Поломанные Константы Крыховецкая Ирина

– Очень много опасного появилось, – ответила Даша.

– Не лезь, и полный порядок…

– Ага, и все такие равнодушные, как ты, – ухмыльнулась Даша.

– Это наша личная, местная жизнь. Лучше бы тебе уехать.

– Знаешь что, Агей, – разозлилась Дарья. – Это мое дело! А ты, будь любезен, сваливай из моей квартиры!

– Конечно, – Агей поднялся с кресла, явно игнорируя сказанное, и направился на кухню.

Вскоре стукнула дверь холодильника.

– Ну, Даша, – крикнул Агей, – у тебя же выходной был, просил – купи продукты! Из чего я приготовлю ужин?

Даша, ничего не говоря, пожала плечами в пустой комнате. Казалось, Агей предвидел этот жест, он не замедлил появиться в проеме двери.

– Когда ты спустишься на землю? – изумляясь, спросил он. – А что было бы с тобой без меня? Ты умерла бы с голода! Хорошо, будем ужинать ананасным соком и коньяком, но коньяком – совершеннолетним!

Немую тишину разрезал телефонный звонок. Даша протянула руку и взяла телефон, часы показывали 22.55.

– Да! – Даша взглянула на Агея, Агей спал.

– Это Ян Литке, Даша.

– Что случилось?

– Срочно выезжай в Центр, через пять минут у твоего дома будет машина. Ночная и срочная!

– Еду, – Даша положила трубку и тихонько встала, сняв с плеча руку Агея.

Агей открыл глаза.

– Куда? – спросил он.

– В Центр. Чистка.

– Но я ничего не знаю, даже о срочных оповещают заранее!

– Агей, не кричи, и я не знаю.

Через пять минут Даша уже дремала в машине на заднем сиденье, а Агей сидел впереди и, куря в окошко, тихо говорил с водителем.

– Что там случилось? – спросил Агей.

– Да мальчишку привезли, – ответил водитель. – Еле довезли, по дороге чуть в аварию не вляпались, два раза шину спускало. А сейчас он громит отделение Мутации.

– Как? – не понял Агей.

– А так, все рушится само по себе, вот как…

Агей оглянулся на Дашу. Она больше не спала, но, сузив в темноте глаза, внимательно слушала водителя.

Сотрудники отдела Мозга и Преображений шли по коридору, их шаги скорее походили на бег.

– Черт знает что! – в сердцах говорил Визель. – Ни профессора не найти, ни тебя, Агей! Слава богу, объявился, я уже подумывал, что и Дарью не отыщем, останемся среди руин.

Начмед Ливанов на ходу протирал очки и удивленно восклицал:

– Мальчишку ловили час, взять не могли, устроил баррикаду из машин СС. Телепортация такой мощности! Сняли энцефалограмму – стопроцентная мутация! Ловель подписала немедленную чистку с уничтожением и уехала! У нее дела! А мы не можем никого найти, даже ты, Ян, как испарился! Хоть собрал вас всех наконец!

Они зашли в отделение корректировки мозга.

Даша на минуту остановила Литке.

Ян, Елена Байкалова жива. Я знаю. Где она?

Даша… Не надо в это лезть, – мысли Яна стали тревожными.

Где она, Ян!?

Зеленоград, психиатрическая больница, под своим именем.

Ян с удивлением обнаружил, что черная тень, ожидающая его в ночном парке, оказалась Байкаловым.

– Ян, у меня срочное дело, – прошептал Байкалов.

– Но профессор, вас везде ищут, чистка…

– Бог с ней, выслушай меня, я спешу, – перебил Байкалов.

Литке, пожимая плечами и сунув руки в карманы халата, слушал профессора. Байкалов откровенно рассказал о произошедшем сегодня днем.

– Что ты думаешь, Ян? Марина из Совета?

– Вполне возможно, – Ян устремил взгляд на затемненное лицо Байкалова. – И это опасно. Помните, пятнадцать лет назад мы вплотную подошли к разрешению вопроса по «божественной нейрофизике»?

– Да, да! – заговорил Байкалов. – Мы получили запрет на наши исследования, а искали живой материал – людей с новыми возможностями. Ты хочешь сказать…

– Да, я хочу сказать, Константин, что отклонения мозга, вызывающие некоторые странности в поведении, и есть проявления «нейрофизики Бога», – закончил Литке.

– То есть мутанты и есть наше искомое, Ян? – спросил Байкалов. – Вроде как посланцы Бога, Печальники этого мира, которые страдают за него и идут на смерть, чтобы хоть как-то донести божественную Весть… Я верю в Бога, Ян, хотя я и ученый, но верю. Мне больно осознавать, что, возможно, Бог не верит больше в меня. Я уничтожал Печальников Земли моей, я погубил свою жену и убивал по приказу Совета, которым правит Сатана, – зашептал Байкалов.

Ян молчал.

– Бог мой! Как я мог! – профессор схватился за голову. – Мы преступники! Дьяволопоклонники! А это все, – профессор как бы обвел руками Центр, – своеобразный фильтр по отсеиванию божественного. Нам нужен мутант, Ян, но мы не имеем права… Что делать?

Ян вздохнул:

– Я обещаю тебе мутанта, Константин. А Марина, кстати, вовсе не мутант. Можно личное?

– Да.

– Ты любил Лену?

– Любил, – ответил сдавленно Байкалов. – До того момента, когда увидел Марину, – нет, когда Алекс представил ее мне. В первый момент она мне даже показалась. неприятной.

– Ясно, – Литке кивнул головой. – Пятнадцать лет под внушением Алекса. Вот кого надо остерегаться. Пошли в круг света под фонарь, мне надо видеть твои глаза.

Через три минуты из столпа фонарного света, наполненного летними ночными бабочками, вышел и направился к корпусам высокий Литке, а спустя некоторое время задумчивый Байкалов побрел в противоположную сторону. Он больше ни в чем не сомневался и все понимал, а кроме того, он не любил Марину.

– Вот, Агей, – Ливанов протянул графики.

«… Александр Ткачев, 13 лет…», круги пошли перед его глазами, Агей мучительно собрал волю в кулак. Сашка? Двоюродный брат? Племянник матери? Агей оглянулся в поисках Даши.

– Где техник? – спросил он.

– Уже у себя, – ответил Визель.

Даша включала приборы, когда в комнату влетел Агей:

– Это мой двоюродный брат, по матери… такой чудесный парень, сделай что-нибудь! – прошептал Агей. – Ты же можешь, я знаю.

В этот момент зашли Визель и Ливанов.

– Я вас поняла, – официальным тоном ответила Даша.

Раздался грохот, в коридоре посыпались стекла, Даша услышала чью-то отчаянную мысль: Сволочи!

– Мутанта ведут, – сообщил Визель, наливая себе коньяка. Ему легче было не думать о ребенке как о человеке. – Стекла бьются.

Мутант был хорошенький, похожий на Агея. Лев и Леша еле усадили его в кресло – пристегивающие ремни лопались. Лев прослезился и что-то промычал. Мальчишка отчаянно сопротивлялся и пытался вырваться. Он бы разбил всю аппаратуру, если бы Даша не посадила его в «колпак». Наконец его привязали. Все вышли, остались лишь Агей и Даша. Неожиданно вернувшийся Литке тенью стоял в углу.

– Санька, успокойся, – прошептал Агей, – слышишь, малой, успокойся.

Сашка уставился на Агея.

– Агей! – закричал он. – Выпусти меня, ты же мне брат, в конце концов! Где дядя Костя, где моя мама? – Санька разревелся.

– Ну, малый, – Агей был в отчаянье.

– Агей, выйди… – попросила Даша.

Агей ушел, не заметив притаившегося Литке.

– Отпусти меня, – всхлипнул Сашка. – Я не хочу умирать, я же не виноват, что таким родился.

– Помолчи, пожалуйста, – строго сказала Даша. – Тебе лучше расслабиться.

– Начали! – раздался в динамике голос Визеля.

Погас свет. И в этот момент в Сашкину голову потекли мысли Даши:

Санька, будет трудно, но если ты мне поможешь, то, может, мы выиграем.

Сашка ошарашено уставился на Дашин силуэт.

Что я должен делать? – мысленно спросил он.

Сейчас я включу приборы преображения, но тебя они не коснутся, будут работать для тех, кто за стеной. Ты должен остановить сердце, войти в состояние клинической смерти, оставив бодрствующим мозг. Когда тебя отправят в крематорий… Будь внимателен теперь!!! В тот самый миг, когда закроется люк адовой жаровни, ты подашь мне сигнал и пустишь сердце. Я телепортирую тебя, но ты добавишь мне и своей энергии…

Сашка молчал.

Саня, некогда раздумывать, скоро ты увидишь маму и Агея, Богом клянусь, но только если поможешь себе и мне.

Хорошо, я отключаю сердце, – уловила Даша.

Потом зажегся свет, Даша обернулась. В дверях стоял Ян Литке.

– Ян? – спросила Даша.

Но вместо ответа до нее донеслись мысли Яна: – Ты уверена, что ребенка удастся спасти?

Да, только мне нужно в крематорий, – ответила Даша, прямо глядя на Яна.

Ян кивнул и открыл дверь, вошли Ливанов и Агей. Агей потрясенно смотрел на бледного, безжизненного брата. Ливанов констатировал смерть.

– Все! – крикнул из-за спины Визель. – Мозг чист.

Агей ненавидяще посмотрел на Дашу:

– Я никогда тебе этого не прощу. Лучше уезжай домой. Я не ручаюсь за себя, у меня аллергия на инквизицию, даже священную, – прошептал он.

Визель удивленно взглянул на Агея, Даша побледнела.

– Миша, – обратился Литке к Визелю, – вы с Колей Ливановым наведите порядок, а я помогу Льву и Алексею отвезти тело. Дашу возьму с собой.

– Зачем? – поинтересовался Визель.

– Нервы закалять, кто из нас психиатр? Или ты хочешь и этого техника потерять?

– Этого не хочу, бери, – ответил Визель. – Пусть хоть каждый раз закаляется, только остается. Я в твою гениальную методу не лезу.

Даша и Ян шли за каталкой, которую везли Лев и Леша. Дарья огляделась – Агей исчез.

Двери топки закрывались, каталка с Сашкой летела в огонь. Сердце Даши бешено колотилось, Ян моментально побелел. Лишь санитары и рабочие равнодушно следили за скольжением в небытие. И вдруг где-то на грани чужой смерти Даша и Ян услышали:

Жив. Жарко.

В этот момент печь странно вспыхнула, раздался гул, вибрации голубыми волнами понеслись по залу, и во всем Центре Преображения потух свет.

– Ребята, – раздался чей-то шепот, – я готов поклясться, за несколько мгновений до конца пацан исчез!

– Видимо, так умирают мутанты, – громко, но несколько хрипло сказал Ян.

В тот же миг перед Демидом Горским и отцом Георгием появился бледный и качающийся мальчишка.

– Господи! Ты откуда? – перекрестился Георгий.

– Я мутант. Меня вытащила из крематория девушка-врач и отправила сюда, – и Сашка разревелся.

– Ну-у! – Отец Георгий прижал пацана к себе.

Демид протянув Сашке кружку с водой, деловито сказал:

– Это была Даша. Тебе повезло, малец…

После того как Марина, на скорую руку пробежав глазами по энцефалограмме Ткачева, вынесла приговор, она поспешила домой.

Сегодня день был неудачным, Агей явно уплывал от нее, а Константин как-то странно вел себя, очевидно, он ей не верит. Мутантка сильна, очень сильна, приборы, видимо, подчиняются ей. Но Агея она не отберет! Придется обратиться в Совет. Алекс носом чует мутантов, а Император их ненавидит. Немного хитрости, тактики – и ей больше не придется скрывать свои планы и настоящие намерения.

Марина захохотала и, смеясь, зажгла свечи на изысканно накрытом столе. В дверь позвонили. Агей! Все-таки пришел! Марина села на стул, положив ногу на ногу и слегка распахнув китайский халат, гортанно произнесла:

– Агей, входи же!

Она слышала, как Агей вошел, прошел через прихожую и коридор в ее комнату. Марина небрежно повернула голову. Перед ней с перекосившимся лицом стоял Байкалов-старший, в руке он теребил знакомый клочок бумаги. Марине стало нехорошо.

Ян перед уходом домой зашел в свое отделение корректировки. Никого не было, да и кто останется после ночной до четырех утра! Ян остановился перед кабинетом Даши. Внутри горел свет, и Ян удивленно дернул ручку двери. Дверь была заперта. Литке встревожился и, напрягая силы, заставил замок бесшумно открыться. Даша, еще не снявшая медицинский халат, неслышно плакала.

– Даша? Ты что? – Ян не разобрался.

Даша подняла на Яна большие сиреневые глаза.

– Что с твоими глазами?

– Я же мутант, – всхлипнула Даша. – Линзы сняла.

Ян прикрыл дверь:

– А что случилось? По какому поводу траур?

– Агей считает, что я виновата в смерти брата. Я не могу сказать ему, что мальчик жив, Агей только рассмеется…

– Даша, все так серьезно? Тебе это важно? – спросил Ян.

Даша кивнула:

– У меня будет ребенок, Ян.

Литке широко раскрыл глаза.

– Агей знает?

– Нет.

– А твоя мать?

– Нет.

– Ну, знаешь ли, – Ян развел руками. – Сашка все равно вернется, а ты мало того что треплешь себе нервы, так еще и вредишь ребенку Не трагедия, Агей не принцесса на горошине, а здравомыслящий человек, к тому же будущий директор Центра, и наверняка понимает, что если бы даже Санька и погиб, то ты не виновата. С теми же претензиями можно обратиться к топору на плахе!

– Он ничему не верит и никому. Только себе, – сказала Даша.

– Прекрасно, – Ян разозлился на Агея. – У тебя три выходных дня впереди. Конец августа, а ты бледнее снега. Возьмешь мою машину и прокатишься к морю, а Агей пусть подумает.

Рута слушала, как Дил играл на органе. Это была странная, большая и серьезная музыка. Это был реквием эпохи, эпохи Дила. В его музыке перед Рутой промелькнули все беды, обрушившиеся на человечество от основания мира. И Рута поняла, что Сатана за органом, в потоке не его, божественной музыки, – это тайна, это плач Дила о чем-то утраченном, его воспоминания…

Но вот музыка стала мягче, нежнее.

И Руте показалось, что сейчас откроются невидимые двери и в зал вплывут нарядные коронованные пары. Рута улыбалась. Неожиданно, из ниоткуда музыка порождала многочисленные образы, светлые и легкие, которые, сделав пару сложных фигур старинных танцев, уносились в небытие высот.

Повеяло средневековьем, былым величием, светлым и чистым. Маленькая княгиня слушала игру Дила и мечтала…

Дил, словно почувствовав настроение княгини, сменил мелодию. Обреченность, закат и гибель чего-то хрупкого, хрустального заставили Руту очнуться. Музыка говорила: «Подожди, подожди, не бросай так легко вишневые цветы! Их тут же унесет ветер, а за ним будет ураган, все исчезнет, ты останешься одна в мире коричневого и черного! В мире, где дальше по дороге – только смерть! Не бросай вишневые цветы!»

Рута опустила голову. Она давно рассыпала лепестки вишни…

И Дил обуздал музыку. Мелодия, как обреченная узница с поникшей головой в черном капюшоне, побрела на гильотину…

Рута беззвучно заплакала. Она не хотела, не хотела этого мрака. Она – представитель древней семьи, всегда отвечавшей за судьбы многих людей, хотела света и Бога! Да-да, именно Бога.

Дил прекратил играть и обернулся к Руте:

– Ну, Ваше Сиятельство, я не могу сказать «даст Бог», но сегодня я рассчитаюсь со всеми…

Дил сидел у себя в кабинете и ждал. Он замер, подобно статуе, вслушиваясь в поток текущих мимо столетий. В дверь постучали, Дил пошевелился.

– Войдите.

Вошел Алекс, а за ним немного угрюмый и настороженный Торин в летнем пиджаке, широком и белом. Дил жестом пригласил их сесть, сам встал.

– Я предоставляю вам возможность исправить ошибки…

Алекс не вздрогнул, а Торин замешкался.

– Да-да, первым совершил ошибку генерал Торин. Вы не уничтожили дочь Лесовских пятнадцать лет назад…

Торин побледнел, но Дил продолжал спокойно, без ярости, к которой привык генерал в среде СС при малейшей провинности.

– Теперь либо вы уничтожите весь приют вместе с любопытным директором, либо умрете сами. Я обещаю вам веселую смерть… Егор лично будет палачом.

Дил немного помолчал.

– Алексис, – продолжил он, – пятнадцать лет назад вы упустили мутанта и приставили к Главному Центру плохого психолога – мне известно, что она больше занималась своими личными делами, а не прямыми обязанностями, и в результате отпустила, как я понял, самого опасного мутанта на планете. Вы привезете мне и своего психолога, и мутанта – им должна быть девушка с сиреневыми глазами. И не забудьте замену. Найдите нового психолога для будущего директора и позаботьтесь о Центре. И еще, Алекс. Я милостив до определенной степени, но и у меня есть неломаемые тысячелетиями принципы. Вам дорога эта Олеся?

Алекс побледнел.

– Ты многое можешь сделать, чтобы она жила. Смерть ее мужа не в счет, мы все веселиться любим, – продолжал Дил. – Я полагаю, мутант, за которым ты поедешь, будет защищаться. Дашь себя еще раз обмануть этим ошибкам природы – Олеся погибнет. Я объясню: она мать того чудовища, за которым ты отправляешься на охоту.

Алекс вздрогнул.

– Твой ли это ребенок? – Дил откинул голову и захохотал. – Этого я никогда не скажу тебе, Алекс, любовь – плохой советчик. И более того, ты всегда будешь терзаться сомнениями насчет этого монстра, ребенка твоей женщины. Поэтому больше ты никогда не станешь искать встреч с Олесей Шовинской. Понял?! – взревел Дил.

Алекс коротко кивнул.

– Вы свободны… И, генерал, для облегчения работы можно представить уничтожение приютских как террористический акт, – заключил Дил.

– Да, Ваше Величество, – очень напряженно кивнул Торин и отдал честь.

Алекс и Торин вышли. Дил обернулся к маленькой запасной двери и прошептал:

– Княгиня, нехорошо подслушивать, можно напороться на Сатану, а он не всегда спокойный и мирный…

– Почему ты их называешь мутантами? – раздался шепот юной княгини.

– Потому что изменение одной Константы во Вселенной влечет за собой много погрешностей, – ухмыляясь, ответил Дил.

– Если Бог допустил возможность их существования, значит, не было никакой ошибки с изменением Констант. Впрочем, неважно…

– Бог допустил возможность? – Дил от души веселился, и отблески адского камина гротескно меняли его лицо. – При чем тут Бог и измененная Константа, о которой ты даже понятия не имеешь? Какие возможности?! – и вдруг Дил осекся, резко оборвал смех и шумно втянул воздух носом. – Его планы, говоришь, все Его неслучайные планы?! Ты думаешь, Он все учел, а я – лишь орудие Его?! Ты слышишь?!

Но Рута уже брела по бесконечным коридорам мрачного дворца, по ее щекам текли слезы. А Дил вдруг замолчал и погрузился в себя.

– Сова, – зашептал Дил, – что же задумал Отец, Сова? Где же ты.

Торин в неизменном пиджаке и темных очках сидел на переднем сиденье автобуса рядом с директором приюта, похожим на печальную ворону.

– Чего они так кричат? – спросил Торин, оглядываясь на шумевших детей, которых пыталась усадить на место и успокоить няня Берта.

– Они никогда не видели улицы, а тут еще такой ранний подъем, новость, что их пустят за забор увидеть мир, да и ваша экскурсия с кино. Они – дети, они в восторге, разве у вас нет детей? – ответил директор.

– Мой сын обычно молчит, он очень сдержанный парень, я не помню, чтоб он плакал или громко смеялся.

– Да? – удивился директор. – Скажу вам как воспитатель: это плохо, очень плохо. У вашего мальчика проблема, поговорите с ним.

Торин пожал плечами:

– Зачем? Даже если так, он должен справиться сам, как мужчина, а не ребенок.

Директор взглянул на Торина:

– А мои дети всегда шумят, когда им хорошо или плохо, делятся проблемами и радостями. Знаете, я тогда очень счастлив.

– Но эта свора не родная вам? – удивился, в свою очередь, Торин.

– Конечно, родная, – ответил директор. – Они выросли в моем присутствии, в каждом из них частичка меня. Вот сейчас я знаю, что мы обречены, хоть вы и не признаете этого, но я боюсь не за себя, мне отчаянно жаль детей. Мои малыши хотят жить, генерал, как и ваш сын.

Торин отвернулся к окну, ничего не сказав. Директор просил о невозможном поступке.

Автобус, сопровождаемый эскортом эсэсовцев, остановился у здания старого кинотеатра на пустынной окраине города, возле нового шоссе. Торин встал и направился к выходу.

– Можете выходить. Пусть дети немного поиграют во дворе, мы не будем мешать. У них полчаса, пусть шумят, – сказал Торин директору.

Даша вела машину по загородному шоссе. Она собиралась не отдыхать, а работать. Машина летела в Зеленогорск. Стало как-то муторно, потом словно туман закрыл дорогу – спать, очень хотелось спать… Колыбельная? «Спи, моя радость, усни…» – словно пел кто-то совсем рядом, гладил по голове. Как же хорошо и легко стало, как хочется спать. И Даша уронила голову на руль.

– Тсс! – Сова замолчала и аккуратно, одной рукой взявшись за руль, свернула на обочину.

Юнона сидела на обочине дороги и грустно смотрела на веселившихся, играющих друзей. Ей не хотелось радоваться, ей не нравилась эта поездка. Осунувшееся лицо директора, ходившего туда-сюда мимо своих питомцев, не предвещало ничего хорошего.

Неожиданно Юна услышала скрип тормозов. Пыль с обочины, куда съехала с шоссе машина, облачком накрыла ее. Юна вскочила на ноги и обернулась. Из роскошной машины вышла высокая, невероятно красивая девушка в белом блестящем костюме и с распущенными сверкающими волосами. У девушки были зеленые глаза, яркие как капли. Девушка подмигнула Юне, сняла плащ, накинутый на плечо, и бросила его на капот машины, потом постучала по лобовому стеклу, и из него, словно в сказке, вытекла и обрела форму большая каре-красная львица с необычным, почти человеческим взглядом желтых мудрых глаз. В глазах львицы словно плавился янтарь восходящего солнца. Девушка медленно подошла к Юне.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она мягким красивым голосом.

– Я вас не знаю, – ответила Юна, намереваясь уйти, но девушка схватила ее за руку.

Берта, увидев странную сцену, хотела броситься на помощь, но ее остановила властная рука директора. Директор приказал молчать: а вдруг хоть Юнону спасет случайность?

Но очень красивая девушка из шикарного автомобиля настораживала и пугала Юну.

– Точнее – не помнишь, – твердо сказала Сова.

– Я никогда не лгу, – Юна решительно взглянула на девушку. – За ложь бьют. Меня зовут Юнона Лесовская!

– Юнона? – незнакомка пристально смотрела на девочку. – Бог мой, значит, тебя назвали Юноной? А я пока разобралась, кто из вас с сестрой есть кто… Я Сова.

Юна молчала и пыталась освободиться, но девушка, назвавшая себя Совой, мертвой хваткой держала ее руку.

– Юна, иди немедленно в машину, там спит твоя троюродная сестра.

Юна перестала вырываться и уставилась на Сову.

– Сестра? – почти жалобно спросила она.

– Да, она очень устала, плохо себя чувствовала и заснула за рулем. Ее зовут Даша.

Юна сорвалась с места и побежала к машине.

Тем временем Сова очень медленно проплыла мимо директора и, приложив палец к губам и глазами показывая на детей, попросила угомонить их. Директор примиряюще поднял руки и подошел к детям, те тут же смолкли и облепили своего Учителя.