Смешная девчонка Хорнби Ник

Если чего-то хочешь, нужно сделать первый шаг, решила Софи. Избранник ее оказался настолько деликатным, настолько воспитанным, а после неудачного первого брака еще и настолько подавленным, что сам не отваживался на решительные действия; впрочем, Софи была уверена, что он, вне зависимости от количества разводов и профессиональных неудач, всегда сумеет ее выслушать и поддержать. Поддержка, безусловно, важна, однако, чтобы отношения развивались, одной лишь поддержки недостаточно, думала Софи. Поэтому она устроила все, чтобы оказаться с ним наедине в спальне, и они долго целовались, лежа на кровати. Она была почти уверена, что он начал видеть всю картину целиком, а значит небольшие детали не сильно его встревожат. В любом случае она должна была открыть ему неприглядную истину.

– Представляешь, – сказала Софи, – все, с кем я раньше спала, были актерами. Вот жуть, правда?

– Правда, – подтвердил Деннис с куда большей решимостью, чем она ожидала.

– Да я пошутила, – вздохнула Софи.

– Значит, у тебя были любовники других профессий?

– Нет, шутка в том, что это жуть.

– Так это не жуть?

– Я не то имела в виду, – сдалась Софи.

– Тогда, кажется, я не понимаю, в чем шутка, – произнес Деннис.

– Я хотела сказать… у меня могли быть не только любовники-актеры.

– А кто же еще?

Деннис встревожился, и разговор определенно покатился не в ту сторону.

– Ну, даже не знаю. Продюсеры. С продюсерами я не спала.

Но и это не помогло.

Внезапно Деннис понял, что должен сказать. Ему совсем не нравилось, что их общение приняло такой оборот. Он хотел бы по-другому посмотреть на вещи, но не мог. Деннис был не силен в экзистенциализме, но, казалось, принял решение как настоящий экзистенциалист: перед ним длинная вереница мрачных мыслей, и все они ведут к неутешительному финалу. Если махнуть на это рукой, кем он тогда будет? Никем. И ничем.

– Я не собираюсь с тобой спать, – сказал он.

– То есть как? – воскликнула Софи.

– У меня есть на то свои причины.

– Расскажешь?

– Это лишнее.

– Ты не сможешь просто взять и уйти. Я позвала тебя в театр, предложила яичницу… После этого могу я хотя бы рассчитывать на секс?

Деннис тяжело вздохнул:

– Не знаю, сколько там у тебя было актеров.

На самом деле актеров было четверо: Французик Джонни, Клайв плюс еще два проходных случая, причем по поводу одного у нее остались некоторые сомнения. Тот парень представился актером, но она его не узнала, а сам он очень уклончиво говорил о своих ролях. Поэтому Софи решила его не считать.

– Всего трое.

– Ладно, трое. Но ведь я не актер.

– К счастью.

– И не хочу, чтобы меня сравнивали с актерами.

– Но почему я должна тебя с ними сравнивать?

– Потому что больше тебе сравнивать не с кем.

– Разве у тебя нет желания со мной переспать?

– Вопрос не так ставится. От моего желания зависит не все.

– Секс не зависит от твоего желания? О чем мы вообще говорим?

Деннис не ответил, и она продолжила:

– Ох, Деннис…

– Что?

– Послушай. Во-первых, ты, с моей точки зрения, очень привлекательный парень. Допустим, в тебе нет конфетной актерской красоты, но меня от нее уже мутит. У тебя прекрасные, неотразимые глаза – под твоим взглядом у меня начинается дрожь в коленках. Это тебе известно?

Деннис недоверчиво покачал головой, и Софи рассмеялась:

– Да, представь себе! Если у мужчины конфетная внешность, это вовсе не значит, что он во всем хорош.

– Спасибо за твою доброту, – сказал он. – Но я предпочитаю выполнять в твоей жизни… ну, не знаю… несколько иную функцию.

– А на ощупь и не скажешь, что ты нацелен на иную функцию. Я только что проверила.

– За поведение независимого органа я не отвечаю.

Насколько могла судить Софи, говорил он серьезно; она выдавила смешок.

– Извини за высокопарность, – сказал Деннис. – Но от меня обычно не требуют отчета в таких делах.

– После Эдит у тебя кто-нибудь был?

– Нет, – ответил он. И добавил: – В сущности, нет.

– И как это понимать? Ничего, что я спрашиваю?

– Я сказал «В сущности, нет», чтобы нагнать туману.

– Тогда… Возможно, причина в том, что у тебя давно ничего не было?

– Нет. Причина в том, что все на тебя заглядываются.

– Даже если так, здесь-то никого, кроме тебя, нет.

– Мы можем прямо сейчас пойти спать?

– Как скажешь.

Они устроились на кровати, и Софи прильнула к Деннису. Возможно, что-нибудь да получится, мелькнуло у нее в голове сквозь неудовлетворенность. Час был поздний, в голове гудело от шампанского. В следующий миг Софи, очнувшись, стремглав бросилась в туалет; часы показывали пять утра. Нетрудно было заметить, что Деннис не сомкнул глаз.

– Как же так? – сказала она, вернувшись в спальню.

– Наверно, это был первый и последний раз, – ответил Деннис. – Друзья обычно не спят в одной постели.

– А может, я хочу за тебя замуж?

– Отдельные спальни.

Деннис заподозрил, что сбился с экзистенциалистского пути.

– Неужели мне не под силу тебя убедить?

Не далее как вчера Софи спрашивала, не возражает ли он против наготы, и у него на радостях сердце едва не выскочило из груди. Впрочем, тогда ее вопрос касался только театра. Но к чему относился последний вопрос, он и представить себе не мог, а объяснить свой ответ – тем более.

– Думаю, нет.

Ну просто смехотворно. Что бы там ни говорили насчет экзистенциалистов, Деннис никогда не считал их самыми жизнерадостными субъектами и только сейчас начал понимать причину.

– Хотя, возможно, что-нибудь и получится, – сказал он.

Перед сном Софи даже не задернула шторы, и сейчас фары проносящихся мимо ее дома автомобилей время от времени освещали их лица. На лице Софи, как заметил Деннис, отразилась легкая тревога.

– Здесь нет ничего… сверхъестественного, – сказал он. – Просто я хочу быть уверен, что это произойдет еще. И не один раз, а много. Не хочу, чтобы обо мне судили по… по одному заходу.

Софи засмеялась. Деннис обиделся.

– Извини, – спохватилась она. – Смешно прозвучало.

– Почему?

– Да потому, что… Скажи, сколько нужно заходов, чтобы тебя убедить?

– Назови сама разумное количество.

– В точных цифрах? – удивилась Софи.

– Даже не знаю. Три? Пятьдесят? Трудно загадывать, ты согласна?

– Хочешь сказать, тебе понадобится пятьдесят раз?

– А ты хочешь сказать, что такого количества заходов не гарантируешь?

– Я бы предпочла не… лимитировать, – сказала Софи.

Иного ободрения Деннис не получил. Но при всей неопределенности такого начала Софи, к своему удивлению, очень скоро выяснила, что для полной уверенности даже второго захода ему не потребуется, не говоря уже о пятидесятом.

– Раньше я как-то не замечала, – сказала впоследствии Софи, – что ты гораздо больше похож на Джима, чем Клайв.

– Это хорошо?

– Вероятно, мы сможем учиться на их ошибках.

– Самая большая их ошибка состояла в том, что они сделали из себя персонажей сериала Бибиси, – сказал Деннис. – Никто не предупредил, что у них будет пятьдесят заходов. Им с каждой мелочью приходилось песни и пляски устраивать, чтобы не растерять аудиторию.

– Ну знаешь, для этого не обязательно быть вымышленным персонажем, – заметила Софи.

Она имела в виду Клайва. Того вечно тянуло с каждой мелочью устраивать песни и пляски. Он терзался страхом, что его перестанут смотреть, и Софи приходилось быть начеку, если рядом появлялась более молодая и привлекательная крошка.

– Да, наверное, – согласился Деннис.

Он имел в виду Эдит. Та исподволь давно вела дело к разводу. Ей потребовалось совсем немного заходов; будь Деннис в ту пору более наблюдательным, он бы давно убедился, что вскоре все у них закончится.

– Я готова устраивать столько сеансов, сколько ты захочешь, – сказала Софи и, увидев, как легко его осчастливить, испытала радостное волнение.

Вдруг ей кое-что вспомнилось.

– Как это… Я тебе… – Она даже не могла сформулировать вопрос. – Тебе чего-нибудь недоставало?

– Какого рода «чего-нибудь»? – встревожился Деннис. – Я что-то упустил?

Софи засмеялась:

– Нет-нет, я не про вещи. Просто хотела сказать… Сама не знаю что.

Напрасно она ступила на этот путь, но ей не давал покоя разговор с Клайвом об экзотичности Нэнси.

– А было что-нибудь такое… тебе не хотелось чего-нибудь другого?

– Господи. О чем ты? Мог ли я мечтать о другом?

– Да нет, просто…

Некоторое время они ходили вокруг да около, все больше нервничали, но в конце концов каждый убедил другого, что все составляющие были налицо и в предостаточном объеме.

Они немного вздремнули, потом Софи приготовила яичницу. На обоих снизошло полное счастье и полное умиротворение, и оба могли только пожелать, чтобы дальше было не хуже.

Софи Симмондс (которую вся съемочная бригада называла просто Симмондс во избежание путаницы с Реальной Софи) работала в журнале для девушек «Пич»; сотрудницы журнала для девушек «Краш», где подвизалась Диана, прежде чем заделаться комедиографом, нашли бы, наверное, черты сходства между двумя редакциями – своей и экранной. Симмондс брала интервью у поп-звезд, раньше всех пробовала на себе новые оттенки помады, спускала всю зарплату на модные вещички и попадала в разные передряги с парнями. Точнее сказать, лишь в те передряги, которые могли рассмешить аудиторию Бибиси независимо от возраста и социального статуса. Она не опасалась забеременеть, не спала с чужими мужьями, не знала половых дисфункций или извращений, никогда не изменяла. В первом эпизоде Симмондс ненароком назначила два свидания на один и тот же вечер и, как испокон веку требует жанровая традиция комедии положений, постаралась не обидеть ни того ни другого кавалера, ожидавших на расстоянии одной автобусной остановки друг от друга. Во втором – по телефону назначила свидание прыщавому эрудиту-очкарику по имени Найджел, приняв его за шикарного солиста забойной поп-группы «Детский ум».

Первый эпизод был написан в считаные дни, второй – за две-три недели. На обсуждение третьего убили столько времени, что Тони даже уточнять не хотел, но так и не нащупали сюжет (да что там сюжет – хотя бы фрагмент сюжета) и не написали ни строчки. Диана пребывала в твердой уверенности, что личная жизнь Софи, в подробностях списанная с ее собственной, – это золотая жила юмора. Но почему-то у Тони с каждым днем крепло желание повеситься.

– В чем ее проблема? – спросил он в тот день, когда они вымучили полстраницы текста о придуманной от отчаяния кошке героини.

Сейчас наполовину исписанный листок валялся скомканным на полу, не долетев до мусорной корзины.

– То есть? – не поняла Диана.

– В каждом сериале у каждого персонажа должна быть проблема. У Стептоу и его сына это взаимная неприязнь и безденежье, а Гарольд, помимо всего прочего, считает, что достоин лучшей участи. Альф Гарнетт из «До смерти» отстал от жизни – мир уходит вперед без него. Софи и Джим были полными антиподами, но при этом любили друг друга и работали над своими семейными отношениями…

– Ой, такая скукотища, – протянула Диана. – Никто из моих друзей этого не смотрел.

Тони уставился на нее в недоумении:

– Скукотища?

– Ну что смешного в каких-то старьевщиках? А этот жуткий старикан со своей крокодилицей-женой, которые без конца талдычат про Черчилля и королеву? А Софи и Джим… Без обид: четыре года балаболили о книгах и политике, чтобы потом разбежаться! Понятно, что никто не смотрит такую тягомотину.

– Подожди, что значит «никто не смотрит»? Все смотрят!

– Да, – сказала Диана, – мои мама с папой. И бабуля. Двоюродные сестры из Девона. Вот такая публика.

Тони вдруг почувствовал себя стариком. Они с Биллом, как и другие сценаристы их поколения, годами отвоевывали себе право говорить об окружающей действительности, а потом внезапно совершили прорыв и тем самым приблизили рождение нынешней обновленной Англии, в которой есть место книгам, фильмам, телепередачам, повествующим о реальных проблемах и реальных людях. От этого страна преобразилась, стала ярче, острее, интереснее, моложе. А теперь Диана ему вкручивала – если, конечно, он правильно понял, – что из этого ряда ее привлекают исключительно яркость и молодость, помноженные на шмотки, моду и деньги.

– Итак, в чем ее проблема? – повторил Тони.

Он надеялся, что Диана не расслышит в его голосе той усталости, которую слышал он сам.

– Нет у нее никаких проблем, – ответила Диана. – В том-то и фишка. Все любят Софи.

– Что ж, – сказал Тони, – по крайней мере, заглавие у нас есть. Теперь дело за небольшим.

На следующее утро Диана стала горячо ратовать за реанимацию кошки.

– Чтобы Софи было с кем побеседовать, – объяснила Диана.

– А у тебя есть кошка? – спросил Тони, просто чтобы не молчать.

– Есть, Ринго – котик, – ответила Диана.

– И ты с ним беседуешь?

– Ну да, – подтвердила Диана.

Тони что-то такое подозревал.

– На какие темы?

– Да так… С ходу и не вспомнить. Спрашиваю, хочет ли он кушать. Если нашкодил – ругаю.

– И это правильно, – сказал Тони.

– А еще отрабатываю на нем интервью.

– И как, получается?

– Развернутых ответов он не дает. Но я хотя бы вижу, какие вопросы интересные, а какие не особенно.

– Ты выучила кошачий язык жестов?

Диана посмотрела на него как на полоумного.

– При чем тут язык жестов? Это же котик. Он не понимает. Но когда проговариваешь вопросы вслух, сразу становится ясно, какие из них дурацкие.

– Ага. Ты права.

– Моя соседка по квартире думала, что я свихнулась. Наверное, потому она и съехала.

Ему хотелось биться головой о стол. Зачем, зачем он пошел работать сценаристом? Ясно, что это было ошибкой, но сейчас он уже начал думать, что вообще неспособен к умственному труду.

– У тебя была соседка?

– Была. Мэнди. Правда, мы с ней постоянно грызлись.

– Слушай, а не подселить ли нам кого-нибудь к Симмондс?

– Вместо кошки?

– Именно. Вместо кошки.

У Тони в мозгу заворочался неподъемный, ржавый механизм. Можно было только удивляться, что Диана не слышит ни лязга, ни скрежета.

– И пусть это будет цветная девушка.

– Цветная?

– Да-да.

– А среди твоих друзей есть цветные?

– Есть парочка. Через Билла познакомился, но это не важно.

– Но… Как актриса будет играть цветную девушку?

– Найдем цветную актрису.

– О господи. Что-то я торможу. Да, конечно.

– Как тебе такая мысль?

– Не слишком депрессивно?

– А что тут депрессивного?

– Уж больно мрачная проблема.

– Это правда, но соседка-т не обязана быть мрачной. У нас будет обыкновенная девушка.

– И никто не посмеет сказать вслух, что она – цветная?

– Отчего же раз-другой не сказать? Все равно главной героиней останется Симмондс. А так – просто появится какой-никакой оперативный простор. Давай-ка посовещаемся с Деннисом и Софи.

Тони знал наперед, как пойдет разговор; знал, что такая тема их заинтригует, взбудоражит, воодушевит. Но сейчас ему грезилась совсем другая картина: в один прекрасный день он позовет Билла в ресторан и как бы невзначай обронит, что водит знакомство с цветными девушками, а с одной даже вместе работает. Быть может, ему еще будет чем гордиться.

В дневное время Софи встречалась со знакомыми телевизионщиками, чтобы выпить чашку кофе, иногда обедала с каким-нибудь театральным продюсером, но больше ходила по магазинам, а вечерами они с Деннисом валялись в постели, смотрели телевизор и обсуждали «Все любят Софи». Они хотели работать вместе и с радостью восприняли новый замысел, который изложили Тони с Дианой; оставалось только ждать, чтобы начальство дало добро. И только об одном они не заговаривали вслух: оба мечтали вернуться в шестьдесят пятый. Тогда они достигли пика, а ведь это еще было совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, но поди дотянись… Тем более что внизу лежала круча над пропастью – долгие, долгие мили.

Как могла, Софи оттягивала поход к врачу, зная, что ей скажут. Это ведь дело житейское. Деннису она не признавалась и по утрам, до его ухода, боролась с тошнотой, закрывая глаза. Но, приняв вертикальное положение, она уже ничего не могла с собой поделать и только металась между туалетом и ванной.

В конце концов стало ясно, что откладывать больше нельзя. Ответ врача, полученный через двое суток, в течение которых она избегала Денниса, ничуть ее не удивил. Свой страх она загоняла внутрь, памятуя о миллионах женщин, которые молятся, чтобы их настигло такое бедствие.

– А что, если Софи Симмондс у нас залетит? – предложила она, когда Деннис вечером пришел домой.

– Очень смешно, – ответил он, и на миг ей показалось, что он видит в такой ситуации комический потенциал, что их проект и впрямь открывает возможности для такой беды. – Мы запускаем совершенно новый проект, чтобы только не возвращаться к ее материнству, а она у нас, видишь ли, залетит?

У нее брызнули слезы.

– Она залетела, – выдавила наконец Софи, и Деннис уже открыл рот, чтобы заспорить, но вовремя понял.

Софи заметила, что это известие обрушилось на Денниса ушатом холодной воды, но ради нее он сохранил серьезный, озабоченный вид, и у нее упало сердце, но уже по другой причине.

– Не расстраивайся, – сказала она. – Это даже хорошо.

– Извини, – ответил он. – Я тебя люблю, люблю с самого первого дня и хочу от тебя ребенка. Возможно, это слегка несвоевременно, но я постараюсь сделать тебя счастливой. Мы оба постараемся. Малыш и я. Вот увидишь.

Она его обняла.

– А работа будет продолжаться, – добавил он. – Просто… чуть позже, вот и все.

Терзаться больше не приходилось, но она все равно терзалась, а когда силы кончились, купила билет на поезд, чтобы съездить к матери.

Глория взяла выходной, и они назначили встречу в Блэкпуле, в кафе универмага «Р. Х. О. Хиллз». Добираться поездом до Моркемба было бы куда сложнее, и когда Глория предложила это место встречи, Софи даже охватило какое-то необъяснимое волнение. Универмаг «Р. Х. О. Хиллз» вдруг стал единственной точкой в мире, от которой можно измерять расстояние. Как-никак, это был противоположный полюс. А когда Софи, присев за столик, вдохнула знакомый магазинный запах, вобравший в себя нотки трубочного табака, духов, кожи, чая, ей пришел в голову вопрос: не потому ли она задумалась о пройденном пути, что уже остановилась? Глория опаздывала, и Софи по старой памяти взяла стандартный набор – чай с сэндвичами плюс десерт на выбор с сервировочной тележки, а потом огляделась в поисках знакомых лиц. В тот день светлые волосы Софи скрывал головной платок, но через некоторое время она его сняла, подумав, что будет даже приятно, если кто-нибудь ее узнает. На нее тотчас же уставились муж с женой, сидевшие за соседним столиком, и к приходу матери она уже бойко раздавала автографы.

С гордой улыбкой Глория подсела к ней за столик, но за четверть часа им не дали спокойно поговорить и пары минут. Во вторник днем особой толкучки здесь не было, но подходившие не спешили оставлять их в покое. Одна женщина с полным удовольствием и без оглядки на время рассказывала, как ее сестра работала наверху, в отделе игрушек, именно в ту пору, когда Софи работала внизу, в отделе косметики; другая решительно утверждала, что Софи училась в одном классе с ее дочуркой, хотя Софи даже не вспомнила это имя.

– Синтия Джонстон?

– Теперь она Синтия Перкинс, – объяснила женщина. – Но вы, наверное, забыли.

Софи наморщила лоб, показывая, что ее вот-вот посетят счастливые воспоминания о Синтии Джонстон.

– Чего уж там. – Женщина поджала губки. – Вы теперь с премьер-министром чаи распиваете.

Софи до сих пор могла без запинки отбарабанить список класса, от Андерсон до Янга, но Джонстон там не было. Был Гарви, а сразу после него шел Джоунз. Так что мамаша Синтии Джонстон ошибалась: Софи ничего не забыла. До переезда в Лондон у нее было не так уж много знакомых: одноклассники, девушки-продавщицы да двое-трое парней, вот и все. Путаница наступила позже, когда перед ней стали бесконечной чередой возникать разные личности, заявлявшие, что познакомились с ней на какой-то тусовке или на съемках.

– Как же, как же, – пришла ей на помощь Глория. – Синтия Джонстон. Милая девочка. А какая рукодельница.

На лице женщины отразилась неуверенность, но все же она поняла, что ей предлагают путь к отступлению.

– Она самая, – подтвердила мать Синтии.

– Ну конечно, – оживилась Софи. – Передавайте ей привет.

– Непременно, – процедила женщина, давая понять, что Синтия Джонстон никогда не забывала старых друзей.

Они поспешно допили чай и ушли, пока никто не занял место недовольной матери.

– Вот спасибо, – сказала Софи на тротуаре, успев надеть платок.

– Иначе она бы не отстала, – заметила Глория. – Ну да ладно, женщина просила о такой малости.

Случись этот разговор за пределами ее родного города, Софи могла бы не понять, с какой стати люди считают себя вправе что-то у нее просить, но теперь сообразила: достигнутым нужно делиться.

Они прошлись по Южному пирсу, мимо бассейна, возле которого Софи одержала свою первую победу. День тогда был ясный, но очень ветреный; ей на всю жизнь запомнились мурашки на руках и ногах.

– Я выиграла титул «мисс Блэкпул», – сообщила Софи. – В шестьдесят четвертом.

– Не было такого!

– Представь себе. И тут же отказалась.

Сейчас это звучало абсурдно, как выдумка законченной фантазерки, и Софи порадовалась, что с тех пор тоже кое-чего добилась.

– Но почему?

– Не хотела на целый год попадать в кабалу. Чтобы окончательно не застрять в этих местах.

– Жаль, что я этого не увидела – порадовалась бы, – сказала Глория.

– Говорю же: никакой радости не было. Я даже не вышла на помост, чтобы мне надели корону.

– Вот именно этому я бы и порадовалась, – сказала ей мать. – Я никогда не хотела, чтобы ты прозябала в этих краях и обихаживала Джорджа. Я хотела, чтобы ты уехала.

Этот разговор, с намеками на разочарования и несвободу, напомнил Софи, зачем она приехала в родной город и почему захотела поговорить не с кем-нибудь, а с матерью.

– Мама, у меня будет ребенок.

– Ох, Софи. Ты ведь даже не замужем.

Это вылетело у нее из головы. Она и думать забыла, что для матери такие вещи могут иметь значение.

– Это не важно.

– Многие с тобой не согласятся. Например, папа. Ты собираешься ему сказать прямо сегодня?