Любимые дети, или Моя чужая семья Чемберлен Диана

Я кивнула.

Он показал на коробку с бумажными салфетками на столе рядом с моим креслом, и я взяла одну и прижала к глазам. Я не хотела плакать здесь. Не хотела дарить этому старому, жирному, обрюзгшему типу удовольствие видеть меня плачущей. Но неожиданно я поняла, что ни на что другое сейчас не способна. Я плакала, и он мне не мешал. Так прошел почти весь остаток сеанса. Джейкс сказал, что все в порядке. Даже хорошо. Во мне скопилось много боли, сказал он, но у нас будет много времени, чтобы все обсудить.

– Наш сеанс почти закончен, – сказал он, когда я истратила почти половину салфеток в коробке. – Но прежде чем вы уйдете, я хотел спросить, где вы собираетесь отрабатывать общественные работы. У вас триста часов, я не ошибаюсь?

Я тяжело, прерывисто вздохнула. Нужно собраться, на случай, если репортеры выследили меня и ждали на парковке ветеринара.

– Моя мать… она медсестра в начальной школе Дуглас. Я буду помогать одной из преподавательниц. И начну с понедельника.

– Это вы договорились или ваша мать?

– Мать, – призналась я.

Он вроде хотел сказать что-то еще, но кивнул:

– О’кей. Встречаемся дважды в неделю.

Он с трудом встал с кресла.

– Хорошо.

Меня ждали бесконечные сеансы. Ма и об этом договорилась. Я не хотела выплакивать глаза дважды в неделю, но был ли у меня выход?

Я встала, изобразила абсолютно, по моему мнению, дурацкую улыбку и прошла мимо него к двери.

Сказать, что он мне понравился, – это уже слишком, но я могла поклясться, теперь он не казался таким жирным, как на первый взгляд.

Я ненавидел полицейские машины. Ма говорила, что я просто боюсь их, потому что однажды ночью полицейская машина отвезла меня в тюрьму. Поэтому, когда леди-полицейский захотела, чтобы я поехал с ней в «Уол-Март», ма сказала ей, что я должен практиковаться в вождении, поэтому мы можем взять нашу машину. Ма быстро соображает.

У меня была такая подушка, которую я положил на место водителя, чтобы лучше видеть через стекло. Я все ждал, когда стану выше, но этого не случилось. Кимми была выше меня, но ей на это плевать. Некоторым девочкам было не все равно, но дядя Маркус сказал, кто захочет девочку, которая заботится о чем-то настолько банальном? То есть о чем-то не очень важном.

Я – превосходный водитель. Мы должны были следовать за полицейской машиной, так что я пытался не выпускать ее из вида, но получалось плохо.

– Ты теряешь ее, милый, – заметила ма.

Эта штука, которая спидометр, показывала тридцать пять миль.

– Она едет слишком быстро.

Ма рассмеялась.

– Ты прав. Не торопись. Догоним ее у «Уол-Марта».

Мы добрались до угла, который я ненавидел: нет светофора и много машин. Приходилось смотреть сразу во все стороны и ждать, ждать. Машина, которая шла сзади, засигналила.

– Не торопись, – повторила ма. Машина снова загудела. Я не знал, оставаться на месте или ехать дальше.

– Мозги, – сказал я. – Нужно сосредоточиться.

– Совершенно верно. Не обращай внимания на дурацкий клаксон, – посоветовала ма.

Наконец, когда я точно-точно понял, что ехать безопасно, я пересек улицу. И мы оказались рядом с «Уол-Мартом», где я должен был попрактиковаться в парковке между линиями. И у меня получилось, только ма не смогла выйти, и пришлось делать это снова.

Леди-полицейский со сложенными на груди руками прислонилась к кирпичной штуке.

– Уже подумала, что потеряла вас, – сказала она. Она была довольно старая. Из-под шляпы виднелись седые волосы.

– Вы превысили скорость, – сказал я.

Леди рассмеялась.

– Возможно. Придется выписать себе штраф.

– Да, – подтвердил я. – Мы можем подождать.

Но она вовсе не собиралась выписывать себе штраф. Полиции сходят с рук вещи, за которые простых людей сажают в тюрьму.

Мы вошли внутрь и отправились в то место, где продавались кастрюли и сковородки. Леди-полицейский попросила, чтобы я осмотрел все коробки и сообщил ей, если увижу такую картинку, как в трейлере мисс Сары. Мне казалось, что я прекрасно запомнил ту коробку. Она была красной, с большой серебряной кастрюлей. Но когда я увидел, сколько здесь коробок, в голове все смешалось.

– Может, она была голубая…

Я показал на голубую коробку. А потом увидел желтую со смешной сковородкой и решил, что это она.

– По-моему, эта, – сказал я.

– Это электрический вок, – сказала она. – Ты вроде назвал ее «большая кастрюля»?

– Что это такое, электрический рок? – спросил я ма.

– Вок. Это что-то вроде сковородки. Коробка так выглядела?

Я подергал губами, как всегда, когда здорово задумывался. Я совсем запутался в этих коробках. Может, там вообще была не кастрюля?

Я показал на красную коробку с белой квадратной чашкой:

– Может, вот эта?

– Горшочек? – спросила ма.

Я покачал головой. Потому что в горшочках запекали разные блюда. Они мне не нравились.

– Иногда воспоминания могут сыграть с тобой злую шутку, верно? – спросила ма своим терпеливым голосом.

– Мы не можем сузить диапазон поисков? – спросила леди-полицейский.

Я не совсем понимал, что это означает.

– Скажи, какой НЕ была коробка, которую ты видел? – помогла мне ма.

– Маленькой. Она не была маленькой.

Зазвонил мобильный леди из полиции. Мы с ма ждали, пока она говорила. Ма подмигнула мне.

– Рад, что Кимми приедет к обеду? – тихо, чтобы не мешать разговору леди, спросила она.

– Да!

Ма прижала палец к губам.

– Да, – прошептал я. Очень хотелось, чтобы Мэгги познакомилась с Кимми. Мэгги не пойдет на тренировку по плаванию, потому что не хочет видеть людей. Пока. Поэтому ма сказала, что Кимми придет на обед.

– Раньше я ненавидела ходить на тренировки Мэтта, но теперь не могу дождаться, когда увижу тебя, – сказала Кимми.

Услышав это, я обнял ее. Хотя мне разрешали обнимать только родственников. Но я просто должен был обнять Кимми. Она не возражала. Правда не возражала. Но она сказала, что от меня пахнет сигаретами.

– Пожалуйста, не кури, – попросила она.

Я выбросил сигарету.

– Ма, – сказал я сейчас.

Ма рассматривала открывалку для консервов.

– Что?

– Мы с Кимми иногда обнимаемся, но она не возражает, так что все в порядке. Верно?

Ма продолжала смотреть на открывалку. Она была с ручкой, и ма заставляла ручку подниматься и опускаться.

– А где вы обнимаетесь? – спросила она.

– У бассейна, у ее дома и в нашем доме.

– В твоей комнате?

Она смотрела на меня так, что я понял: лучше сказать «нет». Хотя мы как-то обнимались в моей комнате.

– Нет, – сказал я.

Нам позволяли сидеть в моей комнате с открытой дверью.

– Обниматься – это неплохо, – кивнула ма. – А Кимми – твоя подружка, верно? Подружку обнимать можно.

Леди-полицейский выключила телефон.

– Это был управляющий, – пояснила она. – За последние несколько дней никто не возвращал сковородок или кастрюль.

– Так что, возможно, кастрюля была не из этого магазина, – догадалась ма.

– Верно. Или это не было ни кастрюлей, ни сковородкой.

Она смешно тряхнула головой и взглянула на меня:

– Может, это был вок, или горшочек, или нож для чистки картофеля?

– ЧТО? – рассмеялся я. Она шутила.

– Или она так и не добралась до магазина, – вздохнула леди.

– О, даже не говорите такого.

У мамы был встревоженный вид. С ней это часто бывало с тех пор, как пропала мисс Сара.

Все волновались из-за мисс Сары. Меня все время расспрашивали, и полиция, и ма, и дядя Маркус. Даже Мэгги задавала вопросы по поводу этой штуки в Интернете, которую она делала. Все хотели знать, какая одежда была на мисс Саре, и все такое. Я продолжал твердить, что в тот день был слишком болен, чтобы запомнить.

Я рассказал моему другу Максу об этих вопросах, и он пояснил: все потому, что я был последним человеком, который ее видел. Он сказал, что полиция, возможно, думает, что это я убил ее, разрезал и сложил в мешки. Это так глупо. Я рассказал дяде Маркусу о словах Макса, и дядя Маркус заверил, что Макс просто дурачит меня.

Леди-полицейский глянула на часы:

– Я уже опаздываю. Не могли бы вы сами зайти в несколько магазинов? Может, «Бед Бас», «Бейонд» и «Тагет»?

– Конечно, – кивнула ма. Жаль, что она не отказалась. Тогда мы могли бы вернуться домой и ждать Кимми.

Но мы вышли из «Уол-Марта» и отправились в другие магазины. И в каждом я терялся.

– Я больше не могу, – пробормотал я, когда мы вышли из «Бейонд». И не только потому, что я хотел домой. Сильно болела голова. Может, я вообще не видел коробки? Может, мне все это приснилось?

– Ладно, – сказала ма. – Ты был молодцом.

– На этот раз ты будешь вести машину.

Мне не хотелось садиться за руль. Было не по себе из-за того, что я все напортил с коробкой.

– Хорошо, – согласилась ма. Мы сели в машину. Ма была превосходным водителем. Она могла быстро выбраться с парковки и все такое.

– Прости, ма, – сказал я, когда мы выбрались на дорогу. – Картинка коробки затерялась в голове. Ты знаешь мой мозг.

– Я люблю твой мозг, Энди, – улыбнулась ма. – Не волнуйся из-за этого.

Но я волновался. Мисс Сару могли разрезать и разложить по мешкам. А я даже не помнил, кастрюлю она несла или сковороду.

Я припарковался на площадке «Харрис Титер» в Огдене. Глупо было ехать сюда с такими ценами на бензин, но я не мог вынести вида посетителей в «Фуд Лайон». Там меня многие знали и хотели поговорить. Будут спрашивать, не узнал ли я чего-то об исчезновении матери. И постоянно глазеть на меня. Не то чтобы люди в Огдене не узнавали меня – я носил удостоверение личности на лице. Но тут, по крайней мере, никто не пытался поговорить со мной.

Я вышел из машины, схватил тележку и шагнул к двери. В магазине было полно народа. У меня не было ни плана, ни списка. У матери всегда был список, и она придерживалась его как закона. Черт, как я все это ненавидел! Бьюсь об заклад, прошло пять лет с тех пор, как я был в продуктовом магазине, и то только потому, что мать брала меня с собой. Если мне нужно было купить шоколадку или что-то в этом роде, я делал это на автозаправке. Но сейчас холодильник был почти пуст, и я наконец-то почувствовал голод, хотя при мысли о еде в доме Лорел меня до сих пор тянуло блевать.

Копы считали, что мать ушла из дома сама еще и потому, что в холодильнике было мало продуктов.

– Похоже, твоя мать перед исчезновением очистила холодильник, – заметил один из них. Чтоб ему пусто было! Я сказал, что у нас никогда не было много продуктов в холодильнике, но почувствовал, что он мне не поверил.

– Она очистила холодильник, а не банковский счет? – спросил я. Если он нуждался в доказательстве того, что с матерью случилось нечто ужасное, вот оно, перед ним. Она никогда не пользовалась кредитками. Так что не ушла бы специально, не захватив денег. Когда я начинал думать об этом, становилось трудно дышать. От паники.

У копов появилась пара новых теорий, которыми они теперь тешились. Первая теория: она ушла из дома, потому что не могла больше вынести такого бремени, как я. Ради всего святого! Теперь из меня бремя никудышное, потому что я стал тихим и смирным. Из меня вытек весь воинственный дух. Я знал, что это не так, да и Дон, Лорел и Маркус твердили, что это безумие. Они объясняли, как сильно любила меня мать, отчего я чувствовал себя полным дерьмом при мысли о том, как я с ней обращался. Словно она была моей горничной. Когда она вернется, все будет по-другому.

Вторая теория: я имею какое-то отношение к ее исчезновению. Вслух они этого не говорили. Но не нужно быть гением, чтобы понять, что творится в их головах. Сладкая парочка: детектив Уайли, а как зовут второго, не могу вспомнить, устроили третий обыск. Искали дневник или мемуары, хотя я уже посмотрел всюду, где только можно. После того как они устроили разгром, они еще два часа допрашивали меня. Вопросы начинались с самых невинных, а потом протягивались по всем комнатам, как паутина, пока окончательно не сбили меня с толку. Я разозлился, сказал им, что они зря тратят время, и Уайли сказал: «Успокойся, Кит», что взбесило меня еще больше. Посмотрел бы я, как он бы успокоился, если бы пропала его мать.

Они спросили меня, где я был в день ее исчезновения.

– В школе, – ответил я.

Глупо. Я тут же понял, что все испортил.

Уайли прямо в моем присутствии позвонил в школу, чтобы проверить записи посещения.

– Угу, – сказал он в телефон, не спуская с меня полузакрытых, что-то подозревающих глаз. – Угу. Верно. Спасибо.

Он выключил телефон и заговорил с другим парнем так, словно меня в комнате не было.

– Она говорит, что он ушел после шестого урока.

Оба уставились на меня. Словно спрашивая: «Ну, что теперь скажешь, парень?»

– Ладно. Я пошел на причал заниматься сёрфингом. Можете спросить кого угодно. – Но я знал, что парни, которые вечно торчат на причале, не смогут точно сказать, был я там в тот день или нет. На воде можно стать невидимым. Поэтому мне и нравилось туда ходить.

Копы, наконец, убрались, и следующие несколько часов я ждал, что они вернутся с наручниками или, хуже того, с социальным работником. Я поверить не мог, как они еще не сообразили, что мне только семнадцать. Никто на встрече у Лорел словом об этом не обмолвился. Если копы считают, что мне восемнадцать, пусть так и будет.

Я умудрился взять тележку со скрипучими колесами, так что все покупатели наверняка заметят обожженного парня. Из-за гнутого колеса тележку было трудно толкать, что, возможно, отозвалось бы острой болью в плече, не прими я утром двойную дозу перкосета. Хорошо еще, что при отсутствии еды у меня было полно перкосета. Я получал таблетки по почте, и мать, должно быть, как раз пополнила запасы перед тем, как исчезнуть. По крайней мере, когда речь шла о болеутоляющих, я был богачом.

Я низко опустил голову, проходя по магазину, бросая продукты в тележку и ни на кого не глядя. Хотелось покончить с этим побыстрее, но я не знал, где что лежит. Нашел хлеб и взял несколько нарезок с ветчиной и сыром. Тележка меня достала, поэтому я ее сменил на более приемлемую. Бросил в нее туалетную бумагу. Банки с кока-колой. Вытащил одну из картонной упаковки и выпил, как была, теплой, пока колесил по магазину. Прошел мимо холодного пива. О черт, что бы я только не отдал за упаковку из шести банок! Я знал парня на автозаправке, который согласился бы купить ее для меня. Он обгорел в Ираке, так что понимал, каково это.

Отыскал овсяные хлопья и бросил в тележку пару коробок. Но тут же увидел цену. Четыре доллара сорок девять центов? Ни за что!

Я поставил коробки обратно на полку и стал искать что-то подешевле. Больше ни на чем цен не было. И как, спрашивается, я должен сообразить? Я собирался обойтись десятью баксами. Если все здесь так дорого, я пропал. Как матери удавалось прокормить нас? Она вечно отрезала скидочные купоны, может, именно поэтому и выживала на те дерьмовые деньги, которые получала в «Яванском кофе». Я не хотел думать о ней, пока нахожусь в магазине, иначе опять разрыдаюсь, как тогда, в ванной Лорел. Вот было бы классно! Посреди «Харрис Титер»!

Я долго смотрел на мясной прилавок. Я ел стейки, может, четыре раза в жизни. И сейчас при виде толстенных стейков просто слюнки потекли. Я даже не знал, как их жарить. У нас был старый гриль, работавший на древесном угле, но нужна зажигательная смесь, чтобы его разжечь. При мысли о том, что придется поливать уголь этой смесью, а потом бросить на него спичку, я стал задыхаться. Нет, никогда мне не быть одним из тех парней, которые бахвалятся тем, что готовят на гриле!

Я поднял глаза и увидел старую леди. Она держала упаковку говяжьего фарша и смотрела на меня. На мое лицо. Я забыл об осторожности, пока заливался слюнями над стейком.

– Куда это вы смотрите? – спросил я, провозя мимо тележку. Нужно убираться отсюда.

Я свернул в первый же проход. Оказалось, что на консервированное чили была акция, и я бросил в тележку четыре банки. Увидел дешевый рис, причем на обратной стороне пачки была инструкция, поэтому взял и его. Кажется, довольно. Я направился к кассам, жалея, что попросту не могу это украсть, чтобы не стоять перед кассиром, отсчитывать деньги и все такое. В кармане у меня было двадцать долларов. Что, если я набрал больше, чем на двадцатку? Дерьмо.

Я заметил коробки пончиков с шоколадной глазурью в конце ряда с крупами и готовыми завтраками. За полцены! Куда дешевле овсянки!

Мать никогда не покупала пончики, но выглядели они хорошо. Я потянулся к коробке.

– Я тоже не могу устоять.

Я поднял глаза. И увидел классную, абсолютно классную девчонку, которая улыбалась мне.

Я быстро опустил голову и, пробормотав «простите», попытался протолкнуть тележку мимо нее. Но ее тележка загораживала мою. Черт. Я стал двигаться задним ходом, чтобы объехать ее.

– Разве вы не хотите взять пончики? – спросила она. И какого черта ей нужно?

– Ах да.

Я схватил коробку.

– Они такие вкусные, – продолжала девчонка.

Я повернул голову так, чтобы она видела правую сторону моего лица.

– Да, – выдавил я. Надеюсь, ей показалось естественным, что я говорил с ней, повернув голову. Но, возможно, я выглядел странно. А, не все ли равно?

– Обожаю «Энтельманс», – заявила девчонка, и я не сразу понял, что это она о марке пончиков. – Против шоколадных пончиков я бессильна.

Выглядела она так, словно в жизни не съела крошки шоколада или чего-нибудь еще, вызывающего отложение жира. Она была худой. В хорошем смысле слова. Не то что эти анорексичные актрисульки. Маленькие грудки, такие, как я люблю, и дюйм плоского живота между белым топом и коричневыми брюками. У нее все еще сохранился загар, и я представил ее на пляже в бикини-стрингах. Волосы были почти черными. Глаза – синими и… о, дьявол, опять я распустил слюни! Повернул к ней голову! Но она по-прежнему улыбалась. Я сунул в карман искалеченную левую руку.

– Ты не выглядишь так, словно объедаешься сладким, – выпалил я, не успев сдержаться. Нечто подобное я сказал бы девушке до пожара.

– Ну, и тем не менее шоколад – это моя слабость.

Я вынул руку из кармана, ровно настолько, чтобы открыть коробку с пончиками и предложить ей.

– Твоя единственная слабость?!

Вот это да. Вляпался, болван!

Я почувствовал, как улыбка замерзла на лице. Потому что ожидал, что меня отошьют.

Она рассмеялась. Потянулась к пончику:

– Я взяла кое-что еще. А как насчет тебя?

Она что, слепая?

– Слишком много. Не сосчитать, – вздохнул я.

– Итак…

Она откусила кусочек. Слизала шоколад с губ.

– Что ты сегодня купил?

Она заглянула в мою тележку. Вырез топа был не слишком глубок, но мне понравилось то, что я увидел.

– Стараюсь, чтобы вышло подешевле, – пояснил я.

– Я – королева дешевых закупок.

Она подняла банку чили:

– Но здесь нет ничего особенно питательного.

– Чистый протеин, – заверил я.

– Нужны овощи. И фрукты.

– Слишком дорого.

– Не-а. Пойдем со мной.

Мы стали толкать тележки к овощному ряду. Ее зад был самим совершенством. Я представил ее голую, ноги мертвой хваткой обнимают меня… но тут мы добрались до яблок.

– Что бы ты хотел?

Я глянул на полки с овощами:

– Спаржу.

– Нет, это слишком дорого. Как насчет шпината?

– Не знаю, как его готовить.

– Добавь немного воды и запеки в микроволновке. В закрытой посуде. Только не в пластике. Это токсично. Прикрой бумажным полотенцем. Только сначала хорошо промой.

Она наморщила нос:

– Там песок попадается.

Мне казалось, что работы слишком много, но я не возразил, когда она взяла пакет со шпинатом и передала мне.

Мы бродили между полками, и она кое-что клала в свою тележку, кое-что – в мою. Мне было не по себе. Слишком она милая, словно Дон или кто-то дал ей денег, чтобы хорошо обращалась со мной. Что-то тут не так.

– Где ты живешь? – спросила девчонка.

– В Серф-Сити.

– Правда? Я остановилась в Топсейл-бич.

Мы практически соседи!

– Почему же ты ездишь за покупками сюда?

– По пути с делового свидания, – сказала она. – Как насчет тебя?

– То же самое, – солгал я.

– Послушай…. – Она вдруг остановила тележку перед яйцами. – Я из Ашвилля и не знаю здесь никого. Как насчет того, чтобы приготовить тебе что-нибудь сегодня вечером? Ужин, например?

– Зачем?

Девчонка пожала плечами:

– Здесь у меня не слишком много друзей. Собственно говоря, вообще нет.

– Не стоит, спасибо.

Прежний Кит отдал бы все за несколько часов с крошкой вроде нее.

– О, брось! Пожалуйста! Обычно мне не приходится умолять парней провести время со мной.

У нее нет друзей в Топсейле, значит, пока сойду и я. Потом она встретит какого-нибудь перца, и саенара, Кит. Я могу обойтись без этой боли. И мне все равно сейчас не до того.

– Спасибо. Просто я живу сейчас не в самом приличном доме.

Она склонила голову набок:

– Прости, что лезу не в свои дела, но ты не из тех людей, кто пострадал при пожаре, о котором я слышала?

Я отвел глаза.

– Зависит от того, о каком пожаре ты слышала, – злобно прошипел я.

– Прости, – сказала она. – Это слишком личное.

– Нет, все в порядке. Пожар в церкви.

– Но ты по-прежнему хорошо выглядишь. Вряд ли ты так считаешь, но мне нравится.

О черт, как хотелось этому верить. Но в трейлере было зеркало. И я знал правду. Какую игру она ведет, черт возьми?

– Пережить такое… пожар, да еще долгое выздоровление… должно быть, тебе тяжело пришлось.

– Прости, мне пора, – сказал я и стал проталкиваться мимо нее.

– Я все сделала неправильно, – вырвалось у нее.

Я остановился. Ничего не мог поделать с собой.

– О чем ты?

– Я слишком на тебя насела. Должно быть, ты выбит из колеи.

– Ничего подобного.

– Видишь? Я опять…

– Слишком много о себе воображаешь. Ты не настолько могущественна.