Смешная девчонка Хорнби Ник

– Ты бы тоже мог поглядеть, если бы приехал.

– Тащиться в Уэльс, чтобы только поглядеть? Да еще после кого-то другого?

Ей не хотелось разговоров про очередность, а тем более – про Французика Джонни.

– Так чем же ты занимался?

– Когда как, – туманно протянул он. – Размышлял. Читал. Анализировал.

Лучше бы он назвал какие-нибудь другие занятия: летал, например, в космос, вышивал крестиком или рубил уголь. На мыслителя, читателя и аналитика он никак не тянул.

– С девушками встречался?

– Ой, я тебя умоляю.

– «Я тебя умоляю» и «нет» – это разные вещи.

Ее понесло. Но имела ли она право сыпать упреками, если сама перестала убегать от Французика Джонни? Впрочем, появись Клайв в Уэльсе, она бы и впредь убегала от поп-идола. И нипочем бы не остановилась.

– Между прочим, я звоню пригласить тебя поужинать, – в конце концов сообщил Клайв, давая понять, что дискуссия о точном смысле фразы «Я тебя умоляю» закончена.

Не выпуская телефонной трубки, Софи пожала плечами, но Клайв этого все равно не видел, так что ей в итоге пришлось сказать «да».

В «Тратте» между ними произошла новая размолвка, еще более неприятная. Клайв назвал Софи мещанкой (что бы это могло значить?), имея в виду ее отношение к обручальным кольцам, пеленкам и прочим глубоко безразличным ей вещам. Он так распалился, что Софи на миг показалось, будто он в такой сердитой, неуклюжей манере делает ей предложение. Еще раз спросив его о других девушках, она получила уклончивый ответ и сказала, что ничуть не возражает; тогда он спросил про Французика Джонни, и Софи тоже ответила уклончиво; на обратном пути Клайв с ней не разговаривал. И отказался зайти.

Тони – строго говоря, по указке Билла – заказал столик в ресторане «Траттория Террацца», чтобы в зале «Позитано» отпраздновать годовщину свадьбы.

– Где это, на Ромилли-стрит? Меня на порог не пустят. Не там ли они все тусуются? Майкл Кейн, Джин Шримптон{40} и прочие?

– Не «они», а «мы», – поправил Билл.

– Кто такие «мы»?

– Ты, я, Майкл Кейн, Джин Шримптон.

– Брось, пожалуйста.

– Люди нас знают.

– Нас знают люди в договорном отделе Бибиси. А также двое-трое рецензентов. Не будем обольщаться. Мы – сценаристы.

– Этого достаточно, чтобы для тебя зарезервировали столик.

– Еще не хватало туда звонить и объяснять, что я, как знаменитый сценарист, имею право на обслуживание.

– Поручи это Хейзел.

Так звали их новую секретаршу. После «Барбары» сценаристов замучили телефонные звонки, главным образом с предложениями работы, и они наняли Хейзел, чтобы та сидела на телефоне. В общей сложности девушка была занята примерно полчаса в день, а чем еще можно ее загрузить, они пока не придумали. В однокомнатном офисе работать в присутствии постороннего человека стало невозможно, вот они и вернулись в знакомую кофейню.

– И что она сделает?

– Объяснит, что ты, как знаменитый сценарист, имеешь право на обслуживание.

– А потом я туда приеду, все увидят, что это всего лишь я, – и выйдет конфуз.

– Какой день недели тебя устроит? – спросил Билл.

– Годовщина у нас во вторник. А отметить хотелось бы в субботу.

– Это плохо.

– Почему?

– Для субботнего вечера ты еще недостаточно известен. Переиграй на вечер вторника – и все дела.

Даже во вторник вечером в зале «Позитано» присутствовали знаменитости. Пока Тони и Джун ждали, когда их проводят к столику, на них пристально посмотрел сам Теренс Стэмп{41}, и Тони сразу задергался.

– Может, пойдем в другое место?

Джун ничего не поняла.

– С какой стати?

– На меня только что посмотрел Теренс Стэмп.

Мик Джаггер в ресторанном зале «Позитано»

– А куда еще ему было смотреть?

– У него на лице все было написано. Он думал: как таких сюда пускают – ни тебе внешности, ни славы?

– Ну спасибо.

Правда, Джун тут же рассмеялась. Тони не приходилось беспокоиться, что жена станет злиться, придираться или дуться. Просто чудо, что их брак, несмотря ни на что, длился уже сто недель и Джун все еще полагала, что новые неприятности создавать не нужно – их и так в жизни предостаточно. В иронических совпадениях и непреднамеренно обидных выпадах она всегда старалась видеть смешное.

Официант, эффектный итальянец в матроске, открывавшей безупречную смуглую кожу, провел Тони и Джун к боковому столику. Их ближайшими соседками оказались две юные светские львицы, слишком прелестные, чтобы переговариваться или есть. Не притрагиваясь к деликатесам, обе курили длинные тонкие сигареты. На длинные тонкие ноги и короткие юбочки Джун старалась не смотреть.

– Заказывать полагается «оссобуко»{42}, – сообщил Тони, изучая меню.

– Кто тебе сказал?

– Билл.

– И с кем он здесь бывает?

– Понятия не имею.

А почему, кстати, было не поинтересоваться? Тони мог бы узнать кое-что новое о жизни Билла за пределами офиса, репетиционного зала и студийного павильона.

– Как по-твоему, он счастлив?

О личной жизни Билла жена Тони знала ровно столько, сколько ее муж.

– С виду – да, счастлив.

– Но ты никогда не задавал ему этот вопрос?

– У мужчин это не принято.

– А о чем вообще ты его спрашиваешь?

Тони задумался. Он и в самом деле не помнил, чтобы поинтересовался у Билла хоть чем-то, кроме находящегося в работе сценария. Билл – тот все время спрашивал про Джун, а Тони, в свою очередь, лишних вопросов не задавал. Он боялся услышать ответы.

– Да как тебе сказать… Есть ли у него девушка и так далее.

Джун скривилась.

– В чем дело?

– Я же не настолько наивна. Естественно, девушки у него нет.

– Ты поняла?

– Конечно. Хотя и не с первой встречи. Он этого напоказ не выставляет. Как и ты.

– А я-то при чем?

– Хочешь сказать, ты женатый человек?

К их столику подошел эффектный смуглый официант, и они, следуя полученным заранее инструкциям, заказали дыню и «оссобуко». Тони попросил официанта посоветовать им вино. Еще его подмывало выяснить, какой у официанта лосьон, но Джун могла истолковать такой вопрос неправильно.

– Нас интересует одно и то же, – сказала Джун, когда итальянец отошел.

– А именно?

– Да он.

– Кто, официант? Ты серьезно?

– При чем тут официант? Но я, наверное, и во второй раз сделала бы ту же самую ошибку.

– Это не… Почему ту же самую ошибку? Хотя возможно. Надо будет узнать о нем побольше.

– Опять та же история.

Она рассмеялась. Тони смущенно сказал:

– Я сам в себе еще не разобрался.

Джун недоверчиво уставилась на мужа:

– Это правда?

– Правда. Я думал, что разобрался. А потом встретил тебя – и теперь уже ничего не понимаю.

– Господи… Значит… Ладно. Хорошо. Боже мой. Я даже не представляла…

– Ты думала, я просто…

– Поначалу, естественно, нет. Но потом… В общем, да. Если коротко. – Наступила неловкая пауза. – Но вопросы-то можно задавать?

– Час от часу не легче.

Он ее рассмешил, но остановить не смог.

– Скажи… Ну… ты хоть раз испытал себя… в другом качестве?

– Нет, – поспешно ответил Тони. А потом, вспомнив нешуточный инцидент в Олдершоте, уточнил: – По большому счету, нет.

– Как понимать «по большому счету»?

– Однажды стал искать такую возможность. Когда служил в армии. Закончилось все печально и ни к чему не привело.

– Угу. И ты… ты решил пронести это через всю оставшуюся жизнь?

Тони всегда гнал от себя мысли про всю оставшуюся жизнь. Иногда, правда, мелькли какие-то проблески, но от этого становилось только хуже, потому что вспышки эти освещали нечто мучительное и драматичное, а ему этого совершенно не хотелось.

– Не знаю. Я надеюсь… Надеюсь, что никаких подвижек больше не произойдет. В другом плане. А в этом плане кое-какие подвижки возможны.

– Спасибо, – проговорила Джун.

– За что?

– За то, что признался хотя бы в этой малости. Мне теперь легче.

– Это тебе спасибо, – выдавил он.

– За что?

– За твое терпение, за доброту и нежность – не знаю, чем я это заслужил.

– Я тебя люблю, – пожав плечами, сказала Джун с едва заметной улыбкой; улыбка выдавала даже не грусть, а всего лишь небольшие затруднения.

– Я тебя тоже.

Обоим приходилось делать над собой усилие, чтобы произнести слова, которые положено говорить за торжественным ужином в годовщину свадьбы. Они сдвинули бокалы.

– Занятная штука близость, – сказала Джун. – Вроде бы мелочь, как стакан воды. Или винтик, что отвалился от автомобиля, но ценой пары шиллингов с легкостью может быть заменен. Действительно мелочь, но без нее – никуда.

Благоухающий смуглый официант, уже в белой тенниске, подал им дыню.

– Как это едят? – спросил Тони. – Ложкой?

– Наверное.

– Впервые с этим сталкиваюсь, – сказал Тони. – Вот ужас-то.

– В чем ужас?

– Получается, что меня ставят в тупик самые простые вещи, которых я никогда не делал.

– Так ведь и я тоже многого не делала.

– Что ж, на то есть причина.

Джун рассмеялась:

– Прямо застольная сцена из «Тома Джонса». Помнишь? Альберт Финни и Сюзанна Йорк.

– В застольной сцене была не Сюзанна Йорк. А Джойс – как там ее?

– Джойс Редман, – вспомнила Джун.

– Джойс Редман, – подтвердил Тони.

Найди они винтик, без которого не работает двигатель, – и до комфортной жизни было бы рукой подать. Тони вспомнил, что в той сцене играла не Сюзанна Йорк, а Джойс-как-ее-там; Джун вспомнила фамилию этой Джойс; такими темпами они уже лет через сорок могли бы достичь гармонии.

– А когда годовщина свадьбы у Барбары и Джима? – спросила Джун.

И это тоже дорогого стоило: она постоянно держала в уме их сериал. Мог ли Тони этого не ценить?

– Понятия не имею.

– Может, стоило бы назначить им дату?

– А что, – сказал он, – мысль неплохая.

– Кроме того, они даже не заговаривают о ребенке.

– Господи! – рассмеялся Тони. – Как же мы сами не додумались? Так бы тебя и расцеловал!

– Мужчины обычно говорят это тем, кого целовать не собираются, – заметила Джун. – Например, старенькой секретарше, когда та проявила смекалку. Уборщице, которая нашла затерявшиеся очки.

Теперь и она посмеялась, а Тони готов был провалиться сквозь землю.

– Ладно уж, так и быть, поцелую, – сказал он.

И когда они, вернувшись домой, еще немного выпили, и как следует поощрили друг друга, и вместе посмеялись, и включили воображение, у них кое-что получилось. Вероятно, этого было недостаточно, чтобы раз и навсегда снять все вопросы, разве что Тони, как алхимик, в будущем открыл бы волшебный эликсир из алкоголя, страсти, временного умопомрачения и необходимых навыков, но то, что произошло, уже сейчас стало знаменательным событием. А когда жена уснула, Тони сообразил, что они и сами никогда не заговаривали о ребенке. Ему и в голову не приходило, что он будет на это способен.

Однажды июльским вечером Деннис позвонил сценаристам в офис и велел им непременно посмотреть «Дом комедии».

– А что там будет? – спросил Билл.

– Называется «До смерти»{43}.

– Зараза, – выдохнул Билл.

– Что такое?

– Название классное. Почему мы сами до такого не доперли?

– Да и постановка вполне добротная, – сообщил Деннис. – Я присутствовал на записи. Другой Деннис выложился по полной. Он сам меня пригласил. Раздувается от гордости.

– Но эта постановка не вгонит нас в депрессию? – уточнил Билл. – Мне депресняк ни к чему.

– Ты обхохочешься, – ответил Деннис.

– Вот-вот, – сказал Билл. – Если у него получилось смешно, для меня это депресняк.

– Смешно получается у нас, – подчеркнул Деннис. – А у него – в другом разрезе.

– Я не понял: у него разрез лучше или хуже нашего?

– У него – по-другому, – твердо повторил Деннис. – Короче. Не факт, что им закажут сериал. Слоун рвет и мечет.

– Из-за чего?

– Сценарий подрывает все устои.

Теперь Билл не сомневался, что депресняк ему обеспечен.

Тони с Биллом пошли смотреть передачу к Тони домой. Джун подала сосиски с пюре, и они втроем с подносами на коленях устроились перед телевизором. Герои скетча – члены семейства Рэмзи – были типичными жителями рабочего Ист-Энда; докер Альф голосовал за тори, сквернословил (насколько позволяла ему Бибиси), терпеть не мог черных, евреев и вообще всех, кого не считал белыми британцами, преклонялся перед Черчиллем и рьяно защищал монархию. Такого персонажа на телевидении еще не бывало. Когда на экране появился зять Альфа, ливерпулец, Билл взвыл от злости.

– Они нашу идею сперли!

– В том смысле, что он родом с севера? – уточнил Тони.

– Но это совершенно разные люди – он и Барбара, – отметила Джун.

– Да и место рождения не совпадает, – подхватил Тони.

– Все один к одному! – негодовал Билл. – Это мы придумали!

– Конечно, – подтвердил Тони. – Мы – гении. Мы впервые за всю историю телевидения создали образ человека из провинции.

– На самом деле не вы, – заметила Джун, – а Софи. Она, приехав из провинции, создала этот образ.

– Давайте все заглохнем, – сказал Билл. – Я послушать хочу.

Этот скетч «Дома комедии» оказался блистательным: дерзкий, свежий, реалистичный, он не напоминал ни одну другую постановку. Тони и Джун пришли в восторг, а Билл к тому времени, когда на экране замелькали титры, погрузился в глубокую мрачность.

– Нам трендец, – помолчав, изрек он.

– Почему это?

– Они нас обскакали. На первых порах мы еще чего-то стоили. Теперь нам грош цена.

Джун посмеялась.

– У них ведь даже не сериал. И вероятно, сериала не будет. Вы сейчас впереди с большим отрывом. А кроме того, «Барбара (и Джим)» – любимцы публики.

– Ах, публики, – протянул Билл. – Не о публике речь.

– А о ком же тогда? – удивился Тони. – О критиках?

– Пока у вас есть публика, глупо говорить, что вам конец, – заявила Джун. – И это главное.

– Ну почему мы не выбрали местом действия обыкновенный дом заурядной рабочей семьи? Мы сами росли в такой обстановке.

– Да, к несчастью, – сказал Тони. – Глаза бы мои не глядели на эту обстановку, а ты еще хочешь, чтобы я каждый день в нее возвращался.

– Вся суть «Барбары (и Джима)» в том, что герои происходят с разных уровней социальной иерархии. Отсюда и юмор, – объяснила Джун.

– Однако же у нас Барбара тянется к уровню Джима – почему? – спросил Билл. – Почему Джим не опускается до уровня Барбары?

– А с какой стати он должен опускаться? – возмутился Тони. – Или она? Или кто угодно, у кого есть выбор? Люди хотят вырваться из низов, Билл. А их загоняют обратно.

– Уровень Барбары – это Блэкпул, – сказала Джун. – Не знаю, способен ли человек, работающий на Даунинг-стрит, каждый день кататься из Блэкпула и обратно.

– Допустим. Значит, не нужно было нам отправлять его на Даунинг-стрит, согласны?

– То есть ты утверждаешь, что мы сочинили полную лажу? – сказал Тони.

– Вот именно.

– И наш сериал, который раз в неделю смотрит вся Британия…

– Программа, которая сделала Софи звездой… – добавила Джун.

– Ситком, который тебя кормит, потому что мы из кожи вон лезли… Ни к черту не годится?

– Том Слоун, если верить Деннису, беснуется насчет «До смерти». Почему же он не беснуется по поводу наших с тобой сценариев?

– А это обязательно? Чтобы начальство нас долбало?

– Да, – сказал Билл. – Естественно.

До Тони постепенно стало доходить, что у них с Биллом могут быть разные устремления. Прежде у него и в мыслях такого не было.

– Итак, – начал Деннис, когда они вновь собрались вместе, чтобы приступить к созданию второго сезона. – Что мы поделывали?

Он искренне радовался встрече. Летом его тяготило одиночество; к другим программам, над которыми пришлось работать, не лежала душа; а главное – он скучал по Софи, которая за время своего отсутствия стала для него почти мифической фигурой, чем-то средним между Еленой Троянской и Афродитой. Но, увидев ее после разлуки, Деннис сказал себе: забирай выше.

– Кто что, – ответил ему Клайв. – Софи, например, куролесила с французскими поп-идолами.

– А Клайв не пропускал ни одной юбки.

С этими словами Клайв и Софи сухо улыбнулись.

– Тьфу ты, – сказал Билл.

– Что такое? – забеспокоился Деннис.

Его захлестнули растерянность и досада. Он не хотел, чтобы Софи куролесила на стороне, а тем более с французскими поп-идолами.

– Вечно тебе надо все испоганить, – напустился Билл на Клайва.

– Мне? – Клайв разозлился. – И что я тебе испоганил?

– Ну вот, пошло-поехало, – сказал Тони.

Теперь Деннис понимал одно: он – единственный из всех присутствующих – ничего не понимает.

– Я что-то упустил? – спросил он.

– Естественно, – ответил Билл тоном детектива в финале у Агаты Кристи. – Эти двое, – он ткнул пальцем в Клайва и Софи, – закрутили роман. Да только Клайву мало крутить с одной, вот у них и начались терки. А нам теперь разгребать последствия.

Ну конечно, подумал Деннис. Конечно, этого следовало ожидать. Только последний дурак мог питать какие-то иллюзии. Сделав глубокий вдох, он постарался сосредоточиться на деловых вопросах. В конце-то концов, он ведь режиссер, а не отвергнутый любовник.

– Сама расскажешь им про Французика Джонни или поручишь мне? – обратился Клайв к Софи.

– Это и есть тот самый поп-идол? – уточнил Билл. – Которого ты упомянул?

– Никаких последствий не будет, – сказала Софи. – Мы же народ профессиональный.

Клайв не проронил ни слова.

– Клайв! – окликнул его Деннис. – Ты человек профессиональный?

– А как же иначе? – угрюмо сказал Клайв.

– Вот и славно, – заключил Деннис. – Тогда начнем?

– Можно кое-что сказать до начала читки? – спросила Софи. – Насчет сценария?

Билл жестом дал ей полную свободу.

– Ладно. Слушайте. Я не хочу с экрана говорить о том, чтобы заводить ребенка.

– Тебя никто и не просит, – сказал Билл. – Это Барбара говорит, а не ты. Тебе мы не указ.