Кровавые вороны Рима Скэрроу Саймон
Катон улыбнулся, а Макрон заговорил уже спокойнее:
– Не лезь на рожон. При малейшем намеке на угрозу немедленно беги к лестнице. А я буду держать наготове своих ребят с копьями, чтобы тебя прикрыли.
– Что ж, хорошо, – согласился Катон после недолгого раздумья. – Только смотри, чтобы их не заметили. Тогда все пропало. Если Каратак заподозрит, что мы хотим заманить его в ловушку, нам отсюда живыми не уйти. Ну ладно, пора.
Катон подал знак трубачу, и фракиец, подняв изогнутый рог, заиграл. Мощный звук буцины прокатился по долине. Вскоре Катон заметил, как силуры оборачиваются и смотрят на крепость. Перебросив ногу через стену, он нащупал ступеньку и стал спускаться. Внизу Катон отступил на шаг и поднял руки к парапету, а Макрон сбросил прикрепленное к древку красное полотнище. Подняв флаг вверх, Катон принялся размахивать им над головой. Его без труда заметят. Красный флаг и военный плащ выделяются ярким пятном на фоне рыжеватой травы и вереска. Он осторожно спустился в ров, пробираясь среди груды тел. Некоторые еще были живы и со стоном протягивали в мольбе руки. Помочь им Катон не мог. Стиснув зубы, он выбрался изо рва и спустился по склону. Под призывные звуки буцины Катон, не переставая, размахивал флагом. Монотонный шум дождя делал день еще мрачнее.
– Ни шага дальше, господин префект! – послышался голос Макрона. – Оставайтесь в пределах досягаемости копья!
Катон остановился, продолжая размахивать промокшим на дожде полотнищем. Впереди виднелись первые ряды силуров, а остальные сливались в серую массу в заполнившем долину тумане. Один из часовых, охраняющих лагерь, побежал к наскоро сооруженной из веток и вереска большой хижине, которая выделялась на фоне толпы, мокнущей под дождем под открытым небом. В следующее мгновение из хижины вышла группа силуров и стала разглядывать одинокую фигуру римского офицера в четверти мили от лагеря. Некоторое время они оживленно переговаривались между собой, но вот один отделился и направился к лошадям. Отвязав белого жеребца, он вскочил в седло и медленным кентером направил коня к Катону. Вслед всаднику неслись ободряющие возгласы. Проехав мимо часовых, он двинулся в сторону крепости. Когда между ним и Катоном оставалось шагов десять, всадник замедлил ход и придержал коня, окидывая зорким взглядом окрестности и выстроившихся на крепостной стене воинов.
Катон положил флаг на землю.
– Ты хочешь говорить, римлянин? – спросил Каратак с акцентом по латыни.
– Хочу. – Катон указал на разбросанные по склону трупы. – Штурм прошлой ночью дорого вам обошелся. Не лучше ли одуматься и не губить понапрасну жизни своих воинов в бесполезных попытках взять крепость?
– Благодарю за заботу, – равнодушно откликнулся Каратак. – Но я исполнен решимости взять крепость и сжечь дотла. – Каратак с улыбкой показал на небо. – Если погода позволит.
– Крепость вам штурмом не взять. Она отлично укреплена, а у вас нет ни осадных орудий, ни опыта, чтобы изготовить необходимые приспособления и пробить нашу оборону.
– Мы обойдемся хорошим тараном. Даже у дикаря хватит ума его соорудить, в чем вы сами недавно убедились.
– Действительно, захваченный нами таран вызвал всеобщее восхищение. Более примитивную конструкцию и представить трудно. Мы заблокировали переход между воротами, так что никакие тараны не помогут. Остается только лобовая атака, а мы все видели, чем она закончилась.
– Верно, мы понесли тяжелые потери, – признал Каратак. – Но у вас положение не лучше. Кроме того, у меня людей гораздо больше, и я могу позволить себе любые потери. К тому же у многих моих сторонников в долине есть родственники, и они сгорают от желания отомстить за их зверское убийство. И я намерен штурмовать Брукциум, пока не сровняю его с землей и не перебью всех римлян, что прячутся за его стенами.
Катон хотел было объяснить силурскому вождю, что опустошительные набеги – дело рук Квертуса, но сразу понял бессмысленность своей затеи. В глазах силуров все римляне являются не знающими пощады угнетателями.
– Я ждал такого ответа и боялся его услышать, – вздохнул Катон и дважды поднял флаг, подавая сигнал, о котором они с Макроном условились раньше. Каратак вздрогнул, с подозрением оглядываясь по сторонам.
– Это еще что за уловки?
– Поверь, никаких уловок нет и в помине. Тебе известно, что у нас в крепости находятся пленники и среди них твой брат Маридий. Взгляни на стену, слева от караульной будки, и через пару минут сам их увидишь.
Вскоре вдоль парапета прошла шеренга пленных мужчин и женщин под охраной Макрона и нескольких легионеров. Среди них выделялась высокая фигура Маридия с гордо вскинутой головой. При виде Каратака он вскрикнул и тут же получил от Макрона увесистую оплеуху.
– Заткни свой поганый рот!
Катон поморщился, сердясь на друга за неуместную жестокость, а Каратак помрачнел лицом. Откашлявшись, префект обратился к силурскому вождю:
– Имей в виду, если снова пойдешь штурмом на крепость, я казню десять пленников на виду у всей твоей армии и насажу их головы на колья на караульной будке, как напоминание о вашей глупости. Если и этот аргумент не подействует, следующей жертвой станет твой брат, только я позабочусь, чтобы его смерть стала долгой и мучительной. Его распнут на стене. Говорят, прибитые к кресту люди умирают в течение трех дней. Маридий, как тебе известно, отменный воин, сильный и выносливый. Так что страдать ему придется долго.
Катон старался придать голосу холодное безразличие и сам испытывал отвращение к тому образу, который создавал, чтобы заставить Каратака изменить решение.
– Вот, значит, какова римская цивилизация, – недобро усмехнулся Каратак. – Ваши методы не лучше жестоких зрелищ, которые, как мне говорили, узаконены в Риме.
– О какой цивилизации может идти речь? Мы на войне, ты грозишься уничтожить меня и моих людей. А мой долг принять все необходимые меры, чтобы этого не допустить. Ты не оставляешь мне выбора.
– Понятно, – хитро прищурился Каратак. – Вижу, римлянин, твои уста говорят одно, а сердце этих слов не принимает. Неужели и правда исполнишь свою угрозу?
– Если снова пойдешь штурмом на крепость, увидишь, что я умею держать слово. Клянусь, прикажу перебить пленников, как только первый из силуров доберется до рва перед крепостью. Собственноручно лишу их жизни.
Катон встретился глазами с Каратаком, и тот выдержал взгляд префекта, а затем снова посмотрел на стену, где стоял его брат и другие пленники.
– Не думаю, что ты на это отважишься.
– И ошибаешься.
– Тогда и я хочу кое-что пообещать, римлянин. – Каратак повысил голос, чтобы его слова услышали стоящие на стене пленники. – Если посмеешь причинить вред хоть одному пленному, клянусь своими богами, я буду беспощаден к тебе и твоим людям. Мы возьмем крепость штурмом, и если вы убьете кого-нибудь из пленников, я захвачу живыми как можно больше римлян. И прикажу каждый день сдирать с одного из вас кожу, чтобы видели остальные. Твоя очередь наступит последней… А теперь хочу повторить прежнее предложение. Передайте пленных живыми и невредимыми, и я гарантирую беспрепятственный выход из долины. Я человек разумный и даю день на размышление. В случае отказа мы снова пойдем на штурм. И если к этому часу пострадает мой брат или другой пленник, я предупредил, какая судьба вас ждет. Больше нам говорить не о чем.
Развернув коня, Каратак направился в обратный путь к своей армии. Катон смотрел ему вслед, борясь с желанием крикнуть Макрону, чтобы тот приказал легионерам метнуть во вражеского вождя копья. Со смертью Каратака союз племен, оказывающих сопротивление Риму, развалится. Но момент был упущен. Каратак пришпорил коня, и скоро оказался вне досягаемости римских копейщиков.
Катон вздохнул, досадуя на себя за нерешительность, хотя и знал, что не в его характере проявлять жестокость и нарушать правила переговоров. Каратак тоже это почувствовал, и неудача легла на сердце префекта тяжким грузом. Он не сумел скрыть от врага свою истинную сущность. Закинув на плечо флаг, он направился в крепость.
Глава 29
Остаток дня прошел в приготовлениях к следующему штурму. Из кузницы доносился звон молотков. Там Макрон следил за изготовлением кальтропов, небольших железных шипов, которые часто втыкались в землю перед боевым порядком римлян, чтобы расстроить атаку противника. Стоило человеку или лошади наступить на кальтроп, и они, жестоко покалеченные, немедленно выбывали из строя. На складах в крепости такие заграждения отсутствовали, и Макрон приказал расплавить наконечники запасных копий, уздечки и железные бруски, предназначенные для торговли с местным населением. Однако зверские набеги Кровавых Воронов под предводительством Квертуса помешали коммерческим сделкам. Из кузницы валил дым, но его быстро разгонял ветер, не давая раствориться в нависших над землей облаках.
– Беда в том, что мы не сможем сделать достаточное количество кальтропов, – сетовал Макрон, когда префект наведался в кузницу, чтобы посмотреть, как продвигается дело.
В кузнице стояла жара, и кузнец с подмастерьями разделись до набедренных повязок. Обливаясь потом у печи, они по очереди раздували мехи, чтобы поддерживать огонь. Расплавленное железо выливалось в наспех сооруженную форму в виде буквы «V». Еще не успев остыть, изделия скреплялись по два. Нахмурившись, центурион указал на деревянную бадью, на четверть заполненную черными шипами.
– Этого едва хватит на десятую часть территории перед рвом.
– У нас достаточно материала, чтобы изготовить шипы для одного рва, но на остальные не хватит. Кроме того, работа займет дня четыре или даже пять.
– Что ж, и столько неплохо, – успокоил Катон. – Установим шипы пореже и будем надеяться, что они причинят достаточно увечий, чтобы сдержать атаку.
– Значит, ты считаешь, Каратак, несмотря на угрозу расправиться с братом, пойдет на штурм?
– Не сомневаюсь. На его месте я поступил бы так же.
– И ты выполнишь обещание? Расправишься с пленниками, как пригрозил?
Катон, помявшись, кивнул.
– Придется. По крайней мере, с одним для начала. Возможно, это заставит Каратака одуматься и не рисковать жизнью брата. Мерзкое дело, Макрон. Самому противно. Однако придется довести его до конца.
– Тебе незачем самому убивать пленных, – утешил Макрон. – Отдай приказ, и, если хочешь, это сделаю я. Или попроси Квертуса. То-то он обрадуется. Фракиец с самого начала не хотел оставлять их в живых.
– Нет, я должен сам, – с обреченным видом настаивал Катон. – Пусть Каратак видит, что мои слова не расходятся с делом. И воинам будет полезно убедиться, что я не уступаю жестокостью фракийцу. И если говорю, что убью, значит, так и будет. Лучшее средство наладить дисциплину.
– Ну, если ты правда так считаешь… – удивленно поднял брови Макрон.
– Остается только порадоваться, что Юлия не видит меня таким, – вымученно улыбнулся Катон.
– На этот счет не беспокойся. Она знает, что такое солдатская жизнь, и сама повидала немало смертей. Так что Юлия поняла бы твой поступок и не осудила.
– Убить врага в пылу боя одно, а здесь – совсем иное.
– В конечном итоге никакой разницы, – пожал плечами Макрон. – Смерть есть смерть, как ни старайся ее приукрасить.
– Ты действительно так думаешь? – Катон устремил на друга испытующий взгляд.
– Я это точно знаю. – Взяв кусок ткани, Макрон вытер лицо. – Убийство есть убийство, назови его душегубством или войной, все равно. Просто если нашей смертью распоряжается какой-нибудь высокопоставленный ублюдок, ее легче принять. Но попробуй объяснить это жертвам! – горько усмехнулся Макрон, но тут же нахмурился, увидев, как один из помощников кузнеца уселся на табурет и протянул руку за флягой.
– А ну вставай! Нечего отлынивать от работы! Будете отдыхать, когда я разрешу!
Легионер послушно поднялся с табурета и, взяв молоток и щипцы, потянулся за двумя раскаленными заготовками, чтобы изготовить очередной кальтроп.
– Пожалуй, мне пора заняться делом, господин префект.
– Ладно. Но ночью обязательно отдохни. Если Каратак предпримет попытку штурма до рассвета, хочу видеть тебя полным сил и готовым к битве.
– А вы сами хоть немного поспите?
– Попытаюсь.
Макрон вернулся к прежнему занятию, наблюдая за изготовлением малого по размеру, но очень эффективного оружия.
Катон с радостью покинул горячую кузницу и с наслаждением подставил лицо под холодный порывистый ветер. Облака спустились еще ниже, и хотя сумерки должны наступить не ранее чем через час, дневной свет уже начал блекнуть. Префект свернул к конюшням, где держали пленников, готовя себя к тяжкой обязанности, которую предстояло исполнить.
Не пройдя и десятка шагов, он встретил Квертуса. Центурион вынырнул из прохода между офицерской столовой и казармами, где разместились фракийцы. Заметив префекта, направился в его сторону.
– Можно вас на пару слов, господин префект?
– В чем дело?
– Позвольте отвести лошадей на водопой, господин префект. Как я уже говорил, эскадроны по очереди спустятся к реке. Я расставлю пикеты вверх и вниз по течению, на случай, если силуры попытаются напасть.
План казался разумным, и Катон не возражал.
– Хорошо, действуйте, только не рискуйте без нужды. При малейшем намеке на опасность немедленно возвращайтесь в форт. Если Каратак отрежет нас от реки и не станет хватать воды, придется избавиться от лошадей раньше, чем первоначально предполагалось.
– Как прикажете, – после недолгой заминки откликнулся Квертус.
Фракиец прошел к офицерской столовой, а Катон некоторое время смотрел ему вслед, бормоча про себя:
– Надо же, какие перемены в поведении… Может, он начинает понимать, что дерзить вышестоящему начальству больше нельзя. Жаль, что Квертус осознал это, только впутав весь гарнизон в страшную беду.
По крайней мере, одной проблемой меньше, и можно выбросить ее из перегруженной невеселыми мыслями головы. Или одним поводом для подозрений больше, шепнул внутренний голос. Будь проклят этот фракиец!
– Поднимай своих людей! – приказал Катон Маридию.
Условия, в которых содержались пленные, были вполне сносные для находящейся в осаде крепости. Каждый воин был на счету, и пленников охраняли четыре легионера. Руки силуров были заломлены назад и закованы в кандалы. Продетая в железную петлю цепь намертво прикрепляла каждого пленника к толстым бревнам, поддерживающим балки конюшни. Шанса освободиться и напасть на защитников крепости у силуров не было. Пользоваться отхожим местом они тоже не могли, и в конюшне стояло зловоние от человеческих испражнений и пота.
Принц из племени катувеллаунов сидел, гордо выпрямив спину, и с вызовом смотрел на префекта. Он будто не слышал приказа.
– Подними пленных! – приказал Катон легионерам, которые зашли вместе с ним в конюшню.
Легионеры начали подгонять пленников сапогами и древками копий. Послышались крики возмущения и боли, но силуры стали торопливо подниматься и вскоре столпились посреди конюшни. Под суровым взглядом Катона крики умолкли, и слышались лишь звон цепей и шарканье ног по соломе. Катон с отвращением смотрел на прилипшие к одежде, коже и волосам экскременты. Среди пленных были старики, женщины и стайка перепуганных детей, которые прижимались к родителям. Их прискорбный вид вызвал в сердце Катона жалость, но он немедленно подавил это чувство.
Нужно выбрать десять человек, которых казнят завтра, если Каратак попытается пойти на штурм крепости. Кого же выбрать? К горлу подкатила тошнота. Власть над чужой жизнью и смертью ужасала. Но он сам пообещал вражескому вождю, и теперь надо держать ответ за свои слова. Так кого же выбрать? Может, стариков? Позади долгая жизнь, и уже нечего терять. Или молодых? Их смерть произведет гораздо большее впечатление на врага. Чья жизнь более ценна: умудренная опытом или на ее заре? И где здесь логика? А как быть с людьми, способными нести воинскую службу? Во время войны именно их смерть принесет больше пользы, так как они укрепляют силу и мощь своего народа, позволяя продолжать войну. Однако их смерть не произведет такого впечатления на сердца и умы соплеменников.
Один из легионеров осторожно кашлянул, и Катон понял, что раздумывает слишком долго. Он сердился на себя за переживания о судьбах этих людей, а правда заключалась в том, что ответа на вопрос, кого обречь на смерть, попросту не существовало. Он – солдат и должен исполнить свой долг, и нечего разводить философию там, где ей не место. Выступив на шаг вперед, он указал на первого попавшего под руку силура.
– Берите этого и еще девять. И выводите из конюшни. Прикуйте их цепью к караульной будке.
– Слушаюсь, господин префект, – отдал честь опцион, командующий охранниками.
– Маридия заприте в кладовой под штабом, снаружи поставьте часового. Глаз с него не спускать. Он для нас слишком важный пленник, нельзя, чтобы с ним что-то случилось. Если он попытается лишить себя жизни, часовой будет держать ответ за последствия. Понятно, опцион?
– Да, господин префект.
Катон в последний раз окинул взглядом пленных.
– Выполняйте приказ.
Как, оказывается, легко определить судьбу десяти людей. Выбрал наобум, отдал приказ и дело с концом. Казалось, бремя ответственности должно свалиться с плеч, но почему-то этого не произошло. Принятое решение могильным камнем давило на сердце, истирая в пыль душу.
Уже начали спускаться сумерки. Катон в последний раз обошел крепость, желая убедиться в готовности защитников достойно встретить любые происки врага наступающей ночью. Направляясь вдоль стены, выходящей на реку, он увидел внизу фракийцев, ведущих лошадей на водопой. Их товарищи стояли в дозоре на склонах, готовые в любую минуту подать сигнал тревоги. На фоне остальных выделялась мощная фигура Квертуса, который уже успел спуститься к реке и поил коня. Глянув на противоположный берег, Катон убедился, что силуры при всем желании не могут помешать фракийцам. Впрочем, очень скоро ситуация изменится, и Каратак поставит вдоль берега пращников, чтобы пресечь любую попытку осажденных напоить лошадей.
После обхода стены Катон снова поднялся в башню караульной будки, чтобы понаблюдать за действиями противника, а затем отправился перекусить в свое скромное жилище. Надо определить ночной пароль, а потом можно вздремнуть часок-другой. Командиром второй смены часовых Катон решил назначить Макрона, единственного человека в крепости, на которого можно положиться. Уж он-то вовремя подаст сигнал тревоги, если Каратак все же решится на очередной штурм ночью. Катон с трудом поднялся по крутой лестнице и только сейчас вспомнил, что почти двое суток не спал. Самым горячим желанием было поскорее добраться до походной койки в скромной комнате, которую занимал командующий гарнизоном.
Дождь прекратился, и вечерние сумерки озарял свет лагерных костров в долине. Катон заметил группу силуров, которые усиленно трудились, обтесывая стволы деревьев у края строевого плаца. Это зрелище не слишком обеспокоило префекта, но вдруг его взгляд задержался на второй группе воинов, связывающих ветки в большие пучки. Для вязанок хвороста, они слишком велики, а значит, Каратак отдал приказ заготавливать фашины, чтобы перейти по ним через ров. С наступлением ночи силуры заполнят ими ров, что позволит притащить тараны к нескольким участкам стены. Не оставалось сомнений, что крепости предстоит пережить еще один ночной штурм. Ничто не заставит силуров отказаться от намерения захватить Брукциум. Грустные мысли не давали Катону покоя. Вот так и закончится его командование фортом. В должности префекта он пробыл меньше месяца.
Что за ерунда лезет в голову! – в ярости одернул себя Катон, понимая, что не имеет права на пораженческие настроения. Ведь от его решений зависят жизни сотен людей. Стыдно поддаваться минутной слабости и впадать в панику. Самому делается противно от позорных мыслей! Уже не в первый раз у Катона возникло чувство, что он только играет роль префекта и до смерти боится разоблачения. Бывалых воинов не проведешь, они рано или поздно поймут его настоящую сущность.
Хуже всего, если истинное лицо Катона разглядит Макрон. Потеря уважения друга разобьет сердце. С самых первых дней их дружба казалась странной. Поначалу Макрон отчаялся обучить Катона солдатскому ремеслу, но со временем подопечный продемонстрировал достаточно мужества и изобретательности, завоевав симпатию ветерана. Именно поддержка и похвалы Макрона придавали сил в продвижении по служебной лестнице, и, в конце концов, ученик превзошел наставника. Макрон стал для Катона чем-то бльшим, нежели отец или старший брат: их объединяло особое солдатское братство. Связь, которая гораздо прочнее семейных уз. Может, она уступает по силе такому чувству, как любовь, но залегает куда глубже и требует большей отдачи.
«Ну вот, опять взялся за старое! Снова бессмысленное копание в своих переживаниях, – рассердился Катон. – Дурные мысли лезут в голову от усталости, и самое главное сейчас – хоть немного отдохнуть. Поспать пару часов. И хватит разглядывать вражеский лагерь».
Выйдя из караульной будки, Катон направился к себе, где уже поджидал Децимус. Слуга принес остатки черствого хлеба и кусок местного козьего сыра. Скудная трапеза не вызывала особого аппетита, но Катон заставил себя поесть, понимая, что должен набраться сил, чтобы выдержать тяготы предстоящего штурма. Вечерний инструктаж офицеров стал формальностью, так как все знали свои обязанности, а докладывать пока было нечего. Катон быстро отпустил подчиненных и возвратился в свое жилище. Сняв портупею и кирасу, он решил не разуваться на случай тревоги и без сил опустился на кровать. Затем погасил горевшую тусклым светом масляную лампу и улегся на набитый соломой матрац. В темноте вырисовывались смутные очертания балок и плоская деревянная черепица. В который раз он мысленно представил оборонительные укрепления форта, но вскоре погрузился в глубокий сон без сновидений, впервые в жизни оглашая комнату раскатистым храпом под стать Макрону.
Катона разбудил звук рога, и поначалу он ничего не понял. Охваченный приступом паники, он вскочил на кровати, быстро приходя в себя. Спустив ноги на пол, схватил портупею и направился к двери. В тесном внутреннем дворике Катон увидел выбегающих из помещения писарей. В свете жаровни их лица казались расплывчатыми и бледными. На небе уже забрезжил рассвет, и Катона охватил приступ гнева. Почему Децимус не разбудил его часом раньше, как приказано? Катон огляделся в поисках слуги, чтобы тот принес шлем и доспехи. Но ветеран будто сквозь землю провалился, а времени на его поиски не оставалось. Из казарм уже дружно высыпали на улицу воины, держа в руках снаряжение, и спешили занять отведенные места на стене. За пределами крепости не было слышно воинственных криков, и в самом форте, похоже, никто не сражался. Раздавались лишь топот сапог да команды офицеров обеих когорт.
Катон остановился, не зная, в каком направлении идти. Внутреннее чутье подсказывало, что надо бежать к стене, выходящей на лагерь силуров, но рог трубил у задней стены. Похоже, Каратак наступает с разных сторон. Катон помчался по улице, ведущей к задней караульной будке. Характерной особенностью римских лагерей являлось наличие четырех ворот, независимо от их функциональных возможностей. Брукциум не был исключением, хотя трое его ворот выходили на крутые склоны. Впереди послышались крики, а затем лязг и скрежет оружия.
– К задним воротам! – крикнул Катон. – Скорее к задним воротам!
Приказ префекта подхватили, и вот уже за спиной Катона застучали сапоги. По проходам между казармами люди бежали к задним воротам. В конце улицы возвышалась караульная будка, башня которой освещалась небольшой жаровней. Внизу сновали темные тени, и Катона охватил ужас при мысли, что враги ворвались в крепость. Но как это могло случиться? На часах стояла смена Макрона, и он никогда бы не допустил ничего подобного.
В этот момент, перекрывая шум схватки, раздался голос Макрона:
– Держи ублюдков!
Выхватив меч из ножен, Катон бросился в гущу сражения. Выбежав в проход между последними казармами, он увидел нескольких человек, удерживающих лошадей, и группу фракийцев у внутренних ворот. Фракийцы вели бой с небольшим отрядом, защищавшим проход. К своему изумлению, Катон обнаружил, что воины в отряде прикрывались легионерскими щитами и носили на головах римские шлемы. На одном даже красовался центурионский гребень. Значит, Каратак воспользовался захваченным снаряжением, чтобы обманным путем проникнуть в крепость.
– Не дайте им ускользнуть, ребята! – снова выкрикнул Макрон.
Ускользнуть? От неожиданности Катон остановился. Что же это такое? Что происходит? Вокруг караульной будки собиралось все больше людей. Некоторые несли факелы, зажженные от бивачных костров, горевших всю ночь. В их свете ситуация прояснилась. Отряд фракийцев во главе с Квертусом пытался пробиться мечами сквозь ряды легионеров, охраняющих караульную будку под командой Макрона, который был дежурным офицером. А люди все прибывали и в замешательстве наблюдали за потасовкой, не зная, как поступить и на чью сторону встать в неравном бою. Лицо Квертуса исказила гримаса дикой ненависти.
– Прикончить их! – крикнул он своим сторонникам. – Не теряйте времени, или мы все погибнем!
Катон с мечом наголо двинулся на фракийца.
– Квертус, бросай оружие! И прикажи своим людям сделать то же самое!
Находившиеся у ворот фракийцы неуверенно попятились, отступая от легионеров, и развернулись в сторону идущего навстречу префекта. Вокруг них столпились легионеры и наемники, поднятые с постелей по сигналу тревоги. Только сейчас Катон понял, что произошло, и отошел от Квертуса на безопасное расстояние.
– Да вы дезертировать вздумали? Центурион Петиллий!
– Я здесь, – откликнулся из толпы офицер.
– Немедленно ведите людей к воротам!
– Слушаюсь, господин префект. Легионеры, ко мне!
Легионеры бросились вперед и стали между фракийцами и воротами. Стало уже достаточно светло, и Катон разглядел людей, которые держали наготове лошадей. Изумлению префекта не было предела.
– Децимус? Во имя всех богов, что ты здесь делаешь?
Под взглядом Катона ветеран сник, отпустив поводья, двинулся вперед, поочередно стреляя глазами то в Катона, то в Кертуса. А затем торопливо занял место в рядах фракийцев, выстроившихся по обе стороны от командира. Остальные конюхи последовали его примеру и присоединились к фракийцам. Среди них префект заметил Маридия со связанными руками. И все-таки Катон не хотел верить свершающемуся у него на глазах предательству. Повернувшись к воротам, он крикнул:
– Макрон!
Ответа не последовало. Не теряя времени, он поспешил к Петиллию и его воинам.
– Макрон, отзовись, друг!
– Он здесь, господин префект, – откликнулся один из легионеров, и Катон бросился стрелой к подножию караульной будки. В полумраке он рассмотрел неподвижное тело распростертого на земле легионера. Второй легионер сидел, прислонившись к воротам, и зажимал левой рукой раненую правую руку, пытаясь остановить кровотечение. Еще один римлянин стоял на коленях возле лежащего на боку Макрона. При виде друга у Катона екнуло сердце. Присев на корточки, он стал всматриваться в знакомые черты. Веки центуриона слегка вздрагивали, из груди вырывались слабые стоны, но крови видно не было.
– Его ударили по голове, – доложил один из часовых. – Я сам видел, как это произошло сразу после вашего прихода.
У Катона гора свалилась с плеч, Однако в следующее мгновение его охватил приступ гнева. Обнажив меч, он повернулся к Квертусу.
– Арестовать этого человека! Всех их арестовать!
Центурион Петиллий переминался с ноги на ногу и выглядел растерянным.
– Трусы! – сплюнул Катон. – Трусы и дезертиры! Выполняйте приказ! Арестуйте фракийцев!
Петиллий робко приблизился к центуриону и его воинам.
– Сложите оружие!
– Еще чего! – расхохотался Квертус. – Только попробуйте, и меня поддержат все воины! Верно, ребята? Нам до смерти надоел этот римский щенок! У него нет права вами командовать. Крепость принадлежит мне и фракийцам!
Центурион взметнул в воздух меч, и столпившиеся вокруг воины поддержали его поначалу робкими возгласами, а затем приветственными криками. Катон заметил, что к ним присоединяются некоторые воины, столпившиеся вокруг караульной будки, намереваясь поддержать командира. По спине префекта пробежал озноб. Еще немного, и ситуация окончательно выйдет из-под контроля. Выступив вперед, он обратился к воинам:
– Послушайте, что я скажу!
Дождавшись, когда наступит тишина, Катон указал пальцем на Квертуса.
– Этот человек – трус! Он собирался покинуть крепость и бросить нас на произвол судьбы!
– Ложь! – взревел Квертус. – Я послал своих людей поднять тревогу, потому что этот римлянин отказался дать приказ! Хочет, чтобы мы все здесь погибли! А я бы вас спас!
– А что здесь делает брат Каратака? – Катон указал на Маридия. – Ты хотел использовать его как заложника и прорваться сквозь вражеские заслоны. Разве не так?
– Естественно, – хитро прищурился Квертус. – А иначе у моих людей не было бы шанса выбраться отсюда. Лучше использовать ублюдка для благого дела, чем оставить без толку гнить в цепях.
– А сам ты собирался остаться здесь, верно? – с саркастической усмешкой поинтересовался Катон. – После того как отправил своих людей из крепости?
– Разумеется. Мое место здесь, рядом с товарищами. Я должен вести их в бой.
– Бессовестный лжец и трус! Вон там, у ворот, свидетели твоей измены. Люди, на которых ты напал, чтобы удрать из крепости. Ты перебил бы их всех и сбежал, открыв ворота врагам. Явно рассчитывал, что нас уничтожат, а ты вернешься в Глевум и расскажешь, как пробивался с боем и сохранил для легата ценного пленника. Я тебя раскусил.
– Никого ты не раскусил! – огрызнулся фракиец, протягивая руки к своим сторонникам. – Братья, пришло время восстановить нашу власть в крепости и избавиться от спесивого дурака! Его самого надо арестовать за трусость! Префект, который не в состоянии истребить врага под корень. Он не достоин вашей верности, а меня вы не раз видели в деле. Так пойдемте со мной, братья! А эту собаку закуем в цепи вместе с силурским ублюдком!
Квертус взметнул вверх меч с боевым кличем, который подхватили самые рьяные приспешники. Катон чувствовал, как гулкие удары сердца отдаются в ушах. Власть стремительно ускользала из рук, и надо было немедленно действовать, пока еще остается надежда перетянуть на свою сторону фракийских наемников. На верность легионеров можно положиться, но они в меньшинстве, и если начнется драка, потерпят поражение. Чтобы спасти положение, остается лишь одно: воспользоваться шансом, который, сам того не желая, неосмотрительно предоставил Квертус.
Собравшись с силами, Катон вышел на открытую площадку между легионерами и фракийцами, где все могли его видеть. Он поднял вверх руки, и шум постепенно утих.
– Все слышали, что центурион Квертус обвиняет меня в трусости. И я ни от кого не потерплю подобного оскорбления! Вы все – храбрые воины, и только отважный офицер достоин вашей верности. Так посмотрим, кто чего стоит. Кто действительно достоин быть командиром Кровавых Воронов! – Он направил острие меча на Квертуса. – Я вызываю этого человека на поединок за право называться вашим командиром. И если Квертус откажется, значит, он и правда трус! А я утверждаю, что так оно и есть!
Некоторое время стояла гробовая тишина. Слова Катона всех ошеломили. Однако Квертус быстро опомнился и, презрительно усмехаясь, обратился к префекту:
– Хочешь со мной сразиться? – Фракиец понизил голос, чтобы его слова мог слышать только Катон: – Да ты просто убогий дурачок, префект Катон, и сейчас поплатишься за глупость своей никчемной жизнью.
Квертус сбросил с плеч меховой плащ и развязал ремни на нагрудной пластине, которая упала на землю. Фракиец остался в одной тунике, как и Катон. Правда, он был на голову выше и гораздо более мощного телосложения. Положив клинок на плечо, он обратился к префекту:
– Какое оружие выбираешь, спату или гладиус?
Мозг Катона лихорадочно работал. У кавалерийского меча больший радиус действия и он тяжелее, но Катон привык сражаться легионерским оружием, которое служило ему верой и правдой во всех военных кампаниях.
– Прежде чем стать префектом, я был легионером и буду сражаться как легионер.
– Как пожелаете, – по-волчьи оскалился Квертус. – Тогда давай начнем. Освободите место! – Фракийцы отступили назад, освещая факелами площадку для поединка. А на небе уже появилась бледная полоска, и Катон увидел, что облака редеют и между ними появляются светлые пятна. Теперь, когда пути к отступлению не было, его охватило странное спокойствие. Сосредоточив внимание на фракийце, он слегка присел, приготовив меч к бою.
– В Брукциуме может быть только один командующий, – твердо заявил Катон. – Других вариантов нет. А значит, бьемся до смерти одного из нас.
– До смерти, – согласился Квертус.
Сглотнув застрявший в горле комок, Катон набрал в легкие воздуха и крикнул:
– Начинаем!
Глава 30
Катон едва успел договорить, как Квертус, издав воинственный клич, больше похожий на рев дикого зверя, бросился в атаку. По-видимому, фракиец хотел запугать противника, но на сей раз его излюбленная тактика не дала желаемых результатов. Катон и глазом не моргнул в ответ на ужимки центуриона, а его рука уверенно держала меч. Длинный клинок фракийца описал по диагонали дугу, целясь Катону в шею, однако префекту удалось уклониться от удара. Мечи с лязгом ударились друг о друга, с острия клинка Квертуса слетела искра и, упав на землю, погасла. Катон, не теряя времени, нанес удар в грудь по касательной, намереваясь пустить первую кровь, и преуспел. Острие клинка, разорвав складки туники, оцарапало изгиб шеи. Квертус попятился и, подняв меч, приготовился блокировать последующие удары.
Катон понимал, что должен подойти как можно ближе к противнику и использовать в полной мере преимущества короткого меча. Он пошел в наступление, нанося короткие мощные удары. Фракийцу оставалось лишь обороняться под натиском префекта и постепенно отступать к зрителям, обступившим площадку плотным кольцом. Воины поспешно расступались, освобождая место для поединка. Квертус, собрав всю недюжинную силу, отбил в сторону меч префекта, намереваясь нанести удар в голову. Теперь отступать, уворачиваясь от ударов, пришлось уже Катону. Префект привстал на подушечки пальцев, чтобы пружинить ногами, поворачиваясь в нужном направлении. Катон отходил от фракийца все дальше, чтобы выиграть время и обдумать очередной шаг. Оба противника тяжело и часто дышали. Катон чувствовал, как пульсирует в висках кровь, будто после быстрого бега на большое расстояние, и ни на секунду не упускал фракийца из вида. В руках и ногах ощущалась удивительная легкость, словно они жили отдельной жизнью, а сердце переполняло радостное возбуждение.
Квертус скрипел от злобы зубами, однако не мог скрыть изумления. Уголки его рта приподнялись в насмешливой гримасе.
– А ты искусный воин, префект. Кто бы мог подумать? Оказался гораздо крепче, чем я предполагал. Только это тебя не спасет.
Катон, легко прыгнул вперед, делая обманный прием, стремясь проверить реакцию фракийца, а заодно заткнуть ему рот. Квертус ловко ретировался и, вытянув меч, направил острие в лицо Катону, чтобы воспользоваться преимуществом большего размаха и остановить противника.
– Не спеши!
Отойдя на безопасное расстояние, Катон стал оценивать возможности фракийца, отличавшегося быстротой и силой. Сочетание в высшей степени опасное, если бы к ним не прибавлялись самодовольство и неуемная спесь, которые могли сыграть Катону на руку. Разумеется, если удастся дожить до минуты, когда ими можно будет воспользоваться. От внимания Катона не ускользнуло опасное возбуждение на лицах воинов, наблюдающих за поединком. На смену мертвой тишине зазвучали выкрики: «Прикончи римское отродье!» Еще одна группа фракийцев в знак поддержки своего командира угрожающе потрясала кулаками. Малочисленный отряд легионеров как мог старался подбодрить Катона. Вокруг стоял страшный шум и гам. Все это напоминало Катону бои гладиаторов, и он мысленно благодарил судьбу, что ему не довелось пережить позор и страх людей, вынужденных сражаться ради развлечения праздной толпы.
Квертус следил за каждым движением противника, планомерно продвигаясь по кругу до места, где сторонники оказались у центуриона за спиной. А перед Катоном мелькали враждебные лица, искаженные злобой. Вопли фракийцев заглушали легионеров, но вот, перекрывая шум, отчетливо прозвучал голос:
– Давайте же! Прикончите фракийского пса!
– Заткнись, дурак! – раздался за спиной Катона другой голос. – Хочешь, чтобы потом фракийский пес свел с тобой счеты?
Катон горько усмехнулся. Вот как фракиец запугал весь гарнизон. Даже ненавидящие Квертуса легионеры сомневаются в способности своего командира выиграть поединок. Ничего, он еще покажет себя! Докажет, что имеет право командовать гарнизоном не только властью, данной императором, но и силой оружия. Очень скоро все увидят, как ошибались на его счет.
Квертус принял небрежную позу, в знак презрения повернулся к противнику спиной и, подняв руки, поприветствовал своих сторонников. В ответ раздался хор восторженных голосов. Фракиец, сжав кулаки, стал потрясать ими в воздухе.
Катон двинулся на Квертуса, мысленно представляя, как всадит клинок в позвоночник и, повернув под углом, пронзит черное сердце. Наемники закричали, предостерегая командира, а Квертус молниеносно развернулся и, чуть присев, приготовился отразить атаку. Желая порадовать товарищей, он расхохотался Катону в лицо.
– Значит, хотел ударить в спину, так? А еще называл меня трусом!
Фракийцы встретили слова командира возмущенным воем. А Квертус уверенно пошел на противника, размахивая мечом по широкому эллипсу. Катон, ни на секунду не останавливаясь, шел ему навстречу. Вот он мощным ударом отбил в сторону спату и, сделав выпад, попытался ударить фракийца в грудь. Квертус уверенно парировал удар и, продолжая наступать, ударил Катона гардой в грудь. Префекта отбросило назад. Ему удалось ослабить силу удара, но дыхание сбилось, и грудную клетку пронзила острая боль. В тот же момент Катону пришлось поднять меч вверх, чтобы отразить внезапный рубящий удар в голову. Затем фракиец нанес крученый удар, который Катон тоже отбил, однако в следующее мгновение бедро чуть выше колена словно обожгло огнем. К счастью, рана оказалась неглубокой.
Соперники разошлись в разные стороны, и Квертус при виде алой струйки крови на ноге префекта издал торжествующий крик. Фракийцы радостно зашумели, а легионеры молча следили за префектом, не скрывая тревоги. Катон попытался определить, насколько серьезна рана, и быстро глянул вниз. Кровь бежала по голени, стекая дальше по голенищу сапога. Он присел, потом встал, однако боль не усиливалась, а значит, мышцы не повреждены. Тем не менее кровотечение не останавливалось, и если поединок затянется, сил удачно его завершить не останется. Стиснув зубы, Катон снова двинулся вперед, потом сделал вид, что споткнулся, и застонал якобы от боли.
– Ты меня разочаровал, префект Катон, – хохотнул Квертус. – Думал, ты протянешь дольше. Только взгляни на себя! Худосочный слабак! Да к тому же истекаешь кровью, будто заколотая свинья. Я бы мог оставить тебя подыхать от потери крови, но хочется показать, как надо красиво убивать противника. Чтобы весь гарнизон видел: их настоящий командир – я!
Катон склонился над раненой ногой и, тяжело дыша, глянул исподлобья на фракийца.
– Тебе не место в римской армии, – выдохнул он, облизав пересохшие губы. – Не говоря уже о праве командовать гарнизоном крепости.
– Посмотрим, – усмехнулся Квертус, осторожно приближаясь к противнику.
Катон подпустил его ближе и, распрямив спину, поднял меч, готовясь еще раз сразиться за свою жизнь. Фракиец тоже поднял меч и, выставив вперед правую ногу, собирался нанести решающий удар. Но не успел. Катон с яростным хрипом молнией бросился на центуриона. Глаза фракийца расширились от изумления, и он сам не понял, как острие клинка, разорвав ткань, вонзилось ему в левое плечо, проткнуло мышцы и уперлось в кость. От сильного удара Квертус зашатался. А Катон, не теряя времени, налег всем телом на меч и повернул рукоять.
Однако фракиец в очередной раз подтвердил заслуженную репутацию отважного и искусного воина. Быстро придя в себя, он оттолкнул Катона, и меч выскользнул из раны. Префект отлетел на несколько шагов, споткнулся, но удержался на ногах и остановился. Повернувшись к фракийцу лицом, он снова ринулся в бой, и противники обменялись серией ударов. Снова раздались подбадривающие крики, каждому хотелось поддержать своего командира, но теперь наемники уже не могли заглушить голоса легионеров. Вскоре противники разошлись в стороны, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами.
– Ах ты пронырливый ублюдок! – прорычал Квертус. – Хотел схитрить? Погоди, я тебе покажу…
Катон, не отвечая на оскорбления, медленно двинулся по кругу. Рана Квертуса оказалась глубокой, но кровь на черной тунике была почти незаметна, и только ткань местами пропиталась насквозь и слегка поблескивала. Катон воспрянул духом. Рана не смертельная, но потеря крови большая, и кровотечение при малейшем напряжении будет усиливаться.
– Мать вашу! Что здесь происходит? – спросил кто-то заплетающимся языком.
Краешком глаза Катон увидел, как Макрон, пошатываясь и прижимая к голове руку, медленно поднимается с земли. Увидев двух сражающихся офицеров, он быстро оценил ситуацию.
– Выпусти ему кишки, дружище! – собравшись с силами, рявкнул Макрон. – Прикончи гада!
Квертус со злобным рычанием снова пошел в атаку, размахивая налево и направо длинным мечом. Катон, отступая, парировал мощные удары фракийца, от которых начало сводить правую руку. Еще немного, и меч упадет на землю.
И вот то, чего так боялся Катон, случилось.
Кавалерийский меч со всей звериной силой, которую вложил в удар Квертус, обрушился на эфес гладиуса. Пальцы Катона свело судорогой, и меч выскользнул из рук. Квертус, торжествуя, приготовился нанести смертельный удар и добить противника. Катон вовремя отскочил в сторону, и клинок просвистел совсем рядом за спиной и с глухим стуком ударился о землю. Фракиец нанес очередной удар, от которого Катон снова удачно увернулся.
– Что, так и будешь от меня бегать? – ухмыльнулся Квертус. – Стой на месте и прими смерть, как подобает уважающему себя мужчине. Эх ты, трусливый римлянин!
Упершись ногами в землю, Катон расставил руки, чтобы при малейшем движении противника отскочить в сторону и спастись от удара. Он понимал, что движется назад, к караульной будке. А вокруг восторженно ревели фракийцы, требуя крови. Спокойствие, которое Катон ощущал в начале поединка, разлетелось вдребезги. Перед глазами пляшут чужие злобные лица, а над головой очистилась от облаков синяя полоска неба. В сознании одна за другой пролетали картины прошлой жизни. Вот он улыбается Юлии наутро после свадьбы, заливисто хохочет Макрон, радуясь выигрышу в кости… а ноздри щекочет пьянящий аромат в воздухе после летнего дождика… В памяти всплывают драгоценные моменты жизни, и человек отчаянно хватается за них, пытаясь удержать, вкусить напоследок их прелесть, прежде чем уйти в небытие.
Какой-то предмет, сверкнув в воздухе, упал на песок к ногам Катона. Опустив глаза, он увидел кавалерийский меч и, не раздумывая, схватил его. Сразу почувствовалась разница в весе и балансе, по сравнению с коротким гладиусом. Мышцы руки напряглись под тяжестью оружия. Лицо соперника застыло. Такого поворота событий Квертус не ожидал. Триумфальная победа, в которой он был уверен минуту назад, стремительно ускользала из рук.
– Ну, хватит шутить! – рыкнул фракиец, приподнимая меч. – Тебе конец, римская мразь!
Обнажив в оскале стиснутые зубы, он вытянул вперед руку с мечом и бросился прямо на Катона. Острие было нацелено в горло префекту. Катон отступил, ударившись пяткой о бревно в воротах. Лодыжку пронзила острая боль. Путь к отступлению закрыт, отскочить в сторону тоже нельзя. Остается только удерживать занятую позицию. Катон поднял спату, будто хотел парировать направленный на него удар, в который Квертус вложил всю свою мощь. Катон судорожно сглотнул, чувствуя, как от страха сжалось горло, а затем нырнул вниз, прямо под ноги противнику. Клинок пронесся над головой, и страшный удар расколол ворота. Тяжелый сапог ударил Катона в висок, и боль отдалась в шею. Он упал на землю и перекатился набок. Рукоять спаты накренилась, а острие глубоко вонзилось в тело Квертуса. Катон что есть силы вцепился в меч, который рванулся вниз, выворачивая запястье вместе с клинком. Сапоги проволочились по земле, фракиец издал глухой стон, а потом наступила тишина.
В голове у Катона звенело, однако он понял, что крики утихли. Удар в голову оглушил, и Катон не сразу заметил совсем рядом с собой лицо Квертуса. Глаза фракийца были выпучены, нижняя челюсть отвисла, а рот судорожно хватал воздух. Потом на Катона накатил приступ тошноты, голова закружилась, и глаза закрылись сами собой.
– Ему конец, – раздался откуда-то издали голос.
Катон хотел кивком дать знать, что не станет спорить с судьбой. Кто-то подхватил его под руки и поднял с земли. Голова постепенно начала проясняться, тошнота прошла, и он рискнул открыть глаза. И увидел до боли знакомое лицо, на котором застыла тревога.
– Как ты, Катон?
Катон моргнул и, с трудом шевеля языком, достаточно четко произнес:
– Макрон. Ты жив?
– Кто, я? – хохотнул Макрон, постукивая себя по голове. – Еще не изготовили оружие, которое способно пробить этот череп!
– Кто бы сомневался, – пробормотал Катон. – А что Квертус?
– Я же сказал, фракийцу конец. – Макрон показал на землю.
Катон, проследив за его рукой, увидел лежащего на боку Квертуса. Кавалерийский меч почти по рукоять вонзился в пах и, повернувшись под углом, разворотил все внутренние органы. Фракиец перекатывался с бока на бок, а под ним расплывалась огромная лужа крови. Из горла Квертуса вырывались предсмертные хрипы.
Сознание Катона мгновенно прояснилось.
– Отлично.
Он стал всматриваться в лица столпившихся вокруг людей. Некоторые фракийцы выглядели потрясенными, другие не скрывали гнев и помрачнели, когда легионеры стали скандировать имя Катона.
– Надо позаботиться о вашей ноге, господин префект, – забеспокоился Макрон. Сняв с шеи платок, он аккуратно забинтовал рану.