Мечтатели Стюарт Энн
— Ты? Не лжешь? Другим — может быть, но ты лжешь себе, — усмехнулся Алекс. Он прислонился спиной к косяку, не осмеливаясь подойти к ней ближе, боясь потерять самоконтроль.
— Я не лгу! — с яростью в голосе повторила Каролин, поднялась с кресла и, пылая гневом, шагнула ему навстречу. Это была ошибка.
— Что ты обо мне думаешь?
— А зачем спрашивать, ты и так прекрасно знаешь, что я о тебе думаю.
Алекс театрально зевнул.
— Это точно, знаю. Ты презираешь меня, ты считаешь меня последним дерьмом. Мало того что я проходимец, мошенник, лжец, я еще имею наглость открыто это признавать. Ты считаешь меня таким же мерзавцем, каким я был всегда, и уверена, что я отравляю тебе жизнь. В душе ты жалеешь, что тот, кто в меня стрелял, промахнулся. Ну как, я ничего не забыл?
— Вроде бы ничего, — она подошла к нему почти вплотную — еще одна ошибка. — Кроме одной вещи.
— И что же это такое?
Ей хватило дерзости улыбнуться ему, и эта улыбка говорила «да катись ты во всем чертям».
— Когда догадаешься, можешь мне сообщить, — с наигранной нежностью сказала она. После чего прошла мимо, прежде чем он успел схватить ее за плечи.
Время в старом доме тянулось мучительно медленно. Когда-то давным-давно Каролин просто обожала этот старый особняк на Уотер-стрит, даже позволяла себе мечтать о нереальном — о том, что в один прекрасный день она станет его хозяйкой. Этот дом был в семействе Макдауэллов чем-то вроде ценного приза, передававшегося из поколения в поколение. Величественное и элегантное здание на Уотер-стрит, с широким крыльцом и видом на залив и острова, могло принадлежать только избранным, сильным мира сего, иными словами, Макдауэллам. Наследники были готовы перегрызть друг другу из-за него глотку, и хотя Салли вот уже почти десять лет не бывала здесь, она ни на минуту не ослабила своей хватки, не позволяя другим завладеть этим домом.
И вот теперь дом перейдет Пэтси или Уоррену. Или же Алексу, если только тот захочет. Он сказал, что наследство его не интересует, однако мог и соврать, кисло подумала Каролин. И кто же откажется от такого прекрасного особняка, как этот.
Разве что она сама. Эта мысль шокировала и одновременно принесла облегчение. Да-да, ей ничего не стоит бросить этот старый особняк в Эдгартауне со всей его историей и антиквариатом. Дом был огромный, в свое время его построил капитан для своего многочисленного семейства, но детские голоса не звенели под его сводами вот уже несколько поколений, даже когда Алекс и все они были детьми. Даже в детстве им не разрешалось бегать, шуметь, устраивать беспорядок, запрещалось все, что могло нарушить покой и красоту дома. Это был мертвый дом. Каролин поняла, что с легкостью откажется от него так же, как и от своей принадлежности к Макдауэллам. Это был жестокий урок, который ей преподала жизнь, и она была рада, что усвоила его, когда ей всего тридцать один, а не позднее. То, чего вам хочется больше всего, часто оказывается абсолютно пустым и ненужным.
Она посмотрела через комнату на Алекса — тот растянулся в плетеном кресле. По мнению Каролин, это было крайне неудобное кресло, хотя Алекс этого, кажется, не замечал. Глаза его были закрыты, однако Каролин была не настолько наивна, чтобы поверить, что он спит. И все же это дало ей возможность не торопясь рассмотреть его. Внутренний голос подсказывал, что другого такого раза, возможно, уже не будет.
Пустой и ненужный. Да, он именно таков, а также красивый, бесчестный и патологический эгоист. Но ее к нему непреодолимо тянуло всю ее жизнь. Он значит для нее больше, чем семья, больше, чем все Макдауэллы, вместе взятые, больше, чем этот столетний фамильный мавзолей на морском берегу.
Боже, как ей хотелось его! Все ее естество алкало его, словно она снова была глупой девушкой-подростком во власти гормонов. Она не стесняясь рассматривала его, его сильное, стройное, мускулистое тело, чувственный рот, чуть раскосые глаза, и внутри у нее разгорался пожар.
Но он ничего об этом не узнает. В лучшем случае догадается. В конце концов, он умный человек, неплохо разбирается в женщинах. Ему было прекрасно известно, что она до боли хочет его. Равно как и то, что она никогда ему этого не скажет.
Но он не знал, что она его по-прежнему любит. Любит страстно и глубоко, и похоже, эта любовь останется в ее сердце еще долго, и ничто: ни суровая правда, ни печаль — не в состоянии остудить ее чувств.
Но она не намерена превращаться в несчастную старуху, оплакивающую потерянную любовь, для этого она слишком рассудительна. Как только она вырвется от Макдауэллов, она постарается чего-то достичь в этой жизни. Возможно, ей посчастливится повстречать достойного мужчину, за которого она выйдет замуж. И у нее, разумеется, будут дети — дети, которых она ни за что в жизни не отдаст сумасбродной миллионерше. И лишь в жаркие летние ночи, или, наоборот, прохладные осенние, она будет вспоминать Александра Макдауэлла и свою любовь к нему.
— У тебя когда-нибудь возникало чувство, что за тобой наблюдают? — услышала она голос Алекса и от неожиданности вздрогнула. Он даже не открыл глаз, однако наверняка ощутил на себе ее пристальный, изучающий взгляд.
— Можешь подать на меня в суд, — сказала она.
Он открыл глаза и посмотрел на нее, едва заметно улыбаясь.
— Я имел в виду не тебя. Нет, конечно, ты следишь за мной, я слежу за тобой. И даже если тебе неприятно это признать, согласись, мы оба страдаем от взаимной похоти в ее крайней клинической стадии, и даже если у нас и получается не прикасаться друг к другу, мы все равно таращимся друг на друга.
— Похоть в клинической стадии, — отозвалась она, — как мило сказано.
— А ты что, станешь отрицать?
— Я бы не стала называть мое чувство к тебе похотью, — сухо пояснила Каролин.
— Не намерен вступать с тобой в спор по этому поводу. Я имел в виду этот дом. Если за мной кто-то следит, я всегда это чувствую. Может, во всем виноваты окна, что выходят на Уотер-стрит.
— Сейчас не сезон. Мимо дома никто не ходит, машин тоже почти нет.
— Тогда откуда у меня это чувство, будто за мной кто-то следит? Или это паранойя?
— Да, пожалуй, у тебя паранойя.
— Ну а вдруг?..
— Подожди, я тоже это чувствую.
Алекс выпрямился. Старое плетеное кресло жалобно скрипнуло.
— Возможно, они добрались сюда раньше, чем я предполагал.
— Кто?
Он покачал головой:
— Не знаю. Пэтси можно исключить, поскольку она в клинике.
— И ее детей, поскольку они дежурят у ее постели. Остается Уоррен.
— Может, да, — согласился Алекс. — А может, и нет. — Он встал с кресла. — Пойду выйду. Хочу проверить, не пожаловали ли к нам гости.
— И бросишь меня здесь одну. Ну, спасибо.
— А ты хочешь сказать, что я должен тебя защищать? О, я тронут до глубины души, Каролин! Я уже потерял надежду на то, что ты готова от меня хотя бы что-то принять.
Она одарила его злющим взглядом.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты жуткий нахал?
— Я и сам это знаю. Почему бы тебе не подняться наверх и не запереть дверь, а я пока на всякий случай обойду дом. Хочу убедиться, что в него нельзя проникнуть.
— Не обольщайся. Это старый дом, и если кто-то задался целью в него попасть, сделать это легко и просто.
— Между прочим, в доме есть сигнализация, которую в принципе я мог бы включить.
— И которую любой Макдауэлл сможет в два счета отключить.
— Не сможет, если я поменяю пароль, — возразил Алекс. — А сделать это пара пустяков, главное знать, как это делается. Иди наверх и жди меня. Я скоро вернусь.
— Ты хочешь, чтобы я разделась, приняла ванну и надушилась? — спросила она язвительно.
— Я хочу тебя в любом виде и любым способом.
Каролин предпочла промолчать. Стараясь топать как можно громче — на тот случай, если незваный гость успел проникнуть в дом через черный ход, — она поднялась наверх. У нее не было настроения никого видеть. И уж тем более Александра Макдауэлла с его похотью в крайней, клинической стадии.
Луна была на исходе, но даже ущербный месяц отбрасывал на воду яркую полоску света. Деревья уже успели одеться листвой и заслоняли улицу, однако пока на той стороне залива светилось гораздо больше огней. К началу мая это место окончательно оживет.
Алекс притащил в гостевую комнату матрас. Чтобы освободить для него место на полу, он придвинул двуспальную кровать прямо к окну. Накрывать матрас простыней не стал — мол, и так сойдет, Каролин же не собиралась делать это для него. Она стащила с себя джинсы и, не снимая футболки и нижнего белья, легла в постель. Наверно, джинсы тоже следовало оставить, а может даже, в качестве защиты надеть что-нибудь еще. С другой стороны, никакая одежда в мире — и она это точно знала — не станет для Алекса преградой. Так что ей осталось лишь надеяться, что он ее не тронет.
Она выключила свет, свернулась клубочком на высокой кровати и завернулась в стеганое одеяло. В комнате было душно, воздух — слегка затхлым, как часто бывает в доме, который долго простоял запертым. Каролин слегка приоткрыла одно окно, впуская струю свежего весеннего ветра.
В щелку тотчас потянуло сыростью, но было в этом нечто даже приятное. Она плотнее завернулась в одеяло и заставила себя погрузиться в сон до того, как Алекс попробует ее соблазнить.
Разумеется, он ей лгал, но лгать Каролин Смит к этому моменту из привычки превратилось для него во вторую натуру. Да, он мог бы перепрограммировать систему безопасности, но это отнюдь не гарантировало, что никто из Макдауэллов не сможет проникнуть в дом. Потому что они знали его как свои пять пальцев.
Возможно, принимая во внимание огромные деньги, что остались после Салли, тот, кто вознамерился наложить на них лапу, нанял профессионала. Впрочем, в этом Алекс сомневался. Перед его мысленным взором до сих пор стоял силуэт убийцы с пистолетом в руке, который стрелял в него восемнадцать лет назад на пустынном пляже. Единственное, что ему никак не удавалось вспомнить, это его лицо. Но одно он помнил точно, это было знакомое лицо, лицо близкого ему человека.
Порой он задавался вопросом: а не была ли это сама Салли? Вдруг она проследила за ним и пришла на берег, чтобы его пристрелить? Ведь, по сути дела, он стал величайшей ошибкой ее жизни. Поскольку он не был ей родным сыном, то о слепой материнской любви говорить не приходится. Так, может, ему стоит примириться с мыслью, что именно Салли пыталась в ту ночь от него избавиться?
Впрочем, стоило ему переступить порог ее комнаты, как он тотчас понял, что это не она. Но даже за эти несколько недель он не приблизился к разгадке ни на йоту.
Единственный, к кому он приблизился, это Каролин Смит.
Сейчас она — демонстративно повернувшись спиной к нему — свернулась клубочком на огромной двуспальной кровати. В незанавешенное окно лился лунный свет, растекаясь серебристой лужицей по всей комнате. Интересно, подумал он, что будет, если он сейчас заберется на кровать и ляжет с ней рядом?
Но он не посмел. Жизнь научила его прислушиваться к внутреннему голосу, и этот голос подсказывал ему, что враг где-то рядом. В этой ситуации было бы непозволительной глупостью поддаваться соблазнам плоти, даже если рядом любимая женщина.
Он совершил огромную ошибку, влюбившись в нее. С другой стороны, здесь нечему удивляться. Он хотел ее, сколько помнил себя, и даже все эти годы, проведенные в добровольном изгнании, не переставал мечтать о ней.
Раздеваться Алекс не стал, какой в этом смысл? Вместо этого он просто растянулся на матрасе. Ветерок, проникавший в полуоткрытое окно, приносил с собой приятную ночную прохладу. Снаружи доносился плеск волн о бетонный причал, тихий, умиротворяющий звук, который погружал в сон. Эх, только бы не уснуть!
Но он уснул.
Глава 22
Каролин была не вполне уверена в том, что именно разбудило ее. Не считая призрачного лунного света, в комнате было темно. Часа два или три ночи, решила Каролин. Она тихо лежала на высокой кровати и прислушивалась. Все ее чувства мгновенно обострились. Вскоре она поняла, что Алекс тоже не спит.
— Алекс! — еле слышным шепотом позвала она.
— Да, — отозвался он, но даже не шелохнулся.
Она приподнялась на локте и посмотрела на него. Алекс лежал, вытянувшись на голом матрасе, одетый, без подушки и одеяла. Даже если он и поспал, то совсем чуть-чуть, потому что даже в лунном свете лицо его казалось усталым и изможденным.
— Алекс, — прошептала она снова, не зная толком, что хочет услышать от него в ответ.
— Не смей!
— Что — не смей?
Он устало закрыл глаза.
— Не смей смотреть на меня так! Даже не думай ложиться ко мне под бок и лить слезы. Не смей жаловаться, что, мол, тебе страшно и одиноко. Ради всего святого, Каролин, оставь меня в покое.
Она собрала одеяло и, глядя на него краем глаза, медленно слезла с кровати.
— Тогда я перейду в другую комнату.
Его сильная рука поймала ее за ногу.
— Никуда ты не пойдешь. Ложись и спи.
— Не могу.
— У меня нет для тебя снотворного.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что мне и без того тяжело, не хватало еще тебя утешать. Я мучаюсь. Я хочу тебя, но я, черт возьми, уважаю твои желания и не прикасаюсь к тебе. И мне будет легче делать это и дальше, если ты не станешь так смотреть на меня и…
Неожиданно она вся сжалась и притихла.
— Я просто хотела кое-что у тебя спросить.
Он вздохнул, видимо, заставляя себя успокоиться.
— Что именно?
— Эта кровать и правда скрипит?
Ее вопрос сбил его с толку.
— Ну да. Можешь проверить.
Каролин осторожно пошевелилась — кровать громко и жалостливо скрипнула. Тогда она переместилась на матрас рядом с ним.
— Скажи, ты правда меня хочешь? — прошептала она, беря в ладони его лицо. В ее прохладных руках его кожа была горячей. От нее также не скрылось, с какой жадностью он втянул в себя воздух.
— Еще как, — хрипло подтвердил он.
— Отлично, — прошептала Каролин и, наклонившись, поцеловала его в губы. Она вложила в этот поцелуй столько нежности, что он не мог не осознать: она его любит.
Но мужчины не самые наблюдательные создания в мире, что и плохо, и хорошо. Алекс дождался, когда она отстранится от него. Его руки скользнули ей за спину, прижимая ее к своему телу. А затем он поцеловал ее сам, спокойно и не спеша, как ни разу еще не целовал. Раньше он целовал ее, охваченный страстью и похотью. Целовал яростно, жадно, ненасытно. Но ни разу он не целовал ее просто ради удовольствия.
Внутри ее тотчас шевельнулось желание и скользнуло выше, к соскам, которые мгновенно отвердели. Алекс опрокинул ее на спину, и Каролин не стала сопротивляться и лишь закрыла глаза, ощущая прикосновения его губ на щеках, веках, висках.
Неожиданно он сел. Она мгновенно ощутила себя покинутой и открыла глаза. Он смотрел на нее, но она не могла понять, что выражает его взгляд..
— Мне казалось, ты сказал, что хочешь меня.
— Сказал, но я не уверен, нужна ли мне в постели мученица.
Каролин рассмеялась его шутке.
— Сдается мне, когда ты был маленьким, Салли уронила тебя, и ты ударился головой, — сказала она, как будто обращаясь к себе самой. — Поверь, я не обижусь, если ты принудишь меня к первоклассному сексу. Я готова пойти на такую жертву.
— Первоклассному сексу? — переспросил он, не предпринимая, однако, никаких действий.
Ее веселость моментально улетучилась. Почему-то она была уверена, что, предлагая себя ему, ничем не рискует. Что он хотел ее, пусть даже только физически, не менее сильно, чем она его. Теперь же ее уверенность пошла на убыль.
— А ты хотел бы предложить мне что-то сверх того? — спросила она. Алекс даже не пошевелился, лишь одарил ее задумчивым взглядом. А затем внезапно стянул через голову свитер и швырнул его через всю комнату.
В лунном свете его грудь казалось отлитой из бронзы.
— Да, — сказал он.
Она никак не ожидала, что он способен на такую нежность. Не ожидала, что он подарит ей настоящую любовь. А еще она не осознавала, насколько это опасно — позволить ему себя любить.
Алекс медленно раздел ее. Стащил через голову футболку, одарив при этом каждый квадратик ее кожи нежным поцелуем. Его кожа показалась ей охваченной пламенем. На нее нахлынуло странное чувство, как будто она, невесомая, парит в бесконечном пространстве, подобно языческой богине, и только волосы колышутся и извиваются змеями вокруг ее обнаженного тела. Его руки действовали умело, они ласкали и возбуждали, и вскоре она изогнулась дугой, предлагая себя ему, не в силах больше сдерживать рвущееся наружу желание. Она ощутила его горячий рот, как будто он хотел до дна выпить срывающиеся с ее губ исступленные стоны.
А затем он отстранился от нее и прислонился к стене, глядя на нее из-под полуопущенных век, и она поняла, чего ему хочется. Он протянул ей руку, и она приняла ее. Внемля его немому призыву, она оседлала его и, дрожа, прильнула к его широким плечам.
— Посмотри на меня, — прошептал он, и это была мольба, а не приказ. Она заставила себя открыть глаза и, заглянув в его два бездонных синих колодца, медленно опустилась на его набухший, горячий член. Выражение его лица гипнотизировало, погружало в транс, равно как и ощущение его мужского тела внутри ее, и когда он погрузился в нее до конца, по ее телу пробежала сладкая судорога.
И Каролин отдалась ему, без оглядки отдалась этой сладкой муке. Она целовала его губы, его лоб, целовала жадными поцелуями, и все это время ее тело было наполнено им, наполнено до краев. И вскоре она была на грани безумия. Она зарывалась лицом в его плечо, сдерживая рвущиеся наружу стоны, а затем ее тело взорвалось фонтаном оргазма, а ее душу испепелил огонь. В следующее мгновение он присоединился к ней, жарко пульсируя в глубинах ее тела.
Она в изнеможении рухнула на него, бессильная, словно тряпичная кукла, но его руки тотчас сомкнулись вокруг нее, нежные и сильные. Ей хотелось плакать, хотелось сказать ему все, что накопилось в ее душе, однако в следующее мгновение в ноздри ей ударил едкий запах.
Похоже, Алекс ощутил его одновременно с ней. Он осторожно приподнял ее тело, как будто оно было пушинкой.
— Одевайся. И поживее! — прошептал он.
Каролин уже натягивала футболку.
— Что это?
— Бензин, — такое простое слово и вместе с тем такое страшное. Алекс уже оделся и высился над ней, подобно мифическому гиганту.
Когда прогремел взрыв, Каролин еще только натягивала джинсы. Огненный шар ослепил ее, и она зажмурилась.
Пламя взяло их в огненное кольцо в считаные мгновения. Стена огня протянулась от окон до стены, и они оказались в ловушке. Алекс ногой распахнул дверь, схватил Каролин за руку и потащил за собой в наполненный дымом коридор.
Пламя поглотило старое здание и рвалось наружу со всех сторон раскаленными добела полотнищами. Однако Алекс помнил, что задняя стена дома частично сложена из кирпича. Там над крыльцом не было никакой крыши, а если и была, то уже давно сгорела.
Долго не раздумывая, он затащил Каролин в ее бывшую спальню, схватил стул и швырнул его в окно.
— Давай! — крикнул он ей и сам устремился вперед по острым осколкам.
Охваченная внезапным ужасом, она замешкалась, но Алекс не стал церемониться. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и просунул в окно, после чего пролез в него сам.
Он также помнил, что заднюю часть дома окружает живая изгородь. Толстая и плотная, она наверняка смягчит падение. Несколько мгновений Каролин лежала на колючей подушке, пытаясь отдышаться. Легкие горели, все еще наполненные дымом, который столбом рвался к небу от объятого пламенем дома. А затем рядом с ней, вернее, едва ли не на нее, сверху обрушился Алекс.
Но уже в следующее мгновение вскочил на ноги, увлекая ее за собой. Вдалеке завыли пожарные сирены, но они, похоже, не остановили его. Он потащил ее дальше, через пустынные газоны соседних домов, через каменные изгороди и штакетник, подальше от посторонних глаз. А тем временем мимо с ревом неслись пожарные машины.
— Твой джип, — прошептала Каролин.
— Ничего, найдем другую машину, — бросил он ей. — Кто бы ни устроил этот пожар, он наверняка позаботился о том, чтобы нам не выйти из огня живыми. И я не собираюсь рисковать…
— А как мы найдем себе другую машину? — не унималась Каролин. — Среди ночи, когда все…
— Я же спец по угону машин. Именно с этого все и началось восемнадцать лет назад. Я, конечно, давно этим не занимался, но, по-моему, это как езда на велосипеде — раз научившись, уже не разучишься.
Каролин в растерянности уставилась на него. Казалось, он воспринимал происходящее как шутку. Отблески пламени плясали на его лице, придавая ему воистину сатанинское выражение.
— Кто-то только что пытался убить нас, — сказала она чуть охрипшим от дыма голосом. — Дома больше нет. Не понимаю, отчего тебе так весело?
— Оттого, что они подбираются к нам все ближе и теряют осмотрительность, — ответил он. — В считаные часы мы с тобой узнаем, кто это крадется за нами.
— В считаные часы нас уже может не быть, — возразила она.
— И это верно, — он посмотрел на нее. — Ты не будешь против, если я поищу для тебя какое-нибудь укромное место, где ты могла бы спрятаться?
— А оно есть?
— Не знаю.
— Я тебя одного не оставлю, — заявила Каролин, не заботясь о том, как это может прозвучать со стороны.
— Понимаю, — ответил Алекс. — Я тоже никуда тебя не отпущу.
С этими словами он схватил ее за руку и потащил дальше, сквозь охваченную пламенем ночь.
Украсть пикап оказалось на удивление легко. Не успела Каролин сесть в кабину, как Алекс умелой рукой соединил провода зажигания и завел мотор. Пикап был старой ржавой развалюхой, и если когда-нибудь в нем и имелись ремни безопасности, владелец давно выбросил их за ненадобностью. Впрочем, мотор работал гладко, и вскоре Алекс уже катил по шоссе, направляясь к западной части острова.
Каролин нащупала под собой что-то твердое и вытащила смятую пивную банку.
— С тем же успехом мы могли бы украсть «Мерседес», — пожаловалась она.
— Нет, там масса всяких противоугонных примочек. Для нас главное — четыре колеса, а не комфорт, — ответил он и сосредоточился на дороге. Позади них небо озарялось красными и оранжевыми всполохами вперемешку с сизым дымом — это продолжало полыхать старое дерево, из которого было построено родовое гнездо Макдауэллов. А вот дороги оказались на редкость пустынны. Каролин смотрела вперед.
— Кто это был? — негромко спросила она.
— Понятия не имею.
— А куда мы едем?
Алекс не ответил. Впрочем, в этом не было необходимости. Потому что они катили в направлении скал на мысе Гей-Хед, и Каролин без дальнейших расспросов поняла, что он надеялся там найти.
— Первый поворот налево, — сказала она, когда они приблизились к утесам.
Алекс сбросил скорость и, повернувшись, спросил у Каролин:
— Что?
— Первый поворот налево. Ты ведь хочешь взглянуть на место, где жили Робинсоны? Это прямо по дороге.
Его лицо медленно озарилось улыбкой, чертовски соблазнительной, подумала про себя Каролин.
— И когда ты научилась читать мои мысли?
— Почти три десятка лет назад.
Дом Робинсонов не шел ни в какое сравнение с величественным особняком Макдауэллов. Южная оконечность острова была преимущественно сельской, там жили люди небогатые, не то что в Эдгартауне. Робинсонам принадлежал небольшой домик, прилепившийся к скале рядом с мысом Гей-Хед. На переднем дворе, выцветший и покосившийся от времени, одиноко стоял рекламный щит с надписью «Продается», а само место выглядело давно заброшенным.
Алекс на угнанном пикапе подъехал к дому и вылез из кабины. Огненное зарево вдали постепенно угасало. Судя по всему, пожар не распространился на соседние здания. Луна висела на небе низко, а на востоке на горизонте уже появилась тоненькая розовая полоска. Скоро начнет светать, рассеянно подумала Каролин, вылезая из грузовика. Все тело болело; ощущение было такое, будто ее только что избили.
— Похоже, здесь никого нет.
Алекс постоял на крыльце, глядя на заброшенный дом.
— Я же говорила тебе, что старики умерли, а единственными наследниками были какие-то дальние родственники. Дом давно выставлен на продажу. Правда, за него заломили слишком много, и желающих его купить не нашлось.
Проникать в чужие дома Алекс умел столь же ловко, как и угонять чужие машины. Каролин последовала за ним в темное, затхлое нутро дома. Нащупав выключатель, она попробовала включить свет. Бесполезно. В доме было жутко холодно и сыро. Вся дрожа, Каролин опустилась в старое дубовое кресло, пока Алекс при помощи карманного фонарика изучал комнаты.
Ей показалось, что он про нее забыл. Повернувшись к ней спиной, он застыл, рассматривая фотографии на стене. Она же обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь.
— Сейчас разведу огонь, — сказал он, даже не обернувшись. Взгляд его был прикован к фотографии юной девушки. Ее милое девичье личико показалось Каролин смутно знакомым. И тогда до нее дошло: Алекс смотрит на свою родную мать.
— Я сама, — сказала она и направилась к камину. Однако он опередил ее и вновь усадил в кресло. Затем снял с себя свитер, как будто ему самому холод был не страшен, и протянул ей.
— Надень.
— Не смеши меня, ты сейчас окоченеешь, — запротестовала Каролин, но Алекс не стал ее слушать и просто натянул на нее свитер.
Свитер был теплым и пах его кожей, и она почувствовала себя в нем крошечной и уязвимой. Спустя несколько минут в камине уже пылал огонь, наполняя старый дом теплом и светом.
Как только огонь разгорелся, Алекс сел на корточки и обернулся к ней.
— Могу я задать тебе один вопрос?
— А я могу запретить тебе это сделать?
Его улыбка была печальной.
— Всегда есть вероятность того, что нам не выбраться отсюда живыми.
— Не спорю, особенно если учесть то, что с нами произошло.
— Скажи, что такого ты утаила от меня?
— Ты о чем?
— Вчера днем ты сказала, что есть что-то такое в твоем отношении ко мне, чего я не знаю.
— Тебе уже и без того известно, что я хочу тебя, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. Ей не хотелось заводить с ним этот разговор. По крайней мере, не сейчас, когда ее волосы и одежда все пахли дымом пожара, когда он сидел перед ней на корточках и без рубашки. Когда небо озарилось рассветными красками, а где-то снаружи рыскал убийца, выжидая момент, когда сможет их обоих прикончить.
— Тогда что же? — Алекс слегка запрокинул голову и в упор смотрел на нее. — Что ты не любишь меня?
Странно, но ее сердце, казалось, остановилось, дыхание замерло, и все же ей удалось сохранить внешнее спокойствие.
— Это смешно.
Он пожал плечами.
— Если я умру, хотелось бы, чтобы меня кто-то оплакал.
— Не волнуйся, если ты умрешь, я тебя оплачу, — сухо сказала она. — Хотя похоже на то, что если тебя прикончат, то и меня тоже.
— Ты любишь меня, Каролин?
— Боже, сколько можно! Ты уже вывел меня из себя — как всегда.
— Это не ответ на мой вопрос. Ты меня любишь?
Она раздраженно фыркнула.
— Ну конечно, люблю. Не говори глупостей! Всегда любила и, похоже, всегда буду любить, даже если мне самой это меньше всего нужно. Ну как, теперь доволен?
— Да, — ответил он и, протянув руки, взял в ладони ее лицо. На его собственном играли красноватые блики огня, пылавшего в камине старого сельского дома, и Каролин поняла, что своим признанием вынесла себе приговор.
Впрочем, она не намерена сдаваться без борьбы. Отстранившись от него, она встала с кресла и направилась к передней двери.
— Пойду кое-что проверю, — бросила она через плечо и, распахнув дверь, приготовилась шагнуть за порог.
И столкнулась едва ли не нос к носу со стоявшим за дверью человеком. От ужаса и неожиданности она окаменела. На востоке стало заметно светлее, но даже в предрассветных сумерках и отблесках камина она сразу поняла, кто это такой.
Она впервые смотрела в глаза Уоррену Макдауэллу с того момента, когда узнала, что он ее отец. Охваченная ужасом, Каролин застыла в дверях, словно статуя, не зная, чего ждать дальше. Перед ней стоял ее отец, она же чувствовала лишь то, что чувствовала всегда. Никакой волны дочерней любви, впрочем, и никакой обиды. Ее занимала другая мысль: поднимет ли он на нее руку?
За всю свою жизнь она ни разу не видела Уоррена неопрятно одетым. А сейчас, хотя он все еще был в смокинге, но без галстука, рубашка мятая и вся в пятнах, щеки и лоб в саже. Его седые волосы были намазаны гелем, но больше всего пугала маска непробиваемого спокойствия на его лице.
— Я так и подумал, что найду тебя здесь, — сказал он. — Где Алекс?
Каролин хватило ума не оглядываться. Судя по всему, Уоррену он был не виден. Сейчас любое, даже самое маленькое преимущество для них на вес золота.
— Где-то здесь, — уклончиво ответила она и ужаснулась, услышав, как дрогнул ее голос.
— То есть он настоящий Алекс? — устало спросил Уоррен. — Он обманул меня. Но с другой стороны, он всегда был мошенник и проходимец. Я же был настолько глуп, что не сразу осознал правду. А когда все понял, то подумал, что его нет в живых.
— Макдауэлла не так-то просто убить.
— Мы с тобой оба знаем, что он не Макдауэлл, — тихо произнес Уоррен. — В отличие от тебя.
— Неужели в тебе вдруг проснулись отцовские чувства? — Каролин вложила в свой вопрос весь цинизм, на какой только была способна.