Фальшивый принц Нельсен Дженнифер

45

Мы остановились в месте, известном как «Гостиница для путешественников». Она располагалась неподалеку от замка. Господа, не приглашенные переночевать в замке, часто останавливались здесь. Я сказал Коннеру, что мы будем выглядеть нелепо, потому что здесь проживают только богатые и знатные господа. Он не понял моей иронии.

— Я богат и знатен, — раздраженно сказал Коннер. — Меня знают в лицо, так что никто не удивится тому, что я здесь остановился. А на тебя никто не взглянет, если не будешь поднимать голову.

Мотт остался с Роденом, Тобиасом, Имоджен и со мной, а Коннер пошел договариваться о ночлеге. Глядя на Имоджен, я думал, не сбежит ли она, если поселить ее в отдельной комнате, но отмахнулся от этих мыслей. У нее не было денег, чтобы остаться одной в незнакомом городе, кроме того, она сочла бы подобное бегство бесчестным.

— Зачем надо было брать нас с собой? — спросил Роден, когда Коннер ушел. — Тебе хочется, чтобы мы униженно смотрели, как тебя объявляют принцем?

— Он спас нам жизнь, — заметил Тобиас. — Он взял нас с собой, чтобы гарантировать, что Коннер не убьет нас в Фартенвуде.

— Тобиас прав, — сказал Мотт. — Креган признался, что получил приказ убить двух мальчиков, которые останутся в Фартенвуде.

Роден сложил руки на груди и поднял голову:

— Креган не убил бы меня. Он хотел, чтобы я стал принцем.

— Решения принимает не Креган, — сказал Тобиас.

— Кроме того, — добавил Мотт, — вы со временем поймете, что Коннер сделал правильный выбор.

Я бросил на Мотта быстрый взгляд. Он опустил глаза и больше ничего не сказал.

— Для чего она здесь? — спросил Тобиас, кивая в сторону Имоджен. Потом улыбнулся. — Ах, да! Ты используешь ее, чтобы убедить принцессу. Амаринда никогда не заподозрит ее во лжи.

Имоджен вспыхнула и бросила на меня взгляд, полный ненависти. Тобиас обвинял меня почти в том же, в чем ранее обвинила она.

— После того как меня признают, все вы будете свободны, — сказал я. — Я лишь попрошу вас хранить тайну.

— Я тебе не верю, — с горечью проговорил Роден. — Мы слишком много знаем. Так что прости, я подожду, пока ты действительно отпустишь нас, прежде чем восхищаться твоим благородством.

— Прощаю, — сказал я, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Но ненадолго. Через пару секунд вернулся Коннер.

— Во всем Дриллейде нет свободных комнат, — сказал он. — За комнату, зарезервированную для человека, который вот-вот должен прибыть, я отдал тройную плату. И за то, чтобы владелец гостиницы солгал, что комната не была зарезервирована, пришлось очень дорого заплатить.

— Только одна комната? — спросил я. — А как же Имоджен?

— Она останется спать в карете, — сказал Коннер.

— Нет, останемся мы, — запротестовал я. — С дамой нельзя так обходиться.

— Она не дама, — сказал Коннер. — Она моя служанка, которую ты пытаешься украсть себе!

— Она не будет принадлежать мне дольше, чем принадлежит вам! Она займет эту комнату.

В глазах Коннера промелькнул озорной огонек. Он улыбнулся и предложил ей руку.

— Очень хорошо, моя дорогая. Пойдемте со мной.

Я оттолкнул его руку, но тут вмешался Мотт, сказав:

— Я останусь в карете с Роденом и Тобиасом, чтобы в комнате осталось достаточно места. Вы можете отдать Имоджен вторую кровать и занавесить ее простыней. Коннер и Сейдж, вы можете расположиться в оставшейся части комнаты.

Это был компромисс. Имоджен он не особенно обрадовал, но это было лучшее, на что она могла рассчитывать. Она отказалась взять мою руку, как и руку Коннера, выходя из кареты, и пошла за нами в гостиницу.

По пути я спросил Коннера, отчего гостиница так переполнена.

— Опусти голову, — прошипел он. — Слух о смерти королевской семьи распространился по всей Картии. Все приехали посмотреть, кто станет новым королем.

— А вы все еще уверены в своем плане?

— Менее, чем раньше, — прошептал Коннер. — Я не ожидал такого ажиотажа. Тебе придется завтра очень постараться, чтобы убедить их.

Мое лицо расплылось в улыбке:

— Не волнуйтесь. У меня получится.

46

Комната была небольшой, но чистой и приятной, мы трое в ней могли прекрасно разместиться на ночь. Две небольшие кровати стояли вдоль стены. Я помог Коннеру отодвинуть кровать Имоджен к противоположной стене и сказал, что сам буду спать на полу.

— Я пока что нищий, а вы пока дворянин, — сказал я Коннеру. — Вы должны спать на кровати.

— Конечно должен. И попридержи язык! Что значит «пока дворянин»? Я всегда буду им, если ты надеешься остаться принцем.

— Ошибся, простите, — сказал я, изображая покорность, которой он от меня ждал.

Мы с Имоджен сняли с ее кровати простыню и подвесили к потолку. Получилась не отдельная комната, конечно, но было вполне сносно. Она сняла одно одеяло со своей кровати и дала мне. Я лег между ее кроватью и кроватью Коннера.

Он заметил это.

— Думаешь, я замышляю какую-то подлость с этой отвратительной девчонкой? Я знал ее мать, и она была столь же ничтожна. С моей стороны Имоджен ничего не грозит. Ей, пожалуй, стоит опасаться тебя.

Я не стал на это реагировать. Конечно, она беспокоилась из-за меня, но по другой причине.

Была глубокая ночь, когда я услышал, как Имоджен села на кровати, а затем встала. Коннер оглушительно храпел, так что не удивительно, что он ничего не услышал. Она обошла висящую простыню и коснулась моего плеча. Я сел, а она приложила палец к губам и сделала мне знак следовать за ней.

На случай, если Коннер проснется, я свернул свое одеяло так, чтобы в темноте казалось, будто кто-то лежит. Но я не раз наблюдал за ним во время сна и знал, что он обычно не просыпается ночью.

Когда мы оказались с той стороны самодельной перегородки, где стояла кровать Имоджен, она указала мне на окно.

— Тебе жарко? — спросил я.

— Можешь помочь мне выбраться туда? — прошептала она. — Это безопасно?

Я приоткрыл окно, осмотрелся кругом при свете луны и кивнул. Типичная картийская постройка с выступом под окном. Я вылез в окно первым и помог выбраться ей.

Ночь была прохладна, ветер свеж. Но, казалось, Имоджен больше не злится на меня, так что, вероятно, это была наша последняя возможность поговорить наедине. Мы сели на каменный выступ под окном и, прислонившись к стене гостиницы, свесили ноги.

— Ты часто вылезаешь ночами в окно? — спросил я.

— Ты тоже так делаешь. Я видела однажды, как ты пробирался по стене Фартенвуда. — Она пожала плечами и добавила: — Не думаю, что ты меня видел.

Я действительно ее не заметил. Что удивительно, ведь я всегда внимательно следил, нет ли кого внизу.

— Я не могла заснуть, — добавила она. — Думала только о том, как мы поедем. Роден так зол на тебя.

— Правда? Поездка была веселой, я и не заметил.

Она не почувствовала иронии.

— Неужели он не понимает, для чего ты взял его? Что было бы с ними, останься они в Фартенвуде?

Я промолчал. Я привык к тому, что на меня злятся, но злость Родена была мне неприятна, и я не совсем понимал, почему.

— Тогда, в Фартенвуде, я наговорила тебе ужасных вещей, — продолжала Имоджен. — Не знаю, почему я все это сказала.

— Может, я заслужил.

— Нет, совсем нет. Я обвиняла тебя из-за того, что сама боялась ехать в Дриллейд, боялась оставить Фартенвуд. Но теперь мы уехали, и я не могу даже представить себе, что вернусь туда. Все что угодно лучше, чем Фартенвуд. — Она опустила глаза. — Прости. Я должна была доверять тебе.

Я не заслуживал доверия, и все же она просила у меня прощения! Видела ли она в темноте этой ночи, как ее слова ранили мое сердце? Или, может быть, у меня не было сердца, не было души? Коннер сказал, что мы должны принести в жертву наши души, чтобы возвести Джерона на престол. Сам я так и сделал, хоть и не в том смысле, какой имел в виду Коннер.

— Волнуешься насчет завтрашнего дня, Сейдж?

— Да. — Хотя правда и была на моей стороне, много что могло пойти не так.

— Не надо. Ты так похож на него, что они, конечно же, тебя примут. Я наблюдала за тобой, когда мы ехали в карете. Если забудусь, я могу сама начать называть тебя Джероном.

— Правда?

Почему-то — я и сам не мог бы объяснить причин — я жаждал услышать, как кто-нибудь назовет меня настоящим именем. Я устал от Сейджа. Так было много того, что мне в нем не нравилось.

Подумав немного, она улыбнулась.

— Прямо сейчас? Как же мне называть тебя: Джерон, принц, ваше величество или как?

Я покачал головой.

— Все эти имена мне чужие. Но послезавтра Сейджа уже не будет. Только Джерон.

Улыбка исчезла с ее лица. При свете луны я видел, как ее губы дрогнули.

— Я не знала Джерона. Не заставляй меня пока прощаться с Сейджем.

На это я ничего не мог ответить. Прядь ее волос подхватил ночной ветерок. Я поймал прядь и убрал ей за ухо. Она улыбнулась, достала шпильку и заколола ее, вернув прежний вид своей аккуратной прическе служанки. Я думал о том, смогла бы она увидеть себя чем-то большим, чем просто служанка.

— Наверное, пора возвращаться. — Имоджен расправила плечи. — Даже не представляю, что было бы, если бы Коннер застал нас здесь.

— Мы не делаем ничего плохого, — сказал я. — Я не боюсь его.

— Но я боюсь. Поможешь мне влезть обратно?

Я встал и помог встать ей. Но вместо того чтобы влезть в окно, она обернулась ко мне:

— Тогда, в Фартенвуде, ты сказал, что случилось больше, чем я знаю. Что ты имел в виду?

Я сжал губы, потом сказал:

— Я имел в виду большую разницу между тем, чтобы действовать как принц и быть принцем. Если встретишь меня после коронации, ты заговоришь со мной как с Джероном? Сможешь?

Не ответив, она наклонилась к окну. Перед тем как вернуться в комнату, она помолчала и сказала:

— Завтра ты станешь королем, самым могущественным человеком в стране. Но я останусь Имоджен, девушкой-служанкой. Послезавтра я буду уже не достойной того, чтобы говорить с тобой.

Прежде чем я успел ответить, она исчезла в окне. Когда я тоже вернулся в комнату и плотно закрыл окно, она была уже в постели. Все ясно. Я теперь принц. А она снова стала немой девушкой по имени Имоджен.

47

Утро наступило рано. Я почти не спал, может, не спал вовсе. Мысли проносились в моей голове одна за другой, быстрее, чем я успевал их обдумать. За четыре года я свыкся с тем, что останусь Сейджем до конца жизни. Забыть об этом и позволить себе снова быть Джероном оказалось сложнее, чем мне представлялось в мечтах.

Я уже не спал, когда Коннер попытался разбудить меня пинком, так что его нога лишь немного задела мои руки. Затем он разбудил Имоджен и велел ей спуститься вниз и заказать завтрак. Для нас должны были накрыть в комнате, а потом она могла отнести что-нибудь мальчикам в карете. Он ничего не сказал о том, когда она могла поесть сама.

— Мы останемся в комнате, пока не придет время ехать в замок, — сказал Коннер. — У меня всего несколько часов, чтобы подготовить тебя к представлению.

— Я готов, — проворчал я.

Коннер ухмыльнулся.

— Я ожидал от тебя сегодня больше смирения. Наше главное преимущество заключается в том, чтобы разработать план действий. И не говори мне, что знаешь его.

Я не знал.

— Ну так расскажите мне.

— Сначала оденься и приведи комнату в порядок, иначе горничные будут интересоваться, что тут происходило ночью. У меня есть несколько поручений для Мотта на утро, о которых мне надо с ним поговорить.

Когда я оделся, убрал свисающую с потолка простыню и одеяло с пола, Коннер вернулся. Имоджен шла перед ним. Она несла поднос, который поставила на стол в нашей комнате. Я подумал о том, заговорила ли она, чтобы заказать нам завтрак, а если нет, то как она могла это сделать.

— Может, это и хорошо, что ты взял ее с собой, — сказал Коннер. — Удобно путешествовать со слугой.

— Я думал, для этого вы взяли с собой Мотта, — заметил я.

— Он больше, чем просто слуга. Ты, конечно, уже это заметил.

Имоджен поспешила уйти как можно скорее, и Коннер протянул мне тарелку с горячими кексами, яйцами и толстыми ломтиками ветчины.

— Обильный завтрак, — сказал я нетерпеливо.

— Это ничто в сравнении с тем, что тебя ждет, — ответил Коннер. — Когда ты станешь принцем, будешь приказывать слугам, чего тебе хочется, и они тебе все принесут. Даже покормят, если захочешь.

— Не захочу. Уже нет смысла соблазнять меня этой ролью, Коннер. Вы получили меня. Теперь расскажите мне о том, что будет сегодня при дворе.

— Все двенадцать королевских регентов соберутся сегодня в пять часов в тронном зале. Там также будет ближайший советник короля, лорд Кервин. Ты не обязан знать их всех по именам. Джерон, скорее всего, не знал, и никто не будет ждать этого от тебя.

Я не знал их по именам. Но некоторых должен был узнать. Кервин лучше всех знал меня. Во времена моего детства он был приближен к нашей семье. Но узнает ли он меня после всех этих лет? Я сомневался. Многое изменилось за четыре года.

Коннер продолжал:

— Прежде всего на собрании будет официально объявлено о смерти короля, королевы и наследного принца Дариуса.

Я вздрогнул. Коннер этого не заметил. Он и раньше не замечал.

— Объявление — простая формальность. Большинство регентов знали об этом с самого начала. До других давно дошли слухи, и они допускают вероятность этого. Далее последует доклад трех регентов, которые ездили в Авению на поиски новых сведений о принце Джероне. Они объявят собранию, что он мертв.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— Потому что он мертв! — оборвал Коннер. — Кто, по-твоему, нанял пиратов много лет назад?

От этой новости у меня перехватило дыхание. Это перечеркивало те остатки признательности, которые я мог сохранить по отношению к нему. Я не набросился на него только потому, что все еще хотел, чтобы вечером он отвез меня в замок.

— Для чего? — Мой голос прозвучал хрипло. Я не позволил себе сказать ничего, кроме этого.

— Я надеялся, что получится развязать войну с Авенией. Экберт был пассивен и ничего не предпринимал год за годом, пока Авения все глубже проникала в картийские земли. Но если бы авенийские пираты убили его сына, он начал бы действовать. К несчастью, несмотря на уверения пиратов, что все, кто был на корабле, пошли ко дну, тело Джерона так и не было найдено. Экберт сумел успокоить недовольных, сказав, что не начнет войну, пока не найдет тела Джерона. Как бы то ни было, Авения отступила благодаря смерти Джерона, так что мой план сработал даже лучше, чем я рассчитывал. Границы наши стали безопасными, и войны не потребовалось.

Коннер сделал паузу, будто ждал моей реакции. Чего он хотел? Поздравлений? Казалось, он почувствовал, что мне не по себе, и добавил:

— Я знаю, что ты сохранишь этот секрет, потому что ты не можешь раскрыть его, не подвергнув сомнению свою подлинность.

— Это так, — пробормотал я. — Я не могу подвергать ее сомнению.

Пока.

Коннер потер руки, будто дело было решено.

— Итак, продолжим. После того как трое регентов доложат, что Джерон мертв, лорд Кервин как первый обер-камергер встанет и объявит, что должен быть избран новый король. Однако перед тем как он встанет, я выйду вперед и объявлю, что регенты ошиблись насчет смерти Джерона. В этот момент я и представлю тебя. Будут, несомненно, некоторые волнения. Кервин представит тебя. Тебе будет задано несколько вопросов — это будет строгий экзамен. Он займет некоторое время, и независимо от того, что они скажут, ты должен отвечать спокойно и уверенно. И не должен сделать ни единой ошибки. Ты сможешь?

— Смогу.

Это Коннеру понравилось.

— Хорошо. Мы сегодня поработаем над твоими ответами, чтобы убедиться, что ты знаешь как отвечать, и, конечно, я помогу, если у тебя возникнут сложности.

Я отодвинул тарелку, так как есть больше не мог. Коннер снова придвинул ее ко мне.

— Тебе сегодня потребуются силы.

Я оттолкнул стул и встал.

— Вы сказали, что у вас есть доказательства, которые я смогу им предъявить. Что это?

— Позднее, — сказал Коннер. — Ты не получишь их до тех пор, пока я не буду уверен, что тебя сегодня объявят принцем. У тебя всего несколько часов, чтобы узнать все что необходимо. Если твой завтрак окончен, ты готов начать?

Я закрыл глаза и попытался успокоить дыхание. Сердце мое быстро билось в предвкушении того, что случится вечером. Не важно, что говорил Коннер и чему пытался научить меня. Я не был и никогда не мог быть к этому готов. Но он не это хотел от меня услышать. Поэтому я посмотрел на него и сказал:

— Хорошо. Начнем.

48

Коннер натаскивал меня четыре часа без перерыва. На стук в дверь он отвечал лишь: «Идите прочь!» — и отметал мои просьбы прерваться, чтобы выйти ненадолго освежиться. Почти все, что он мне рассказывал, было мне безразлично, но мне приходилось запоминать все слово в слово, чтобы повторять за ним.

Наконец когда дело близилось к вечеру, Коннер объявил, что я готов предстать перед собранием. Он назвал себя превосходным учителем, так как смог заставить меня выучить многое за столь короткое время. Он и не догадывался, как много его ученик знал на самом деле. И все же было несколько вещей, которых я не знал. Вещей, которых я не понимал, когда был ребенком. Коннер ознакомил меня с мельчайшими подробностями из детства Джерона, и я спросил его, откуда он все это знает.

— Я читал дневники королевы, — сказал он. — Она часто писала о Джероне.

— Правда?

Невозможно было изобразить, будто меня не волнует, что обо мне на самом деле думала моя мать, я загорелся любопытством. Я знал, что она любила меня, все матери любят своих детей. Но она была солидарна с отцом, когда они отослали меня прочь, и я так и не смог с этим смириться.

— Говорят, Джерон был трудным ребенком, — добавил я. — Простила ли она его за это?

Коннер улыбнулся.

— Интересный выбор слов, Сейдж, ты считаешь, что что-то, связанное с Джероном, нуждалось в ее прощении. Она считала, что он был таким же, какой была она сама. Да, трудным, но за это она любила его еще больше.

Надо было поскорее уйти от этого разговора. Этот вопрос был слишком личным, мне тяжело было об этом думать.

Коннер также снабдил меня убедительной историей о том, как я спасся от пиратов. Согласно его версии, я увидел приближающийся корабль и бежал на спасательной шлюпке. Затем прятался в приютах в Авении и прибыл ко двору только после того, как до меня дошли слухи о смерти Экберта и Эрин.

Я убедил его немного изменить историю.

— Я скажу, что прятался в приюте миссис Табелди. И если объявится кто-нибудь, кто меня знает, признаю, что это действительно был я, но скрывал свое подлинное имя.

Коннер просиял.

— Вот почему ты сможешь их сегодня убедить! У тебя превосходный дар думать быстрее, чем необходимо.

Так что когда Коннер объявил, что я наконец готов, я не ожидал того, что случилось следом. Он позвал Мотта в комнату, тот нес в одной руке веревку, в другой — кусок ткани. Мотт был бледен и вошел в комнату, не глядя на меня.

— Ты болен? — спросил его Коннер.

— Нет, сэр. Я просто… Мы не можем этого сделать. — Он взглянул на Коннера влажными глазами, и тут я понял. Мотт покачал головой. — Если бы вы знали… этот мальчик…

— Сделай это, — сказал я, повернувшись к Мотту. Мне пришлось собрать все силы, чтобы сказать это, зная, что должно случиться. — Ты жалкий пес Коннера, не так ли?

Коннер без предупреждения схватил меня за шею и держал, пока Мотт связывал мне руки. Я заметил, что он нарочно слабо связал мне запястья, но это не имело значения. Несмотря на то что внутри я уже перестроился, я позволил Коннеру сделать то, что он намеревался. Затем Коннер отпустил меня, а Мотт завязал мне рот тряпкой. Он все еще старался не смотреть на меня, на лицо его легли глубокие морщины. То, что должно было случиться, вызывало у него не больше энтузиазма, чем у меня.

— Мотт, помни, никаких следов, — сказал Коннер.

Мотт положил руку мне на плечо и впервые заглянул мне в глаза. Он слегка стиснул мне плечо, будто извиняясь, и ударил меня кулаком в живот.

Я пошатнулся и упал на пол. Стало трудно дышать, особенно с кляпом во рту, и я едва успел опомниться, как Мотт ударил снова. Он расстегнул верхние пуговицы моей рубашки, зашел сзади и схватил меня за локти, потянул мои связанные руки назад. Я взвыл от боли в плечах и спине, но двигаться уже не мог.

Коннер достал нож и подошел ко мне вплотную. Он ткнул острие ножа мне в грудь и, держа его так, произнес:

— Я знаю, что Тобиас пытался убить тебя. Но он не мог этого сделать, потому что он слаб. Лидер должен быть сильным, Сейдж. Ты веришь в это?

Я не двигался. Сосредоточиться я мог лишь на острие ножа, вонзавшемся мне в грудь.

— Конечно веришь. Ты убил человека Вельдерграта, когда он попытался напасть на Имоджен. Ты можешь быть сильным, и мне это нравится. Но ты должен знать, когда быть сильным, а когда уступать. Очень скоро ты станешь повелителем Картии. Прежде чем это случится, я собираюсь четко прояснить, какие отношения впредь будут связывать нас с тобой.

— Никаких следов, мастер Коннер, — сказал Мотт.

Коннер взглянул на Мотта с раздражением. Но все же ослабил давление ножа и продолжил:

— Ты будешь королем и будешь принимать все решения, какие принимает король. Тем не менее время от времени я буду приходить к тебе с предложениями. Ты примешь их без вопросов и колебаний. Если нет, я объявлю тебя изменником, и можешь поверить, я сделаю это без вреда для себя. Если ты не подчинишься, не выполнишь моей команды, тебя будут прилюдно пытать и повесят на городской площади как предателя. Принцесса Амаринда, если она к тому времени станет твоей женой, будет выслана из Картии и навеки опозорена, а если у тебя будут дети, они умрут от голода и стыда. Ты веришь, что я это сделаю?

Я все еще не шевелился. Лицо Коннера исказилось от гнева. Он отступил на шаг и свободной рукой тоже ударил меня в живот. Мотт все еще держал меня сзади, так что мне ничего не оставалось, как согнуться и застонать от невыносимой боли. Коннер ударил меня еще дважды, в грудь и плечо. Потом велел Мотту отпустить меня, и я рухнул как подкошенный. Коннер опустился на колени рядом со мной и прошипел мне на ухо:

— Ты лишь то, что я из тебя сделал. Я исполнил свои угрозы другим королевским особам. Попробуй предать меня — ты разделишь их судьбу. Понятно?

Я кивнул и приподнялся.

Он продолжил:

— Первым королевским указом ты сместишь Вельдерграта с поста регента. Скажешь, что подозреваешь Вельдерграта в причастности к убийству своей семьи и не можешь допустить, чтобы он оставался регентом. Вторым указом ты назначишь первым регентом меня. Мне все равно, кем ты заменишь Вельдерграта, но как твой первый регент я предложу несколько кандидатур, если тебе они будут незнакомы. Ты согласен?

Я снова кивнул. Коннер разрезал ножом веревки у меня на запястьях и вынул кляп изо рта. Как только он это сделал, я в него плюнул. Он вытер плевок и больно ударил меня по щеке.

— Будет проще, если ты поймешь, что мое предложение подходит нам обоим, — сказал он. — Ты пришел из самых низов картийской жизни, а я делаю из тебя короля. Перестань бороться со мной, Сейдж, и давай будем друзьями.

Казалось, он был разочарован тем, что я не ответил. Он встал и сказал Мотту:

— Вымой его и одень. Я велю Имоджен принести что-нибудь поесть. Не оставляй его одного до моего возвращения.

Коннер вытер руки, оправил камзол и вышел из комнаты.

49

Как только Коннер ушел, Мотт помог мне встать и добраться до кровати. Я лег на спину и застонал, схватившись за бок.

— Думаю, он сломал мне ребро, — сказал я. — Он бил намного сильнее, чем ты.

— По правде говоря, ваше высочество, я нарочно бил слабее.

Я хотел было рассмеяться, но за последние две недели я узнал, как это может быть больно. И я просто закрыл глаза и лежал так, пока Мотт расстегивал на мне рубашку и осматривал меня в поисках повреждений.

— Почему вы не позволили мне сказать ему правду? — спросил Мотт. — Он все равно скоро ее узнает, и вы могли избавить себя от всей этой боли.

— Он бы никогда не поверил, — ответил я. — Он должен был бы лучше всех знать, кто я, но он видит лишь мальчика из приюта. И всегда будет видеть.

— Возможно, что так, — сказал Мотт. — Кроме крошечного пореза на груди я не вижу никаких повреждений.

— Поверь, они есть. Ты не мог остановить его?

— Только вы могли бы. — Он начал снимать с меня рубашку. Я позволил ему все сделать за меня. — О чем вы думали, когда плюнули в него? Хотели получить еще?

Я ответил лишь «ох!», потому что Мотт слишком надавил мне на левую руку. Он извинился и продолжил более аккуратно.

— Вы самый глупый мальчишка из всех, кого я знаю, — проговорил Мотт. Голос его звучал уже мягче. — Но вы будете хорошо служить Картии.

— Хотел бы я быть готовым к этому, — сказал я. — Чем ближе я к трону, тем яснее вижу те свои недостатки, что заставили родителей отослать меня подальше.

— Судя по тому, что мне говорили, они отсылали эгоистичного, неуправляемого, агрессивного принца. А король, что возвращается на трон, смел, благороден и силен.

— А еще глуп, — добавил я.

Мотт усмехнулся:

— Ну, и это тоже.

Надеть тот наряд, что приготовил для меня Коннер, оказалось непросто. Он был роскошнее костюмов, что мы носили в Фартенвуде, и немедленно напомнил мне ту сторону дворцовой жизни, по которой я ничуть не скучал. Камзол был длинный, черный, с золотой атласной лентой от груди до нижнего края. Под него я надел белую рубашку, у которой оказался слишком узкий воротник, туго сдавивший мне шею. С плеч ниспадал темно-пурпурный плащ, скрепленный золотой цепью, которая оказалась тяжелее, чем я думал.

— Настоящее золото? — спросил я. Мотт кивнул и подал мне пару новых кожаных сапог и нелепую шляпу с длинным белым пером. Я взял сапоги, а от шляпы отказался.