Приданое для Анжелики Деко Франсуа

В зале повисла тишина. Раздробленная челюсть вмиг сделала Робеспьера непригодным к политике. Так жеребец после кастрации становится непригодным к воспроизведению.

— Это все, что нам надо знать? — поинтересовался Магомет.

— Есть еще кое-что, — нехотя признал Аббат. — Робеспьер обвинен конвентом в заговоре.

— Ну что ж, вот все и решилось, — удовлетворенно констатировал Сулла.

Никто не возразил. Все понимали, что произошло. Депутаты конвента стали неуправляемы, словно стадо баранов, увидевшее волка.

— Кто председательствует? — сухо спросил Магомет.

— Тальен.

— Он твой?

— Нет.

В зале опять воцарилось молчание. Случившийся переворот был юридически легитимен. Страна, тщательно подготовленная к употреблению, в самый последний момент перешла в случайные руки.

— Это Кабаррюс, — печально проговорил Магомет. — Его деньги работают.

Но все понимали, что дело не в этом. Депутаты учились быстро. Гильотина очень этому способствовала. Загнать их в ту же ловушку второй раз было почти невозможно. Значит, еще одного Робеспьера не будет.

— Я бы сказал, что нам придется идти на компромисс с теми личностями, которые стоят за Кабаррюсом, — подытожил Магомет.

— Не делайте этого, — заявил Аббат. — Конвент превосходно отфильтрован. У вас не будет с ним проблем. Депутаты сами закроют страну. Они все робеспьеры, кто больше, кто меньше, все эти бараны из одного стада. Из вашего.

Магомет повернулся к Иисусу, тринадцатому, не ассоциированному члену совета.

— А вы что скажете?

Иисус сокрушенно покачал головой.

— Мне искренне жаль, но наш друг проиграл. Нет, все очень убедительно! Система единых государственных цен меня просто потрясла! Но вот эта челюсть!.. — Он поморщился. — Думаю, пора голосовать.

Аббат разъярился.

— Да что ж вы все такие трусливые?! Вы же все равно к этому придете! Не через двадцать лет, так через пятьдесят! Вот она, страна, у вас на блюдечке! Закройте ее и делайте с ней что хотите! Только не отступайте!

Но руки уже были подняты. Соотношение с перевесом в два голоса было против Аббата. К его шее что-то прикоснулось. Он провел рукой и нащупал шелковый шнур.

— Спокойно, — сказал Охотник из-за его спины. — Я все сделаю быстро.

— Я знаю, — с досадой отозвался Аббат и щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание. — Говорю вам, вы к этому все равно придете.

Он вздохнул и заставил тело расслабиться.

Адриана сбили с ног, мгновенно стянули руки за спиной, подняли, понесли. Он быстро посмотрел на Робеспьера и увидел ужас, стоявший в его глазах. Вождя тоже подняли и несли в противоположную сторону. Вся нижняя часть его лица представляла собой кровавое месиво. Тогда Адриан заплакал от счастья.

— Анжелика!..

В стране, где гильотины включались только по приказу Робеспьера, ее шансы выжить возрастали неимоверно.

Его тряхнули, уронили, попытались поднять. По звону сабель Адриан понял, что в дело включились жандармы. Было похоже, что его отбивали у агентов.

Адриана снова подняли, понесли, вдруг поставили на ноги и принялись шарить по карманам. Это делали уже не агенты комитета, а жандармы в такой же форме, как у него.

— Где служишь? — поинтересовался офицер, крупный мужчина лет пятидесяти.

— Неважно.

— А зачем стрелял?

Адриан порывисто вздохнул и сказал:

— Чтоб остановить его. Моя невеста в тюрьме.

— Имя невесты?

— Неважно.

Жандармы выложили на брусчатку все, что нашли у Адриана. Офицер присел и внимательно осмотрел каждый предмет.

— А ведь ты не наш.

— Не ваш.

Офицер поднялся и заглянул ему в глаза.

— Значит, говоришь, из-за невесты?..

Адриан кивнул и понял, что слезы снова покатились по его щекам.

— Развяжите парня.

Его кисти, стянутые за спиной, уже мало что чувствовали, но то, что они стали свободны, Адриан ощутил. Он потряс ими, поднял к груди и снова опустил.

Офицер удовлетворенно крякнул, повернулся и крикнул:

— Шарль-Андрэ! Иди сюда! — Он дождался, когда тот подбежит, и сунул ему пистолет Адриана, отнятый у агентов. — Если все правильно повернется, на себя возьмешь. Глядишь, лейтенанта досрочно дадут.

Жандармы рассовали по карманам Адриана все, что только что вытащили оттуда.

Потом офицер хлопнул его по плечу и сказал:

— Иди, друг, пробуй вытащить свою невесту. Удачи! Молодец! Держи! Ром хороший, с Мартиники!

Ему сунули фляжку, хлопнули по плечам еще пару раз, и Адриан, покачиваясь, побрел прочь.

Охотник вышел из зала заседаний сразу. Убирать труп не было его обязанностью. Он шел по коридору тихо, никуда не торопясь, а сразу за поворотом резко развернулся, выбил пистолет из рук начальника охраны совета и сунул ему под ребра узкий кинжал, приготовленный еще на выходе.

Тот выпучил глаза и начал оседать. Охотник аккуратно уложил его на пол, ногой выбил дверь в кладовку, открыл окно и уже через мгновенье оказался снаружи, на тротуаре. На ходу отряхивая плечи от известки, он прошел до угла, выглянул и сразу понял, что не проскочит. Охотник вернулся на десяток шагов, сунул кинжал меж створок окна, толкнул и снова оказался в том же здании, в точно такой же кладовке, но с другого конца. Там, снаружи, мгновенно забегали. Ему, конечно, пришлось ждать.

Охотник много лет работал на этих людей, а потому с самого начала знал, что его уберут. Во-первых, он работал в проигравшей команде. Во-вторых, таких людей, как он, все равно когда-нибудь меняли.

Понятно, что искали его долго и тщательно. Лишь на следующий день, когда здание было покинуто, а двери и окна опечатаны, он вышел и, теперь уже никого не опасаясь, двинулся по улицам Парижа.

Вокруг все только и говорили, что о гильотинировании Робеспьера, но его это не касалось. Он был свободен и мог прожить остаток жизни так, как хотел. Например, уехать в Россию, Китай или Парагвай, где жили и работали друзья его юности. Можно было поселиться где-нибудь в предгорьях или у моря. Деньги давно уже не были для него проблемой, а работать на других он больше не хотел.

Охотник миновал мост, ведущий через остров Сите, вышел к Тюильри и почти сразу наткнулся на Адриана Матье. Жених Анжелики Беро, одетый в жандармский мундир, шел ему наперерез и судорожно перелистывал газеты. Их у него под мышкой была целая пачка.

— Матье! — крикнул ему Охотник.

Тот обернулся и замер.

— Ее нет в списках.

— Где она? — Жених Анжелики пристально посмотрел ему в глаза.

— Поедем, я покажу. — Охотник резким свистом подозвал экипаж.

Они забрались внутрь, Охотник назвал адрес и сунул руку за пазуху. Он вытащил пачку бумаг, отыскал удостоверение тайного агента и сунул его Адриану.

— По этой бумаге вам ее отдадут. Документ используйте и уничтожьте. Грядут большие перемены. Форма этого удостоверения вскоре радикально изменится.

Адриан не сводил с него глаз, но молчал, и Охотник понимал его.

— Должен сказать, что вы добились своего, Адриан. Да-да. Вы свалили самого главного. Я говорю не о Робеспьере.

Первым делом Адриан и Анжелика принялись вытаскивать из тюрьмы мадам Лавуазье. Дело шло со скрипом. Все видели, что якобинцы более никто. Им охотно мстили, и распухшие трупы пламенных революционеров проплывали вниз по Сене каждый божий день. Но вытащить невиновную женщину из тюрьмы было все еще сложнее, чем безнаказанно убить ее.

За неделю им удалось сделать главное. Через Терезию, вышедшую вместе с Жозефиной в числе первых, Анжелика надавила на Тальена, главного героя конвента. 17 августа вышла мадам Лавуазье, а затем и Пьер Самюэль. Мария-Анна была целиком восстановлена в правах, и ей даже вернули имущество, кроме, разумеется, рукописей.

Еще через месяц молодых людей, перебравшихся на второй этаж дома, купленного Адрианом еще с первой сделки, ждал сюрприз. Контора внизу была полна спекулянтов. Старый Аристид Матье довольно уверенно руководил этой компанией.

— Папа, что это? — Адриан замер на входе.

— Ах, сынок! — Старик всплеснул руками. — Ты не поверишь! Я сумел добиться правды! Мои деньги не только не пропали, но и приумножились!

Адриан и Анжелика переглянулись. Они в последние дни перебивались с хлеба на воду.

— Дашь взаймы? — заинтересовался Адриан.

— Не поверишь, не могу, — заявил старый пройдоха. — У меня ни сантима лишнего! Все в деле!

Адриан захохотал, а в сердце Анжелики впервые за многие месяцы поселилось чувство глубокого покоя. Тирания кончилась. Каждый день новой революции, теперь уже неподдельной, обещал им только хорошее.

Все доброе и впрямь возвращалось так же стремительно, как прорастает весенняя трава. Адриан, за почти полным неимением денег так и не сменивший мундира жандарма на штатское платье, быстро навел в квартале порядок. Банды юношей из разряда золотой молодежи, забавлявшиеся тем, что забивали дубинками бывших активистов, обходили их район стороной. Адриан знал, что сказать таким людям.

В тот день, когда он принес первые комиссионные, она поставила вопрос о немедленной покупке штатского платья. Анжелика приготовилась отправить мундир в утиль и обнаружила в кармане мятый конверт на ее имя.

— Что это? — охнула она.

Адриан хлопнул себя по лбу.

— Прости. Это тебе от мсье Кабаррюса. По всей Франции за тобой гонялся, чтоб отдать. А как от сердца отлегло, так и забыл.

Анжелика нетерпеливо вскрыла конверт и обмерла.

— Что там? — встревожился Адриан.

Она всхлипнула. Мсье Кабаррюс сообщал, что дело ее отца пересмотрено. Церковь признала его невиновным. Потом отец Жан, живущий в Коронье, сознался в лжи во спасение. Амбруаз Беро вовсе не завещал дочери послушания в монастыре.

— Бог мой! Мы можем обвенчаться! — взвизгнула она и кинулась Адриану на шею. — Смотри!

Адриан схватил письмо, пробежал глазами, рассмеялся и заявил:

— Знаешь что, Анжелика Беро, я тебя не отпущу, даже если весь мир сочтет, что я женился на приданом!