Лексикон Барри Макс

Глава 04

Она стала неразборчивой. Не потому, что так надо было. Просто ей больше ничего не оставалось. Она считала себя «неразборчивой», а не «легкомысленной», потому что во всех ситуациях главной была она. Если в магазин одежды, в котором она работала, заходил какой-нибудь юноша и если его взгляд означал, что он уже слышал о ней, она держалась молчаливо и продавала ему пару штанов цвета хаки. Но если – а это случалось не часто, всего лишь изредка – появлялся юноша с вьющимися волосами и темными глазами и если он искренне желал что-то купить, ее душа тут же отзывалась. Она подходила к нему и предлагала свою помощь, и если вокруг юноши крутилась какая-нибудь блондинка с плохим перманентом – а так бывало практически всегда, – она рекомендовала ему рубашки и разглядывала его, пока девица щупала юбки. И он тоже смотрел на нее, и между ними что-то происходило. А когда девица удалялась в примерочную, Эмили решительно подходила к нему и жадно, как хищник, целовала. И он целовал ее в ответ, каждый раз, а если она опускала руку вниз, он оказывался твердым, как камень. «Как дела?» – обращалась она к примерочной, не спуская глаз с юноши, и девица отвечала что-то насчет того, что вещь не так сидит и не подходит по цвету, и интересовалась, есть ли у них такое же, но с «перламутровыми пуговицами». Эмили не всегда удавалось пойти дальше: дважды девица выходила слишком рано, и юноша покидал магазин на ватных ногах, оглядываясь на нее. Но дважды она успела. В последний раз юношу сопровождала черноглазая девица, которая даже не удосужилась ответить, когда Эмили вышла к ним навстречу и поздоровалась. Ей понравился взгляд юноши, он был дружелюбен, немногословен и играл в футбол, так что она не только залезла ему в штаны, пока девица была в примерочной, но и продолжила, когда девица вышла. Она наблюдала за лицом юноши, пока девица бродила по магазину, и восхищалась, потому что тот выглядел ужасно испуганным, но не останавливал ее. Девица рассматривала платья и язвительно бросила, что одно из них – точно старье из бабушкиного сундука, а юноша что-то прохрипел и задергался в своих джинсах. Эмили зашла за прилавок. Он смотрел на нее так, будто не верил, что она бросает его. Будто считал, что она поможет ему выкрутиться из сложного положения или что-то вроде этого. Но ей было плевать. Самое интересное закончилось, в том, что касалось ее. Юноша еще несколько секунд стоял как пригвожденный к месту, потом выпалил череду несвязных слов, ошметки от двух или трех столкнувшихся мыслей. Девица даже не повернулась. «Прикольненько», – сказала она, поворачивая к себе пушистую куртку с капюшоном.

Это было, вероятно, совсем не то, что имел в виду Элиот, когда говорил ей, что нужно «много практиковаться и приучить себя к дисциплине». Но Эмили находилась в миллионе миль от остального мира и мастерски выполняла задачу – правда, противоположную той, что поставил перед ней Элиот, – по сокрытию того факта, что она является самым опытным практикующим специалистом по убеждению из всех, кто когда-либо почтил своим присутствием этот район пыльных бурь. Ей же надо было что-то делать. Она не могла иметь мышцы и не играть ими.

Тогда Эмили две ночи провела на автовокзале, прежде чем поняла, что в городе полно пустых домов. Достаточно зайти в один из них – и можно устраиваться. Она нашла работу в «Запутанном клубке», самом популярном в Брокен-Хилл магазине одежды для молодых, и старых, и всех тех, кого в модных тенденциях интересуют не только джинсы и майки. Здесь платили наличными, а это означало, что Эмили сможет снять жилье с электричеством. Все оказалось проще, чем она представляла. Даже купила старую, разбитую машину. Это был немного рискованный шаг, потому что Эмили не отважилась получить водительские права, но в городе было всего два копа, и оба из сегментов, которые она отлично понимала, а от автобуса ее уже тошнило.

Эмили была «американской девочкой». По ее истории, она приехала, чтобы «найти связь с землей» – нелепая идея, в которой любой распознал бы фальшивку, если бы понаблюдал, как она отворачивается от солнца, ежится от ветра, кривится от пыли. Но если серьезно, какую еще причину можно было придумать? «И надолго вы к нам?» – спрашивали люди, облокачиваясь на прилавок и дивясь на нее, на человека, который уехал из Америки, чтобы оказаться здесь, именно здесь, когда любой из местной молодежи, даже последний недоумок, слинял бы отсюда при первой же возможности. Представители старшего поколения, те, кто утратил способность мечтать о жизни в другом месте или, возможно, никогда об этом не мечтал, воспринимали ее как первую из многих, словно Эмили была предвестником модного веяния, охватившего мир, когда молодые люди в больших городах работают в поте лица, копят деньги – и спят и видят, как в один прекрасный день они отправятся в путешествие, чтобы «соединиться» с Брокен-Хилл и дать городу новое будущее. Она отвечала: «Может, на год, я думаю», потому что не хотела давать ложные надежды и потому что ей претила мысль, что срок может оказаться длиннее.

Но прошел год, потом другой, и Эмили отпраздновала свой двадцать первый день рождения, глядя в телевизор, где шло тупое австралийское шоу, в доме с четырьмя спальнями, правда, почти без мебели. Изредка она задавалась вопросом, а существует ли Организация. Не выдумала ли она ее. Иногда, когда в «Запутанном клубке» звякал входной колокольчик, ей казалось, что это Элиот приехал сообщить, что все в порядке, все закончилось и она может вернуться домой. Но такого не случалось. Ее жизнь превратилась в каждодневное ожидание. Так что она могла позволить себе время от времени брать под свой контроль какого-нибудь привлекательного юношу. Могла.

Однажды вечером после закрытия магазина Эмили вышла на парковку позади здания и обнаружила, что ее ждет стайка девиц в коротких юбках и подбитых мехом курточках. При ее приближении одна из них, блондинка с грязными волосами, подружка того самого футболиста, спрыгнула с капота машины, и Эмили поняла, что это проблема. Она повернулась, собираясь укрыться в магазине, но еще две девицы преградили ей путь. Эмили подняла вверх руки.

– У меня нет денег.

– Нас не интересуют твои деньги, сука, – сказала девица, и что-то выпало из ее сжатого кулака. Металлическая цепь. Эмили охватило отчаяние, но источником этого чувства была не она сама, а девица и Брокен-Хилл с Австралией, потому что цепь была нелепостью. Если бы кто-нибудь вытащил такую штуковину в Сан-Франциско, его тут же пристрелили бы. – Ты знаешь, кто я?

– Кажется, ты однажды заходила в магазин. – Девицы окружили ее. Числом их было пять. Другого оружия у них не наблюдалось, так что возможность бегства оставалась. – Если хочешь что-то вернуть, мы открываемся в девять.

– Ничего я не хочу возвращать, шлюха поганая.

– И это не магазин, – сказала другая девица, тощая, как высохшее дерево. – Это бутик.

– Ладно, – сказала Эмили. – Это ваша петиция? Давайте ее обсудим. – Она произнесла слово «петиция» так, чтобы оно прозвучало как «полиция», дабы напомнить всем, что за такое можно угодить за решетку. – О, я знаю тебя. Я знакома с твоей мамой. – Это было неправдой, но размеры городка позволяли в это поверить. Смысл заключался в том, чтобы в сознании девиц всплыли «мамы» и присоединились к «полиции».

– Ты запала на моего парня, – сказала девица.

В этом Эмили признала «гипотетическое утверждение», которое они в школе называли «шарами-зондами». Когда люди делают гипотетическое утверждение, они надеются, что оно будет опровергнуто. Сейчас это означало, что девица не собирается бить ее цепью. Если бы она сказала: «Ты сейчас поплатишься за то, что сделала с моим парнем», вот тогда у Эмили точно были бы проблемы. Но девица просто стояла и ждала, когда Эмили ответит и объяснит, что все было просто чудовищным недопониманием. Ее почти охватило разочарование – ведь на минуту ей показалось, что предстоит ответить на интересный ментальный вызов.

– Между прочим, он сам полез ко мне, – сказала Эмили. Она очень хочет, чтобы ей причинили боль, и это единственное объяснение. Девица таращилась на нее, пытаясь поверить своим ушам, а тем временем другая сказала:

– Ну, погоди, сука.

И Эмили побежала.

Ей почти удалось прорваться мимо прыщавой девицы с испуганными глазами, но кто-то схватил ее за воротник и повалил на землю. Охваченная дикой яростью, девица с цепью приблизилась к ней, и Эмили, хотя и осознавала, что сейчас на нее обрушится боль, испытала огромное наслаждение от мысли, что ей удалось вытолкнуть девицу за пределы прекортексного контроля. А ведь это нелегкое дело. Чтобы этого добиться, нужно нанести удар в самую сердцевину того, во что человек верит. Она закрыла руками голову и приняла позу эмбриона.

По спине разлилась боль. Эмили перекатилась на спину, но это оказалось ошибкой, потому что цепь хлестнула ее по лицу. Ее рот исчез. Она кое-как встала на четвереньки и попыталась отползти. В грязи лежало что-то светлое и замазанное кровью. Зуб. Она почувствовала себя полной дурой, ей стало грустно и захотелось повернуть время вспять и не быть такой идиоткой.

Замелькали огни. Эмили не видела, откуда льется свет, но, очевидно, он имел определенное отношение к ситуации, потому что девицы бросились врассыпную. По бетону застучали шаги. Больше ударов не последовало. И одно это уже было хорошо.

Кто-то взял ее за плечи. Эмили вздрогнула. Он сказал:

– Все в порядке, успокойся. Я помогу.

– Му фу, – сказала она, что должно было означать «мой зуб».

Пальцы мужчины впились ей в ребра. Он отошел, и она почувствовала себя покинутой. Он вернулся и надел что-то ей на шею. Эмили попыталась встать, но мужчина сказал «нет-нет» и придержал ее одной рукой. Она смогла разглядеть только его волосы, которые были длинными и песочного цвета. Он подкатил к ней какую-то штуку, которая оказалась низенькой тележкой.

– Мо фуп, – сказала Эмили.

Мужчина уложил ее на тележку и повез через парковку к белому минивэну, который, как ей было известно, выполнял в городе функцию машины «Скорой помощи». Окинул ее быстрым, профессиональным взглядом, прежде чем закрыть дверцу.

Когда машина остановилась и чьи-то руки стали выгружать ее, Эмили уже не знала, где находится.

– Драка в пабе? – спросил кто-то, и мужчина ответил:

– Девчонки подрались. За «Запутанным клубком».

Над ней склонилась женщина:

– Ей выбили зуб.

– Он у меня во рту, – сказал ее спаситель.

Это показалось Эмили забавным, и она улыбнулась, а потом уже ничего не помнила. Вероятно, прошло немало времени, потому что в следующий раз она уже сидела на больничной койке в открытой палате, а в окна струился утренний свет. На ней была тоненькая сорочка, шею обхватывал корсет. Казалось, что спина набита мячиками для гольфа. Во рту на месте зуба было пустое место, и Эмили ощупала его языком, а затем подумала, что делать этого не следовало бы. Если не считать ощущения, будто голова стеклянная, она чувствовала себя вполне нормально.

Проходившая мимо медсестра остановилась. Эмили иногда видела ее в местном супермаркете, когда та покупала соевое молоко.

– Доброе утро, дорогуша. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказала та.

Медсестра обхватила ладонями лицо Эмили:

– Открой рот. Хорошо. У тебя нет только одного зуба?

– Да.

Она выпустила лицо Эмили.

– Что произошло?

«Я потеряла контроль над собой. Я доказала, что мое место здесь».

– Ничего.

– Гэри хочет поговорить с тобой.

– Что за Гэри?

– Сержант полиции.

Эмили попыталась помотать головой. Она не хотела выдвигать обвинения. У нее не было удостоверения личности.

– Сколько еще мне это носить?

– Шесть недель. Считай, что тебе повезло.

Она так и считала. Все могло быть значительно хуже.

– Кто подобрал меня?

– Фельд.

Эмили не знала, что это означает.

– Мужчина со «Скорой». Фельдшер. Это Гарри.

– Могу я его поблагодарить?

– Он уже закончил смену, – сказала медсестра. – Но я уверена, что ты обязательно увидишь его. Городок-то маленький.

– Да, – сказала Эмили.

Она уже видела этот минивэн. Белый с желтыми и оранжевыми полосами. После своего приезда в город Эмили видела его, наверное, дважды в неделю. Но сейчас, после того как ее выписали из больницы, он как будто канул в Лету. Иногда в поле зрения мелькало что-то белое, и она поворачивалась, чтобы узнать, не он ли это, но шею пронзала острая боль, поэтому она каждый раз опаздывала и думала: «Это точно был он».

Эмили чувствовала себя старшеклассницей, запавшей на водителя «Скорой». Надо же, влюбиться в мужчину, который спас ее… Однако мысленно она то и дело возвращалась к вопросу, как это он принес ее зуб во рту. А еще вспоминала его волосы, подсвеченные светом фар. Эмили чувствовала себя возбужденной и беспокойной и ходила на долгие прогулки, надеясь встретить белый минивэн с желтыми и оранжевыми полосами.

Она решила купить ему цветы. Она просто купит цветы и вложит в них карточку, и если его не окажется в больнице, когда она занесет их, это будет здорово. Она просто оставит их. Эмили мучительно придумывала, что же написать, остановилась на «БЛАГОДАРЮ ОТ ДУШИ МОЕГО ЗУБА», в ужасе уставилась на написанное и отправилась в магазин за новой карточкой. Следующая попытка закончилась возвышенным посланием. «БЛАГОДАРЮ, ЧТО СПАСЛИ МЕНЯ. ЭМИЛИ РАФФ». Наверное, записка получилась не совсем возвышенной. Потому что она не удержалась и написала «спасли меня». А еще подписалась полным именем. Однако она не добавила к этому свой телефонный номер. Смогла сдержать себя.

Эмили поехала в больницу. Цветы она положила на пассажирское сиденье и направила на них поток прохладного воздуха, чтобы те не завяли от жары. Женщина в регистратуре решила, что она пришла на прием, что, как догадалась Эмили, было вполне логичным, ведь ее шею все еще поддерживал корсет, но потом, когда все прояснилось, сказала:

– Вы хотите увидеться с ним лично или просто оставить это?

Эмили запаниковала и сказала:

– Просто оставить.

Она дошла до дверей.

– А он на месте?

Судя по взгляду, которым женщина окинула Эмили, она уже миллион раз видела подобные сцены.

– Сейчас узнаю. – Она подняла телефонную трубку. Эмили ждала и старалась не чувствовать себя четырнадцатилетней девчонкой. Женщина положила трубку. – Сожалею.

– О, Господи, – сказала Эмили, потому что ей было противно.

У нее, как у собаки Павлова, выработался рефлекс на звяканье входного колокольчика. Каждый раз, когда кто-то открывал дверь «Запутанного клубка», Эмили вскидывалась, но оказывалось, что это не он, и через несколько дней она поняла, что Гарри никогда не придет. Он увидел в цветах именно то, чем они и были: неловкую, эксцентричную попытку завязать роман. Эмили разозлилась на себя, да и на него тоже за то, что он вынудил ее так поступить. Потому что, если по справедливости, он застиг ее на пике эмоционального шока. Она была сама не своя. Кто он такой, чтобы судить?.. Он – никто, один из обитателей невзрачного, затерянного в пустыне городишки, у него даже нет нормальной машины. И цвет волос у него старомодный. Не будь она одна, то даже и не посмотрела бы на него. Ей безумно хотелось, чтобы в магазин вошел какой-нибудь юноша, кто-нибудь молодой, забавный и глупый. Эмили томилась за прилавком и разбирала одежду на вешалках, пока не успокоилась.

В середине дня она отправилась в закусочную, где готовили бургеры, и встала в очередь за рабочими с шахты – не мускулистыми парнями, как можно было ожидать, в борцовских майках, с кирками и пятнами сажи, придающими им сексуальности, а за толстым водителем грузовика и крановщиками, от которых воняло мазутом. Сейчас мало кто спускался в шахты. Это процесс был автоматизирован. Да и шахт как таковых не было: добыча велась открытым способом в карьерах, которые напоминали метеоритные кратеры. Город как раз и стоял вокруг такого, и от кратера его отделяли похожие на горы отвалы пустой породы, которая, когда ее вытаскивали из земли, не годилась ни на что, кроме того, чтобы ее куда-то сбросили. Никто, кажется, не видел ничего странного в том, чтобы жить на пончике, дырка которого по краям медленно заполняется всяким дерьмом. Ей хотелось спросить, почему они не сдвинули город на пять миль к северу, или к югу, или к востоку, или к западу – в общем, в любом направлении. Но она сама могла предсказать ответ. Они бы заявили: «Потому что он стоит там, где стоит». Австралийцы оказались очень практичными, как обнаружила Эмили. Они делали все быстро и решительно, и в соответствии с минимальными требованиями. Это был свежий и открытый подход, но иногда он приводил к ситуациям вроде той, когда город построили вокруг дырки. Изначально Эмили решила, что название Брокен-Хилл, то есть «разрушенная гора», – это шутка, образец извращенного юмора, побудившего называть рыжеволосых «Синеватыми». Потому что, если не считать отвалы, земля здесь была плоской, как зеркало. Очевидно, когда-то здесь была гора. И ее срыли.

Эмили вдыхала запах пота и сигарет, пока не подошла ее очередь, потом села на террасе и стала есть бургер, глядя на проезжую часть. Все машины, что проезжали мимо, она видела раньше. Эмили повертела головой, проверяя, как работает шея, и вдруг заметила, что на противоположной стороне паркуется машина «Скорой».

Ее охватила паника. С ним же покончено, ты забыла? Она на секунду действительно забыла об этом. И успокоилась. И стала высматривать его, так, от нечего делать. Она надеялась, что, увидев его, тут же поймет, насколько он прост и скучен в обычной обстановке, когда не несет во рту ее зуб. Эмили доела бургер. И тут увидела его. Кажется, это был он. Он шел по тротуару и разговаривал с женщиной. Покачал головой, и Эмили убедилась, что это он. Он был привлекателен. Может, у нее и была травма головы, но вкус она не потеряла. Широкоплечий. С потрясающими руками. На нем не было борцовской майки. Когда он подошел поближе, она на глаз прикинула, что ему двадцать пять. Его спутница была миловидной брюнеткой, Эмили видела ее фотографию в газете в разделе объявлений о недвижимости. Брюнетка рассмеялась в ответ на какие-то слова Гарри и взъерошила свои волосы, и Эмили стало тепло на душе. Она пожелала мисс Недвижимость всяческой удачи с красивым австралийским фельдшером.

Она почти позволила им пройти мимо. Но в последний момент спросила себя: а какого черта? Ведь в этом ничего нет, не так ли?

– Здравствуйте.

Он остановился. Его глаза – она уже и забыла, какие они.

– Вы…

– Беззубая.

– Верно. – Эмили увидела, что он вспомнил о цветах. Значит, ему точно стало неловко.

– Просто хотела поблагодарить, – сказала она. – Не буду вас задерживать.

Женщина от недвижимости улыбнулась и сунула свою руку в ладонь Гарри. Он, кажется, испытал облегчение от того, что она не взбеленилась.

– Ничего страшного. – Женщина от недвижимости потащила его прочь. Неожиданно он вернулся к ее столику и протянул руку.

– Меня зовут Гарри.

Удивленная, Эмили пожала ему руку, он весело улыбнулся и пошел к женщине от недвижимости. Все это разбередило ей душу. Она смотрела ему вслед. Что это было? Он что, просто попытался подцепить ее? Это возмутительно. Она взяла со стола банку «Кока-колы» и снова посмотрела ему вслед. Ее сердце едва не выпрыгивало из груди. «А, черт», – подумала она.

Эмили решила переспать с ним и на этом покончить со всей историей. Это был единственный способ. Он превратился в докучливую занозу, которая мешала ей принимать душ, или работать, или спать. Она даже не целовалась с ним по-настоящему. Поэтому можно было спокойно двигаться дальше. И прекратить фантазировать. Недопустимо, чтобы она теряла себя из-за какой-то занозы. Это ослабляет ее способность функционировать. А вот когда она превратит его в игрушку, как тех мальчишек в «Запутанном клубке», все встанет на свои места. Она вернет себе контроль над самой собой.

Эмили купила платье в «Запутанном клубке», маленькое и черное. Она отговорила от него трех потенциальных покупательниц на тот случай, если оно ей вдруг понадобится. Затем уложила волосы, стремясь увеличить объем, – стиль, который нравится не девушкам, а молодым людям. Накрасила ресницы, и они стали длинными и пушистыми. В пятницу вечером Эмили вошла в прокуренную и пропахшую потом пивную, в паб, и оглядела зал в поисках Гарри. Заведение было забито ясноглазыми подростками и битыми жизнью шахтерами; эти две демографические группы, обычно противостоящие друг другу, здесь объединяла страсть к пиву и яростным гитарам. Какой-то мальчишка проорал ей в самое ухо: «Винс!» Все это было теми самыми причинами, по которым Эмили обычно не ходила в это заведение. Она взяла у бармена порцию крепкого алкоголя, выпила ее и ощутила, что храбрость начала куда-то улетучиваться. А потом заметила его возле бара в обществе молодых мужчин в костюмных рубашках. Она подошла к ним и крикнула:

– Привет!

Гарри улыбнулся ей.

– Купи мне что-нибудь выпить, – сказала Эмили.

Четыре часа спустя у нее в голове гудело, и она сидела на пассажирском сиденье машины «Скорой». Ее везли домой. Не к ней. К нему. Эмили расстегнула ремень безопасности и, привалившись к нему, стала целовать его в шею, прищипывать губами мочку его уха. Если бы она задумалась, то поняла бы, что все эти ласки – прямой путь к аварии. Но думала она только о том, чтобы остаться с ним наедине и заняться жуткими вещами. Он ехал и ехал, и наконец остановился. На нее стала прыгать собака, Эмили завопила, и он подхватил ее на руки. Ей это понравилось. Это напомнило ей, как они встретились. В его доме было темно, но там имелась кровать, а за окном светила луна. Эмили попыталась расстегнуть его брюки, но он сказал «нет», а она сказала «да», причем с нажимом, почти командным тоном, но это не сработало. В кровати он прикоснулся губами к ее шее, и она поняла, что этого-то ей и не хватало. Она сообразила: ее хищнический подход не предполагал взаимности. А взаимность играла огромную роль. За последние годы Эмили успела забыть об этом. Она снова набросилась на него, и на этот раз он сжал оба ее запястья и закинул ее руки ей за голову.

– Я хочу тебя, – сказала она. – Дай мне прикоснуться к тебе.

– Нет, – сказал он, и по какой-то причине это еще сильнее возбудило ее. Ей всегда нравилось, когда ей бросали вызов. Но его руки скользили по ее телу, и у нее пропало желание спорить.

– Да, – сказала она, – да, да.

Эмили увидела блеск глаз в темноте снаружи – это его собака наблюдала за ними, но ей на это было плевать. Страсть быстро уносила ее вдаль. Его прикосновения были нежными, а она прежде не знала, каково это, когда с тобой нежны. То была ночь новшеств. Он обнимал ее, и его пальцы проникали внутрь нее, и оргазм пронзил ее, как удар грома, как чистая природная сила. Это было то, чем Эмили не могла управлять, и она еще некоторое время лежала неподвижно, пока вновь не обрела себя. Гарри выпустил ее запястья. Он все еще был в брюках. Ей нужно было срочно принять меры в связи с этим.

– Сейчас, – сказала Эмили, и он наконец-то кивнул, и она сказала: – Сейчас. – И в буквальном смысле набросилась на него.

Утром она проснулась, но рядом его не оказалось. Эмили села. В спальне не было штор. За окном виднелась плоская земля до самого горизонта. Спальня напоминала место преступления: сбитые простыни, разбросанная одежда. Кроме кровати, другой мебели не было. И картин тоже. И фотографий.

На столе в кухне она нашла записку:

Уехал кататься. Завтракай сама.

«Кататься», – подумала Эмили. Он уехал кататься. Он уехал на каком-то виде транспорта в неизвестном направлении по неизвестной причине на неопределенный срок. Она порадовалась тому, что он все так четко объяснил. Затем обследовала комнату. На телевизоре стояла фотография собаки. Это была единственная личная вещь, что смогла найти Эмили. Поэтому она взяла ее. Большая собака. Собака настоящего мужчины. Эмили поставила снимок на место. Ее желание проникнуть в жизнь Гарри было не настолько велико, чтобы анализировать его собаку.

Она прошла на кухню и открыла холодильник. Съела овсянку. Приняла душ. Голышом прошла в спальню и порылась в его гардеробе. Эмили не увидела ни одной книги. Она не знала, чем он занимается на досуге. Она принялась мыть посуду, и когда надраивала кастрюльку, вдруг сделала страшное открытие: он ждет, когда она уйдет. Именно об этом и говорится в записке. Эмили отшвырнула щетку и отправилась за своей одеждой.

Существовал один анекдот – или загадка, это как посмотреть. Женщина встречает мужчину на похоронах своей матери. Между ними сразу возникает симпатия, но они расстаются. Женщина не знает его имени и не может найти его. Несколько дней спустя она убивает свою сестру. Вам предлагается ответить, зачем. Если вы отвечаете, значит, вы психопат, потому что она сделала это, чтобы снова встретиться с тем мужчиной. В течение следующих дней Эмили не раз вспоминала эту загадку, когда поймала себя на мысли о том, чтобы инсценировать ситуацию, требующую выезда «Скорой».

В конечном итоге она поехала к Гарри. Было темно, и она заблудилась на пыльных дорогах и раз десять почти возвращалась домой. Потому что одно дело было спать с ним. И совсем другое – самой приезжать к нему. Эмили чувствовала, что совершает нечто рискованное. Как если бы она соскальзывала с края мира.

И, наконец, Эмили покатила по подъездной аллее. Свет в доме горел, однако она не стала выключать двигатель, потому что все еще не была уверена, что ей следовало приезжать сюда. Вернее, она знала, что не следовало, но хотела, чтобы было по-другому. Входная дверь распахнулась. Он вышел на крыльцо, приставил руку козырьком ко лбу, прикрывая глаза от света фар. Разглядев ее, улыбнулся. И это решило все. Эмили вылезла из машины.

– Я не вовремя? – Она держалась вежливо.

– Нет, – сказал он.

– Я тут подумала, а почему бы не навестить тебя.

– Я рад, что ты приехала.

Эмили замерла возле машины.

– Заходи, – сказал он, и она зашла.

Три месяца спустя Эмили переехала к нему. Хотя она уже и так фактически жила у него. Она предложила переехать, когда в телевизоре появился список актеров, игравших в одной австралийской комедии, которая ему очень нравилась и которую Эмили все меньше ненавидела.

– Мне пора переехать, – сказала она.

Возможно, это не было предложением. Но подразумевала Эмили именно предложение. Она иногда применяла к Гарри техники убеждения, но не делала ничего такого, что он не мог бы разрушить. Ей так нравилось: пытаться манипулировать им и терпеть в этом неудачи. Вот если бы у нее имелись его слова, тогда все было бы по-другому. Тогда даже и вызова не было бы.

Эмили готовила для него. По сути, она просто разбивала яйца и жарила их, а потом относила ему на подносе. Лежа у него на руке, она чувствовала себя в безопасности. Гарри брал ее кататься. У него были кроссовые мотоциклы, полный гараж, и они вдвоем отправлялись колесить по окрестностям. Он учил ее держать ружье так, чтобы оно не отдавало ей в плечо, объяснял, как делать поправку на гравитацию, чтобы пуля пролетела нужное расстояние. В ясные вечера, пока солнце растворялось в земле, они сидели на задней террасе, выпивали и занимались любовью. До этого небо всегда казалось Эмили враждебным. А он заставил ее увидеть его чистую красоту, ощутить силу развороченной земли и похожих на скелеты деревьев. Теперь во всем был смысл. Даже змей, которых Эмили боялась до дрожи в коленках – они всегда оказывались там, где меньше всего ожидаешь, вися, как веревки, – она стала воспринимать иначе, увидела в их поведении не воинствующую агрессию, а агрессивную защиту, как у нее самой. Она прожила в Брокен-Хилл два года и даже не поняла этого.

Когда Гарри в первый раз подстрелил кенгуру, Эмили плакала. Она знала, что он охотится на них, что они считаются вредными животными, но вида запыленной коричневой шерсти, губ, до ужаса похожих на человеческие и обнажавших мелкие зубы, она выдержать не смогла.

– Они вредители, – сказал Гарри. – Они жрут все, что растет.

– Все равно, – сказала Эмили.

Он облокотил ружье на мотоцикл.

– Ты знаешь историю о кенгуру?

– Какую историю?

– Легенду чернокожих. – Гарри имел в виду аборигенов. – Жила-была девушка Миннавара. Она была очень умной и хорошо владела копьем. Ее взгляд был таким острым, что она могла за километр увидеть кукабарру[9]. Однажды она украла пращу. Считалось, что праща принадлежит всему племени, но Миннавара спрятала ее в сумку. Когда племя обнаружило, что праща пропала, все страшно рассердились, и старейшина спросил у Миннавары, не она ли взяла пращу. Та ответила, что нет. Тогда старейшина заколдовал землю, и земля стала нагреваться. Старейшина сказал: «Твоим ногам жарко, Миннавара?» Это было волшебство – только тот, кто солгал, чувствовал жар. Миннавара ответила, что нет, что с ее ногами все в порядке. Но вскоре она уже не могла терпеть и начала переступать с ноги на ногу. А потом запрыгала. Старейшина спросил: «Зачем ты прыгаешь, Миннавара?», и она ответила: «Мне нравится прыгать. Я всегда буду прыгать». Так и случилось: она прыгала до конца своих дней, потому что оказалась слишком упрямой, чтобы отдать пращу. Ее стопы удлинились и огрубели, и она стала первой кенгуру.

– От этого еще хуже, – сказала Эмили. – Теперь это не так обезличено. – Она посмотрела на бедную «Миннавару».

– Но она воровка, – сказал Гарри.

Он не разговаривал. То есть не разговаривал без надобности. Это нервировало Эмили. Это заставляло ее гадать, о чем же он не говорит. Сначала она безжалостно пытала его, расспрашивая о политике, высказывая всяческие неправдоподобные предположения насчет их отношений. Однажды ночью, когда Гарри уже стал погружаться в сон, она сказала: