Родить Минотавра Шведов Сергей

Калай, видимо, решил, что давно оторвался от своего преследователя и никаких мер предосторожности не взял. Элем неожиданно вынырнул из-за угла и нанёс ему удар кулаком по печени, а потом ещё добавил ребром ладони по худой шее. Калай обиженно хрюкнул и прилёг на мостовую. Элем сноровисто связал ему руки его же собственным поясом. Оставалось найти местечко потише, чтобы допросить негодяя. – Элем, – очухавшийся Калай был не столько напуган, сколько удивлён.

Элем солидно молчал, давая возможность горшечнику почувствовать важность переживаемого момента. Калай почувствовал, во всяком случае, глаза его стали округляться от страха. – Мне жаль тебя Калай, – сказал Элем голосом, от которого у него самого побежали мурашки по телу. – Ты оскорбил божественного быка, и он сам решил тебя наказать.

– Но я ведь ни в чём не виноват, – пискнул горшечник. – В Эбире нет человека более преданного божественному быку, чем я. – И твоя преданность заключается в том, что ты болтаешься по притонам и поливаешь грязью божественную корову Огеду, верховного жрёца Атемиса и даже, несчастный сын гиены и шакала, осмеливаешься усомниться в сошествии божественного быка на землю Эбира и сеешь семена неверия в других.

Возможно, в этот раз голосу Элема не хватило значительности, а возможно этот голос был настолько хорошо знаком Калаю, что никак не совпадал в его представлении с божественной сутью, но в глазах горшечника появились весёлые огоньки.

– Слушай, Элем, ну признайся, что ты просто дурака валяешь по приказу Атемиса, а потом можешь даже убить меня.

– Тебе очень не везло в этой жизни, горшечник. А все твои несчастья оттого, что ты мнишь себя умнее других. Сколько тебе заплатили?

– Десять оболов. – Всего-навсего?! – удивился Элем. – И за такую жалкую сумму ты рискуешь своей шкурой?

– Десять оболов мне платят каждую ночь. Этого вполне хватает, чтобы вволю погулять в трёх-четырёх кабаках и пощупать девочку на выбор, а, кроме того, я тебя ненавижу, Элем, – ты выскочка. Я никогда не поверю, что божественный Огус польстится на такого грязного бродягу, как ты.

– Ещё один твой недостаток, Калай, – ты завистлив. Разве ужасная смерть трёх негодяев в спальне божественной коровы недостаточное доказательство моей силы? – Не морочь мне голову, Элем, – криво усмехнулся Калай. – Это работа жрецов Атемиса, а уж никак не твоя. Только эти живодёры способны так искромсать человеческое тело.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Элем. – Допустим, ты прав, но в таком случае у меня есть к тебе предложение: проводи меня к тем людям, которые платят тебе за труды.

Калай удивился, во всяком случае, ответил не сразу, а даже попытался почесать голову связанными руками.

– А ты уверен, что тебе этого хочется, Элем, – ведь они разорвут тебя на куски. – Ну а ты-то чем рискуешь? Я даже согласен поменяться с тобой местами.

– Каким это образом? – на лице недоверчивого горшечника было написано сомнение. – Ты скажешь этим людям, что выследил меня в «Пёстрой бабочке», оглушил и связал. За меня ты можешь требовать не десять паршивых медяков, а двадцать или даже тридцать золотых монет. За такие деньги можно купить три таких кабака, как «Шмель».

Предложение Элема потрясло горшечника до глубины души, у него даже пот выступил на грязном лице: – Первый раз вижу человека, который так жаждет мучительной смерти – Кто знает, – усмехнулся Элем. – Быть может, мы договоримся с твоими хозяевами полюбовно. – Отчаянный ты человек, барабанщик. Но, в конце концов, ты сам выбрал этот путь, а куда он тебя приведёт – не моя забота. Только учти, мой наниматель в этом деле не главный. По слухам, всем заправляют знатные эбирские мужи Дерик и Ташал, но полной уверенности в этом у меня нет.

– Веди сюда своего нанимателя, – Элем развязал руки Калаю. – А там видно будет.

Калай скользнул прямо в разинутый зев «Шмеля». Элем твёрдо рассчитывал на помощь божественного быка, хотя в случае крайней нужды готов был и к самостоятельным действиям. Только бы Дерик и Ташал заглотили наживку, а там уж эбирский барабанщик сумеет проявить себя во всём блеске. Зря одна красивая и знатная женщина считает его полным ничтожеством.

Дерюгин явно нервничал, и Тяжлов с неудовольствием это отметил. Нет слов, загадочная смерть Рекунова событие пренепреятнейшее, тем более что случилось оно незадолго до выборов, будь они неладны, но это ещё не повод для того, чтобы впадать в панику. На Юрия Владимировича слишком уж сильное впечатление произвёл визит пустобрёха Астахова. Чёрт знает, что он здесь наплёл. – Шизофреник какой-то, – не выдержал Дерюгин.

– Совершенно с тобой согласен. К тому же у этого шизика на тебя зуб, и ты знаешь, откуда он вырос.

Дерюгин в ответ на Тяжловское замечание ухмыльнулся и успокоился, кажется, до такой степени, что смог приступить к серьёзному разговору. Тяжлов знал Юрия Владимировича вот уже лет десять, из коих последние пять особенно близко, ценил за ум и деловую хватку и был удивлён и даже слегка разочарован его реакцией на пустые угрозы. Эка фигура, скажите на милость, Астахов. Николай Ефимович тоже, надо признать, в какой-то момент был сбит с толку чрезмерно напористым следователем Чеботарёвым, но давно уже успел обрести себя и собраться для отпора. В жизни он много чего пережил и повидал такого, что не шло ни в какое сравнение с нынешними дрязгами. Ещё при Советах едва

в тюрьму не угодил из-за суммы, смешно даже сказать, в пять тысяч тогдашних рулей. И светило Николаю Ефимовичу никак не менее десяти лет. Вот как тогда обращались с ценными кадрами, а ныне для чиновного человека не служба, а рай. Не говоря уже о материальных стимулах. Может, в материальных стимулах и лежит суть Дерюгинского страха? Жалко Юрию Владимировичу терять нажитое, пусть и не совсем честными, но тяжкими трудами. Экий приличный особнячок он себе отгрохал для интимных и деловых встреч. И уж конечно переезжать из таких палат на нары нуда обиднее, чем из хрущобы. Но пока ни о каких нарах даже речи не идёт.

– Что Чеботарёв говорит об убийстве Рекунова? – спросил Дерюгин.

Следствие по делу о взрыве в Рекуновском доме вёл Березин, мужик покладистый и готовый к сотрудничеству с солидными людьми. Причиной взрыва он считал неосторожное обращение с газом. И эксперты, и свидетели это подтвердили. Халилов даже показал, что почувствовал то ли запах, то ли стеснение в груди, поэтому пошёл открывать окно. Окно он открыл, но в это мгновение Селянин захотел побаловаться сигареткой.

– Поначалу он давал другие показания, – напомнил Дерюгин. – Шок, – пожал плечами Тяжлов. – Мало ли что может померещиться человеку в таком состоянии.

– Любопытная история. И думаю не всё в ней так чисто, как думает Березин. Вот почитай, что пишет Резанов.

Тяжлов поморщился в ожидании очередной порции компромата на солидных людей, но с облегчением увидел всего лишь отрывок из романа. По мнению Николая Ефимовича, это был абсолютный бред. Но чего только нынешние газеты не печатают.

– Обрати внимание на фамилии – Дерик и Ташал, это мы с тобой. – Ты сам догадался? – удивился чужой прозорливости Тяжлов. – Агния подсказала, – нахмурился Дерюгин. – Но по моим сведениям Резанов опасный псих. Это безотносительно к тому, что о нём Астахов наплёл.

– Не убивать же его за то, что он псих, – возразил Тяжлов. – Да ещё и подставляясь при этом самым дурацким образом. Может, твоя Агния на руку муженьку играет? Сговорились и теперь морочат нам голову. Стоит только согласиться на устранение Резанова, и они нас до конца жизни доить будут. – Очень даже может быть, – кивнул головой Дерюгин. – Я пригласил Резанова, хочу с ним поговорить откровенно. Тем более что он сам напрашивается на встречу с Дериком и Ташалом.

– Пожалуй, – согласился Тяжлов. – Историю с Ксенией надо заканчивать. Губернатор страшно недоволен поднявшейся суетой. Покушение на беременную женщину – скандал. Чёрт бы побрал этих урок.

– Поторопились мы с банкротством банка. – Зато какая была возможность спрятать концы в воду, – вздохнул Тяжлов. – Кто ж знал, что дрянная бабёнка взъерепенится.

Дерюгин вдруг подхватился на ноги и бросился к окну. Тяжелов посмотрел на него с удивлением. Вот ведь издёргался человек, прямо весь на нервах. До чего же народ пошёл жидковатый.

– Выстрел, – испуганно охнул от окна Дерюгин. – Да брось ты…

Тяжлов не докончил фразы, ибо за первым выстрелом тут же прозвучал второй. Ошибиться было нельзя, стреляли буквально в нескольких шагах от Дерюгинского дома.

– По-моему, там человек лежит у ворот, – дрогнувшим голосом сказал Дерюгин. – Василий, проверь.

Дерюгинский шофёр, по совместительству и охранник, застучал ботинками в прихожей, заскрипел входной дверью. Встревоженный Тяжлов поднялся с удобного кресла и подошёл к окну. Шагах в тридцати от входных дверей лежал человек, слабо освещённый уличным фонарём. Охранник, держа в руке пистолет, и озираясь по сторонам, осторожно приблизился к телу, заглянул в лицо и тут же заспешил обратно, перейдя с шага на бег.

Дерюгин с Тяжловым выдвинулись ему навстречу. – Мёртвый он, – сказал тяжело дышавший Василий. – Лицо и грудь в крови. По-моему это Резанов.

– Откуда ты его знаешь? – Он за нами уж который день ездит. В «скорую» надо звонить и в милицию. – Вот чёрт, – выругался Дерюгин. – Иди, звони.

Пока Василий что-то бубнил расстроенно в трубку, Дерюгин с Тяжловым рискнули выйти во двор. Близко подходить к убитому, однако, не стали. С улицы во двор через невысокую ограду заглядывали двое любопытных, но вопросов пока не задавали.

– Неужели действительно Резанов? – Дерюгин сделал шаг в сторону убитого. – Не надо, – остановил его Тяжлов. – Наступишь в кровь, оставишь следы. Да вот уже, кажется, и врачи.

«Скорая помощь» действительно ждать себя не заставила. Коротко рявкнув сиреной, она остановилась напротив дома, и три человека в белых халатах и с носилками вбежали в Дерюгинский двор. Юрий Владимирович вздохнул с облегчением. Тяжлов сделал было несколько шагов навстречу медикам, но те не обратили на него внимание. Николаю Ефимовичу пришлось довольно громко окликнуть их: – Живой? – Пульс едва прощупывается, – откликнулся врач и обернулся к помощникам: – Несите быстрее.

Тело погрузили на носилки и потащили к машине. Включив мигалку и звуковой сигнал, «Скорая» рванулась с места. Дерюгин с Тяжловым переглянулись. Врачи сработали на удивление оперативно, еще и пяти минут не прошло, как прозвучали выстрелы.

– Увезли? – спросил Василий. – В милицию дозвонился?

– Сказали, сейчас будут.

Ночь выдалась довольно прохладной, а недавно посаженная во дворе куцая аллейка была пока что слабой защитой от ветра и начавшегося дождя. – Откуда стреляли? – спросил Тяжлов у охранника, но тот в ответ только руками развел.

Милиция задерживалась. Тяжлов продрог, а Дерюгин изнервничался. Вернувшись в дом, хозяин потянулся было к водке, но Тяжлов его остерёг. – Неужели Резанов? – повторял Дерюгин надоевший Тяжлову вопрос. – Черт знает, что могут подумать.

– Да кто подумает-то, – не выдержал, наконец, Николай Ефимович. – Что ты завибрировал, в конце концов. Я свидетель. Василий свидетель. Наконец, два олуха за забором всё видели. Вычислят траекторию выстрела. Подтвердят, что стреляли с улицы.

– Тела-то нет, – напомнил охранник. – Как же они её вычислят. Я в кино видел, как вокруг трупа контур мелом обводили, а уж потом труп забирали. – Врач сказал, что он живой, – рассердился Тяжлов. – Какой может быть контур, человека надо спасать.

Разговор выходил дурацкий, но и молчать сил не было. Тяжлов попросил Василия заварить чаю, и тот ушел в кухню, с трудом унимая волнение. Охранник, прости Господи. Крови испугался. Вот ведь подобрались кадры, сплошные неврастеники

– Это Халилов, – почти взвизгнул Дерюгин. – Захотел меня подставить и пришил Резанова прямо под моими окнами.

– Если пришил, то с него и спрос.

Тяжлов посмотрел на коллегу с осуждением. Надо же, такой по виду крутой мужчина, с лицом героя боевика, и вдруг расплылся как кисель в самый неподходящий момент. Легко им всё досталось. Сам-то Тяжлов с самых низов поднимался: от станка в мастера цеха, от мастера в парторги завода, потом райком, райисполком… А эти раз два и в дамках. Менеджеры. Из комсомольских вожаков сразу в замы главы администрации области. Тут у кого хочешь, голова закружится. Дорога для них мёдом была вымазана. Ни тебе КГБ, ни партийного контроля. То Ямайка, то Америка. Презентации, пятизвёздочные отели, роскошные любовницы. А кишка тонковата. Если эта роскошь вам, ребята, почти даром досталась, то ещё не факт, что вы её удержите. В этой жизни рано или поздно, за всё приходится расплачиваться

– Чёрт знает что, – не выдержал, наконец, уже и Тяжлов. – Как у нас правоохранительная система работает.

Николай Ефимович взялся за трубку, назвал себя и потребовал объяснений. В дежурной части на фамилию и должность среагировали, но изрядно подивились претензии. По их словам вызова из Дерюгинского особняка не поступало. Точнее, он поступил, но минут пятнадцать назад из автомата. Так что машина вот-вот будет.

– Василий, ты до милиции дозвонился? – А как же, – удивился охранник. – Сказали – едем. – Вот народ! – Тяжлов в сердцах едва не плюнул на ковёр. – Больше часа прошло, теперь будут врать и изворачиваться.

– Может, Василий впопыхах не туда попал? – предположил Дерюгин. – «Скорая» их должна была поставить в известность, – возразил Тяжлов. – И наверняка поставила.

Через двадцать пять минут машина всё-таки подъехала. Тяжлов вздохнул с облегчением, увидев в окно сухощавую фигуру следователя Чеботарёва. Среди сопровождавших следователя лиц Тяжлов опознал и знакомого опера, хитроватого и нагловатого капитана, весьма приличных габаритов.

– Человека не то убили, не то ранили, – пояснил Николай Ефимович. – Прозвучали два выстрела, мы, естественно, бросились к окну и увидели тело.

Чеботарёв спокойно выслушал Тяжлова, потом Дерюгина и, наконец, Василия. Сидел он у стола нахохленный и явно чем-то недовольный, полы чёрного плаща топорщились, как крылья ворона. Да и вообще во всей его фигуре было что-то от нелюбимой Тяжловым птицы. – А где труп-то? – спросил Корытин. – Так увезли, – сказал Василий. – «Скорая» увезла.

Чеботарёв, отправив опера на улицу, сел на телефон. К удивлению Тяжлова, он стал обзванивать больницы. И обзванивал с результатом неутешительным. Во всяком случае, минут через двадцать он сообщил заинтересованным лицам потрясающую новость.

– Человек с огнестрельными ранениями в больницы города сегодня ночью не поступал.

– Может, умер по дороге, – предположил Тяжлов. – Отправили сразу в морг. – Морги я обзвонил, результат тот же самый.

– Собственными глазами видел, – растерянно произнёс Василий. – Лицо в крови. Похож на Резанова.

– А вы что, ждали Резанова? – вскинул глаза на Дерюгина Чеботарёв. – Мы договорились о встрече. Почему бы не поговорить, интеллигентные же люди… – Вы утверждаете, что убитый – Резанов?

– Ничего мы не утверждаем, – вступил в разговор Тяжлов. – Это шофёр предположил. А мы с Юрием Владимировичем близко к телу не подходили.

– Не оказали помощь пострадавшему? – Это вы бросьте, Виктор Васильевич, – возмутился Тяжлов. – Просто не успели. «Скорая», видимо, была поблизости, потому что подъехала буквально через три минуты. Врач сказал, что пострадавший жив. И тут же они его увезли. – Значит, вы не уверены, что это был Резанов? – повернулся Чеботарёв к Василию. – Я Резанова пару раз мельком видел, – пошёл на попятный охранник. – Запомнил только джинсы и кожаную куртку. Этот тоже был в джинсах и куртке, а лицо в крови. Ну а поскольку Юрий Владимирович ждал Резанова, то я подумал, что это он.

– Вы его вблизи рассматривали? – Не подходил он к нему, – опять вмешался в разговор Тяжлов. – Десяти шагов не дошёл.

– Кровь увидел на лице, – признался Василий. – Жутковато стало. – А выстрелы вы слышали?

– Я ничего не слышал, – сказал Василий. – Я телевизор смотрел. Вот тут, в прихожей. – А по телевизору шёл боевик?

– Боевик. – А в боевиках, как известно, стреляют, – усмехнулся Чеботарёв. – Может, вы именно эти выстрелы слышали?

Ответить Дерюгин с Тяжловым не успели, поскольку вошёл сердитый и изрядно промокший Корытин и ругнулся с порога:

– Ни следов, Виктор Васильевич, ни свидетелей. Нашёл одного, который видел, как к дому машина подъезжала, и вроде в неё что-то грузили, а более он ничего не знает. По утру ещё порыскаем, сейчас неудобно людей беспокоить. А что с трупом?

– Нет трупа. Люди с огнестрельными ранениями ни в больницы, ни в морги не поступали.

– Что же вы нам голову морочите?! – возмутился Корытин. – Солидные люди. – Вызов поступил не из этого дома, – осадил опера Чеботарёв, – а из автомата. – Нет уж, позвольте, – запротестовал Тяжлов. – Мы звонили в милицию дважды, сначала Василий, потом я.

– Может, пьяный был или обкуренный, – предположил Корытин. – Перевалился через забор, шмякнулся мордой о камень и затих, а в «Скорой» оклемался. Врачи разобрались что к чему и выкинули его по дороге. А сейчас все будут отказываться, что мальчик был.

– Ладно, – вздохнул Чеботарёв. – Составим протокол и возвращаемся. – А что писать-то? – спросил Корытин, подсаживаясь к столу. – Пиши, что во дворе дома было обнаружено тело, – продиктовал Чеботарёв, а потом обернувшись к Василию спросил: – Вы будете настаивать, что это было тело Резанова?

– Нет, не буду – Тело мужчины в джинсах и кожаной куртке, с окровавленным лицом, – продолжал диктовать Чеботарёв. – На выстрелах будете настаивать?

– Чёрт его знает, – засомневался Тяжлов. – Скорее я бы отметил звуки неясного происхождения.

– Запиши: звуки похожие на выстрелы.

– Позвольте, – запротестовал Дерюгин. – Если выстрелов не было, то не было и звуков. – Так были выстрелы или нет?! – рассердился Корытин. – Раз люди не хотят подписываться под выстрелами, то не вноси их в протокол. Номер «Скорой» не запомнили?

– Нет, – развёл руками Тяжлов. ` – Значит так: трое людей в белых халатах, предположительно врачи… – Что значит «предположительно»?! – возмутился Тяжлов. – Мы вызвали «Скорую», она приехала и увезла пострадавшего.

– Диспетчерская ваш вызов не подтверждает, – возразил Чеботарёв. – Ты посмотри, что делается! – всплеснул руками Тяжлов. – Но ведь и про вас, Виктор Васильевич, можно сказать – предположительно следователь Чеботарёв, предположительно прибыл на место преступления, которого предположительно вообще не было.

– Мой выезд на место преступления зафиксирован в дежурной части, – спокойно возразил Чеботарёв. – И состоялся он по звонку из автомата. Не назвавший себя человек сообщил о трупе во дворе вашего дома.

– С этими ребятами и из «Скорой» и из милиции я ещё разберусь, – пообещал Николай Ефимович. – А пока попрошу отметить в протоколе наши звонки.

– Да что ты прицепился к этим звонкам, – удивился Юрий Владимирович. – Эка важность.

– Вы, господин Дерюгин, на звонках настаивать не будете? – Ты в своём уме? – рассердился на хозяина гость. – Нас же обвинят в том, что мы не оказали помощь пострадавшему. Я настаиваю на том, чтобы звонки были занесены в протокол. А без этой записи я его не подпишу.

– Буря в стакане воды, – вздохнул Корытин. – Этот пьяница уже третий сон в своей постели видит, а мы тут попусту нервы мотаем.

Протокол, наконец, оформили, как положено, подписали и начали прощаться. Засобирался и Тяжлов, время было позднее. Впрочем, отъехал он не раньше, чем с Дерюгинского двора убрались огорчённые пустыми хлопотами сыскари.

– Не нравится мне всё это, – сказал хозяину Николай Ёфимович, садясь в машину. – Так вроде обошлось всё, – удивился Дерюгин.

– Это ещё по воде вилами писано. По-моему, это был всё-таки Резанов. И если журналюги пропал, у нас с тобой будут большие неприятности.

– Хочешь сказать, что Астахов привёл свою угрозу в исполнение? – тихо ужаснулся Дерюгин. – Но ведь это чёрт знает что.

– Паниковать раньше времени не будем, – остерёг коллегу Тяжлов. – Но на всякий случай будь начеку.

Тяжлов уехал, а у Дерюгина всё внутри оборвалось. Говорил же этому старому индюку, что Астаховские угрозы не пустое сотрясение воздуха. Да и не осмелился бы этот трусоватый сукин сын шантажировать солидных людей, если бы не чувствовал за собой силу. И сила эта – не какие-нибудь уголовники и уж тем более не мелкие аферисты. Не того калибра человек Астахов, чтобы кидаться в авантюры. Но предлагал-то что, мерзавец, – петлю предлагал себе на шею накинуть, а конец верёвки ему в руки дать. Захочет сейчас задушит, захочет немного погодя. Ведь можно было бы и помягче это дело провернуть. В конце концов, Дерюгин не шантрапа уголовная. И если ему противостоят, а точнее принуждают к сотрудничеству государственные структуры, то почему бы ни поставить переговоры на деловую основу.

Время было позднее, но сон к Юрию Владимировичу не шёл. Мелькнула даже мысль, не поехать ли на городскую квартиру к жене под бочок, но эту идею пришлось оставить. И время позднее, и отношения у них с Татьяной сейчас не те, чтобы горестями делиться. Чёрт повязал в своё время Дерюгина с Агнией. Мало кругом девок, что ли, а вот его угораздило спутаться с замужней женщиной. Теперь её муженёк будет крупно гадить Юрию Владимировичу. И осуждать его глупо. На его месте Дерюгин вёл бы себя точно так же. Даже не потому, что Отелло какой-нибудь российского разлива, а просто – должен же мужик сдачи дать, если у него увели бабу, пусть и не шибко любимую. Нагадить сопернику и получить от этого удовольствие. А Астахов, по доходившим до Юрия Владимировича сведениям, человек самолюбивый и мстительный. Самым обидным было бы сейчас дать слабину и от испуга наделать глупостей. Тяжлов-то, пожалуй, во многом прав – не стали бы специальные службы действовать столь топорно. Проверить надо Астахова, выявить его связи, если таковые имеются, а уж потом делать выводы.

Сведения, которые раскопал Корытин за последние дни, показались Чеботарёву весьма любопытными. Выяснилось, что в магазине, где отоваривался Рекунов, работает родственница Певцова. Оказалось так же, что Светлана знакома не только с родственницей, но и с самим Василием Семёновичем. Более того, у них был или намечался роман.

– Рекунов свою пассию заподозрил в неверности, – пояснил Корытин. – Во всяком случае, Певцову всерьёз угрожали и даже набили физиономию, что зафиксировано в отделе милиции по месту жительства.

– А почему ты решил, что его били люди Рекунова?

– Среди свидетелей инцидента проходит Светлана. Надо полагать, и для неё прогулки с Певцовым не обошлись без неприятных последствий.

– Значит, и у Светланы, и у Певцова были причины ненавидеть Рекунова? – Были, – подтвердил Корытин. – Рекунов, несмотря на некоторый внешний лоск, так и остался уркой. Думаю, что Светлану он держал в чёрном теле, весьма скупо оплачивая её сексуальные и иные услуги.

– Иные? – насторожился Чеботарев. – Связь между Рекуновым и Дерюгиным осуществлялась через Светлану и Агнию, а значит, милые дамы были в курсе тех сумм, которые прокручивались в банке Костиковой:

– То есть Ксения не знала, что в её банке отмываются деньги Рекунова? – Поначалу, видимо, нет, но ей, похоже, открыли глаза. И открыли при участии либо Агнии, либо Светланы. И это многое объясняет в поведении Ксении Николаевны, которая не убоялась кинуть номенклатуру, хотя у них на неё наверняка была заготовлена узда. Однако в определённый момент козырь Костиковой оказался старше – видимо, в её руки попали документы, подтверждающие связи Дерюгина с преступным миром. Можешь себе представить, как напугала губернскую элиту предполагаемая связь Ксении с Паленовым, после спровоцированной Астаховым статьи Резанова. В качестве подтверждения серьёзности своих намерений они испортили Костиковой причёску. Вот тут некто и предложил ей своё покровительство. В тупике состоялась проверка нового союза на прочность. – Ксения здорово рисковала, согласись?

– Для страховки она взяла с собой Резанова, и я думаю, твой приятель, Виктор Васильевич, был готов к стрельбе.

– Ты хочешь сказать, что Резанов был абсолютно трезв по выходе из ресторана? – В этом я абсолютно уверен, ибо опросил более десятка свидетелей. Ксения с Резановым были в том кабаке не в первый раз, и обслуга их отлично знает.

– И, тем не менее, по утру он ничего не помнил, иначе не стал бы нам звонить. Зачем ему светиться?

– Похоже, Ксения чем-то опоила своего любовника, дабы уйти от ответа на неприятные вопросы. Но не исключено, что это сделал Атемис, который не хотел светить своих людей перед Резановым.

Версия выстраивалась прелюбопытнейшая. Если предположения Корытина и Чеботарёва были верны, то некто чрезвычайно умный проводил в жизнь очень сложный и хорошо просчитанный план.

– Мне машина нужна, – сказал Чеботарёв. – Та самая, на которой сбили Сахарова с подельниками. Рой землю, Андрей, нюхом чую, что машина эта из Паленовского стана. Проверь все мастерские, а также все личные машины людей из окружения покойного.

– Задал ты мне задачку, Виктор Васильевич, – почесал переносицу Корытин. – Но ты хоть скажи, почему паленовцы непременно должны были участвовать в столкновении с Сахаровым?

– Они не участвовали, – усмехнулся Чеботарёв. – Но их непременно должны были подставить. Я думаю, жрец Атемис сначала пытался договориться с Паленовым, но у него ничего не вышло, и тогда он сделал ставку на нынешнюю областную власть, рассчитывая, и, похоже, не без оснований, прибрать к рукам её наиболее видных представителей. А паленовцы ему мешают. И верный своей тактике он непременно должен был оставить след, указывающий на паленовцев, как активных союзников Ксении Костиковой.

– Но мы-то след не нашли? – Я не исключаю, что вмешался случай. Машину должны были бросить на видном месте.

– Пожалуй, – согласился Корытин. – Но тогда, выходит, что Атемис для Ксении весьма ненадёжный союзник?

– Более чем ненадёжный, – подтвердил Чеботарёв. – Он пальцем не пошевелил, чтобы её защитить. Скорее всего, в создавшейся ситуации смерть Ксении ему выгодна. Уж слишком много она знает, в том числе и о самом Атемисе.

– Будем рыть, – сказал Корытин.

Астахов застал старого знакомого не то в растерянности, не то в смущении. Александр Аверьянович выглядел заблудившимся в своей собственной весьма обширной квартире. Астахов с привычной завистью оглядывал Костиковские хоромы и пил предложенный хозяином кофе, привольно развалившись в удобном кресле. Костиков сидел напротив, время от времени потирая обросшую двухдневной щетиной щеку. Вообще-то Александр Аверьянович был редкостным аккуратистом, и Алексей впервые видел его небритым.

– Я бы хотел повидаться с Иваном Ивановичем.

Костиков дёрнулся и поморщился. Его задумчивый вид очень не понравился Алексею. Не время сейчас хандрить, ибо наступает решительный момент, сулящий либо блестящие перспективы, либо небо в крупную клетку. Не исключено и кое-что похуже, в виде деревянного ящика украшенного цветами.

– Иван Иванович мне не звонил, и где он сейчас я не знаю. – А деньги? – напрягся Астахов.

– Деньги поступят на счёт банка уже через три дня. А куда потекут эти деньги, будет зависеть от Тяжлова с Дерюгиным, именно из люди сейчас распоряжаются в банке.

– На чиновников и будем давить. Не забывай, что на них сейчас висит подозрение в убийстве.

– Именно подозрение. – Я тебя не понимаю, – возмутился Астахов. – Резанов ведь убит? – Не знаю, – раздражённо выкрикнул Костиков. – Я в этом не участвовал, слышишь, не участвовал.

Астахов посмотрел на перетрусившего Александра Аверьяновича с отвращением. Вот ведь слизь интеллигентская – «не участвовал» Можно подумать, что Алексей его в этом подозревает.

– Всё пока идёт по плану, – взял себя в руки Астахов. – Не понимаю, почему ты запаниковал. Жаль, конечно, Резанова, но он явно сбрендил. И убийство Рекунова тому подтверждение. В конце концов, не наша вина, что Сеня его устранил. Но не сделай он этого, божественный бык наверняка разделался бы с Дерюгиным. – Туда Юрию Михайловичу и дорога, – неожиданно зло выдохнул Костиков. – На вот, послушай.

Астахов с удивлением взял аудиокассету и вставил её в стоящий на столе магнитофон.

– Это ещё кто такой? – спросил он, услышав незнакомый голос. – Юдин.

– Как Юдин?! – ахнул Алексей. – Он же покойник!

Астахов хотел было ещё кое-что уточнить, но торопливый говорок ушедшего в мир иной человека привлёк его внимание. Юдин излагал поразительные вещи. Он не только сознавался в организации взрыва в офисе, но и прямо называл фамилии Рекунова и Дерюгина. Так что Алексею не оставалось ничего другого, как солидаризироваться с Александром Аверьяновичем в отношении Юрия Владимировича – действительно сволочь.

– Я ведь Лидочку ещё ребёнком знал, – сглотнул ком в горле Костиков. – Это по моей просьбе Ксения её в секретарши взяла. А этот Юдин, он ведь у нас в доме бывал. Мы с ним сидели, разговаривали, как с тобой сейчас, водку пили. Кому верить, Алексей, а?

– Как эта кассета к тебе попала? – В почтовый ящик подбросили.

– А кто подбросил? – насторожился Астахов. – Юдин-то мёртв. – Поручил, наверное, кому-нибудь, – пожал плечами Костиков. – В случае его смерти разослать по адресам. Страховался.

– Похоже на то, – согласился с хозяином гость. – Значит, не только ты эту запись получил?

– Я проверил тайник, о котором он говорит, там уже пусто.

– Милиция?

– Это вряд ли, – усомнился Костиков. – Скорее копия этой кассеты была отправлена Резанову. Он и изъял из тайника весь компромат. К Дерюгину он шёл не с пустыми руками. Ты мне лучше скажи, почему тебя Певцов подставил?

– Певцов здесь ни при чём. Просто дикая случайность. – Не верю я в случайности, – хмуро бросил Костиков. – У Васьки Певцова на Рекунова был зуб. Ивану Ивановичу Рекунов тоже мешал. Вот и думай, Алесей, что да почему.

А ведь действительно, было над чем подумать. Тем более что и Чеботарёв намекал Астахову на возможность оказаться лишним в Атемисовом раскладе. Вот ведь чёрт, не хотят делиться, что ли?

– Трупа нет, – прервал Астаховские раздумья Костиков. – Резановского. – Как нет?! – возмутился Алексей. – Светлана уверяет, что собственными ушами слышала, как этот Сеня, по её мобильнику, кстати, докладывал Халилову об устранении божественного быка. Два выстрела – один в грудь, другой в голову.

– Выстрелы были, был вроде и человек, то ли убитый, то ли раненый. Этого человека увезла «Скорая помощь», и следы его затерялись.

– Какие следы может оставить покойник, – рассердился Астахов. – Ты в своём уме? – Пока да, – раздражённо отозвался Костиков. – Я звонил сегодня дважды в редакцию, но мне сказали, что Резанова нет, возможно, будет завтра.

– Ну и что? – А то, что если бы Резанов находился в морге или в больнице, то редакцию наверняка бы известили. Певцов наводил справки у Дерюгинского шофёра, тот подтвердил, что тело было, но исчезло. – Куда исчезло? – Откуда же мне знать, – огрызнулся Костиков. – Меня больше интересует вопрос, кому понадобилось похищать тело?

– Неужели Иван Иванович вмешался? – нерешительно спросил Алексей. – Исключено, – покачал головой Костиков. – Зачем ему так подставлять Дерюгина, какая ему радость оттого, что Юрием Владимировичем займётся прокуратура?

Вообще-то по плану Ивана Ивановича никто Резанова устранять не собирался. Наоборот: жрецу Атемису нужен был живой божественный бык, чтобы пугать им нервного номенклатурщика. И надо признать, что Резанов даже превзошёл возлагавшиеся на него надежды А роль самого Астахова сводилась к тому, чтобы предложить озабоченным людям помощь в разрешении сложных проблем. И первый визит Алексея к Дерюгину прошёл довольно успешно. Неужели Иван Иванович решил в последний момент переписать сценарий. Но зачем? Ведь так хорошо всё складывалось.

– Халилов, – неожиданно осенило Астахова. – Больше некому. Халилову нужны гарантии, что Дерюгин его не кинет. Согласись, причин доверять Дерюгину после смерти Рекунова и Селянина у него нет. Номенклатура в любой момент может сделать большие глаза и заявить, что не только о Халилове, но и о Рекунове первый раз слышит. Спрятав труп, Рустем в любой момент может предъявить его правоохранительным органам. Причём тело будет найдено в месте так или иначе связанном с Дерюгиным и Тяжловым. Под это тело он сорвёт с них такой куш, какой его подельникам и не приснится. Восточный человек – штучка тонкая.

– Не лишено, – задумчиво протянул Костиков, который заметно приободрился после Астаховского открытия. – И что ты теперь собираешься делать?

– Будем действовать по плану, – усмехнулся Астахов. – Тем более что у нас на руках такие козыри, о которых раньше можно было только мечтать.

– Моё участие обязательно? – А как же, – возмутился Астахов. – Ведь Дерюгин должен твёрдо увериться, что мы в курсе всех его финансовых махинаций. А с кем, как ни с мужем, Ксения Николаевна могла поделиться своими тайнами. Едем, времени у нас в обрез.

Время действительно поджимало, это Костиков знал не хуже Астахова. Иное дело, что оптимизма своего старого знакомого он не разделял. Да и оптимизм Астаховский был скорее показным, чем естественным. Костиков нисколько не сомневался, что внутри у Алексея сейчас всё вибрирует. Агенты из них обоих, надо честно признать, хреновенькие. У Костикова в последние дни нервы окончательно расстроились. Взрыв в офисе, а потом смерть Резанова привели его в истерическое состояние. Всюду начали мерещиться враги. Сегодня по утру Костикову показалось, что за ним следят. От магазина до дома он почти бежал и, добравшись, наконец, до собственной квартиры, впал в отчаяние, из которого его с трудом вытащил Астахов. Александру Аверьяновичу в какой-то момент показалось, что вдвоём пропадать легче.

Астахов вёл машину уверенно и аккуратно, сказывался навык человека вот уже не первый десяток лет сидящего за баранкой собственного лимузина. Костиков водить машину так и не научился. Хотя Ксения не раз предлагала ему сдать на права, и уж, конечно, колёсами она бы его обеспечила. Но Александру Аверьяновичу то ли гордость мешала, то ли нерешительность. Жгла душу обида на Ксению. Умеют же люди смотреть сквозь пальцы на шалости своих жён. Взять хоть того же Астахова. Но Александру Аверьяновичу нынешние свободные нравы, как нож в сердце. Самое обидное и неприятное, что многие считают Костиковскую близорукость за расчётливость хорошо устроившегося мужика. Певцов даже сказал как-то с обычной своей кривой усмешкой, что брак ныне, это деловой контракт, а чувства здесь совершенно ни при чём. То ли уколоть хотел Александра Аверьяновича, то ли приободрить, а может и то, и другое вместе. Пятнадцать лет уже знают они друг друга, но многие особенности Певцовского характера Костиков стал примечать только сейчас, в ситуации критической. Про себя же Александр Аверьянович твёрдо знал, что удерживает его рядом с Ксенией далеко не только выгода. Ксения в нём нуждалась и нуждалась, может, в большёй степени, чем в жеребце Резанове. И не только не скрывала своей нужды, но и часто подчёркивала ее. Конечно, делалось это отчасти демонстративно, дабы подсластить мужу пилюлю и оправдаться в его глазах за измену, но была у Ксении и настоятельная потребность в сохранении семейного очага.

У Ксении сильный характер, но это женский характер. Не сразу, но Александр Аверьянович разобрался, что к чему. Ксения не столько сознательно, сколько подсознательно искала опоры, надёжного плеча, к которому можно прислониться. Именно поэтому она столь упорно и настойчиво просвещала мужа в свои дела и спрашивала у него совета. Поначалу Костикова это возмущало и раздражало, поскольку казалось ему снисхождением со стороны жены к неудачнику мужу, потом он, однако, сообразил, что Ксения не притворяется, она действительно считает Александра Аверьяновича умнее себя. Десять лет назад так оно и было. Доктор наук Костиков, чья карьера развивалась успешно и даже блистательно, был опорой для своей жены. И был он этой опорой на протяжении достаточно долгого времени. Ксения усвоила это на уровне подсознания. И сейчас она не просто делает вид, что не замечает, как изменилась ситуация, она действительно не замечает, что Александр Аверьянович потерял себя, что в этой жизни он уже никто, пустое место. Осознав ситуацию, Костиков слегка ужаснулся, хотя с другой стороны, подсознательная вера Ксении вдохнула в него силы. Точнее, ему показалось, что вдохнула. Ему вдруг показалось, что он обрёл своё место в жизни, что его ум, опыт, знания востребованы, пусть и одним человеком, но зато имеющим возможность влиять на общественные процессы. Так неожиданно для себя Александр Аверьянович оказался в роли серого кардинала при собственной жене. Какое-то время ему эта роль успешно давалась. Но то ли он заигрался, то ли Ксения зашла слишком далеко, следуя его советам, но Костиков вдруг с ужасом осознал, что его советы могут привести к трагическому финалу. Заметалась и Ксения, не до конца ещё осознавшая, насколько просчитался её серый кардинал, но трезвым умом оценившая критичность ситуации. Ни в чём она Александра Аверьяновича не обвиняла, но отношение к нему стало меняться. Причём Ксения и сама, похоже, не отдавала себе в этом полного отчёта, просто она практически переселилась к Резанову. Для Костикова это означало катастрофу, он оказался несостоятелен и нак муж, и как человек. И человеческое достоинство страдало куда болезненнее мужского самолюбия. Костиков вдруг понял, что теряет не только женщину, с чем можно было бы смириться, он теряет место в жизни и уверенность в собственных силах, уже без всякой надежды на возрождение. И остаётся ему либо в петлю лезть, либо доживать в жалком состоянии полного ничтожества. И именно в этом состоянии растерянности и мучительного поиска выхода Астахов свёл Костикова с Иваном Ивановичем.

Надо отдать должное этому то ли бывшему, то ли действующему генералу спецслужб, он умел внушать доверие. От безвыходности Костиков выложил ему всё и попросил совета. Иван Иванович не отказал не только в совете, но и в реальной поддержке. По его словам выходило, что не Костиков просчитался в оценке ситуации, а сама ситуация была результатом грубого просчёта, чтобы не сказать преступной деятельности, представителей высших сфер. Конечно, вызов, брошенный Костиковым отечественной мафии, можно было бы счесть донкихотским, но дело всё в том, что честный человек не мог поступить иначе. Иные действия обрекали и Костикова, и Ксению, и всю страну на неизбежную гибель. У Александра Аверьяновича был выбор: либо погибнуть, сопротивляясь фатальному ходу событий, либо не сопротивляться, но тогда уж наверняка погубить не только себя, но и страну. А ошибка Костикова в том, что он пытался действовать в одиночку там, где нужна система. Система созидания, противостоящая системе разрушения. Колесо истории, свернувшее в пропасть, следовало не просто остановить, но и развернуть на столбовую дорогу. А для этого нужны были не только мозги, но и грубая сила.

Александр Аверьянович принял предложение о сотрудничестве и, как ему тогда казалось, принял из-за жены, потом, в какой-то миг, он осознал, что спасение Ксении для него не главная цель, и более того, для достижения этой главной цели он готов пожертвовать и ею.

Костиков не был до конца уверен в этом, он не был уверен, что подставил Ксению специально, но он усомнился в чистоте своих помыслов. А тут ещё Певцов, показав себя редкостной сволочью, намекнул Костикову, что смерть Ксении сделает Александра Аверьяновича не только свободным, но и состоятельным человеком.

– Как здоровье Ксении Николаевны? – Не знаю, – нехотя отозвался Костиков на праздный вопрос Алексея. – То есть, как не знаешь? – возмутился тот. – Ты что не был у неё в больнице? – Был или не был, это моё дело и только моё, – взорвался Костиков.

– Ну, извини. Вот уж не думал, что тебя так взволнует мой невинный вопрос. – Уехала Ксения. В санаторий.

– В какой санаторий? – Откуда же мне знать. Я получил от неё записку с приветами, пожеланиями и тому подобным.

– Дочь тоже не в курсе? – Девочка сейчас у моих родителей. Ксения просила не волновать её понапрасну. – Я в ваши отношения не вмешиваюсь, – мягко сказал Астахов. – Но мне этот её отъезд неизвестно куда не нравится.

– Брось, – нерешительно возразил Александр Аверьянович. – Врач сказал, что самочувствие у неё хорошее. Больницу она покинула самостоятельно, у входа её ждала машина.

– Чья машина? – Да что ты в самом деле, – не на шутку вспылил Костиков. – Хахаль, наверное, отвёз.

– Хахаль уже второй день как покойник, – в свою очередь взъярился Астахов. – Ты что, забыл, с какими ублюдками имеешь дело?!

Костикова после этого выкрика Алексея пот прошиб. Ведь даже в голову ничего подобного не приходило. Всё покрыла оглушившая обида. Врач ведь как обухом по голове ударил, сообщив, что ребёнка удалось сохранить. Для Костикова беременность Ксении была новостью, и он даже не сумел скрыть свою неосведомленность от врача. Ребенок был от Резанова, и то, что Ксения собралась его рожать, говорило о том, что она ставит крест отношениях с Александром Аверьяновичем.

Астахов как-то уж слишком по хозяйски шагнул во двор чужого дома и уверенно зашагал к крыльцу по асфальтированной дорожке. Костиков же не то, чтобы робел, но чувствовал себя очёнь неловко. Разговор предстоял пренеприятнейший и попахивал откровенным шантажом. К счастью, а может быть, к сожалению, Алексея подобные тонкости не смущали.

Дерюгин был один, если не считать молодого человека в прихожей, вероятно охранника, и о предстоящем визите он был извещён. Во всяком случае, появление в доме Астахова и Костикова не было для него неожиданностью. На Алексея он смотрел почти с ненавистью, на Александра Аверьяновича с недоумением. Радости гости своим появлением хозяину не доставили, но сесть он им всё-таки предложил.

Держался Дерюгин достаточно уверенно, хотя и настороженно. Костиков отметил, что одет Юрий Владимирович нак для делового приёма: в костюме и при галстуке, словно не в своём доме посетителей принимал, а в служебном кабинете. – Чему обязан? – сухо спросил Дерюгин, когда гости уселись в предложенные им кресла.

– Резанов исчез, – спокойно сказал Астахов. – А я ведь вас предупреждал Юрий Владимирович, что вы играете с огнём.

– Вы не предупреждали, господин Астахов, а шантажировали, – не остался в долгу Дерюгин. – И могу в ответ лишь повторить уже однажды сказанное: не на того напали

– Мы не нападаем, мы пытаемся вас защитить. – Должен вам сказать, Астахов, что вы никуда не годный аферист. Поменяйте профессию, – усмехнулся Дерюгин. – К тому же меня не покидает ощущение, что вы пытаетесь свести со мной личные счёты, господа рогоносцы. – Ого, – оскалился Астахов. – Как круто сказано. В принципе я мог бы тривиально набить вам морду, но это не мой стиль. Своих оппонентов я предпочитаю уничтожать в словесных дуэлях. Видите ли, Юрий Владимирович, Агния мне давно уже

не жена, хотя дружеские и дёловые контакты мы поддерживаем. А при вас она выполняет не очень приятную роль агента. Не очень приятную в том смысле, что ваши мужские достоинства, Юрий Владимирович, сомнительны. Это не мои, это её слова. Но, увы, мы живём в очень меркантильное время.

– Иными словами, вы обвиняете свою то ли бывшую, то ли нынешнюю жену в проституции?

– Ни в коем случае, – даже слегка обиделся на Дерюгинскую грубость Астахов. – Дело ведь не в ваших жалких подачках, Юрий Владимирович, а в том солидном куше, который мы получим с вашей помощью.

– От меня вы не получите ни цента. – Центы мы оставим вам на расходы по оплате сексуальных услуг. Было бы негуманно оставлять вас совсем уж с пустыми карманами, ибо таких мужчин, как вы, даром не любят даже жёны. Что же касается денег, то вы не только отдадите нынешние поступления, но и впредь будете перечислять все заработанные деньги на указанные нами счета.

Дерюгин засмеялся. Смех, по мнению Костикова, был неискренним, уж слишком заметно нервничал хозяин. Глядя на его потеющие руки, Александр Аверьянович неожиданно для себя успокоился. И не только нервозность Дерюгина была тому причиной, но и уверенный тон Астахова. Такую властность тона мог себе позволить только человек, за спиной которого была реальная сила.

– Я и сам удивляюсь, Алексей, почему вообще пустил тебя на порог. – Да брось, Юрий, – охотно перешёл на «ты» Астахов. – Твоё положение настолько аховое, что привередничать по поводу гостей тебе не пристало. А если будешь упрямиться, то скоро у тебя вообще не будет гостей, а будут только передачи и встречи под надзором тюремной обслуги. Пожизненное заключение тебе, пожалуй, не грозит, но лет пятнадцать за убийство Резанова впаяют. – Хватит, – рёзко поднялся Дерюгин. – Я никого не убивал. Вы забываетесь, господин Астахов.

– Знаю, – спокойно отозвался Алексей. – Да вы садитесь, Юрий Владимирович, в ногах правды нет. Я знаю, что Резанова убили не вы, но беда вся в том, что обвинят именно вас, и крыть это обвинение будет нечем. Все козыри будут у обвинения, и суду не останется ничего другого, как отправить на нары не то, чтобы совсем невинного, но в данном конкретном случае не виновного человека. Да садитесь вы, наконец.

К удивлению Костикова, Юрий Владимирович приказу подчинился. Потели у него теперь не только руки, но лицо и шея. Дерюгин несколько раз повёл из стороны в сторону головой, пытаясь освободиться от душившего его галстука.

– Это вы, – прохрипел он, бурея от натуги, – вы убили Резанова. – Побойтесь Бога, Юрий Владимирович, – возмутился Астахов. – Резанова устранил Халилов, руками одного отморозка по имени Сеня. Убил в вашем дворе, чтобы потом на глазах свидетелей вывезти и спрятать тело. Именно поэтому вас обвинят не просто в убийстве, а в предумышленном убийстве и попытке замести следы. В квартире Резанова обнаружат кассету с записью откровений покойного Юдина, в которых он прямо указывает на вас, как на заказчика взрыва в офисе Костиковой. Там же будут найдены и собранные Юдиным доказательства ваших преступных деяний, что снимет всякие сомнения по поводу мотивов, толкнувших вас на убийство.

– Лжёте, – выдохнул Дерюгин. – Нет такой записи и нет таких документов. – Запись есть, – неожиданно даже для себя вмешался в разговор Костиков. – И документы тоже.

– Александр Аверьянович очень деликатный человек, – усмехнулся Астахов. – Я потратил много усилий, чтобы убедить его принять участие в нашем с вами разговоре, но согласился он только тогда, когда на сто процентов уверился, что вы, Юрий Владимирович, повинны в смерти девушки и страданиях его жены. Желаете послушать Юдина?

Дерюгин пожелал, однако, слушал недолго, через три минуты нажал на кнопку магнитофона.

– Чего вы от меня хотите? – Раскаяния, – холодно отозвался Астахов. – При мне видеокамера. Вы сейчас подробно перескажете мне всё, что знаете о деятельности Тяжлова и нашего дорогого губернатора. Словом – все тайны мадридского двора. Как вы понимаете, эти сведения нам нужны не для разоблачительных статей. Ваша вина, гражданин Дерюгин, доказана, но мы оставляем вам шанс, искупить вину честным трудом на благо Родины.

– Я должен подумать, – почти умоляюще попросил Дерюгин. – Поздно вам думать, – резко возразил Астахов. – Не забывайте, что у нас нет причин вас щадить. Ваш отказ от сотрудничества будет означать начало конца. Не надо подозревать нас в меркантильности. Предание суду потерявшего совесть и человеческий облик чиновника, это большая победа спецслужб. Две минуты, Юрий Владимирович, это всё, что я могу вам дать. Через две минуты я звоню в прокуратуру и объясняю им, где они могут взять откровения господина Юдина. И жернова закрутятся. Те самые жернова, которые перемелют в муку цветущего вида мужчину.

– Хорошо, – выдавил из себя Дерюгин. – Я согласен.

Каялся Дерюгин минут сорок. Костикову от его признаний стало тошно. А на Астахова Александр Аверьянович посматривал теперь с некоторым страхом, настолько профессионально тот работал. По выходе из Дерюгинского дома Костиков не удержался и спросил:

– Ты давно в органах служишь? – С детства, – ухмыльнулся Алексей.

Костиков ему не поверил, но вслух своих сомнений высказывать не стал. Тем более что Астахов выглядел не столько торжествующим, сколько озабоченным. Александр Аверьянович вскоре убедился, что Алексёй тоже захворал манией преследования. Во всяком случае, он всё время косил глазом в зеркало заднего вида, а то и просто оборачивался.

– Ты что, слежки боишься? – Есть чего бояться, – отозвался Астахов. – Ведь это же бомба, понимаешь, бомба. – Ну так отдай эту кассету Ивану Ивановичу.

– До встречи с Иваном Ивановичем ещё дожить надо. Дерюгин скоро очухается и настучит на нас подельникам.

Костикову стало не по себе. В Дерюгинские признания он особенно не вслушивался и уж тем более не пытался их запомнить, но всё же успел заметить, что перетрусивший Юрий Владимирович сказал много такого, о чём его даже не спрашивали.

– У тебя есть место, где можно бурю пересидеть? – В общем да, – кивнул головой Костиков. – А что? – Домой тебе пока соваться не стоит. Мобильник у тебя с собой? – Да, – хлопнул Костиков себя по карману. – Номер ты знаешь.

– Я тебе позвоню. А без моего звонка сиди тихо и жди.

Александр Аверьянович с минуту наблюдал за удаляющейся машиной, потом поднял воротник плаща, надвинул поплотнее на лоб шляпу и, отворачиваясь от бьющего в лицо ветра, направился к автобусной обстановке. Слежки вроде бы не было, и это обстоятельство приободрило Костикова.

У Тяжлова с самого утра было предчувствие крупной неприятности. Ждал подлянки на службе, но там вроде всё обошлось. Подъезжая к Дерюгинскому дому, он был почти уверен, что опасность придёт именно отсюда. И что самое поразительное, не ошибся в своих предчувствиях. Дерюгин был не то чтобы пьян в стельку, но сильно навеселе, причём веселье носило истерический характер.

– Следователь был? – спросил Тяжлов у Василия. – Следователя не видел, – шёпотом отозвался охранник. – Были Астахов и ещё один серьёзный мужчина в плаще. Юрий Владимирович что-то наговорил им лишнее. – В каком смысле «лишнее»? – насторожился Николай Ефимович.

– Не знаю, – развёл руками Василий. – У Астахова была видеокамера, и он снимал долго. Около часа.

За час много чего наплести можно. Тяжлова аж передёрнуло: вот сволочь, Юра, неужели сдал? Присмотревшись к пьяненькому Дерюгину, Николай Ефимович понял, что так оно и есть, а потому врезал в отвившую слюнявую челюсть без предупреждения. Боксёром Тяжлов не был, и удар оказался слабым. Во всяком случае, хмель из Дерюгинской головы этот удар не вышиб, хотя язык развязал.

– А что я мог, ведь за горло взяли. Они всех нас за горло взяли.

Тяжлов присел к столу, брезгливо отодвинув в сторону пустые бутылки, слегка удивившись их количеству. Неужели этот слюнтяй столько выпил? Здоровьишко у него, однако. Или он настолько перетрусил, что даже алкоголь его не берёт?

Дерюгин сидел на диване в заляпанной винными пятнами белой рубахе и трясся, то ли от рыданий, то ли от страха, то ли от дикого перепоя. Смотреть на него было тяжело и противно.

– Никак согреться не могу, – произнёс он кривыми губами. – Озноб. – Всех продал? – спросил Тяжлов.

– Не я продал, меня продали, – взвизгнул Дерюгин. – Юдин сволочь. А эти всё про нас знали, мне оставалось только головой кивать. Халилов гад! Убил Резанова, а меня на нары за убийство.

– Что конкретно Юдин наплёл? – Признался, что мы с Рекуновым натравили его на Ксению, – выдавил с трудом Дерюгин. – Вот ведь сволочь. Сдох уже, а норовит укусить с того света.

– Ты что несёшь, ты в своём уме, кто тебя кусает? – Собственными ушами слышал, – всхлипнул Дерюгин. – Сволочь он, сволочь. – Вы что, действительно его подбили, убить Ксению? – нахмурился Тяжлов. – А вот это ты брось, – погрозил пальцем Дерюгин. – Всё ты, Николай Ефимович, знал. Рекунов сказал ему: не сделаешь – убью. И убил. Такие деньги. Стерва, Ксения. Из-за неё всё. Всех в крови измарала. А теперь её муженька тоже повязали и

на нас натравили. – Кто повязал? – Органы, – ехидно протянул Дерюгин. – А может, это и к лучшему. Наведут порядок, лишних в расход. А я патриот, Ефимыч, патриот. К чёрту всех, так вам, гады, и надо. Зажрались. О народе забыли, идеалы предали. К америкашкам переметнулись. Всех вас в бараний рог согнём, либералы. На Святой Руси пил и топоров хватит. И на лесоповал. Строем пойдёте, сволочи, с песней и под охраной. «Интернационал»` будешь петь, Тяжлов, громче всех будешь петь, и громче всех будешь каяться в совершённых ошибках. Всех сдашь, Ефимыч, всех.

– Пьянь и дрянь, – смачно плюнул в пол Тяжлов. – Второй Костиков, что ли, был? – Костиков. Тоже заюлил перед органами, гад. Жена-то банкирша. Вызовут в партком, да спросят – почто на буржуйские деньги жил?

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Сборник новых произведений классика русской фантастики и лауреата множества литературных премий, тюм...
Весной 1854 года, вскоре после начала Крымской войны, из Архангельска на Кубу с секретным поручением...
Сон… Явь… Во сне ли… наяву… Маруся Петровна видела ЭТО шестьдесят лет назад и потом помнила всю жизн...
Иногда кажется, что весь мир – против тебя. Умницу и отличника Генку Сидорова без его согласия перев...
Новые приключения пятикласcницы Тани и её однокласcников.Вот такой веселый декабрь получился у учени...
Все идет вверх дном, как только обычная школьница Аля знакомиться с маленькой феечкой. С этого момен...