Любовь и магия-2 (сборник) Князев Милослав
– Подглядывать, конечно! – пояснила сваха. – Моя работа здесь почти закончена, но, уверяю вас, я хороший специалист и не бросаю своих подопечных сразу же после завершения сделки.
– Как подглядывать? – не на шутку испугался регент. – Зачем?
– Брак, – наставительно произнесла дама и сложила веер, – считается окончательно заключенным лишь после того, как молодожены, хм, познают друг друга. Вы уверены, что принц Иллиан на самом деле смирился со своей участью?
Рю Мальвей спал с лица, представив, как племянник от отчаяния поджигает свою опочивальню или, того хуже, новоиспеченную жену. В конце концов, мальчик всегда сначала предпочитал делать, а потом думать!
– Пойдемте! – внезапно заторопился лорд. – Я выделил молодоженам павильон у озера, там прямо под окнами есть подходящие кусты, в которых мы сможем прекрасно укрыться и проследить, чтобы у молодых все прошло надлежащим образом!
– Я в вас не сомневалась, ваша светлость, – расплылась в улыбке алета Лазария.
И таким вот образом меньше чем через час благородный лорд Виттен оказался в зарослях шиповника вдвоем с баронессой рю Штольд. Ситуация, по его собственному мнению, была довольно-таки компрометирующей.
На небе сияла луна, а над озером в замковом парке вился едва заметный туман. Звезды серебристой россыпью посверкивали над головами заговорщиков, и на все лады стрекотали в траве цикады. Окна павильона были освещены – в спальне, сидя по разные стороны огромной кровати, сурово молчали счастливые жених с невестой.
– Подвиньтесь, – шепотом скомандовала ему алета Лазария и завозилась в кустах. – Мне не видно!
– Там не на что смотреть! – чувствуя, как впивается в его филей какая-то особенно острая колючка, прохрипел регент. – Они ничего не делают!
– Не волнуйтесь, – пропыхтела дама рю Штольд. – Мой покойный муж в нашу первую ночь тоже не сразу приступил к главному. Сначала мы поговорили.
– Если Иллиан сейчас поговорит с Тамуной, у них случится первый брачный мордобой, – осторожно заглядывая в окно, крякнул регент – и замер, потому что в этот самый момент принц повернулся к своей жене.
Лорд Виттен напряг слух и совсем не удивился, когда почувствовал, как задрожала от любопытства рядом с ним алета Лазария.
– …какого демона согласилась выйти за меня замуж, кобыла? – донесся до них из приоткрытого окна голос принца. – Дура!
– Есть моя долг! – прогудела ифритта.
Рю Мальвей увидел, как разом помрачнело лицо Иллиана. Наследник вскочил с кровати и встал перед своей женой, сложив руки на груди. Вид он имел недовольный и взъерошенный – темные волосы стоят дыбом, рубаха расшнурована, щеки горят от раздражения и выпитого вина.
Регент едва слышно вздохнул – племянник был так похож на его старшего и, увы, безвременно погибшего брата! Пока еще по-юношески нескладный, Иллиан вырос столь же глазастым, язвительным, эгоистичным и самоуверенным. Рю Мальвей перевел взгляд на принцессу Тамуну. В сгустившихся сумерках она выглядела почти терпимо – просто рослая темнокожая девица с грозным лицом. «Совет да любовь», – подумал не к месту растрогавшийся лорд Виттен и неожиданно для самого себя вдруг сжал холодную и тоненькую ладошку алеты Лазарии.
Она удивленно глянула на него, но руки не отняла. Где-то в ветвях упоительно запел соловей.
– Не желаю видеть… – вдруг выплеснулся из приоткрытого окна злой голос принца, – отвратительная рожа… рогатая черная корова…
Регент вздохнул и высунулся из-за куста, чтобы рассмотреть все в подробностях. Принц явно не стеснялся в разговоре со своей женой по несчастью, но, судя по всему, и своенравная ифритта вовсе не намерена была молча выслушивать оскорбления. Поднявшись, она поджала губы, потрясла кулаком – и воздух заискрился от множества маленьких молний, разлетевшихся по комнате.
Ковер в спальне новобрачных угрожающе задымился.
Волосы регента встали дыбом.
– Они убьют друг друга! – шепотом закричал он. – Надо их разнять!
– Стойте, – неожиданно властным голосом остановила его алета Лазария. – Милые ссорятся – только…
Окна в павильоне внезапно задребезжали, и дом вздрогнул, как крупное животное, почуявшее угрозу. С шумом упал с окна горшок с цветком, зазвенело, разбиваясь, стекло, и в этот же самый момент один из кустов шиповника вспыхнул от попавшей в него шальной молнии.
– Терпеть нет! – зарычала поблизости ифритта Тамуна так громко, что заговорщики под окном невольно пригнули головы. – Не есть такое терпеть!
– Вот именно! – воскликнул принц, и рю Мальвей увидел, как раскрутилась в воздухе огненная спираль его магии.
Земля затряслась, и с ночного неба на павильон посыпались шаровые молнии вперемешку с маленькими пылающими метеорами. Где-то вдалеке раздался отчаянный визг, вода озера вскипела, исходя паром.
– Я предрекаю им великую любовь, – закричала сквозь шум алета Лазария, прикрывая ладонями голову, и регент подивился ее бесстрашию. – Никаких в этом у меня нет сомнений!
Рю Мальвей вовсе не был так уверен в благополучном исходе этого предприятия и уже давно осуждал себя за детское желание отомстить племяннику. Павильона лорду было не жалко, но, с ужасом думал он, завтра новобрачные переедут в замок, а там – гобелены, фарфор, ковры, мебель… Шишечка!
– Тоже не любить тебя! – надрывалась в опочивальне счастливая невеста. – Не любить совсем!
– Взаимно! – не отставал от нее принц. – Да кому ты вообще нужна, чумичка!
– Собака-шайтан!
– Обезьяна!
– Амх-мыр-абар! Не хотеть тебя!
Воздух потрескивал от магии, и регент всерьез начал опасаться, что скоро жертвой гневных семейных разборок станет тот самый куст, за которым притаились они с алетой Лазарией.
В спальне между тем стало по-настоящему жарко – в прямом смысле этого слова. Новобрачные перешли от оскорблений к делу, то есть к драке. Завизжав, ифритта Тамуна с размаху ткнула кулаком прямо в нос не ожидавшему такой подлости принцу. Иллиан отскочил, утирая кровь, и оскалился.
Впервые регент видел на лице своего племянника столь неподдельное недоумение, смешанное со страхом и восхищением. До сих пор придворные предпочитали предусмотрительно во всем принцу проигрывать: он был первым в соревнованиях, турнирах, чтении стихов и, кажется, даже в выращивании декоративных перцев. Но ифритта явно не догадывалась о том, что ей положено уступать мужу. Воинственно рыча, она шла на него, и ее необыкновенный свадебный наряд угрожающе поблескивал и переливался в свете свечей.
– Ты ударила! – воскликнул принц и попятился. – По лицу! Меня!
– Сражаться тебя! – вдохновленно подтвердила дева. – Биться тебя!
– Ты просто не знаешь, с кем связалась, дикарка! – вознегодовал принц, который, несмотря на все свои недостатки, трусом все-таки не был. – Беги, если не желаешь опозориться в бою!
– Тамуна не бежать! – заявила его рогатая жена и ударила себя кулаком в грудь. – Никогда не бежать!
Рю Мальвей затаил дыхание, и алета Лазария, все еще не отпускавшая его руки, прижалась к регенту. Неподалеку бодро догорали заросли шиповника, и на землю то и дело со свистом падали раскаленные камни. И, вопреки всем законам логики, где-то поблизости все еще упрямо пел соловей.
В павильоне между тем два тела сплелись в одно, но, увы, не в любовной лихорадке, а в схватке не на жизнь, а на смерть. Ифритта была девушкой крепкой и тренированной – вцепившись принцу в волосы, она с таким рвением начала их драть, что регент всерьез забеспокоился за сохранность скальпа своего воспитанника. Но и принца никак нельзя было назвать изнеженным слабаком – в ответ его высочество отчаянно схватился за рога своей нареченной, пытаясь то ли сломать их, то ли открутить.
– Идиллия, – прокомментировала это зрелище алета Лазария, и лорд Виттен, несмотря на сложившуюся ситуацию, опять не смог удержаться от улыбки.
– Ты пожалеешь, что согласилась выйти за меня замуж, – надрывался в спальне принц, прижимая ифритту к стене.
– Моя дергать сердце из твоя грудь, – вопила Тамуна, – и копать его в отхожий угол!
– Ненавижу! – рычал Иллиан.
– Твоя подыхать! – не отставала от мужа принцесса.
Регент, нервничая, следил за разворачивающимся на его глазах сражением, а алета Лазария весело хохотала и едва не подскакивала на месте от удовольствия. «Видимо, истерика», – обеспокоенно подумал рю Мальвей и только было хотел поинтересоваться самочувствием дамы, как особенно крупный пламенный камень с устрашающим гулом врезался в крышу павильона. Разлетелись во все стороны осколки щебня и брызги огня. Парочку заговорщиков накрыло облаком вонючей пыли.
Глаза лорда Виттена защипало, и в горле разом пересохло.
– Уходим! – скомандовал он, подхватил чихающую от дыма женщину под руку и поволок ее к замку.
Дама рю Штольд не сопротивлялась: наоборот, повиснув на плече лорда Виттена, она смотрела на дом и отчего-то довольно улыбалась. Регент оглянулся на павильон – и охнул. Там, в разгромленной комнате, посреди кружащихся в воздухе искр, его племянник с весьма похвальным рвением пытался уклониться от ударов своей жены и одновременно с этим ее же и поцеловать.
– Не понимаю, – прохрипел регент и остановился перевести дыхание.
– Да вы просто ничего не смыслите в этих делах, лорд рю Мальвей, – с укором сказала королевская сваха и отряхнула с платья золу. – Ни-че-го.
– Ну так объясните мне, – потребовал лорд Виттен и внезапно решился произнести слова, которые вертелись у него на языке весь вечер. – Приглашаю вас на ужин – и отказа не приму. Обещаю вино и закуски. Мы с Шишечкой будем ждать вас, мадам.
Алета Лазария вдруг по-девичьи зарделась и, не обращая внимания на свой потрепанный вид, присела в реверансе.
На следующий день, тщательно приготовившись к свиданию – ах нет, «к ужину с вином и закусками»! – дама рю Штольд села за письменный столик, взяла перо и аккуратно вывела на бумаге витиеватое приветствие.
«О златоликий шах Харран, – гласило оно, – сообщаю последние новости относительно замужества непокорной и пресвоевольной дочери вашей Тамуны. Все указания выполнила я беспрекословно: характером зять ваш зол и своенравен, лицом светел и неприятен, а состоянием и прибытками вовсе даже и не обделен…»
Проследив, чтобы письмо ушло к адресату с первым же почтовым курьером, алета Лазария вздохнула и решительно попудрила носик. Теперь можно было, наконец, вплотную заняться и собственным матримониальным пристройством.
Надежда (Роман Смеклоф)
Интуиция настойчиво шептала, что сегодня смерть получит подношение.
Край отвесной скалы порос ромашками. Они дрожали от холода на промозглом ветру. Тряслись, склонив увенчанные белыми коронами соцветия. Прижимали к стеблям покрытые инеем игольчатые листья.
Я сел на рюкзак. Теплая куртка с подстежкой и непродуваемые штаны с толикой магии. Скорее для защиты от непредвиденных обстоятельств, чем от погоды. Иначе здесь не выжить!
Скала обрывалась над замерзшим устьем реки в оправе ледяных скал. Покрытое снегом поле, прореженное островками темных камней, сливалось со свинцовым небом с проседью редких облаков. Из низины, похожий на перевернутую сосульку, торчал переливающийся кристалл. В его недрах, синих снизу и почти прозрачных сверху, рыскали яркие вспышки. Он разделял окоченевшую землю пограничным столбом.
В морозном воздухе с тихой трелью кружились крылатые красавицы. Точеные фигурки изящными белыми всполохами проносились над пропастью, взметая снежные вихри, искристым смехом разбивая тишину. Ромашки взволнованно поднимали головы им вслед. Под ногами ангелов всегда растут цветы.
Я проследил траекторию полета, безошибочно определив свою ненаглядную. Заметив меня, она игриво порхнула мимо и умчалась прочь к своим подругам.
Я грустно улыбнулся. Правила игры я знал. Нужно ждать.
Намотав на ладонь четки, я недоверчиво посмотрел на символ, круг, разделенный пополам, и, скривившись, вынул из кармана маленькую флягу. Отпил терпкую, дурно пахнущую жидкость. Грудь еще болела и приходилось останавливать спазмы зельем.
– Рана, не гори, отпусти меня немного, больше не боли! – прошептал я всем известный с детства заговор. – Уходи, зараза злая, уж терпеть невмочь. Поскорее заживая, сгинь из тела прочь.
Полегчало. Я посмотрел в ледяную высь. Крылатые создания носились через мерзлую долину, оставляя за собой искрящиеся дорожки блестящих следов. То сходились, почти касаясь друг друга крыльями. То разлетались, скрываясь в жидких облаках.
Я сидел неподвижно, склонив голову к коленям. Мне казалось, я понимаю непостижимый танец. Замысловатые воздушные па и волшебные пируэты. Постиг смысл и разгадал значение чарующего хоровода. Я знал, зачем они кружатся. Тайна на виду, просто ее никто не понимает.
Она спустилась, едва двигая бархатными крыльями, но все равно заставляя волноваться тяжелые головы окоченевших ромашек.
– Здравствуй! – пропела она.
– Рад, что могу увидеть тебя опять.
– На что ты надеешься? – спросила она, распахнув огромные глаза.
В ее зрачках играли самоцветы. Искрились и обжигали холодом.
– Хочу получить твое сердце, – нежно проговорил я.
Любимая засмеялась перезвоном крошечных колокольчиков.
– У меня нет сердца, – мотая головой, сообщила она.
– Обязательно появится и станет полностью, безраздельно моим.
Крылатое создание опять залилось мелодичным смехом, а я с трудом сглотнул. Во всем, что она делала, в каждом случайном жесте сквозила притягательная, желанная и все еще недоступная загадка.
– Ты из тех, кто успешно врет даже самому себе.
– Почему это? – обиделся я.
Моя ненаглядная спустилась ниже, и я задрожал от взмахов пушистых крыльев. Мороз прорвался под куртку, вцепился коготками в теплую кожу и обжигал холодным дыханием.
– Потому что ты неискренен. Ты такой же алчный лгун, как твой отец, – губы почти коснулись моего уха.
От ее дыхания в голове помутилось, а волосы покрылись инеем. Слишком много кислорода и стужи. Человеку с таким не справиться.
Она коснулась цветов, и ромашки превратились в лед. Столкнулись под напорами злого ветра и разлетелись на хрустальные осколки.
– О чем ты? – вникнув в слова, удивился я.
– Твое упорство и лицемерие только раздражают, – бросила любимая и взмыла в застывшие небеса.
От нее остался вихрь холодных снежинок, парящих над обломками цветов.
– Я не могу без тебя! – вскочив, в отчаянии закричал я.
Безнадежный призыв разнесся по долине, эхом отразился от каменных склонов и вернулся обратно.
Она закрутила петлю и, сложив крылья, упала. Я видел, как трепещут белоснежные перья. Играют переливы на алебастровой коже. Сверкают полные тоски глаза с застывшей в них решимостью. Я понял, что она собирается сделать, и успел схватить рюкзак.
Тонкие пальцы распороли куртку, пронзив кожу морозными иглами. Меня оторвало от земли. Крылья забились, отталкиваясь от прозрачных ветряных струй, и мы полетели.
Склон уменьшался.
– Заставлю тебя сознаться! – яростно выдохнула она.
– Мне нечего скрывать, я люблю тебя!
Ее передернуло, и я испугался, что она бросит меня, не набрав высоты, но мы поднимались.
– Твой отец тоже приходил на утес. Сидел, как ты. Грустно смотрел в небеса. Провожал нас влюбленными глазами.
– Значит, я весь в отца, – неловко пошутил я.
– Не пытайся юлить! – закричала она.
Я оглянулся на далекую землю. Долина превратилась в белоснежное блюдце на фоне темных скал, значит, пора.
– Моя милая сегодня не в духе? Чем я провинился?
Она ослабила хватку.
Я выскользнул из ее объятий и, размахивая руками, полетел вниз. Высота огромная, но в рюкзаке зачарованный пузырь, даже если упаду на скалы, он не даст погибнуть. Лопнет, и все в радиусе десяти метров застынет, превратившись в холодное желе.
Собравшись, втянув побольше воздуха, я безнадежно заорал:
– Буду помнить тебя вечно, любимая!
Ее трепещущие крылья дернулись, и она понеслась следом за мной.
Она стремительно приближалась, но я падал быстрее и уже чувствовал, что она не успеет. Ей не хватит буквально секунды. Не догонит, не сможет.
Меня захлестнуло отчаяние. Это несправедливо. Я почти добился ее расположения. Уверен, еще немного, и ее сердце стало бы моим. А теперь меня победят законы мироздания. Если бы только замедлить падение, хотя бы чуть-чуть.
Я скрестил пальцы на левой руке.
Она сделала отчаянный рывок, сам суровый северный ветер подтолкнул ее ко мне. Обернув крыльями, любимая заключила меня в объятия, прижавшись губами к моей щеке. Я почувствовал, как по мне текут растаявшие слезы.
Мы рухнули в снег. Я сдавил клапан, с ужасом ожидая разрыва пузыря, но запасной спасательный вариант не сработал.
Она плакала, продолжая целовать мое побелевшее лицо, а я думал, что если бы не ее самозабвенность, я бы разбился. Радость победы была безнадежно испорчена. Магия не сработала, и причина может быть лишь одна.
– Извини, я ошибалась, – шептала она, а я не мог собраться.
Все пошло не так и, разумеется, не вовремя.
– Прости, мне холодно.
Снег действительно завалился за шиворот. Попал под кофту и скреб холодными комочками по спине.
Она выпустила меня и поднялась. Огромные глаза блестели сильнее, чем обычно. В расширившихся зрачках стоял немой вопрос.
– Ты не оставила мне выбора, – проговорил я, стараясь подобрать нужные слова и не испортить нашу зарождающуюся связь. – Хотя он и не нужен. Без тебя я не смогу жить. Ты права, я как отец. Люблю ангела и не могу с этим бороться.
– И ты бы отдал жизнь? – испуганно спросила она.
Сейчас она впервые походила на человека, а не на идеальную ледяную статую. Я даже не смог выговорить заготовленные слова. Настолько неуместно они звучали. Мне стало стыдно. Я ощутил, как краснеют щеки, и спрятал лицо в руках. Зажмурился.
– Любовь слепа и зла, – откровенно сказал я.
Она молчала, а я боялся, что моя ненаглядная расправит крылья и унесется прочь, но она не двигалась.
– Мой никогда не отдал бы за меня жизнь.
Я облегченно вдохнул.
– Не знаю, кто он, – заметил я, убирая руки от лица. – Но, как и многие, не ценит то, чем обладает.
Стальное небо на мгновение осветилось солнечным багрянцем, став золотым. Белые крылья пожелтели, а над головой ангела зажглось сияние.
Я сощурился, но все равно сделал шаг.
Она протянула ко мне руки, и я сжал их.
– Клянись!
– Подожди, – попросил я и кинулся к рюкзаку.
У меня был припрятан подарок. Шустро расшнуровав одно из отделений, я аккуратно достал тщательно упакованный сверток. Разорвав толстую ткань, вынул маленькую коробочку.
– Что это? – заинтересовалась она, вытянув шею и подавшись вперед.
Пряча улыбку, я встал на колено, протягивая свой дар на ладони.
Искристый рубин с неровными боками походил на бьющееся сердце. Он пульсировал сочным гранатовым сиянием, и казалось, он дышит, то увеличиваясь в размерах, то опадая.
– Если у тебя никогда не будет сердца, мое заменит его навсегда, ведь оно переполнено любовью. Видишь, как оно колотится внутри, желая скорее прильнуть к тебе.
Моя ненаглядная провела пальцем по камню и, тоненько взвизгнув от неожиданности, отдернула руку.
– Горячее, – пожаловалась она.
– Конечно, – согласился я. – Ведь оно живое и теперь твое.
В ее глазах появилась смесь недоверия и желания.
– Магия, – протянула она. – Только страшное чародейство могло заключить сердце в камне.
Я замотал головой.
– Не все, только часть.
Она склонила голову набок, а я печально улыбнулся в ответ.
– Не веришь.
Любимая поджала пухлые губы.
– Понимаю, тебя обманывали, – я встал, торопливо расстегивая куртку. – Смотри!
Грудь от левой ключицы до ребер разделяла бугристая темная полоса. Рана еще не успела зажить окончательно, и шрам выглядел неровным.
Ненаглядная распахнула рот, а в уголках ее прекрасных глаз появились ледяные кристаллики.
– Что ты отдал колдунам? – печально спросила она.
– Всё, – глядя на сердце, тихо ответил я.
Опустив голову, я терпеливо ждал. Не стоит больше говорить. Можно испортить тягучий и сладостный момент, когда любовь перемешивается с жалостью. Этот коктейль пьянит навечно. Ты уже не протрезвеешь и никогда не станешь прежней, моя единственная.
– Помоги мне, – попросила она.
Я приблизился, снова протянув сверкающий камень.
Моя нареченная, скривившись, накрыла мою ладонь своей.
Солнечный свет померк. Небосклон расплавился, вспенился черными пузырями, поплыл, потемнел. Сталь стала вороненой.
Рубин засиял, просвечивая через руки. От него расходилась мощная волна энергии. Любимая глубоко вдохнула, поглощая карминный блеск, и болезненно закашлялась. Ее морозное дыхание разлетелось облачками пара. Спина выгнулась. Распушились бархатистые перья.
– Теперь у нас одно сердце на двоих, – прошептал я, сдавливая ее руку.
Красный камень замер на ладони и начал сжиматься, вытягивая энергию из ангела. Крылья растаяли, растворяясь в чернеющем небе. За ними исчезли ноги. Разлетелось по ветру истонченное мраморное одеяние. Из легких еще расходились жалостные стоны, но скоро закончились и они.
Разделяющий заснеженную долину кристалл засиял. Мечущиеся внутри вспышки соединились в одну ослепляющую зарницу.
В горле встал ком. Я снова сделал это. Уничтожил свою любовь.
Я разжал пальцы. Рубин посинел и разламывался от прикосновений, пока не превратился в ледяную крошку.
В сумерках над головой раздались гневные крики. Крылатые создания почувствовали неладное и скоро бросятся вниз. На сантименты нет времени, пора убираться.
Я вынул из кармана прибор, похожий на солнечные часы. Вокруг указателя завивалась медная лента с кольцом на конце. Я потянул, и спираль начала раскручиваться. Это всегда происходило долго. Само мироздание препятствует вмешательству в привычный ход энергий. Я старательно тащил, но получалось медленно, а яростные вопли приближались. Еще немного, и я останусь в ледяной долине навсегда. Первая ангел-хранитель, поняв глубину моей подлости, чуть не отправила меня в мир мертвых, успев оставить на память жуткую рану, которая не желает зарастать уже двадцать лет.
Продолжая вращать неподатливую спираль, я подцепил ногой уже ненужный рюкзак и подтянул поближе. Наступил на клапан и ловко подбросил, ударив по нему, как по мячу. Но пузырь снова не сработал, второй раз заклятье отказывалось обращать окружающее пространство в вязкий кисель.
Мне стало не по себе. Теперь я влип по-настоящему!
Озлобленные крылатые создания приближались. Не имеющие ничего общего с человеческими, крики отдавались болью в груди. Времени почти не осталось. Я дернул изо всех сил, спираль распрямилась, на миг обратившись в сверкающую белую ленту, и моментально скрутилась, затянув меня в огненный провал.
На прощание я услышал разъяренный клекот, и следом за мной в пространственный водоворот залетели колючие снежинки.
Я оказался на фамильном кладбище рядом с замком. По замшелым надгробиям частично скрытые мхом и серыми вьюнами змеились имена. Сотни моих предков, таких же проклятых богами.
Обойдя могильник, я протиснулся через ржавую калитку и поднялся по лестнице к парадному входу.
В вечных сумерках с обвитых засохшим плющом стен на меня белесыми глазами смотрели каменные гаргульи. Заброшенный парк, тусклый и серый, тянулся прочь от города. А кривые черные дома вплотную подобрались с противоположной стороны и уже обступали замок, множа уродливые каменные коробки. Они расползались насколько хватало глаз, красными огнями тусклых окон мерцая в ночи. Город не спал, плодил во тьме новые страхи и ужасы. Под скрытой седыми облаками кровавой луной улицы наполнялись криками, стонами и воем.
Стряхнув изморозь с разодранной куртки, я вошел в замок. Во мраке коридора сбросил ботинки и прошел в слабо освещенный зал.
Помощник уже ждал меня, развалившись в мягком кресле. Он напоминал кота. Такой же дерзкий и быстрый, но при этом располагающий и обаятельный. Артур умел договариваться и находить самые выгодные контракты. А его живой ум, спаянный с мощным чародейским талантом, вызывал лютую зависть в высшем обществе. Он уже двадцать лет выступал посредником между мною и заказчиками и был единственным на всей темной стороне колдуном, которому я немного доверял.
– Что-то ты помятый? Птичка оказалась совсем фригидной?
Я не ответил, пытаясь рассмотреть его хитрые глаза, а заодно отдышаться. Шрам на груди еще болел, и я невольно потянулся к карману. Фляга осталась в куртке. Ну и дьявол с ней, есть другие способы. Я пересек зал, мокрые босые ноги оставляли следы на мраморном полу, и подошел к резному шкафу. Истрескавшиеся, покрытые царапинами и толстым слоем пыли полки загромождали древние бутыли. Потемневшее стекло из зеленого стало малахитовым. Горлышки и пробки покрывала мохнатая паутина. Выбрав «Адское жерло», я откупорил высокий сосуд и налил в бокал.
– Что случилось-то? – проворчал Артур, приподнявшись из кресла.
Я отпил несколько глотков и сел на диван. Кристалл полон, а значит, пришло время действовать. Как ему сказать? Можно ли на него положиться? А если, узнав про пузырь, он побежит к святейшеству? Дружба эфемерна, а золото реально. Я разглядывал его жесты и мимику, пытаясь найти ответ в его поведении, но не видел ничего, кроме удивления.
Посчитав пылающие поленья в старом, обложенном булыжниками камине, я решился. Нельзя предусмотреть всего и повлиять на сложившиеся обстоятельства, но можно их использовать:
– Чары рюкзака два раза дали сбой.
– Где он? – нетерпеливо уточнил Артур, подпрыгивая, как угли в огне.
– Остался там. Не было времени. Меня чуть не порвали на части.
– А хранитель?
– Ее больше нет, – устало проговорил я.
Мне было противно. Любимая оказалась совершенно права, я вру даже себе и очень успешно. Настолько хорошо, что верю. Я не мог смириться с тем, что натворил. Уничтожил свою единственную, стер в порошок и развеял по ветру. Я на самом деле любил страстно и безответно, и она поддалась, попав в тщательно расставленную ловушку. Ответив взаимностью. Ангел-хранитель неуязвим, пока любит человека, которого выбирает при рождении. За кем наблюдает всю жизнь, кого оберегает. Таких немного, но они есть. Счастливчики, защищенные от магии до тех пор, пока ангел-хранитель любит их.
– Мне придется сообщить об этом…
– Не стоит! – оборвал я. – Организуй поиски, разберись во всем, а я все оплачу, и твое беспокойство тоже.
Колдун улыбнулся, медленно склонив голову:
– Все устрою позже, а пока не хочешь вознести молитву и покаяться?
Я оглянулся на вырезанную из камня карту мира, занимающую одну из стен зала. В круге, разделенном пополам линией, расположились континенты. Слева – покрытая незыблемым мраком темная сторона. Справа – мирная светлая. На полюсе вели нескончаемый хоровод белоснежные фигурки ангелов. У карты на постаменте стоял темный идол в плаще с капюшоном, скрестив руки на груди. У него не было имени, кроме Покровителя убийц и проклятых.
Я с отвращением отвернулся от черного истукана, но заставил себя подняться. Правила надо соблюдать, из них состоит жизнь. Тем более кара за ослушание страшна.
Опустившись на колени перед идолом, я склонил голову.
– Прости мои прегрешения. Моя жизнь черна, как твоя тень. Нечиста, будто грязь под твоими ногами. Отвратительна, словно отражения твоих деяний. Прими мою благодарность, ибо я не могу жить по-другому. Мое сердце камень, а душа смердит, точно яма с отбросами. Я таков, каков есть, ибо ты создал меня таким.
Покровитель убийц и проклятых поднял руки и, взмахнув, опустил к ногам.
Я вздохнул. Каждая церемония отнимала силы, но пропусти я хоть одну, святейшество немедленно узнает и вывернет мои кости наружу. Страх и покорность – его вассалы, а мы лишь служим им.
Я поднялся с колен и вернулся к дивану. Сел, взявшись за бокал.
– Ты лучше всех, – улыбаясь, протянул Артур. – Давай закончим с нашим делом.
Тому, чьим ангелом-хранителем была моя любимая, не повезло, теперь его заморят жалким проклятьем, самым слабеньким колдовством, он беззащитен.
Я допил адское варево и налил еще. Несмотря на рычащий камин, в зале было холодно. Будто проклятая северная стужа отравила мои внутренности и теперь их обволакивает льдом.
Читать бесплатно другие книги:
