Любимые дети, или Моя чужая семья Чемберлен Диана

Оно и не продлилось.

– Это была ошибка, – снова сказал он. – Стив – хороший человек, и, бьюсь об заклад, если бы ты попыталась, вы смогли бы найти общие… интересы. Ты ходишь вокруг него, как по тонкому льду. Вам нужно побольше разговаривать друг с другом. Нужно сказать ему, что ты хочешь.

Я снова положила голову ему на грудь, вдыхая его запах. Пытаясь запомнить его. Потому что знала: он пытается сказать, что больше таких вечеров не будет.

– А Лорел… – Он поколебался. – Лорел была чудесной женой и снова будет ею.

– Я никогда не буду испытывать к Стиву то, что испытываю к тебе, – прошептала я.

Он громко сглотнул. Еще раз.

– В том, что случилось сегодня, виноват я. Мы не всегда можем иметь то, что хотим. Мне давно следовало бы знать это.

Он отпустил меня, и холодный воздух овеял мою разгоряченную кожу.

– Помоги мне, ладно? Давай больше не будем этого делать.

Две недели спустя Стив вернулся домой из Калифорнии. Мы занялись любовью в день его приезда, и у меня возникло странное чувство, что я изменяю Джейми, хотя после того вечера мы с ним не занимались любовью. Я пыталась найти со Стивом физическую страсть, которую обрела с Джейми, но это было безнадежно. Я просто ничего не чувствовала. Я знала, что Джейми прав и что нужно поговорить со Стивом, сказать, чего я хотела от нашего брака, в постели и вне, но слова никак не хотели слетать с языка. Стив – это Стив. Что бы я ни сказала, это его не изменит.

В конце сентября Джейми сделал то, чего клялся не делать никогда. Ушел от Лорел.

Я пришла в церковь, чтобы взять Мэгги. Со времени нашей «ошибки» мы виделись почти каждый день, и, хотя вели себя как обычно, я сознавала разницу. Ощущала его взгляд, когда играла с Мэгги. Джейми задевал мои пальцы, когда протягивал игрушку или одеяльце. И это не игра воображения. В нем зрел голод, который он старался пригасить. Я узнавала этот голод, потому что разделяла его.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал он сегодня утром, наливая чашку кофе из термоса. – Сара!

Мэгги подняла ручки, прося, чтобы ее взяли. Я увидела большую повязку на левой ручонке.

– Мэгги, солнышко! – воскликнула я, поднимая ее. – Что это с тобой?

– Садись, – велел Джейми.

– Разве тебе не нужно в риелторский офис?

– Сначала я хотел поговорить с тобой. – Он показал на ручку Мэгги. – Это случилось вчера. Меня вызывали на пожар, а Лорел повезла ее на пляж, где Мэгги нашла доску со ржавым гвоздем и порезала руку.

– О нет!

Я поцеловала повязку.

– Бо-бо, Мэгги?

– Лорел не смогла проследить за ребенком, – бросил Джейми.

– О чем ты?

– Она ничего не смогла сделать. Маркус услышал крик Мэгги. Слава богу, он оказался там! Лорел пыталась полить рану водой. Но она… Маркус сказал, она запаниковала. Струсила. Разрыдалась, выпустила из рук Мэгги и не знала, что делать.

– Но она медсестра! – удивилась я. Мне было чрезвычайно трудно представить Лорел медсестрой.

– Прежняя Лорел была медсестрой, – вздохнул Джейми. – Мне так грустно за нее. Она пыталась быть Мэгги настоящей матерью. Вывела ее на пляж, чтобы поиграть. Каким усилием это, должно быть, стало для нее!

Я кивнула.

– Так или иначе, мы поговорили вчера вечером, и она сказала… сказала, что хочет уйти. Что нам с Мэгги будет лучше без нее.

– О, Джейми.

Мне стало больно за него. Правда. Но я думала о том, что это значит для меня.

Джейми выглянул в окно:

– Сейчас она не хочет отвечать за Мэгги. Понимает, что не может быть хорошей матерью, но не желает помощи, и я не знаю, что можно с этим сделать.

Джейми сумел уговорить Лорел пойти к психиатру, но после первого визита она отказалась идти туда снова.

– Но я знаю одно: я не могу позволить ей покинуть Си-Тендер. Она совершенно растеряется.

Я положила ладонь на его руку:

– Ты знаешь, куда идти. Ты и Мэгги.

Он кивнул. Сжал губы.

– Если Стив согласен, может, мы попытаемся жить вместе?

– Конечно! – воскликнула я.

– Это только на время.

Судя по интонации, Джейми пытался предупредить меня о чем-то, но, даже если и так, я ничего не слышала. Я уже строила планы. Буду готовить для них. Заботиться о них. И сотру морщинку между бровей, которая с каждым днем углублялась все больше.

Переезд Джейми и Мэгги прошел безупречно. Лучше, чем я ожидала. Стива так часто не бывало дома, а я любила общество Джейми. Когда Стив приезжал, я наслаждалась наблюдением за другой стороной характера Джейми. Потому что он, как всякий мужчина, мог часами беседовать о спорте и машинах. Об этих сторонах его характера я доселе не подозревала. Он рассказал Стиву, что увлекался мотоциклами, и они даже вместе поехали на мотошоу в Рали. Мы с Джейми старательно держались на расстоянии друг от друга, особенно когда Стив был в отъезде. Посторонний наблюдатель никогда не предположил бы, что мы были любовниками. Но хотя мы не касались друг друга, чем дольше Джейми жил у нас, тем глубже становилась моя любовь к нему.

В сентябре у меня случилась задержка. Месячные у меня никогда не бывали регулярными, но когда в октябре задержка повторилась и по утрам начало тошнить, я отправилась к своему гинекологу, который сказал мне то, о чем я уже знала. Я беременна. Восемь недель. Восемь недель назад Стив был на учебных курсах в Калифорнии.

Я была и взволнована, и испугана. Я беременна! Ни один ребенок не может заменить Сэма, но как же я хотела попробовать снова! И все же это не ребенок Стива, и я понятия не имела, что скажет Джейми.

Я позвонила ему в риелторскую контору, как только пришла от доктора. Мне ужасно не хотелось говорить ему это по телефону, но Стив сегодня вечером будет дома, и тогда мы не сможем быть откровенными.

– У меня восьминедельная беременность, – сказала я, услышав его «алло».

Он ответил не сразу, и я, пока ждала, вертела телефонный шнур.

– Погоди минуту, – сказал он и заговорил с кем-то. Я услышала стук закрывшейся двери. Наконец, он снова взял трубку. – Как ты себя чувствуешь?

– Ты имеешь в виду физически или эмоционально?

– Это мой ребенок?

– Да.

– О боже! Мне так жаль! Следовало быть осторожнее, – расстроился он.

– Я счастлива. И так хочу этого ребенка!

– Ты… позволишь Стиву думать, что это его ребенок?

Я помедлила, мечтая, надеясь, что он скажет то, чего я ожидала.

– Только если это необходимо, – выдавила я, наконец. – Только если ты не… – Я снова стиснула телефонный шнур. – Я могу с ним развестись.

– Сара! Я не могу оставить Лорел, – отрезал Джейми.

Впервые за два года знакомства я рассердилась на Джейми:

– Это безумие! Ты уже оставил ее. Уже давно оставил в мыслях, а теперь оставил физически. Ты живешь с нами. Помнишь? Живешь со мной.

Хотя он часто приезжал в Си-Тендер, чтобы проверить, как там Лорел. Я тоже туда ездила и даже подружилась с ней, чтобы облегчить совесть. Делала вид перед собой и всем миром, что забочусь о них обоих. Боже, какую мерзкую, безумную, извращенную жизнь я вела!

Джейми ответил с обычным спокойствием:

– Я помогу тебе всем, чем могу, но Лорел и я не считаем, что наше отчуждение будет постоянным. Я говорил тебе, что она больна. И ей еще хуже, чем раньше. Она нуждается во мне.

– Я тоже в тебе нуждаюсь.

– Знаю. Но у тебя есть Стив. А у Лорел – только я.

Я снова вспыхнула от гнева:

– И мне предлагается дать этому малышу… этому ребенку расти и считать, что Стив – ее или его отец? Это не может быть ребенок Стива.

– Но он этого не знает, верно?

– Зато знаю я и ты тоже! Что посоветуешь, Джейми? Хочешь, чтобы ребенка не было?

Но я ни за что не согласилась бы сделать аборт!

– Нет, этого я не хочу, – ответил он. – Послушай, Сара, я окажу любую поддержку, которую ты только пожелаешь.

– Что это означает?

– Я имею в виду финансовую поддержку. Эмоциональную. – Он поколебался. – Ты знаешь, я тебя люблю.

Слезы жгли мне глаза. Да, я знала, что он меня любит. И оттого было еще больнее.

– Я и ребенка люблю. И жаль, что для тебя все так трудно. Но я не могу нарушить клятвы, данные Лорел и Мэгги.

– А я? Каково мое место в твоей жизни?

Он поколебался:

– Сара, то, что происходит между мной и Лорел, – поверхностно и ограниченно. То, что происходит между нами, – это глубоко личное. Какую часть меня ты предпочла бы иметь?

Я зарулил на одно из двух свободных мест на парковке перед башней Маркуса. Его пикап был рядом, и несколько минут я сидел, пытаясь решить, стоит ли говорить с ним или лучше просто ехать домой. Я вынул таблетку перкосета и запил водой из бутылки. И хотя голова от перкосета была словно не своя, я нуждался в таблетках. И мог бы поклясться, что боль с каждым днем становилась все сильнее. Я не стану говорить с Маркусом, пока боль немного не отпустит. И без того я достаточно взвинчен.

Два дня назад я вернулся к физиотерапевту. Стоило Гуннару, моему терапевту, поднять мою левую руку над головой, я покрылся холодным потом.

– Ты немного потерял подвижность, – заметил он.

– Черта с два.

Я стиснул зубы. Гуннар был похож на викинга – высокий мускулистый блондин. Правда, вырос в Алабаме, и, когда он открывал рот, было странно слышать этот выговор.

– Ты делал упражнения? – спросил он.

Его вопрос обозлил меня больше, чем боль.

– Трудно делать их в одиночку.

– Прости. О матери так ничего и не известно?

Я покачал головой. Не хотел говорить на эту тему.

– Ты должен ходить на физиотерапию.

Гунар опустил мою руку, и я зажмурился что было сил. Он словно разрывал закаменевшие шрамы.

– Довольно и того, что с твоей матерью случилось несчастье. Не хочешь же ты скатиться назад, к тому, что было?

– Нет. – Это было именно то, чего я добивался. Чтобы мне стало хуже.

– Мы сделаем так, чтобы ты смог упражняться в одиночку, – пообещал Гуннар. Он ничего не понимал. Дело не в том, что она держала другой конец ленты. Дело в том, как она меня хвалила.

«Ты можешь сделать это, милый». «Еще два раза – и я сделаю тебе банановое мороженое с помадкой». Я ненавидел, когда она обращалась со мной как с десятилетним. Но если бы я вернулся и нашел ее в трейлере, пусть бы она обращалась со мной как хотела.

Сегодня уже неделя. Критические сорок восемь часов давно прошли.

Благодаря перкосету и тому обстоятельству, что с ее исчезновения я почти не спал, сейчас я едва держался на ногах. И мозг все время терзался страшными историями о том, что с ней могло случиться. Я только надеялся, что, если какой-то ублюдок убил ее, он сделал это быстро. И это было хуже всего. Представлять ее испуганной, потому что она наверняка испугалась. Да и кто бы не испугался? Но беззащитная женщина вроде нее потеряла бы голову от страха.

Мне приходилось вставать по ночам и включать телевизор, чтобы прогнать эти мысли.

Мне показалось, что я увидел какое-то движение в одном из окон второго этажа башни Маркуса.

Я скорчился на сиденье, ожидая, пока перкосет начнет действовать. Если через пять минут не почувствую себя лучше, уеду. Я могу выдержать еще пару дней до разговора с ним. По крайней мере, я надеялся, что смогу.

Я пропускал не только визиты к терапевту, но и школу. Мисс Вичевски, одна из школьных советников по профориентации, пришла вчера в трейлер. Она не позвонила, не предупредила, просто постучала в дверь. Вот так вы узнаете, что стали полным неудачником, или объектом благотворительности, или тем и другим. Может, я нуждаюсь в транспорте, спросила она. Или в наставнике?

Она меня испугала. Если она залезет в мою школьную анкету и узнает, что мне семнадцать, я окажусь в полном дерьме. А вдруг она вызовет социального работника или кого-то в этом роде? Сейчас я существовал относительно спокойно и хотел, чтобы так было и впредь. Копы совсем не волновались обо мне. Мать пропала, но не погибла. По крайней мере, никто не видел ее мертвой, и официального подтверждения не было. Многие дети помоложе нуждались в помощи больше, чем я, так что, возможно, кто-то, зная, что мне семнадцать, оставит меня в покое.

Но мисс Вичевски может вбить себе в голову, что должна спасти меня или что-то в этом роде, и тогда я окажусь в приюте.

– Как насчет того, чтобы пока переехать в дом друга? – предложила она. – Тогда ты мог бы ходить с ним в школу.

– Да, может быть, – кивнул я, пытаясь отвлечь ее. Можно подумать, у меня полно друзей в школе. Некоторые уже успели закончить ее, а многие просто бросили. И, возможно, проводили дни, накачиваясь спиртным или наркотиками. Хотя вряд ли перкосет чем-то отличался от наркотиков.

Входная дверь башни Маркуса вдруг открылась.

– Кит? – позвал он.

Пойман. Теперь обратной дороги нет. Я вышел из машины.

– Привет.

– Я увидел твою машину. Ты в порядке?

– Никогда не чувствовал себя лучше.

Почему люди все время задают мне дурацкие вопросы? Мать исчезла. Лицо у меня как из фильма ужасов. Руки выглядели так, словно закутаны в розовый пластик. Меня могут упечь в какой-то богом забытый приют. И сейчас… – это и было причиной, по которой я пришел к Маркусу, – у меня почти не осталось денег. На сберегательном счету матери было немногим более тысячи долларов, она ничего не снимала, но я не мог до него добраться. В день поисков Маркус дал мне двести долларов. Просто вытащил бумажник и отслюнил десять двадцаток, как какой-то пустяк. Двести долларов казались огромной суммой, но пицца и заказы из китайского ресторана вскоре все съели, и каждый раз, когда я ходил на физиотерапию, приходилось доплачивать то, чего не покрывала страховка. Маркус дал бы мне больше денег, если бы я попросил, но я не хотел просить. Не хотел его денег. Хотел свои.

– Заходи.

Он придержал дверь.

Последний раз я был в башне Маркуса несколько лет назад. Возможно, на десятый или одиннадцатый день рождения Энди. Дом Маркуса был самым крутым на острове или близко к этому. Он занял одну из старых башен Оперейшн Бамблби, которую использовали еще в сороковых, сделал ремонт, выкрасил в светло-зеленый цвет и снабдил потрясающей аудиосистемой на каждом этаже. Комнаты были маленькими. Но каждая выходила на океан, так что какая разница?

Единственное, что мне здесь не нравилось, – крыша. Плоская, без ограждения, и, когда я единственный раз поднялся туда, у меня возникла паника. Я боялся высоты и, конечно, теперь не выносил открытого огня. На этой неделе оставалось добавить к списку фобий страх одиночества. Я не боялся, что кто-то вломится в трейлер и убьет меня, но по ночам у меня появлялось странное ощущение пустоты в груди, словно начинался сердечный приступ. Чем темнее становилось за окном, тем хуже мне было. И это ощущение меня не оставит даже в присутствии приютских лузеров.

Я прошел за Маркусом в гостиную/столовую. Увидел виндсёрферов на волнах. Я не занимался сёрфингом с того дня, как пропала мать.

Маркус сунул руки в карманы.

– Что будешь пить?

– Пиво?

– Ага. Прямо. Вторая попытка.

– Ничего.

Я сел на кожаный диван.

– Мне нужно задать тебе вопрос.

Маркус вытащил из-под кухонной стойки барный табурет и примостился на нем.

– Выкладывай.

– Ты знаешь о моем образовательном фонде, который отдал в распоряжение матери?

Я никогда не говорил с Маркусом о тех деньгах. Никогда не благодарил.

Он кивнул.

– Поскольку мать пропала, мне нужны деньги. Но она всегда говорила, что я могу использовать их только на колледж. Это правда?

Он оперся о стойку.

– Вот как обстоят дела, Кит. Я основал этот фонд с твоей матерью в качестве попечителя и с условием, что деньги могут быть использованы только на образование. В этом случае деньги пойдут колледжу. Если же ты не захочешь учиться, деньги перейдут к тебе по достижении двадцатипятилетнего возраста.

– Но что, если они нужны мне сейчас?

Он покачал головой:

– Ты не можешь получить их сейчас.

Он выпрямился, оперся руками о колени.

– Но, послушай, тебе ни к чему беспокоиться о деньгах. Скажи, что тебе нужно, и…

– Это ты основал фонд, верно? – разозлился я.

– Верно.

– Почему же ты не можешь изменить правила сейчас, когда ситуация стала совершенно иной?

– От меня это не зависит. Как только правила установлены, их нельзя менять. Мне очень жаль.

Я посмотрел на сёрферов. Как же я им завидовал! Ни о чем не заботиться. Разве только о том, как поймать следующую волну. Придется найти работу.

Я живо представил, как иду куда-то. Иду с таким лицом и прошу работы.

– Кит, ты должен позволить людям помочь тебе, – покачал головой Маркус.

Я встал.

– Нет, спасибо. Я что-нибудь придумаю, – отрезал я, шагнув к выходу.

– Деньги за моральный ущерб! – неожиданно воскликнул Маркус и вскочил. – Ты же ежемесячно получаешь их от Мэгги, не так ли?

– Гребаные деньги идут на счет моей матери! – завопил я. – Я в глаза их не вижу, а банк не позволяет мне их коснуться.

Я уже открыл дверь, но он схватил меня за руку.

– Дерьмо!

Я зажмурился.

Боль была такая, словно по руке прошлось раскаленное железо и вонзилось в плечо.

Он тут же отпустил меня и поднял руки:

– Послушай, приятель, прости меня.

– Иди к черту!

Я открыл дверь и вышел, но на этот раз он не попытался меня остановить.

Стрелка датчика топливного бака стояла почти на нуле, но я проехал мимо автозаправки, не останавливаясь. После пожара либо ма покупала мне бензин, либо я ехал на бензоколонку в Снидз-Ферри, где все устраивал тот обгоревший тип, который иногда покупал мне пиво. Проблемой были не деньги, а запах бензина. Я не мог заставить себя снять крышку с бензобака, нажать на кнопку и нюхать это взрывчатое вещество, льющееся в мою машину. Я представлял, как бензин загорается и снова окутывает меня пламенем. По ночам я часто видел кошмары. И считал, что ветеран из Ирака был самым храбрым парнем, посмев работать с чем-то воспламеняющимся, вроде бензина.

– Так я справляюсь с этим, старик, – сказал он мне однажды. – Решил, что буду работать в таком месте, где каждый день приходится смотреть в глаза своим страхам.

Он, конечно, молодец, но я на такое не отважусь.

Когда я въезжал в трейлерный парк, стрелка дрожала на нуле. Что-нибудь предприму позже. Сегодня я просто не мог нажать на кнопку подачи бензина.

Оказавшись в трейлере, я включил телевизор, а потом пошел на кухню разморозить лазанью. Из гостиной донеслись два слова, от которых хотелось блевать. Мэгги Локвуд.

Я вернулся в гостиную и переключил канал, но успел увидеть старушку Мэгги на фоне здания, похожего на начальную школу. Ее забрасывали гнилыми помидорами или чем-то в этом роде. Ведущая новостей что-то говорила на заднем фоне, а разъяренные взрослые орали и бесновались.

– Родители не пускают Локвуд в школу, – сообщила она, когда Мэгги спрятала лицо за сумочкой.

– Убить суку! – завопил я в телевизор. Давно я не видел ничего лучше этого!

Потом телевизионщики взяли интервью у здоровенного блондинистого типа, как я полагаю, одного из родителей.

– Она может выполнять общественные работы на Луне, – прошипел он. Лицо было багрово-красным. – Или на другой планете, или, плевать мне, где еще. Но она и близко не подойдет к нашим детям.

– И не говори, – сказал я.

Дальше шел блок новостей об эрозии берега, и я вернулся на кухню, чтобы вынуть лазанью из микроволновки. Впервые за неделю… черт, может быть, впервые за год я улыбался.

Передо мной стояла тележка с книгами, которые требовалось расставить по полкам. Ма задействовала свои бесконечные связи и пристроила меня в библиотеку в Джексонвилле. Работа состояла в основном в раскладке книг по алфавиту.

Скрываясь между стеллажами, я чувствовала себя невидимкой. Конечно, библиотекари знали обо мне и не были особенно дружелюбны, но мой начальник, мужчина средних лет по имени Гэри, не выспрашивал никаких подробностей и не интересовался, предписанные ли это судом общественные работы.

Доктор Джейкс хотел, чтобы я сама нашла место, где смогу работать, но после сцены у дверей начальной школы я чувствовала себя парализованной.

– Мать вас спасает, – сказал он, когда я рассказала ему о библиотеке. Я объяснила, что за всю жизнь она ни разу не спасала меня. Потому что была слишком занята спасением Энди.

В понедельник меня снова показали в новостях. Вернее, показали сцену у начальной школы. Ма окончательно взбесилась, больше на себя, за то, что так подставила меня. Я сказала, что тут нет ее вины. Это не она только что вышла из тюрьмы. После этого я никуда не выходила из дома, кроме как в офис доктора Джейкса.

А так и носа не показывала на улицу. Обновила в Интернете информацию о Саре, но ситуация с каждым днем становилась все более напряженной. Ма поговаривала о том, что наймет частного детектива, который начнет поиски Сары. Я считала, что так и надо. Киту это не по карману, а полиция была убеждена, что Сара ушла из дома по доброй воле, и что можно было с этим поделать?

Вчера был мой первый день в библиотеке, и, расставляя книги, я наскоро их просматривала. Сначала это были кулинарные книги, потом книги по ремеслам и вязанию. Когда я закончила расставлять книги, поискала другие. О пропавших людях. Всего нашлось восемь книг, не только о без вести пропавших, но и о том, как повысить самооценку, которая у меня была на редкость низкой. Кроме этого, я выбрала пару романов.

Увидев, что я выношу стопку книг, Гэри рассмеялся.

– Вижу ты настоящий библиотечный червь, – сказал он. Простые слова, но я впервые почувствовала себя нормальной. Он видел во мне девятнадцатилетнюю девушку, а не девятнадцатилетнюю каторжницу.

Сегодня в тележке передо мной была куча книг по экстрасенсорике, жизни после смерти и беседах с мертвыми. Это совпадение?

При взгляде на эти книги у меня по спине шел озноб.

Я все еще помню, как чувствовала, что папин дух рядом, на крыльце Си-Тендер. Я не любила думать об этом. Потому что мысли о том, насколько реальны были его посещения, заставляли ощущать себя на грани безумия. Так что обычно я старалась выбросить эти мысли из головы. Но в тюрьме он точно дважды приходил в камеру. После первого избиения я приняла болеутоляющее, которое мне дали, и заснула на твердой, как камень, постели. Когда я проснулась, он был там, сидел около меня и вытирал мои слезы большими руками. Если бы кто-то рассказал мне нечто подобное, я бы списала это на счет действия лекарств или просто сна, но я знала, что это не так. А это означает, что либо па действительно был со мной, либо я действительно спятила. Но во второй раз я не была под действием лекарств и сна. Просто сидела за маленьком столом и писала в дневнике. И услышала, как он зовет меня по имени. Услышала ясно как день.

– Мэгги!

Я повернулась и увидела, что он прислонился к решетке камеры. Улыбался мне, как всегда. Потом он исчез, а я струсила. Может, у меня действительно крыша едет?

Я подумала, что следовало бы написать об этом в дневнике. Но это означает делать конкретные выводы из чего-то мистического. Можно все испортить. Безумная или нет, я не хотела терять связь с ним, которую иногда чувствовала.

Я сидела на вертящемся табурете и просматривала книги. Конечно, во всех говорилось о возможности контакта с мертвыми, что вызвало во мне определенные подозрения. Я сама общалась с умершим и все же не верила.

– Простите?

Я подняла глаза и увидела девушку примерно моего возраста, выглядывавшую из-за стопки книг.

– Вы здесь работаете? – спросила она.

Я встала и положила в тележку книгу, которую читала:

– Я – волонтер.

– Не знаете, где можно поискать информацию о колледже?

В мои обязанности не входило помогать посетителям. Но я точно знала, где искать информацию о колледже. Это история моей жизни в тот год, когда все закрутилось с Беном.

– Конечно. Какая информация вам нужна?

– Я даже не знаю, откуда начать, – улыбнулась она, глядя на стопки книг. Она была невероятно хорошенькой. Настоящая модель. Очень худая, смоляные волосы, длинные пряди над синими-синими глазами. И, в отличие от меня, она пользовалась косметикой. Но на ней это выглядело естественно. Блестящие губы, тушь и немного карандаша для глаз. Год в тюрьме не превратил меня в лесбиянку, но она была одной из тех девушек, от которых нельзя отвести глаз.

– Вы имеете в виду, поступить в колледж? Или найти колледж, в который хотите поступить? Или просить о финансовой помощи?..

– Найти колледж, – ответила она.

– В вашей школе, должно быть, есть тонны информации, – напомнила я.

Она наморщила нос с легкой россыпью веснушек:

– Черт! Неужели похоже, что я все еще в школе?

– О… мне просто показалось.

– Мне девятнадцать. Я только что получила диплом средней школы. Экстерном.

Вот это да! Я бы никогда не подумала. Теперь я сгорала от любопытства. Она выглядела как королева школьных вечеров, заарканившая лучшего игрока в футбол.

Почему она ушла из школы? Беременна? Сожгла церковь?