Два полицейских. Дело о надувном матрасе Фабр Серж
– Говорит, стационарного телефона в доме Виктора нет, а зарядку от своего мобильного она здесь забыла. Приехала, увидела тело в бассейне, подключила телефон к зарядке и позвонила в жандармерию.
Ле Гун собирался, видимо, расспросить Ирину, и выяснить все подробнее. Но ему не нравилось мое присутствие. Он попросил меня подняться на второй этаж, где находится спальня Жанны и где капитан Риволан, из нашей местной жандармерии, проводил осмотр. Я подчинился. Поднялся наверх, нашел Риволана, мы познакомились.
Капитан жандармерии Николя Риволан, производит впечатление военного в третьем, а то и в четвертом поколении. А может быть его пра-пра-прадед вступил в корпус жандармов, при его создании в 1791 году. Он (Риволан, не пра-пра-прадед) невысокого роста, жилистый, держится очень прямо. Сухое лицо, очень умные глаза и очень узкий рот. Из таких, в прошлые века, получались прекрасные кавалеристы. А у него еще и усы!
Риволан не то, что был не рад моему приходу. Просто он не мог понять, что тут делать еще и офицеру муниципальной полиции. Да, спальня Жанны была просто забита позолоченной мебелью, а примыкающая к ней гардеробная – одеждой и обувью. Ее отдельная ванная комната (на самом деле – небольшой бассейн с позолоченными кранами, в количестве, явно превышающем возможности доставлять воду всеми известными человечеству способами) скорее напоминала средних размеров парфюмерный магазин в период распродаж. Но четыре жандарма, во главе бригадиром Киленом, то скрываясь в тени комода, то отражаясь в кранах, уже почти все изучили. В конце концов, это же не обыск. Орудия преступления (которое пока не подразумевается) искать не надо. Все улики находятся у бассейна.
– Вот что, – сказал мне Риволан. – У меня в саду еще четыре жандарма. Но лучше будет, если кто-то осмотрит все свежим взглядом. Мало ли что. Может мы что упустили.
Я пошел в сад. Ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания там не было. Сад очень небольшой. И он действительно сильно запущен. На деревьях – сухие ветки. Две клумбы заросли сорняками. Но ни примятой растительности, ни сломанных веток, ни следов борьбы я не заметил. Не было и никаких посторонних предметов, если не считать ракеток для бадминтона, брошенного прямо на дорожке, идущей от бассейна и двух-трех бутылок из-под пива, поблескивающих в траве. Права была мадам Ронсо: если не садовник, то уж уборщик здесь был бы совсем нее лишним. На дорожке, ведущей от дома к морю (а, точнее, к калитке, выводящей к лестнице, которая спускалась на дорожку-променад, тянущуюся вдоль берега… занудно – да?) остались следы, как будто бы волокли что-то тяжелое. Ну не совсем волокли. Скорее несли, потом опускали, потом двигали чуть-чуть по дороже. И тут сохранились характерные полоски, которые оставляют мелкие камешки, когда их придавливают тяжелым грузом и этот груз тащат, не поднимая. А потом снова несли. Я сфотографировал три таких фрагмента из педантичности. Но связано ли это со смертью в бассейне? Не знаю. Если бы так волокли тело Жаны, то следы от камешков были бы направлены в другую сторону: от моря вглубь сада, а не наоборот как сейчас. Да и на теле Жанны я не заметил никаких царапин, а они непременно должны были появиться. Что-то отволокли к променаду и бросили в море? А что?
Я вышел на променад, прошелся метров десять-двенадцать в одну и в другую сторону, глядя вниз на скалы. Но ничего подозрительного не обнаружил. В паре десятков метров от виллы, ближе к «Чесночному замку», из которого в понедельник нам звонили с жалобами на шум, есть на скалах металлическая лестница для купальщиков. Я сфотографировал ее и вернулся на виллу.
Там в саду, ближе к калитке, чем к дому, есть небольшое одноэтажное строение. Оно стоит среди деревьев и почти совсем скрыто от взглядов разросшимися кустами. Я подумал, что это может быть гостевой дом и направился к нему. Но я ошибся. Это какая-то хозяйственная постройка, старая, с почти облезшей со стен желтой краской и незакрывающейся, разбухшей от влаги, дверью. Внутри – нечто вроде склада ненужных вещей, которые их владельцы почему-то не решаются выбросить. Я заглянул туда, сделал два-три шага в полутьме. Под ногами оказался ящик со слесарными инструментами. Я запнулся, протянул руки, пытаясь ухватится за ближайшую полку. Мне это удалось, но одновременно, в руку что-то впилось. Позже оказалось, что это рыболовный крючок на леске. Я отдернул руку и на меня свалился с верхней полки спиннинг, за ним – теннисная ракетка, коробка с теннисными мячами, без крышки (и эти проклятые мячи раскатились по всему полу), ласты, весла для надувной лодки и две коробки со старыми кроссовками. Для полноты картины не хватало только одной или двух летучих мышей. И чтобы они с шумом вылетели откуда-то из тьмы. Или, лучше – больших черных птиц, устрашающе хлопающих крыльями и Хичкока. Чтобы он стоял где-то тут неподалеку, рядом с камерой и говорил: «Снято»!18