Собачья работа Романова Галина
Я посмотрела. Снаружи дыру загораживало основание большого, в три человеческих роста, изваяния Богини-Матери. Как выяснилось, оно оказалось полым внутри — где-то на уровне колен часть статуи просто отсутствовала, и можно было рассмотреть, что внутри! Некий благоговейный ужас обуял душу. Такое не всякому показывают.
— Простите, мать Любана, но я не понимаю… Я тут не вижу ничего такого…
— Я тоже не вижу. — Настоятельница протянула руку и пошарила внутри статуи. — Поищи сама!
Еще не совсем понимая, что она имеет в виду, я протянула руку. Был миг страха — а вдруг это ловушка? — но обошлось. Железные тиски капкана не сдавили запястья, зубы притаившейся гадюки не вцепились в пальцы. Вместо этого рука наткнулась на небольшое углубление, выстланное, судя по всему, войлоком. Там было пусто. Я обшарила все внутренности статуи, куда могла дотянуться — да там и дотягиваться-то оказалось не до чего! — и ничего не нашла.
— Пусто?
— Пусто, — мать Любана кивнула головой. — А ведь это был тайник.
Я поскорее отдернула руку и спрятала ее за спину. Тайник в статуе Богини-Матери!
— Много лет это было надежное хранилище, — сделав знак следовать за нею, настоятельница направилась прочь. — Один из моих предков создал артефакт ради себя, своих предков, допустивших такое, ради потомков, которым теперь с этим предстояло жить и мучиться. За минувшие века его несколько раз прятали заново, всякий раз находя лучшее хранилище. И все это время он исправно нес свою службу, переходя из рук одного хранителя в руки другого. Каждый новый хранитель находил для артефакта новое место, о котором знали весьма и весьма немногие. Последний раз это сделала я, когда приняла постриг. До этого артефакт почти полвека находился в замке. Я сама положила его в этот тайник. Но недавно он был украден.
— Как? — Я не поверила своим ушам.
— А вот так. Случилось это, скорее всего, во время вечерней службы — мы тогда открываем храм для горожан, пускаем их на службу. Да и вообще наши ворота открыты в любое время — Богиня-Мать одинаково милостива и приветлива ко всем своим детям. К Ней в любое время можно прийти с нуждой, за советом или просто за утешением и лаской, как к родной матери. Ты, например, ничего не хочешь у Нее попросить?
— Новую ногу, если можно, — буркнула я, не оценив доброты, но услышав иронию. Моя собственная мама… Я восемь лет не видела ее и мечтала обнять. Скорее бы покончить с этим делом и вернуться домой!
— Если будешь усердно молиться, возможно, твое желание однажды сбудется!.. Короче говоря, это мог сделать кто угодно.
— Не кто угодно, — неожиданно сообразила я, — а только тот, кто точно знал, что красть, зачем красть и где это лежит. Сколько человек вообще знали про артефакт?
Мать Любана посмотрела на меня так, словно я была говорящей свиньей.
— Я уже думала об этом, — произнесла она. — Не так уж много людей знало о существовании артефакта — только члены княжеской фамилии. Да еще ты.
— Мне о нем рассказали совсем недавно. А могли рассказать кому-то еще.
— Кому, например?
Я напрягла память. По всему выходило, что знали об артефакте единицы. Госпожа Мариша, домоправительница. Старый Хаш с сыном. Теоретически — уехавший Коршун и убитый старый алхимик. Это люди, наиболее приближенные к семье. Не стоит сбрасывать со счетов и пана Матиуша — одновременно по крови Пустополя и Хаша. Могли ли они кому-то проболтаться, если бы знали? Некоторые могли. Я даже заподозрила алхимика — а что, если его убил тот, кому старик рассказал об артефакте? Убил проговорившегося свидетеля, пошел и выкрал… Что?
— Простите, а как он выглядел? Ну, артефакт?
— Кость, — помолчав, произнесла настоятельница. — Небольшая косточка, оправленная в серебро. Тело первого оборотня сожгли. Она одна не сгорела и лежала в груде пепла и углей. Раскрошились в пыль даже зубы, а она — уцелела. Даже не покрылась копотью! Я написала в Орлиное Гнездо.
— Зачем?
— В его анналах хранится упоминание о том, как артефакт был изготовлен. Это же не так просто, как оправить в серебро драгоценный камень. Мне ведомы многие тайные силы, но даже я не способна на такое. Я только хранительница. Когда этой ночью в небе первый раз взошла луна, я почувствовала его отсутствие — и только.
— Как почувствовали? — Меня пронзила дрожь нетерпения.
За разговором мы дошли до кабинета и остановились возле двери. Мать-настоятельница уставилась на меня снизу вверх прищуренными глазами. В полутьме они казались горящими, как две свечки. Она словно ощупывала мое лицо. Было странное чувство, словно прикасаются изнутри. Не знаю, как описать точнее. Словно проглотила живого ужа, но он не провалился в желудок, а каким-то образом добрался до головы и извивался там.
— Я ощутила страх, — наконец рискнула признаться женщина. — И непонятное чувство. Стало тесно и душно в спальне. Захотелось бежать куда глаза глядят. Мне показалось, что…
— Что каменные стены вот-вот обрушатся на вас?
— Откуда знаешь?
— Его светлость Витолд ночью чувствовал то же самое. Он ушел из спальни и всю ночь просидел на крепостной стене. Ему хотелось убежать в лес.
— Ничего удивительного. Он мужчина. Они переносят это тяжелее.
— Артефакт смягчал… э-э… влечение?
— Можно сказать и так.
— А что будет без него?
— Я не знаю.
Мы прошли в кабинет настоятельницы. Не предложив наемнице сесть, она позвонила в колокольчик и приказала вошедшей служке подать чаю. Хорошо хоть, кружек с обжигающим настоем из целебных, пряно пахнущих трав, было две. А какой настой варил для князя старый алхимик? Вряд ли рецепт держался в строгой тайне — зачем-то ведь нужен был погром в лаборатории. Наверняка убийца попытался уничтожить и нужные эликсиры, чтобы никто не мог восстановить их.
Итак, князя Витолда лишили и настоев, и артефакта. Стоп! А лишили ли?
— Матушка, — я отставила недопитую кружку, — а как он действовал? На таком расстоянии… Ведь артефакт до недавнего времени находился отнюдь не в замке князей Пустопольских, а здесь!
Мать Любана выпрямилась. Глаза ее изумленно расширились.
— Ты права, — прошептала женщина. — Ты сто раз права! О, Богиня! Я сейчас же этим займусь. А ты можешь быть свободна. Передай моему племяннику, что я постараюсь что-нибудь сделать. Пусть он держится! Ступай, ступай!
Она опять позвонила в колокольчик и приказала служке проводить гостью до выхода. Спорить и сопротивляться было бесполезно — я помнила, что настоятельница колдунья и сердить ее не стоит. Но, шагая к воротам, не переставала напряженно размышлять: что же я такого сказала? Что-то ведь очень важное. Понять бы что!
Все еще погруженная в раздумья, вернулась в замок. Нелегкая предстояла задачка — сообщить Витолду Пустополю, что моя идея провалилась. Он наверняка знал про существование артефакта, и весть о его исчезновении отнюдь не обрадует моего подопечного. Это будет означать, что он окажется беззащитен перед оборотнем, когда тот придет… Когда? Полнолуние уже послезавтра. Осталось так мало времени. И я ничего не успевала сделать. Надо было как следует все обдумать.
Я шла по замку, не обращая внимания на суету челяди. Люди бегали туда-сюда, с кухни доносились будоражащие запахи. На дворе вообще дым стоял коромыслом — две подводы выезжали, одна приехала. Это здорово отвлекало. Неожиданно я поймала себя на мысли, что стою, держась за ручку, и прислушиваюсь к доносящимся из-за двери голосам.
У князя Витолда была женщина. Голос ее казался смутно знакомым, но понадобилось минуты две, чтобы его узнать, — обычно он звучал намного тише, без этих странных визгливых ноток.
— Вы не можете так поступить!
— Почему? Я дал слово, и…
— Это не ваше слово! В этом клялся ваш отец, но не вы!
— Однако, ясная пани, я — сын своего отца. И не могу нарушить его обещания.
— Можете! Прошло много лет.
— Пани Ярослава…
— Она вам нравится?
— Я только выполняю свой долг. Король еще до войны одобрил наш брак. Его задерживала только молодость невесты — девочке тогда было всего двенадцать лет. Если бы не война, она бы уже года три или четыре была моей супругой.
— Но этого не случилось! Война многое изменила. Вы не можете слепо следовать чужим приказам! Вспомните о том, что нас связывало!
Ой! Что я слышу? Князь и… вдова его шляхтича?
— Нас ничего не связывало, ясная панна. Я просто пожалел вас, когда вы остались вдовой. Тем более что смерть Мирчо не назовешь легкой и естественной. Я был бы рад, если бы вы вышли за кого-нибудь замуж или удалились от мира…
— Я этого не хочу — я еще молода и мечтаю о нормальной жизни. А снова выйти замуж? За кого? Кроме вас, во всем Пустополе нет никого, равного мне по происхождению! Если бы не война, которая лишила меня всего! Да я бы и не посмотрела в сторону Мирчо! Он спас мне жизнь, дал мне свое имя — но и только. Что его род по сравнению с титулом, который я носила на родине! Тогда была война, особого выбора судьба не предоставила, да и то, что дала, отняла. А теперь я всего лишь хочу вернуть себе хотя бы часть того, что должно принадлежать мне по праву. Я хочу замуж, князь!
По уму следовало бы уйти и не подслушивать дальше, но ноги словно приросли к полу. Деревянная, так вовсе будто корни пустила. С пылающими от волнения ушами, дрожа и прислушиваясь к малейшим звукам (вдруг кто-то идет?) я застыла у двери.
— А я тут при чем? Я обручен, помолвлен, уже назначен день свадьбы…
— Но вы же ее не любите! Я вижу. Вам тягостна сама мысль о том, что пани Ярослава станет новой княгиней Пустопольской. Ведь так?
Он почему-то долго не отвечал, словно был в сомнениях.
— Да, — наконец прозвучал глухой голос. — Вы правы… панна Ярослава… Я ее совсем не знаю! И не люблю.
— Тогда разорвите помолвку! Еще не поздно! И я стану вашей княгиней.
— Послушайте, — послышался мужской смех, — пани, если вам так уж хочется замуж, то выходите за вашего деверя, Тодора! Мне кажется это вполне логичным, брат наследует брату. В таких делах законы мирские и божеские будут на вашей стороне. И потом, — помолчав, добавил он, — разорвать его помолвку с моей сестрой намного проще, чем мою. Ведь Агнешке только восемь лет. Она не достигла даже возраста невесты. Разница в летах слишком велика, любой монах или монахиня разрешат этот обет. И девочке ее нареченный жених никогда не нравился…
— И как вы себе это представляете? — теперь рассмеялась уже женщина. — Я ношу фамилию Хаш. Хватит! Эта фамилия принесла мне несчастье. Жизнь и так была ко мне несправедлива. Сначала я во время этой войны потеряла все — дом, семью, титул. Даже свободу, пусть и ненадолго. Мирчо меня спас, я думала, что все позади, но сначала он ничего не сделал для того, чтобы попытаться вернуть мне то, что принадлежало по праву и что могло бы стать его собственностью, а потом и вовсе глупо погиб. Сейчас я — никто и ничто. Собственный свекор велит мне идти в монастырь. А я не хочу! Я имею право на счастье.
— Ну тогда… может быть, Матиуш вас устроит? Он тоже Пустополь и…
— И как вы себе представляете этот союз? — фыркнула пани Бедвира. — У меня нет ничего, и он живет в вашем замке как приживала, из милости! Сирота, да еще и незаконнорожденный! Хороший союз вы мне предлагаете! Нет уж, хотите — так отдавайте ему вашу Ярославу, если она вам так безразлична. А я желаю быть с вами, князь! Я люблю вас!
— Оставьте меня, — глухо прозвучал голос Витолда. — Не прикасайтесь! Пойдите вон!
— Вы меня прогоняете? Вы не хотите, чтобы замок узнал о…
— Уходите! — Теперь в голосе звучала злость.
— … правду о смерти Мирчо?
О чем это она? Еще минуту назад я была уверена, что хочу уйти и не мешать этим двоим выяснять отношения. В конце концов, мне-то что до того, кто станет княгиней? Отыскать убийцу, защитить своего подопечного, получить деньги и вернуться в Брыль — вот все, что мне надо. Но последние слова вдовы заставили насторожиться.
— Какую правду?
— Мирчо вам угрожал. И его убил оборотень. Убил по вашему приказу!
— Бред.
— Не совсем. Вы из рода Пустопольских князей. Ваш предок заключил договор с этим племенем…
Ого! Это что-то новое!
— Это ложь!
— Это та правда, которую вы скрываете. Ваша так называемая болезнь…
— Я не болен! — зло зарычал Витолд. Я не видела выражения его лица, но догадывалась, что оно искажено гневом.
— Больны. Эти ваши приступы… припадки… Эта ярость, которая сейчас владеет вами…
— Я хорошо умею контролировать свои чувства.
— Ой ли? — Она рассмеялась. — Особенно сейчас! Это — первый признак того, что на вас лежит проклятие…
Я попятилась от двери. Только этого не хватало!
— Докажите! — глухо прозвучал мужской голос.
— Вы знаете, кто оборотень. А я знаю, почему вас хотят убить!
— Уходите. — В голосе Витолда послышался гнев. — Прошу вас. Я пока еще прошу…
— Нет! — судя по скрипу, она села в кресло. — Я не уйду, пока не получу от вас ответа на мое предложение. Не станете же вы силой выталкивать меня вон?
Несколько долгих секунд за дверью было тихо. Так тихо, что я чуть ухом к двери не прижалась в надежде уловить хоть один звук.
— Тогда, — голос князя дрожал от сдерживаемой ненависти, — уйду я.
— Интересно куда? К своей невесте, рассказывать, кто вы есть на самом деле?
Бес! Шепотом выматерившись, я метнулась вбок, пытаясь успеть улизнуть за угол, чтобы меня не застали подслушивающей. Шпионить за своим работодателем? Всерьез я о таком даже подумать не могла. А с этой проклятой деревяшкой мои шаги были слышны за версту!
Прижалась к стене, завидуя призракам, которые могут запросто раствориться в воздухе. Князь, распахнув дверь, вышел и, не заметив застывшей в двух шагах от двери меня, решительно зашагал прочь. Первым порывом было кинуться следом, но что-то подсказывало, что сейчас мужчина просто хочет побыть один. Поняла это и вдова — хоть и бросилась за ним, хоть и окликнула, остановившись в дверях, но не побежала вдогонку.
Выждав пару минут, все-таки отправилась следом. На каком-то повороте он меня заметил. Быстро оглянулся — и резко прибавил шаг, переходя на бег.
Вот бесы! Чувствуя себя донельзя глупо, помчалась следом. Ей-богу, хотелось придушить этого типа — заставил гоняться за собой в самом прямом смысле слова!
К счастью, недолго. То ли опасаясь, что нас заметят, то ли просто устав, через пару минут Витолд остановился.
— Ваше сиятельство?
— Чего еще?
Никогда не видела у Витолда Пустополя такого выражения лица! Злость, досада, негодование, отчаяние — все смешалось в горящих глазах. Верхняя губа приподнялась, подрагивая, словно у хищника. Казалось, даже привычные черты его породистого лица исказились и стали звериными.
— В-ваше сиятельство? Что с вами? — Я подбежала, но тут же попятилась, нащупывая рукоять меча.
Он помотал головой, сжал виски руками.
— Ничего… Я себя контролирую. Слышите? Контролирую! Я нормален!
— Верю. Но что произошло? — Не то что бы я его не боялась. Просто это был не тот страх, который нельзя преодолеть.
— Она вывела меня из себя, — прошептал мужчина, глядя остановившимся взором куда-то в пустоту. — Как она смеет от меня требовать, чтобы я на ней женился, когда у меня есть невеста?
— Которую вы любите? — С этим мужчиной я провела не самую худшую ночь в жизни. И пусть нас связывали только деловые отношения, но внутри все равно что-то болезненно сжалось, когда я произнесла эти слова.
— Да какое это имеет значение? Что вы все ко мне прицепились? Я должен на ней жениться, потому что так захотели наши отцы. Король еще до войны одобрил этот брак.
— Но все-таки…
— Если бы я мог выбирать, то взял бы женщину, которую знаю немного лучше, чем панну Ярославу. Но она — дочь наших соседей. Пустополь — не слишком богатое княжество, эта женитьба поможет поправить материальное положение и пополнить казну. Я женюсь ради денег. Вы это хотите от меня услышать, Дайна? Я это сказал. А теперь — оставьте меня. Надо подготовиться к приезду моей невесты. Да и вам не помешало бы переодеться. Во что-нибудь получше.
ГЛАВА 13
Поезд пани Ярославы Клевеньской прибыл примерно через полтора часа. Я только успела надеть чистую рубашку, наскоро вымыть волосы и почистить сапоги. Да, знаете, у меня пара сапог, хотя обычно пользуюсь только одним. Второй натягиваю лишь в особенных случаях — когда надо как-то отвлечь внимание людей от деревянного протеза. Надраила бляху на поясе — в общем, привела себя в порядок, как перед приездом в нашу часть командующего.
А вот Витолду Пустополю это не понравилось. Князь смерил меня взглядом и мимоходом заметил:
— Я думал, вы будете в платье.
Очень захотелось ответить, как-то защититься или оправдаться — я же не на празднике, а на работе, — но тут в воротах показался поезд невесты.
Впереди скакали два гайдука с вымпелами на копьях. За ними — коляска невесты, которую сопровождали две пожилые дамы. Еще три коляски с девушками и женщинами следовали сзади. Около полутора десятков рыцарей, в том числе, если судить по доспехам и камзолам, из числа Клевеньской шляхты, скакали по бокам. Припасы, слуги и все, что нужно в дороге, было размещено на нескольких простых подводах. Из прибывших я узнала только отца пани Ярославы. Остальные лица оказались новыми — видимо, это та свита, которую невеста ожидала в поместье.
Два лютниста и флейтист грянули веселую мелодию, но музыка тотчас же оборвалась, когда коляски остановились. Князь сошел со ступеней, протягивая к невесте руки:
— Ясная пани! Позвольте приветствовать вас в моем скромном замке!
Князь Клевень, отец невесты — как его зовут, кстати, не забыть бы спросить! — подъехал к коляске с другой стороны. Девушка встала, озираясь по сторонам и протягивая руки к мужчинам.
— Скромный замок, как же! — воскликнула она. — Здесь великолепно! И мне ужасно нравится!
Опершись сначала на отца, она сошла с коляски и только тут подала руку князю. Музыканты опять заиграли нечто веселое, и пара направилась к крыльцу, где ждали остальные. Князь Витолд представил невесту матери, младшей сестренке, пану Матиушу как своему родичу и милсдарю Генриху, после чего все направились в замок.
Я пристроилась в сторонке. На меня никто не обращал особого внимания, так что можно было вовсе раствориться в толпе. Все-таки в положении телохранителя есть свои преимущества. Можно спокойно наблюдать за всеми, думать, делать выводы. Тем более что подумать было нужно. Кто-то из этих людей не просто знал про артефакт, оберегающий князей Пустопольских, но и отдал приказ выкрасть его. Вряд ли, например, сам Генрих Хаш или княгиня Эльбета прокрались к статуе и запустили внутрь руку…
А почему бы и нет? У кого была возможность? Посмотрим по порядку.
Княгиня Эльбета. Была замужем за братом матери Любаны. Могла приезжать по-родственному, тем более что Богиня-Мать милостива ко вдовам, которые одни растят детей. Ее как богатую покровительницу прекрасно знали в монастыре и могли не обратить особого внимания на то, куда и зачем она пошла. Она могла от мужа знать про артефакт, и ее высокое положение вполне помогло легко его украсть.
Затем милсдарь Генрих Хаш. Давний возлюбленный пани Любаны, какое-то время даже ее жених. Помнится, они довольно мирно встретились тогда, у постели Агнешки. А что, если он навестил бывшую возлюбленную в обители и украл косточку? Мог. И он прекрасно про нее знал — ведь именно из-за этого и расстроилась свадьба. Кстати, он мог сделать это не сам, а попросить Тодора — пока отец разговаривал с настоятельницей, сын прокрался к статуе, и… Тоже все легко.
Кто еще? Госпожа Мариша? Могла приехать в монастырь помолиться о своих умерших детях и заодно поговорить с настоятельницей, а потом свернуть не туда. Она — птица не слишком высокого полета, ее вряд ли провожали, так что проследить, куда она пошла, невозможно.
Не стоит забывать и про Матиуша Пустополя. Насколько мне известно, он единственный, кто по крови относится и к Пустополям, и к Хашам. Троюродный брат князя Витолда, теоретически имеющий все права, но, будучи незаконнорожденным, лишенный их всех. Он тоже мог приехать к матери-настоятельнице по-родственному и в отличие от князя имел возможность сделать это свободно.
Оставался еще покойный алхимик, но с ним все сложно. Во-первых, он мужчина в летах и само посещение им монастыря выглядит странно. Во-вторых, его наверняка встречали и провожали монашки, как и меня. Тут незаметно к тайнику не подкрадешься. В-третьих, если он был на нелегальном положении, то вряд ли стал бы просто так раскатывать по городу. Но он мог рассказать кому-то об артефакте. Кому-то, кто его убил. Кто этот человек? Как его найти? Как доказать, что он вообще был?
Ладно, об этом подумаю потом. Есть самое главное — зачем был украден артефакт? Какую личную выгоду это могло принести? Ведь это значит, что Витолд остается беззащитным перед оборотнем, который много веков преследует их род. Кто из них больше всех выиграет от того, что князь погибнет?
Ответ был однозначным — пан Матиуш Пустополь. Пусть незаконнорожденный, пусть сирота, но он был принят князем Доброушем и жил в замке. И в случае смерти Витолда именно он должен стать новым князем.
Правда, имелась еще княгиня Эльбета. Она еще молода. Оставшись без мужчины, но с большим богатством (наличие дочери не позволит дальним родственникам претендовать на княжество), она сможет вторично выйти замуж. Не стоит забывать и маленькую Агнешку. Нет, девочка тут ни при чем. Но ведь она будет объявлена наследницей. Рука и сердце маленькой княжны — солидный куш.
Погодите, а как же Тодор Хаш? Тогда ее нареченный жених тоже под подозрением. Нет, так дело не пойдет. За всем этим стоит один человек — либо пан Матиуш, либо княгиня Эльбета, либо Тодор. Дальний родич, друг детства и мачеха. Им троим была бы выгодна смерть Витолда. И все трое могли украсть артефакт.
Я выдохнула. Чувствовала себя так, словно весь день сражалась на жаре в полном доспехе. Не мое дело — думать. Нет, на войне приходилось принимать решения мгновенно, но планы наступления, атак и контратак — все это решалось в штабах, наверху. «Пехота думать не должна», — так говорили даже наши командиры.
Ладно, об остальном можно побеспокоиться и позже. Мне останется лишь навестить еще раз мать Любану и расспросить ее, кто из семьи и родни приезжал накануне похищения. Вряд ли ее посетило так много народа, что она не вспомнит всех поименно.
А они красивая пара, будущие жених и невеста! Мягкие черты лица князя вполне сочетались с острым носиком и резкими прямыми бровями девушки. Одно как бы дополняло другое. Мне нравилось. Я уж не говорю про наряды. Витолд весь в золотом с черными и бурыми нитями вышивки, она — в небесно-голубом платье с белыми рукавами до пола. Эх, все-таки ей тут нет соперниц, с какой стороны ни посмотри. Вот только почему хмурятся отец и сын Хаши? Такое впечатление, что приезд пани Ярославы спутал им все планы, и сейчас они лишь притворяются радушными, а сами внутри кипят от негодования. Что касается князя и его невесты, то лично я даже ревновать не могу. И так ясно, что здесь с нею некому тягаться.
Впрочем, кое-кто думает иначе. В стороне топталась вдова Мирчо Хаша, пани Бедвира. И, судя по выражению ее лица, она тоже не выказывала восторгов. Более того, присмотревшись, я почувствовала неладное. Тихая, незаметная, все время державшаяся в стороне и почти не подававшая голоса, она преобразилась. Я видела такие лица — лица женщин, потерявших детей, мужей, близких. Они приходили к нам в лагерь, искали командиров и просили дать им оружие — дескать, мы хотим мстить. Этот блеск глаз, эти сжатые кулаки были мне хорошо знакомы. Вот только что это зажато между пальцами?
Так. Тихо-тихо придвинемся ближе. Пока все нормально, постараемся не привлекать лишнего внимания…
Как назло в замок съехалось полным-полно народа. Я многих из тех, кто сейчас стоял на ступенях крыльца, знала по именам — за три недели легко запомнить десяток имен. Но откуда-то набрались и новые. Пока всех обойдешь, да так, чтобы никто раньше времени ничего не заподозрил… Это ведь только мое предположение. Если я потороплюсь или ошибусь с выводами…
Витолд взял Ярославу за руку и остановился на верхней ступени лестницы. Справа и слева его окружали близкие родственники и некоторые придворные. Те, кому не хватило места на вершине лестницы, занимали большую часть ступенек или теснились внизу.
— Приветствуйте княжну Ярославу Клевеньскую! — воскликнул князь. — И мою невесту!
— Да! Да! — послышались крики. — Многая лета панне Ярославе! Здравы будьте, князь с княгиней! Ура!
— Чудовище!
Признаться, я хоть и ждала от пани Бедвиры какой-то выходки, но не такой, и посему сначала слегка растерялась. А молодая женщина рванулась вперед, взмахнув рукой:
— Ты чудовище! Чудо…
Я дернула ее за платье, останавливая бешеный порыв, но она успела замахнуться… Испуганно вскрикнула панна Ярослава. В следующий миг я перехватила запястье вдовы, заломив руку назад. Сдавила кисть так, что пани Бедвира вскрикнула. Тонкий женский стилет, больше похожий на вязальную спицу с рукояткой, с легким звоном упал на ступени.
— Пустите! — закричала вдова, извиваясь в моих руках с неожиданной силой. Попробовала лягнуть — если бы не подол, в котором запутались ее ноги, наверняка бы попала. Мне пришлось приложить усилия, чтобы просто удержать пленницу.
— Бедвира, что ты делаешь? — воскликнул Витолд.
— Ты чудовище! — почти зарычала от гнева и ярости та. — Ты мне обещал! Предатель! Такие, как ты, не должны жить!
— Опомнись! Что ты говоришь?
— Говорю, что хочу! Это вы все опомнитесь! Посмотрите на него! Кто перед вами? Это чудовище! Зверь! Оборотень! Убейте его, пока он не убил вас всех!
Витолд тихо зарычал сквозь стиснутые челюсти. На миг мне даже показалось, что он может ударить женщину — его обычно мягкое лицо исказилось до неузнаваемости. Пожалуй, в эту минуту он как нельзя больше походил на чудовище.
— Уведите ее, — распорядился он. — И заприте где-нибудь.
— Это тебя надо запереть! — закричала Бедвира. — Предатель! Ты меня обманул! Зверь! Оборотень! Будь ты проклят!
Я с трудом поволокла ее прочь. К сожалению, воспользоваться классическим способом переноски подобных девиц — оглушить ударом кулака по затылку, перекинуть через плечо и нести как овцу у меня не было сил. Она цеплялась свободной рукой за все подряд, упиралась ногами так, что пришлось пару раз дать ей пинка, чтобы просто сдвинуть с места. За моей спиной отец и сын Хаши, пан Матиуш и сам князь наперебой уверяли гостей, что все в порядке. Несчастная женщина, мол, просто ревнует — она осталась вдовой после смерти горячо любимого мужа и завидует чужому счастью.
На помощь мне пришел кое-кто из челяди, так что отчаянно сопротивляющуюся пани Бедвиру удалось втащить в ее комнату, расположенную на половине, занимаемой княгиней Эльбетой. Мелькнула в голове и тут же пропала мысль о том, что после свадьбы мачехе князя придется подыскивать себе новые покои.
В комнате я, не жалея сил и не щадя хрупкую противницу, впихнула истерически рыдающую женщину в кресло. Она с ненавистью уставилась на меня снизу вверх — оценила силу и не полезла на рожон.
— Ты, — голос дрожал от гнева и ненависти, — за это заплатишь!
— За что? Мне как раз платят за то, чтобы я оберегала князя Витолда от покушений.
— Он не должен жить! Он должен умереть!
— А с чего вы взяли, что лучше знаете, кто должен жить, а кто — нет?
— С того! — Она вскочила, растрепанная, раскрасневшаяся, с потеками косметики на щеках. — Ты знаешь, кто он на самом деле? Он — чудовище!
— Я это уже слышала.
— Оборотень! Князь — оборотень.
Хм, смелое заявление. Но бредовое. С чего бы это оборотню защищаться от себя самого с помощью магического артефакта?
Наверное, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Бедвира фыркнула:
— Скоро ты сама это поймешь! Но будет поздно! Ему лучше умереть. Он давно должен был умереть.
Так-так. Что-то начало проясняться.
— Так это вы ударили его по голове в галерее?
— Я? — Она презрительно фыркнула. — Да за кого ты меня принимаешь? Это сделал Матиуш.
— Но зачем?
— Он в меня влюблен, — дернула вдова плечом. — И пытался доказать мне свою любовь. Всего-то и надо было, что столкнуть этого типа с лестницы. Но он не сумел даже этого…
— А вы?
— Что — я? Я хотела отомстить.
— Но ведь вы любите Витолда, — вырвалось у меня. — Вы хотели за него замуж… Когда ненавидят, в жены себя не предлагают.
— А ты подслушивала? — Ее всю затрясло. — Грязная тварь!
Реакция у меня все-таки была отменная — когда пани Бедвира бросилась на меня с голыми руками с намерением вцепиться в волосы, я успела не просто перехватить ее за запястья, но и, вывернув кисти рук, отбросить противницу в сторону. Она отлетела на несколько шагов, чудом удержавшись на ногах. Хватаясь за каминную полку, выпрямилась, шаря глазами по сторонам в поисках подходящего предмета, который можно использовать как оружие.
Но женская драка отнюдь не входила в мои планы. Я попятилась к выходу. Бедвира бросилась следом, но в длинном платье двигалась недостаточно быстро. Мне удалось первой выскочить за порог и захлопнуть дверь перед носом женщины.
— Выпусти меня! — завопила она, ударившись о дверь всем телом. — Немедленно выпусти! Я приказываю!
— Это будет решать уже князь, а не я.
— Ты дура! Он тебя убьет! Он же зверь!
— Кто вам это сказал?
— Не твое дело! Это все знают! Весь замок! Знают или догадываются, но молчат! Его надо убить! Скорее, пока не наступило полнолуние!
«Это послезавтра», — мелькнула шальная мысль.
— Он всех убьет! Как моего мужа! Мирчо пытался меня защитить от зверя, в которого превратился князь, и тот его убил! Слышишь? Он убил моего мужа! И не захотел взять в жены меня!
Что ж, это логично со всех сторон. Во-первых, далеко не всякая вдова с радостью пойдет за убийцу своего супруга, если только вынашивая дальновидные планы мести — мол, сначала стать его женой, а потом — второй раз в жизни вдовой. Даже если Витолд был виновен в смерти Мирчо Хаша, он мог отказаться от руки и сердца его вдовы по этим соображениям. Но не стоит забывать еще и помолвку. Князь не хотел бросать нареченную невесту ради женщины, которая, возможно, лелеет планы мести. О том, что она способна на такой поступок, свидетельствовало ее нападение.
— Посидите здесь, — предложила я, достав из ножен на поясе кинжал и всадив его в дверной косяк так, чтобы он заклинил дверь и не позволил ее отпереть. — Постарайтесь успокоиться…
В ответ изнутри на меня хлынул поток площадной брани. Это меня не оскорбило — обложить со всех сторон и я могу. Удивило другое — откуда она-то набралась? Неужели от своего покойного мужа? Они, помнится, познакомились на войне… Ладно, пусть матерится сколько душе угодно.
В большом зале, куда я вошла некоторое время спустя, уже закончилась церемония представления и поздравления. Гости вслед за хозяевами спешили к столам. Музыканты по-прежнему играли, но за шарканьем ног, стуком отодвигаемых стульев и негромким бормотанием мелодия была еле слышна.
Князь Витолд и княжна Ярослава уже заняли места во главе стола. Оба были просто прекрасны, но я заметила, что князь еле сдерживает раздражение. Что его так рассердило? Неужели еще не может отойти после выходки Бедвиры? Вон и Хаши как-то странно косятся в его сторону. Еще бы! Возмутительница спокойствия оставалась их родственницей, снохой одного и свояченицей другого. Они могли действовать заодно или хотя бы покрывать женщину. А пан Матиуш… Он держался в стороне, помалкивал, прятал глаза, но за ним тоже стоило присматривать. Оказывается, он способен на убийство. Какие еще сюрпризы меня ждут? Стоит ли рассказывать Витолду о том, что мне случайно стало известно?
Стук деревяшки об пол трудно было не услышать. Едва дождавшись, пока все займут свои места, князь оглянулся на меня:
— Ну как она?
— Проклинает вас. Я заперла ее в комнатах.
— Это… не слишком хорошо.
— Мне ее привести?
— Нет-нет, не стоит. Пусть посидит, подумает. Я потом с нею поговорю. То, что Бедвира сделала, — это неправильно, недопустимо! Она должна быть наказана. И наказана сурово!
Я с любопытством смотрела на потемневшее от гнева лицо князя. На моей памяти он злился едва ли не впервые. И это было не простое раздражение, которое время от времени прорывалось в последнее время.
— Так что пусть посидит там одна. Я потом с нею поговорю.
— Мой дорогой, — вклинилась в разговор княжна Ярослава, — о чем речь? О той ужасной женщине, которая…
— Да! — непривычно резко ответил Витолд.
— Это кошмарно! Ее поступок не заслуживает одобрения.
— И она будет за него сурово наказана. Я потом придумаю для нее достойное наказание.
— А скажите, — девушка придвинулась ближе, — что такое она кричала? «Чудовище! Оборотень!» Это правда?
— Нет, — отрезал князь. — И вы, ясная панна, меня очень обяжете, если выкинете эту дурь из головы! Давайте начинать пир! Дайна, займите место…
Я кивнула, в глубине души терзаясь в догадках, в чем причина такой перемены настроения, и отступила на шаг, встав за кресло.
— Нет! — прозвучал недовольный голос. — Займите место за столом. Вместо пани Бедвиры!
Читать бесплатно другие книги:
