Рок Миловзоров Борис

- Ой, не говори, Жорик, - вздохнул Стилет. - Но кто-то же должен заниматься делами, разве не так?

- Твоя правда, Стилет, твоя правда… Ну так что там за дело-то?

- А дело у меня такое, - Стилет сделал задумчивую паузу, - дело такое… Ты про человечка одного слышал? Знахарем зовется.

- А кто ж про Знахаря не слышал! Слышал я о нем, конечно. Тут про него такое рассказывают, что заслушаешься. Врут, наверное…

- Да нет, Марафет, не врут. Правду говорят.

- И про арабов, и про побег из «Крестов», и про богатство его неслыханное - все правда?

- Точно говорю. Все - правда.

- Все, говоришь, правда… Значит, и то, что ты за ним охотишься, да еще и призы обещаешь - тоже правда?

Стилет помолчал и ответил:

- Правда.

- Ага…

Теперь паузу взял Марафет.

Он выпустил облако сигарного дыма и посмотрел сквозь него на сверкающую поверхность океана.

Стилет…

Марафет прекрасно понимал, что это за человек.

Марафет, в отличие от хитрого и жадного Стилета, был еще и умным. Если бы кто-нибудь потрудился измерить коэффициент интеллектуальности того и другого, то сравнение было бы далеко не в пользу Стилета. Марафет хоть и был таким же хладнокровным гангстером, не останавливающимся ни перед чем в достижении своих целей, как и его «приятель», намного превосходил его и в способности оценивать общую картину ситуации, и в понимании сути вещей. По части последнего Марафету, конечно, было далеко до Конфуция или, например, Платона, но по сравнению с тупым и жадным Стилетом, не видевшим дальше своего сиюминутного интереса, он был великим философом, а также стратегом и тактиком.

Да и вообще - местечковый урка не мог сравниться с человеком, который смог добиться влияния в такой могучей и законопослушной стране, как Америка.

Поэтому Марафет решил сыграть со Стилетом по-другому.

- Значит, Знахаря хочешь получить?

- Да, - быстро ответил Стилет, - за ним должок имеется.

- Должок, говоришь? Это как - он у тебя в долг брал?

- Нет, в долг не брал, но должок имеется.

- А я вот кое-что другое слышал. Например, что он питерской братве пятьдесят миллионов баксов на общее дело отсыпал, а тебя жаба разобрала, и ты хочешь у него все забрать, а его самого грохнуть. Нехорошо получается. Он ведь вроде вор в законе, так?

Стилету не понравилось такое развитие разговора, но он сделал вид, что все в порядке, и, стиснув зубы, ответил:

- Это откуда ты такую поганку услышал? Бабки он в общак, конечно, прислал, но живет не по понятиям. Вот за это и ответить должен. Да и какой он вор в законе? Так - дурилка картонная.

Стилет прикусил язык, поняв, что ляпнул лишнее, но было поздно.

- Понятно. Это значит, если он тебе свою мошну отдаст - тогда все по понятиям будет. А я вот еще слышал, что у тебя с ментами погаными полная любовь и согласие, и еще, что ты себе воинскую часть откупил и устроил там поместье, как у графа Толстого, - это как, по понятиям? А насчет дурилки картонной - так ты ведь вроде сам его и выдвинул, и рекомендовал, и людей убедил, чтобы его короновали, что - не так?

- Слушай, Марафет, - сорвался Стилет, - я что-то не понял твоих базаров. Ты что - под меня роешь?

Марафет засмеялся:

- На хрен ты мне нужен! У меня в Америке все в порядке, и такие троглодиты, как ты, меня не интересуют. Меня интересуют деньги, а не то, как вы там, в совке, друг у друга куски рвете. Так что или говори по делу, или - до свидания.

Это было прямым оскорблением.

Никто из окружающих не смел так разговаривать с вором в законе Стилетом.

Но разница в их положениях была чудовищной, и даже Стилет понимал это.

Рядом с благополучным и богатым Марафетом, которого, кроме всего прочего, защищал американский закон, он был просто грязным убийцей и вором, который делится добычей с такими же грязными и продажными стражниками и покупает грязных и продажных чиновников.

Одним словом, Стилет не мог угрожать Марафету, поэтому он проглотил оскорбление и через силу сказал:

- Ну по делу, так по делу. По моим сведениям, у Знахаря в европейских банках имеется около ста миллионов баксов. Если я его получу - половина твоя.

- Так он и отдаст эти деньги, - недоверчиво сказал Марафет, который отлично знал обо всем, но решил не показывать своей осведомленности.

Он видел перед собой две возможности.

Встав на сторону примитивного и жадного Стилета, он имел шанс получить половину знахаревских денег. Но Марафет был дальновиден и понимал, что сотрудничество с грязным подонком может выйти ему боком. Выбивать деньги из своих - тоже бизнес, но подобные действия ставили его на одну доску с такими уродами, как Стилет. Кроме того, при определенных обстоятельствах за это можно было и ответить.

Но можно было принять сторону Знахаря и, рассказав ему все, захватить и распотрошить Стилета. Это тоже принесло бы некоторую прибыль, а кроме того… кроме того, иметь союзником такого человека, как Знахарь, это весьма перспективно. Но Знахарь мог со временем подвинуть самого Марафета, и тогда… Тогда - беда.

Но существовала еще и третья возможность.

Самому захватить Знахаря, выдавить из него капитал, а Стилета просто замочить, чтобы не мельтешил под ногами. Заказать кого-нибудь в России, находясь в Америке, было гораздо проще, чем наоборот.

Все эти резоны промелькнули в голове Марафета за несколько секунд, и он сказал:

- Ты, Стилет, не обижайся, если что не так. Просто у меня сегодня с утра печень болит, вот я и бросаюсь на всех подряд. А насчет Знахаря - мысль неплохая. Позвони мне дней через пять. Я тут по своим каналам узнаю, что к чему, глядишь, и образуется подходящий вариант. Годится?

- Годится, - облегченно вздохнул Стилет. - Ты это, с печенью-то не шути, а то как же рыбку-то ловить, да без водочки?

- Я стараюсь, - виновато ответил Марафет, - но не всегда получается.

- Ну бывай.

- Бывай.

Марафет положил трубку и улыбнулся. С печенью у него было все в порядке.

Да и с головой тоже.

Стилет, совсем потерявший голову в кровавых криминальных игрищах, знал о Марафете далеко не все. А кроме того, что было скрыто от Стилета, существовали вещи, о которых не знал вообще никто, кроме агента ФБР Смита. Все агенты ФБР, работающие с простыми гражданами, носили простую фамилию Смит. Это вроде как простой русский Кузнецов.

Никто, кроме самого Марафета, агента Смита и его непосредственного начальства, не знал, что русский авторитет Марафет был осведомителем ФБР.

Марафета взяли на крюк, когда его люди прессовали приехавшую из Саратова русскую гимнастку, оказавшуюся агентом того же вездесущего ФБР. При этом марафетовские братки завалили двух ее товарищей, натуральных русских, и перед Марафетом встал выбор - тридцать лет в одиночке или работа на федералов.

Он раздумывал не более трех секунд.

И с того дня, а прошло уже шесть лет, двадцать два мелких русских гангстера закончили свою американскую карьеру за решеткой. Понятное дело, в жертву американским федералам Марафет приносил только тех, кто ему мешал, или тех, кого он приговорил сам. Но каждый раз все было организовано чисто, и Марафет оставался вне подозрений и по-прежнему пользовался на Западном побережье авторитетом и специфическим уважением.

А на тех двух мертвых русских, да и на других, которые время от времени отправлялись вслед за ними, американским спецслужбам было наплевать точно так же, как москвичу наплевать на то, что рыночные хачики убивают друг друга в своих малопонятных разборках.

И теперь перед Марафетом стояла интересная задача. Он любил интересные задачи, особенно если за правильное решение полагался приз.

Сняв трубку, Марафет сказал:

- Володенька, зайди ко мне, разговор есть.

Костя сидел в темной гостиной перед телевизором и, попивая пивко, смотрел, как черные супертяжеловесы увесисто лупят друг друга испачканными кровью белыми перчатками, гениальный Вадик торчал в своей комнате перед компьютером, резвясь в океане информации, а Знахарь с Ритой раскинулись на просторной кровати в спальне и тяжело дышали.

Последнее восхождение на сверкающие вершины блаженства отняло у них все силы, и, ласково проведя рукой по гладкой спине Риты, положившей голову ему на грудь, Знахарь понял, что больше не может сделать ни одного движения.

Далеко за окном расстилалась мерцающая гладь ночного океана, высоко в небе медленно плыла похожая на сырой блин луна, заливавшая спальню призрачным бледным светом, в кустах трещали цикады, в общем - южная ночь и полная благодать. Мечта курортника.

Рита лежала спиной к окну, черты ее лица были почти неразличимы в темноте, и только открытые глаза блестели, отражая освещенную луной комнату.

Она глубоко вздохнула и, уткнувшись носом в шею Знахаря, тихо сказала:

- Костя, расскажи мне о себе.

Это был неожиданный вопрос, и Знахарь задумался. Наверное, думал он слишком долго, потому что Маргарита слегка потрясла его за плечо и спросила:

- Ты там не уснул часом?

- Нет, не уснул, - задумчиво ответил Знахарь, - просто я не знаю, что тебе рассказать. Моя богатая биография…

- К черту твою богатую биографию, - оборвала меня Рита, - просто расскажи о том, какой ты был до того, как началась вся эта чертопляска.

- Какой я был?…

Знахарь закрыл глаза и почувствовал себя летящим сквозь время в обратную сторону. И, что самое интересное, вокруг него становилось все светлее и светлее. Будто он, сидя на уэлссовской машине времени, летел из эпохи мрачной и опасной в радостную и светлую.

Какой он был…

И он вдруг понял, что, захваченный событиями, не оставляющими ни секунды на размышления, он за последние несколько лет, наполненные стрельбой, беготней, риском и смертью, ни разу не остановился, чтобы осмыслить то, что с ним происходит.

- Знаешь, Маргарита, это не так просто.

- Знаю. А ты попробуй, - ответила она и прижалась к Знахарю, уютно потеревшись щекой о его плечо.

- Попробуй… Легко сказать!

Он немного помолчал, не находя, с чего начать, и, наконец, заговорил, сначала неуверенно, часто замолкая и с трудом подбирая слова, а потом все спокойнее и ровнее.

Когда- то давно, несколько жизней назад, он работал реаниматологом в большой больнице. По вечерам ее подъезд ярко освещался и белые микроавтобусы с красными крестами начинали привозить со всего города людей, пострадавших от собственной неосторожности, от рук злодеев или просто от нелепой случайности. Этих несчастных приносили к нему, и он бросался на них, как вампир на жертву.

Умирающие люди, которых он вытаскивал с того света, другие, кого вытащить не удавалось, кровь, грязь, брань и слезы - все это (только нужно понять неожиданное слово правильно) все это было здорово. Конечно, он не радовался страданиям тех, кто попадал к нему, и если бы всего этого не случилось, он был бы только рад.

Но так не бывает, и он жил тем, что боролся с безвременной и неуместной смертью. Эту смерть, младшую сестру большой, настоящей смерти, можно было победить, и он побеждал ее. И каждый раз, одержав пусть временную, но все-таки победу, он, наверное, был счастлив.

Маргарита пошевелилась, крепче прижимаясь к нему, и Знахарь погладил ее по голове.

Реаниматологи пили разведенный спирт из мензурок, расставленных на операционном столе рядом с только что умершим человеком, они закусывали принесенными из дома бутербродами, тыкая пальцами в растерзанную мертвую плоть и споря о характере повреждений, приведших к смерти, они жадно жили на самом краю бытия, азартно борясь за жизни тех, кто выпал за ограждение, но еще не канул в бесконечность…

Это была настоящая жизнь.

В ней не было выдуманных кем-то неестественных правил, никто не пытался возвыситься над другими обманом и силой.

Деньги, которые… Да разве это деньги!

И черт с ними. Правильно сказано - не в деньгах счастье.

Им, тем, кто ежедневно соприкасался с тайной сплетенных в непостижимый узор жизни и смерти, было не до денег. То, что происходило под их руками и на их глазах, было дороже и больше всяких денег.

Протертые штаны - ерунда. Нет денег на такси, и приходится идти домой через весь город - мелочь. Пустой холодильник - наплевать. Когда лежащий перед тобой человек открывает глаза и даже не понимает, откуда он только что вернулся - штаны, такси и холодильник превращаются в ничто, в презренную пыль, перечеркнутые тем, что ты смог сделать.

Ежедневность и обыденность спасения человеческих жизней порой обесценивали значимость происходящего, но только для тебя самого. Для того, чтобы напомнить тебе, что ты делаешь, достаточно было посмотреть в глаза спасенного тобой человека.

Там можно было увидеть все.

Знахарь рассказывал Рите о своей прошлой жизни, все более увлекаясь рассказом и заново переживая те радости и неудачи, которые наполняли его жизнь каких-то пять лет назад. Он размахивал в темноте руками, смеялся, вспоминая забавные моменты, говорил голосами героев своего повествования, а Рита смеялась вместе с ним, и один раз, увлекшись рассказом, даже громко сказала:

- Утопить его, гада, нужно было, а не спасать! Знахарь засмеялся, а потом вдруг умолк.

Рассказ о его прошлой жизни подошел как раз к тому периоду, когда его бывшая, а теперь уже мертвая жена решила сделать из него убийцу, посадить в тюрьму и завладеть квартирой. Говорить об этом не хотелось, но Рита, сжав руку Знахаря, тихо сказала:

- Говори дальше, рассказывай, я хочу знать все. И он начал ровным голосом рассказывать о том, как, ничего не понимая, сидел на скамье подсудимых и слышал слова своей жены, говорившей, что она и не подозревала, с каким чудовищем делила кров и постель, как молча выслушал приговор за убийство, которого не совершал, как отправился в тюрьму, не веря, что все это происходит с ним на самом деле. Он рассказал о том, как в камере старый прожженый зек, потемневший от приговоров и чифира, выслушав его рассказ, скрипуче засмеялся, а потом объяснил глупому и наивному парню, что его просто подставили, и теперь эта провинциальная сука, которую он по недомыслию сделал своей женой, владеет его квартирой, в которой родились и умерли его родители и родители его родителей…

Он рассказал о том, как бежал с зоны, как принес смерть и продажному прокурору, и своей жене, и еще нескольким людям, которые посчитали, что он просто вещь, с которой можно обойтись, как им хочется…

Он рассказал о том, как Наташа, с которой он познакомился вроде бы случайно, сделала его игрушкой в грязных руках генерала ФСБ Губанова, о том, как он по неведению украл из банка воровской общак, тем самым подписав себе смертный приговор, и оказался между трех сил, каждая из которых желала снять с него шкуру и сделать из нее бубен.

Менты, воры и ФСБ охотились за ним азартно и умело.

Но Верховному Игроку, расставлявшему фишки на доске жизни, этого показалось мало, и Он устроил так, что Знахарь, сам того не желая, вызвал на себя арабских наркобаронов, украв у них драгоценности, принадлежавшие аж самой Аль Каиде. В дело до кучи включились еще и международные террористы.

Зоны, побеги, Душанбе, Майорка, Нью-Йорк, Гамбург, Дюссельдорф, какой-то белый пароход с дурацким названием «Нестор Махно», шкатулки с бриллиантами и изумрудами, воровские сходки, московские ювелиры, покушения, поездки к уральским паханам, смертельные интриги, неожиданная любовь, смерть женщины, впервые зажегшей в сердце Знахаря настоящую любовь, дворцы шахов, сокровищницы, тайны трех колец и двух Коранов, богатства, накопленные за триста лет татаро-монгольского ига - все это было густо замешано на стрельбе, крови и трупах.

Знахарь снова увлекся, и Рита, слушавшая его рассказ, затаив дыхание, только еле слышно ахала в особенно напряженных и важных местах.

За окном светлело, и проснувшийся океан начал негромко шуметь, перекатывая волны, гонимые утренним ветерком.

Из комнаты Вадика, находившейся на втором этаже, вдруг послышался шум упавшего на пол стула, и вслед за этим прозвучал победный вопль:

- Есть!

Потом хлопнула дверь и стало слышно, как Вадик бежит вниз по лестнице.

Не успел Знахарь прикрыть себя и Риту одеялом, как дверь распахнулась, в комнате зажегся свет, и Вадик, уже раскрывший рот, чтобы разбудить Знахаря и сообщить ему нечто очень важное, резко остановился, увидев, что его патрон не один в постели.

Смутившись, он встал на пороге и промямлил:

- Извините, Костя, я не знал…

- Чего ты не знал, охламон? - поинтересовался Знахарь, заинтригованный неожиданным визитом юного гения. - Ты не знал, что нужно стучаться?

- Извините…

- Ладно, - смилостивился Знахарь, - ну что ты ворвался, как наскипидаренный? Чувствую, у тебя какие-то новости.

Вадик посмотрел на Риту, потом снова на Знахаря и выпалил:

- Я забрался к Марафету и теперь могу поступить с ним, как Бог с черепахой!

- Ну уж и как Бог! - с сомнением произнес Знахарь, который на самом деле, зная мальчишку, был уверен, что так оно и есть.

- Точно. Я взломал Западную сеть тотализаторов, через нее влез во Всеамериканскую, а потом выделил все черные каналы, по которым делаются неофициальные ставки. Потом я… ну, вам этого не понять… короче, теперь Марафет лежит передо мной, как лягушка на уроке биологии. А кроме всего прочего, я взломал его банковские линии и счета, и теперь его можно просто ограбить и оставить без копейки. Вот так.

Вадик с мальчишеским самодовольством смотрел на Знахаря, и тот, не в силах отказать ему в похвале, спросил:

- Точно?

И когда Вадик уверенно кивнул, сказал:

- Молодец. Награждаю тебя орденом сутулого. Рита захлопала в ладоши, а Знахарь, приняв деловой вид, спросил:

- Ну и когда мы сможем сыграть в футбол короной Марафета, повелителя русской диаспоры на Западном берегу Америки?

- А когда угодно, - радостно ответил Вадик. - Хоть сейчас!

Знахарь посмотрел на часы и сказал:

- Нет, голубчик. В половине пятого утра я предпочитаю спать.

Вадик покосился на Риту и, криво ухмыльнувшись, сказал:

- Ага! Спать, конечно…

Рита, хмыкнув, небрежно откинула одеяло и, встав перед Вадиком руки в боки, угрожающе сказала:

- Цыц, малявка! Убью на месте за непристойные намеки!

Вадик, выпучив глаза и разинув рот, воззрился на стоявшую перед ним обнаженную Риту. Если бы у него по подбородку потекла слюна, это было бы совершенно нормально. Все волосы на гладком и смуглом теле Риты были тщательно уничтожены, а кроме того, она вызывающе выставила вперед красивую загорелую грудь с острыми коричневыми сосками. Знахарь увидел, что бедный мальчик начинает терять рассудок.

- Пожалей юного гения, - сказал он, едва сдерживая смех, - ему еще рано смотреть на такие шокирующие картины.

Вадик закрыл рот и, придя в себя, пренебрежительно бросил:

- Вообще-то ничего, но мои девушки не такие старые, как ты.

Теперь рот открыла Рита.

Помолчав от изумления несколько секунд, она набрала воздуха в легкие и завопила:

- Что-о-о? Я - старая? Ах ты, снеток несчастный, да я тебя!

И она стала озираться в поисках предмета, которым можно было бы уложить Вадика наповал. Он решил не дожидаться, когда она найдет подходящий инструмент, и быстренько шмыгнул в дверь.

Глядя на закрывшуюся перед ее носом дверь, Рита возбужденно дышала и шевелила губами, проклиная наглых щенков, потом повернулась к Знахарю и, горестно посмотрев на него, упавшим голосом спросила:

- Костик, я правда старая?

Она встала на цыпочки и вытянула сложенные руки вверх, как летящий со стартовой тумбочки пловец. Ее тело стало длинным и изящным, как у змеи, а грудь при этом поднялась явно выше линии горизонта. Увидев все это, Знахарь сказал:

- Глупости. Погаси свет и иди сюда.