Та самая Татьяна Литвиновы Анна и Сергей
– Ну, возможно, – задумчиво произнесла Влада.
Хотя про себя подумала: будь у нее самой сын, никогда бы не стала, чтоб с девушкой познакомить, придумывать для него болезнь, к тому же не слишком благородную. Потому продолжала допускать, что Гриша – все-таки алкоголик, пусть и не в последней, когда под забором валяются, стадии.
Однако уже и жить вместе стали (Наталья Васильевна была нескрываемо счастлива), а он никаких поводов для беспокойства не давал.
Срыв случился через пару месяцев, когда Влада уже совершенно расслабилась.
Гриша получил большой заказ и напряженно работал. Владе не очень нравился его график: сидеть за компьютером ночами, днем отсыпаться. Но когда попыталась перевоспитать, любимый вздохнул:
– Муза, Владушка, дама капризная. Днем – отсутствует напрочь. Но я не против. Пусть когда угодно приходит – лишь бы являлась!
И подстегивал вдохновение литрами кофе, огромным количеством энергетических напитков.
Но когда спихнет, наконец, заказ, обещал ей, что йогой займется и что гулять они вместе будут каждый вечер.
Однажды утром разбудил ее поцелуем:
– Все, милая. Закончил. Жди вечером праздника!
Однако вернулась она после работы в пустую квартиру. Побежал за цветами? В магазин за деликатесами? Но Гриша явился лишь к полуночи. Вдребезги пьяный.
Устраивать скандал Влада не стала. Помогла раздеться, уложила на диван. Утром, естественно, ждала покаяния, извинений. Но Гриша лишь хитро улыбнулся:
– Словами вину не загладишь.
Быстро оделся, выбежал из квартиры… и пришел спустя три часа. С тремя помятыми гвоздичками – и пьяный даже больше, чем вчера. Пробормотал виновато:
– Не обижайся, Владка. Что-то нашло на меня… Заказ этот – всю душу вымотал. Надо восстановиться.
И снова плюхнулся спать.
М-да. На полный контроль над алкоголем – как Гриша хвастался – это было совсем непохоже. Но и страшного пока ничего нет, успокаивала себя Влада, что поделаешь, человек творческий. Нужен ему, наверно, после огромного умственного напряжения подобный примитивный релакс.
Увы, растянулся «релакс» на целую неделю. Причем с каждым днем хмель у Григория становился все тяжелее, и компании ему не требовалось: сидел в одиночестве над бутылкой, отрешенный, мрачный…
Влада совсем затревожилась, готова уже была вызвать нарколога, вытрезвлять на дому.
Но на восьмой день Гриша вскочил ни свет ни заря и бросился не в магазин за водкой, а к кофеварке. Влада накинула халатик, последовала за ним.
– Ты такой крепкий не пьешь, – виновато пробормотал Григорий. – Я тебе сейчас нормальный сварю.
И лицо его – впервые за кошмарную неделю – осветила прежняя солнечная улыбка.
Поцеловал ее, пробормотал благодарно:
– Спасибо тебе.
– За что? – холодно поинтересовалась она.
– Что мозг не выносила. Что бутылки не прятала, – усмехнулся он.
– Я все-таки врач, – пожала плечами девушка. – Понимаю, что бесполезно. Но сейчас…
– Да понял я, все понял, – перебил Гриша. – Нельзя так. Опасно, вредно, некрасиво и тэдэ. Давай выбирай – ты ж у нас специалист: чего делать будем? Кодироваться? В анонимные алкоголики вступать?
– Гришенька, – тихо произнесла Влада, – у тебя такое часто бывает?
– Ну… – задумался он. – В год несколько раз.
– А говорил – мама все придумывает! – упрекнула она.
– Так ты понимаешь, – досадливо отозвался Григорий, – я скоро в себя окончательно приду и снова буду считать: на пустом месте маман панику разводит. Мне ведь стыдно только сейчас, когда похмелье. Голова трещит, весь мир в черном цвете. Но дотяну до вечера – и опять все лучезарно! Я огурчик, здоров, полон сил! Ты же видела: я могу и совершенно нормально пить, как все. Бокал вина на аперитив, рюмочку коньяка – на дижестив. Но иногда – сама видишь! – тормоза отказывают.
– Значит, будем чинить твои тормоза, – решительно молвила Влада. – Пока ты с горы не сорвался. На крутом повороте.
И в тот же день записала Гришу на прием к хорошему наркологу.
Надо было бы отправиться с ним вместе, но закрутилась на работе, да и любимый возмущался:
– Что я, ребенок, за ручку меня к доктору водить?!
– Ладно, Гриша, я на тебя надеюсь.
…Но надеялась зря. На прием к врачу любимый не пошел:
– Клянусь, Владушка. Я уже все решил. Ради тебя я бросаю. И справлюсь сам. Не веришь – испытательный срок мне установи.
Она поверила. Но через месяц история повторилась.
Здесь уж пришлось проявить твердость, затащить Гришу к наркологу. Тот назначил лечение… но любимый снова умудрился уйти в запой. В этот раз, видно, из-за препаратов, что должны были вызвать отвращение к спиртному, загул проходил совсем некрасиво. Гриша скандалил, бил посуду, его тошнило, но он упрямо продолжал поглощать рюмку за рюмкой.
Влада по-прежнему любила его. Но на третий день беспробудного пьянства, когда рано утром Гришаня умчался за добавкой, вызвала слесаря. И сменила в квартире замки. Жить с алкоголиком – пусть даже вне запоев тот замечательный человек! – она не станет.
К двери прилепила записку: «Езжай к маме. Твои вещи я тебе привезу, когда протрезвеешь».
День на работе прошел тоскливо. И если до обеда она была уверена: поступила правильно! – то к вечеру ее охватило раскаянье. Вместо того чтоб помочь, выгнала беспомощного человека, и все! А ведь Гришина мама на нее надеялась…
Впору самой, от безысходности, выпить немного. Пару рюмочек, чтобы нервное напряжение сбросить.
Но когда вернулась домой (в пакете прятался коньяк – подношение благодарного пациента), на пороге ее встретил… Гриша! Снова пьяный, губы в глупой ухмылке.
Увидел ее, заулыбался:
– Солнце ты мое!
И, будто заправская ищейка, сунул нос в пакет, радостно схватился за коньяк:
– То, что мне нужно!
– Ты как сюда попал? – нахмурилась Влада.
– Через дверь, летать я не умею! – Он уже открывал прямо в коридоре бутылку – руки некрасиво тряслись.
– Но я же…
Отхлебнул из горлышка, расплылся в блаженной улыбке:
– Нектар. – И Подмигнул: – А замки больше не меняй. Со мной это бесполезно. Один из моих многочисленных талантов – могу открыть любой. Даже без отмычки. Неоценимый я у тебя человек! – хмыкнул. – Из дизайнеров выгонят, пойду взломщиком. Тоже доход. Очень приличный.
И целоваться лезет, что за мерзость!
Влада оттолкнула Григория, убежала к себе в комнату. Закрыла дверь на задвижку, крикнула:
– Только посмей тронуть!
Он, по счастью, штурмовать ее покои не стал.
А когда девушка решилась, уже к полуночи, выйти в туалет, увидела: Гриша спит в грязных ботинках на белом мехе дивана…
И самое главное: даже сейчас вовсе не противно ей было на него смотреть. Жалость, любовь, беспомощность ее переполняли. Но совсем не презренье.
…А потом снова наступило похмелье. Покаяние. Врач. Очередные, уже более сильные, препараты. Полный запрет на спиртное в доме.
Гришина мама неприкрыто страдала и умоляла Владу:
– Деточка, ну пожалуйста! Уже не прошу исцелить его! Просто не оставляй его! Ну есть же люди, кто всю жизнь понемногу пьет.
Ничего себе понемногу!
Иллюзий Влада не питала: если она хочет жить с любимым, а не с жалкой, опустившейся личностью, нужно срочно принимать меры. Но какие?
В клинику Григорий ложиться отказывался категорически. Он продолжал считать: алкоголик – тот, кто пьет ежедневно. «А у меня, Владушка, не запои – а что-то вроде творческого отпуска! В наших кругах это вообще норма: поработал, напряг мозги – расслабился».
Хотя нарколог – Влада явилась к нему на беседу – был неумолим:
– Он сопьется окончательно. Вопрос года, не больше.
– Но сделайте же, черт возьми, тогда что-нибудь! – сорвалась она.
Врач лишь руками развел:
– Вы коллега, должны понимать. Даже в травматологии, в хирургии: больной, прежде всего, должен хотеть поправиться сам. Если этого нет, медицина бессильна. Мой вам совет: бросьте его. Только свою жизнь вместе с ним поломаете.
Но Влада продолжала любить Гришу – прежнего. Искрометно веселого, заботливого, ласкового. Стояла над постелью, смотрела, как мечется любимый в тяжелом алкогольном сне, и вспоминала их светлые дни. Когда вместе сидели у телевизора, выбирали новые занавески, он учил ее играть в компьютерные игры, пел ей под гитару. Внимательно выслушивая ее указания, делал ей массаж… Когда перевез однажды в ее квартиру любимые свои безделушки – от школьного еще плюшевого медведя до сувениров из заграничных поездок, и они расставляли их, вперемешку с Владиными, в серванте. Как смеялись, что потертый мишка составил прекрасную пару ее старенькой, времен детского сада, кукле! А потом Гриша серьезно сказал:
– Все, милая. Раз наши игрушки сидят рядом, значит, и мы с тобой вместе – навсегда!
И ей тоже так этого хотелось!
А чтобы спасти любимого, Влада была готова на все.
Наши дни. Таня Садовникова
Любимейший читатель Таниного блога выступал под ником Толстяк, а в реале – приходился ей отчимом.
Полковник Ходасевич, пусть любил поворчать, что виртуальный мир подменяет реальную жизнь, сам в Интернете бродил частенько. Записи падчерицы читал исправно, а иногда даже на них откликался. Как сейчас, лапидарно: «утка с гречневой кашей».
Конечно же, Таня ответила: «Приеду!»
И уже через час входила в скудно, по-холостяцки обставленную квартирку. Впрочем, запахи здесь витали – лучшим ресторанам такие не снились.
– Утка фермерская, с утра еще крякала, – гордо оповестил Валерий Петрович, – начинил черносливом, на гарнир гречка, пышненькая, как ты любишь.
И у Тани (хотя, пока ехала, уверена была, что после всех переживаний даже кусочка не проглотит) сразу слюнки потекли.
А когда набила живот до отказа (аргументов про диеты Ходасевич не принимал, и если она не доедала, всегда обижался), уже и события последних дней стали казаться всего лишь обидными – но вовсе не роковыми.
Тем более, полковник под кофеек вынес резюме:
– Подумаешь, уволили! Зато можно в отпуск съездить – не на неделю, а насколько захочешь.
– Да съездить-то можно, – уныло вздохнула Татьяна, – а чего дальше?
– А дальше – все решится само, – убежденно молвил Валерий Петрович. – Ты ж все равно собиралась отдохнуть. Кстати, где?
– На фьордах норвежских, – скривилась она.
Еще недавно столь долгожданный отпуск сейчас казался ей совершенно пустым, ненужным.
– Фьорды? Да, там мило, – кивнул полковник.
– Был?
– Ты же знаешь, я много где был, – улыбнулся экс-разведчик.
Вытащить из него детали удавалось редко, но сегодня полковник вдруг разговорился. Задумчиво молвил:
– Фьорды – что, заурядная достопримечательность, я их и не запомнил почти. А знаешь, какое путешествие из меня душу вынуло? В Тибет. Давно это было, в 1985 году. Китайцы тогда его только-только для иностранцев открыли.
– И что там хорошего?
– С точки зрения нормального отпуска — ничего, – пожал плечами полковник. – Бедность, пыль, еда скудная, удобств никаких. Буддисты вообще совершенно равнодушны к комфорту. Знаешь, как их учитель, Миларепа, говорил? «Ваши мирские дома – обман, простые темницы для демонов».
– Миларепа? – Таня оживилась. – Вот удивительно! Он мне снился недавно. Точнее, не он – а какой-то старец. Велел: «Спроси Миларепу». А я даже не знаю, кто это такой!
– Интереснейшая личность. Жил в одиннадцатом веке. В юности владел черной магией, по многочисленным свидетельствам очевидцев, мог разрушать дома или насылать град, губить урожай. В дальнейшем – раскаялся, достиг просветления. Помогал людям.
– В чем?
– Карму свою изменить.
– Валерочка, ты так серьезно об этом говоришь, – усмехнулась Татьяна.
– А что такого? – не растерялся полковник. – Плохая карма, по-русски, и есть «полоса невезения». Как у тебя. Нужно же ее как-то переломить.
– И ты предлагаешь… – задумчиво произнесла она.
– Не езжай на фьорды, – улыбнулся полковник, – успеешь еще стандартными красотами налюбоваться. Я бы на твоем месте – будь я молод, полон сил, не ограничен во времени и средствах – лучше бы в Тибет съездил.
– Да что я там делать буду? – всплеснула руками она.
– Как? – усмехнулся полковник. – То, что во сне велели. Спросишь Миларепу, что тебе дальше делать. Дух его, говорят, до сих пор в Тибете пребывает.
Общественный душ в Дарчене стоил тридцать юаней за помывку. Таня сторговалась за двадцать пять. Не для того чтобы сэкономить – просто из принципа. Слишком уж хитрыми были лица у хозяев-тибетцев. И слишком грязным – их заведение. Садовникова мимолетно вспомнила роскошную ванну (почти бассейн!) на яхте своего давнего возлюбленного, шейха Ансара[1], и усмехнулась: причудливы извивы судьбы! Но вот удивительно: там, в неге, в комфорте, под теплыми струями минеральной воды (ее специально в огромных бочках доставляли) ничуть не счастливей она была, чем здесь, когда из ржавого душа бежит тоненькая струйка, а потолок окрашен зловещей темно-зеленой плесенью. Все равно вышла после помывки розовенькая, умиротворенная, довольная. Неудобно, конечно, с собой пакет с шампунями и грязной одеждой волочь. Зато – существенный плюс! – укладывать волосы и краситься не надо. Максимальное единение с природой и абсолютно никаких условностей. Можно прямо с полотенцем на голове отправиться через дорогу в ресторан. Никто не удивится и не осудит.
…Танины собратья по путешествию на Кайлас – а в группе было больше двадцати человек – питаться предпочитали в заведениях исключительно тибетских. Им нравилась аутентичность, сладкий чай с молоком «яка» и пельмени «мо-мо». Садовникова – единственная! – ходила обедать к китайцам. Пусть те своей цивилизацией «давят культуру древнего народа», зато сервис нормальный: в ресторанах жарят в угоду европейцам блины, яичницу, готовят картошку-фри. Свободно говорят по-английски. И главное – работают в разы быстрей и охотней, чем тибетцы, медлительные хозяева гор.
– Зря ты, Татьяна, китайской экспансии Тибета способствуешь, – укорял ее (непонятно, в шутку или всерьез) Павел, руководитель группы.
– Да ну ваших горцев! – усмехалась в ответ она. – Только бедненьких яков жарят, а мне их жаль. Лучше поем китайской лапши.
Сейчас Таня тоже в «национальное» заведение, где обедала вся их группа, не пошла. Отправилась в РЕСТОРАН – именно так, по-русски. Шустрые китайцы использовали все средства, дабы привлечь клиентов.
Тут ее уже знали. Низкорослый хозяин радостно закивал головой, его супруга бросилась к Тане с пиалой зеленого (приветственного) чая. И даже их сын-младенец (Садовникова звала его Васей, потому что официальное имя, то ли … цзен, то ли … цзы, запомнить было решительно невозможно) заулыбался.
Таня вручила ребенку конфетку и устроилась за столиком у окна. Задумалась: до чего удивительное существо человек! На краю света, в убогом кабачке, голову высушить негде – даже будь у нее фен, электричества все равно нет, – а она почти счастлива! Что героически выдержала все лишения, что побывала в неизведанных, диких местах. Московские неприятности тоже подретушировались, забылись. Подумаешь, работу потеряла! Может, оно и к лучшему? Сбережения кое-какие имеются – хватит, чтоб, допустим, отправиться колесить по миру дальше. В Африку, в Мексику. Или вообще в кругосветку. А потом – путеводитель написать. Уж куда интереснее, чем гнуть спину в рекламе!
…Путешествие в Тибет, правда, осталось незавершенным. Гвоздь программы – выход непосредственно к горе Кайлас, к ее южному склону, не состоялся, и вся их группа дружно переживала. Но что поделаешь: Китай – страна специфическая. Здесь постоянно без объяснений и на неопределенный срок закрывают для туристов целые города, области, районы. А тут даже причина есть. Накануне к южной стене (или, как здесь говорят, «лицу») Кайласа отправились паломники, пятеро индусов. И трое из них по пути погибли. Тибетцы толковали их смерть по-разному: кто говорил, за грехи наказание. Кто, наоборот, утверждал: это счастье и честь – умереть в святом месте. Но здравый смысл подсказывал: ни при чем здесь сверхъестественное, просто сердце у людей не выдержало – высота ведь под шесть тысяч, кислорода мало. Или поморозились индусы – на утепленные куртки и трекинговые ботинки паломники не тратились, шли чуть ли не в шлепках, а в горах – снег и ветер пронизывающий.
Естественно, осторожные китайцы немедленно наложили вето на злосчастный маршрут. Руководитель группы с кем-то встречался, многим звонил, но вскоре заявил: бесполезно, путь закрыт наглухо.
Таня вместе со всеми тоже расстроилась, когда выяснилось, что рукой загадочной горы им не коснуться. Впрочем, рыдать и патетически восклицать, что поездка не удалась (как некоторые), она не стала. Подумаешь! Если уж очень захочется, можно еще раз в Тибет съездить.
…И сейчас, выспавшаяся, умытая, отдохнувшая, она с удовольствием пила китайское пиво с претенциозным названием «Эверест» (теперь, когда восхождение позади, можно) и предвкушала возвращение в цивилизованную Москву и уютную квартиру – с мягкой постелью, горячей водой, посудомоечной машиной!
Китайский официант – неслыханная предупредительность! – принес ей из соседнего магазинчика пакетик чипсов на закуску. Таня вскрыла вздувшуюся (обычное дело на высоте свыше четырех километров) упаковку. С удовольствием разгрызла вредный продукт. Чем еще хорош Тибет: о диетах здесь можно даже не думать. Худеешь от лишений да горной болезни. Даже статистика есть: за шесть недель в горах теряешь минимум пятнадцать килограммов. (Совсем заманчиво, но так долго Таня бы здесь не выдержала.)
Китайский младенец по прозвищу Вася тоже потянулся за чипсиной.
Татьяна вопросительно взглянула на мамашу-китаянку.
– Скажи: «Please», – строго велела та крохе-сыну.
С ума сойти, разрешает – хотя ребенку от силы годик!
Как все просто у них! А в России Тане – человеку взрослому! – до сих пор приходилось есть чипсы, «страшно канцерогенную вещь», по секрету от мамы.
…Занавеска с изображением знака «ОМ» – игравшая в ресторане роль двери – распахнулась. Вошли двое. Лиц (Таня сидела против солнца) не разглядеть, но первый – явно такой же, как она, походник. Непромокаемая куртка, тяжелые ботинки и – главный отличительный признак европейца – ксивничек для документов на груди. А второй из местных, в нелепой тибетской одежде. Аборигены обожают наряжаться, словно новогодние елки: пестрые куртки, ковбойские шляпы, яркие ленточки, вплетенные в волосы.
«Два мира – два образа жизни», – усмехнулась про себя Таня.
Отвернулась к окну и вдруг услышала быстрый шепот по-русски:
– Ты меня не знаешь!!!
Ба, как она сразу не разглядела! Мужчина европейского вида ей прекрасно знаком. Это же Славик из их группы! Садовникова прозвала его гореманом. В том смысле, что горы любил – преданно, исступленно, фанатично. Восклицал: «Лучше женщин они, лучше любого СПА-курорта!», и звучала эта реплика, на Танин взгляд, фальшиво. Тем более что за ней – женщиной хорошенькой — он ходил хвостом. Постоянно норовил обнять, чмокнуть в щечку.
А сейчас вдруг – отворачивается. Что у него за тайная встреча?
Впрочем, ей не жаль. Садовникова притворилась, будто полностью поглощена пивом, но на странную парочку украдкой поглядывала. Двое мужчин устроились в противоположном углу ресторана. Славик на своем слабеньком английском что-то горячо излагал, тибетец снисходительно кивал в ответ. И вдруг фанатик-альпинист победоносно выкрикнул: «Йес!» Бросился к столику, где сидела Татьяна, торопливо произнес:
– Ты не поверишь, но я его уломал!
– На что? – удивилась Садовникова.
– Сейчас все узнаешь. Переходи к нам. Только, умоляю, не спорь, соглашайся, что бы он ни говорил!..
Таня, заинтригованная, последовала за заполошным туристом.
Тибетец окинул ее внимательным взором, велел:
– Give me a hand.
Интересно, он ей руку пожмет или поцелует?
Но нет. Абориген зачем-то сжал ее запястье в сухих и крепких ладонях, через пару секунд отпустил, кивнул:
– Пульс нормальный, температуры нет. Годишься.
– Вау, Танька! Я тебя поздравляю! – возликовал Слава.
– Вы оба можете мне объяснить, что происходит? – сухо поинтересовалась она.
– Ты что, не понимаешь? Цирин тебя берет!
– Куда? – продолжала недоумевать она.
– Он подведет нас завтра к Кайласу! К его южному лицу! В обход всех кордонов! – горячо произнес сотоварищ. – И всего за пятьсот баксов!
– Опять в гору лезть?! – ахнула девушка.
– Таня! Да любой – любая! – из нашей группы прыгал бы от счастья! Это же фантастическая возможность!
– Вот и зови их, пусть прыгают. А я уже отдыхать настроилась.
– Ты что, Танюха, не понимаешь?! – возмутился Слава. – У подножия Кайласа ведь самая суть! Концентрация всех энергий! Абсолютно святые места!!! Как можно быть в Тибете – и не повидать гробницу Нанди? Камень Миларепы?! Откуда он медитировал?!
– Я уже видеть все эти ваши камни не могу, – поморщилась она.
– Та-аня, ну как ты можешь так говорить?! – трагически провозгласил товарищ.
Тибетский подданный наблюдал за их спором с легкой усмешкой.
– Сейчас он разозлится! Вообще откажется! – мрачно предрек Славик. – И все из-за тебя.
Таня очаровательно улыбнулась, молвила по-английски:
– Спасибо вам, Цирин, за оказанное доверие, но я очень устала, пока мы обходили Кайлас, и больше никуда не хочу.
– Обывательница! Трусиха! – пригвоздил одногруппник.
Тибетец же проницательно взглянул на нее и на хорошем английском произнес:
– Твои слова тебе в уста вкладывает дьявол, не Бог. Не поддавайся его чарам. Миларепа уже звал тебя к себе – в твоем сне. А он не повторяет приглашений дважды.
– Что?! – выдохнула Таня.
– Мне достаточно было лишь взглянуть на тебя, – усмехнулся тибетец, – чтобы понять: ты из всей группы единственная, кому действительно надо побывать у южного лица Кайласа. Впрочем, дело твое. Хочешь упустить свое счастье – оставайся в Дарчене.
Встал из-за стола, добавил:
– Завтра. В пять утра. У реки. Надеюсь, что придете вы оба.
И на прощание лукаво улыбнулся.
Конечно, Татьяна пошла. И вовсе не из-за красивых слов: увидеть истинную соль, просветлиться. Не по ее это части. Двигали ею мотивы, куда более примитивные.
Во-первых, очень заинтересовали Садовникову слова загадочного тибетца: будто Миларепа ждет.
Ведь пока – хотя она мужественно пережила холод, неизбежные на высоте головные боли, ночевки в убогих домишках, обошла вместе с группой Кайлас – ох, и трудно было карабкаться на перевал Долма-Ла, на высоту почти шесть километров! – никакой подсказки высшие силы ей не послали.
Может, хотя бы у подножия горы, закрытого для потока туристов, ей нечто удивительное откроется? Повстречается она с духом пресловутого Миларепы, тот явится ей в образе тибетского монаха и безо всяких умствований даст простые и ясные указания – что нужно сделать, чтоб жизнь повернула к лучшему?
А заодно Татьяне (не зря же мама постоянно пеняла ей за вредный характер) хотелось товарищей из своей группы уесть. Они-то все к южному лицу Кайласа как раз рвались. И вообще были просветленные, правильные. Садовникову вечно укоряли, что она ни единой мантры не знает, а безымянную речку, возле которой медитировал великий гуру Гампопа, непочтительно переименовала в Гампопку.
Но тех Кайлас не пустил, а ее – зовет. Вот и пусть обзавидуются!
…Слава, «подельник», настоял на самых тщательных мерах конспирации. Жили-то не в гостинице, откуда можно уходить, куда и когда хочешь, и никому дела нет. В Дарчене туристическая группа размешалась в гестхаусе (в переводе на русский это общага в ее худшем варианте), по пять человек в комнате. Если в пять утра без объяснения причин встанешь, соберешь рюкзак и в неизвестном направлении отправишься – народ неизбежно насторожится. Поэтому со Славой договорились: они будут притворяться, что в туалет вышли. А вещи соберут с вечера и оставят в ресторанчике у китайцев. Заодно Таня попросила подать им завтрак. Неспешные тибетцы редко вставали раньше восьми утра, а китайцы подняться затемно и открыть всего-то для двоих посетителей свое заведение согласились охотно.
И слово сдержали: встретили их ароматом кофе и блинчиков.
Даже младенец Вася проснулся – с удовольствием принял у Тани очередную конфетку.
«Сидеть бы тут целый день!» – вздохнула про себя Татьяна.
Но Слава уже торопил: пора!
Садовникова не выспалась, зябко ежилась под прохладным утренним ветром. Спутник ее, наоборот, выглядел счастливым, собранным, бодрым. Когда двинулись в горы, все пытался обогнать проводника, пока тот не прикрикнул:
– Эй, парень! Здесь полно бездомных собак. Меня они знают, а тебя нет. Растерзают.
– Да ну! – снисходительно молвил Слава.
Но от их маленького коллектива больше не отрывался.
Дорогу – пусть пыльную, но хотя бы утоптанную – Цирин проигнорировал, объяснил:
– Опасно. Ее китайцы просматривают.
Повел их через поля: кочки, лепешки, что оставили яки, ямы. Кайлас из туманной дымки подступал все ближе. И Татьяна – уж на что скептик – явственно чувствовала исходящую от горы энергию. Словно тянулись к ней огромные руки-сканеры, а всевидящее око прожигало насквозь. И ноги сами собою двигались все медленней, а поглядывала на святую вершину она с откровенной опаской.
Цирин перехватил ее испуганный взгляд, усмехнулся:
– Боишься?
– Да как-то не по себе, – честно призналась Садовникова.
– И правильно, что боишься. Например, у нас в поселке вор завелся, – обстоятельно начал Цирин, – тоже однажды пошел в грехах своих у святого места покаяться.
– И что? – обратился в слух Славик.
– Не дошел, – пожал плечами Цирин. – Как раз примерно здесь упал и умер.
Слава побледнел, Таня ахнула. Проводник же невозмутимо закончил:
– Здесь, в Тибете, есть поверье: кто умирает у Кайласа, тот это заслужил. И если туристические группы сигнал СОС шлют, помощь высылать не спешат. Считается: нельзя препятствовать божьей воле. А я, – окинул их насмешливым взглядом, – если что, подмогу тем более звать не стану. Вас все равно не спасут, а у меня будут неприятности, что туристов в запретную зону повел.
Дальше двигались в молчании. Дышать становилось все труднее – тропа резко поднималась в гору. Трава, подле Дарчена зеленая и пышная, постепенно сменялась скудными желто-коричневыми клочками, от Кайласа веяло холодом, ветер усиливался.
Таня, чтоб отвлечься от мрачных мыслей и собственной слабости, постоянно шарила взглядом под ногами.
– Змей боишься? – усмехнулся проводник.
– Нет, – простодушно улыбнулась она. – Смотрю: вдруг бриллиантик какой валяется? Здесь же места волшебные.
– Таня, волшебство Кайласа – совсем в другом! – страдальчески произнес Слава.
Однако Цирин упрекать ее не стал. Кивнул:
– Ищи. Бриллиант не обещаю, но горный хрусталь может встретиться. Тебе пригодится, – хитро подмигнул: – Древний врач Апу Талип утверждал, что те женщины, кто носит на шее талисман из горного хрусталя, производят на свет красивых и здоровых детей.
– Для меня это пока не актуально, – отмахнулась Садовникова.
– Но будет еще лучше, – мерно, в такт шагам, продолжал проводник, – если найдешь ты камень самый обычный, но с отпечатком стопы Будды. Вот он действительно принесет в твою жизнь истинный свет.
– А есть какие-нибудь камни, что не свет какой-то там приносят, а банальную удачу? – спросила Татьяна. – Успех, деньги?
– Ты считаешь, счастье – в деньгах? – зорко взглянул на нее Цирин.