Под прицелом Дик Филип

– Какая, ко всем чертям, служба? Это же я, Грей.

– Вот именно. И ты, лейтенант, пропал со связи, без каких-либо причин. Согласись, это требует…

– Какого черта? У меня специальное задание.

– И у меня тоже. Мое касается тебя. А твое – кого?

– Черт… Мое… Какого хрена, Салливан, я перед тобой отчитываться не обязан. Сними с меня эту дрянь.

– Извини, не могу. Ты, конечно, молодец, нашел агента, но на этом твое задание заканчивается и начинается мое.

– Какого агента?

– Русского. Какого же еще? Александр Кросс, констебль особого отдела полиции Белфаста. Это твое задание.

– Да, но как ты…

– Догадайся…

И тут Грей понял… В числе прочего, сасовцев тестировали на сопротивляемость при допросе. Головокружение, медный привкус во рту – симптомы очень знакомые…

– Что ты мне вколол? Скополамин?

– Он самый. Согласись, сейчас жизнь стала намного проще. Один укол – и подозреваемый расскажет тебе все сам, не надо его пытать, ломать… Здорово…

Грей молчал…

– Сэр, его… – заговорил один из «штатских».

– Я уеду. Больше мне делать здесь нечего. Дождитесь, пока ему не приспичит пописать. У него в моче слишком большая концентрация этой дряни. Потом кончайте – но под самоубийство. Мне доложите.

– Хорошо, сэр…

Капитан открыл дверь машины…

– А ты сука, Салливан…

Капитан остановился, повернулся к Грею, подмигнул.

– И еще какая… Помнишь, я тебе говорил, что ответный матч за мной? Помнишь?

– Мы же с тобой служим в одном полку.

– Ну, извини. Тут уж ничего не поделаешь. Может, тебе стоило сообщить о русском агенте раньше, как ты думаешь?

Хлопнула дверь…

Несколько минут они сидели молча – Грей и эти двое. Потом тот, что сидел за рулем, обернулся.

– Пописать не желаешь? – как ни в чем не бывало спросил он.

– Не дождетесь… – огрызнулся Грей.

Водитель улыбнулся – как будто именно это он и ожидал услышать.

– Легче, парень… У каждого своя работа.

– И какая же она у вас?

– Убирать за другими дерьмо. Этим тоже кто-то должен заниматься, иначе вокруг все провоняется. Вот мы этим и занимаемся. Меня, кстати, зовут Ник, а это вон тот парень, что все время молчит, – он Виктор.

– Заткнись, – лаконично проронил Виктор.

– Да брось, Вик… – тем же беззаботным тоном ответил Ник, – парню скоро петь вон с теми пташками на небе, что же с того, что он узнает наши имена.

– В таком случае сказал бы ему свое имя, но не упоминал мое!

– Все равно он ничего никому не расскажет. Так ведь?

– Послушайте… – Грей старался найти нужные слова – Салливан псих. Скорее всего, и предатель…

– Странно. А нам он сказал, что предатель ты.

– Если он предатель – он и должен был так сказать. Я и в самом деле выполняю специальное задание. Если вы меня убьете – виселицы вам не избежать.

– Как страшно… – Ник закатил глаза, – умираю со страха.

– Салливан вам лжет.

– Да? Но он все равно наш босс. Верней, наш босс совсем другой человек, но он вызвал нас и показал нам на того парня, который уехал и сказал, что он наш босс, пока мы тебя не найдем, не допросим и не прикончим. Допрос любезно взял на себя этот парень, нашел тебя тоже он – а мы сделаем все остальное. Только, пожалуйста, ни о чем не проси и не умоляй.

Но Грей не собирался ни просить, ни умолять. Он думал, что делать…

Наручники… Без наручников он справился бы с этими клоунами за несколько секунд. Его учили открывать наручники – но для этого нужна иголка или изогнутая канцелярская скрепка. А еще нужно, чтобы эти два урода не пялились на него, как туристы на экспонат в музее мадам Тюссо. Увы – ни иголки, ни скрепки у него не было, и хотя бы один из этих двоих постоянно не сводил с него глаз.

– Послушай, парень… Не осложняй жизнь ни себе, ни нам. Обещаю, все будет быстро, ты даже ничего не почувствуешь. Если хочешь, у нас есть горячий кофе в термосе.

Бежать? Машина стоит где-то, непонятно, где, скорее всего, это площадка для отдыха, какие есть около каждой автострады. Странно, почему больше нет ни одной машины? И сидят, суки, так, что один перекрывает своим телом ему выход на стоянку. Да… Не сорвешься…

– Парни, вы делаете большую глупость.

– Это мы уже слышали…

Если они выведут его в туалет, то как…

– Ты, наверное, подумываешь о том, как смыться. Можешь не стараться, мы знаем, кто ты, и наручники с тебя не снимем. Когда ты пойдешь поссать – мы с тебя сами спустим штаны. Так что не осложняй жизнь ни себе, ни… черт, а это еще кто?..

Развязка наступила быстро. На стоянку не должна была въехать ни одна машина – потому что они поставили на въезде небольшой заборчик со знаками «Ремонтные работы» и «Стоп». Но машина, тем не менее, заехала – какой-то черный североамериканский внедорожник. И затормозила – рядом. К этому они не были готовы, они прежде не работали в Северной Ирландии и не знали, как надо реагировать в подобных ситуациях. Ник еще успел заметить, что все стекла в дверях внедорожника опущены до самого низа – но понять, что этот означает, он не успел. Водитель заехавшего на стоянку внедорожника, бросив руль, уже целился в них из автомата Калашникова с толстым набалдашником глушителя на конце ствола – прямо из салона, с места водителя. Прежде чем Ник успел дотянуться до своего оружия, скрытого пиджаком, – смотрящий в его сторону автоматный ствол плюнул огнем ему в лицо.

Он даже не понял, что произошло. Визг тормозов, и как-то дернулся тот молчаливый «штатский», что сидел между ним и свободой, – а потом по машине словно ударил град, посыпались стекла и что-то горячее, липкое хлестнуло его по лицу…

Это каким же надо быть придурком, чтобы пойти в католический квартал, в один из самых опасных – и там зайти в бар? Воистину – учишься только, когда кушаешь… неприятности большой ложкой…

Там же в порту я угнал машину. Хотите знать, где? Около порта есть стоянка, там оставляют машины те, кто уходит в плаванье на яхте. Машины дорогие, а охраняет стоянку один сторож, который тоже человек и тоже иногда отлучается покушать или по своим делам. Вот так я обзавелся приличным североамериканским внедорожником – североамериканские машины вскрыть легче.

Пока обзаводился – едва не потерял Грея. Благо маячок, который я умудрился на него прилепить, работает в радиусе километра и ловится на обычный радиоприемник. Маячок я списал в числе прочего после одной полицейской операции – покажите мне полицейского, который так не делает. Правда, обычно списывают бензин и командировочные – а я вот списал это. Техника старая, в Четырнадцатом разведуправлении на нее без слез бы не взглянули – зато надежная. Вот так я за Греем, проявляя максимум изобретательности, – ведь он шел, а я ехал – и добрался до квартала Фоллс.

Стоять там, да еще напротив бара – верный способ привлечь к себе внимание, поэтому я начал кататься по окрестностям в пределах того же самого километра. Заодно похвалил свой выбор – подвеска неубиваемая, мягкая, в Белфасте это как нигде важно[13].

Так вот, катаясь, я наблюдал и героический штурм паба католиков, и бронетранспортер, таранящий стену, и все остальное. А потом – поехал следом за «Рейнжровером», заподозрив неладное.

Потом я остановил свой внедорожник метрах в пятистах после «закрытой» площадки для отдыха – и имел честь наблюдать, что там происходило. Не все, конечно, понял – но кое-что уразумел. Трое – это было слишком много, тем более что один из них, из тех, кто забрал Грея, явно в перестрелке сопли жевать бы не стал. И вот, когда он уехал, – тут-то я и решил действовать. Благо времени на то, чтобы обратно добраться до своего внедорожника и положить в салон автомат, который ехал в багажнике, – много не заняло…

Чья-то рука открыла дверь, сильным рывком вытащила из салона труп одного из «штатских». Буро-красная жижа повисла на стеклах машины, там, где они еще не были выбиты, пахло просто отвратительно. Даже на лобовом стекле был след от отрикошетившей пули.

– Черт, вылезай. Воняет здесь…

Дориан сразу даже не понял, кто обращается к нему.

– Босс…

– Я. Всего лишь я. Давай вылезай, сидишь, как будто тебя по башке двинули. Давай!

С трудом лейтенант Грей выбрался из изрешеченной машины, привалился к ней, стараясь унять головокружение. Сотрясение мозга в сочетании с инъекцией скополамина – не лучший коктейль для хорошего самочувствия. Даже подготовка бойца САС, с которыми и не такое происходило, не помогала – лейтенант находился в странном полуоцепенении, не совсем понимая, где он и что с ним происходит.

Кросс тем временем быстро обшарил того, кого вытащил из машины, и даже ухитрился при этом не заляпаться кровью и мозгами. Из кобуры он вытащил «уэбли» с глушителем, понимающе хмыкнул. Такую дуру – с ужасной развесовкой, крупногабаритную, с малой емкостью магазина, могли носить только те, кому она была выдана со склада. Те, кто покупал оружие за свои деньги, предпочитали «браунинги» или итальянские «пьетро беретта», но никак не «уэбли».

– На, вытрись! Твою рожу можно снимать в фильме ужасов. – Кросс протянул носовой платок. Дориан машинально взял его, начал вытирать лицо, глядя, как белая ткань платка украшается бурыми разводами.

Кросс тем временем затолкал убитого обратно в машину, захлопнул дверцу, чтобы не привлекать внимания проезжающих. Опустил стекла в машине, чтобы не было видно пулевых отверстий на них. Обыскал того, кто сидел за рулем, – у него был тоже «уэбли» – но маленький, карманный, калибра 6,35.

– Я…

– Потом разберемся. Поехали, нужно свалить из города, пока нас не стали искать. И вытри лицо как следует!

Начало кошмара…

03 июля 1996 года.
Лондон, Великобритания,
Риджент-парк

Утро. Свежая зелень травы, бриллианты капель на восковой поверхности листа. Бегуны в самых разных одеждах – шорты и майки, это по-североамерикански, более закрытые, обтягивающие костюмы для бега – это уже британцы. Прикорнувший в тени на скамейке бездомный – они попадались и здесь, в одном из самых закрытых парков Лондона, каким-то образом пробирались мимо смотрителей. Девушка – совсем молоденькая, с мольбертом, выбравшаяся на пленэр.

Кошмар должен был начаться здесь и сейчас, в это тихое и не по-лондонски солнечное утро. Никто из жителей этого города, только начинавших отходить от ужаса артиллерийского обстрела, только начавших оттаивать душами и улыбаться встречным прохожим на улице, – никто и представить себе не мог, что может случиться нечто более страшное.

Но Великобритания сама открыла ящик Пандоры четыре года тому назад. Времена изменились – хотя пока что мало кто это замечал. А в этом новом времени, жестоком и чужом, не было такого кошмара, который не мог бы воплотиться в реальность…

Все возвращается…

Он проник в парк ночью, выбрав для проникновении тихое и плохо освещенное место на Принц Альберт-роуд. В этом месте не было ни одной камеры наружного наблюдения. Камеры по ночам все равно не работали, но он никогда не рисковал.

Он не рисковал никогда и ни в чем. Именно поэтому его данных – ни истинных, ни вымышленных – нельзя было найти ни в одной регистрационной книге лондонских отелей, мотелей и прочих странноприимных мест. Для этого дела он заранее, еще до того, как отправляться в Ирландию, снял шесть коттеджей – все под разными именами и с разной внешностью, – а три из них вообще по Интернету, благо такая возможность была. Все три располагались в непосредственной близости от двадцать пятой кольцевой дороги – так что он мог свободно перемещаться, въезжать и выезжать из города в любом направлении. В этих снятых коттеджах он жил, постоянно и бессистемно их меняя. Каждую ночь он ночевал в другом месте. Двух коттеджей он избегал до поры до времени – оба они на крайний случай. В обоих на участке он припрятал оружие. Еще несколько пистолетов он оставил в камерах хранения вокзалов и автобусных станций, арендовав их на длительный срок. Мало ли когда может понадобиться.

Еще у него были две машины. Одна – «Вольво-универсал» старой модели, уродливая и уныло-надежная, типичная машина для скромного конторского работника. Неприметная в потоке, неинтересная угонщикам, проблемная при перепродаже. Вторая – пошикарнее, темно-бордовый хэтчбек «Форд-Эскорт», трехдверный. Не особо приметная машина, но с мощным мотором и отточенным управлением.

Обе эти машины были не арендованными, а купленными – он знал, что в числе первоочередных мер полиция начнет проверять арендованные машины. Машины и отели – и обе эти линии при проверке ничего не дадут.

Сейчас он спокойно ждал, держа в руках пистолет. Пистолет был из числа его любимых – «рюгер амфибия 22», точное и совершенно бесшумное оружие. К пистолету он прикрепил гильзоулавливатель, а пуля, выпущенная из этого пистолета – мягкая свинцовая пуля двадцать второго калибра, – при попадании в тело человека настолько деформируется, что установить, из какого конкретно пистолета она выпущена, сложно, а определить, например, рисунок нарезки ствола и вовсе невозможно. В человеческом теле пуля превращается просто в комок свинца. И ранения при этом наносит страшные.

Винтовку на сей раз он с собой брать не стал – слишком велика и слишком не подходит ее футляр к окружению. Здесь он будет скорее привлекать внимание. Один раз сойдет и пистолет.

Он сам не знал, чего ждал. Просто ждал. К сегодняшнему дню он приобрел такой опыт в своем искусстве, что в подобные моменты он отключал разум и просто ждал. Ждал, пока кто-то невидимый скажет: «Пора». Тогда он, не раздумывая, стрелял.

Девушка ему нравилась. Наивная такая. Интересно, что она рисует? Он еще не решил – будет ли ее убивать или нет. Наверное, все-таки нет. Нужен свидетель. Тот, кто сможет рассказать, что произошло. Нет ничего лучше – для того, чтобы поднять шум, – чем рассказ свидетеля, у которого все произошло «буквально на глазах».

Солнечный луч, пробивающийся через листву. Неспешно трусящая по дорожке пара бегунов – двое мужчин, молодой и постарше…

Он просто поднял пистолет и выстрелил. Четырежды, по две пули на каждого – стандартная практика спецназа. Так называемый двойной удар. Бегуны свалились на покрытый трещинами пыльный асфальт, как набитые тряпьем куклы, – ни один из них не успел понять, что происходит.

Девушка оторвалась от мольберта, недоуменно оглянулась. Он снова поднял пистолет…

Нет…

– Сэр… Что с вами?..

В нескольких десятках метров отсюда сплошным потоком шли машины, по Принц Альберт-роуд, по Марилебон, по Парк-роуд, в небе неспешно тянул пушистую белую линию маленький серебристый самолет. А здесь – словно не в центре города, а где-нибудь в провинции, в лесу, недалеко от старого замка…

Пора уходить…

Девушка недоуменно покачала головой, встала, аккуратно положив кисть на полочку под мольбертом, чтобы не испачкать. Она так ничего и не поняла. Осторожно подошла к лежащим посреди беговой дорожки, присела на корточки, попыталась перевернуть одного из них. И увидела неспешно расплывающуюся багровую лужицу…

И тогда она закричала…

04 июля 1996 года.
Газета «Гардиан», криминальная полоса

Очередное злодейское преступление потрясло город. Вчера утром, во время утренней пробежки в самом центре Лондона, в одном из самых тихих и спокойных его мест, был убит постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Энтони Браун со своим спутником. Скотленд-Ярд, как обычно, отказался от комментариев. Не исключено, что это преступление совершено анархистами.

06 июля 1996 года.
САСШ. Коннектикут.
Частное охотничье владение

Система отправления власти в Североамериканских соединенных штатах, в отличие от Российской империи, Священной Римской империи германской нации, Японской империи и Австро-Венгерской империи характеризовалась тем, что в основе своей власть была тайной и делилась на два центра силы. Более слабым центром была публичная власть – президент, Конгресс, Верховный суд, губернаторы штатов. Они издавали некие законодательные акты, претворяли их в жизнь или следили за этим претворением. Считалось, что президент САСШ является одним из самых влиятельных людей в мире, что в его власти объявлять войны и заключать мир, принимать решения о будущем страны и прочее, и прочее, и прочее…

На самом деле это всего лишь ширма для всеобъемлющей и никому не подконтрольной тайной власти. Власть эта – в видимой своей ипостаси – представлена Федеральной резервной системой САСШ – частным банком, которому почему-то дали право печатать деньги. В невидимой – несколько десятков крупных финансовых институтов, кредитующих экономику и принадлежащих – через длинную и непонятную цепочку фирм и трастов – небольшой группе людей. Сама эта группа делилась на две основные подгруппы – это еврейский капитал и европейский капитал, который либо переселился из Великобритании, либо бежал из Франции после проигранной Мировой войны. Между этими двумя подгруппами существовало трогательное единение в постановке целей и выборе способов ее достижения. Одна из тех геополитических максим, в которой сходились и евреи, и европейцы, – была лютая, звериная ненависть к России. Евреи ненавидели ее потому, что в конце десятых не смогли взять власть, потеряв большое количество верных людей, потому, что с приходом к власти новой династии их стали ощутимо зажимать во всех делах, наконец, потому, что Российская империя жестоко подавляла попытки создать независимое еврейское государство на своей исторической земле – вокруг Иерусалима. Европейцы ненавидели русских за то, что они, во-первых, разорвали в свое время смертельные путы «Сердечного согласия»[14], фактически предопределив этим ход Мировой войны еще до ее начала, во-вторых, вели жесткую антибританскую политику, демонстративно наращивая военно-морскую мощь и подчеркивая свою готовность к вооруженной конфронтации с Британской империей.

Поскольку тайная и явная власть сосуществовали на одной территории – между ними было заключено негласное соглашение об условиях этого сосуществования. Явная власть не вмешивалась в дела тайной, не пыталась изменить существующую финансовую систему – последний, кто нарушил это соглашение, президент Джон Ф. Джекобс, осмелившийся начать печатать «государственные» доллары, был убит. Тайная власть взамен обеспечивала некий уровень благосостояния народа, гораздо более высокий уровень благосостояния его избранных во власть представителей и регулярно давала деньги на балаганный спектакль под названием «демократические выборы». Эта же тайная власть, совместно с явной, вела глубокие и серьезные исследования на тему манипулирования людьми – как отдельными индивидами, так и большими массами населения, – а полученные результаты научно-прикладных разработок немедленно внедряла в практику в собственной стране. Так они и сосуществовали вместе, в своем неразрывном единстве – тайная власть и явная.

В Российской империи – да и в любой другой монархической державе – подобное «разделение властей» представить совершенно невозможно. Монарх олицетворял собой и публичную, и тайную власть в одном лице, он управлял страной так, как считал нужным, советуясь о том, как это управление осуществлять, с кем считал нужным – или не советуясь вовсе. Государство и олицетворявший его монарх имели почти неограниченное право на утверждение власти на территории своей империи путем открытого и публичного насилия. Собственно говоря, любое исполнение государственных функций связано с насилием в большей или меньшей степени, и ничего зазорного в этом нет.

Удивительно, но если брать общий уровень насилия в «демократических» САСШ и в асбсолютистско-монархической России, Североамериканские соединенные штаты по этому показателю безнадежно проигрывали, уровень и публичного, и частного, криминального насилия в демократической стране был несоизмеримо выше. Хотя это и старались не признавать, не делать таких сравнений, по крайней мере в САСШ, – все равно это было правдой.

Возьмем тот же Бейрут. Войдя в мятежный город, армейские и жандармские подразделения уничтожили несколько десятков тысяч человек. Среди них были и местные исламские экстремисты, и пришлые – какой мрази там только не было на тот момент! Кто-то погиб в боях, кто-то прошел через военный трибунал – десять минут на рассмотрение дела, без адвоката и прокурора, и немедленное приведение приговора в исполнение. Вариантов приговора только два – расстрел или повешение. Еще кого-то солдаты повесили на месте, не довели даже до военного трибунала. Согласно своду законов Российской империи, командир воинского или жандармского подразделения, захвативший мятежников, оказывавших вооруженное сопротивление властям, имел право своей властью судить их на месте и немедленно привести приговор в исполнение. Так частенько и делали – не было возможности конвоировать захваченных до трибунала, или просто было лень это делать. Никого за это не наказали. Вот за мародерство на собственной территории пару подонков расстреляли перед строем – а за это никто и никого не наказал.

Недемократично? Еще бы! Чрезвычайщина! Произвол! Ни один честный человек не станет сотрудничать с государством! Ату их! Позор кровавой романовской диктатуре!

Однако же Бейрут за прошедшие четыре года восстановили – и теперь на его улицах ночью гулять намного безопаснее, чем раньше, – потому что многие бандиты и экстремисты были тогда расстреляны и больше угрозу подданным не представляли.

А теперь возьмем жутко демократичные Североамериканские соединенные штаты…

Во всех южных штатах, да какое там в южных – во всех – гетто, вооруженные до зубов банды – негры, мексиканцы, кубинцы, колумбийцы, сальвадорцы. Многотысячные банды имеют отделения в разных штатах и городах, а оружие для своих членов некоторые закупают оптом – чтобы подешевле было. Через южную границу, «защищенную» огромной стеной, на которую потрачены многие миллиарды долларов, прорываются мексиканские бандформирования, пролетают самолеты с наркотиками – какие-то сбивают, какие-то нет. Широко применяется смертная казнь – людей жгут заживо на электрическом стуле, травят газом и ядом, вешают. Но ситуация не только не улучшается – она ухудшается. Во многих «цивилизованных» городах на улицу страшно выйти не то что ночью – страшно и днем. Роскошные кварталы обороняются, создавая собственные эрзац-армии и службы безопасности, в бедных кварталах царит беспредел, ну а кварталы для миддл-класса – оказываются между молотом и наковальней.

И сравните это с Российской империей, где по ночам можно гулять по городу, и максимум, что с тобой случится – так это кошелек отнимут. И то вряд ли.

Да, в Бейруте при подавлении мятежа уничтожили множество бандитов и экстремистов, причем без соблюдения демократических судебных процедур. Да, в Российской империи монарх имеет право своей властью судить и приговорить к любому виду наказания, в том числе и к смертной казни любого подданного. С возмущением говоря об этом, обличители забывают упомянуть, что только старики помнят, когда Государь воспользовался этим своим правом в последний раз. В сороковые, наверное, когда еще шла война на Восточных территориях. Но дорогая ли это цена за спокойствие и возможность спокойно ходить по улицам? Не думаю. В Североамериканских соединенных штатах постоянно раздаются вопли о том, что необходимо ужесточить правила владения оружием, – обычно после того, как озверевший от наркотиков подонок ворвется с автоматом в школу или в закусочную. А в Российской империи для того, чтобы пойти в магазин и купить пистолет, достаточно записки от околоточного надзирателя, в гимназиях преподается начальная военная подготовка с обязательной стрельбой из боевого и мелкокалиберного оружия, с посещением воинских частей. Выходящий в отставку офицер забирает свой автомат с собой и хранит его дома на случай мобилизации, а казаки держат на чердаках даже безоткатные орудия. И опять-таки – никто не припомнит, чтобы где-то когда-то кто-то ворвался в гимназию и начал стрелять. Да и смертная казнь, повсеместно применяемая в Североамериканских соединенных штатах, в Российской империи в семидесятые годы отменена по всем уголовным составам преступлений, оставлена только по преступлениям подрывным и антигосударственным.

Странно, правда? И оружия на руках много, и смертной казни нет, и страна не слишком демократическая – а жить в ней спокойнее и проще.

Одним из институтов параллельной власти в Североамериканских соединенных штатах были НКО – некоммерческие организации. В той же России к ним относились с подозрением: если люди собрались вместе, чтобы денег заработать, дело сделать, – это одно, а вот если не для денег, тогда… надо разобраться, для чего именно. В САСШ же этих некоммерческих организаций тысячи и десятки тысяч. Какие-то занимались благотворительностью, какие-то наукой, какие-то и вовсе непонятно чем. Некоторые были учреждены одним богатым человеком – в САСШ богатые люди частенько составляли завещание так, что деньги после смерти попадали в траст, а на доходы создавали организации, раздающие гранты и занимающиеся тем, что покойник при жизни считал важным и нужным. Некоторые организации живут на пожертвования, некоторые на лоббистские перечисления, некоторые – на правительственные гранты, а некоторые – вообще непонятно на что.

К одной из организаций, которые занимаются непонятно чем и живут непонятно на что, относился «Орден Свободы». В отличие от многих организаций подобного рода, считающих, что чем громче они заявят о своих целях – тем быстрее эти цели будут достигнуты, «Орден Свободы» действовал в тишине. Он никогда не претендовал ни на какие гранты, частные или государственные, не имел постоянных сотрудников, не имел постоянного офиса, почти не вел никакие записи – вообще, патологически боялся какой-либо огласки своей деятельности. Деятельность эта была… не сказать чтобы незаконной. Собирались люди, вместе отдыхали, пили чай и кофе, устраивали семинары и диспуты, на которые приглашали виднейших ученых, политологов и социологов. А также… решали дальнейшую судьбу человечества. В принципе, судьбой человечества может распоряжаться каждый, в палатах любого сумасшедшего дома можно встретить и Наполеона, и Юлия Цезаря, и много кого еще. Но эти люди распоряжались судьбой мира реально, ибо имели достаточно денег и власти для этого…

На сей раз люди, решающие судьбы мира, собрались в небольшом частном охотничьем владении Тремонт, в штате Коннектикут. Штат этот был небольшим – всего пять с половиной тысяч квадратных миль, лесистым и тихим, – в то же время он располагался совсем недалеко от средоточия политической власти САСШ – Вашингтона. В этом штате проводилась одна из лучших в стране, да, наверное, и во всем мире охот на оленей – настоящая оленья страна. Поэтому природу здесь особенно берегли, а во время сезона охоты магазины, торгующие охотничьим оружием, снаряжением и патронами, делали полугодовую выручку. Сейчас до сезона – он открывался в ноябре – было еще довольно далеко, а в лесу в это время года – сущая благодать. Поэтому предприимчивые владельцы охотничьих отелей наперебой рекламировали отдых в своих владениях – продолжительностью от месяца до одного уик-энда. Желающие находились – вашингтонская жизнь изматывала…

Охотничье владение Тремонт было одним из самых удаленных и крупных – как-никак двести квадратных миль, причем не в аренде, а в собственности. Еще большей странностью было то, что Тремонт никак себя не рекламировал, особо и не видно было, что он заботится о притоке клиентов, и даже никто и никогда не видел его владельца. Клиенты, конечно, были – в основном прилетали туда на вертолетах, потому что в поместье имелись две вертолетные площадки. Это, а также и многие другие странности заставляли местных думать, что владение на самом деле принадлежит правительству САСШ и используется для отдыха высокопоставленных чиновников. Собственно говоря, местные были не так уж и неправы.

Каждый заезд в Тремонт вызывал некоторое оживление – особенно в международном аэропорту Брэдли. Сам по себе этот аэропорт не был большим, он не был хабом, через который стыкуются рейсы, но бизнес-терминал в нем был, причем из приличных. Вот к нему и подрулили два бизнес-джета «Фалькон», оба прилетевших из Великобритании и совершивших посадку с перерывом примерно полчаса. Эти самолеты привезли британскую делегацию, британскую секцию «Ордена Свободы». В бизнес-терминале прилетевшие не задержались – сразу после посадки гости проходили к вертолетам, стоящим рядом на поле, которые сразу после этого немедленно взлетали. Была ночь, и выяснить, что это за гости, никому не удалось…

Частное охотничье хозяйство Тремонт представляло собой тридцать небольших, но крепко сделанных и уютно оборудованных домиков, в каждом из которых при необходимости могли разместиться четыре человека. Домики были двухэтажными – на первом этаже большая гостиная с настоящим, отапливающимся дровами камином и кухня. Лестница из гостиной вела на второй этаж – состоящий из крошечного холла и четырех небольших спален. Домики изнутри были отделаны исключительно деревом, ни телефонов, ни телевизоров, ни компьютеров в них не было. Деревянная мебель, грубое домотканое полотно на шторах – если бы не электрическое освещение и современные кухонные приборы, можно было бы подумать, что ты находишься веке этак в XIX. Благословенное время, когда не звонил каждые пять минут сотовый телефон…

Были в хозяйстве Тремонта и строения побольше – ровно три. Одно из них – длинное, прямоугольное, приземистое – огромный обеденный зал на сто человек, с камином, в котором можно целиком зажарить тушу взрослого оленя – так, кстати, в сезон и делали. Еще одно здание – двухэтажное – несколько уютных гостиных, оборудованных самыми современными средствами связи и презентаций, – на первом, плюс конференц-зал на сто мест с трибуной – на втором. Третье здание – для обслуживающего персонала и охраны. Мало кто знал о том, что помимо прочего там хранится целый арсенал боевого оружия.

Охрана в хозяйстве Тремонта была незаметной – и в то же время на высшем уровне. Охрана такого охотничьего угодья – в котором помимо прочего активно разводят оленей – дело сложное. В своей работе североамериканская охрана привыкла полагаться на технические средства – заборы, датчики, камеры. Здесь – ну где поставить камеру? К дереву прибить и провод до него тащить? А как отличить срабатывание охранного периметра от появления оленей, которых здесь полно, – охотничье хозяйство как-никак – от срабатывания на приближающегося снайпера. Поэтому «ставить» охрану был приглашен бригадир британской армии в отставке Дэвид Джоунс, отслуживший восемнадцать лет в Британской Индии и не понаслышке знающий, что такое война. И охрану он поставил…

Охраной покоя посетителей частного охотничьего хозяйства Тремонт занимались в основном коллеги Джоунса – бывшие британские военные, также отслужившие в Индии. Здесь они разыгрывали из себя рыбаков, охотников, егерей. Днем и ночью они перемещались по периметру хозяйства, искали следы, сломанные ветки, примятую траву, проверяли собственные ловушки – короче, делали то, что и должны делать охраняющие периметр военные. Как ни крути – а самая лучшая в мире охранная система – это опытный, прошедший войну следопыт, знающий, что и как искать, как оставаться невидимым в лесу, что означает сломанная ветка или отсутствие росы на траве. Дэвид Джоунс свое жалованье отрабатывал сполна…

В отличие от охраны с прислугой здесь было… не то, что плохо – просто ее было мало – по самому что ни на есть минимуму. В этом-то, собственно, и заключалась идея хозяйства – приезжающим сюда людям до смерти надоедало навязчивое обслуживание «высшего класса», и они хотели остаться наедине сами с собой и с природой. Поохотиться, половить рыбу в ручье, просто уединиться в лесу и послушать птиц. Некоторые даже готовили себе сами.

Оба вертолета, летавшие за британскими гостями, сели на подсвеченные по периметру посадочные площадки. Гостей никто не встречал – в некоторых домиках горел свет, а в некоторых нет. Поворчав для приличия, британцы разобрали свои вещи и начали расселяться…

…Экран был большим, двухсотдюймовым, собранным по индивидуальному заказу, – и отлично передавал все подробности. Цвет, звук – все было на уровне.

Это было «Шоу Опры» – самая популярная программа на американском телевидении бог знает сколько времени. Владелица этого шоу, самая богатая женщина шоу-бизнеса Америки – Опра Вингли, была полной и сейчас уже довольно немолодой негритянкой с ослепительной улыбкой, подозрительно гладким лицом и показной, даже нарочитой душевностью. В ее шоу – если его смотреть не североамериканцу – не было ровным счетом ничего интересного. Обычное ток-шоу с ведущей и гостями, со специально подобранными статистами в студии. Ведущая не отличалась ни умом, ни красотой, ни талантами, вопросы и ответы на них обычно репетировались заранее. Однако североамериканцы его смотрели – да так, что во время, когда шло это шоу, у телеэкранов собиралось полстраны, а рейтинг этого шоу не опускался ниже первого места уже много лет. Состояние же самой Опры приближалось к трем миллиардам долларов. Бытовала поговорка: «Если ты попал в шоу Опры, ты уже завоевал Америку…»

Сегодня гости были необычные – настолько необычные, что телекомпания CBS, которая на данный момент показывала шоу на своем канале, заранее дала рекламу. Ожидался только один гость – мегазнаменитый, но все же один. И только сама Опра и несколько человек в руководстве телекомпании знали, что гостей будет двое. По настоянию гостей запись шла в прямом эфире – как и обычно, из Чикаго.

Собственно говоря, это шоу и стало причиной, почему очередное собрание «Ордена Свободы» перенесли на месяц вперед. Поэтому же на нем не смогли присутствовать некоторые действующие политические деятели – график действующего политика обычно забит до отказа, и выделить несколько дней для отдыха на природе он себе никак не может позволить. Но и тех, кто все же успел приехать, было достаточно для принятия решений…

Сейчас несколько человек сидели в удобных креслах, в одном из кабинетов на первом этаже Большого дома – так называли дом для конференций – и смотрели в записи шоу, уже наделавшее немало шума в Америке. Шоу шло не с первых минут, режиссер выделил только самые значимые для этих людей отрывки. Смотрели молча…

На экране был зал, столь знакомый миллионам людей, была сама Опра, как всегда блиставшая своими белыми зубами и роскошной прической, была музыка. И еще была молодая пара – странная для Америки. Она – потрясающе красивая брюнетка, одетая в нарочито скромное и в то же время обтягивающее – при российском Молодом дворе[15] нравы были не слишком строгие – черное платье. Выделялось украшение – колье из серебра с десятками бриллиантов, подчеркивающее изящную линию шеи. Помимо обычных бриллиантов в колье – в большом равностороннем бриллиантовом кресте по самому центру – находился удивительной красоты красный бриллиант, даже специалист, скорее всего, не решился бы назвать его цену.

Молодой человек – его в отличие от дамы в Америке никто не знал – выглядел сосредоточенным и спокойным. Строгий светло-серый костюм, больше походящий на военную форму, – это и являлось одним из вариантов парадной формы лейб-гвардии. В таком костюме было принято появляться на придворных приемах российкого императора. Черно-желтая ленточка Георгиевского креста. Единственная награда – других он не удостоился, ибо не выполнил в свое время приказ. Не было бы и этой – но за него единогласно проголосовали его солдаты – те, кого он вел на смерть, и сам шел вместе с ними. Несколько планок и знаков отличия – «За ранение в бою», «За особое мужество, проявленное при выполнении воинского долга», «За Бейрутскую кампанию», «За службу в районе боевых действий». Знаки классности – парашют с цифрой сто – выполнено сто прыжков с парашютом. Оскалившийся снежный барс в перекрестье прицела и два кинжала – значок инструктора горнострелковой подготовки. Наконец, небольшой значок – синяя эмаль земного шара, белая – раскрытый купол парашюта и те же два скрещенных кинжала. Фалерист[16], хорошо разбирающийся в российских наградах, мог бы сказать, что это – знак службы в частях разведки воздушного десанта Российской империи, один из наиболее почитаемых в армии. У обычных десантников два скрещенных кинжала заменял один обычный русский обоюдоострый меч.

Молодой человек говорил, глядя прямо в камеру, говорил спокойно и отчетливо, на хорошем английском с небольшим акцентом. Странно, но даже сейчас те люди, которые собрались у экрана, – все они ненавидели Россию, только в разной степени, – все они слушали, затаив дыхание…

– …У вас неправильное представление о природе и сущности Государства Российского. Величие русского народа в том, что он никогда не боялся принимать на себя ответственность за жизнь и судьбу других народов. Русский народ никогда не уничтожал другие народы. Только благодаря русским существуют такие народы, как грузинский и армянский. А ведь, если вспомнить историю, армянский народ находился на грани полного истребления, когда преступное правительство младотурков приняло решение вырезать армян до последнего человека. Только благодаря русскому народу мир, спокойствие и процветание пришли на Ближний Восток, туда, где его никогда не было за всю его историю. На территории Междуречья, на тот месте, где в начале века были только гнилые болота, теперь цветут сады и колосится пшеница – как и тысячи лет назад, во времена Навуходоносора. Там, где были пустыни, теперь дороги, заводы и города. Там, где веками лилась кровь, наступил мир. И так есть везде, где властвует Российская империя.

– А как же события в Бейруте? – Опра сделала большие глаза. – Там ведь несколько лет назад творилось страшное…

Вопрос явно был кем-то подсказан до передачи – средний американец имел смутное представление не только о том, что происходило в Бейруте, но и о том, где Бейрут вообще находится.

– Да, там творилось действительно страшное. – Цесаревича этот вопрос ничуть не смутил. – На мирный город напали бандиты, пришедшие из других земель. Все думали, что в XX веке такого не может быть, но это свершилось. И самое страшное – эти люди убивали других людей, тех, кто молится тому же богу, что и они, только за то, что они подданные моего отца. Этого было достаточно для того, чтобы их убить.

– И вы тоже там воевали? – ловко вставила вопрос ведущая.

– Да, и я там воевал. Более того – я был тяжело ранен и находился какое-то время при смерти. Предвидя ваш следующий вопрос, да, я там убивал. Но я горжусь этим, ибо я не убил ни одного безоружного человека, ни одного человека, на чьих руках не было бы крови невинных людей. В этом и заключается священный долг воина – не убивать, а защищать. Защищать тех, кто не может защитить себя сам.

Опра намеревалась что-то вставить еще, но молодой человек поднял руку.

– Позвольте продолжить. Благодаря тому, что русская армия вмешалась в происходящее, в этом городе по-прежнему есть жизнь. В этом городе не отрубают головы людям на площадях. В этот город может приехать каждый из вас и убедиться, насколько он прекрасен.

У вас на южной границе сейчас происходит нечто подобное. В вашей воле это прекратить. Североамериканский народ может протянуть руку помощи мексиканцам – и взять на себя ответственность за их судьбу.

– Но мы же ввели контингент стабилизации в Мексику. – По глазам ведущей опытный человек мог понять, что все пошло вразнос, причем в прямом эфире, и сейчас она пытается лихорадочно выправить ситуацию.

– Да, вы сделали это. Но вы также построили стену. Вы когда-нибудь были там, где проходит эта стена, мисс Вингли?

– Нет…

– А я был. Да, да, я некоторое время прожил в Лос-Анджелесе, я был рядом с этой стеной, я видел ее. Семь метров бетона, датчики движения, видеокамеры… Патрули, мертвая полоса, на которой ничего не растет. Вы построили эту стену для того, чтобы отгородиться ею от происходящего по ту сторону стены. Но от беды не отгородишься стеной. Беда уже пришла к вам, она живет в ваших городах. Каждый раз, когда от передозировки наркотиков умирает кто-то, кто мог бы еще жить и жить, кто мог стать ученым, врачом да просто человеком – вот это и есть беда. Что же касается контингента стабилизации… ваши солдаты посланы туда лишь для того, чтобы стать мишенями на улицах мексиканских городов. Все, что они делают, – это поддерживают своим присутствием правительство – слабое, коррумпированное и никому не нужное, – а также охраняют североамериканскую собственность. Страна, пославшая их, не дала им цели, не обеспечила победоносным командованием – она просто бросила их умирать непонятно за что на улицах чужих городов. В Мексике правят наркобароны и откровенные бандиты – и ваша армия ничего не может с этим поделать.

– Но есть законная власть… Президент Варгас…

– Который?

– Простите?

– Который по счету президент? Если брать последние десять лет – то в Мексике сменилось семь президентов. Ни один из них не остался в живых. Троих убили по приказу наркобаронов. Двоих расстреляли во время государственных переворотов. Одного растерзала толпа. Еще один скрылся в неизвестном направлении, прихватив солидную сумму денег и часть золотого запаса страны. Еще один был тяжело ранен во время визита в вашу страну – но остался в живых и пока работает. Сколько времени понадобится, чтобы его убить. Год? Месяц? В Мексике нет ни законной власти, ни армии. Власть может считаться законной только в том случае, если она обеспечивает своим гражданам или подданным некий разумный уровень благосостояния и безопасности. Ни один президент Мексики, включая нынешнего, этого сделать не может. Армия может считаться армией, если она способна на что-то большее, нежели совершить государственный переворот в собственной стране. Такой армии у Мексики тоже нет. В Мексике нет никого, кого можно было бы назвать законной государственной властью!

– И что же вы предлагаете? – Опра потеряла управление беседой, наверное, впервые в жизни.

– Я не могу предлагать вам сделать что-либо. Я могу лишь сказать, как поступили мы в такой ситуации. Лишь в сорок девятом году на Ближнем Востоке закончилась активная фаза вооруженного сопротивления. Долгие годы мы вели эту войну – но мы сражались на своей земле. Мы сражались на земле, которая стала нашей. Мы знали, для чего мы это делаем. Мы сражались не с народом – мы сражались с бандитами, с убийцами, с теми, кто хотел, чтобы на Востоке все было, как раньше. Чтобы отрезали головы, чтобы забивали камнями людей, чтобы жили в нищете многие и в немыслимой роскоши единицы. Чтобы торговали людьми, как скотом. Мы вели эту войну тридцать лет – но каждый знал, за что сражается, – поэтому мы и победили. Мы приняли на себя ответственность за судьбу живущих на земле Востока народов, мы прекратили длящиеся веками распри, мы принесли мир и процветание туда, где его никогда не было. И поэтому с полным правом можем называть себя великим народом. Настало время и для североамериканцев определить – кто они есть? Готовы ли они взять ответственность не только за свою судьбу – но и за судьбу других людей? Ответить на вопрос – являетесь ли вы великим народом. Я вижу и уверен – являетесь!

– Достаточно, – седовласый человек, на вид лет пятидесяти или чуть меньше, в речи которого слышался неистребимый техасский акцент, щелкнул пультом дистанционного управления. Экран погас, а свет, наоборот, зажегся…

– Несите бремя белых угрюмым племенам… – процитировал один из сидевших рядом с телевизором членов британской делегации.

– Что, простите?

– Несите бремя белых угрюмым племенам, – повторил британец. – Это из Редьярда Киплинга. Славные были времена…

– Славные… – подтвердил кто-то.

– Что предпримет Белый дом? – спросил седовласый.

Все взоры сидящих у телевизора обратились к невысокому, угрюмому мужчине, самому молодому из присутствующих.

– Белый дом выпустил пресс-релиз. Публичные заявления наследника российского престола названы провокационными и безответственными.

– И все?!

– И все, – подтвердил мужчина, – я имел беседу с Президентом по этому вопросу. У него в голове только выборы. Больше ничего не будет. Никаких демаршей – ни официальных, ни неофициальных.

– Нормально… – пробормотал седовласый.

– Если брать в расчет дипломатический протокол, тут все правильно, – вступил в разговор еще один из членов британской делегации. – Наследник российского престола лицо частное, здесь тоже с частным визитом. Да и передача эта – тоже обычное телевизионное ток-шоу. А у вас здесь – демократия. Даже если бы он снял штаны прямо в студии – это не потребовало бы никакой реакции, по нормам дипломатического протокола.

– Дипломатического протокола! – взорвался утопающий в кресле в самом дальнем углу, невысокий человек с худым, крысиным лицом. – К чертям собачьим дипломатический протокол! Пся крев, о чем вы все здесь говорите! Этот человек обратился к североамериканцам с экрана! Это уже объявление дипломатической войны! Как он посмел сделать такое?

Это был Збигнев Подгурски, «маленький поляк», бывший помощник Президента САСШ по вопросам национальной безопасности. Россию он ненавидел больше всех присутствующих. Как и у любого поляка, на первом месте у Подгурски стояла любовь к Польше, оккупированной москалями. В его памяти еще жили те давние времена, когда польские войска занимали Москву, и теперь он делал все, чтобы это повторилось. Ради этого он был готов подставить Североамериканские соединенные штаты – страну, которая приютила его и его родителей, дала семье Подгурски работу, кров над головой, образование. Все это он был готов отринуть в один момент – если того требовали интересы Польши.

– До этого всего наследник встречался с президентом? – в лоб спросил седоволосый.

– Да.

– О чем шел разговор?

– Не знаю, – раздраженно произнес молодой, – Президент разговаривал с ним без протокола, в лесу, во время пешей прогулки. О чем шел разговор, он никого не счел нужным ставить в известность.

– Даже вас?!

– Даже меня. Никого.

– Еще лучше… – теперь откровенно разозлился и седовласый. – Что он о себе вообразил?

Седовласый тоже готовился стать президентом – правда, пока он был только губернатором штата. Его прозвали «палачом» – за то, что в этом штате шире всего в САСШ применялась смертная казнь, не хватало электрических стульев. Его отец, покинув Белый дом, во власти потерял немного и готовил свое триумфальное возвращение. Если не сам, так кто-то из его сыновей хозяином въедет в Белый дом. К нынешнему президенту его семья имела свои счеты. Когда отец был у власти – он был при нем чем-то вроде серого кардинала. Бывший алкоголик, которого никто не воспринимал всерьез, – но менее опасным он от этого не становился. Вокруг себя он собрал группу людей, чьи взгляды казались радикальными даже для его отца. Это были в основном евреи, в молодости баловавшиеся учением Троцкого, а сейчас совместившие в своих взглядах крайне левый экстремистский троцкизм и дикие представления о Североамериканских соединенных штатах как богоизбранной стране и единственном в будущем мировом гегемоне. Их взгляды сложно было даже классифицировать в принятых для демократических стран системах координат «левый-центр-правый». Впитанные в молодости постулаты крайнего левачества, даже анархизма, вполне мирно уживались в их головах с крайне правыми идеями агрессивного национализма и ортодоксального религиозного консерватизма, причем не протестантизма, а иудаизма. Опасаясь высказывать свои истинные взгляды на мировой порядок, официально эти люди принадлежали к правоцентристам и медленно поднимались вверх по служебной лестнице, помогая друг другу. В будущем они всерьез рассчитывали прийти в этой стране к власти и изменить ее внутреннюю и внешнюю политику самым радикальным образом.

– А вы, мистер Монтгомери, что скажете?

Дуайен[17] британской делегации, постоянный заместитель премьер-министра Великобритании, опытный и мудрый сэр Кристофер Монтгомери раздосадованно покачал головой.

– Я удивляюсь, что вы вообще допустили такое до эфира…

– Передача шла в прямом эфире, – сказал кто-то, – ничего сделать было нельзя. Свободу слова никто не отменял.

– Ай, бросьте! – снова начал заводиться поляк, но сэр Кристофер поднял руку, прося тишины.

– Я не североамериканец, у нас один язык – но все же мы разные. Поэтому я… позволю себе взглянуть на Североамериканские соединенные штаты глазами иностранца. У вас есть хорошее выражение – Джо Сикс-Пак[18]. Так вот – представим себе этакого Джо Сикс-Пака. Он работает на хорошей работе, у него есть почти новенький пикап и закладная за дом, выплаченная на две трети. Еще у него есть семья, собака и несколько ружей, с которым он охотится на уток и на оленей. И вот этот самый Джо Сикс-Пак сидит перед телевизором и слушает Опру, слушает наследника российского престола и то, что тот говорит об Америке. Он слушает, как тот говорит о великой стране Америке, как он жил здесь и в чем, по его мнению, может заключаться величие североамериканского народа. Он слышит, что тот говорит на таком же языке, что и он. Он видит, что рядом с ним сидит ослепительно красивая девушка, девушка – мечта Джо Сикс-Пака, королева голливудских грез.

Он слушает, как русский наследник престола говорит о том, что Североамериканские соединенные штаты могли бы присоединить к своим штатам еще тридцать один штат[19]. Он говорит, что североамериканцы должны взять на себя ответственность за судьбу мексиканского народа, что североамериканцы, черт возьми, хорошие ребята и должны победить в этой войне. Он говорит много чего еще – и все это Джо Сикс-Пак слушает.

А потом тот же Джо Сикс-Пак переключает канал на новостную программу и тоже слушает. Про то, как в его страну из Мексики потоком течет кокаин и амфетамины. Про то, как здесь торгуют наркотиками, – это он и сам видит, видит каждый день на улицах родного города. Он слушает про то, как североамериканские солдаты попали в засаду на улице какого-то занюханного мексиканского городка и понесли очередные потери. Он может зайти в Интернет и посмотреть статистику по погибшим. Он знает, что на эту войну выделяются бюджетные деньги – а бюджет пополняет он, налогоплательщик.

Он смотрит и то, как ваши политики пререкаются между собой на трибуне. Как страну сотрясают предвыборные скандалы и льется заботливо припасенная к выборам грязь. Он смотрит на все это – и сравнивает…

И тогда он говорит себе: черт возьми, да этот русский прав! Он неплохой парень, кто бы что про него ни придумывал. Вот бы его нам в президенты! Или такого, как он. Тогда бы он быстро навел порядок, и наша страна стала бы больше, и нашим парням из морской пехоты не пришлось бы гибнуть в перестрелках. Теперь вы понимаете, что сделали русские этой передачей?

Когда сэр Кристиан закончил свою речь, все молчали. Молча пытались понять, что будет дальше.

– Чего хотят русские?

– Русские… – сэр Кристиан задумался, – русские много чего хотят. Мощь экономическая всегда конвертируется в мощь военную. Мощь военная всегда конвертируется в мощь политическую. Мощь политическая всегда конвертируется в мощь территориальную. Это закон политики, тут ничего не поделаешь. Сейчас русские выпутались из долгов и нарастили военную мощь – настолько, что мне кажется, они выстоят, если на них нападет весь остальной мир. Теперь они хотят мощь военную конвертировать в политическую мощь. Россия выходит из тени – и это новое ее лицо. Русские предлагают простые решения сложных проблем. В Мексике идет вялотекущая гражданская война? В Мексике торгуют наркотиками направо-налево? В Мексике есть многотысячные вооруженные банды, нападающие на вашу страну и бесчинствующие в ваших городах? Решение простое – нужно просто оккупировать Мексику, сделать ее штаты штатами САСШ и навести там порядок. Вот и все. Самое плохое – что сидящему у экрана Джо Сикс-Паку именно такое решение проблемы и нужно – простое и понятное.

Решение было действительно простым и понятным – но для собравшихся здесь людей оно было категорически неприемлемым. Для британцев оно было неприемлемым, потому что Североамериканские соединенные штаты, вобрав штаты Мексики, замкнутся в себе лет на пятьдесят – нужно будет обустраивать новые территориальные приобретения, наводить там порядок, интегрировать население… В этом случае до того, что происходит за океаном, до того, кто и как угрожает старушке Британии, – им не будет ровным счетом никакого дела. Вероятность того, что САСШ удастся втянуть в конфликт с Россией на стороне Британии, приближается в этом случае к нулю. А британцам этот конфликт был нужен – и североамериканская поддержка в нем тоже. Очень нужен…

– Этого нельзя допустить, – спокойно произнес седовласый.

– Это проще сказать, чем сделать, сэр… Джо Сикс-Пак ничего не понимает в геополитике. Но, тем не менее, от него зависит – кто будет управлять вашей страной. Как бы то ни было – действующий президент вынужден учитывать мнение избирателей, особенно, если он работает первый срок.

– Джо Сикс-Пак сделает то, что ему скажут по телевизору, – раздраженно заявил еще один из участников собрания.

– Вот именно! Это знают русские – поэтому они наносят вам удар вашим же оружием. О жизни этой звездной пары будет трепаться вся светская пресса, это тема для постоянных обсуждений. Вернется ли мисс Моника к съемкам? Скоро ли у них появится ребенок? А когда появится – кем он все-таки будет и где будет воспитываться? Не изменяет ли мисс Моника, верней, уже почти что миссис, своему избраннику? А он ей? Русские смогут в любой момент выйти на телеэкран, сказать Джо Сикс-Паку все, что захотят! Они уже продемонстрировали нам свои возможности – и это только первая ласточка.

– Дискредитировать? – с показным равнодушием в голосе произнес кто-то. – Объявим принца, к примеру, гомосексуалистом. Или кто-нибудь начнет серию публикаций про добрачные похождения мисс Джелли.

Сэр Кристиан улыбнулся, как добрый дедушка, услышавший сказанную внуком глупость.

– Вы, вероятно, не были в России. И не знаете высший свет. Для них не имеет значения то, что происходит здесь. Вот если бы кто-то там, в России, назвал наследника гомосексуалистом – скорее всего, была бы публичная порка после разбирательства и приговора за клевету. Здесь, в САСШ, свобода слова, каждый говорит, что хочет, никакой ответственности – и именно поэтому русские сказанному не поверят. Они хорошо знают дело Ларри Флинта[20] и выводы, следующее из него…

– Остается только одно, – подвел итог седовласый, – свадьба эта не должна состояться. Чего бы это ни стоило…

Несмотря на то, что сэр Кристиан был более всего заинтересован в продолжении разговора и в принятии конкретных решений, он решил выждать и первым ни к кому не подходить. В этом был тонкий психологический расчет – нельзя показывать перед собеседником заинтересованность в чем-то, поскольку твоя заинтересованность – это и твоя уязвимость, это рычаг, на который может давить собеседник. И расчет сэра Кристиана оправдался.

Седовласый подошел к нему под вечер, когда сэр Кристиан сидел на поваленном дереве у самого берега небольшой реки и, свесив ноги в резиновых сапогах в прохладную проточную воду, ловил форель на муху.

– Клюет? – кивнул техасец на воду.

– Есть немного… – сэр Кристиан не стал доставать из воды садок, он вообще не стал никак показывать заинтересованность в продолжении разговора. Он ловит рыбу. И все.

– Хотел бы и я научиться вашему, истинно британскому терпению. Мне его частенько не хватает…

– Чем же увлекаетесь, сэр?

– Стрельбой. Скачками на быках-родео, как и любой другой техасец, но боюсь, у меня уже не те кости, чтобы выдерживать нечто подобное.

Сэр Кристиан с показным равнодушием кивнул, глядя на пенящееся у ног серебро воды.

– Я бы хотел поговорить с вами. Продолжить утренний разговор. Но, прежде всего… я должен понять – вы представляете группу людей, готовых на решительные действия?

Монтгомери оставил удочку, повернулся всем телом к собеседнику.

– Сэр, вы прекрасно знаете, кого я представляю. Что же касается решительных действий – не кажется ли вам, что это мы должны ждать решительных действий от вас, а не вы от нас?

– Это так… – раздраженно скривился седовласый, – но сейчас наступили другие времена. Треклятая политкорректность. Проклятье. Еще пару десятилетий назад за то, что мой отец сделал, ему бы устроили овацию в Конгрессе. А сейчас – выкинули вон.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Каменное братство» – не просто роман, это яркий со временный эпос с элементами нового мифологизма, ...
Практически накануне собственной свадьбы, к которой все уже было готово, бесследно исчез жених Полин...
Сын римского сенатора, павшего жертвой придворных интриг, скрывается от неправедного суда на самом к...
После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему пер...
В книге дано обоснование ключевых положений идеологии общерусской цивилизации и Союзного государства...
Валери Триервейлер, журналистка “Пари-Матч”, несколько лет была гражданской женой президента Франции...