Тезей и Ариадна. Нить любви Павлищева Наталья
Она не боялась этих рогов, просто рога и сам человеко-бык росли у нее на глазах, никто другой не только не мог положить руку на его голову, но и подумать о том, чтобы приблизиться к чудовищу. Ариадна могла, она делала это часто и давно, с тех пор, как он был маленьким упрямым бычком. Минотавр и она сама привыкли.
Тонкие пальцы погладили загривок, почесали за ухом. Слюна с огромных губ капала на ее одежду и открытую, как у всех критянок, грудь, но Ариадна не замечала, как не замечала зловонного дыхания из его пасти. Платье можно сменить, а тело вымыть, зато Минотавр успокоился. Как же он, наверное, тосковал, если все время бушевал и ревел и теперь так радуется встрече!
И вдруг…
Она даже не уловила миг, когда дыхание человеко-быка стало дыханием зверя.
Минотавр вдыхал ее запах, возбуждаясь все сильней.
– Что ты, ну, что ты? – пыталась успокоить чудовище Ариадна, сама постепенно впадая в панику. – Я здесь, я никуда не уйду. Хочешь, посижу сегодня с тобой подольше?.. Даже на пир не пойду. хочешь?
Но Минотавру было нужно от девушки совсем не это. В его руках оказалось молодое чувственное тело. А его собственное тело все же было человеческим.
Через мгновение Ариадна оказалась перевернутой к чудовищу спиной и.
Сначала от ужаса она просто потеряла голос, а потом вдруг поняла, что кричать поздно, если рабы придут на помощь, что они увидят? Царская дочь, подобно ее матери, принимает в себя быка? Теперь уже не до боли, Ариадна не жалела Минотавра, оказавшегося все же больше зверем, чем человеком, но и кричать не стала. Лучше смерть, чем тот позор, который ляжет на ее имя.
На ее счастье возбужденный зверь быстро удовлетворил свою похоть и, довольно замычав, отправился в угол к большому сосуду, куда для него постоянно стекала вода. Ариадна с трудом перевела дух, прислушалась. Минотавр жадно пил воду, нырнув головой в сосуд. Одним броском, стоившим ей последних сил, девушка оказалась наверху небольшой лестницы и стукнула в дверь. Тина открыла сразу и ужаснулась:
– Госпожа?!
– Дверь, – простонала Ариадна, приваливаясь к двери, чтобы удержать ее, пока Тина опускает огромный засов.
– Что он с вами сделал?! Ак…
Договорить не успела, Ариадна зажала ее рот рукой.
– Молчи! Молчи, никому не говори, слышишь?!
– Да, госпожа.
– Помоги мне привести себя в порядок.
Они с трудом отерли кровь, залившую ноги, как могли, поправили одежду и прическу, Тина повела хозяйку прочь от жилища чудовища.
Актор ужаснулся:
– Что, госпожа?! Что случилось?
Тина опередила Ариадну:
– Минотавр сегодня слишком разъярен, госпоже пришлось убегать, она упала на лестнице и сильно ударилась. Нужно помочь дойти до ее покоев. Дай свой плащ. И не открывайте дверь, это чудовище сошло с ума.
Хорошо, что во дворце так много подземных тайных ходов, и хорошо, что о них знают только избранные.
Ариадна лежала в срочно приготовленной ванне и тихо плакала. Тина выгнала рабынь, коротко объяснив:
– Госпоже очень обидно, что Минотавр не узнал ее, едва не убил. Но никому ничего не говорите, иначе будете отправлены к нему же! Поняли? Любую болтливую рабыню отправят чудовищу на съедение.
– Я хочу, чтобы его убили… – прошептала Ариадна, когда слез уже не осталось.
– Вы скажете об этом царю? – осторожно осведомилась Тина.
Нет, говорить нельзя, Минос поинтересуется, что именно случилось, обязательно поинтересуется. Рассказывать, что была попросту изнасилована этим чудовищем, потому что сама пошла к нему в комнату?.. До Минотавра отец убьет ее саму!
– Нет. я сама.
– Как это сама?! – ужаснулась Тина. – Отравите?
А Ариадна вспомнила.
– Этот афинянин Тезей. он приплыл, чтобы убить Минотавра? Я ему помогу. Но никто не должен знать о том, что произошло. Ты меня слышишь? Никто!
– Да, госпожа.
Младшая жрица неслышной тенью скользнула в комнату к Верховной жрице, остановилась, дожидаясь, когда та обратит внимание.
– Говори.
– Все сделано, как ожидалось.
– Зелье помогло?
– Да, бык не сдержался. Но Ариадна не пожаловалась…
– Промолчала? Ты уверена, что все получилось?
– Да, на одежде кровь и она вся измучена.
– Хорошо, иди, и пусть меня не беспокоят, пока сама не позову.
– Да, госпожа. Позвольте напомнить, что сегодня.
– Пир! Я помню. Иди.
Гекала стояла на террасе, привычно глядя вдаль, туда, где должна быть ненавистная ей Тира.
Девчонка решила промолчать? Что ж, это означает только то, что придется подождать полмесяца, чтобы убедиться, что содеянное Минотавром принесло свои плоды. Калликрат был прав, Верховная жрица знала все и обо всех, просто большинство рабов во дворце сообщали жрицам обо всем, что происходило у их хозяев. Сообщали не потому, что были предателями, просто это обязательное условие выживания раба или рабыни во дворце. Строптивых непременно находили без признаков жизни сразу после того, как они осмеливались отказаться от тайной службы жрицам. Такие рабы почему-то совершенно не умели ходить по лестницам, которых во дворце было много, они оступались и падали в световые колодцы, пронизывавшие здания сверху донизу, кубарем катились несколько пролетов… Стража, конечно, оказывалась в другом месте.
Ближней рабыне Ариадны Тине пока удавалось избегать предложения Верховной жрицы, она с трепетом ждала этого, понимая, что ни отказаться, ни согласиться не сможет. Но Гекала была слишком умна, чтобы требовать полного отчета от самых близких рабов и рабынь, это сразу заметили бы. Нет, ей достаточно и тех, кто просто рядом – выносит мусор, наполняет ванны, подает еду… Такие часто знают не меньше остальных и догадливы тоже не меньше.
Вернувшись в комнату, Гекала остановилась и, вытянув вперед руки, принялась шептать какое-то заклинание. Немного погодя в воздухе перед ней возник прозрачный шар, сквозь туман внутри которого проступило лицо Медеи.
– Хайре, Гекала. Что-то случилось?
– Хайре. Случилось то, что и должно. Бык взял нашу красавицу. Но девчонка решила промолчать. Неужели понравилось?
Медея в шаре усмехнулась:
– Если это так, то она пойдет снова. Теперь твоя очередь. Ты должна столкнуть Тезея и Минотавра, но так, чтобы погибли оба.
– Сделаю, – улыбнулась Гекала.
Пиршественные столы были накрыты прямо во внутреннем дворе дворца. Этот двор настолько огромен, что хватило места и для богатых столов, и для костров с огромными вертелами, на которых жарились целиком такие же огромные быки. Чуть подальше рабы разделывали овец и коз, по всему дворцу разносился запах крови, смешиваясь с запахом многочисленных благовоний в ужасающую вонь. Но к этой вони носы кноссцев, как и всех других народов, привыкли с детства, мало того, она приятна людям, потому что означала богатый дом, богатый пир, богатство вообще.
Из богатых кладовых рабы носили и носили амфоры с вином, пифосы, набитые финиками, из кухни – огромные блюда с горами ячменных лепешек с медом, фруктами, блюдами с самой разной рыбой и большие чаши с соусами для нее и мяса. Уже наточены кинжалы для разделки поджаренных туш, на столах чаши для вина, горы лука, дикого чеснока, разных трав… Виночерпии приготовили чистую воду и большие черпаки.
Сам царь Минос, его дочери, новая жена Идия и приближенные пировали в царских покоях, имевших широкий выход во двор.
Ариадне понадобилось время, чтобы привести себя в порядок, все болело, глаза опухли от слез, она с трудом сдерживала рыдания. Но Тина быстро нашла нужные травы для ванны, масла для массажа и питье, чтобы успокоить Ариадну.
И все же девушка опоздала на пир. Зато появилась столь прекрасная, что в зале раздался единый вздох восхищения. Царь Минос протянул к ней руки:
– Дочь моя, как ты великолепна! Подойди и садись ближе, рядом со мной и Тезеем. Хотя этот афинянин прибыл убить твоего брата Минотавра.
– Его следует убить! – жесткий голос Ариадны поразил всех. В Кноссе хорошо известно, что царская дочь любит брата, несмотря на его чудовищный облик. Ариадна всегда отзывалась о Минотавре как о добром малом, хотя со зверской внешностью, вернее, старалась, чтобы его не ругали другие.
– Убить? – изумился Минос.
Взоры всех были по-прежнему прикованы к Ариадне, потому никто не обратил внимания на кислую улыбку царицы Идии при появлении падчерицы и на слишком внимательный взгляд Верховной жрицы, сидевшей по левую руку от царя как раз напротив Ариадны. Гекала буквально впилась взглядом в лицо царской дочери, словно пытаясь на нем что-то прочесть.
Ариадна прошла и села на скамью рядом с Тезеем, мило ему улыбнувшись, но не удостаивая взглядом. Задетый таким поведением красавицы Тезей отвернулся к Федре, с которой пытался беседовать все время до прихода Ариадны. Для Федры это был первый пир, на который ее допустили, дочь Идии и Миноса совсем девчонка… Она в том возрасте, когда даже самые большие красавицы бывают гадкими утятами – рот слишком велик, ноги тощие, руки и вовсе словно две веточки. Но что-то подсказывает, что все это непостижимым образом превратится в роскошное тело и красивое лицо.
Гадким утенком была в свое время и Ариадна, красавицей, несомненно, станет Федра. Но Ариадна даже не взглянула на Тезея, а Федра смеялась над его шутками и попытками сказать что-то по-минойски.
– Нет-нет! Надо говорить «я пришел», а не «я ришел»!
Ариадна снова лишь покосилась на афинянина. Нашел с кем беседовать, Федра совсем ребенок, к тому же такая дурнушка.
– Ты умеешь прыгать сквозь быка? – шептала Федра, делая страшные глаза.
– Вот теперь ты говоришь неправильно, – смеялся Тезей. – Я умею прыгать через быка. Хочешь посмотреть? Приходи завтра на арену, где тренируются прыгуны с быком, это интересно.
– Я не знаю, где она находится. К тому же меня не отпустят одну… – погрустнела девочка.
– Что-нибудь придумаем, – подмигнул ей Тезей и повернулся в сторону царской пары, чтобы попросить у Миноса и Идии разрешение сопроводить их дочь на тренировку танцоров с быком.
И.
Ариадна повернулась в сторону младшей сестры и встретилась взглядом с Тезеем, вернее, они оказались лицом к лицу настолько близко, что почувствовали дыхание друг друга. Большие черные глаза царевны встретились с голубыми глазами афинянина.
Эрот пускает свои невидимые стрелы бесшумно и не всегда промахивается. Ариадну его стрела поразила вмиг, а вот выпустить вторую Эрот не успел, Гекала, почувствовав присутствие какого-то бога, беспокойно закрутила головой. Пришлось ретироваться, причем Эрот задел раба, несущего большое блюдо с яблоками, тот выронил блюдо, и спелые плоды рассыпались по всему залу.
Ариадна приложила руку к груди, воздуха вдруг стало не хватать, а сердце забилось так, словно вознамерилось выпрыгнуть и побежать вскачь на самую высокую вершину Иды.
– Ты… прибыл, чтобы…
Тезей посмотрел на черноглазую красавицу с некоторым недоумением.
– Я приплыл, чтобы убить Минотавра и освободить греков от страшной дани людьми, – он даже чуть вскинул голову, глядя в глаза Ариадне с достоинством. Ну и что, что это чудовище ее брат! Того, кто своим ревом не дает спать всему Кносскому дворцу, да еще и требует человеческих жертв, едва ли стоит жалеть, кем бы он ни был.
– А ты действительно сын Посейдона? – звонким голосом поинтересовалась Федра. Ее просто раздирало любопытство.
– Так говорили мои дед и мать. Я не праве им не верить.
– Дексий сказал, что ты легко достал перстень со дна моря. Тебе Посейдон помог?
Глаза сидевшей напротив Ариадны Гекалы насмешливы. Тезей спокойно ответил на ее взгляд и очень разумно на вопрос Федры:
– Во всех делах нам помогают боги.
– Ты очень скромный, – восхитилась младшая дочь царя.
– Настолько, что только перешагнув порог дома, где его так гостеприимно встретили, тут же объявил, что убьет одного из членов нашей семьи! – фыркнула Ариадна. Девушка была зла на Минотавра, но в то же время раздосадована на Тезея, не обращающего на нее внимания. Пожалуй, стоило найти кого-то другого для убийства Минотавра, если это сделает Тезей, то будет задирать нос до конца своей жизни и рассказывать внукам о своих подвигах.
Вон, например, Тавр. Силен, хорош собой, богат и всегда вежлив с ней. Тавру в голову не пришло бы отвернуться от первой красавицы царства ради пустой болтовни с дурнушкой Федрой.
Тавр, который, видно, вернулся откуда-то, подошел приветствовать царскую пару.
– Сестра… Царь Минос…
У первого богача царства были основания так вольно разговаривать с правителями, Идия действительно была его сестрой. Сказав несколько слов сестре и Миносу, взмахом руки поприветствовав остальных, Тавр отправился на свое место рядом с Верховной жрицей как раз напротив Тезея.
Обнаружив напротив себя незнакомого человека, красавец удивленно приподнял бровь, словно требуя от юноши отчета, кто он таков. Тезею это страшно не понравилось, и представляться он не стал, снова повернулся к Федре, убеждая прийти и посмотреть на тренировку прыгунов.
Ариадна не могла с собой справиться. Разум кричал: отвернись, не смей на него глазеть! А шея сама поворачивалась в сторону насмешливого голоса обладателя голубых глаз. Она опускала глаза к своему блюду и своей чаше, в которых нетронутыми оставались и мясо, и рыба, и вино, но все равно слышала только его голос и видела его локоть… Совсем рядом и так далеко!
Тавр заметил странное поведение Ариадны, повернулся к Гекале, чтобы спросить, что это с царевной, и увидел, что Верховная жрица также внимательно наблюдает за девушкой.
Неожиданно Ариадна поднялась, прижимая пальцы к вискам:
– Прости, отец, я уйду к себе. Слишком разболелась голова.
– Ты сегодня неважно выглядишь. Расстроил Минотавр?
– Да, он. он меня не узнал!
Ариадна вдруг всхлипнула и, закрыв лицо руками, убежала. На некоторое время установилась тишина, никто не рисковал высказаться. В Кноссе многие считали дружбу Ариадны с Минотавром не просто блажью, а почти преступлением.
Ее мать родила чудовище, воспылав страстью к быку, теперь сама Ариадна заботилась об этом чудовище, словно оно разумно и может что-то понять.
Конечно, и скотину жалко, хороший хозяин не станет зря хлестать плетью быка, который работает у него в хозяйстве. Но плакать из-за того, что зверь не узнал и не приветствовал?..
Тезей пытался выбросить из головы надменную красавицу, сначала не удостоившую его вниманием, а потом вдруг ставшую такой странной, но это никак не удавалось. Даже неожиданная дружба с ее младшей сестрой Федрой не помогала.
Со дня памятного пира прошло уже три недели. Дедал и наставник прыгунов Истр убедили Тезея не торопиться на бой с Минотавром, нужно лучше подготовиться. К их удивлению, юноша согласился. Царь Минос тоже не торопил, у него другие дела. Царю предстояло посетить Диктейскую пещеру и выслушать повеление Зевса о том, править ли дальше и если править, то как.
Это особенность власти на Крите: каждый новый царь получал одно и то же имя – Минос – и был обязан через каждые восемь лет, на девятом году правления отправляться в Диктейскую пещеру, где родился Зевс, чтобы там получить от самого Вседержителя наставления на следующие годы. Бывало, когда Зевс приказывал царю уступить свое место новому, это беспрекословно исполнялось, никто не знал, куда девался прежний царь, никто и не старался узнать.
Следующий Минос правил по заветам, полученным от Зевса, восемь лет, на девятый год снова отправлялся в пещеру. Так было всегда, сколько существовало Критское царство, так будет и впредь.
Минос решил спросить у Зевса, стоит ли ему оставлять жизнь Минотавру. И должен ли с Минотавром сразиться сын Посейдона.
Сам сын Посейдона и Эгея, не подозревая о такой «заботе» царя Миноса, продолжал тренировки. Афинянин старался избегать встреч со старшей царской дочерью, как только мог: уходил из своей комнаты на рассвете и возвращался, когда становилось совсем темно. Все время проводил либо с танцорами на их тренировках (в результате чего не только заработал множество синяков и царапин, но и научился многим трюкам), либо у Дедала, у которого тоже многому научился и немало помог. У Тезея оказались не только сильные, но и умелые руки, но особенно ему нравилось не мастерить, а придумывать хитрые вещи либо разгадывать то, что придумал Дедал.
Вспоминала ли афинского царевича Ариадна? При всей влюбленности ей было не до Тезея. Стрелы Эрота, конечно, безжалостны, но не всегда действенны. Если человека заботит другое, они могут и не привести к желаемому результату.
Гордая дочь Миноса вообще вела себя странно. Просто шли день за днем после положенного срока, а регулы все не приходили… Это могло означать только одно: семя Минотавра оказалось сильным, как и он сам. Сильней всех зелий, которые выпила Ариадна, сильней любых ее просьб к богиням.
Девушка не рискнула сходить в дворцовое святилище, прекрасно понимая, что ее горячие мольбы могут подслушать, но отправилась в храм Богини-матери в городе.
Щедрой рукой она сняла все браслеты, что были на руках, и добавила большую диадему. Жрица с изумлением наблюдала, как драгоценности девушки, укрытой покрывалом до самых глаз, одно за другим ложатся на камень для подношений. Видно, большая беда случилась у бедняжки, если столько дарит Богине-матери…
– Богиня-мать, я знаю, что не об этом нужно просить тебя. тебя просят о рождении детей, а я умоляю о том, чтобы мой ребенок не родился. Если это случится, всех следующих детей я рожу, как другие женщины, и даже не закричу во время родов. Умоляю, избавь меня от плода!
Жрица ужаснулась:
– О чем ты просишь в этом храме?! Разве можно говорить такие слова Богине-матери?! Тебя покарают боги!
Ариадна выскользнула прочь, а Тина поспешила забрать с блюда для подношений украшения госпожи. Увидев украшения, которые она положила богине, снова у себя в ларце, Ариадна ахнула:
– Ты забрала их обратно?! Что ты наделала?!
– Жрица права, госпожа, богиню нельзя просить о таком, а ваши украшения завтра же принесли бы во дворец, они слишком заметны. Если вы хотите поднести богатые дары богине, нужно сделать это иначе… А просить можно и дома. Небось богиня не глухая, чтобы не расслышать крик вашей души.
Ариадна затосковала, она словно раздваивалась. Одна часть души требовала встреч с Тезеем, другая, наоборот – бежать от него, одна половина любила, другая с этой любовью отчаянно боролась. Не потому, что Ариадна считала Тезея недостойным или себя выше его, но она прекрасно понимала, кого может родить от Минотавра – еще одного человеко-быка.
– Госпожа, так нельзя, – пробовала увещевать верная Тина. – Если вы будете так тосковать, могут заметить.
Она не стала говорить, что уже заметили и дворец полнится слухами, причем самыми разными. Хорошо, что эти слухи касаются Ариадны и Тезея, а не состояния самой девушки. Вернее, придворные с удовольствием приписывали ее состояние влюбленности в афинского царевича. Гордячка влюбилась, а афинянин не обращает на нее никакого внимания? Ах, как интересно.
– Не только это, он еще и возится с ее младшей сестрой Федрой!
– Не просто возится, чему-то там учит, недаром Федра то и дело ходит на арену для прыгунов!
– Неужели не понятно, чему может учить девушку молодой человек?
– Но Федра совсем ребенок!
– О, эти дети Миноса такие странные…
Слухи пока не доходили до ушей царя, но он не мог не заметить откровенный интерес обеих дочерей к Тезею, как и странное состояние Ариадны.
После их возвращения из поездки Ариадну словно подменили, она целыми днями сидела, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, не желала ни гулять, ни танцевать, не приглашала рассказчиц веселых историй или музыкантов, как делала раньше, была не похожа сама на себя. Обычно веселая и насмешливая, девушка стала замкнутой и слезливой. Даже появляясь рядом с отцом, мало разговаривала и часто смотрела отсутствующим тоскливым взглядом в пустоту. Царь приказал не упоминать при ней о Минотавре, хотя забыть о чудовище в Кносском дворце мог только глухой, потому что рев по ночам не давал спокойно спать даже привычным к нему.
– Госпожа, вам нужно на что-то решиться.
Тина права, просто сидеть и ждать, когда все увидят, как растет ее живот, нельзя. А рабыня продолжала увещевать:
– Госпожа, ваш отец давно хотел выдать вас замуж за Тавра. Может, вы поторопите события, никто не будет против. А как обмануть Тавра, мы придумаем.
Да, Минос подумывал, чтобы дать согласие Тавру на женитьбу на Ариадне. Кому же, как не ему, после Миноса править Критом? Подумывал, но не торопился делать это. Почему? Царь чувствовал, что, став супругой наследницы трона, Тавр попросту отодвинет от власти самого Миноса.
И Ариадна раньше готовила себя к тому, что будет супругой Тавра. Он всем хорош – богат, умен, красив… Настоящий будущий Минос. И царицей рядом с таким быть хорошо, он постарается, чтобы запястья супруги украшали самые красивые браслеты, а ожерелью на ее шее позавидовали бы сами богини. Для царицы рядом с Тавром будут созданы все условия, чтобы она затмила не только смертных, но и бессмертных богинь.
Но это раньше, до того самого страшного и прекрасного дня, когда Ариадна пострадала от Минотавра и встретилась взглядом с Тезеем. Его глаза снились Ариадне по ночам, просыпалась ночью от желания запустить пальцы в его светлые с рыжеватым оттенком кудри, провести по сильной шее, прижаться к крепкой груди.
Она представляла, но чувствовала, что Тезей не откликается. И все равно представляла. И однажды все-таки почувствовала себя в его сильных, но бережных объятиях. Нет, это было не наяву, но и не во сне, она лежала с открытыми глазами и видела перед собой образ Тезея. Видел ли он именно Ариадну, осталось загадкой.
До самого рассвета девушка привычно не спала, а утром встала почти такой, какой ее видели раньше, – гордой и сильной.
– Позови ко мне Федру.
– Федру, госпожа?
– Тина, ты стала плохо слышать? Да, сестру.
Федра прибежала быстро, девочка обожала старшую сестру, считая Ариадну неземной красавицей и страшно ей завидуя. Но юность брала свое, живая и жизнерадостная Федра не могла подолгу даже завидовать, у нее всегда имелись какие-то дела.
Царь Минос, который любил младшую дочь, словно сына, не запрещал ей и вести себя, как мальчишке. На ворчание Идии отмахивался:
– Пусть побегает. Вот подрастет, будет сидеть во дворце и скучать.
Федра уже подросла, ее допустили на пир, а потому ввели много ограничений, теперь девочке не позволялось выходить лишь с рабыней из дворца, не позволялось носиться вприпрыжку, сверкая голыми пятками, она обязана носить сандалии и платье. Платье ей не нравилось совершенно, ведь оно подчеркивало отсутствие груди. Рабыня, шьющая наряды царице, нашла выход, она подложила простеганную ткань под грудь, чтобы та казалась больше, но это не спасало.
Платья критянок сильно заужены в талии, чтобы подчеркнуть ее, и открывали грудь полностью. Если ни талии, ни груди нет, то ни затянуть, ни открыть невозможно.
– Еще крепче! – требовала Федра от рабынь, которые пытались втиснуть ее по-девчоночьи плотную талию в очень узкое платье.
– Некуда больше, госпожа.
– Госпожа, придет время, и ваша талия станет очень тонкой, но пока не стоит ее мучить…
– Ты думаешь, станет? – Федра крутилась перед большим, начищенным до блеска медным блюдом, в котором отражалась довольно плотная фигурка.
– Обязательно! – горячо обрадовались рабыни, довольные тем, что их юная госпожа хотя бы на сегодня выбросила из головы попытки стать стройней хоть на дактилам (палец).
Но не тут-то было!
– Хорошо, а пока затяните еще немного.
Вот в этот ответственный момент и появилась в комнате Тина с приглашением Федре срочно прийти к старшей сестре.
– Хорошо, закрепите как есть! Я иду, уже иду! – заторопилась Федра.
Кносский дворец огромен, в нем сотни комнат, даже знающим его устройство иногда казалось, что комнаты попросту прибавляются с каждым годом сами по себе.
Царские покои тоже велики, но комнаты сестер рядом, только у Ариадны, как старшей, их несколько, и ванна большая, а у Федры пока всего две – в одной она, во второй две рабыни. А еще у Ариадны есть выход на террасу, а у Федры только в коридор.
Ариадна словно очнулась от тяжелого сна и пыталась стать самой собой.
– Ты звала меня? – Федра словно жеребенок, хотя и несколько упитанный. Но ее ноги готовы понести хозяйку с места куда угодно, и никакое платье им не помеха.
– Хочешь посмотреть на прыгунов?
Девочка обрадовалась:
– Да, очень! Там так интересно, я мечтаю тоже научиться прыгать через быка, когда подрасту. Перибея сказала, что сможет научить меня, я гибкая.
– Кто такая Перибея?
– Одна из прыгуний. Она прибыла вместе с Тезеем.
– Я распоряжусь, чтобы нас проводили.
Одну Федру ни за что не отпустили бы к прыгунам, да и вместе с Ариадной это тоже выглядело неприлично, но Ариадна сумела подластиться к старой тетке, которой все равно где сидеть, на арене даже лучше, там солнышко, а в Кносском дворце в ее комнатку солнце не заглядывает никогда. Царская родственница Эгла соглашалась сопровождать внучатых племянниц. С ней вместе шла толпа таких же старых ведьм, что лишь оттеняло юную красоту Ариадны и живость ее пока еще не такой красивой сестры Федры.
Акробаты, как и многие другие критяне, предпочитали делать самые тяжелые дела рано утром либо после захода солнца, чтобы не мучиться от жары, потому арена к середине дня почти опустела. Осталась только группа Скира, в которую входили и друзья Тезея – Порфирион и Перибея. Они отрабатывали приземление после прыжка в случае, если бык мотнет головой. Следовало научиться приземляться, почти не опираясь на бычью спину.
Вообще-то, прыгали парни, а девушки либо отвлекали быков, либо страховали юношей после прыжков. Но упрямая Перибея пожелала тоже научиться прыгать. Скир был категорически против, не позволяя ей даже пробовать прыжки на животном, но через деревянного быка Перибея прыгала. Тезей и Порфирион страховали.
– Тезей, как у тебя получается оказаться на нужном расстоянии от головы быка?
– Если ты чувствуешь, что хоть немного не дотягиваешь, лучше остановись, – внушал Тезей девушке.
– Так я никогда не научусь, если буду останавливаться. А перед настоящим быком как? Попросить его постоять спокойно, пока я разбегусь?
– Сначала десяток раз остановись, потом научишься выравнивать шаг, и все получится.
Перибея снова и снова разбегалась и действительно останавливалась, потому что оказывалась либо слишком близко, либо далеко от рогов деревянного быка.
– Смотри! – рассмеялся Порфирион, который уже прыгал довольно уверенно.
Он выполнил все почти как надо, но на ногах не удержался, упал.
– Эй, отойди! – Тезей уже мчался следом. Но он не опирался о рога, просто подскакивал и делал сальто в воздухе безо всякой опоры.
– А как ты будешь с живым быком? Он ведь не станет стоять спокойно, – Перибея не могла понять, как юноше удается так здорово кувыркаться в воздухе.
– Это еще легче, он ведь идет навстречу, значит, расстояние в полете над его спиной сокращается.
– А эта что здесь делает? – Перибея остановилась, заслонившись ладонью от солнца и глядя на трибуну.
Тезей обернулся, но увидел не Ариадну, а Федру, которая вовсю махала ему руками:
– Тезей!
– Федра? Тебя отпустили к нам?
– Нет, – девочка сбежала на первый ряд и, перегнувшись вниз, улыбалась новому другу. – Я с Ариадной и этими старыми воронами.
Дворцовые старухи и впрямь расселись на скамьях, словно стая ворон. Если девушки и молодые женщины носят платья, открывающие грудь и утягивающие талию, то старые женщины наоборот стараются закутать одряхлевшее тело, чтобы оно не оскорбляло взоры. И носят преимущественно темное или даже черное.
Тезей поклонился Ариадне, изобразившей в ответ улыбку.
Тренировка остановилась.
– Скир, у нас что, показательные выступления? – фыркнула Перибея.
– Нет, у нас простая тренировка, и если ты все же хочешь научиться прыгать, то перестанешь разглядывать царских дочерей и займешься делом.
– Мне кажется, Ариадна смотрит вовсе не на тебя, – насмешливо заметил Порфирион.
– Вот именно! Она таращится на Тезея!
– Ты ревнуешь?
– Вот еще! Да пусть глазеет сколько ей угодно. Только как бы Тезея это не сбило, не то разобьет коленку или лоб, а ему еще ее братца убивать…
– Тезей позаботится о себе сам. Пойдем заниматься.
Конечно, Перибея ревновала. Девушке очень нравился сын Эгея, но вовсе не потому, что был сыном царя. И Тезею она тоже нравилась, это обоюдное влечение афиняне заметили еще по пути на Крит, но тогда всем было не до любви, они ведь ехали умирать (или выживать благодаря Тезею).
Дружба Тезея и Перибеи окрепла за последние месяцы, но в близость не переросла. Когда Дедал сумел привести на тренировку младшую из царевен, Федру, Перибея даже подружилась с царской дочерью, насколько возможна дружба между рабыней и царевной. Но Федра девчонка, конечно, она без ума от Тезея, сам юноша при этом относится к ней, как к младшей сестренке.
Другое дело Ариадна. Очень красивая, стройная, гордая… в такую влюбиться ничего не стоит, тем более, Тезей живет во дворце.
Было от чего волноваться влюбленному сердечку Перибеи.
А когда она поняла, что Ариадна тоже влюблена в Тезея и всячески старается добиться его расположения, стало совсем плохо.
Между Тезеем и Перибеей дружба, которая зародилась еще там, по пути на Крит и на Тире. Они поддерживали друг друга на тренировках, Тезей помогал подруге учиться прыгать, а она ему – освоить новые трюки. Но девушке так хотелось большего, а мысли юноши заняты кем-то другим. Как ни убеждала себя Перибея, что этот другой – Минотавр, сердце-вещун твердило иное: Тезей тоже влюблен в Ариадну, хотя не желает себе в этом сознаваться.
Это очень больно – видеть, что тот, кого ты любишь, блестит глазами при виде другой. Перибея уже ненавидела Ариадну и, будь ее воля, давно потрепала бы роскошные локоны царевны. Ревность сжигала девушку, заставляя совершать немыслимые поступки. Перибея начала прыгать через быка, как это делали юноши, она стремилась стать лучшей любой ценой.
Порфирион заметил это одним из первых. Попробовал поговорить.
– Перибея, к чему такие жертвы? Даже если Тезей их достоин, любовь не завоюешь ревностью.
– Зачем ему царевна? Ариадну никогда не отдадут афинскому царевичу.
– Разве сердцу прикажешь? Но мне кажется, что Тезей не любит Ариадну, а просто восхищен старшей дочерью Миноса. Это пройдет, поверь. Не ревнуй и будь ему настоящим другом, придет время, и Тезей оценит тебя выше, чем ее. Она чужая и надменная, ты афинянка и добрая. Оставайся самой собой, поверь, это принесет лучшие плоды, чем ревность и попытки свернуть себе шею, чтобы привлечь внимание Тезея.
– Спасибо, – Перибея едва сдерживала слезы. Но усилий хватило ненадолго, она все же разрыдалась, уткнувшись в плечо другу.
Эту картину и застал Тезей.
– Эй, кто тебя обидел? Порфирион, в чем дело?