Два полицейских. Дело о надувном матрасе Фабр Серж

© Серж Фабр, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Предисловие

Этот детективный роман был написан во Франции летом-осенью 2014 года и прислан мне автором, с просьбой взять на себя заботы о его публикации, поскольку я живу в России и уже имею некоторый опыт общения с издательствами.

Немного об авторе: Сергей (Серж) Фабр, филолог, доктор наук. Долгие годы он вел курсы по русской и зарубежной литературе в нескольких вузах Москвы. Какое-то время назад он оставил работу, много путешествовал и, наконец, осел во Франции, на Лазурном берегу. Там он работает испытателем пляжного оборудования и вполне этим доволен.

Но, как известно, еще не родился такой профессор филологии, который бы, хоть раз в жизни, не написал детективный роман. Видимо, миссия профессора филологии без этого не может считаться выполненной, а судьба – воплощенной. Даже если профессор – в отставке.

Кстати, доказано, что ни один профессор филологии, даже в отставке, не способен написать женский любовный роман, будь он мужчиной или женщиной.

На мою долю выпала обязанность поучаствовать в воплощении чужой судьбы, что я с удовольствием делаю, рекомендуя Вам эту книгу. Мое участие в ее подготовке выразилось еще и в том, что я составил примечания к тем фрагментам текста, которые, из-за разности культур, могут быть непонятны усредненному читателю, окончившему, скажем, среднюю школу номер три в городе Ямки, Московской области. Я сам окончил эту школу. Я знаю.

Афанасий Полушкин

Понедельник. 8 сентября

7.15. Ницца. Улица Александр Мари 13. Арендованная квартира.

Первая запись в дневнике. Или в журнале? Пожалуй, что в журнале. Дневники пишут школьники, писатели и пожилые дамы, которым уже некому писать письма.

Журналы заполняют должностные лица.

Я, Шарль Секонда – должностное лицо. Су-лейтенант полиции. Слуга закона.

Полицейский должен быть педантом: все замечать, все отмечать, все исполнять. Журнал должен помочь мне в этом. Стать инструментом в работе. И этим он отличается от того дневника лицеиста, которой сейчас лежит где-то в родительском доме, рядом с детской ракеткой для тенниса и серебряной медалью в соревнованиях по плаванию на спине, в пластмассовой коробочке. И мама раз в полгода стирает с него пыль, не заглядывая внутрь.

Тот дневник был отражением подростковых мучений. Этот журнал будет свидетельством уверенных побед. Иначе и быть не может, после того разговора, что состоялся у меня с отцом этим летом. Следствием этого разговора стал мой перевод из полиции Марселя, сюда в Капдай.

Я так решил.

Нет (педантизм, су-лейтенант!), поскольку я снимаю жилье в Ницце (так дешевле), а работаю в Капдае, то сюда – это на Лазурный берег Франции, тянущийся от Канн на западе до самой Вентимильи на востоке. Впрочем, Вентимилья – то уже Италия. Лазурным берегом Франции она считаться не может. Пусть конечной точкой будет Рокбрюнн.

(Примечание. Точности изложения мне надо еще учиться.)

Кроме того, ведение журнала способствует развитию таких качеств, как аккуратность и наблюдательность. И подстёгивает мыслительный процесс. Не дает распуститься.

Ну и вообще.

Сегодня мой первый рабочий день на новом месте. Он начинается в восемь утра. И если мой старый «Пежо» не подведет, я буду в полицейском участке Капдая минут за пятнадцать (точность, точность, вот черта полицейского!).

Между прочим, лейтенант-колонель Симон Жубер, нынешний шеф полиции Капдая, как мне сказали, лет двадцать пять назад учился в школе Кане—Клюз,1 в то время как там преподавал мой отец, а потом служил в Марселе, под его началом. Что ж. Оно и к лучшему. Если я не могу показать отцу настоящего Шарля Секонду (мы с той беседы в июле, больше не встречаемся и не говорим), то Шарля увидит человек его поколения. Но еще несущий бремя полицейской службы и беспристрастный, как Минос2. Человек, который не станет утверждать, что все дело в моих капризах, а она – просто ангел, тихо летящий мимо. И что надо быть бестолковым идиотом, чтобы все так испортить.

(Примечание. Как же я не догадался спросить, много ли он видел толковых идиотов?)

От моего нового начальства я таких слов не услышу. Не потому что оно их не знает. А потому что перед бывшим сослуживцем отца предстанет су-лейтенант Шарль Секонда – педант и аккуратист.

Кстати о педантизме, мне 23 года, рост 193 сантиметра, вес 81 килограмм (если не обжираться по ночам, но теперь, когда я отказался от родительской помощи, это будет сложно) волосы темные, глаза карие нос прямой. Подбородок волевой. Мне кажется. Я начал службу в полицейском управлении Марселя и был на хорошем счету. А мой перевод в Капдай вызван исключительно личными причинами, объяснять которые на страницах этого журнала, считаю необязательным. Вот так! И подбородок чуть выше. И в зеркало не смотреть!

Кстати, о точности. Ели я прямо сейчас не брошу писать, то опоздаю на встречу с шефом. В первый же день.

07.56. Полицейский участок Капдая. Avenue du Trois Septembre 108.

Успел!

09.30. Полицейский участок Капдая.

Не могу сказать, что первая встреча с моим новым начальством прошла так, как запланировано. Во-первых, если честно, я ничего особо не планировал. Ну так, войду, представлюсь, скажу несколько слов, о том, как рад служить под его начальством. И меня отправят какому-нибудь офицеру, кто сможет быстро ввести в курс дела.

Из всего намеченного удалось только войти. А дальше началось воплощение, какого то адского плана. Лейтенант-колонель даже не дал мне представиться. Если честно, первые пят минут он мне не дал полного слова сказать.

– Вот и наш барон! – такова была его первая фраза.

(Проклятье! И здесь тоже!)

А дальше его уверенный хрипловатый баритон с оттенком бронхитного кашля, начал медленно и методично заполнять небольшой кабинет, буквально вдавливая меня в пол. Вот наш с ним диалог, если конечно можно назвать диалогом разговор поезда с жуком, переползающим через рельс.

– Добро пожаловать в Капдай, су-лейтенант!

– Спа…

– Весь в отца! Строен, подтянут, аккуратен. Вот мы с ним на снимке, специально принес из дома, думаю надо барону показать.

– Но я не…

– Барон, барон, мы отца твоего так в нашей школе дразнили. За глаза, конечно. Любя. Это ведь у вас в предках Шарль Луи де Секонда, барон де Монтескье значится? Вот.

Я старался рассмотреть снимок, которым мой начальник постукивал по столу. Это фото из тех, что делали в прошлом веке для выпускников всех учебных заведений. В центре снимка, окруженный курсантами в полицейских мундирах, стоит мой отец, молодой капитан, преподаватель школы, высокий, щеголеватый и стройный. Он и сейчас почти такой же, разве только посуше стал, да чуть сутулиться начал последний год. А рядом с ним, похоже, этот самый Симон Жубер, мой нынешний начальник. Его не так просто узнать. Здесь на снимке, он чуть ниже отца, но, так же как он, худощав и подтянут. За эти годы, оставаясь при своем росте (метр семьдесят пять, на глаз) он сильно добавил в талии и вырастил на лице (и шее) большое количество складочек. Как будто его лепили из глины, и скульптору было жаль убирать лишний материал. А разлапистые и слегка торчащие уши, надо полагать, были у него всегда. Теперь он выглядит как идеальное воплощение француза среднего возраста, какими они (мы) были в девятнадцатом веке. Ему бы усы как у Жоржа Дюруа,3 нет, лучше прямо как у Бальзака. Был бы чистый морж.

Вот влип! Это я про себя. Он не тольок учился у моего отца. Он его до сих пор чтит. Сейчас он напишет отцу, тот ему ответит, изложит, все, что по меня думает. И зачем я тогда переводился из Марселя?

Вот я так думаю, а сам пытаюсь протестовать. Дело в том, что мы не те Секонда. Или не совсем те. И никакого «де» у нас в фамилии уже лет сто…

– И даже, не пытайся, – гремит по-прежнему лейтенант-колонель (за дверями, наверное, думают: не успел на службу заступить, а его уже вовсю распекают). – Извини, не верю, зная твоего отца. Тебя как зовут? Не отвечай, сам скажу, я был на твоих крестинах. Шарль-Луи! А отца твоего – не отвечай – Луи Шарль. А деда? Вот! Кто кроме баронов, будет с маниакальным упрямством, из поколения в поколение, игнорировать все имена, кроме двух, и при том менять их местами? И ты своего сына назовешь Луи Шарль. Если уже не назвал.

– У меня нет сына. И не будет.

Это мне удалось, наконец, сконструировать целую фразу

– Почему? Ты болен смертельно? Или ты…

– Я не женат.

– Вот это как раз легко лечится. Но ты не переживай. Я никому не скажу. Ну, что ты барон. Хотя, может быть, все уже догадались. Кто, кроме барона, на службу в парадной форме заявится? Шпаги нет у тебя, на перевязь повесить?

– Но я же представится…

– Нет, сынок, ты сюда служить пришел. Работать. В форме будешь только на дежурство ходить. А в парадной – на праздничное построение шесть раз в год. А про то, что ты не женат, скоро все и так узнают, когда личное дело придёт. Ну как скоро, месяца через два оно придет. Вот тогда мы тебя определим на постоянное место в нашем управлении. А пока будешь подменным дежурным. Вот как раз сегодня в ночь заступишь. Лейтенант Тамара Квинтоли сейчас на стажировке в Бельгии. По графику ей сегодня дежурить с двадцати ноль-ноль. Я, как раз голову ломал, кем ее заменить. Вот ты и пойдешь.

Я сделал знак, что понял и хотел, было, идти, но начальник меня остановил.

– Это не все су-лейтенант. Ну-ка присядь. У меня есть для тебя еще занятие. Будешь работать группой быстрого реагирования. Пока.

– А кто входит в группу?

– Разве я сказал «с группой»? Нет у нас такой группы. А теперь будет. И ею будешь ты. Но, как я сказал, пока. Месяц-другой, до окончания сезона. А там посмотрим. И вот тебе и первое дело.

Начальник полиции вдруг замолчал и стал листать журнал дежурств. Потом достал из папки какой-то лист и ловко бросил его через стол. Лист спланировал прямо передо мной и лег так, как будто его рукой положили. Как я потом понял, этот фокус лейтенант-колонель отработал давно, и любит применять при каждом удобном случае.

– Лейтенант Гастон Карир принял это заявление вчера, хотя не должен был этого делать. У нас приемные часы по будням с восьми до двенадцати и с четырнадцати до восемнадцати. По будням! Не по воскресеньям! Но лейтенанта Гастона иногда заносит. Вообще-то он славный парень, ты с ним еще познакомишься… Только разрешай ему читать стихи. Он, видишь ли, считает себя поэтом и на этом основании отступает от распорядка, где и когда хочет. Ну, ничего, во всем есть вторая сторона4. Пять лишних дежурств по выходным он себе обеспечил. А личному составу, из числа семейных, будет, за что благодарить своего начальника. Дети увидят своих отцов, пока Карир будет за них дежурить.

Прока лейтенант-колонель разглагольствовал, я пытался вчитаться в заявление, отпечатанное на принтере. Текст на французском, но с некоторыми синтаксическими неточностями. Видно что, язык для автора не родной (точность в деталях, су-лейтенант!).

Вот краткое изложение содержания этой бумаги.

Семья богачей из России (это не в заявлении так, это я сам догадался), Владимир и Жанна Andreychikov (если я правильно прочел и запомнил фамилию), приплыли, на своей яхте в бухту Мала, стали на якорь, чтобы позагорать и искупаться. Позагорали. Искупались. Опять позагорали. И на катере, предоставленном пляжем, добрались до берега, где у них был зарезервирован столик в ресторане.

– В каком ресторане, господин начальник? Я проезжал, недавно, мимо бухты Мала. Там два ресторана: белый и красный по декору. Вместе, как цвета футбольного клуба Монако

– Кха. Вот тебе мой ответ. Даже два. Во-первых, ты больше не будешь ко мне обращаться ни господин, ни начальник. Можешь звать меня шеф.

– Ясно. Авы меня…

– А я тебя – как мне захочется.

– Понял. А во вторых?

– А во вторых, откуда мне знать, в красном или белом, если в заявлении и рапорте лейтенанта Карира это не отмечено? Читай, кха, дальше.

Я стал читать дальше.

В заявлении значилось, что эта русская пара, пообедав в ресторане, вернулась на яхту и мадам Андрейчиков обнаружила, что надувной матрас, на котором она загорала, перед тем, как отправиться в ресторан, пропал.

Мадам письменно подтверждает, что сама закрепила матрас на корме яхты, сложив его вдвое и привязав страховочным тросиком, который муж обычно берет, когда занимается подводным плаванием. Этот тросик, закрепленный за матрас она и обмотала вокруг металлической стойки на корме яхты. А когда они вернулись, не было не тросика, ни матраса.

Они решили подать заявление о краже. И лейтенант Карир его принял. И мало того – еще и зарегистрировал! Вот и входящий номер в журнале регистрации. И что с этим делать?

– Госп… шеф, вы же не считаете…

Он когда-нибудь даст мне договорить?

– Я считаю. До трех. Первое кха: бумага зарегистрирована. Значит дело о пропавшем надувном матрасе открыто. Кха второе: к нам поступило заявление о возможном правонарушении. Мы – муниципальная полиция Капдая. Мы должны реагировать, причем быстро. И третье, кха: кто у нас группа быстрого реагирования? Су-лейтенант Шарль Секонда! Я только что тебя назначил. Вот и реагируй.

Я хотел было встать и идти реагировать, но видимо было еще не пора.

– Сядь, – сказал, мне шеф. – Ручка есть у тебя? Тогда запоминай, что нужно сделать. Первое. Садишься в машину и едешь в бухту Мала. Обходишь побережье, кха, смотришь на воду и на камни. Вдруг матрас еще в бухте болтается или его к берегу прибило. Дальше. Спроси у сотрудников пляжа и у официантов, помнят ли они эту русскую пару. А если помнят, то что. Мало ли, может быть мы это дело с матрасом, сможем морской жандармерии спихнуть. Если там столкновение в море было или еще что. Две яхты, зацепились тросами, матрас и снесло. Налицо морское происшествие, не наша юрисдикция. Понимаешь меня?

– По…

– Не вставай еще.

– …нимаю шеф.

– А то у нас тут любителей посмеяться над муниципальной полицией много развелись. Второе. Нет уже третье. Собери, на всякий случай, информацию об этом Владимире Андрейчиков. Вот ведь хорошее имя, почти французское. Что ж они с фамилиями делают? В моей молодости был такой композитор Владимир Косма. Все можно спокойно приносить. И фамилию и имя. Он музыку для фильмов с Пьером Ришаром писал.

– А… я помню. Только, шеф он был румын. Так что это румынское имя.

– Вот этого я и опасаюсь.

– Румын?

– Да не румын. Неясности. Неполноты наших знаний. Кто он этот Андрейчиков? Почему у него румынское имя? Что он привязался к этому матрасу? Надо бы все это разъяснить.

– Посмотреть его в базе полиции?

– Какая база? Мы что – подозреваем его в краже собственного матраса и ложном заявлении? Нет! Пока. Кха. И нет у нас оснований его в чем то подозревать. Тоже пока. В интернете посмотри. У тебя же образование классическое? Или я ошибаюсь? Нет? Языки и математика?

– Ну, в общем…

– Латынь, английский, итальянский?

– Испанский.

– А русский?

– Толстого читать не могу в оригинале. А газету прочту.

– Вот и займись этой парой… Андрейчиков! Надо ж было такую фамилию придумать. То ли дело Косма. Все понятно. Destine, On tait tous les deux destines5… кха!

(Примечание. Мon Dieu! Он еще и поет.)

10.27. В машине. Пробка на авеню «Третьего сентября».

И как же я с мундиром прокололся? Надо ж было вырядится в парадный! И это еще: «Я не женат». Интересно ему, женат я или не женат? Надо было… А, вот уже поехали вроде…

10.51. Эз сюр Мер. Проспект Раймон Пуанкаре. Где то в дороге.

АААААА! Где ж тут поворот обратно в Капдай? В Больё, что ли?

13.40 Ницца. Квартира на улице Александр Мари.

А осподин лейтенант колонель, оказывается, умеет не только петь, но и шутить. «Поезжай и обойди». Во-первых, туда нельзя приехать на машине. Дорога вдоль бухты – это два туннеля и маленький просвет между ними, застроенный, встык, домами. Между прочим, они прекрасно смотрятся снизу, из бухты. Прямо орлиные гнезда. И машину там оставить нельзя. Хотя какая-то тропинка, ведущая вниз, есть.

Стоянку удалось найти только в деревушке Эз сюр Мер. Это километра два в сторону Ниццы. Нот я и ее проскочил, пришлось потом разворот искать. И там, в обратную сторону, все непросто. Стоянка для автомобилей нашлась только у ресторана «Ля Пинеда». А там надо вдоль берега полкилометра идти до бухты по променаду. Или по шоссе, а потом спускаться по узкой каменной лесенке. Я пошёл по променаду, уворачиваясь от бегунов. Много их тут. Богатые люди любят себя чувствовать здоровыми. Это придает богатству лоск.

(Примечание: если я и правда буду выполнять обязанности мобильной группы, надо просить отдельных денег на бензин. И на кроссовки.)

Во-вторых, все то место в бухте, где можно идти, вдоль берега, а не скакать по камням – это пляж в самом ее (бухты) конце. Его длина метров шестьдесят-семьдесят. Здесь и расположены два ресторана. Все остальное – скалы, скалы и скалы. Выше: от десяти до тридцати метров, растут, островками, пинии, зонтичные сосны и эвкалипты. А и ещё выше – шоссе и железная дорога. По бокам дороги пальмы, агавы и апельсиновые деревья. И опять скалы, только совсем голые. Короче «Пейзаж с Полифемом»6, до которого, еще не добрались Одиссей и постиндустриальное общество. Очень красиво. Но, как сказал мне на прощание лейтенант-колонель: «Оставим природу мсье Золя и займемся фактами».

Факт первый. Матраса, конечно, нигде нет, что установлено визуально. Правда, не с берега, а с моря. Я реквизировал, на время, морской велосипед, их там четыре штуки, все равно простаивали. С двенадцати лет на таком не сидел. А сегодня всего за двадцать семь минут проплыл вдоль всех берегов бухты. И один раз пересёк ее в самом широком месте. Итог изучения побережья: несколько пластиковых бутылок; очень дорогие очки от солнца, в деревянной оправе; наполовину сдувшийся детский мяч расцветки: желтый с зеленым; белый женский купальник, в полной комплектации.

Факт номер два: русские были в ресторане! Красном, разумеется, не в белом. Название: «Райский пляж». Там значительно меньше мест, а значит туда попасть сложнее. Значит он престижней. Для тех, разумеется, кто специально плывет, на своей яхте, пообедать в бухту Мала. Второй ресторан – белый – называется «Заповедник Мала».

(Примечание: вот кто, интересно придумывает название для ресторанов? Есть, наверное, какое-то креативное агентство, там сидят сотрудники, со степенью не ниже магистра, креативщики, уже разработавшие специальную классификацию названий. У них картотека заготовок, разбита по рубрикам. И приходит к ним владелец.… Ну ладно, сейчас уже не приходит, пишет по электронной почте. И просит, мне, пожалуйста, какое-нибудь самое тупое название.

– А где ваш ресторан? – спрашивают креативщики.

– А он у меня в заповеднике бухты Мала, – отвечает клиент.

Креативщики бросаются к картотеке, открывают рубрику «самые тупые названия», находят соответствующую заготовку и отвечают клиенту:

– Предлагаем название, подобранное в полном соответствии с Вашим брифом:7 «Заповедник Мала». С Вас – пять тысяч евро. И тут же продают соседу название из рубрики «Тошнотворные» – «Райский пляж», разумеется. А еще там есть рубрики «Идиотские названия», «Банальные названия» и «Самые банальные названия». Предложения из этой последней, я уверен, пользуется самым большим спросом. И стоят дороже.)

Ну ладно. Это я так. Отвлекся. В общем, я поговорил с официанткой, которая вчера работала в ресторане «Райский пляж». Она говорит, не запомнить русских было невозможно. Ну, может, это потому, что она сама из Латвии. Ее зовут Лайна, она уже три года работает здесь официанткой, а ее жених живёт в Норвегии. И тоже работает официантом.

(Примечание: Мы были весной в Португалии, в местечке Paco de Arcos, под Лиссабоном. Самую вкусную еду, в простом кафе на окраинной улочке, нам подавала официантка. Тоже Лайна и тоже из Латвии. И мы смеялись и ели этот тыквенный суп, и эту рыбу на пору, и думали, что жизнь прекрасна (я-то уж точно), не зная, что наступит июнь и все пойдет прахом.

И вот я сижу рядом с высокой стройной блондинкой, по имени Лайна, хочу ей сказать ей что-то приятное, чтобы разговор стал чуть менее формальным, и не могу. Я вспоминаю ту Лайну, из той жизни – и у меня не получается говорить. В горле першит.)

Но я справился. И задал все вопросы, пускай даже деревянным голосом. И получил ответы. Русская пара оказалась на редкость капризной. Впрочем, капризничала, главным образом, мадам. Сначала она потребовала их пересадить. Они, мол, заказывали столик в первом ряду, у моря. А их посадили во втором. А ей надо на первый ряд или никуда. Потом она заставила передвинуть зонт, чтобы было больше тени. Хотя и так была закутана с ног до головы. Она – блондинка. А блондинки быстро и надолго сгорают на солнце. Это она объяснила всем, кто мог ее услышать. Потом ей не понравилось вино, и она заставила мужа заказать другое. Потом еще жаловалось, что кофе принесли холодный.

– А муж?

– А тот сидел себе, пил пиво, молчал и делал все, что говорила ему жена. Пару раз сказал «да». И все. Правду сказать, я на него почти и не смотрела. В воскресенье только успевай бегать между столиками. А тут еще его мадам все внимание на себя взяла. Я его только периферийным зрением видела.

Еще она сказала, что, когда русские уходили, мсье оставил неприлично большие чаевые, больше пяти евро. Так что надо было к нему присмотреться внимательнее.

Мы посмеялись, и спросил, на каком языке они общались между собой и с официантками. Лайна ответила, что между собой – по-русски. Ну, то есть это она говорила. А он кивнет или скажет коротко: «Да» В смысле «Da!» (она сказала это тоже по-русски). А с официантками, то по-французски, то по-английски. Как придется.

Я попрощался с милой Лайной, карточку свою не дал, потому что нет у меня еще новых карточек. Не напечатали пока. Зато спросил, как с ней можно связаться. И попросил пока не покидать Францию. Неудачная шутка, если учесть, что у нее временное разрешение на работу. Но это я уже потом понял, в машине.

Вот так всегда!

20.15. Полицейский участок Капдая.

Я хотел приехать в участок в девятнадцать сорок пять чтобы без спешки принять дежурство. Но, не получилось. Еле-еле успел за три минуты до восьми. Но дневной дежурный, су-лейтенант Жан Дюлон, похоже, никуда не торопился: сидел спокойно, пил кофе. Небольшого роста, лет тридцати, худощавый, начинающий лысеть блондин – он, как мне показалось, из тех людей, которые видят смысл службы в том, чтобы пообщаться с как можно большим количеством людей. И получить за это деньги, которые можно потратить на какое-то свое увлечение. Или чужих жен. Впрочем, это мои домыслы. Оставим их мсье Леви, как сказал бы мой новый шеф. Если он, конечно, знает, кто такой Леви.8

Дюлон сообщим мне, что все в участке уже знают о том поручении, которое мне дал начальник полиции. «Дело о надувном матрасе», – сказал он с ехидной улыбкой. И поинтересовался, как оно продвигается. Я изобразил тупого парнишку и начал излагать подробности, но он не дослушал.

– Вот тебе Секонда три подарка в первый день службы. Первый: половина пиццы. Ночью есть захочется. «Четыре сыра» сойдет? Не все любят горгонзолу. Второй: визитные карточки с твоим мобильным и номером телефоном нашего полицейского участка. Сегодня доставили, пока ты в бухте Мала загорал. Теперь можешь девушкам раздавать, со словами: «если что вспомните, звоните в любое время». А они, конечно: «обязательно позвоню су-лейтенант»!

А третьим его подарком стала версия похищения матраса. Совершенно дурацкая, конечно. Но, будучи полицейским-педантом, я изложу ее в своем журнале. Версия такая: у русской мадам есть любовник. Она затащила его на яхту, утром в воскресенье, чтобы заняться любовью… В этом месте речь Дюлона как то замедлилась. Он уставился в стену и стал описывать каюту яхты, которую никогда не видел. И того чем занялись они в этой каюте. Но я это описание здесь помещать не буду, тем более что не все запомнил. Суть в том, что почти тут же на яхте появляется муж, мсье Андрейчиков. Он хочет выйти в море. А потом отвести жену в бухту Мала, в ресторан. Мадам прячет любовника где-то на яхте. Потом просит надуть матрас и располагается на палубе загорать. А далее все понятно. Супружеская пара отправляется на берег, а любовник кладет одежду в целлофановый мешок, вот так заворачивает (это Дюлон показал руками, и я понял, что он знает о чем говорит), берет матрас, бросает его в море и плывет на нем за пределы бухты, в Эз сюр Мер, например. Или к нам в Капдай на пляж.

– Это ж полтора километра до пляжа в Капдае, – не удержался я, понимая что меня разводят. – А по берегу камни и скалы.

– Не все так страшно, у мыса Кабаньон, есть маленькая бухта. Это ровно в середине пути. Купаться там запрещено, мусора с поверхности моря центнера два скопилось, но пристать к берегу можно. И тропинка вверх, есть. А дальше по променаду лёгкой походкой – на пляж и к стоянке для машин. Все складывается, ты, съезди, посмотри, может твой матрас среди мусора болтается.

А ведь придется съездить и посмотреть, никуда не денешься: старший офицер предложил версию. Надо проверять.

Вторник. 9 сентября

01.25. Полицейский участок Капдая.

Копаюсь в интернете, пытаюсь выполнить поручение лейтенант-колонеля и выяснить, что можно, о том, кто такой этот Андрейчиков. Я начал еще дома, то есть в своей квартирке в Ницце, и просмотрел все, что можно на родном языке: поисковики газет и новостных сайтов, везде, где могли появиться сообщения из России. Но на французских сайтах никакой информации найти не удалось. Продолжил уже здесь, в участке. На английских сайтах есть два-три упоминания какого-то Андрейчиков, который занимается строительством всего, что можно построить для нужд государства и на его – государства – деньги. Это в регионе, с центром в городе Archangelsk. А еще в Sochi и одном регионе, том, что вокруг Москвы. Называется «oblast». В России сложная система территориального управления, сложившаяся под воздействием многовековой экспансии. Главные названия территорий: «oblast», «kray», «respublica» и «gorod». Но все это архаизмы. Названия разные, а суть одна. Все они, по степени административного подчинения, близки к нашим регионам, объединяющим два-три департамента. Получается, что центр бизнес-интересов этого Андрейчиков регион с центром в городе Archangelsk, но, при этом, получается зарабатывать еще в двух регионах.

(Nota bene. Archangelsk переводится как город архангела. А какого – непонятно. Михаила? Гавриила? Как-то в России все неточно. Расплывчато все. У нас, на Лазурном Берегу тоже есть Archangelsk. Только он совершенно конкретный – Сан-Рафаэль.)

Еще какой-то Андрейчиков строит дома рядом с Санкт-Петербургом. Может тот же, может другой. Кто знает, насколько распространенная это фамилия. Еще пишут, что недавно государство заинтересовалось, куда пошли деньги, выделенные на строительство объектов. Каких объектов тоже не понятно. Каких-то. Пришлось копаться русском интернете. Нашел старую заметку на сайте газеты, которая называется «Novaya»

(Примечание: старая заметка в новой газете – это оксюморон. Хотя, это может только так кажется. Язык я толком не знаю и что-то в названии газеты понял не так. Но тут же прицепилось: «who wonts yesterdeys paper, who was yesterdeys girl»9 – и не отцепляется до сих пор).

Так вот, в этой заметке говорится, что некто Владимир Андрейчиков, владелец нескольких строительных фирм (наш?) начинал свою карьеру в армии, в таком-то подразделении, которые они обозначили как «ВДВ» (VDV). А потом он занялся бизнесом. Но важнее, что у него была большая дружба с мэром третьего по численности населения города, в регионе Arсhangelskaya oblast. С этим мэром Андрейчиков когда-то служил в Афганистане. И Чечне. Но это было еще в прошлом веке. А теперь, вроде бы, они вели бизнес. А это запрещено, это конфликт интересов. Для мэра, разумеется. Но в России, на это все смотрят сквозь пальцы. Так пишут в газете. И еще пишут, что это неправильно, но всем наплевать. У города, кстати, смешное такое русское название – Kulibinsk. А мэра зовут Виктор. С фамилией тут сложности: Ahapkin или Agapkin. Как у них эта буква «г» звучит, не помню. Он, правда, уже бывший мэр. Не избрали его больше.

(Nota bene. Там, в России, оказывается, мэров вообще не избирают. Или избирают, но не жители. Там какая-то сложная система: власть делится между муниципалитетом и сити-менеджером.)

Вот этого Виктора в муниципалитет Кулибинска не избрали на прошлых выборах. А сити-менеджером назначили какого-то приятеля местного губернатора. А пока Виктор был мэром, в городе много чего строилось, жилые дома, магазины, автозаправки. И ко всему этому имели какое-то отношение мэр и его друг Андрейчиков.

И дальше там что-то совсем непонятное. Надо в справочной литературе смотреть или на сайтах каких-то специальных. Пишут, что есть такая корпорация, называется по-русски «АЛРОСА» (ALROSA) и она в Кулибинске «gradoobrazuiyschee predpryiatie».

Про «grad» я читал раньше, это такой ракетный комплекс. Ракеты можно с автомобиля запускать. Или из подвала дома. Русские его в Чечне использовали. А потом продали палестинцам и те пуляют этими ракетами по израильским автозаправкам. А израильтяне, в ответ, американскими ракетами земля-воздух – по всему что движется. И все довольны. «Obrasuyschee» я посмотрел в словаре. Это слово означает «создавать». «Predpryiatie» – это понятно. Это фабрика. Значит там, в Кулибинске, делают эти самые «Грады», а Владимир и Виктор, возможно, учувствуют в их нелегальных поставках палестинцам и сомалийским пиратам, которые ставят эти комплексы на свои легкомоторные катера и под угрозой…

02.43. Там же

…ракетных атак захватывают мирные танкеры и грабят круизные яхты.

Странное происшествие, случившееся неподалеку не позволило даже закончить фразу. В 01.31 и последующие три минуты, раздались, один за другим, три телефонных звонка из «Чесночного замка» (так называется многоквартирный дом на самом берегу моря, рядом с рестораном «Ля Пинеда») и соседнего с ним дома 14-бис. Я в том районе сегодня машину парковал, когда в бухту Мала добирался. В «Чесночном замке (это огромная вилла, переделанная в доходный дом) большинство «сьютов» сдаётся туристам. Но есть, как я понял, и пара постоянных жильцов. И вот из этого дома звонят и говорят, приезжайте, успокойте арендаторов виллы «Палома», они включили такую музыку, что хочется повеситься. И так громко, что хочется сделать это быстро. Потом из другой квартиры, из дома 14-бис позвонили, с той же просьбой. Но при этом выразили желание кого-нибудь убить. А мадам Раку (третий звонок), сказала, что на вилле жуткий рев, и там явно кого-то убивают. Я все бросил и отправился быстро реагировать, благо «Чесночный замок» в трех минутах езды от полицейского участка.

Никто, конечно, никого не убил, полиция (это я) сработала быстро и четко. Вообще-то, когда я подъехал к вилле Палома, то никакой такой особо громкой музыки не услышал. И только когда заглушил двигатель и подошел к двери, то смог разобрать, как какой-то противный мужской голос, проговаривает что-то по-русски под слащавую музыку. Неужели – подумал – это и есть их знаменитый Высоцкий?

Я нажал кнопку домофона. Мне ответил по-английски хрипловатый женский голос. Музыка, если ее так можно назвать, стала слышнее. Я представился и попросил открыть. Через минуту дверь слегка приоткрылась, и тот же хрипловатый женский голос попросил выключить фонарь, который у меня был в руке. Я выключил и был допущен в полутемную прихожую, из которой вели две-три двери в другие помещения. Точно разобрать что здесь и как, было невозможно, потому что светила одна тусклая лампочка – торшер и у противоположной стены. Хозяйка (а, судя по внешнему виду, это было никак не служанка) извинилась, сказав, что в выходные слишком времени провела на солнце и у нее от яркого света болят глаза.

Говорили мы по-английски. Музыку, видимо, приглушили, слышно ее не было совсем.

Да! Внешний вид. Снизу вверх: Туфли на высоком каблуке. Нет не так: на очень высоком каблуке. Изящное вечернее платье до пола. И платье и туфли или чёрного цвета или какого-то темного, в полутьме не различишь. Руки и плечи должны быть обнажены, но мадам куталась в роскошную шаль до подбородка, если не до носа. Видны были кисти рук с большим количеством золотых колец. Чуть ли не по два на каждый палец. Нос прямой, чуть удлинённый. На носу – темные очки, которые носят не из-за стекол, а из-за оправы. Поэтому глаза увидеть невозможно, как, собственно, и лоб. Волосы светлые, никак не уложены и ничем не заколоты. Просто падают на плечи, чуть-чуть прикрывая щеки. И все. Мне показалось, что она слегка дрожит. Может быть, это следствие того, что перегрелась на солнце. Или вообще нервная натура.

Я еще раз представился и сказал, что им следует соблюдать режим тишины и не будить соседей. А иначе, если еще раз на них пожалуются, придется выписать им штраф.

Она еще раз попросила прощения. Сказала, что у них гостит друг мужа из России. Ему завтра, нет, уже сегодня уезжать. И муж решил устроить проводы. Обычай такой. Русский.

Я вежливо, но твердо сказал, что это все же не повод злить соседей.

Она пожала плечами, даже не пожала, а как-то повела левым плечом.

– Да, я понимаю. Но муж немного… «perebral»… я имею в виду, что он выпил чуть больше, чем следует, и его не просто успокоить…

Вот в этот момент где-то в глубине два мужских голоса даже мне запели, а завопили какую-то песню по-русски. Я совсем плохо понимаю этот язык с голоса, удалось разобрать что-то вроде «brat», «combat», «chechen», «plen».

Мадам обернулась к одной из открытых дверей и что-то крикнула. Песня смолкла.

Из соседней комнаты вышел довольно крупный мужчина в строгом костюме и белой рубашки, коротко стриженный и с загорелым лицом. Он не показался пьяным. Разве что чуть-чуть.

– Это Виктор, друг мужа, они вместе служили в армии, – представила его хозяйка.

Сам Виктор на вполне приличном французском, принес свои извинения и сказал, что понимает свою вину и постарается успокоить друга.

– А что же сам мсье? – спросил я.

Тот ответил, что мсье лучше полежать.

Что ж, я с этим полностью согласился. Виктор ушел успокаивать хозяина, а мадам еще раз извинилась.

Я внушительно и с достоинством попросил их больше не давать повода для жалоб соседей. И дал ей свою новую карточку, со словами, что если понадобится помощь, то звоните, я сегодня дежурю в участке.

С тем и уехал. Сейчас доем пиццу и еще и пороюсь в интернете, посмотрю, что можно узнать про этот ракетный комплекс из России. Какой-то русский день у меня получился в самом начале службы на новом месте!

03.47. Там же.

Напротив меня сидит пожилой мужчина в темном костюме и красных фланелевых тапочках на босу ногу. Он тихо поёт какую-то песню, слова которой, мне как-то смутно знакомы:

Он не похож ни на пьяного, ни на сумасшедшего. На вид ему за шестьдесят. Сухое загорелое лицо, седые, коротко стриженые волосы, добрые глаза. Но вот он сидит и поет. Ночной патруль его забрал с авеню Черчилль и доставил сюда. И что мне с ним делать?

04. 02. Там же.

Теперь он поет:

04.17. Там же.

Пришел бригадир, Кристиан Этори, положительный дядька, с фигурой борца и спокойствием, которое не может пробить даже взорвавшаяся в руках бутылка пива. Он служил одно время в Марселе, и мы были знакомы. Я спросил, кто этот певец в тапочках и зачем он тут сидит. Бригадир сказал, что это мсье Гай Моги, пророк.

Я спросил, где его наблюдают. Этори, ответил, что нигде. Он не болен, есть медицинское свидетельство. На самом деле три свидетельства. Потому что в разное время его пытались сдать в сумасшедший дом мы, полиция Капдая, жандармерия и полиция Монако. Но ничего не получилось. Он не болен.

– А в чем дело-то?

– Видите ли, су-лейтенант, он считает, что весь наш мир заключен в текстах песен Сальваторе Адамо.

– И что?

– Время от времени он встречает человека, будущее которого он может прочитать. Тогда он поет ему песню.

– Какую?

– Ту, что отражает судьбу этого человека. Но обязатель…

– Это как Пифия, что ли?

– Не знаю, су-лейтенант, я здесь не очень давно и видимо ее не застал.12 Вот с мсье Моги мы знакомы хорошо. Он предсказывает судьбу. Но обязательно песней из репертуара Сальваторе Адамо.

– И что с этим делать?

– Да, ничего, собственно. Поет и поет. Голос, на мой вкус, приятный. Но некоторым не нравится.

– Что именно?

– Кому что. Кому предсказание. Кому форма подачи. Каждому свое. И мы стараемся защитить…

– Кого?

– Главным образом, мсье Моги. У нас есть договорённость с полицией Монако. Они стараются не допускать его в Монте-Карло. Там казино, люди могут нервничать. Ну а мы реагируем на разного рода сигналы. И доставляем его домой.

– А здесь он зачем?

– Так ведь сигнал, су-лейтенант. Жалоба на пение в ночное время, пока вас не было. Он шел в сторону Монако и пел.

– Ладно, Кристина, у нас есть помещение с диваном?

Бригадир кивнул. Я попросил его устроить Мсье Моги на диване. Надо же, первое дежурство на новом месте службы и сразу две жалобы на музыку. Если это пророчество, то мне предстоит, видимо, весело проводить время в Капдае. Особенно служебное. Но пока неплохо было бы разобраться с этим владельцем надувного матраса.

04. 46. Там же.

Ха! Никакая это не фирма по производству оружия. В слове «ALROSA» Первые две буквы «al» означают «almaz». Это такой не огранённый бриллиант. Оказывается в Архангельской области алмазы добывают прямо из их вечной мерзлоты. Шахта называется «Imeni Kulibina», рядом город Кулибинск. Я знаю, мы это в школе проходили, что русские выбирают какое-нибудь имя и потом называют этим именем все подряд: города, улицы, корабли, самолеты, заводы, конфеты. И здесь, такая же история. Самый большой алмаз, найденный в этом регионе, назван «Ivan Kulibin». До информации о том, кто такой этот самый Иван Кулибин я не добрался, но думаю, что это либо генерал какой-нибудь, либо знаменитый bolshevik, который там, на севере, делал революцию, а потом был расстрелян Сталиным вместе со всей семьей.

Эти алмазы из Кулибинска не такие крупные, как те, что Южной Африки, но тоже ценятся. А при чем здесь «grad», я так и не понял. Ну и ладно. У меня постепенно формируется интересная версия связывающая алмазы, яхту и надувной матрас. Завтра попытаюсь ее изложить лейтенант-колонелю.

04.12. Там же.

Ха и еще раз ха! Я заглянул в рапорт лейтенанта Карира. Адрес тех русских, что потеряли матрас: Капдай, авеню Раймон Грималья, вилла «Палома». Они ее арендуют уже два года. Так значит, тот мсье что напился и орал со своим другом военные песни – это и был Владимир Андрейчиков. А тот, что вышел ко мне в костюме, наверное, бывший мэр Виктор Агапкин. А мадам – это та, что скандалила в ресторане. Правильно, она блондинка и сама не сказала, что на солнце много провела в выходные. Как раз на матрасе и загорала, пока они в ресторан не отправились. Хорошо хоть она не стала меня расспрашивать о том, как идет расследование. Ка оно идет? Да никак пока. Нет матраса нигде и всё.

8.41. Там же

Лейтенант-колонель, похоже, не в духе с утра. Принял рапорт. Был немногословен. Я попросил время, чтобы изложить свои соображения о пропавшем матрасе.

– Давай, – говорит, излагай. Куда теперь денешься. Мне сейчас звонил мэр. А ему из русского консульства в Ницце. Там интересуются, как продвигается дело об ограблении российского предпринимателя в бухте Мала. Я не понял, сначала. Какое ограбление? А потом понял, что они так называют пропажу этого чертового матраса. Еще никто не доказал, что его не смыло в море, а тут уже – ограбление! Ну, хорошо. Раз так. Раз они это хотят. Мы им устроим дознание. По всей форме.

– Шеф… я подумал… Хорошо бы вертолетную службу задействовать.

– Ты что, су-лейтенант, обалдел? Кто нам выделит вертолет для поиска надувного матраса? Там надо заявку писать на четырех бланках. Доказывать, что без вертолёта не обойтись. Да и все равно не дадут. Вчера в Канны какой-то принц приехал из Финляндии… Что ты скривился весь? Ну, откуда-то оттуда, из Скандинавии. Особый режим охраны сейчас на Лазурном берегу, со всеми полагающимися, по такому случаю, вертолетами. Вот когда он в Монако переедет, тогда, может быть, при особых условиях…

– Есть, – говорю ему особые условия. И сразу решил изложить свою версию.

(Nota bene. Когда пишу здесь: рассказал или изложил, надо читать – выпалил или вставил два слова. С моим начальником три слова подряд произнесешь – уже достижение).

Начал с того, что в городе, в котором этот Владимир Андрейчиков жил, до переезда сюда (и с бывшим мэром которого дружил) добывают алмазы. Часть этих алмазов, возможно, присваивали Владимир и его друг мэр.

– Как они это делали? – немедленно вклинился лейтенант-колонель.

– Не знаю как, я не задумывался. Они же русские, они придумают как.

– Логично