Собачья работа Романова Галина
— Ты прав, Витко, — голос его звучал почти безмятежно, — не здесь…
— И не сейчас, — добавила я, разжимая пальцы.
— Здесь, — Тодор отступил, потирая запястье и шевеля онемевшими пальцами, — слишком душно. Пойду, пройдусь немного… До крепостной стены и назад!
— Вам плохо? — прекрасно поняла я намек. — Может быть, проводить?
— Ну, если только до крепостной стены…
— Тодор, что происходит? — воскликнул Витолд. Но рыцарь уже переступил порог. Я, бросив на своего подопечного быстрый взгляд, направилась следом.
В молчании мы вышли из замка на задний двор. Челядь и гайдуки расступались перед нами, даже не пытаясь заговорить. Но я спиной чуяла обращенные на нас любопытные и настороженные взгляды.
На заднем дворе Тодор Хаш мгновенно развернулся, обнажив меч с такой скоростью, что я еле успела остановиться и шагнуть в сторону, схватившись за свое оружие:
— Здесь?
— А почему бы и нет? Или предпочтительнее в спальне?
Зря он это сказал. Я атаковала первая, держа меч двумя руками.
Рыцарь настолько не ожидал от женщины подобной прыти, что стал пятиться, отбивая удар за ударом и не пытаясь перейти в наступление. Несколько раз он рвал дистанцию, чтобы была свобода маневра, но мой меч не давал ему шансов закрепить успех.
— Ничего себе! — убедившись в третий раз, что отступлением ничего не добьется, воскликнул Тодор. — Не ожидал!
Он рванулся вбок, пытаясь слить мой меч по клинку и ударить в спину, но и тут потерпел неудачу.
— Вот это да! Неплохо для женщины!
— Стараюсь, — буркнула сквозь зубы.
Болтать не хотелось, и не столько потому, что душила злоба. Нет! Просто у противника было преимущество, которым он пока почему-то не воспользовался. Но если рыцарь об этом вспомнит, мне конец.
В пехоте не в почете сражения один на один. Когда сталкиваются два строя, некогда искать одного противника и биться только с ним. Надо держать строй, сомкнув щиты, стоя на месте до последнего. Но рано или поздно любой строй ломается, стенка рушится под напором чужих мечей и щитов. И тогда ты ломишься вперед, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Отбиваешь удар, нацеленный в голову — уходишь, бьешь кого-то еще, уклоняешься, рубишь в бок или в спину кого-то, кого твой товарищ подставил под удар, точно так же подставляешь кому-то другого. Походя, тычком, добиваешь упавшего раненого, которого свалил тот, кто шел впереди. Сам не оборачиваешься на собственных подранков в надежде, что их добьют те, кто идет позади. Бой рассыпается на такие вот удары, когда все дерутся со всеми. И только изредка удается прорваться к своим, сомкнуть строй, удержаться — чтобы тут же рассыпаться снова. Чересчур увлекшиеся одиночки быстро гибнут — их банально рубят в спину, пока они сражаются. И я умела драться в строю, умела держать строй — иначе не выжила бы в стольких сражениях — но искусству поединка меня обучал только отец. Война быстро вытравила всю науку.
А вот Тодор эту науку не забыл. И я с содроганием ждала, когда же он начнет маневрировать. И держала короткую дистанцию именно потому, что так было привычно.
Он все-таки прыгнул вбок, и я на одной ноге еле успела уклониться, с трудом сохранив равновесие. Новый удар — теперь отступить пришлось уже мне. Если он начнет прыгать вокруг, я просто за ним не успею. Один удар по ноге — и конец.
Еще скачок. Успела. Новый маневр — неожиданно сделала шаг вперед, сводя все его усилия на нет…
— Ого! Не ожидал! — Тодор Хаш почти засмеялся.
— Угу, — процедила в ответ. Мне-то как раз было не до смеха. Любой неверный шаг мог привести к ошибке — я ж не видела, куда наступала. Живая ступня чувствует, надежна ли опора, а обитая железом деревяшка — нет. И если почва уходит из-под ног — то только для того, чтобы встретиться с твоим носом.
— Хорошо стоишь!
— Хорошо учили…
Прыжок. Удар. Выпад. Шаг в сторону. Нога-таки дрогнула, но обошлось. Приняла его меч на крестовину, слила вбок. Отмашка. Еще шаг. Удар. Выпад.
— Молодец! — не поняла. Меня что, хвалят? Усыпляют бдительность? Шаг в сторону. Удар. Еще. — И пехота что-то может!
— Побольше вашего! — Давняя обида на кавалерию, смотревшую на нас, двуногое быдло, свысока, прорвалась злостью и серией коротких быстрых ударов, заставивших противника попятиться. — Особенно в Попятне…
— Ч-что?
Меч Тодора Хаша дрогнул в руке. Было бы у меня с самого начала желание прикончить нахала — быть бы ему мертвым в тот же миг. Он открыл грудь и бок — руби не хочу! Но мне не нужна была его смерть. В конце концов, нам нечего делить. Только научить его уважению и…
— Попятненский брод. Не знаешь?
— Знаю. — Он неожиданно отвел меч в сторону. Захотела бы я тут его убить — все решилось бы за миг. — Я был там.
— И я.
Страшный, жуткий бой на берегу реки Попятни (для тех, кто не знает — названа она так потому, что русло ее очень извилистое и так резко меняет направление, словно никак не может решить, в какую сторону течь) решил исход всей войны. От того, кто переправится на чужой берег, зависело, кто победит. Кто будет наступать, давя сопротивление и грабя чужие дома, а кто, в конце концов, признает поражение. Враг смял нашу конницу, опрокинул в реку, давя людей и лошадей, расстреливая из арбалетов и дальнобойных луков. Рыцарей спасла пехота. Они — и я тоже! — встали стеной и закрыли собой людей и лошадей. Поднятыми над головой щитами, утыканными стрелами так, что новые просто застревали в них, своими телами, используя, как прикрытие, павших товарищей. Пехота, двуногое быдло, встала на берегу Попятни и не сделала ни шагу назад. Даже когда со всех сторон зазвучали приказы отступать. Но это была наша земля, мы вросли в нее, увязли в топком речном иле, запутались в тростнике, прошли по пескам и мутным водам. Мы выстояли. Закрыли собой остатки разгромленной конницы и перешли на другой берег. Рыцари, которых мы спасли, потом вставали перед «быдлом» на колени…
Звон меча вывел из ступора. Тодор Хаш разжал пальцы.
— Т-ты… — выдавил он. — Т-ты была там?
Я кивнула. Мысль торопливо рыскала по уголкам памяти — видела ли я этого человека раньше? Нет, не видела.
— Да если бы не ты… если бы не вы…
Меч его валялся на земле. Тодор Хаш сделал шаг и протянул мне ладонь:
— Спасибо.
Я попятилась от этой руки, как монашка от голого мужчины:
— Вы чего?
— Да если бы не ты… если бы не вы… Подо мной тогда коня убили. Я свалился — кругом вода кипит, раненые люди, кони… В стремени запутался, пришлось под водой резать. Раз пять меня могли бы подстрелить — какой-то пехотинец успел, щит надо мной поднял, — голос Тодора Хаша дрожал, а взгляд был мне хорошо знаком. С такими же лицами ветераны в «Кровавой Мари» вспоминали минувшие бои и убитых друзей. — И не только надо мной. Мы же потом вместе с вами шли. Нас бы в лепешку раскатали, если бы не вы… не такие, как ты… Спасибо!
Я осторожно убрала меч, пожала протянутую ладонь.
После такого случая не грех было наведаться куда-нибудь и выпить за возобновление старого знакомства. А куда пойти двум ветеранам? Только в «Кровавую Мари», где нашему брату (и, что греха таить, сестре!) пиво наливают бесплатно. Я уж как-то рассказывала, что хозяин таверны нарочно бесплатно поил, а иногда и кормил ветеранов. Проценты от заказов на убийства с лихвой восполняли его расходы на халявное пиво. Мне на ум пришла внезапная и не совсем уместная мысль — а знает ли князь Витолд Пустополь о том, какие там творятся делишки? Или, занятый своими проблемами, просто не мешает людям жить так, как хотят, и заниматься тем, что умеют лучше всего? Хотя… если учесть, что его самого хотели убить после посещения «Кровавой Мари», подобная безалаберность заставляла задуматься.
В таверне народа было мало — середина дня, середина недели. Всего три столика из дюжины были заняты, да у стойки скучал какой-то тип. Он явно кого-то ждал — так и встрепенулся при стуке отворяемой двери — но потом опять скуксился.
Мы ввалились чуть ли не в обнимку, как старые друзья. Залезать на лошадь и спешиваться для меня было пыткой. Тодор снял мое бренное тело с седла и не отказал себе в удовольствии немного его потискать. Не скажу, что было приятно — кто вам сказал, что мне, инвалиду, должно быть все равно, кто обнимает? — но ради общих воспоминаний стоило потерпеть.
— Хозяин! — с порога крикнул рыцарь. — Вина и мяса с приправами на двоих! Я угощаю!
Знавший меня как полунищую попрошайку, которая заходила сюда только в те дни, когда не только выпивка, но и еда для неимущих ветеранов подавалась бесплатно, хозяин таверны аж побагровел. Но профессионализм оказался на высоте — он тут же крикнул поваренку, чтобы прибавил огня над жарящимся поросенком, а сам поспешил к нашему столу — лично наполнить вином кубки.
— Доброго дня, ясновельможный пан и ясная панна! — пропел он, ловко откупоривая бутылку. — Рад вас снова видеть здесь, милсдарь Хаш! Здоров ли отец ваш? Как продвигаются ваши дела? Может быть…
— Дела идут, — коротко ответил Тодор. — Неси еще вина и мяса и смотри, живо у меня!
— Да все будет сей же час готово!
Мы выпили за возобновление знакомства. Потом — по второй — за тех, с кем воевали. О многом, что было в прошлом и могло нас связывать, поговорили еще по дороге. Сейчас просто хотелось выпить и закусить.
Но посидеть спокойно нам не дали. Один из посетителей развернулся в нашу сторону и даже пересел за другой столик, чтобы оказаться поближе.
— О, — несколько наигранно удивился он, — а я смотрю, ты или нет? Дануська! Какими судьбами? Неужели подцепила-таки кого-то, кто не посмотрел на твое уродство?
— Гуслень, — поморщилась я. — Ты какого… тут делаешь?
— Что делаю? Живу я тут, ха-ха! — откликнулся тот.
Не служила я в одном полку с Гусленем Бойко, которого тут быстро прозвали Бойким Гусем, и спасибо за это Богине-Матери. Второго такого похабника и нечистого на руку типа надо было еще поискать. Говорили, что его осудили за грабеж и зверское убийство (зарубил топором не только мать, но и ее ребенка, чтобы тот не выдал его криками) и приговорили к четвертованию, но война отменила смертный приговор. Правда это или нет — я не знаю, а спрашивать неохота. Щербатый, с кривым носом и оспинами на широком лице, Гусь был уверен в своей неотразимости. Мол, бабе надо не на рожу мужика смотреть, а на то, что между ног торчит. Он несколько раз подкатывал ко мне — дескать, чего скучаешь, когда есть кому развеселить. Я его отшила. Пришлось применять силу, чтоб отвязался. Тогда Гуслень много чего мерзкого в лицо наговорил, добавив, что на меня с моей культей вместо ноги ни один нормальный мужик не позарится. А как припрет, я сама к нему приползу, да поздно будет.
— А ты теперь небось мягко спишь, сытно ешь? — продолжил он. — Сколько тебе платят? Или ты импотента ублажаешь, которого нормальные бабы стороной за три версты обходят?
Рядом — не успел Тодор и рта открыть — ненавязчиво воздвигся еще один из посетителей. Широкая ладонь легла на плечо разошедшегося Гусленя.
— Не шипи зря, Гусь, — негромко сказал человек. — Я давно гусиные потроха не пробовал!
Гуслень весь сразу сдулся, забормотал что-то извиняющимся тоном, отползая в сторонку. А человек кивнул нам:
— Все в порядке, милсдарь Хаш?
— Да, — ответил Тодор.
По иронии судьбы я знала и его. Такой же ветеран, только ему повезло чуть больше. Ни ранений, ни увечий — лишь награда за победу. И сам он местный — из Пустополя ушел воевать, сюда же вернулся к жене и двум сыновьям. Уже после войны родилась дочка — полгода назад счастливый папаша ставил выпивку на всю «Кровавую Мари» в честь рождения ребенка. В таверну заходил по старой памяти — пообщаться с такими же, как он, прошедшими войну. Вспомнить бои, победы и поражения, выпить бесплатно в память о павших. Росту в нем было столько, что оставалось дивиться, как его до сей поры из лука не подстрелили — на моей памяти это был один из самых высоких мужчин.
Мне Суслень (так его звали) только кивнул. По его мнению, раны и шрамы украшают лишь мужчину. А женщине с такими отметинами стоит дома сидеть и носа лишний раз на улицу не высовывать.
— Вы, если что, мне скажите, — продолжал Суслень. — Меня тут все знают. И пальцем не тронут.
— Хорошо, я запомню, — коротко ответил Тодор, не глядя на собеседника.
— Если что — я рядом! Поговорить там кое о чем, — последний раз напомнил ветеран и отошел к соседнему столику.
Я тогда не обратила на это внимания — как раз принесли свежее, шкварчащее, сочное мясо, обложенное зеленью, в подливке с бобами. И все посторонние мысли вылетели из головы.
Еще одно. Мелочь, не стоящая внимания, но врезавшаяся в память. Первым, кого мы встретили, вернувшись несколько часов спустя в замок, был Витолд собственной персоной. Он топтался в воротах и едва не кинулся нам наперерез, хватая лошадей за уздечки.
— Тодор! Дайна! Вы… живы!
Мысли сразу сбились с благодушного настроя:
— А что? Кого-то убили?
— Нет, но… — князь внимательно смотрел нам в лица, переводя взгляд с одного на другое. До меня внезапно дошло:
— Вы думали, что мы друг друга убьем?
— Да! — воскликнул Витолд. — Я волновался!
— И напрасно, Витко! — весело воскликнул Тодор, спешиваясь. — Эту женщину так просто не прикончить! Наоборот, она меня чуть не пришпилила к дровяному сараю. Даже рад, что недоразумение выяснилось! Ты знаешь, что она была в битве у Попятни?
— Это где тебя чуть не убили?
— Где всю нашу кавалерию чуть не убили, — поправил Тодор Хаш, став серьезным. — Если бы не она и ее однополчане, мы бы с тобой не разговаривали!
Пока мужчины болтали, я воспользовалась моментом и попыталась сползти с седла. До сих пор стеснялась своего увечья, которое лишало меня возможности нормально жить! Вынула ноги из стремян, легла животом и грудью на шею коня, обхватив руками, осторожно перенесла одну ногу через конский круп…
И оказалась в объятиях Витолда. По тому, как мужчина стиснул мои ребра, поняла — происходит что-то важное, так что лучше не трепыхаться хотя бы пару минут. Пришлось немного повисеть, ожидая, пока уронят.
— Ваше сиятельство, поставьте меня! Я не упаду…
— А? Да, конечно.
На ноги-то поставили, а вот руки разжали не скоро. И что это с ним?
— Вы должны это сделать! — Голос заказчика звучал так непреклонно, что старый целитель чувствовал страх.
— Но, мил… — попробовал возмутиться он.
— Никаких «но»! Вам щедро заплачено. Это не так уж трудно. В конце концов, не этим ли вы занимались всю свою жизнь? — Собеседник широким жестом обвел просторную лабораторию.
— Я никому не желаю вреда! — Руки у старика так тряслись, что пришлось опереться на край стола.
— И себе в том числе?
— О себе я не думаю. Но честь…
— У вас? Мне напомнить, кто вы и как сюда попали? Вы помните, откуда вас вытащил ваш покровитель?
— Я все прекрасно помню, — перед глазами все плыло. — И дал слово его сиятельству, что больше никогда… ни за что…
— Князь Доброуш Пустополь умер, и все прежние клятвы потеряли силу.
— С его стороны — может быть. Но ведь есть же молодой Витолд!
— И вы думаете, что он будет в восторге, когда узнает, кто вы есть на самом деле? И что это за настойки, которые вы ему даете?
— Нет! Вы не сделаете этого! Вы не скажете… — Страх перехватил горло. Некстати заныло сердце, и старик прижал к нему ладонь.
— Скажу. Если вы…
— Хорошо. Ваша взяла. Приходите завтра. Зелье будет готово.
— Так-то лучше!
Оставшись один, алхимик медленно опустился на стул. Ему было дурно.
Обычно за завтраком разговоров велось мало — кому охота обсуждать минувшую ночь, если все мирно спали в своих постелях? Разве что пересказывать друг другу сны и обсуждать планы на день. Но в этот раз, едва принесли салат, вареные яйца и холодных перепелок, милсдарь Генрих подал голос.
— Я сегодня утром встал пораньше и решил объехать окрестности, — сказал он. — Надо проверить, как идут дела с пахотой, ведь уже давно пора сеять. Заодно решил заглянуть на пустоши…
— Благодарю вас, — Витолд скромно опустил взгляд, — и прошу меня извинить, что не составил вам компанию…
— Пустяки! В конце концов, это дело управляющего — следить за делами. Вы же не можете заниматься всем и сразу!.. Так вот, когда я проезжал через Старые Выселки, услышал ужасную новость. Ночью там опять был убит человек.
— Вот как? Но что в этом такого, если об этом должен знать я?
— То, как он был убит! Его разорвало некое чудовище.
— Что? — Князь отложил нож.
— Он вышел проверить, заперт ли сарай со скотиной, потому что ему показалось, будто коровы слишком беспокоятся. Вы же знаете, что волкопсы до сих пор полностью не уничтожены. — Милсдарь Генрих покосился на сидевших на другом конце стола «ястребов».
— Не уничтожены, — как ни в чем не бывало кивнул Коршун, выдержав его взгляд, — но мы обещаем разобраться с этой проблемой как можно скорее.
Аналогичный разговор уже произошел пару дней назад — но тогда, насколько помню, Агнешка еще лежала без памяти и Витолд, занятый только мыслями о сестре, просто-напросто пропустил все слова мимо ушей. Он и сейчас не сразу понял, в чем дело, но вдруг отложил нож и поднял голову:
— Прости, Генрих, но мне показалось, что ты сказал «опять»?
— Да, Витолд. Опять. Люди говорят, что это уже третий или четвертый случай за последние десять дней. Чудовище нападает почти каждую ночь. Оно появляется то в каком-то ближайшем селе, то в предместьях. Нам мало проблем с волкопсами — у нас теперь еще и оборотень.
— О… Что?
— Люди думают, что это оборотень, — сказал старый рыцарь. — Я посылал Тодора и Матиуша, — он кивнул на молодых людей, — по селам. Везде говорят одно и то же! В округе завелся оборотень!
— Исключено, — подал голос Коршун. — Оборотень активен только в полнолуние, всего несколько дней в месяце. Два или три. Но не десять! И не за неделю до полной луны! Я знаю, что говорю!
— А у меня свидетельства очевидцев, — парировал милсдарь Генрих. — Одна женщина видела странное двуногое существо, похожее на вставшего на задние лапы медведя или волка. В другом месте возле трупа не нашли звериных следов, зато отыскали человеческие. Отпечатки босых ног!
— Я не верю! — пробормотал Витолд. — Это… невозможно!..
Он смотрел на «ястребов». Те были невозмутимы.
— Конечно невозможно, — пожал плечами Коршун.
— Все наши исследования свидетельствуют об этом, — добавил Тювик.
— А у меня свидетельства очевидцев! — рявкнул Генрих Хаш, привстав. — Пока вы тут хлопотали над Агнешкой, я носился по округе. Народ успокаивал, следы осматривал! Шесть человек за десять дней! Это много! Очень много! Он убивает без разбора — мужчин, женщин, даже детей…
— Я сам видел, — негромко вставил упомянутый Матиуш.
— Детей? — так и подпрыгнули княгиня.
— Да. Одна из последних жертв — девушка четырнадцати лет. У нее вырваны груди и…
— Прекратите! — вскрикнула пани Эльбета. — Не за столом!
— Тела, — как ни в чем не бывало, поинтересовался Коршун, — можно осмотреть?
— Зачем?
— Оборотень всегда убивает одинаково. Он, как правило, вцепляется в жертву когтями передних лап, оставляя длинные глубокие царапины, иногда достающие до кости и прорезающие мышцы. И укус. Обязательно укус. Зверь вырывает из горла и живота жертвы куски мяса и…
— Замолчите! — Княгиня вскочила, едва не опрокинув кресло. — Я не могу больше этого слышать!
С этими словами она бросилась прочь. Мужчины смотрели женщине вслед.
— Так происходит всегда? — тихо произнес Витолд. — Царапины, укус и…
— Да, — как ни в чем не бывало ответил Коршун. — В момент обращения в человеке отключается все человеческое. На поверхность пробиваются инстинкты. Волку, когда он убивает, некогда размышлять, куда и как лучше кусать. Он бьет только в уязвимые места — горло, грудь, живот, голову. У многих жертв оборотней изуродованы лица. Я отлично помню — года за три до войны мне пришлось осматривать тело женщины, на которую напал оборотень. У нее не было лица.
— Хорошо, что ее сиятельство нас покинула, — пробормотал князь и посмотрел на меня: — Вы в порядке, Дайна?
— В полном! — Я ответила ясным взглядом. — А что?
— Ну… эти разговоры…
— Только слова.
— Вы правы, — неожиданно воскликнул Витолд. — Я должен сам разобраться в этом деле! Надеюсь, вы мне в этом поможете? — Он кивнул двум «ястребам».
— Вы собираетесь устроить охоту на оборотня? Я правильно вас понимаю? — мягко поинтересовался Генрих Хаш.
— Да, а что? — заявил мой подопечный. — Охотится же оборотень на нас! Почему мы не можем поохотиться на него?
Ох, как же мы все надеялись, что эта глупая идея скоро выветрится из сумасбродной княжеской головы? «Ястребы» в два голоса утверждали, что оборотень не появится еще примерно неделю и что это либо ошибка, либо чья-то грубая шутка. Оба Хаша тоже сопротивлялись, но вяло. Сын все-таки являлся другом Витолда и почти братом, а его отец просто был привязан к ним обоим и твердил, что не желает рисковать. Но пан Матиуш горячо поддержал дальнего родственника и даже сам вызвался организовать облаву. Голоса, таким образом, разделились строго пополам — мнение приглашенных рыцарей-истребителей никто не учитывал.
Точку поставило еще одно нападение. На сей раз зверь разорвал сразу двоих — пахаря и его жену.
Пустополь так назван не зря. Пригодных к пахоте земель не так уж много — с одной стороны леса и курганы, с другой — болота. Каждый удобный, ровный и сухой клочок ценится на вес золота. Пахарь ночевал близ надела. Жена раз в два дня носила ему хлеб, репу, яйца и молоко. И в один такой день на них напал оборотень.
Это случилось не сегодня — родители пахаря даже не сразу хватились, что сноха не пришла домой ночевать. Решили — осталась у мужа, известно, дело молодое, кровь в любой миг вскипеть может! Но на вторые сутки к вечеру забеспокоились. В избе много дел, да и как же без еды-то? Сама старуха пошла на третье утро поторопить гулену — и нашла разорванные тела. Тогда-то все и стало известно.
И вот из-за этого я сейчас, на ночь глядя, топталась на пустоши в полуверсте от замка и в нескольких сотнях шагов от городских окраин.
В платье было непривычно и неудобно. Отвыкла, знаете ли, за столько-то лет! То самое нарядное платье из дорогой ткани так и лежало нетронутым — все берегла для праздника. Для какого — не знаю. Но когда встал вопрос, что мне надеть, о нем даже не подумалось. Нет у меня платьев — и все тут! Ни одного!
Вы спросите, а что это я делала в таком месте, недалеко от заброшенных, заросших бурьяном огородов, глядя на темнеющее небо и слушая далекие крики петухов, да еще в платье? Играла роль приманки.
После этого двойного убийства все спорщики как-то сразу изменили свое мнение. Только княгиня Эльбета еще пыталась возражать да Агнешка визжала и висла на брате, но их никто не слушал. Но когда доходит до дела, мужчины никогда не слушают женщин. Мое участие в предстоящем действе тоже ни у кого не вызвало сомнений — спор шел только относительно той роли, которую предстояло сыграть. Лично мне предпочтительнее было оставаться телохранителем Витолда на случай, если придется сражаться с оборотнем — мне, между прочим, за это деньги платят! Но Тодор Хаш предложил идею с приманкой. Оборотень не вылезет из логова просто так. Его надо выманить и вывести на охотников в нужном месте. И одинокая женщина в светлом платье (чтобы издалека было видно) тут поможет.
В самый последний момент к охотникам решили присоединиться и «ястребы». Хотя их не приглашали на совет, Коршун без стука распахнул двери и переступил порог.
— Мы будем участвовать, — заявил он, не тратя времени зря. — Оборотень может быть опасен.
— Я согласен! — быстро сказал князь и добавил: — Так мне спокойнее.
И вот оно. В платье, которое одолжили у прислуги, меня отвезли на окраину города. Памятуя о том, что оборотень охотится вблизи человеческого жилья, выбрали одну из самых населенных улиц. В предместьях часто встречались брошенные дома (после войны не все жители смогли вернуться на прежнее место), но не здесь. Как я уже говорила, хорошей земли в окрестностях Пустополя было мало, и огороды, брошенные пропавшими без вести хозяевами, довольно быстро оказались захвачены их оставшимися на месте соседями. Так что часто бывало — дом стоял пустой и всеми покинутый, в сараях не мычала скотина, зато огород радовал прохожих ухоженными грядками, а в саду зорко смотрели за каждым деревом.
И тот огород, возле которого я остановилась, оказался таким же. Ровные гряды были приготовлены и уже, наверное, засеяны репой. Чуть в стороне, у плетня, начинал зеленеть «овощник» — густые заросли укропа, петрушки и чеснока-самосева. Что там дальше — то есть ближе к заброшенному дому — в наступающих сумерках рассмотреть не удавалось. Наверное, редис, лук и морковь.
Мужчины оставили меня у плетня и разъехались в разные стороны. Дальше, шагах в пятидесяти, темнел старый сруб — то ли баня, то ли недостроенная кузня. Там засели десять гайдуков с Тодором Хашем. Еще десятерых взял пан Матиуш, отправившийся к дороге. Последний десяток во главе с князем Витолдом отступил в поля. По мне, предпочтительнее было наоборот, пусть бы князь находился поближе, но, как уже было сказано, когда дело доходит до охоты, мужчины женщину не слушают. Ими овладел охотничий азарт. Не успела я возмутиться, как все растворились в темноте.
Задержался только Коршун. Шепотом дал какие-то указания Тювику, подошел и тяжело опустил руку мне на плечо.
— Панна Дайна, — промолвил он. — Вы верите в оборотней?
— Да. — Я нахмурилась, припоминая кое-что из слышанных историй.
— Так вот. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что оборотень — это не большая лохматая собака, которая разговаривает, повиливая хвостиком? Нечисть может принимать облик животных, в том числе и собак, но это не настоящие звери, и когда их пытаются убить, они чаще всего рассыпаются прахом или тают, как клочья тумана. Есть колдуны, которые могут менять свой облик… Я не буду тратить время и читать вам лекцию о том, как это происходит. Скажу лишь, что за теми, кто может это делать по-настоящему, издавна ведется охота. Одни пытаются уничтожить таких перевертышей, а другие — поставить их на службу и заставить размножаться, чтобы всегда иметь под рукой небольшую, но опасную армию. Но это не наш случай. Оборотень — ни то, ни другое. Это чудовище, которое надо уничтожить. Уродливое чудовище, которое не способно мыслить. Он хуже зверя. Сравните обычную собаку и собаку бешеную. Истинный оборотень подобен бешеному псу — он знает и понимает только силу, его влекут лишь жажда крови и убийства. Он убивает потому, что не хочет не убивать.
— Истинный? — заметила я. — А есть еще и ложный оборотень?
— Ложный оборотень — это тот, кто просто-напросто хочет таким казаться. Это человек, который вдруг начинает воображать себя зверем. Сумасшедший, только и всего. Ложных оборотней еще можно вылечить — всевозможными настоями, лекарствами, молитвами и так далее, или хотя бы усмирить. Но истинных можно и нужно уничтожать.
— Зачем вы рассказываете мне все это?
— Затем, что я пока не знаю, с каким оборотнем (если это вообще оборотень!) вам предстоит встретиться.
— Мне? — Признаться, от этой мысли мороз прошел по коже. Я, значит, буду с чудовищем сражаться, а мужчины в засаде сидеть?
— Как бы то ни было, если оборотень появится, первым он может атаковать именно вас! Если вы еще не заметили — из восьми погибших только трое были мужчинами. Пятеро — женщины и девушки.
— Спасибо за напоминание! — фыркнула я. — А то я сама забыла, что женщина!
На войне, кстати, это вспоминалось с трудом и недоумением — когда дарили цветы, намекая на то, что не прочь потискать в укромном местечке, когда намеренно принижали, бросая в лицо, что «не бабье это дело», и когда собственное тело не к месту вспоминало о своем естестве. Хорошо еще, что к концу войны это случалось не каждый месяц. Как же я ненавидела себя в те дни!
— Пожалуйста, — без тени иронии ответил истребитель нечисти. — Не откажите и примите вот это!
Вынув из калиты[12] какой-то предмет на цепочке, он надел его мне на шею. Я тут же сунулась посмотреть — искусно выточенный то ли из кости, то ли из камня кругляшок, на котором прорезаны странные узоры.
— Оберег от оборотня, — популярно объяснил мне Коршун. — От истинного оборотня, прошу заметить.
— А вы думаете, что это — ложный?
— Умница, девочка. — Рыцарь смотрел мне в лицо своими холодными, по-птичьи круглыми глазами и напоминал сейчас не настоящего ястреба и тем более не коршуна, а филина. — Для ложного тут есть кое-что еще. Объяснять, как это работает, не стану. Сами сообразите!
Посмотрев на высокий травяной сухостой у себя под ногами, он развернулся и зашагал прочь.
Дождавшись, пока Коршун уйдет, я торопливо наклонилась и протянула руки. Пальцы сомкнулись на чем-то смутно знакомом. Пошарила.
Меч в ножнах.
Не представляете, как сразу стало легко и спокойно на душе! Хоть пой, хоть пляши! И ночь показалась такой праздничной! Последние отсветы догорающего заката, шелест ветра в ветках ивы, особый нежный и пряный запах земли и молодой весенней зелени, аромат талой воды в низинах, далекие голоса ранних лягушек, перелай собак в предместьях. Красота! Как же хороша становится жизнь, когда ты знаешь, что есть оружие! Тихо, не вставая с колена, проверила, как меч выходит из ножен, потрогала пальцем заточку. Отличный клинок. Рукоять словно нарочно сделана под мои пальцы. Конечно, жаль, что мой собственный меч остался в замке, но замену ему подобрали идеальную. Интересно, кто побеспокоился? Сами «ястребы» или князь? В его арсеналах (сама видела оружейную комнату!) достаточное количество мечей, шестоперов, копий, боевых топоров и кинжалов. Есть из чего выбрать. Но почему не мой привычный меч? Почему тайком? Кому-то очень хотелось оставить меня безоружной перед оборотнем?
Я еще размышляла над этой загадкой, когда услышала…
…нет, почувствовала…
…нет, поняла — он здесь.
Шорох сухой травы. Тяжелое дыхание. Запах… зверя?
Платье служанки, как назло, было светлым, почти белым. Согнувшаяся в три погибели у плетня, я была как на ладони, и вдруг отчетливо поняла, что со стороны кажется, будто у меня не к месту заболел живот и пришлось присесть где приспичило. Вам смешно? А у меня и правда чуть по ногам не потекло. И не столько от страха (была в бою, знаю, что такое настоящий страх и как его одолевать!), сколько от стыда. На войне, конечно, всякое бывало, но чтобы вот так…
Тихо подняла голову. И оцепенела.
Он стоял в десяти шагах от меня. Здоровенный, косматый. Стоял на задних лапах, растопырив передние конечности так, словно не знал, что с ними делать. Ночь как назло выдалась облачной, и в темноте еле-еле проступал силуэт звериной башки. Кого она мне напоминала? Что за вопрос? Собаку или волка. Сейчас не до этого.
Обереги. Оба. Интересно, какой из них поможет?
Эта мысль мелькнула и пропала, когда оборотень двинулся на меня.
С деревяшкой вместо ноги ни нормально присесть, ни резко вскочить не получалось. Пробовала, знаю. Но сейчас что-то словно толкнуло снизу, будто сама земля дала пинка под зад, и мне удалось вскочить, сжав меч в руке. Чисто интуитивно отвела его в сторону и назад, заслоняя юбками. Все-таки и от платья может быть польза. Только бы в решительный момент подол не путался под ногами! Осторожно собрала свободной рукой складки юбки в горсть — задеру повыше, и все!
Оборотень тихо зарычал и двинулся на меня. Лунный свет упал на его голову, когда он выступил из тени старой ивы. Оскаленная пасть и морда с льдисто блестящими холодными и пустыми глазами казались мертвыми на живом теле. Рычание исходило откуда-то изнутри чудовища, не из пасти.
Зверь бросился на меня. Но те несколько секунд, что он стоял, давая себя рассмотреть, все испортили. Жертва не завизжала что есть мочи, не кинулась бежать. Страх ушел за эти мгновения, я успела приготовиться к бою — да и меч в руке давал о себе знать! Кажется, оборотень растерялся. Он побежал, растопырив передние конечности, как бежал бы человек, и я, подпустив его вплотную, сделала резкий шаг в сторону, одновременно разворачиваясь всем телом, от бедра, снизу вверх, рубанула мечом.
Он этого не ждал. То есть настолько, что шарахнулся в сторону, и отличный первый (часто последний!) удар пропал зря. Клинок только скользнул по боку, зацепился за что-то, распарывая, и все. Не было брызнувшей крови, не было рева боли и ярости. Что за…
Замешательство длилось недолго. Оборотень снова ринулся на меня. Я встретила его прямым ударом наискосок сверху, рассчитывая если не убить, то хотя бы ранить, но противник просто-напросто поднырнул под опускающийся клинок и ударил. В грудь.
Мир взорвался короткой болью. Меня, как пушинку, смело на траву. Чувствительно приложившись спиной и лопатками к земле, я на долгий миг оцепенела, забыв, как дышать. И лишь краем почему-то не отключившегося сознания уловила крик.
Громкий. Отчаянный.
Мужской.
ГЛАВА 11
Вспоминая тот миг, молюсь Богине-Матери, что обошлось без переломов. Один такой удар — и прощайте, ребра! Повезло. То ли сухой бурьян смягчил падение, то ли сработал-таки оберег, но через несколько секунд после того, как отзвучал в ушах отчаянный крик, я была уже на ногах.
Не с моим увечьем вскакивать, как кузнечику, но тут словно какая-то сила опять сделала все сама. Задрав подол чуть ли не до бедер и намотав его на руку, чтобы не мешал, со всех ног устремилась в погоню за удаляющимся оборотнем. Он бежал по-прежнему на двух ногах. На пути его неожиданно встала чья-то тень. Тень, чей крик спугнул чудовище.
Дальше все произошло мгновенно.
Мужчина вскинул руку. В ладони что-то блеснуло…
Оборотень рванулся наперерез.
Взмах руки…
Короткий крик — кажется, несколько слов…