Женщина и церковь. Постановка проблемы Толстова Светлана

Феминистская теология

В таком случае, необходимо рассмотреть, что представляет из себя «феминистская теология». Из главы «Феминистская теология» книги Ф. Э. Реати «Западное богословие XX века» можно выделить следующие принципиальные моменты:

1. В 1895г. и 1898г. двумя частями была издана Женская Библия, как результат первой «американской феминистской революции» и деятельности Элизабет Стэнтон, возглавлявшей группу американских христианок, изучавших места Библии, в которых говорится о женщинах, с целью их переосмысления ввиду новых реалий жизни.

2. В 1911г. в Великобритании был создан Международный Союз Жанны Д’Арк, с целью обеспечения равенства мужчин и женщин не только во всех слоях общества, но и в Церкви. Женщины, объединенные в Союз, в качестве своеобразного пароля использовали формулу: «Молите Бога, Она услышит нас».

3. В 1956 – 1965гг. в большинстве протестантских церквей стали звучать требования допустить женщин к пасторскому служению.

4. В 1965г. по случаю Второго Ватиканского Собора немецкий богослов Гертруда Хайнцельман направила соборным отцам манифест «Мы не будем больше молчать». В нем епископов просили признать равенство прав мужчин и женщин в Церкви и допустить женщин к священству.

5. В 1968г. была издана книга американского теолога Мэри Дейли «Церковь и второй пол», католический ответ на книгу Симоны де Бовуар «Второй пол» (1949г.), где Дейли предложила программу реформ. Ее голос не был услышан католической церковью, и в следующей книге «По ту сторону Бога Отца» (Beyond God the Father) (1973г.) Дейли расстается с христианством, так как приходит к выводу, что его антифеминистская идеология непреодолима изнутри.

6. В 1971 – 1972гг. группа теологов из США и стран Северной Европы разработали «феминистскую теологию».

7. Существует два варианта феминисткой теологии:

Христианская. Это направление представляют христианки-богословы из Северной Америки (Летти Рассел, Розмари Рутер, Филис Трибл, Элизабет Шюсслер Фьоренца, Анна Карр) и из Европы (Кари Элизабет Борресен, Катарина Халкес, Элизабет Мольтман-Вендель).

Пост-христианская (Feminist Spirituality) – Мэри Дейли. [22]

Феминистская теология пересматривает концепцию Бога-Отца. Хотя термин Отец в отношении Бога не несет буквального смысла, подобная концепция порождает андроцентричный язык и патриархальные структуры. Поэтому феминистская теология предлагает пересмотреть связанные с Богом женские символы (София, Шехина, Руах), чтобы деконструировать патриархальный язык и создать более универсальный, адекватно отражающий Женское. Когда мы называем Бога Отцом, то не подразумеваем ничего, что нельзя было бы охватить словом Мать (мы происходим от него, и Он дает нам защиту), однако, при патриархате Бог есть Отец. Образ Отца сливается с образом древнеримского pater familias и символизирует власть над человеком, затемняющий образ любящего отца. В вопросе отношений мужчины и женщины феминистская теология придерживается эгалитарной модели, отрицая модель дополнительности полов и иерархии. Следует отметить, что феминистская теология не разделяет идею андрогинности Бога, а также идеи радикального феминизма о необходимости отвергнуть природные различия мужчин и женщин (как имеющие исключительно социальную природу). Взамен предлагается антропологическая модель взаимности, при которой каждое человеческое существо обладает своей уникальной и равноценной природой. Сексизм феминистская теология рассматривает как разновидность гордыни. [22]

Когда я стала прорабатывать этот вопрос, я еще ничего не знала о существовании феминистской теологии, но пришла к некоторым выводам. В частности, резюме моих тогдашних взглядов можно описать следующим образом. Первый вопрос касается собственно сочетаемости христианства и феминизма. Христианство предписывает женщине и мужчине разные функции на земле, однако в истории Католической Церкви были женщины, причисленные к Учителям Церкви; самая известная женщина-богослов, Тереза Авильская, не просто богослов, но и религиозный мистик, автор книги «Внутренний замок», где она описала свой мистический опыт. Также стоит отметить Екатерину Сиенскую, ставшую первой женщиной-проповедницей в церкви, вопреки повелению апостола Павла, мистика Анджелу из Фолиньо, Бригитту Шведскую, Терезу Малую, Эдит Штейн и других женщин, к примеру, Юлиану Норвическую или Кристину Пизанскую. Женский религиозный опыт не нивелировался католичеством, а был адаптирован и осмыслен им. Католичество гораздо более лояльно, чем православие, относилось к мистицизму и экстатическому религиозному чувству, выражающемуся в горячей, эмоционально окрашенной любви к Христу и Святой Деве. Православие относится к подобным проявлениям духовности с известным подозрением, видя в них то «прелесть», подобно Игнатию Брянчанинову, то просто игнорируя их; православие осторожно подходит к подобным проявлениям Богообщения, поскольку эмоциональность и страстность в религии, делающей упор на аскетизме и принципе «доверяй, но проверяй, и лучше не доверяй» относительно духов, ангелов и явлений Бога, служит, прежде всего, делу соблазна, ибо Бога нужно любить как-то иначе, бесстрастно. Эта разница подходов породила недоверие к опыту мистического общения католических святых, в особенности, женщин. Ибо многие из мистиков как раз были женщины. Опыт католических женщин воспринимается по-разному – либо это нечто непостижимое мужскому уму, яркий символ любви к Богу и редкого дара общения с Ним, либо это нечто подозрительное, истеричное (в частности, по мнению А. Кураева в его книге «Вызов экуменизма» [12]). Тем не менее, какой бы точки зрения ни придерживались обыватели на этот счет, все признают, что это опыт женский. Либо эмоциональность католичества является следствием присутствия в нем Женского, либо присутствие Женского в нем есть следствие его эмоциональности. Необходимо отметить и высокую популярность культа Девы Марии в католичестве, в разных его проявлениях, вплоть до культа ее медальона или мест, где она являлась. Интересным феноменом явился и культ Марии Магдалины, святой ученицы-кающейся блудницы, неожиданно сложный женский образ, созданный средневековой фантазией и пронесенный через все века европейской культуры.

Второй вопрос касается пересечения сфер богословия и феминизма. В иврите слово «дух», «руах», грамматически относится к женскому роду, при переводе на греческий получился средний род (пнэума), а на русский, соответственно, мужской (не «душа», а «дух»). Таким образом, логичнее было бы мыслить Троицу как Отца, Сына и Святую Душу (а не Святого Духа)? Вероятно, исходя из этого предположения, было бы возможным его отождествление с Софией-мудростью. Учение о Софии Премудрости Божией восходит к библейской книге Притчей Соломоновых (8:1—36; 9:1—12). Слова Премудрости «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли» (Притч. 8:22—23) относятся отцами церкви к Слову Божьему, ипостасной Премудрости, ко второй ипостаси Святой Троицы – Иисусу (см. Толковая Библия Лопухина, Книга Притчей Соломоновых, Глава 8 [15]). Кроме того, апостол Павел прямо говорит о Христе как о премудрости от Бога (1-Кор. 1:30). В неканонических книгах Ветхого Завета София понимается как «дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя» (Премудрость Соломона, 7:25), вышедшее «из уст Всевышнего» (Премудрость Иисуса, сына Сирахова, 24:3).

Почему же мы не встречаем в православии богословского осмысления Софии-мудрости? Особенно учитывая тот факт, что и первый христианский храм в Константинополе, и первый храм на Руси, построенный княгиней Ольгой, был посвящен Софии? Богословы предпочитают обходить эту тему стороной, София – ключевой персонаж гностической философии, вероятно, поэтому «забыта» христианами. Однако ее образ берет начало из Библии. То, что София – одно из имен Христа, подтверждает отрывок из Нового Завета «а мы проповедуем Христа, распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1-Коринф.1:23—24).

София – одно из имен Христа, она же Премудрость Божья, она же София Пистис, она же женского рода. Это прецедент, когда Бог описывается в категории Женского.

Фемининность включает и «Руах Элоким» – Святой Дух, поскольку в иврите ему соответствует женский род. Получается триада: Отец (маскулинность), Руах (женского рода), Христос – София – маскулинно-фемининная Ипостась.

Но если предполагать, что маскулинность Бога есть имплицитная идолатрия, не будет ли двойным стандартом утверждать, что его феминизация – не есть идолатрия? В данном случае, безусловно, сама категория рода условна и умозрительна.

Третий вопрос касается «пола» Бога.

Здесь мы должны учитывать следующие три фактора: 1) имеет место некое противопоставление, отражающееся в грамматике исходного языка; 2) человеческая семья является божественным замыслом, который возник на основании союза по образу и подобию Бога; 3) все в природе имеет свою противоположность. Род в языке отражает некие отличия на метафизическом уровне, потому мы имеем возможность под новым углом взглянуть на отношения внутри Троицы. Таким образом, человеческая семья – отражение Божественного замысла, создана по образу и подобию Троицы. А поскольку все Лица Троицы суть равны, и все три суть Бог, то это распространяется и на человеческие отношения, ибо мы знаем, что все люди, независимо от пола и возраста имеют равное человеческое достоинство, так как все несет на себе отпечаток Бога.

У Бога, как у трансцендентного высшего Существа, рода и пола в языческом понятии нет. В природе все живое и сотворенное Богом имеет свою противоположность, разделяется на мужское и женское или сочетает эти черты. Сотворенность Первочеловека по образу и подобию Бога предполагает его изначальную андрогинность. То есть Адам-первочеловек был андрогином, затем происходит разделение на мужчину и женщину. Изначальный Адам – это и есть человек, созданный по образу и подобию Бога, а потом этот человек, если можно так сказать, был разделен на мужскую и женскую «ипостась» – из него была выделена женщина. Мужчина стал, собственно, Адам, а женщина – Ева. На иврите – иш вэ-иша, дословно человек и человечица.

По учению св. Григория Нисского, Адам – не собственное имя, а наименование «всечеловека», который содержал в себе, в потенции, всех людей. Близко к этому мнение Тертуллиана («О душе», XX) и бл. Августина («О граде Божием»). Примечательно, что после создания Адама люди получают образ и подобие Божие уже через него (Быт 5:3). Под «образом» (kat’eikona) святые Отцы разумеют заложенные в человеке духовные потенции, благодаря которым человек есть поистине живой образ Бога и коренным образом отличается от животного.

К сожалению, по причине сексистских установок нередка ассоциация Бога только с мужским полом – установка по умолчанию, выдающая более древние, чем христианство, антропоморфные представления о Боге, которая порождает ложные выводы, к примеру, о сотворенности только мужчины по образу Бога, важности биологического пола Спасителя, мужского начала Бога, так как ее ипостаси имеют мужской род в русском языке.

От патриархата к матриархату?

Прежде всего, хотелось бы сразу определиться, что данный раздел не предполагает подробного разбора теории матриархата, представленной у Бахофена и других авторов, равно как и не предполагает обоснования необходимости замены религиозного патриархата на религиозный матриархат, а содержит лишь некоторые частные мысли, которые, возможно, для кого-то будут не лишены смысла.

Все мы слышали: некогда был матриархат. Сначала население перешло от охоты и собирательства к земледельческому и скотоводческому образу жизни, также появилось гончарное ремесло. Согласно первобытному разделению труда, мужчины уходили на охоту, а женщины собирали коренья и фрукты. Соответственно, открытие земледелия принадлежит женщине, а приручение животных, вероятно, было делом мужчин. Женщина и земля имели уникальную способность, которой не было у мужчин – они умели рождать, производить. Мужчина смог претендовать на подобную роль несколько позже, когда появилась другая стадия в развитии, когда возник новый тип социальной организации – то самое производство «прибавочного продукта», увеличение производства благодаря техническим открытиям, тогда додумались, что человек вообще не зависит от природы, что его, к тому же, можно обратить в раба, а также стало производиться оружие (появилось одновременно и чем сражаться и за что сражаться), люди уже не зависели от земли (месторождения бронзы и железа есть не везде), возникли и классы, ибо прибавочный продукт сосредоточился в руках у тех, у кого оружие, т. е у привилегированных. Войны велись за вполне конкретные цели – рабы, ресурсы, земли. С этим связан контроль за рождаемостью. И не только воинов, но и всех, кто будет работать на кого-то другого. И еще один момент – плодородие почвы перестало быть главным источником вдохновения; это место теперь занял разум, абстрактное мышление, искусственная, неприродная цивилизация. Таким образом, мужчина смог претендовать на роль творца. Оказалось, что хоть он не рожает, но тоже может создавать. Патриархат является неотъемлемой частью культуры. Под патриархатом следует понимать не только такую форму социального устройства, когда мужчина занимает привилегированное по сравнению с женщиной положение, но он (патриархат) также является интегрированной частью самого типа нашей цивилизации, который сложился после революции в области земледелия и господствует до сих пор, вместе со всеми своими атрибутами – главенством мужчины, независимостью от природы, культом силы и иерархичностью.

Я думаю, что матриархат до конца не исчез, потому что роль матери все же остается важнейшей в семье и уважаемой в обществе, отчего возникают и проблемы: дочь учится быть на вторых ролях от матери, которая ее подавляет, и испытывает по отношению к ней комплекс вины, а потом становится на вторых ролях и в зависимости от мужчины и тоже испытывает комплекс неполноценности. Часто корни людских проблем кроются в отношениях с матерью. Отношения с людьми – это во многом отношения с матерью. Дочери труднее сепаратироваться, чем сыну, труднее осознать себя как отдельную личность.

У Эриха Фромма в «Анатомии человеческой деструктивности» (содержащей и раздел, посвященный матриархату) упоминается такая характеристика нашей цивилизации, как «садистская» и «некрофильская» [28]. Когда люди уже не зависели от земли, пиетет их перед могуществом матери-земли поутих. Зато возросло уважение к разрушению и агрессии: если раньше сила виделась в способности рождать, то отныне она стала видеться в способности разрушать.

В религии появился перекос в «некрофилию» (почтение к мертвым, а по сути, можно его трактовать и как почтение к разрушению вообще). Если взять христианство, то ярко видно почтение к нетленным мощам и интерес к мертвому телу, они служат предметом особого почитания. Даже смерть Христа мы вспоминаем чаще, чем его жизнь. Весь акцент почитания смещен в его Смерть. А что такое по сути аскетизм, как не умерщвление себя, которое преподносится как величайшая добродетель.

***

Если предположить, что может быть некая иная, новая религия, не основанная на патриархате и свободная от сексизма, то какая она может быть?

1. Политеистичной или терпимой к политеизму, множественности, то есть к другим верам, другим богам. Переход к монотеизму был связан с захватом власти, власть выстраивалась иерархично. Отсюда зарождается образ жестокого, карающего, единственного Бога.

2. Более ориентированной на единение человека с природой, чем на построение неприродных отношений в социуме (разделяй и властвуй – принцип авраамических религий).

3. Отрицающей иерархию – нет посредника между Богом и людьми.

4. Говорящей решительное «нет» насилию.

5. Сочетающей элементы различных вер и культур.

6. Не признающей строгого деления на ортодоксию (догму) и ересь.

Постхристианская теология, о которой упоминалось выше, представлена спиритуалистическим экофеминизмом. Что можно предъявить этой форме духовности, призванной очистить мир от сексистких религиозных пережитков и противопоставляющей себя иудео-христианской «мужской» религиозной концепции?

На мой взгляд, этому направлению культурного феминизма можно предъявить следующую критику: во-первых, ассоциация женщин с природой подтверждает разделение людей по половому признаку (мужчина – разумное начало, женщина – природное начало), подрывает результаты борьбы, которую женщины вели против отождествления себя с природой, служившего оправданием их подчинения. Во-вторых, перемена отождествления с негативного на позитивное является упрощенным подходом, имеющим в основе все то же разделение на природное и разумное, с присвоением последнему негативного знака.

В-третьих, в этой концепции имеются предпосылки для «сексизма наоборот» и идеализации женщин. И, наконец, на мой взгляд, самым важным недостатком этой системы является то, что она является философской разработкой, результатом интеллектуального труда, хотя в основе религии всегда стоит Личность и ее духовный (а не интеллектуальный) опыт. Религия эклектична, сплав любви и ненависти, если можно так выразиться; опыт многих людей, с одной стороны, и догмы – с другой, которые никогда не бывают ни идеальны, ни полностью понятны, но все это вращается вокруг Личности и духовного опыта этой Личности. Поиск специфической женской духовности экофеминизма ведет в область мифов и древних богинь, само понятие духовности становится размытым, абстрактным. Скорее всего, женская духовность имеет свои черты (как известно, женщины проявили себя как преданные ученицы Христа), обусловленные эмоциональностью, интуитивностью и т. д. (как видно на примере Терезы Авильской и других женщин-мистиков), однако проблема заключается не в том, что сама иудейско-христианская философия не дает женщине проявить свою духовность. Вовсе нет, в основе духовности не социальное равенство и равный допуск к служению, а следование за сверхдуховной Личностью! Проблема в доктринах, транслирующих средневековые пережитки, но невозможно сделать отказ от старых предрассудков краеугольным камнем новой религии. Новая религия возможна лишь с появлением нового пророка – в данном случае, пророчицы! Нет пророчицы спиритуалистического феминизма – нет и религии спиритуалистического феминизма.

Экофеминизм представляет Бога в качестве Матери, Богини, позиционируя себя как постхристианское течение. Однако и в христианстве есть примеры отождествления Бога с матерью. Блаженная Юлиана Норвическая представляла Иисуса в образе доброй, любящей матери, Бог в ее представлении был как отцом, так и матерью.

Отдельного внимания заслуживает, на мой взгляд, идея возрождения «женского» знания – ведьмовства.

Сатанизмом, ересью, ведьмовством можно заклеймить любую неподконтрольную церкви деятельность по общению с Высшей Силой, официальная религия была «мужским» институтом, но некоторые женщины находили реализацию в иных сферах, типа знахарства, церкви неподконтрольных. И, как следствие, они были признаны «сатанистками».

Получается, что при наличии «вакантной ниши» в области, связанной с духовным руководством, не связанной с официальной религиозной доктриной или отвергнутой официальным культом, в этой нише в достаточно количестве присутствовали женщины, что только еще более укрепляло мнение о ее «нечистоте» в глазах господствующего патриархатного культа.

Скажем, в гностических евангелиях (еретического толка) женщины – ученицы Иисуса (Мария Магдалина) выступают как посвященные высокого уровня, обладающие тайными знаниями. Возможно отсюда закономерность – тайные, специфические, недоступные всем знания (то есть противостоящие «всеобщим», патриархатным) – прерогатива женской духовности, еретичности, ибо ересь не что иное, как неформальное движение, а неформальное в условиях жесткого патриархата связано с возвышением Женского. Только этот эзотеризм и тайный характер знаний – скорее, следствие отвержения женского опыта, а не сущностная характеристика женской духовности, которая могла бы быть более открытой в условиях равенства женского и мужского начала в религии.

Есть ли специфический женский опыт в христианстве, или он действительно вычеркнут из религиозного опыта?

Здесь, безусловно, следует рассмотреть сам феномен женской религиозности. Уже упоминалось, что женщины составляют большую часть «населения» церкви, что дает повод даже говорить о «женскости» церковной культуры, даже «подавляющей» в ней мужское начало, вплоть до откровенно мизогинического контр-ответа. Указывается на особое восприятие женщинами религиозных учений, в связи с их повышенной эмоциональностью, склонность к «магизму» в отношении к церковным ритуалам и т. п., а также отмечается роль женщин в передаче религиозного опыта следующим поколениям, в связи с вышесказанным, они составляют и резерв, и своего рода «проблемную зону» церкви. Если мы обратимся к истории христианства, то не ускользнут от нашего взгляда и канонизированные мученицы за веру и исповедницы, к примеру, Святая Варвара, отданная отцом-язычником на растерзание за отказ выходить замуж и жить во Христе, является образцом христианской крепости в вере, а ведь как бы могли ее выбор проинтерпретировать современные борцы за права женщин? Ведь это поступок, выходящий далеко за рамки образа покорной и забитой христианки. Возьмем уже рассмотренный образ Марии Магдалины – сложный, многоплановый, с наслоениями легенд. Здесь и активная проповедь, и стояние у Креста, и статус равноапостольной, и звание бывшей блудницы и еретической жены Христа, проповедницы и носительницы гностического знания. Как правило, все христианские святые, будь это женщины или мужчины, являются для нас образцом мужества в вере и смирения перед Господом. Факт остается фактом – со времен Христа женщины следуют за Ним в огромном количестве, превышающем, очевидно, число мужчин, что, как видим, даже вызывает нарекания.

В таком случае, можно ли считать, что в христианстве не нашел отражения женский религиозный опыт? Очевидно, этот вывод преждевременный. Христианство само по сути своей религия, имеющая много традиционно «женских» черт, так как ставит во главе всего сострадание, любовь, смирение, мягкость и кротость (хотя, разумеется, не только эти черты, ведь в его истории было немало суровых и категоричных ревнителей за веру, подобных Иоанну Златоусту, но тут как раз и проявляется «мужское» начало).

Можно искать в повышенной женской склонности к религиозности внешние факторы: тяжелая женская доля и поиск утешения, меньший уровень образования, недостаток любви, внушение с целью формирования покорности и др. Но, безусловно, мы как женщины можем по праву считать, что в христианском вероучении у нашего опыта есть свое место, какой бы ни была реакция на него.

Женские образы в христианстве

Нелишним будет еще раз рассмотреть ключевые женские персонажи христианской религии: Ева, Дева Мария и Мария Магдалина.

Христиане часто утверждают, что в их религии нет дискриминации по половому признаку, приводя в пример Богоматерь, почитаемую как заступницу перед Богом. Однако рассмотрим их типичные ошибки:

1. Богоматерь почитается не как апостол, не как проповедница, а как Мать Христа и Непорочная Дева.

2. Уже в самом почитании вечной девственности (что не доказано из текста Библии, кстати) и материнства одновременно в одном Лице видятся две уважаемые социальные роли женщины с патриархальной точки зрения – либо мать, либо девственница, а идеал есть первое + второе.

3. Девственность Марии служит предметом разных дискуссий: с одной стороны, согласно тексту Септуагинты, мать мессии – парфенос, то есть физиологическая девственница. С другой стороны, у нас нет библейских свидетельств того, что Она оставалась девой всю жизнь, при живом муже, и не имела детей, кроме Иисуса. Однако церковное предание настаивает на такой версии.

4. За образом Марии не видно ее как личности – мы видим лишь две ее социальные роли.

5. В католичестве считается, что ее праведность – следствие того, что она была освобождена от первородного греха при ее зачатии родителями, для того, чтобы быть чистой и принять божественный плод (функция).

Дева Мария – христианский идеал праведности, недостижимый и широко почитаемый как Заступница перед Богом за наши грехи, Мать Спасителя и Непорочная Дева.

Фактически ей отводится значительная роль Заступницы перед Сыном. Возможно, культ ее как Богини-Матери пришел под влиянием анатолийских и других верований, в которых сохранились пережитки матриархата. И хотя формально она не Богиня и образ ее несколько стерт, но фактически ей приписывается могущество, либо в силу ее положения как матери Бога, либо в силу ее необычности, исключительности, как-то: очищения ее от первородного греха, либо в момент зачатия ее, либо в момент зачатия ей Иисуса.

Как считают католики, она была предочищена при ее собственном зачатии (ее родителями Иоакимом и Анной), либо при Благовещении (в православии). Любопытная деталь – получается, католики верят, что она просто не могла грешить, а православные – что теоретически могла, но не грешила. И с той и с другой стороны интерпретация имеет плюсы и минусы. Ведь если мы принимаем первую точку зрения, то выходит, что ее заслуги в ее безгрешности нет. А если вторую – то выходит, что можно не грешить, и не будучи крещенным (тогда как же теология первородного греха, согласно которой, только Крещение его смывает?).

Получается, что раз Бог ее (по-католически) еще до рождения предочистил действием Святого Духа, то это его заслуга, что она не грешила, таким образом, Он ее предназначил для рождения Сына. А если такого не было, то тогда выходит, что она, даже не будучи предочищенной (то есть под действием первородного греха, как и все) все равно не грешила, и за это ее Бог избрал Матерью Спасителя. Тогда как ей удавалось не грешить, будучи под действием первородного греха? Католики вышли из положения введением догмата о Непорочном зачатии Девы Марии (Иоакимом и Анной).

На другом конце полярности – праматерь Ева, падшая жертва искусителя, возгордившаяся в стремлении господствовать над мужем и жестоко обманутая, виновница грехопадения и причина подчинения женщины в падшем мире, принесшая в мир первородный грех, диаметральная противоположность, олицетворяемая с обычными женщинами.

Таким образом, наметился катастрофический разрыв, и пустующую нишу между полярностями заполнила овеянная уже легендами и домыслами фигура Марии Магдалины, женщины-грешницы, в то же время добившейся святости и спасения. Безусловно, быть похожей на Деву было невозможно, а на Еву – не возникало желания, поэтому культ Магдалины, близкой и понятной большинству женщин, прочно утвердился в церковной западной традиции.

Поэтому этот образ заслуживает отдельного внимания. Почитание этого образа – своего рода борьба женщин за свои права и попытка обрести достойную нишу в религии. Я придерживаюсь мнения, что это полезный для верующих женщин образ, который является живой личностью и удовлетворяет потребности в эмоциональной любви, не всегда доступные в культе Девы Марии.

Мария Магдалина – значимый персонаж в гностической философии. В апокрифическом Евангелии от Марии Иисус говорит ей после своего явления: «Блаженна ты, ибо ты не дрогнула при виде Меня. Ибо где ум, там сокровище» и открывает ей некие слова, которые не передавал ученикам.

В гностическом сочинении «Пистис София» Мария выступает как посвященная самого высокого уровня, правильно толкующая слова Учителя, и удостаивается его наивысших похвал.

Глава 17. Когда, вот, Он это сказал своим ученикам, Он сказал им: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» 33 И было, когда Мария услышала эти слова, которые сказал Спаситель, она устремила свой взор в воздух на час и сказала: «Господи мой, вели мне говорить открыто!»

Ответил Иисус милостивый, Он сказал Марии: «Мария, блаженна, то, что я исполню во всех тайнах тех, что принадлежат Вышине, скажи открыто, ты, которой сердце более, чем всех твоих братьев напрямлено в Царствие Небес.»

Глава 19. И было, когда Мария кончила говорить эти слова, Он сказал: «Хорошо Мария, ибо блаженна ты перед всеми женами, которые на земле, ибо будешь ты – Полнота всяческой Полноты и совершенство всех совершенств.»

В Новом Завете имя Марии Магдалины упоминается в нескольких эпизодах:

• Она была исцелена Иисусом Христом от одержимости семью бесами (Лк.8:2);

• Затем стала следовать за Христом, служа ему и делясь своим достоянием (Мк.15:40—41, Лк.8:3);

• Потом присутствовала на Голгофе при кончине Господа (Мф.27:56 и др.);

• После чего была свидетельницей его погребения (Мф.27:61 и др.);

• А также стала одной из жен-мироносиц, которым ангел возвестил о Воскресении (Мк.16:1—8);

• Она первая увидела воскресшего Иисуса, сначала приняла его за садовника, но узнав, устремилась к нему дотронуться. Христос не разрешил ей это (Noli me tangere), но зато поручил возвестить апостолам о своем воскрешении (Ин.20:11—18).

Особое внимание Марии Магдалине уделяется в Евангелии от Иоанна.

«При кресте Иисуса стояли матерь его, и сестра матери его Мария Клеопова, и Мария Магдалина» (Ин. 19:25). «Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба» (Ин. 20:1—2)

Затем Мария увидит ангелов и самого Христа, не узнав его и приняв за садовника.

«Господин! Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Христос зовет ее по имени, она узнает его и хочет дотронуться до него. Но Христос говорит: «Не прикасайся ко Мне, ибо я еще не восшел к отцу Моему» (Ин. 20:15—16). Эта сцена становится в последующие века источником многочисленных произведений живописи, как и сцена миропомазания.

Мария Магдалина благовествовала в Риме, о чём свидетельствует обращение к ней в послании апостола Павла к римлянам (Рим.16:6).

В католической традиции Магдалина была отождествлена еще с несколькими евангельскими персонажами:

1. Марией, упоминаемой в Евангелии от Иоанна как сестра Марфы и Лазаря, которые принимали Иисуса в своем доме в Вифании (Ин. 12:1—8);

2. не названной по имени женщиной, совершившей помазание головы Иисуса в Вифании в доме Симона прокажённого (Мф. 26:6—7, Мф. 14:3—9);

3. грешницей, омывшей ноги Христа миром в доме Симона Фарисея (Лук. 7:37—38);

4. в ее жизнеописание вплетается житие раскаявшейся грешницы V века по имени Мария Египетская.

В искусстве атрибутами Магдалины становятся алебастровый сосуд, череп и рыжие волосы.

Одной из причин отождествления Магдалины с блудницей становится признание Католической церковью, что она и есть та женщина, что омыла ноги Иисуса миром в доме Симона Фарисея.

И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастовый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. (Лук. 7:37—38).

Отождествление всех женщин, фигурирующих в евангельских рассказах о помазании Иисуса, с Марией Магдалиной окончательно было произведено римским папой св. Григорием Великим (591 год): «Та, которую Лука называет грешной женщиной, которую Иоанн называет Марией (из Вифании), мы считаем, есть та Мария, из которой семь бесов были изгнаны по Марку».

Подкрепление и литературную обработку миф о грешнице и проповеднице Магдалине нашел в красочной «Золотой легенде» Якова Ворагинского, где описана история блудницы из богатого рода, сестры Лазаря и Марфы, в будущем пламенной проповедницы, обращающей людей к Христу.

В протестантизме и православии Магдалина почитается только как святая жена-мироносица, так как в этих религиях не было принято отождествления ее с другими евангельскими персонажами.

Если мы помним, что одним из главных женских «грехов» является неумение развить свой потенциал, то чему учит нас образ Марии Магдалины? Так ли важно, какого мы пола, возраста, положения или социального статуса и образования, чтобы Господь призвал нас? История призвания Симона и Андрея, скупо описанная в Евангелии от Марка, дает нам понять, что главным для Бога является наше желание откликнуться на Его призыв, в то время как наши земные, социальные представления о важности в призвании земных факторов – черт характера, половой принадлежности, степени образованности и подготовленности – не играют роли. Важно то, что Бог призывает нас, но в нашей воле откликнуться и пойти за Ним, и тогда он даст нам дары, о которых мы не догадывались или которых не имели, или «уйти опечаленными», как юноша, у которого было большое имение. Безусловно, многим женщинам и сейчас, и во времена Иисуса проще казалось оставаться на той второстепенной роли, которую предназначал им закон и обычай. Однако женщины, которые стали выше всего этого, повинуясь зову Господа, Магдалина, самаритянка Фотина, с которой Христос говорил у колодца, проявили чудеса духа и служения, показав своим примером, что во Христе действительно нет уже ни женского пола, ни мужского. И сейчас эти подвижницы являются для нас наставлением о том, что никакие социальные предрассудки не могут остановить женщину, если она сама разрешает себе стать выше них и служить по своим способностям. Своевременным и сегодня напутствием являются слова Симоны де Бовуар о Терезе Авильской:

«Удивительную судьбу святой Терезы Авильской можно объяснить примерно так же, как и судьбу святой Екатерины: в своей вере в Бога она черпает незыблемую веру в себя; доводя до совершенства приличествующие ее положению добродетели, она обеспечивает себе поддержку своих духовников и всего христианского мира – это позволяет ей стать выше обычной монахини; она основывает монастыри, управляет ими, путешествует, смело берется за дело и упорствует в своих начинаниях с бесстрашием и мужеством мужчины; общество не чинит ей преград; даже литературный труд не считается дерзостью – духовники обязывают ее писать. Она с блеском свидетельствует о том, что женщина может подняться столь же высоко, как и мужчина, если удивительный случай предоставит ей равные с мужчиной возможности.» [6]

Иисус и Павел

Иисус, как известно, отдавал кесарю кесарево, но его власть была не от мира сего. Отсутствие стремления к власти проявляется на всех уровнях – и отношение мужчины к женщине не исключение.

Иерархия – это всего лишь искусственное образование, которое не имманентно природности. Она находится над миром, управляя им извне, потому Бог сам по себе существо трансцендентное, надмировое, внемировое. Недаром Павел так подчеркивает необходимость власти, иерархии – она лежит в основе религии как порядка, управляющего миром, и Богу в ней отводится роль первоначала всех властей. Поэтому Мессия по той же логике не мог представляться иначе, чем глава иерархии. Иисус же, хотя и исповедует себя мессией, не видит связи между своим мессианством и необходимой ролью мессии, предписанной официальными представлениями (роль царя). У Иисуса нет никакого стремления разделять и властвовать, как это уже проявляется у Павла. Павел проявляет себя как человек, успешно адаптировавший и транслирующий патриархатные взгляды, насчет Иисуса нет такой уверенности.

Если уж мы говорим про христианство, то надо иметь в виду, что это интерпретация учения Христа Павлом и Церковью. Если мы говорим об учении Христа – это еще не христианство. Или обратный подход: учение Христа – это христианство, а учение Церкви – это догматическое развитие христианства? В развитии неизбежны посторонние элементы и человеческий фактор. Монашество, аскетизм и уход от мира – это развитие христианства, а не причина его появления. Христианство впитало с себя в процессе развития и элементы стоической, и гностической, и иудейской философии.

Поскольку это система, то убирая что-то оттуда, даже такую частность, придется менять и переосмысливать всю систему, начиная с основ. Например, для верующего православного, католика, именно Христос – основатель Церкви, а Павел вещал Святым Духом. Здесь имеет место вера. Вера в то, что доказать невозможно и даже сомнительно с точки зрения науки. Вера в то, что в религии НЕТ человеческого фактора. А мы говорим «человеческий фактор» – значит, мы не признаем слишком много, что положено признавать на веру. Ибо уже мы, а не Церковь, определяем, что есть человеческое, а что божественное. Это уже новый подход и новая РЕЛИГИЯ. Новая религия Протестантизм возник из-за того, что Лютер усомнился в частностях Католического учения. Поэтому Церковь, заботясь о взглядах своих членов, осторожно принимает новые веяния.

Не можем ли мы предположить, что авторитет ап. Павла необоснованно завышен – в его взглядах есть как надысторичные, так и историчные элементы (характерные для данной конкретной среды и времени)? Его человеческие взгляды проявляются не только в отношении женщины, но и в отношении рабства. Но он был успешен как проповедник и представляет свое видение учения Христа, которое стало эталоном. Строго говоря, христианство – это не совсем учение Христа. (Мы не можем однозначно доказать, что Он основал новую религию, а не дал новые морально-этические нормы поведения). Ситуация усугубляется признанием Предания наравне с Писанием. Что если признать, что не все Писание и тем более Предание боговдохновенно? Это дало бы путь свободному обсуждению гендерных и других проблемных вопросов. Либо возможно признать (в рамках существующего богословия в неизменном виде), что женщина была подчинена лишь до искупительной жертвы Христа, как последствие первородного греха, а после его искупительной жертвы она оставалась в подчиненном положении в силу традиций и взглядов тех эпох, однако рано или поздно должно было свершиться освобождение, что уже не входит в противоречие ни с учением Христа, ни с искуплением первородного греха.

Иисус привнес нечто новое в систему ценностей, существовавшую до него. Ветхозаветные заповеди, помимо того, что основаны на негативистском подходе (не делай то и то – вместо делай то и то), не могут быть подстроены под все жизненные ситуации, которые, как правило, уникальны и не вписываются в рамки. Отсюда вся надежда на интерпретации мудрецов, на их интуицию, а она может и подвести. Что же касается Иисуса или тех, кто претендовал на систематизацию его учения, то они, вероятно, стремились уйти от этого однобокого подхода, поэтому никак не могли ставить обычаи предков и толкования в основу новой религии. Чтить обычаи предков или придавать им второстепенное значение – это вопрос для религии важный, от этого зависит суть религии. Если Иисус – религиозный мыслитель, он им должен был задаваться. Если закон мудрецов второстепенен, то что-то должно прийти на его место. У Иисуса это любовь.

Павел запрещает женщине говорить в церкви (т. е. проповедовать). Причем этот запрет появляется в период проповеди в коринфской общине. Запрет исполнялся до относительно недавнего времени. Иисус вообще не занимался вопросами гендерной политики. Есть предположения, что в ранних общинах запрета на женское служение не было, как не было и алтаря в церкви, да и самой церкви в ветхозаветном смысле.

Как пишет Симона де Бовуар, «через святого апостола Павла утверждается еврейская, яро антифеминистская, традиция. Апостол Павел предписывает женщинам скромность и сдержанность; на основе Ветхого и Нового завета он формулирует принцип подчинения женщины мужчине. «Ибо не муж от жены, но жена от мужа, и не муж создан для жены, но жена для мужа». И в другом месте: «Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем». В религии, проклинающей плоть, женщина представлена самым страшным искушением дьявола. Тертуллиан пишет: «Женщина, ты – врата дьявола. Ты смогла убедить того, против которого дьявол не осмеливался выступить в открытую. Это из-за тебя Сыну Божьему пришлось умереть; тебе следовало бы всегда ходить в трауре и в лохмотьях». Святой Амвросий: «Ева склонила Адама ко греху, а не Адам Еву. И справедливо, чтобы женщина имела господином того, кто был склонен ею ко греху». И святой Иоанн Златоуст: «Среди всех диких зверей не найти никого, кто был бы вреднее женщины». [6]

Как так вышло, что учение апостола Павла послужило мостиком к этой антифеминистcкой традиции в христианстве?

Нам стоит рассмотреть учение апостола Павла (насколько это представляется для нас возможным, ибо он оставил огромное духовное наследие) в двух ключевых для целей этой книги аспектах: отношение к иерархии и связанное с этим отношение к женщине, ведь отношение к женщине следует рассматривать во властном контексте.

Итак, уже начиная с Послания к Римлянам в самом начале Главы 13 мы читаем:

1 Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.

2 Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

В Толковании на Послание к Римлянам Св. Ефрема Сирина:

(Ст. 1). Всякая душа, говорит, которая если будет подчинена властям, да повинуется им, ибо нет власти (если) не от Бога. Несправедлив ли или жесток будет кто (из начальников), он (начальник) дается для укрощения несправедливых и для одобрения праведных. Если же ласков и правдив будет, то по милосердию дан.

(Ст. 2). Каковы бы и где бы они (начальники) ни были, они, однако, существуют по повелению Божию. Итак, кто сопротивляется начальнику, который есть отмститель зла, тот Божией воле противится. А противящиеся за это сами себе осуждение получают.

Итак, Павлом утверждается принцип божественности всякой власти. Это распространяется в таком случае и на власть мужчины над женщиной, ибо она находилась под начальством «мужа», и сама эта власть над женщиной есть лишь частный случай иерархии. Далее, в Первом Послании к Тимофею, в Главе 2, читаем:

8 Итак желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения;

9 чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою,

10 но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию.

11 Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью;

12 а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.

13 Ибо прежде создан Адам, а потом Ева;

14 и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление;

15 впрочем спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием.

Отсюда видно, что апостол Павел утверждает необходимость послушания и покорности жены перед мужем, потому что, во-первых, мужчина был сотворен первым (иерархия), во-вторых, женщина наказана покорностью мужу за ее активное участие в грехопадении. Более того, жене предписано не учить мужа по этим же причинам, что в широкой трактовке предполагает, что женщине не положено учительствовать.

Однако справедливости ради стоит вспомнить Главу 16 Послания к Римлянам, где апостол упоминает женщин, трудящихся на христианской ниве: «1 Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской», «3 Приветствуйте Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе», «6 Приветствуйте Мариам, которая много трудилась для нас», «7 Приветствуйте Андроника и Юнию, сродников моих и узников со мною, прославившихся между Апостолами и прежде меня еще уверовавших во Христа», «15 Приветствуйте Филолога и Юлию, Нирея и сестру его, и Олимпана, и всех с ними святых».

Тем не менее, мы уже можем сделать выводы об иерархичности устройства мира как составляющей взглядов Павла, что распространяется и на отношения власти вообще, как Богом данной, и на отношения власти мужчины над женщиной, как частного случая этой власти от Бога.

Теперь рассмотрим позицию Иисуса относительно иерархичности. Наиболее ярки в этом смысле слова отдавать кесарю кесарево, а Божие – Богу, и эгалитаризм Иисуса в Мф. 23:8—12.

Лк. 20: 24—25

24 Покажите Мне динарий: чье на нем изображение и надпись? Они отвечали: кесаревы.

25 Он сказал им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу.

Ответ Иисуса сборщикам дидрахм в Мф. 17:24—27

24 Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы?

25 Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних?

26 Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны;

27 но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя.

Мф. 22:16—21

16 И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице;

17 итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет?

18 Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры?

19 покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий.

20 И говорит им: чье это изображение и надпись?

21 Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу.

Мф. 23:8—12

8 А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья;

9 и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах;

10 и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос.

11 Больший из вас да будет вам слуга:

12 ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится.

Мне очень понравился комментарий Якова Кротова на это место. Позволю себе процитировать:

«Поразительно, как формальное исполнение заповеди „никого не называйте отцами“ мешает исполнить её по сути. Ведь эта заповедь отменяет старшинство. Она, конечно, оставляет отцовство Бога, но лишает всякого человека права „архонтизировать“, „старейшинничать“. Это – анархия в самом точном смысле слова…»

«Только здесь социальная аналогия (слуга) сопоставлена с биологической (отец). Кошмар в том, что биологическое отношение отца с ребёнком в истории человечества превратилось в отношение социальное и, более того, в сценарий насилия. Слова Христа оказались бессильны, как, впрочем, и всякие слова. Их попросту перетолковали, так что самый высокий тоталитарный деспот объявлял себя „слугой слугой Божиих“, а если и принимал титул „царя Отечества“, то исключительно для попечения о своих детях. Любое слово можно вывернуть наизнанку легче носка. Лёгкость эта – как и само насилие в отношениях между людьми – появляется в результате отчуждения, когда другой человек уже кажется скорее животным, даже вещью, а не человеком. Не случайно отец – символ власти через насилие, а не мать. Мать – большинство матерей – не отчуждена от ребёнка, а большинство отцов отчуждены. Если не слово Иисуса, то сам Иисус побеждают это отчуждение. Не потому, что Иисус преодолел своё отчуждение от Отца, конечно, а потому что в Иисусе, в Боговоплощении Отец преодолевает отчуждение, которым люди отгорожены от Неба. И тут уже неважно, называют мы себя отцами, слугами, рабами. Важно, стали ль мы достаточно родными всем людям, чтобы не обращаться с ними как с чужими, и стали ль мы родными Богу во Христе, чтобы не обращаться с родными так, словно мы для них боги.» [5]

И как частный случай эгалитаризма, неиерархичности, мы повторим, что уже знаем об отношении Христа к женщине из Главы 6 (Женское священство) этой книги:

– Иисус не обращает к женщине специальных предписаний, как-то повиноваться мужу или спасаться родами, молчать в церкви, покрывать голову, таковые появляются уже у Павла;

– Иисус не побуждает женщин отказаться от образа жизни, принятого в культуре, но не препятствует женщинам сопровождать его на большие расстояния (Мария из Магдалы и другие);

– Не выделяет женское целомудрие, не презирает блудниц, взамен подчеркивая, что все люди могут быть грешны (Ин 8:7);

– Беседует с женщинами, позволят задавать ему вопросы, хвалит Марию из Вифании за то, что предпочла слушать его, а не заниматься женским делом – приготовлением обеда;

– Не оценивает женщину как сексуальный объект, с использованием биполярности «целомудренная – блудница»;

– После Воскресения является сначала женщинам-ученицам.

Женщины преданы Иисусу, сопровождают его к месту распятия, стоят у Креста, и ни одна из них не отрекается от него во время судебного процесса, когда все ученики отрекаются от страха – факт, признанный всеми конфессиями.

Таким образом, мы видим, что если Иисуса и нельзя назвать идейным борцом за права женщин, его нельзя обвинить и в стремлении господствовать над женщиной. Для него женщина – личность, способная воспринимать его проповедь и проповедовать сама (разговор у колодца с самаритянкой).

Религия и гомосексуальность

В последнее время в нашем обществе неожиданно острой стала проблема гомосексуальности. Об этом более чем красноречиво говорит факт принятия ряда законов, запрещающих «пропаганду гомосексуализма» (наряду с педофилией). Как это положено по законам человеческой психологии, после озвучивания проблемы и публичного запрета на обсуждение она стала гораздо более видимой и стала обсуждаться разными слоями населения, до сих пор даже не имевшего мнения по поводу гомосексуальности и далекого от данного вопроса.

Ввиду все более усиливающегося влияния Православной церкви в российском обществе и расширения сфер, куда она стремится его распространить (обучение, мораль, закон), усиливается публичное осуждение гомосексуальной ориентации и борьба с данным явлением на государственном и общественным уровне. Подобно тому, как критики гомосексуальности являются людьми, внешними и чуждыми по отношению к ней, так и критики религии в контексте ее официальной борьбы против феминизма и гомосексуальности стоят на позициях внешнего наблюдателя и безапелляционно утверждают, что находясь внутри религии, критика ее невозможна, потому что верующие признают все постулаты своей религии как богоданные и потому неизменные. Однако, как уже утверждалось, это заблуждение, против которого свидетельствует целый ряд фактов (см. Предисловие). Заслуживает упоминания тот факт, что сегодня большинство лютеранских церквей рукополагают женщин в священники (а некоторые – гомосексуалов, а также благословляют однополые союзы), Исходя из этого, вовсе не таким простым представляется вопрос о гендерном факторе в религии, как этого хотелось бы тем исследователям, которые приняли позицию внешнего критика и не желают рассматривать вопрос религии с позиций гендерной теории.

В данном разделе рассматривается проблема гомосексуальности в религии (именно так!). Заранее определяю, что речь не идет о поиске фраз в тексте Библии, оправдывающих или осуждающих гомосексуальные отношения, равно как и об обосновании или осуждении благословения однополых союзов. Речь идет о философии пола (или более современно, о гендерной проблематике) в христианстве.

Безусловно, одним из первых, кто дерзнул поставить этот вопрос в русской философской мысли, был и остается скандально известный В. Розанов в своей книге «Люди лунного света».

Он приводит интересную классификацию пола: -8, -7, … -1, 0 +1, …. +7, +8. Шкала, на одном краю которой находится мужские качества, а на другом – женские (соответственно, характеристики половых качеств, присущих индивидам, и степень сексуального притяжения к противоположному полу – чем больше мужского в характере, тем больше притяжения к женщинам, и наоборот). Розанов пишет, что есть люди с сильно выраженным влечением и, соответственно, в них сильны черты их пола; приближаясь к нулю, эти черты уменьшаются или даже переходят в противоположные (это уже гомосексуальность). Люди, которым секс не нужен, находятся на цифре ноль и минус – плюс один. Он, кстати, категорию пола считает подвижной, изменяющейся.

Аскетами делаются те, кто стоит на цифре ноль, то есть у них изначально слабое влечение, потому что у них «мужскость» или «женскость» неярко выражена. Евангельский Иисус, например, неярко выражен в плане пола (в нем сильно мужских качеств мало, много женских, но и женщиной его определенно не назвать, он мужчина, Андрогинный человек).

Дальше он рассуждает о содомии, ни много ни мало о «духовной содомии». [23]

Итоги прочтения: ощущение неоднозначное, но таков автор. Некоторые выводы вслепую, но догадки ошеломляющие, и проницательность местами удивительная. Вкратце, им развивается идея, что духовную культуру – и в особенности христианскую – создали «люди лунного света», они же нетрадиционной ориентации. В противоположность воспеваемому им иудаизму, как религии плодородия и чадородия, христианство – религия аскетов нетрадиционной ориентации или латентных гомосексуалов, испытывающих отвращение к противоположному полу (а это наполовину гомо-наклонности, вернее – первый шаг к ним – тут он весьма психоаналитичен, надо сказать: если связь с женским полом преступна, порочна, то, стало быть, на бессознательном уровне так проявляется склонность к своему полу).

Он же, если можно так выразиться, с одной стороны обличает, а с другой – выступает как защитник секс-меньшинств, к которым, судя по всему, как к «латентам», относит и монашествующих, указывая на их духовность, в противоположность приписываемой им развращенности. Таким образом, по его мнению, христианство не продолжает традиции Ветхого Завета, а продолжает традицию древних семитских культов кастрации и гомоэротизма.

Поскольку евреи относились к семитской группе народов, то как объяснить, что у них появляется гомофобия? Может быть, борьба за власть между жрецами? Переход к монотеизму и свержение прежней жреческой власти путем объявления гомоэротизма вне закона? Судя по мизогинии уже первых глав Библии, по Розанову, гомоэротика входит в библейский контекст. Таким образом, в Библии есть две тенденции – одна гомофобная, другая гомоэротическая (женоненавистническая).

Он также замечает, что Христос «не мужчина», а «женщина», правда, его оценки Христа осторожны, но, по-видимому, и Его он относит к «людям лунного света», потому что Он учит оставить семью и идти за Ним.

Он также верно подметил, что семья в христианстве неприоритетна, и виной тому тоже, соответственно, люди лунного света, которые изобрели религию для себя. Эти люди, по Розанову, как особый класс – умны, духовны, обладают чертами противоположного пола или смешанными, слабо выраженным влечением или влечением к своему полу, или отвращением к сексу и, соответственно, к семье, детям, потому уходят всем своим существом в какие-либо философские сферы и создают духовные учения, в которых все их наклонности и проявляются.

Таким образом, Розанов создал хотя и местами наивную с точки зрения современной гендерной теории, но весьма провоцирующую к размышлениям теорию пола, которая тем интереснее, что покушается на самое, казалось бы, чистое учение.

Как известно, большинство религий крайне отрицательно относятся к гомосексуальности. Оставляя в стороне набивший оскомину вопрос о врожденности или приобретенности, хотелось бы обратить внимание на следующие особенности христианства:

– Превознесение Божественной Любви Трех Лиц (по умолчанию обладающих максулинными психологическими чертами или бессознательно наделяемых ими, исходя из собственных установок), воспевание Высшей Любви – любви к Иисусу, а также «второсортность» и игнорирование женского начала и женской духовности, преподнесение женщины как «сосуда греха» и источника соблазна для христианина.

– Особые требования к женской духовности: отречение от брака и от мира и переход в ранг Христовых невест не означает автоматического признания равноценности женских религиозных переживаний – для этого сначала требуется «рост» до уровня мужчины на духовном и интеллектуальном уровне (понимаемый как малодостижимый), в связи с чем сохраняющийся запрет на учительство женщине.

– Представление о сексе как грехе и сексуальном влечении как следствии грехопадения.

Здесь мы можем видеть как мизогинические, так и аскетические и гомоэротические тенденции.

К слову, опыт христианских мистиков (Анджелы в католичестве, Симеона Нового Богослова в православии («божественный эрос») носит «эротический» характер, что может озадачивать, если не знать о том, что христиане позволяли себе говорить о Боге в терминах земной любви после того, как сами очистились от плотских помыслов, и их «земное» описание «страсти» к Господу обусловлено отсутствием в языке более подходящих слов для описания силы их божественной, чистой любви.

Стоит напомнить, что в 2009 г. Папа Римский опубликовал послание, в котором выдвинул обвинения против феминизма в «размывании биологических различий между мужчиной и женщиной». В документе, в частности, говорится о необходимости противостоять распространившейся во всем мире «гендерной идеологии», согласно которой мужчина и женщина – в большей мере социальные роли, чем основополагающие биологические единицы.

Феминистские же взгляды, как утверждается в послании, «фактически вдохновили идеологии, которые вторгаются в семейные догмы и стирают границу между гомосексуальностью и гетеросексуальностью». [21]

Однако, как мы видим из перечисленного выше, в христианской идеологии, и в частности, в идее и практике аскетизма имплицитно заложены предпосылки для размытия границ «мужского» и «женского», как и гомоэротические предпосылки в превознесении «мужского идеала» любви.

Откуда же пошла гомофобия в иудео-христианской культуре? Во Второзаконии есть отрывок:

«Не должно быть посвященной блудницы («кдеша») из дочерей Израилевых и не должно быть посвященного блудника («кадеш») из сынов Израилевых. Не вноси платы блудницы и цены пса (имеется в виду «храмовый блудник») в дом Господа Бога твоего ни по какому обету…». (Второзаконие 23:17—18)

Здесь речь идет о храмовой проституции, имеющей распространение у соседних с евреями народов. Гомосексуальные контакты, храмовая гомопроституция, ритуальный трансвестизм и разврат (наряду, как ни странно, с кастрацией – те самые загадочные «псы», избегать которых в числе прочих велит и апостол Павел (Послание к Филиппийцам 3:2), и есть, вероятно, жрецы-кастраты для гомосексуальных утех) были присущи древним культам сладострастия, на смену им пришли культы аскетизма (начиная с кастрации и заканчивая сознательным отречением от секса ради Бога), подавляющие сексуальность. Есть мнение, что отсюда и запрет Ветхого Завета женщине надевать мужское платье, а мужчине женское (Второзаконие 22:5). Это делали жрецы сексуальных культов, это было связано с чужими ритуалами. [16]

Еврейские пророки единобожия горячо боролись с влиянием чужих культов, а их носителей с еврейским народом объединял общий язык, культура и территория проживания, евреи то и дело подпадали под влияние язычества и перенимали чужие обычаи, начинали поклоняться идолам и, возможно, даже могли перенимать такой обычай, как ритуальный блуд.

Так и гомосексуальность оказалась чужда этим новым культам аскетизма, как проявление не только сексуальности, но и нестандартной сексуальности, то есть более вопиющей, которая стала считаться излишеством. Человечество никак не может найти середину, когда речь идет о сексуальности, и получаются крайности – либо сексуальная распущенность, либо чрезмерный аскетизм. Кстати, латентная гомосексуальность, сознательный аскетизм гомосексуальной личности церковь вовсе не так осуждает, а скорее приветствует.

В Катехизисе Католической церкви приведены четыре греха, взывающих к небу (об отмщении):