За руку с ветром Джейн Анна

А Димка? Димка – он же друг Никиты, как он решился на такой поступок? Дружба – это ведь святое!

– Маш, ты чего зависла, – пощелкала перед моим лицом пальцами одногруппница.

– А? Я? Да так, задумалась. А ты знакома с парнем Оли?

– Что-о-о? – удивилась девушка. – Каким парнем? Она мне ничего не говорила, ни про какого парня. – Она нахмурилась – видимо, обиделась.

– Я перепутала, – неискренне, но очень широко улыбнулась я, не желая, чтобы Регинка злилась на подружку. Та что-то хотела мне ответить, однако тут заиграла мелодия из популярной лирической песенки, и она, прервавшись на полуслове, вытащила из сумочки мобильник.

– Ой, мне Ольга написала, – вдруг улыбнулась девушка. – Она вчера прилетела с отдыха!

– Чего? – я почувствовала себя мадемуазель дурашкой.

– Она вчера прилетела. Теперь хочет встретиться со мной, соскучилась. Маш, хочешь, мы втроем погуляем, вы же подружились в последнее время, – от всей души предложила Регина.

– Нет! Не хочу! – закричала я, чувствуя, как на лоб накладывает кто-то незримой рукой новую повязку лжи. Головоломка сама собой стала складываться в моей голове. Дэн вернулся вместе с отцом и Лерой – поэтому их вчера и видела Василиса Петровна, хотя сам говорит мне, что приедет еще через несколько дней. Князь вчера тоже прилетела в город. Они действительно вместе были в Галазе, вместе вернулись, и теперь он опять, опять мне врет! Зачем? Чтобы у него была возможность провести времечко со своим Троллем? Да, точно! Он ведь иногда раньше так нежно на нее смотрел, что мне становилось противно до щекотки в пятках. Вдруг его слова о том, что он ничего не чувствует к Троллихе – всего лишь очередная ложь? И на самом деле Лазурная – это сама Князева?

– Почему не хочешь? Вы ведь общались! – поразилась Регина. По-моему, она стала считать меня психически неуравновешенной.

– Я сама сегодня уезжаю, – соврала я. – Потом с ней встречусь, потом. Сделаю ей… сюрприз.

– Ага… Тогда ладно, – поверила мне одногруппница. – Слушай, тут с Ольгой ужас что было! Да ты знаешь, наверное.

– Что еще с ней было? – резко спросила я. Какого фига она считает меня подружкой Князя? Разорвала бы ее на куски. Притворщица.

– Как что? – Регина покачала головой. – Это ж просто кошмар! Она чуть не погибла!

Этого я не ожидала.

– Че-го? – по слогам спросила я. – Как?

– Как? Ты не знаешь?! А я думала, знаешь, а то бы стразу рассказала. Олька должна была ехать в свой Галаз вместе с родителями тем самым рейсом, что взорвался, слышала ведь? – затараторила девушка. Я только ошарашенно кивнула. – Они планировали именно в этот день поехать, но уже в кассе – они за две недели покупали билеты, все-таки взяли билеты на другое число, пораньше. Ольга говорила по телефону, когда она уже в Галазе была, что они с родителями в шоке просто с тех пор, как узнали, что рейс с нашего города упал около моря. Бр-р-р, страшно даже.

Я была согласна с ней. Страшно и жалко – до слез жалко всех, что безвинно погибает. Не только в авиакатастрофах.

– А почему они решили на другое число купить? – переваривая поток информации, который даже умудрился заглушить мою ярость, спросила я.

– Ольга сказала, что билеты покупала мама. У нее вроде бы как по работе что-то изменилось, вот и… – Регина пожала плечами. По ней было видно, что она, и правда волнуется за подругу. А я, как бы не любила Князеву, ничего плохого ей не желала и была рада, что она купила билеты на другое число…

– Ни фига себе… Они – везунчики, – пробормотала я, все еще пребывая в шоке. – Ладно, Регина, мне пора. Меня папа ждет в машине. Тебя довезти до куда-нибудь?

– А, нет, спасибо, меня друг тоже в машине ждет, – отказалась девушка.

– У тебя друг есть? – заинтересовалась я.

– Ну, недавно познакомились. Оля, кстати, познакомила. Милый такой, прикольный. Компьютерщик. И зовут так мило – Иваном.

Я уже не сильно удивилась, когда мы вышли из универа, и разговорчивая, одногруппница, попрощавшись со мной, подошла к машине, около которой стоял смутно знакомый мне Иван, тот самый, из кафе, которому ни за что, ни про что вмазали рокеры. Я помахала ему, и он ответил мне кивком. Бедная Инга, кажется, на ее личном фронте теперь совсем пусто. Хотя-а-а, как же я забыла про Рафаэля? Он ведь на нее запал.

– Что так долго? – недовольно спросил папа, когда я поплелась к машине.

– Да очередь там была…

– Да не очередь была, а с подружкой ты там болтала. Так, сейчас я тебя домой отвезу. И не ходи сегодня никуда, – добавил он, – видишь, дождь собирается?

– Угу.

– Что это у тебя за вид смурный? Подружка что-то не то сказала?

– Да нет, просто голова болит.

Я прислонилась лбом к прохладному стеклу и молчала всю дорогу, порядком удивив папу. Все вспоминала и вспоминала проклятого Смерча. Его голос, улыбку, слова…

– Папа, – нарушила я молчание лишь однажды. – Ты знаешь такой город – Галаз?

– Знаю, конечно. Там твой Денис сейчас отдыхает? – осторожно спросил он.

– Да. Там… А ты ведь говорил, что как-то давно был там?

– Был. С мамой твоей, еще много лет назад, до Федькиного рождения. Где-то дома и фотографии есть оттуда, но мало. А что?

– Расскажи, там красиво? Хорошо?

– Хорошо, конечно. На Черном море почти везде хорошо, Маша. Галаз – место прекрасное. Старинное. С отменным климатом. Сначала это местечко было древнегреческой колонией Причерноморья. Там море голубое-голубое. До невероятности. Когда я там был, местные рассказывали, – пустился в воспоминания папа, – что название города – Галаз произошло от древнегреческого слова «галазио», что значит лазурный.

– Да? – мрачно спросила я, всеми фибрами души проклиная этот ни в чем не повинный в общем-то цвет. А папа продолжал:

– В легенде о создании города говорится, что в шестом, по-моему, веке, еще до нашей эры, когда колония, собственно, была основана греческими выходцами, ойкист – то есть предводитель колонистов, а затем и правитель, назвал так город по просьбе любимой жены. У них там вообще была интересная история. – Папа, видя мое мрачное лицо, пытался меня развеселить, а потому решил рассказать мне старинную легенду города Галаз. – Ойкист был без ума от своей молодой и красивой жены Дионисии, а она влюбилась в другого. В парня из черни. Он, как водится, тоже ее полюбил. Эти двое стали тайно встречаться. Сестра Дионисии помогала парочке, и какое-то время они были счастливы. Правитель, естественно, вскоре прознал про то, что его жена ему изменяет. И послал своего брата-близнеца найти и убить соперника. Тот нашел. Однако видя, как они любят друг друга, пожалел и не стал трогать юношу, но обо всем рассказал брату. Ойкист рассвирепел, поймал любимого жены и лично убил его на ее глазах. А на следующий день нашел супругу мертвой. Потом и сам умер. Одни говорят, не вынес разлуки с женой и сбросился со скалы. Другие – что его убила мать Дионисии, отомстив за смерть дочери. Хотя многие историки утверждают, что ойкиста просто-напросто устранила недовольная знать. Хотя, кто знает? После его смерти править городом стал его брат-близнец, взяв в жены сестру Дионисии, ту, которая помогала влюбленным. Но и он недолго оставался на свете. Погиб вместе с молодой супругой во время набега каких-то то ли кочевников, то ли еще кого… Не помню. В общем, эта душещипательная история – достояние Галаза. В городе есть и скульптуры со всеми этими персонажами, и фрески. Площадь в честь них названа и какие-то улочки. А Дионисия и Филимон стали этаким символом настоящей любви. С их изображением чего только там не продают. И картины, и талисманы, и брелки, и одежду даже… Бренд Галаза.

– Филимон? – еще более мрачно спросила я, понимая, что даже у бедняг в сказочной Древней Греции настоящей любви не было. На душе стало совсем пасмурно, словно я услышала любимую сказку, в которой вместо привычного счастливого конца главные герои умерли в жутких корчах. – Что за имя такое?

– Вот ты вся в маму, – отозвался папа весело, – она тоже, когда услышала эту историю, спросила, что это за имя такое дурацкое и на греческое непохожее, а потом полдня ходила по Галазу печальная. Ей, видите ли, история в душу запала. Жалко стало их. В результате я оказался виноватым. Потому что не понял все трагичности их истории, э-эх. – Он вдруг тепло улыбнулся, словно вспомнив что-то хорошее.

Я закрыла глаза. Лазурный курорт, лазурная девушка Инна, какая-то там идиотская жена идиотского правителя идиотского лазурного города. Ненавижу лазурь! Смерчинский, тебе бы шею свернуть… И Троллю – тоже. Что же происходит? Что двигало Денисом? Какие цели он преследует? Неужели Князева все же нравится ему? Что они вместе делали в Галазе? Кто они друг другу? Они ведь столько лет знакомы… И как в этом всем замешана ее сестра Инна, о которой сказал Черри и о которой я не захотела слушать от Смерча? Вот дура, а надо было тогда узнать все и окончательно поставить точки над и.

Дома меня наскоком одолели воспоминания – память, словно издеваясь, подкидывала мне один за другим фрагменты из нашего с ним короткого, но яркого общения, а скука по предателю Дэнву достигла едва ли не своего пика. Мне физически хотелось дотронуться хотя бы кончиков его пальцев, хотя бы на миг прикоснуться к его волосам, хотя бы… просто увидеть перед собой. Но, увы, он решил, что с Ольгой ему будет куда лучше. Уехал с ней, приехал с ней. Побить бы его с силой, словно он резиновый! Увижу – так и сделаю. Так и сделаю – если смогу посмотреть в его глаза. Синие с искорками, участливые и с хитринкой, жизнерадостные, но в которых иногда проскальзывала непонятная тоска.

А может быть, папа был не прав? Может быть, Смерчинский все же обманщик и манипулятор, который принимает людей за шахматные пешки? Может быть, и его обманул этот парень?

Я молча, даже не отреагировав на приветственное «мияу» котэ, завалилась в свою постель, наблюдая за крупными каплями дождя на потемневшей улице, небо над которой плотно закрылось тучами. Мною овладевали двойственные чувства. Меня распирало от желания сделать хоть что-нибудь, чтобы узнать правду, но в то же время я безумно хотела закрыться одеялом с головой и никогда-никогда не вылазить на белый свет.

С одеялом на голове я просидела минут пять, не больше. После, повинуясь какому-то неясному в тот момент импульсу, вынырнула из-под него и схватила телефон, чтобы вновь позвонить Смерчинскому. Увы, он с кем-то болтал – линия была занята. А его отцу звонить я не желала. Хватит, опозорилась уже. Мрачно поскребя ногтями стену, я, охваченная гневом, зачем-то набрала номер Князевой. Оператор сообщила, что она находится вне зоны доступа. Я решила дозвониться хотя бы до Димки – но он просто не брал эту чертову трубку! Они меня игнорируют, что ли, все?!

Я, недолго думая, позвонила Смерчинским домой – ноль результата. Чащина, дурака, дома не было. Тогда я с демоническим блеском в глазах отрыла через Регину домашний телефон Олечки, и только тогда мне повезло. Ну, как сказать, повезло… Это был еще один гвоздь в гроб моих чувств.

– Можно Ольгу? – спросила я громко.

– А ее нет, деточка, – отозвался надтреснутый голос пожилой женщины – чуть позже я узнала, что это была бабушка Тролля. – Олечка ушла.

– Не подскажите куда? Мне она очень-очень нужна.

– К Денису Олечка ушла. Сказала, что пошла к Денису, – ответила моя собеседница. – Вот только вчера приехала, а сегодня уже дома нет с утра. Убежала Олечка.

У меня, по-моему, едва не помутился рассудок. К кому ушла Олечка-Троллечка? К Денису? Ну, Олечка, ну Денис, я вас найду и… вы повторите судьбу древнегреческих Дионисии и Филимона.

– К Смерчинскому? – спросила я с трудом. Я не верила в происходящее. Меня накрыло то самое состояние временного безразличия, которое бывает после какого-либо потрясения, когда ты еще и не веришь толком в происшедшее, хотя понимаешь, что это не сон и не шутка, а злая реальность.

– Да-да, к Денису Смерчинскому, именно. А вы кто, Олечкина подруга? – спросила добрая бабушка.

– Ага. Подруга.

И, возможно, будущая убийца.

– Тогда приходите к нам в гости, – обрадовалась Князева-старшая, – у Оли так мало подруг. Одна только Региночка. Да и та редко бывает. А как вас зовут?

– Маша меня зовут.

– Я тогда скажу Олечке, что ей звонила Маша.

– Спасибо, – поблагодарила я бабушку. – И скажите ей, что я очень хочу с ней поговорить.

– Непременно, Маша, непременно скажу.

И на этом мы распрощались.

Несколько минут я сидела почти без движения, переваривая всю полученную за сегодняшний день информацию. А после грянул гром – и на улице, и в моей душе.

Оцепенение спало, и навалилась грузная ярость. То, что было огненным цветком, превратилось в огненный ураган эмоций.

– Значит, реально развлекаешься с Князевой, сукин ты сын? – прорычала я. – Развлекайся! Хоть всю свою жизнь!

Сначала я просто била подушку, вымещая на ней злость, а после, чуть подуспокоившись и кусая до крови губы, вновь схватила телефон.

И под ливнем эмоций написала сообщение:

«Смерчинский. С этого дня забудь, пожалуйста, мой номер телефона, адрес, имя и внешность. Ты для меня больше не существуешь. Я думаю, ты знаешь причины. Я ненавижу ложь и тебя, как ее приложение!»

Послав эсэмэс, я, глубоко и часто дыша, отправила его номер телефона на своем мобильнике в черный список. Подумала, и в настройках запретила все сообщения и звонки с любых номеров, кроме самых нужных, что были в записной книжке. Еще немного подумала и заблокировала его номерок в домашнем телефоне. Поставила в игнор в Интернете – везде, где смогла, чтобы он точно не мог со мной связаться.

Я делала все это не только потому, что понимала, как больно мне будет слышать его голос, ставший родным, но и потому, что я боялась его чар. Вдруг он сможет вновь запудрить мне мозги и манипулировать глупой девочкой Машей и дальше? Вдруг он заставит меня вновь поверить ему и я опять, как дурочка, буду слепо идти за ним, преданно глядя в манящие глаза?

Да, я любила его, чего уж тут таить, любила сильно, может быть, еще по-детски наивно, всей душой и всем сердцем, всем своим существом, но я не желала быть безвольной куклой в руках у прекрасного синеокого кукловода, мастерски дергающего то за одну, то за другую веревочку.

Пусть я лучше буду страдать без него, зная правду и чувствуя себя свободной, чем буду рядом, раз за разом обманутая. Пусть мне будет больно, но я не буду сидеть в клетке из своих иллюзий! Пусть все будет так – нелепо, грустно и безысходно, но я останусь собой.

Я схватилась за голову, ненавидя едва ли не весь мир – так обжигающе горячо было в душе.

Решил предать? Предавай! Гуляй хоть с Инной, хоть с Ольгой, хоть с любыми девушками планеты! Веселись, отрывайся, дыши полной грудью!

Дура, какая же наивная дура. Я за него так переживала, я едва ли не молиться на него начала, я влюбилась в него, а он… А он оказался мудаком с большой буквы. Сэр Мудак, здравствуйте! Думаете, я буду плакать из-за вас? Не бывать этому! Это вы будете плакать из-за меня.

Успокоилась я с трудом.

Позлившись и сдуру разодрав ножницами подаренного Смердяком музыкального тигренка с надписью «Полюблю всем сердцем» на кучу мелких тигрят, я завалилась спать и к удивлению мамы проснулась только утром. Мне всю ночь снилось теплое море, ветер, зелень, чей-то женский счастливый смех и мужской приятный голос, что-то шепчущий на непонятном языке, а после в сновидении появилось огромное зеркало в радужной раме, с которого на меня смотрел большими миндалевидными карими глазами красивый черноглазый юноша с оливковым загаром и темными волнистыми волосами. Одет он был в короткое одеяние с одним рукавом – кажется, такие назывались тогами. Я видела такие одеяния в учебниках на уроках истории.

– Вообще-то, если я смотрю в зеркало, там должна быть я, – наставительно сказала я чужому отражению. Парень пожал плечами, прикоснулся со своей стороны к поверхности зеркала, заставив меня проделать то же самое, улыбнулся грустно и исчез.

Странные мне сны в последнее время сняться. Весьма странные.

На следующий день мои страдания продолжались. Они продолжались и через день, и через два, и через три. Вместо того чтобы радоваться приближению концерта «На краю» и свадьбе брата, я грустила, хотя старалась выглядеть улыбчивой, как и всегда. Шутила, смеялась, пререкалась, но… Впервые в жизни я потеряла интерес к жизни. Небезразличной оставалась только музыка, которую я слушала часами, надев наушники.

Сначала я наивно ждала, что Дэн все-таки сумеет достать меня, позвонит или придет и все объяснит, скажет, что я все неправильно поняла, но этого не происходило. Его не было. И не было, и не было… Как будто бы он никогда и не появлялся в моей жизни. А я мучилась, скучала и бесилась. Он посмел без спроса влезть в мою судьбу, зашел бесцеремонно и, не разуваясь, наследил и исчез, оставив только память о себе. Он открыл глаза на созданного моим же собственным сознанием кумира. Подарил мне любовь – ту самую, которую я так раньше презирала, но которая покорила меня и заставила иначе взглянуть на мир. Обещал горы, в конце концов… Столько всего дал и так бессовестно поступил. Зачем? Для чего? Почему именно я?

На этот вопрос ответа не находилось.

Мама видела, что со мной происходит что-то не то, осторожно спрашивала, в чем дело, видя, как я без движения сижу с наушниками в ушах и пялюсь в одну точку, но я тут же начинала улыбаться и, конечно же, говорить, что все хорошо! Почему-то мне не хотелось, чтобы родители, и в первую очередь мама, все узнали. Мне было стыдно перед ними за саму себя, а еще я боялась, что они разочаруются – не во мне, в Дэне. Ведь маме он так понравился, а папа очень тепло отзывался о нем.

Видимо, актерская игра не особо мне давалась, ибо мама сразу же заподозрила неладное. Когда она все настырнее стала интересоваться, почему я все время сижу дома и ни с кем не общаюсь, я, чтобы отвести от себя подозрения, решила сходить в какую-нибудь парикмахерскую, сказала об этом маме, и она, явно обрадовавшись моему решению, потащила меня туда едва ли не за руку. В результате прическа у меня осталась почти прежней, а вот цвет волос поменялся – почти на тот же, что и был до покраски, только теперь я стала немного более светлой, чем раньше. Мама обрадовалась, я сделала вид, что тоже. Волосы вроде не выпали, правда стали жестче, но, кажется, это не страшно.

Теперь уже ничего не страшно.

И лучше бы сердце стало жестче, а не волосы. Жаль, нельзя обесцветить сердце.

В тот день – день покраски, мне все, совершенно все, напоминало о Смерчинском. Парень в толпе показался им, кто-то засмеялся в магазине, и я нервно обернулась – подумала, что это Денис. Мама смотрела по телевизору тот самый фильм, который мы смотрели в мае в кинотеатре.

– Давай будем играть в любовь? – сказал герой – тот самый популярный парень из школы.

– Зачем? – фыркнула героиня – в пику ему одна из самых непопулярных учениц, да еще и с неформальскими замашками.

– Скажем, что мы – пара. И первыми бросим тех, кто хотел бросить нас.

– А у нас получится?

– Получится. Я буду называть тебя «деткой», а ты меня «пупсиком», и все будет окей. Только не влюбляйся в меня по-настоящему, поняла?

– Брось. Ты мне даром не нужен. Пупсик.

Гадкие воспоминания волной накатили на меня, и я заперлась в своей комнате. Взгляд упал на руки, и я вдруг резко сняла с большого пальца кольцо Дэна, кинув его на стол. Оно со звонким стуком прокатилось по нему и упало куда-то на пол. Я не стала подбирать его. Катись, сволочь, катись. Мне ничего от тебя не нужно.

И тут меня посетила мысль, что мне нужно избавиться от всего, что напоминает мне об этом человеке.

Злобно осмотрев останки растерзанного тигренка, спрятанные в ящике стола, я выбросила их в мусорный мешок, туда же полетел и идиотский набор для влюбленных, подаренный друзьями Дэна. А еще я нашла оригами, что Дэн делал своими пакостными руками. Захотела смять их, разорвать, уничтожить, но, к сожалению, не смогла. Просто смотрела на бумажные фигурки с безразличным лицом. Мне даже притрагиваться к ним было страшно. Ведь когда-то их касались пальцы Смерчинского…

Вот эту фигурку он делал специально для меня, потому что я попросила, а эту смастерил в эльфийском кафе, чтобы передать его вместе с вином якобы от поклонника Князевой, дабы позлить Ника. Блин! И на что я только тратила свою жизнь? На то, чтобы разлучить двух не самых достойных людей? Как же я вляпалась во все это? Как же поверила? А ведь тогда я считала, что это – отменное приключение. Как ребенок, ей-богу.

Я все же взяла павлина с шикарным хвостом и стала рассматривать сиреневые узоры, выведенные рукой Смерча. Денис – ты самый настоящий павлин.

Пальцы пробежались по податливой бумаге, и я случайно развернула уголок. И замерла.

А что это за надписи он все же тогда сделал? Я думала, буковок немного – всего несколько штук, а на развернутой бумаге их подозрительно много, написаны в строку его ровным красивым подчерком. Зачем Смерчинский тогда это вообще писал? Я внимательно вгляделась в эти непонятные мне символы.

«C m]/hg; z, u/c l, iuol iujukuamghe2+

«l gb, kuvm ih nlku

Tgm’mnbc, hn b miile m, u/u b, hi, vpu#

M jukub, hi. Tau gub, m bu/c, hy 1 gl]gkh[he jkuaizz bu/c».

Что это? Что за бред бредовый? Тайное послание своей любимой Ольге, или ему скучно было?

Исследовать бумажку дальше мне помешали брат и его друг, с которым они вместе заперлись домой и как ни в чем не бывало, зашли в мою комнату, напугав скрипом двери.

Друг, кстати говоря, оказался Федькиным свидетелем на его свадьбе. Парень этот, хоть и работал с братом в серьезной организации, был на самом деле таким же разгильдяем и идиотом. Они учились вместе и вместе пошли на службу – уж не знаю, кто кого за собой потянул. Наверное, Марк Федьку – у него папа занимал начальственную должность в их закрытой организации.

– А-а-а, это ты, – увидел меня брат.

– А кто еще может быть в моей комнате? – пожала я плечами, отодвигая оригами в сторону. – Привет, кстати.

– Привет, давно не виделись, – отозвался братик. – Как дела? Все хорошо? Покинь нас ненадолго.

– Здравствуй, Мария, – добродушно поздоровался со мной будущий свидетель. Когда-то, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, этот парень мне даже нравился – еще бы, взрослый друг брата с классным лицом и широкими плечами – не хуже, чем у Смерча. Марк надо мною, как Федька, не глумился, был вежливым и обходительным и казался почти богом. Он даже мне как-то пару раз мороженое покупал и шоколадки. Потом чувство симпатии все же прошло, наверное, после того, как я услышала случайно его разглагольствования по поводу того, что «норм парню иметь трех девчонок одновременно – норм дело». Хорошо, что хоть Федька спорил с ним и утверждал, что, в общем-то, дама сердца должна быть одна. Хоть что-то в брате хорошее есть.

– Чего вам надо? – спросила я недовольно.

– Мне твой комп нужен. Освободи на пару минут. В мой домашний ноут вирусы прорвались, ему хана, – отозвался деловито Федор.

– А рабочий?

– А рабочий на работе. Давай, Машка, поделись компом. Мы быстро.

Я кивнула и слезла со стула, уступив место брату.

– А чего это у тебя? – спросил любопытный Марк, разглядывая оригами Дэна, предназначенное Ольге, пока Федор что-то перекидывал с компьютера на флешку.

– Просто так, – не стала я ничего объяснять. У меня не было настроения. Его вообще из-за Смерчинского никогда не будет!

– А это код, – беспечно вертя бумажку в руках, заявил Марк, – мы таким же баловались.

– Что за код? – оторопела я.

– А, простой, его с помощью раскладки клавиатуры делают. – Пояснил Федькин друг со знанием дела. – Через букву или через две пишут. Смотри, ты, допустим, хочешь написать закодированный алфавит с помощью клавиатуры. И придумываешь код, допустим, вместо того чтобы нажимать какую-либо клавишу, нажимаешь соседнюю – вправо или влево. Например, код – через клавишу справа. Тогда вместо буквы «а» ты нажмешь букву «п». Вместо «м» – «и». И так далее. Хочешь закодировать слово «мама», а получаешь «ипип». Можно вводить те символы, которые будут через две клавиши вправо. Тогда «мама» трансформируется, – тут он пригляделся к клавиатуре, – в «тртр». А если раскладку русскую поменять на английскую, тогда получиться «bgbg». Вот тут как раз английская. Помочь разгадать?

Я медленно кивнула, переваривая информацию. А Федька только спросил:

– Откуда такие познания в кодах, Марк?

– Ты забыл, моя Танька – криптограф, – напомнил о собственной сестре Марк. – Она просто слегка чокнутая, всяческие коды любит чуть ли не с детства.

Влияние сестры, занимающейся криптографией, действительно было велико, и Марк буквально через пару минут перевел мне послание на нормальный язык. И я даже поняла его нехитрые объяснения.

– Э-э-э, странное что-то, но вот, держи, Марья.

– Спасибо, – я вцепилась в бумажку с текстом, написанным прямым мелким почерком Марка. Жутко занятой Федька как раз закончил свои манипуляции с флешкой, встал со стула и поманил друга за собой.

– Поехали, у нас еще дел по горло.

– Пока, до встречи на свадьбе, – улыбнулся Марк мне, и парни ушли. А я судорожно стала читать и перечитывать расшифрованный текст. И как только тогда Смерч умудрился написать, не глядя ни на какую клавиатуру Троллю целое послание?

«Я избавлю тебя от него, не переживай=)

До встречи на море.

Увидимся там с Инной, и тебе станет лучше!

И перестань уже вести себя так – возвращай себя прежнюю».

Внутри все замерло. Каждый нерв натянулся, как струна, грозя вот-вот порваться. Пульс взрывался. Сердце разрывалось. И душа – тоже.

Смерчинский, я тебя ненавижу! Ты что, еще и с Инной встречался в своем тупом Галазе? Ты с самого начала мною пользовался, как тряпкой, да что же это…

Я едва ли не с рычанием разорвала павлина, схватилась за нежно-розового ни в чем не повинного пегаса, надорвала его крыло, но остановилась. Меня совершенно внезапно осенило: а вдруг и на нем есть послание? Уже для меня? Вдруг? Вдруг…

И оно было.

«Niu yhau, bc/ c g; z/; uiссс

Jklb, m/ ub; m l/m’u;»

С горем пополам я «перевела» и его, путая от нового внутреннего урагана эмоций клавиши и буквы. И даже стиснула зубы. Почти каждая мышца в руках, держащих листочек, напряглась. Каждая буква выжигалась огнем в душе, каждая точка.

«Мне кажется, я влюблен…

Прости, если обидел».

– Да что это такое? Что это такое? – прошептала я, сдвинув брови к переносице. – Да что ты со мной делаешь, Денис?

Прижав бумажки к груди, я уселась на кровать. В кого ты влюблен? В меня, в Ольгу, в Инну? В какую-то там третью потерю? В себя самого?

Какой вариант верный в этом тестовом задании – какой из четырех? Поработаем методом тыка? Тогда вариант «а» точно исключается. Не меня. Да и последний не подходит – некорректно сформулирован. А вот второй и третий ответы… Ольга? Инна?

Я взяла мобильник и посмотрела на заставку – слегка переделанное лицо Смерча. Дотронулась указательным пальцем до его щеки и тут же резко выключила мобильник. Видеть не желаю. Предатель.

«Д»… Глупая буква «д». Денис. Ведь все было хорошо, что случилось, зачем он появился в моей жизни? Права ли гадалка? Он ли моя судьба? В моем окружении не только имя Смердяка начинается на эту букву. У Чащина, например, тоже. «Д» – Димка. Хотя, даже если я ему и нравлюсь, все равно у него есть девушка, и скорее всего, его девушка – ну кто бы мог подумать, гребаная Князева! И везде от нее проблемы. Эта Князева всюду! Она как царь Мидас, к чему не прикоснется, все превращается… не-е-е-т, не в золото. В пепел и разруху.

А если Князева – девушка Чащина, то, получается, моя соперница – это Инна? Та самая Инна, о которой говорил Сашка-Черри.

Вновь не зная, что делать, я почти побежала в комнату брата, где, к недоумению мамы, с глухими криками била его боксерскую грушу, висящую в углу. Всего лишь полчаса – и физическая замотанность победила желание утопать в собственной злобе.

– Что с тобой, Маша? – с недоумением спросила у меня мама, заглядывая в комнату.

– Все хорошо, просто тренируюсь, – сообщила я маме весело. – Хочу на Федькиной свадьбе выглядеть хорошо!

Я улыбалась, а уставшие несчастные головастики хором выли.

– Тебе, кстати, по домашнему телефону Дмитрий, мальчик из твоей группы, звонит, – уведомила меня мама. – И, Марья, ты девочка, хватит колотить грушу брата, как заправский боксер.

– А если у меня нервы не выдерживают?

– Бей посуду, – раздраженно бросила она в ответ, – и подойди уже к телефону, не заставляй мальчика ждать.

– Не заставлю, – пообещала я, утерла со лба капельки пота и направилась к телефону.

– Дим, привет, – устало поздоровалась я.

– Привет, Бурундук, – отозвался его голос, довольно веселый. – Сегодня ты часто дышишь. От чего я тебя оторвал, а? От чего-то неприличного?

– Ни от чего, – отозвалась я, не обратив никакого внимания на его шуточку. Димка по моему тону сразу понял, что я совершенно не в настроении, и спросил уже серьезным тоном:

– Что случилось? Ты вчера несколько раз звонила и писала.

– Вчера бы и ответил. Тогда бы и узнал что, – буркнула я. Честно говоря, мне очень хотелось увидеть его. Душе, раненой предательством того, кому она так доверяла, очень хотелось нехитрой поддержки, но такого человека, который смог бы утешить или ободрить, рядом не было. Маме про свою личную жизнь я ничего говорить не хотела. Димка куда-то делся. Маринка и Лида уехали на дачу праздновать День рождения какой-то общей родственницы, да и зачем напрягать их, счастливых и занятых своими мальчишками, успею еще поплакаться на их плечах. А остальные были лишь приятелями. Мы могли быть вместе в радости, но не в беде, как ни странно.

А может, мне хотелось, чтобы меня пожалел именно Чащин, ведь я все же верила в то, что нравлюсь ему, и подсознательно ждала, что он защитит меня от всего того, что причинил мне Смерчинский. Тогда, когда в университете он обнимал меня, мне было очень тепло и уютно.

– Я был занят. Прости, – отозвался Димка с сожалением в голосе.

– Чем? – захотелось мне выяснить.

– Ну, так, делами. Моя девушка приехала, – сознался он, наконец.

– А я думала, Князева в тот день со Смерчинским была. А она для всех время находит, – отозвалась я, хмурясь. – И силы.

– При чем тут Князева? – сделал вид, что не понял, Димка.

– Ты ведь с Князевой встречаешься? – в лоб спросила я, позабыв про такт.

– Чего? – обалдел он.

– Чащин, у тебя с Князевой что-то есть?

– Что за вопросы? – рассерженно спросил парень.

– Обычные. Это она твоя «подружка Виктория»? – продолжала напирать я. Мне было дико обидно. Мог бы и рассказать… Тоже мне, тайны мадридского дворца. Или ему Князева запретила рассказывать? Побоялась, что Дэн узнает, что они встречаются. Может быть, все же к ней, а не к этой Инне из прошлого неравнодушен Смерчинский?

– Маша, ты…

– Вот Князева стерва, поставила меня в черный список в твоем телефоне, – злобно хохотнула я. – Небось ты мои звонки не видел, потому что Оленька вновь об этом позаботилась? Говорю ж – она Тролль.

Я почти была уверена, что попала в яблочко.

– Маша, – вновь позвал меня по имени Чащин. Он хотел что-то сказать, но передумал. – Давай встретимся? – предложил он вдруг.

– Давай. – Я легко согласилась на это. Хочу знать, что его связывает с Троллем, девушкой его в общем-то друга. – Когда, Дим? Где?

– Я приду к твоему подъезду, Маша, ты не против? Я буду через час, – предложил Чащин. – Я тебе давно хочу кое-что сказать.

– Хорошо, – отозвалась я. – И… у тебя что-то случилось?

– Случилось все уже давно, – не своим голосом проговорил Дима и добавил грустно: – Я хочу видеть тебя. Через час, ладно? Ты ведь придешь?

– Приду. Ты хочешь видеть меня, как ты там говорил, ННН: наглую неврастеническую нахалку, а не свою милую и добрую подружку? – спросила я с непонятной горечью.

– Я хочу видеть тебя, просто тебя. – Было мне ответом, и Дмитрий положил трубку. А вдруг, правда, это он – моя так называемая судьба? Раз Смерч меня обманул… Может быть, тогда Димка…?

Я только вздохнула. Ну почему у них обоих имя начинается на букву «д»?

Из квартиры я вышла раньше – за двадцать минут до назначенного времени, с большим клетчатым зонтом в руках и натянув любимые старые кеды, кофту с капюшоном и улыбку. На улице было прохладно, ветрено и уже вторые сутки продолжал идти назойливый дождь. Земля привыкла к нему, и деревья вокруг, и крыши домов, и дороги – тоже, а я все не могла. Я уже возненавидела его, потому что каждый раз, когда я видела тяжелые водные капли в окне или слышала звук, с которыми они ударялись о поверхности или падали в непрозрачные мутные лужи, я вспоминала наш с Дэном первый поцелуй. Тогда я была в таком восторге, что вовсе не обращала внимания на дождь. И, касаясь мокрого лица Смерча, его влажных плеч и предплечий, желала только, чтобы он никогда не отпускал меня.

И теперь, кажется, мне придется помнить этот поцелуй всю свою жизнь. А я не хочу этого! Не хочу. Эй, кто-нибудь наверху, уменьшите баланс на эквалайзере «Уровень боли»? Пожалуйста.

Я, тряхнув головой, быстро побежала по ступенькам вниз. Димка ждал меня около подъезда, под козырьком, промокший, натянув на голову черный капюшон, засунув руки в карманы темно-синих широких джинсов. Он стоял ко мне спиной, скрестив ноги, и не видел меня. В ушах у него были наушники, поэтому он меня и не услышал.

Я сделала еще более веселое лицо, чем всегда, и хотела уже подойти к нему с приветствием типа «привет, чума в капюшоне», но не стала этого делать, потому как Димка неожиданно закурил от простой черной зажигалки, прикрывая сигарету ладонью от ветра. Это меня насторожило. Нет, это меня расстроило и напугало! Он ни разу не курил при мне. Видимо, не ожидал, что я выйду так рано – ведь всегда опаздываю – и вытащил сигарету.

Такое чувство, что с моих глаз потихоньку спадает пелена, и я открываю для себя людей заново.

Я подошла к нему и несмело тронула за плечо. Димка сразу же обернулся, окинул меня теплым, мягким, но жадным взглядом, таким, каким родные люди смотрят друг на друга после разлуки, вытащил свободную руку из кармана и осторожно коснулся пряди моих уже светлых волос.

– Беленькая, – произнес он без приветствия. – Когда успела?

– Сегодня утром, – призналась я, глядя ему в лицо – усталое, грустное, по которому все еще стекали стеклянные капельки дождя. Почему он без зонта? Почему его черные глаза такие обеспокоенные? Почему я хочу пожалеть его и обнять?

– Ну да, я с ней встречаюсь, – сказал он мне теперь уже без объяснений, раньше, чем я успела что-либо спросить, вновь затягиваясь сигаретой, держа ее двумя пальцами. Раньше я не видела, чтобы наш спортсмен курил, и теперь была в некотором шоке. Я без слов взяла сигарету и, хорошо замахнувшись, выкинула ее.

Дымящаяся сигарета утонула в холодной пузырящейся от дождя луже.

– А, прости, забыл, что ты ненавидишь запах дыма, – произнес Дима, глядя на эту лужу, – прости. Прости.

– Дурак, я не поэтому выкинула. Не надо тебе курить, – отозвалась я, чувствуя виноватой почему-то себя. – Не надо. Понял меня?

Мой голос был не похож на мой обычный, поэтому я добавила:

– Прекращай курить, ясно, Чаща дубовая? Это опасно. Деревья горят долго.

Он даже не улыбнулся и не отшутился в ответ, только кивнул, а я, заметив в кармане его джинсов целую пачку сигарет, потянулась за ними. Димка поймал меня за запястье и мягко отстранил от себя мою руку.

– Не надо, Маша. Не надо.