Башни земли Ад Свержин Владимир

Пролог

«Нам жизнь такое сочинила,

Дала такие траектории,

Как будто наша кровь – чернила

Для написания истории».

В.Свержин

Здание института Экспериментальной истории, любезно предоставленное правительству семейством герцогов Бедфордских, в прежние времена служило одной из многочисленных резиденций этого древнего рода, близкого к английскому королевскому дому.

Знаток архитектуры затруднился бы ответить, в каком стиле строилось роскошное поместье. Старая, еще нормандской поры, башня, воздвигнутая на сорокаярдовом насыпном холме – ламотте, недоверчиво и настороженно, как восемь сотен лет назад, поглядывала на округу недобрым прищуром бойниц, уж сколько лет напрасно дожидаясь появления врага. Чуть в стороне возносились к небесам готические шпили чудом уцелевшей во времена Кромвеля церкви. Совсем рядом горделиво взирал на подъезжающих гостей величественный господский дом работы знаменитого архитектора Кристофера Рена.

Дальний предок нынешнего представителя её величества в Институте, – двадцать третьего герцога Бедфордского, владелец столичного района Ковент Гарден, был приставлен надзирать за восстановлением Лондона после великого пожара в 1666 году. Тогда-то и завязалось тесное знакомство вельможи с великим зодчим. Недоброжелатели поговаривали, что герцогский особняк выстроен на деньги, отпущенные казной для восстановления города.

Но сотрудники Института, деловито спешащие по коридорам этого огромного здания, не слоны вникать в подобные обстоятельства. Здесь творится история порою куда более драматическая, нежели та, о которой сплетничали недруги рода Бедфордов.

Здесь творится история сопредельных миров.

Кропотливая, незаметная постороннему глазу и непонятная непосвященным работа кипит здесь повсюду: и в окруженной огромным парком чесвикской вилле, и в чопорных викторианских мезонинах, и в безликих коттеджах институтского городка, выросших, точно шампиньоны, на асфальтированной грядке ХХ века.

Смешение веков и стилей само по себе напоминает о сути работы Института. Непроницаемый периметр, воплотивший самые умопомрачительные новинки охранных технологий века ХХI, гармонично завершает эту своеобразную картину, служа ей чрезвычайно дорогостоящим обрамлением.

Голос Готлиба фон Гогенцоллерна в телефонной трубке звучал раздраженно:

– Ваша милость, я не знаю, где в данный момент находятся Уолтер Камдейл и Сергей Лисиченко. У этих господ своеобразное понимание слова «дисциплина». Если они не отвечают на ваши звонки, то, можете поверить, на мои они не отвечают тем более. Когда увидите этих джентльменов, будьте любезны передать, что я крайне ими недоволен.

– Непременно, – лаконично ответил Джордж Баренс, заканчивая разговор.

Ему, корифею отдела разработки, было хорошо известно, что педантичный аккуратист Гогенцоллерн не жалует своих чересчур своенравных подчиненных из Лаборатории рыцарства.

Как всякий преуспевший в кабинетной науке ученый, он искренне полагал, что все эти командировки в сопредельные миры безнадёжно портят и без того не слишком подходящих к роли адептов высокого знания людей. И не будь Вальдар Камдил и Лис одними из лучших институтских оперативников, он бы давно, всеми имеющимися ребрами, поставил вопрос об изгнании несносных козлищ из благопристойного овечьего стада. Но, увы, кому-то нужно было делать «грязную работу».

Джордж Баренс поднялся из-за стола и направился к двери кабинета. Его секретарша, услышав звук открывающейся двери, моментально свернула открытый на компьютере пасьянс и устремила пристальный взгляд в присланную утром вероятностную раскладку событийных рядов подконтрольных сопределов. Словно только сейчас заметив появление шефа, она повернулась, убирая локон со лба, и широко улыбнулась.

– Как ты думаешь, – обратился к ней руководитель отдела разработки, – Где сейчас можно разыскать Уолтера Камдейла и Сергея Лисиченко?

– В фехтовальном зале, – с романтическим вздохом ответила секретарша.

– Вы, как всегда, прекрасно осведомлены. – не скрывая иронии, кивнул Барренс.

– Стараюсь, – уже в спину проходящему начальнику, скромно ответила девушка, возвращая на монитор «Косынку».

Фехтовальный зал, оставшийся практически без изменений с последней трети XVII века, был полон народа. Еще из коридора раздавался гул множества голосов и звон клинков. Среди многоголосья отчетливо слышались пояснения Лиса:

– А камзолы они сымают потому, шо, ежели тулово продырявить рапирой, то на нём останется куртуазный шрам. Его при случае можно будет мамзелям демонстрировать, ну, а повезет, и мадамам. А что проку с дырки в камзоле? Одни убытки!

Барренс вошёл в зал. У стен, оживленно переговариваясь, жались ценители фехтовального искусства, многие в колетах и с тренировочным оружием в руках. Посреди зала, самозабвенно звеня шпагами, перемещались два лучших институтских фехтовальщика, признанные мастера клинка – Мишель Дюнуар и Уолтер Камдейл.

– Вот это, – на ходу пояснял зрителям Дюнуар, – «обман Анджело». Вот, глядите. Атака, батман, еще батман. Разворот…

Он повернулся, уходя с линии атаки, и резко послал клинок вперёд. Его оппонент скользнул в сторону, пропуская оружие мимо себя, и, в свою очередь, пояснил:

– Укол вслед за парадом у острия шпаги на человека неподготовленного производит фатальное впечатление. Часто несовместимое с жизнью. Но прием довольно опасен и для самого атакующего. Контролировать оружие противника на развороте почти невозможно. и контратака может последовать незамедлительно. Вот так – мулинет и, вуаля! Туше!

Он отсалютовал противнику:

– Продолжим?

– Нет, – вмешался лорд Баренс. – Джентльмены, пойдемте в мой кабинет. Сергей, вас также прошу присоединиться к нам.

– А я тут причем? Я тут не шалил, не кричал, железками не размахивал, слова нехорошие на стенах не писал. Даже постель с утра застелил!

Баренс молча покачал головой. Унять этого неуемного балагура не смог бы даже упомянутый здесь Доменико Анджело с его хитроумными фехтовальными приемами.

– Ну да, конечно, всегда так – продолжал Лис с такой горючей слезой в голосе, что ее можно было заливать в бензобак любого гоночного болида. – Трудовые будни – праздники для нас. На какой обочине миров на этот раз пикничок устраиваем?

– Всему свое время, – обнадёжил шеф отдела разработки. – Следуйте за мной.

– Располагайтесь, – скомандовал лорд Баренс дружной компании. Вот. Вот, посмотрите. Пришло утром из ближнего сопредела.

– А я так надеялся, что это приказ о прибавке к жалованию, – сокрушенно вздохнул Лис. – Пусть же прах моих надежд развеют над сейфами бухгалтерии, и вот, когда там вырастет много зелени…

– Сергей, – оборвал его Камдейл. – не время и не место.

– А по-моему – как раз место. Где ж еще прах надежд развеивать? А шо касательно тех проб агентурного пера, которые нам тут подсунули, то знаю я эти письма в редакцию. Стаци понаписывают семь верст до луны, и все лесом, а нам потом – заморишься пыль глотать.

– На этот раз, вероятно, именно так и будет, – обнадёжил лорд Баренс. – Вот только Хасан Галаади из отдела мягких влияний отнюдь не паникер.

– О, – глубокомысленно изрёк Мишель Дюнуар, углубляясь в чтение, – уже интересно.

– Даже интереснее, чем вы думаете. Вводная такая. Вы, конечно же, помните битву при Анкаре.

– Как же, помним, – подтвердил Вальдар.

– Ага, как щас помню! Погнали наши городских. Наши спереди, городские сзади.

– В ней Железный Хромец Тамерлан разгромил султана Османской империи, Баязида Молниеносного… – не обращая внимания на едкий комментарий оперативника, продолжил лорд Баренс. – В нашем мире эта победа фактически спасла Европу от нашествия Османов.

Как мы с вами помним, всего за несколько лет до того под Никополисом Османы в пух и прах разнесли объединённую армию крестоносцев. Тогда султан не сумел развить успех: большие потери, возня с осаждённым Константинополем, угроза нашествия с востока… Всё это не позволило нанести завершающий удар по Европе. А после разгрома под Анкарой у него и вовсе такого шанса не осталось. Тамерлан возил плененного султана за собой в клетке, пока несчастный не умер от огорчения.

– И шо? Здесь Баязид вжился в образ ручной обезьянки? Недобитые янычары по ночам тайно носили ему бананы, похищенные из тамерлановского обоза и гейши, ну, в смысле, одалиски, приходили плясать ему при свете луны…

– Читайте донесение, – оборвал поток его красноречия Баренс. – Как сообщает Хасан Галаади, работающий ныне дервишем в восточном секторе наблюдения, Баязид нашел общий язык с Тамерланом, и теперь они готовят совместный поход на Европу.

– Да, двух таких «подарков» для одной Европы многовато. – Покачал головой Мишель. – Позволю себе риторический вопрос: неужели по сей день в том сопределе не нашлось отчаянных храбрецов, которых бы Тамерлан допек столь невыносимо, что они пожелали бы рискнуть жизнью, дабы положить конец злодействам Железного Хромца?

– Ты имеешь в виду покушения? Они были. – Баренс повернулся к шкафу и достал одну из папок. – Тринадцать покушений только за последие шесть лет. И каждый раз они странным образом срываются. Порою очень странным образом.

Вот, посмотрите. Конечно, у Тимура непревзойденная контрразведка и служба безопасности, но даже это не объясняет всех провалов. Поглядите, например, покушение номер семь. Убийца-исмаилит смог подобраться вплотную к Тимуру. Он проник к нему в шатер, когда тот спал. Однако, стоило ему обнажить кинжал, он был укушен коброй и скончался в страшных муках.

– Кобра ночью? Да еще и в шатре Тамерлана?.. Действительно, странно.

– Не менее странно, чем внезапно сошедшая лавина, погубившая отряд курдских лучников, засевших над горной тропой, по которой двигался Тимур со своими приближенными. Десятки трупов вокруг – на Тимуре ни царапины.

– Ядрен-батон, мне б такую удачу, давно б в Сочи жил! – Восхитился Лис.

– Простите за каламбур, джентльмены, но для нас такая удача – большая неудача.

Европа обескровлена.

В Англии совсем недавно произошла смена династии, и положение монарха очень шаткое.

Во Франции, впрочем, как и на острове, только-только закончилась эпидемия чумы. Вдобавок к этому, в разгаре столетняя война, плюс безумный король на троне.

В Священной Римской империи – разброд и шатание. Сам император, просыпаясь утром, толком не знает – у власти он еще, или уже нет.

В Испании несколько сот лет не прекращаются войны с маврами. Италии, как таковой еще не существует, но тамошние герцогства со всем южным размахом заняты сварами друг с другом. Папа Римский им в этом активно помогает, а папа Авиньонский, который тоже притворяется Римским, строит козни направо и налево, желая вернуть себе трон Святого Петра.

– Ага. В общем, всем весело, и нам чуть-чуть.

– Вам будет значительно веселее, чем остальным, – пообещал лорд Джордж. – В связи с тем, что после разгрома при Никополисе Европа не может противостоять объединённым силам Тамерлана и Баязида, руководство Института приняло решение откомандировать в сопредел вас. Задача, как вы, несомненно, понимаете, лежит на поверхности: остановить вторжение.

– Ну вот, – обреченно констатировал Лис, – знал ли я, читая священную для каждого юного пионера книгу «Тимур и его команда», шо вот этими самыми руками, да по тимуровцам…

– Лис!!!

Глава 1

«Война состоит из непредусмотренных событий».

Наполеон I

Дорога была старая, почти непроезжая. Замшелые в человеческий рост дубы сомкнули над ней огромные кроны. Даже среди бела дня здесь царил полумрак. Лишь там, где солнце пробивалось меж ветвей, на камнях виднелись светлые пятна. От этого тропа через Арденны казалась покрытой белесой сыпью. Но и без того всякому было видно, что дорога при смерти. Глубокие промоины – следы весенних ручьев никто не засыпал, никто не разгребал сползшие с гор осыпи, никто не растаскивал упавшие поперек дороги деревья.

– Капитан! – Лис пришпорил коня, заставляя его перепрыгнуть через очередной древесный ствол, угрюмо лежащий на пути, – шо-то мне подсказывает, этот путь не ведёт в светлое будущее. Больше тебе скажу: ежели б не долбанные колдобины, я бы решил, шо это та самая дорога, мощеная благими намерениями. Скажи мне, как тактик и стратег в одном флаконе, о чём думали наши проходчики, когда монтировали камеру перехода в этом… как бы это выразиться, шоб не выразиться, нижнем загривке мира.

– О том, чтоб нас не засекли на выходе, – хмуро отозвался Вальдар Камдил. – Как обычно.

– Тогда б уже сразу на Южном полюсе ваяли. Там уж точно не засекут.

– Там нас ожидает слишком прохладная встреча.

– Да и здесь как-то полное наличие отсутствия присутствия оной: ни цветов, ни шампанского, ни девушек в кокошниках с хлебом-солью.

– Кокошники нам совершенно ни к чему, но одну девушку сейчас как раз предстоит разыскать. А насчёт шампанского – лучше не заикайся. Не забывай, что мы въезжаем в Бургундию, а её правители испокон веков считаются королями христианских вин.

– После вчерашней отвальной это обнадёживает. Слушай, капитан, а поведай мне вкратце, шо за очередная прекрасная дама нарисовалась на нашем тернистом пути, и какое отношение она имеет к попранию и потоптанию вражинских полчищ?

– Баренс же объяснял…

– Пока он объяснял тебе, благородному рыцарю, каких гоблинов надо будет оттроллить, я занимался серьёзным делом – подбирал… нет, лучше будет сказать отбирал у хозчасти подарки для всяких праздношатающихся VIP-персон. Ты же у нас кто? Странствующий рыцарь в поисках десятки? Ни фига ни разу! Ты – секретный посланец таинственного и могущественного пресвитера Иоанна! Звезды Востока и христианского Императора затуманных царств. И ведь шо показательно: все про этот свитер еще с колыбели слышали – никто не видел. Я, между прочим, тоже слышал. И без всяких там Баренсов. Там золотоносные муравьи ежедневно притаскивают в закрома родины по пуду драгметаллов. Ты, кстати, не знаешь, где у них муравейник? Я бы десяток-другой прихватил.

– Лис! Только не говори мне, что ты собираешься раздавать добытое непосильным трудом насекомых золото местной знати.

– Капитан, ты из берегов-то не выходи! Я шо, по-твоему, неизлечимо болен?

Мы же тайными тропами едем с Востока, причем довольно-таки дальнего! Я прихватил чёрный перец, гвоздику и прочих драгоценных пряностей из гастронома. Всё думал – вытряхивать их из пакетов, или ну его. Только представь: вваливаемся мы к герцогу, выкладываем на стол расфасованные в пакеты с индийской вязью специи для плова. Светлость щупает товар и, горя взором, понимает, что заморский Ваня нереально крут, потому как ни на каком ткацком станке целлофан не соткёшь, а применение эдакого материала, скажем, в женской одежде, неминуче привело бы к демографическому взрыву в Европе, столь необходимому в её, не пойми меня правильно, критические дни.

– Лис, тебя опять куда-то понесло. Дай отдых языку.

– Не дают позаботиться об Европе! Более того, слова не дают сказать! Душат прекрасные порывы. Но если правде затыкают рот, она говорит другим способом!

– Лис!!!

– Ну ладно, шо ты кричишь? Сейчас как набегут все лисы из леса, – тебе сильно полегчает? Я только хотел дать тебе возможность собраться с мыслями, шоб поведать о прекрасной даме, к которой стоит наш путь.

– Лежит, – поправил Камдил.

– Путь к прекрасной даме? Ну, тебе видней.

Камдил подавил тяжкий вздох и безнадёжно махнул рукой.

– Начать придется с небольшой предыстории. Когда Тамерлан взял в плен Баязида, он в свойственной ему манере решил сокрушить, но теперь уже не военную мощь владыки правоверных, а его султанское величие.

– Про клетку я уже слышал, – напомнил Лис.

– Клетка здесь не при чём. Камера, клетка, – лишь досадные превратности судьбы. Тамерлан – большой выдумщик на тему, как бы побольнее пнуть ближнего. Но здесь Баязид сам подставился. Надо же было ему написать Тамерлану в вызове на бой похабную чушь по поводу гарема Железного Хромца. Я не исключаю, что Владыка Самарканда и сам уже чувствует, что в его годы бегать за красотками ещё можно, но вспомнить, зачем, удается не всегда. А тут ещё сорокалетний «юнец» напоминает, что лучшие годы жизни позади.

– Ну, понятно. Мужик обиделся. Дальше-то что?

– Дальше? Первым делом, разгромив султана, Тимур отловил его гарем…

– Ну и…

– Ну и не угадал. Повелитель Самарканда распустил жён по домам.

– Офигеть! Буквально, красноармеец Сухов. И что нам с тех освобождённых женщин Востока?

– Нам с тобой нужен лишь один цветок из всей благоуханной клумбы владыки правоверных. Среди многочисленных тамошних гурий и пери затесалась некая красавица, именуемая Анна Венгерская. Как утверждает наш общий друг Хасан Галаади, девушка не только хороша собой, но и весьма сообразительна. Избавление от брачных уз застало её в то время, когда она методично и уверенно расчищала себе дорогу к сердцу Баязида и, понятное дело, к власти над Османской Империей.

– Достойная женщина. Чем-то напоминает прелестную Никотею.[1]

– Упаси Бог! Но одно можно сказать точно. Распустив всех прочих султанских красоток, Тамерлан целых три дня провел, общаясь с Анной.

– Общаясь, или «общаясь»?

– Общаясь, – уточнил Камдил. – Во всяком случае, так пишет Хасан. А на исходе третьего дня он призвал к себе благородного рыцаря Сотомайора, посланного к нему королём Испании с изъявлением самых дружеских чувств и едва ли не братской любви…

– Братская любовь у монархов – дело известное: чуть зазевался, – тут тебе и братская могила.

– Тамерлан и «зазевался» – слова из разных словарей.

– Так вот, Повелитель Счастливых Созвездий, как именуют Тимура в Самарканде, приказал Сотомайору отправляться в обратный путь и сопровождать прелестную венгерку туда, куда она пожелает. Более того, Железный Хромец снарядил корабль и отсчитал рыцарю столько золотых кругляшей, что на эти средства можно было организовать круиз вокруг Земли.

– Ну что за непруха! Где ж я был в это время? Шо ж Хасан раньше не подсуетился? Мы ж лучшие в мире сопровождатели прекрасных дам! Ну-ну, рассказывай дальше. Уже интересно.

– А что дальше? Сотомайор выполнил полученное ему дело с честью и привёз очаровательную венгерку в Бургундию.

– Так. Шо-то я запутался. Я, конечно, понимаю, шо на глобусе Украины Венгрия обозначается бутылкой токайского в кольце сухой колбасы салями. Но где все это, а где – Бургундия!

– Анна в более или менее близком родстве практически со всеми монархами Европы. К примеру, её кузина по совместительству приходится женой здешнему герцогу.

– А-а. Ну, понятно. Годы разлуки с любимой сестричкой.

– Почти, – кивнул Вальдар. – Если ты помнишь, Бургундия на сегодняшний день – едва ли не самое богатое государство Европы. А у Анны, ко всем её прелестям, есть одно маленькое, но замечательное достоинство…

– Ну-ка, ну-ка! Разговор коснулся женских достоинств?! Я замер в ожидании.

– Оставь свои шуточки! Прав на престол Священной Римской Империи у неё едва ли меньше, чем у нынешнего Императора Сигизмунда. Так что счастливец, заполучивший её в жёны, да к тому же поддержанный герцогом Бургундским, имеет очень неслабый шанс взойти на императорский трон.

– Ага, вот такая вот золотая невеста. Умница, красавица, с хорошим приданым. Я так понимаю, капитан, план, как говорится, подкупающий новизной: мы с тобой аккуратно разгоняем всех прочих воздыхателей, а дальше вы под колокольный звон и марш лейб-гвардии атаманского полка – к алтарю, кольцами меняться. Дельная мысль! Императорский трон – вполне удачное место для поднятия волны и одновременно дубины народного гнева.

– Об этом говорить преждевременно. Но, как утверждает Хасан, и не верить ему оснований нет, в нашем деле Анна может стать ключевой фигурой. Во-первых, она лучше, чем кто бы то ни было в Европе, разбирается во всех хитросплетениях интриг султанского двора, а возможно, и окружения Тамерлана. Что, как ты понимаешь, для нас жизненно важно. Во-вторых, необходимо срочно выяснить, не завербовал ли Железный Хромец принцессу Анну. Подумай сам, что может статься, если в момент нашествия объединённого воинства на Европу оплот и, буквально, ось христианского мира – Священная Римская Империя в один момент капитулирует перед захватчиками.

Лис остановил коня:

– Хм. Щас подумаю.

Он спешился и зашагал к ближнему подлеску.

– Ты не волнуйся, я быстро думаю.

Сергея не было довольно долго. Когда же он, наконец, появился, лицо его казалось если не встревоженным, то, уж точно, удивлённым.

– Капитан, есть две новости.

– Хорошая и плохая?

– Это как посмотреть. Ну, первая лежит на поверхности. Я подумал и решил: Европе будет хреново. Совсем кырдык ей будет.

– А вторая?

– Вторая новость странная. Идём-ка со мной.

Камдил последовал за напарником, и через несколько минут друзья оказались на небольшой, изрядно вытоптанной поляне.

– Вот, погляди, Вальдар, – Лис указал на сырую от утренней росы землю. – Видишь след?

В продавленной грязи виднелся чёткий отпечаток медвежьей лапы.

– Да-а, большой зверюга, – прикинув по размеру следа величину животного, констатировал Камдил.

– Не маленький. – Лис потянул друга к ближайшему дереву. – А вот ещё следы. Здесь – обутой ноги, здесь – разутой. А вот здесь уже и медвежьей.

– Ты хочешь сказать… – медленно проговорил Вальдар.

– То, шо я хочу сказать, лучше никому не слышать. Но, сдаётся мне, я знаю, почему эта дорога стала непроезжей. Таких следов разного размера я насчитал по округе не меньше дюжины.

– Медведи-оборотни?

– Если бы я впервые отправлялся в сопределы, я бы с возмущением отверг столь антинаучную версию. Представляешь, что сказал бы на эту тему старина Готлиб?! Но, поскольку этот выезд даже не десятый… Вальдар, убираться бы отсюда надо поскорее, а то эта венгерско-бургундская Анна и не всплакнёт, оставшись в неведении, как много она потеряла, лишившись внимания двух столь обаятельных кавалеров.

– Это верно, – Камдил положил руку на эфес меча. И в этот миг закрытая связь зарокотала в голове бархатистым низким голосом Мишеля Дюнуара.

– Джокеры, как там у вас погода? Как устроились на новом месте?

Опахало из страусовых перьев поднималось и опускалось над головой Повелителя Счастливых Созвездий. Мускулистые невольники-эфиопы без устали обмахивали восседающего на троне старца. Золоченый трон, украшенный самоцветными каменьями, выложенный резными пластинами слоновой кости, стоял в видавшей виды походной юрте. Этот шатер из белого, со временем посеревшего войлока, прошел с Тамерланом от Самарканда до Адрианополя и помнил грозного старца еще молодым и полным сил воином.

В отличие от шатра, трон прежде значился меж символов власти султана Баязида, но теперь поверженный властитель, ещё недавно гордо носивший звание Тени Аллаха на Земле, сидел чуть поодаль хмуроликого завоевателя на низкой кошме, заваленной расшитыми шёлком подушками. Баязид казался погруженным в размышления. По всему видать, невеселые. Ладонь его красовалась на рукояти бесценного кинжала, шедевра непревзойденных дамасских мастеров. Другая рука султана нервно теребила за спиной золотую кисть подушки.

Лишенный величия повелитель старался не глядеть на человека, стоящего перед грозным Тамерланом с таким дерзким видом, будто не ведомо было всем и каждому от полноводного Инда до Срединного моря, что следует унижено преклонять колени и опускать очи долу пред живым воплощением карающего меча в руке Аллаха.

Человек, дерзнувший прямо глядеть на повелителя, пожалуй, был не старше султана, хотя длинная борода и прибавляла ему лет. Рваная шерстяная накидка висела на нём клочьями, и он то и дело придерживал спадающий с плеча лоскут выцветшей грубой ткани.

– Ты ли тот человек, которого именуют Хасан Галаади?

– Я, великий амир.[2]

– Знаешь ли ты, кто перед тобой?

– Догадаться не сложно, даже ни разу прежде не видав. Слава Тимура мчится впереди самых быстрых всадников из твоих орд.

– Отчего же тогда стоишь, как степной байбак?

– Льстецы именуют тебя, амир, мечом Аллаха. Всякий день пять раз я преклоняю колени пред могуществом отца всех правоверных, но пристало ли так же воздавать хвалу его мечу, поясу, сандалиям?

Баязид нахмурился, опустил глаза, но искоса глянул на своего победителя. Ему показалось, что на лице Тамерлана быстро, точно кобра по раскалённому камню, скользнула усмешка. Скользнула и пропала.

– Ты дерзок, Хасан Галаади. Очень дерзок. Знаешь ли ты, что я могу казнить тебя за это?

Дервиш безучастно пожал плечами:

– Если будет на то воля Аллаха.

– Ты что же, – заинтересованно подняв брови, спросил Тамерлан, – хочешь убедить меня, что не дорожишь жизнью?

– Всякая тварь под небом дорожит жизнью. И букашке, втоптанной в пыль копытами твоего скакуна, и даже кедру, из которого сделан трон, ныне ставший твоим, была отрадна жизнь. Но посредством творений своих на Земле Аллах осуществляет свои высокие, неподвластные разумению смертных, замыслы. И ты, великий амир, и низвергнутый султан Баязид, и я – нищий дервиш – лишь части божьего плана. Чего бы ни желали ты или я, лишь Его замысел – воплотится!

Тамерлан улыбнулся, уже не скрывая более, что ему нравится разговор.

– Ты и вправду мудр и красноречив, как о том рассказывают.

Хасан Галаади молча воздел ладони к небу.

– Говорят также, – продолжал Железный Хромец, – что ты обладаешь даром пророчества.

– Я – не Магомед, не Иса, не Муса, мир праху благочестивых. Не верь глупцам, сеющим пустоту и разносящим слухи. Мне ни к чему присваивать чужое звание, сколь бы лестно оно не звучало.

– Но ведь правда, что ты предсказал Баязиду победу при Никополисе?

– Я хорошо знаю западных варваров. Они храбры, но тщеславны. Каждый из них в бою рвётся вперед, а следовательно, никого не заставишь прикрывать спину собрата по оружию. Ибо второму не достанется ни славы, ни добычи. Под Никополисом собралось большое войско, но каждый из отрядов шёл под своими знамёнами. В часы мира эти воины не верили друг другу, в бою же мешали. Лишь гнев Аллаха мог помешать Баязиду сокрушить неверных. Я же вопрошал просветленного учителя моего Абу-Хамида, вознесённого к престолу Господнему и он поведал мне, что Аллах благоволит к Баязиду.

– Но ведь ты предрек ему и разгром при Анкаре.

– Разве это сложно было сделать?

Хасан кинул взгляд на помрачневшего султана:

– Он рвался в бой не менее, чем до того храбрецы из полчищ христианских варваров. Оттого и бросил выгодную позицию и поспешил навстречу тебе. Вернее, Баязид думал, что спешит навстречу. Всякому, кто со вниманием и усердием следил за твоими победами, великий амир, ясно, что ты не стал бы медлить, дожидаясь врага, а уж тем паче, отступать. Это значило лишь одно. Ты пошёл иным путем, более длинным, но зато изобилующим пастбищами и источниками воды. Баязид, спеша вкусить плоды великой победы, повёл войско короткой дорогой, страдая от голода, жажды и жары. И жестоко обманулся в своих надеждах, так и не обнаружив тебя. Вернее, обнаружив, но у себя за спиной. На той самой оставленной им позиции.

Галаади на мгновение замолчал.

– К тому же, я говорил ему, что сербы ненадёжны, и оставят султана, едва появится возможность. Но это тоже не было откровением свыше. Можно ли полагаться на тех, чьи отцы и братья были убиты твоими руками?

– Что ж, это верно, – кивнул Тамерлан. – Похоже, ты хорошо разбираешься в военном деле.

Хасан со вздохом покачал головой.

– Разве то, о чём я сейчас говорил, имеет отношение к военному делу? Люди остаются людьми, надет ли на них железный панцирь, или ветхое рубище. Я не пекусь о мирских знаниях, ибо передо мной океан истины, заключенный в сердце каждого правоверного, а познавая свою душу, познаешь и своего Господа.

– Ты говоришь мудро, Хасан Аль-Саббах, прозванный Галаади, и все же ты лжёшь! Разве Баязид не послал янычаров, чтобы они привели тебя?

– Послал, великий амир.

– Но ты отказался идти.

– И вновь каждое твое слово истинно. Я был погружен в благочестивые размышления о сказанном в «Заповеди пророка»: «Говорить людям по степени их разумения».

– Тогда они попытались силой привести тебя.

– И снова верно. Увы, так и было. Они набросились на меня, как гиены на смиренного агнца.

– Но ты избил их и обезоружил.

– Не я избил, но мой посох. Я же увещевал их кроткими словами, умоляя оставить меня и не чинить насилия. Но ведь, если заповедано говорить людям по степени их разумения, то палка оказалась ближе к разумению янычар, нежели человеческая речь.

– И всё-таки ты пришел сюда, – не скрывая интереса, усмехнулся Железный Хромец.

– Я надеялся отыскать здесь тех, чьё разумение не нуждается в палке, и, что отрадно, не ошибся.

– Но где ты выучился так ловко владеть посохом?

– Я много странствовал, великий амир, – уклончиво ответил Галаади.

– Это понятно и без слов. А откуда ты родом?

– Из Галаада в Трансиордании.

– Стало быть, ты принадлежишь к роду Халила, как и пророк Магомед, мир праху его.

Тамерлан задумался на мгновение.

– А что ты скажешь, Хасан Галаади, если я предложу тебе следовать с моим войском?

– Я откажусь, великий амир.

– Почему?

– Я не желаю следовать с войском, как и путешествовать со стадом мулов, ибо не воин, и не мул.

Тамерлан рассмеялся, что в последние годы случалось с ним редко.

– А если я предложу тебе сопровождать меня?

– Я сочту это предложение разумным, великий амир. Трудно отыскать ещё одного столь необычного человека, длань которого, возможно, служит Аллаху для воплощения замыслов его.

Повелитель Счастливых Созвездий хлопнул в ладоши, и в покрытую верблюжьими шкурами палатку вошел, почти вкатился обряженный в парчу евнух. Тамерлан едва бросил на него взгляд и сделал неопределённый жест рукой, вполне достаточный для ревностного служителя. Спустя мгновение на расстеленном перед троном ковре появился низкий лакированный столик, на котором беспорядочно, но густо были водружены ароматные яства и чаши, полные кумыса.

– Ты разделишь с нами трапезу, Галаади?

– Я был счастлив разделить с тобой беседу, великий амир. Подобная же трапеза не подобает дервишу.

– Что ж… – опечаленно вздохнул Тамерлан. – Тогда ступай. Но впредь, когда я призову тебя, не избивай моих людей.

– Не присылай мне воинов с оружием. Присылай верных тебе с добрым словом.

– Да будет так, – улыбнулся Повелитель Востока.

Дервиш поклонился и направился к выходу, спиной чувствуя недобрый взгляд единственного глаза Баязида. У самого полога шатра суфий ещё раз остановился, касаясь перстами лба и к груди и складывая руки перед собой. В тот миг, когда он притронулся к священному амулету, висящему под грубой шерстяной накидкой, в голове моментально активизировалась закрытая связь.

– Джокеры, Вагант, я – Дервиш. Приветствую вас в сопределе. Вербовочный подход, кажется, прошёл успешно. Хотя с Тамерланом, как вы понимаете, ни о чем нельзя говорить наверняка.

– А вот Штирлиц знал наверняка. Хотя Наверняк об этом не подозревал.

– Серёжа, погоди, – вмешался Джокер I, – как там обстановка?

– Как водится, – Хасан поднял глаза.

Примерно в миле от лагеря столбом поднимался к небу чёрный дым. В его клубах смутно просматривались некогда песочно-желтоватые городские стены. Неподалёку от разрушенной крепости едва заметные с холма суетились люди. Они убегали, возвращались, что-то высыпали из корзин на землю. Куча становилась всё выше и выше, а люди сноровисто, явно не впервые, продолжали делать своё дело.