по лестнице, но вместо этого мы спускаемся вниз. У основания крутой лестницы он знаком показывает мне, чтобы я вошел в крипту с низким потолком. Камни источают холод, помещение освещено лишь свечами. Вдоль стен стоят кованые сундуки. В дальнем конце за столом, сгорбившись, сидит человек. Я скорее ощущаю, нежели вижу его фигуру. Сзади него на стене висит посеребренное зеркало, в котором отражается пламя свечи.
Человек за столом жестом показывает мне, чтобы я подошел к нему. Приближаясь к нему, я все еще едва различаю лицо. Он одет в черный шерстяной плащ с воротником из соболиного меха. Воротник изготовлен из цельной шкурки, и у его горла можно заметить зубастую мордочку и крошечные когти. Я вижу лишь его лицо: высокий лоб, крючковатый нос и прямые седые волосы, торчащие из-под черного головного убора. Его кожа напоминает тщательно очищенный пергамент, сморщенный, словно слива, оставленная сушиться на солнце. Его синие глаза лучатся светом, словно майское небо. Их устремленный на меня взгляд настолько жесток, что я думаю, не слеп ли он.
Впервые за пять лет я испытываю страх.
– Ты воин? – его голос силен и тверд, как гранит.
Я киваю, но не могу заставить себя встретиться с ним глазами. Мой взгляд скользит вниз и упирается в стол – настоящее произведение искусства. Такое впечатление, будто клетчатая скатерть, виденная мною наверху, затвердела и превратилась в инкрустацию из черного дерева и слоновой кости.
– Я собираю группу воинов.
Его рука дергается и движется по поверхности стола, издавая неестественный скрежещущий звук. Я с удивлением замечаю, что у него нет руки, вместо нее – серебряная отливка в форме кисти, украшенная черными драгоценными камнями. Она похожа на руку мощей.
– Это сугубо частное дело. Не турнир – настоящее сражение. Мне нужны люди, не слишком гордые для того, чтобы сражаться в пешем строю, и не слишком благородные для того, чтобы вонзить нож в чью-нибудь спину, если потребуется.
Все это я уже проделывал, и не раз.
– Это займет шесть недель, может быть, месяца два. За всю работу я заплачу тебе сто ливров.
Я уже давно не улыбался, но теперь мои губы растягиваются в улыбке. Я вижу свое отражение в посеребренном зеркале и понимаю, какое ужасное зрелище представляю собой. Сто ливров.
С такими деньгами я мог нанять достаточно людей, чтобы захватить Отфорт и сжечь его вместе с Джоселином. Я почти слышу его крики.
Может быть, сегодня.
Сзади раздается шум. В дверях появляется человек, но если бы он не стоял рядом со свечой, я не смог бы заметить его. Все в нем черное – волосы, глаза, плащ, башмаки. Он так высок, что его голова почти упирается в свод потолка.
– Малегант де Мортен будет твоим начальником, – проскрежетал старик. – Ты будешь делать все, что он скажет.
– Куда мы отправляемся?
– На запад.
От капель дождя на ровной глади моря расходятся круги, наползая друг на друга и образуя замысловатые узоры. Наши плоские лодки скользят по воде, разрушая эту благородную вязь. Днище настолько тонкое, что я ощущаю под ним воду, как наездник может чувствовать лошадиную плоть через седло.
Поход из Труа дался нам нелегко. Стоит зима. Случалось, что даже главные дороги оказывались непроходимыми, а большую часть времени Малегант вел нас пастушьими и звериными тропами. Он не говорит нам, куда мы идем, хотя каждый вечер солнце садится прямо перед нами. Ландшафт постепенно меняется. Широкие равнины уступают место влажным лесам и темным горам, глубоким ущельям и бурным рекам. Иногда на то, чтобы пересечь долину, требуется целый день. Это навевает мне воспоминания о моем детстве, о волшебных местах на краю света.
Впереди среди тумана появляется тень. Я слышу, как вода плещется о берег. Мы подтаскиваем по насыпи лодки к воротам замка. Я достаю меч, разворачиваю листы пергамента, в которые он завернут, бросаю их в воду и смотрю, как они уплывают.
Это листы из моего прошлого. Когда-то я думал, что мог бы и сам написать на них романтическую историю с хорошим концом. Теперь я понимаю, что не мог бы. Капли дождя пытаются утопить пергамент.
– Сторожи ворота, – приказывает Малегант. – Когда начнется схватка, ни один из них не должен уйти.
Глава 31
Склеп представлял собой яму глубиной полтора метра и площадью квадратный метр. На дне она ничего не увидела, кроме теней.
– Там не должно быть много, – сообщил ей Гарри. – Заберите все.
Склеп был слишком глубоким, и нужно было спуститься вниз. Элли присела на край ямы и приготовилась к спуску.
Но в этот момент ей бросилось в глаза что-то, находившееся над краями открытых люков. Это были острые зазубренные треугольные зубы, которые плотно смыкались, не оставляя швов. Она взялась за один из зубьев и потянула на себя. На кончике ее пальца выступила капля крови.
Возможно, поэтому они и называются дверями-ловушкой.
Вспомнив о том, что у нее очень мало времени, девушка поднялась на ноги. Она увидела два высоких железных канделябра, расположенных по углам склепа, взяла один из них, провела им по дну и положила его поперек входа. Вспомнив про шахтерский фонарь, она включила его. Белый луч осветил яму.
Только-то и всего?
Несмотря на охвативший ее ужас, она почувствовала разочарование. Там не было ничего такого, что она ожидала найти, – ни сокровищ, вроде тех, что находились в первой комнате; ни древних книг по магии или философии; ни клада с золотом. Внутренность склепа была похожа на чердак после наведения порядка. Там находились лишь потрепанный кожаный тубус, который мог быть чехлом телескопа, и квадратная картонная коробка, лежавшая на небольшом возвышении.
Элли опустилась на пол ямы. Тубус был легче, нежели она ожидала. Она слегка встряхнула его, но внутри ничего не сдвинулось. Неужели пустой? Она положила тубус в рюкзак.
Коробка оказалась холодной на ощупь, несмотря на то, что это был картон, и довольно тяжелой. Элли просунула под нее кончики пальцев и сняла с возвышения.
Она так никогда и не узнает, что сделала не так, но, несмотря на все ее предосторожности и подготовку, что-то было упущено. Двери сомкнулись, и если бы не застрявший между ними канделябр, они перерезали бы ее пополам. Металл канделябра зазвенел, и Элли с ужасом подумала, что он сейчас сломается. Спустя несколько секунд загорелся свет.
Читать бесплатно другие книги:
