Кара Дон Жуана Володарская Ольга

Глава 1

Абхазия. Лето 200… года. Андрей

Дорожного автоинспектора Андрей увидел издали. Тот стоял, привалившись бедром к патрульной машине, и курил. Курил без удовольствия, лишь бы убить время. На его полной усатой физиономии читалась скука – оно и понятно, на трассе ни одного потенциального нарушителя, только гонимые ветром листья да спешащие по своим делам крупные красные муравьи. Ни машин, ни автобусов, ни завалящих мотоциклов! И это в разгар курортного сезона!

Докурив, инспектор швырнул «бычок» в траву, махнул своему напарнику, сидящему в тени кипариса с бутылкой минералки в руке, затем открыл дверку машины, собираясь сесть за руль, но тут в зеркале заднего вида увидел приближающуюся машину. Mercedes SLK. Кабриолет. Полста штук баксов – зарплата патрульного постового за пятнадцать лет, включая пайковые и премиальные… Скука с лица инспектора улетучилась в мгновение. Сначала на нем появилось торжество, потом решимость, затем издевка (вот я тебе задам, богатый сукин сын!), а в заключение алчное нетерпение – машина приближалась слишком медленно, на скорости сорок пять километров в час, а приступить к «ощипыванию гуся» хотелось незамедлительно.

«Сейчас докопается, – пронеслось у Андрея в голове. – До просроченного йода в аптечке. Или еще какой ерунды… Пятихатку вытрясет как минимум!»

Инспектор, вскинув жезл, вышел на дорогу.

Андрей послушно остановился, не дожидаясь требования, достал права, доверенность и техпаспорт.

– Старший сержант Масаев, – запоздало отрекомендовался инспектор, хватая документы потными руками. – Вы не заблудились, господин… – он прочел фамилию Андрея на международных пластиковых правах. – Господин Караян? Поворот на Гагру вы проехали…

– Я направляюсь не в Гагру. Мне туда… – Андрей указал рукой вперед.

– М-м-м, – многозначительно промычал Масаев, углубляясь в изучение доверенности.

Андрей откинулся на сиденье, прикрыл глаза. Он предполагал, что инспектор будет долго просматривать его бумаги, затем потребует открыть багажник, аптечку, бардачок. Он будет искать оружие, наркотики, взрывчатку, расчлененный труп. Не найдя ничего подозрительного, начнет звонить в управление, дабы узнать, не числится ли в угоне Mercedes SLK с номером Р555СТ. И добьется-таки того, что Андрей сунет ему купюру, лишь бы отстал.

Но инспектор повел себя необычно. Вместо вопроса «Наркотики, оружие при себе имеете?» он задал совсем другой, причем на абхазском языке, которым Андрей владел так же хорошо, как русским, армянским, французским:

– Эта машина принадлежит Гургену Караяну?

– Ну вы же сами видите, – Андрей показал глазами на доверенность. – Тут ясно написано…

– Он ваш однофамилец?

– Он мой двоюродный брат.

Инспектор сосредоточенно кивнул, покрутил права в руках, затем вернул их со словами:

– А Карэн Караян кем вам приходится?

– Отцом.

– Так вы сын Барса?

– Да, – немного удивленно ответил Андрей – его отца уже много лет не называли Барсом – все больше мсье Карайо-о-он. – А что, вы знали моего папу?

– Лично нет, но много о нем слышал… Мой старший брат на него работал когда-то… Давно, еще до войны… – Масаев помрачнел. – А в войну его убили…

– Сочувствую…

– А ваш отец, он живет за границей?

– Во Франции. – Андрей нетерпеливо побарабанил пальцами по рулю – в его планы не входила затяжная беседа с незнакомым человеком, да и отвык он во Франции от праздных бесед со случайными людьми. – Я могу ехать?

– Да, конечно… – Масаев махнул жезлом и отошел к обочине. – Вы в родные места путь держите?

– Да. Хотел посмотреть на развалины, бывшие некогда моим домом…

– Вы сильно удивитесь, увидев их…

Андрей не стал уточнять – почему. Распрощавшись с инспектором, он завел мотор и помчал на своем кабриолете в сторону гор. Там, за перевалом, за бурной речкой, за заброшенной пасекой, стоит дом, в котором он вырос. Белый двухэтажный особняк, окруженный парком. Великолепный, богатый, гостеприимный когда-то, теперь заброшенный, обветшавший – в Абхазии много подобных руин. Разоренные, покинутые виллы, гостиницы, турбазы, есть даже вымершие поселки – война изгнала из них людей. Как изгнала Андрея и его отца из родного дома и ставшей родной Абхазии. Теперь они живут во Франции. В маленьком городке в предгорье Альп. Имеют успешный бизнес, достаток, а их шале не менее роскошно, чем кавказская вилла, но Андрей до сих пор не может привыкнуть ни к роскошному шале, ни к новой родине. Душа его так и осталась здесь, в Абхазии, в которой он не был больше пятнадцати лет…

Подумать только! Уехал двадцатиоднолетним мальчишкой, а вернулся взрослым мужчиной. Все эти годы он ломал себя. Старался соответствовать новой родине: быть более серьезным, деловым, европеизированным. И у него, можно сказать, это получалось. Теперь он не дерется из-за женщин на кулаках, не бьет посуду в ресторанах, почти не пьет, совсем не курит. Был горячим армянчиком, стал рассудительным французом, был Дюхой, стал Андрэ… Или ему только кажется, что стал… Еще вчера, сойдя с трапа самолета в Адлере, он мыслил по-французски: думал о новом бизнесе (они с отцом решили вложить средства в строительство отеля на берегу моря), инвестициях, планировал встречи и умеренные, в духе Французских Альп, развлечения. А теперь все мысли о делах вылетели из его головы. Хотелось найти старых друзей, новых девочек, непременно курортниц, взять бочку красного домашнего вина, мяса, фруктов, прыгнуть в машину, да не в кабриолет, а в «УАЗ», как раньше, подняться в горы, развести костер, нажарить шашлыков, напиться… По-настоящему, как когда-то! Чтоб все проблемы из головы вон, чтоб голышом в водопаде купаться и не мерзнуть при этом, чтоб проснуться утром у погасшего костра в объятиях двух обнаженных красоток!

Но Андрей понимал, что ничего этого он не сделает. У него мало времени и много дел. Да и старых друзей разыскать – большая проблема. Девочек-курортниц – пожалуйста, сами подходят знакомиться, сами приглашают прогуляться в горы, даже неинтересно! И вино местное после изысканного французского кажется кислым, чересчур терпким. А от баранины он и вовсе отвык, перейдя на морепродукты и лягушачьи лапки! Офранцузился все ж таки! Но, несмотря на это, Андрей всегда ощущал себя именно кавказцем. А сейчас особенно. Эти горы, этот воздух, эти, черт побери, сгнившие коробушки ульев были ему родными! Еще ребенком он облазил все ущелья, исходил все тропы, изучил каждый куст. Все камни в речке были его друзьями, все валуны союзниками – по ним он мальчишкой перебирался на другой берег, где росла самая сладкая малина… А воздух! Какой божественный здесь воздух! Хваленый альпийский и тот с ним не сравнится…

Пока Андрей ностальгировал и полной грудью дышал, смакуя пропитанный ароматами горных цветов воздух, дорога сделала поворот. А за ним, за поворотом, через сто метров показалась развилка. Возле левого ответвления стоял столб с полусгнившим указателем: «пос. Горный – 1 км». Но Андрея пос. Горный не интересовал – их вилла стояла отдельно, чуть выше и правее населенного пункта, поэтому он свернул на другую дорогу.

На медленной скорости, очень осторожно, он проехал полтора километра по узкому серпантину. Достиг небольшого плато, где, белея на фоне серых, в ярких пятнах зелени, гор, стоял его родной дом. Двухэтажный, с высокой башенкой, с изящными балкончиками и длинной галереей, с мраморным крыльцом, охраняемым двумя дремлющими барсами. Это был настоящий дворец. Но без привычных для востока изысков, он скорее походил на императорскую резиденцию в Ливадии: такой же благородный, скромный, если не сказать простой, но очень элегантный.

Андрей вылез из машины, прошел к изящной деревянной беседке, за которой начинался сад. Каких растений в нем только не было! И разнообразные пальмы, и лиственницы, и кипарисы, и пинии, и платаны… Причем все они были привозными, так как изначально здесь рос только кустарник. Когда Андрей видел сад в последний раз, он был в ужасном состоянии: многие деревья поломаны, цветы вытоптаны, клумбы изрыты гусеницами бронетранспортера. Да и сам дом лишился окон, дверей, не говоря уже о мебели, картинах. Даже барсы пострадали – в их морды прицельно палили из автомата, отчего они потеряли свой привычный надменный вид, став жалкими инвалидами… И с тех пор прошло столько лет! За эти годы дом должен был обветшать окончательно. Без окон, без дверей, с пробитой снарядом крышей он не мог сохраниться. Но, к удивлению Андрея, дворец Барса выглядел отлично. Более того, он совсем не походил на заброшенные, истерзанные годами и стихиями развалины. В окнах появились стекла, двери тоже присутствовали, зато дыры в крыше как не бывало!

«Что за ерунда, – подумал Андрей растерянно. – Этого не может быть! Дом мы не продавали. Не сдавали в аренду. Не дарили родственникам. Мы просто его покинули, и все… Тогда почему его в наше отсутствие кто-то отреставрировал? Зачем этот кто-то вложил кучу средств в чужую недвижимость? Разве это разумно? Ведь в любой момент могут объявиться хозяева и выкинуть самозванца вон!»

На эти вопросы у Андрея был лишь один ответ – власти нового государства экспроприировали виллу Барса. Затем ее присвоил какой-то местный князек. Одно неясно – зачем? Ведь легче было построить новый дом, чем восстанавливать этот. К тому же местные князьки, как Андрей успел заметить, предпочитают обзаводиться недвижимостью на берегу моря. В какой-нибудь тихой бухте или престижном поселке…

Андрей, задрав голову и прикрыв глаза от яркого солнца темными очками, стал разглядывать дом более внимательно. Похоже, он обитаем. То есть его не просто восстановили, дабы не дать развалиться окончательно, в нем живут. Вон на парапете балкона в ряд стоят горшки с папоротниками, а их надо регулярно поливать, и окошко на втором этаже (кажется, это окно бывшей Андреевой спальни) приоткрыто, а через щель виден край тюлевой занавески, которую треплет ветер. Выходит, там сейчас кто-то есть…

«Вот и спросим у этого кого-то, что он делает в моем доме», – подумал Андрей, решительно проследовав к особняку.

Шагая по дорожке к крыльцу, он отметил, что сад вновь ухожен. Даже разбитая мозаика фонтанчика (сейчас не работающего) восстановлена.

Андрей поднялся на крыльцо, похлопав одного из барсов по надменной сонной морде, толкнул добротную дубовую дверь.

Она подалась.

Андрей вошел внутрь.

В холле стоял полумрак. Только на мраморном полу белели узкие трафареты окон. На один Андрей встал, сделав шаг в глубь помещения.

– Эй, есть кто тут? – прокричал он – надеялся, что беспечные хозяева его услышат и выйдут. – Извините, что ворвался, но у вас не заперто…

Никто не отозвался. Но Андрей расслышал, что на втором этаже тихо играет музыка. Звучала (похоже, по радио) его любимая композиция – «Незнакомцы в ночи» Фрэнка Синатры.

Андрей выкрикнул приветствие на абхазском, затем повторил на армянском, но это ни к чему не привело – в доме не произошло никакого движения. Тогда он пересек холл, ступил на лестницу и стал подниматься наверх. Пока шел, смотрел вниз и удивлялся. Обстановка дома очень походила на ту, которая была когда-то. Та же мебель, те же напольные вазы, те же цветы в вазах, а также пейзажи в нишах, занавески на окнах, книги на полках. И обивка стен (тяжелый шелк с выбитыми лилиями) была того же кремового оттенка. Создавалось впечатление, что кто-то педантично восстановил все детали интерьера и расставляет эти детали именно по тем местам, где их когда-то расставила мама – это она занималась оформлением дома. Значит, особняк присвоил человек, бывавший здесь раньше…

Бывший партнер отца? Дальний родственник? Близкий друг? Заклятый враг? Ведь недруги здесь тоже бывали…

За этими думами Андрей миновал лестницу. Шагнул на ковер, устилавший широкий коридор с шестью дверями. Самая первая вела когда-то в спальню его сестренки Марианны. Вторая в его. Третья в родительскую. Четвертая в бабушкину. Остальные комнаты считались гостевыми, обычно в них жил кто-то из родственников, регулярно съезжавшихся в дом Карэна с разных концов бывшего СССР.

Теперь все комнаты, кроме одной, были заперты – Андрей проверил – только его бывшая спальня гостеприимно распахнула перед ним дверь. Немного помявшись на пороге, он вошел. Привалившись виском к косяку, стал рассматривать помещение. Как он и ожидал, спальня выглядела точно так же, как много лет назад. Будто их, этих лет, и не было вовсе. Андрей поймал себя на бредовой мысли, что время пустилось вспять, и теперь не начало двадцать первого века, а последнее десятилетие прошлого. И дело не в мебели, которая стоит там, где должна стоять, ни в торшере с кистями, который сгорел давным-давно, а сейчас материализовался на прежнем месте, не в нежно-розовых занавесках, сшитых бабушкой, а в женщине, спящей на круглой кровати…

Женщине из прошлого!

Та любила лежать поверх шелковых простыней в обнимку с подушкой. Как и эта! Та была стройна, миниатюрна, черноволоса. Как и эта! Та носила на щиколотке золотой браслет, состоящий из маленьких дельфинчиков. И эта женщина носила точно такой же!

Андрей зажмурился. Он испугался за свой рассудок – вдруг все, что он видит сейчас, включая обнаженную женщину на кровати, галлюцинация. Ведь ее, именно ЕЕ, здесь никак не должно быть! Она ушла из жизни Андрея несколько лет назад! Исчезла! Испарилась, как тонкий дымок ее любимых сигарет «Вог»…

Галлюцинация, определенно галлюцинация…

Но через секунду открыв глаза, он обнаружил, что картинка не изменилась…

Не изменилась и женщина. За те годы, что он ее не видел, она не прибавила ни килограмма, не перекрасилась, не подурнела, не постарела. Только еще больше стала походить на ангела, смуглого черноволосого ангела с глазами дикой серны…

Андрей сделал шаг. Протянул руку, чтоб дотронуться до гладкого плеча, но не успел его коснуться – когда пальцы были в сантиметре от шоколадной кожи, он увидел то, чего не было у той женщины из прошлого… Маленькую круглую дырочку между четких бровей, из которой на безупречное лицо вытекла тонкая струйка крови. Вытекла и застыла, перечеркнув его – это господь вычеркнул ЕЕ из списка живых!

Вдруг в комнату влетел порыв ветра. Тонкая тюль на окне заколыхалась, потом вздулась парусом. Покачнулись кисточки на балдахине кровати. Зазвенели хрустальные колокольчики, висящие над дверью. А черные, рассыпавшиеся по подушке волосы слабо зашевелились. И Андрей опять зажмурился – ему почудилось, что мертвая женщина поднимает голову, чтобы запечатлеть на его губах прощальный поцелуй.

Но он ошибся – это был просто ветер!

Просто ветер…

Андрей наклонился, приблизил глаза к ране на лбу женщины. Края были обожжены – стреляли в упор. Сделали контрольный выстрел в голову. А первый в сердце: только сейчас Андрей увидел пулевое отверстие в груди и лужу крови на простыне…

Еще он увидел пистолет. Маленький, изящный, с ручкой, отделанной слоновой костью. Кажется, это была «беретта». Андрей взял оружие двумя пальцами за дуло, рассмотрел со всех сторон и после недолгого раздумья положил в карман.

Когда он наклонился, чтобы поднять оружие, увидел под кроватью альбом для рисования. Он лежал на полу, а рядом с ним валялись рассыпанные пастельные мелки. Андрей вытащил альбом, открыл, начал пролистывать. Не успел дойти до середины, как альбом выскользнул из рук и упал, открывшись на женском портрете. С белой страницы на Андрея смотрела красивая ясноглазая девушка, написанная пастелью. Под рисунком имелись цифры: 101080. Телефон? Дата рождения? Шифр? Раздумывать над этим было некогда, поэтому Андрей засунул находку за ремень брюк.

После этого он подошел к покойнице. Склонился над ней. И, стараясь не замечать черной дырки меж надломленных бровей, поцеловал в ледяной лоб.

Губы тут же стали холодными, словно омертвели от прикосновения к ЕЕ челу, а по лицу покатилось что-то горячее… Неужели слезы? Андрей дотронулся до своей щеки, стер с нее влагу. Оказалось, он действительно плакал. А он-то думал – разучился! Он считал, что уже выплакал все, когда потерял ЕЕ впервые. И вот, поди ж ты, что-то осталось… Золотой запас слезных каналов открыт специально для НЕЕ! ОНА бы оценила это! ОНА любила дешевую мелодраму…

А Андрей любил ЕЕ!

Любил и постоянно терял. Искал, но не находил. Однако неизменно встречал. Случайно. Словно судьба сталкивала их…

Столкнула и на сей раз. Только для того, чтобы он понял, что потерял ЕЕ навсегда!

Потерял свою единственную ЛЮБОВЬ, свою ЖЕНУ, свою КАРУ!

Глава 2

Адлер. Лето, 1990 год

Лето выдалось жарким. Даже в июне температура зашкаливала за сорок. Но в десять утра было еще терпимо. Именно поэтому Андрей рано вставал, чтобы попасть на пляж до жары. Его семья: родители, сестра, двоюродные братья, Гурген и Федор, подтягивались лишь к одиннадцати. Они долго спали, долго завтракали, долго собирались. А придя на пляж, тут же прятались под зонтики и навесы, чтобы избавить себя от пагубного воздействия ультрафиолета. Андрей же любил жариться на солнышке. По три часа утром и два вечером. Лежа у кромки моря. На приятно прохладной гальке.

За те две недели, что они гостили у тетки в Адлере, он загорел до черноты. На его теле было всего лишь два белых пятна: одно на бедрах, от трусов, второе на безымянном пальце от подаренного отцом на совершеннолетие платинового перстня, который он никогда не снимал.

Андрею шел загар. Его стройный безволосый торс, покрытый темным золотым загаром, становился скульптурным. А красивое лицо завораживающим: зеленые, с желтыми крапинками глаза на шоколадном фоне казались еще ярче, пронзительнее. Именно поэтому Андрей с начала весны принимал солнечные ванны – садился на балкон своего дома, подставлял лицо под ласковые мартовские лучи и дремал под музыку Синатры до заката. В этом не было бы нужды, пойди он в отца, тот был от рождения смугл, но Андрей унаследовал кожу матери, белокурой зеленоглазой русской по имени Елена. От нее ему достался прямой аккуратный нос и яркие полные губы. Слишком нежные, слишком девчоночьи, как казалось Андрею. Лучше бы их унаследовала его сестра Марианна. Но та во всем пошла в отца: и смуглостью, и носатостью, и узкогубостью. Притом она была красива, но суровой, холодной, какой-то мужской красотой. Женственная, ранимая, мягкая Марианна производила впечатление неприступной, высокомерной, жесткой девушки. Несмотря на то что у нее была отличная фигура, роскошные черные волосы, большие светло-карие глаза, чистая гладкая кожа, парни не спешили к ней «клеиться». Смотрели издали, восхищенно цокали языками, но подходить боялись. Впрочем, Марианна нисколько от этого не страдала, поскольку мальчики ее пока не интересовали – несмотря на кажущуюся зрелость, в свои шестнадцать она оставалась сущим ребенком…

Андрей в ее возрасте был совсем другим. Бывалым, раскрепощенным, вкусившим плотских удовольствий молодым человеком. Оно и понятно – невинности он лишился в тринадцать, а в четырнадцать мог похвастаться тем, что имел секс с двумя троюродными сестрами, тремя соседками, одной двадцатипятилетней медсестрой и парой одноклассниц одновременно. К девятнадцати он немного пресытился, и симпатичные девушки уже не вызывали у него вспышки низменного желания. Лишь одна категория женщин по-прежнему его волновала: зрелые, искушенные, грудастые блондинки, которых было немало на пляжах Адлера. Вот и сейчас Андрей ловил на себе вожделенный взгляд одной такой нимфы: полной, зеленоглазой курортницы, самого наилучшего возраста – лет двадцати семи – двадцати восьми. Она возлежала на надувном матрасе в метре от него и делала вид, что читает. По опыту Андрей знал, что минут через десять она отправится в море и по дороге заденет его своим бедром. Если он прореагирует на это прикосновение, то завяжется беседа, в результате которой они договорятся встретиться под маяком. Встреча, естественно, состоится. Затем они пойдут в какое-нибудь кафе на набережной, посидят там, дуя пиво или шампанское. Он закажет для нее песню, купит ей розу, скажет кучу комплиментов, в результате она пригласит его в свою съемную комнатку, в которой они займутся тем, ради чего, собственно, знакомились. А через пару дней она уедет в свой Новосибирск или Самару, где будет вплоть до зимы рассказывать о своем коротком приключении подружкам…

Он же забудет ее сразу, как только она скроется в чреве аэропорта, и даже не вспомнит, как ее зовут, так стоит ли реагировать на ее прикосновение?

Андрей лениво перевернулся на живот, отворачиваясь от ищущего взгляда сексапильной блондинки. Опустил голову на гальку. Прищурившись, посмотрел вдаль. Его внимание привлекла стайка смуглых цыганят, толкущихся у катамарана. Кудрявые, чернявые, вертлявые ребятишки разглядывали его с таким интересом, как будто это был космический корабль. Глядя на них, Андрей вспомнил девочку, с которой познакомился несколько лет назад на этом же пляже…

Это произошло в 1985-м. Тогда четырнадцатилетний Андрей так же с семьей гостил у тетки. И так же любил являться на пляж ни свет ни заря. В тот день он строил замок из гальки. Выискивая в прозрачной утренней воде красивые камни, он забрел к самому волнорезу, где на приколе стояли лодки и катамараны. На сиденье одного из них он увидел девочку. Ей было лет одиннадцать-двенадцать. Хрупкая, загорелая, с длинной черной косой, она сидела спиной к Андрею и самозабвенно кидала в воду камни. Груда гальки лежала рядом с ней, она брала по голышу и швыряла в волны. Метила она в такую же чернявую, как у нее, головку, но не попадала.

– Ты чего делаешь? – гневно спросил Андрей у девочки. – Так же покалечить можно…

Маленькая чертовка не ответила, а голыши швырять стала реже, но прицельнее.

– Перестань хулиганить! – прикрикнул Андрей, раздосадованный таким поведением – сам он никогда не совершал пакостей исподтишка, поэтому не терпел, когда это делали другие. – Иначе я все скажу твоим родителям!

Девочка не испугалась, но швыряться камнями перестала, а все потому, что горка метательных снарядов иссякла. Тогда она поднялась, вытянула руку и зачерпнула горсть голышей, дабы возобновить обстрел.

– Тебе не стыдно? – задал резонный вопрос Андрей.

– Нет, – ответила девочка, не оборачиваясь. – Сегодня он украл у меня куклу. А вчера съел мой пирог с курагой… – Она сжала маленькие кулачки и добавила: – Я его ненавижу!

– Нельзя так говорить, – наставительно заявил он.

– Да пошел ты, козел!

Андрей собрался пожурить девочку за грубость, но тут она обернулась и воззрилась на него с таким пренебрежением, что он замолчал.

– Ну, че уставился? – спросила она. – Топай отсюда и не лезь куда не следует!

Из уст маленькой девочки ругань звучала так нелепо, что Андрей рассмеялся.

– Вот обезьяна, – с улыбкой буркнул он. – И кто тебя научил так разговаривать?

– Иди в жопу!

Андрей хотел было дать девочке подзатыльник, но передумал. В это время из моря выскочил чернявый мальчишка, тот самый, что подвергся обстрелу, и дернул воительницу за косу. Та тут же вскочила, норовя лягнуть обидчика. При этом она кричала что-то гневное на непонятном языке и корчила рожи, а мальчишка хохотал, все сильнее накручивая на кулак ее толстую косу. Наверное, девчонке было очень больно, но она не плакала, только методично обругивала обидчика да дрыгала тонкими ногами с ободранными коленками в надежде достать до его живота жесткой пяткой.

– Эй, парень, да ты ей скальп сейчас снимешь! – воскликнул Андрей, кидаясь разнимать дерущихся. – Отпусти ее!

Мальчишка послушался, но девочку его капитуляция не тронула, как только ее волосы освободились от тисков, она с еще большим азартом начала дубасить противника, пустив в ход не только пятки, но и кулаки.

– Вот бестия, – хохотнул Андрей и схватил девчонку под локти, чтобы оттащить от пацана.

Когда он приподнял ее над землей, она задрала свою кудрявую головку и посмотрела на него такими глазами, что Андрей опешил. Только сейчас он заметил, как красива смуглянка. У нее был удивительный взгляд: невинный и порочный одновременно, будто ангел и дьявол уживались в этом маленьком человечке… А лицо! Какое у нее лицо! Тонкое, правильное, с точеными чертами: нежный овал, изящный маленький нос, мягкие губы, надломленные брови, огромные влажные глаза, а в них пылает необузданная ярость. Наверняка именно такой взгляд был у медузы Горгоны. Именно такой взгляд убивал!

– Отпусти! – выкрикнула девочка, долбанув Андрея пяткой под дых. – Без тебя разберемся!

– Да, – поддакнул мальчишка. – Мы постоянно деремся, нас мама и та не разнимает…

– Вы родственники?

– Мы брат и сестра. Разве не похожи?

Нет, они совершенно не походили друг на друга. Идеально красивая, утонченная сестра и бровастый, носатый брат. Даже их смуглость была разной: ее персиковая, нежная, его коричнево-горчичная, почти негроидная. Она походила на испанскую инфанту, он на цыганенка-кочевника… Одно их объединяло – акцент, с которым они говорили по-русски, да еще облачение: и брат и сестра были одеты в обноски. Он в шорты и вылинявшую футболку, она в юбку и рубаху с оторванными рукавами.

– Хотите мороженого? – ни с того ни с сего спросил Андрей, обращаясь к инфанте. – Или пирогов с курагой?

– Лучше деньгами дай, – нагло заявил мальчишка. – Мы на них сигарет купим…

– Да, – поддакнула его сестра. – А пирогами мы и без тебя разживемся! Нам постоянно их подают! Нет бы кто пачку «Явы» кинул…

– Вы милостыню собираете?

– Че это? – обиделась девочка. – Мы на набережной выступаем: танцуем, поем, гадаем. Нам за представление прохожие платят. Кто деньгами, кто сладостями, а иногда…

Чем иногда расплачиваются с певцами-побирушками курортники, Андрей так и не узнал: в этот момент на волнорезе показалась низкорослая цыганка с младенцем на руках. Несмотря на жару, она была одета в длинное пышное платье, штаны, сапоги и шерстяную кофту. Судя по суровому выражению лица, она была чем-то недовольна. Наверняка своими детьми – в том, что эта женщина мать мальчишки, сомневаться не приходилось: он был ее маленькой копией.

Предположение Андрея тут же подтвердилось, так как женщина, увидев ребят, проорала на своем языке нечто грозное, а затем раздраженно махнула рукой, призывая их следовать за ней. Дети подчинились. Но перед тем как взобраться на лестницу, девочка обернулась и одними губами произнесла:

– Меня зовут Кара, а тебя?

– Андрей, – так же беззвучно ответил он.

Кара кивнула и припустила вслед за братом.

Как только они скрылись в толпе спешащих на пляж курортников, Андрей вернулся к своему галечному замку, но до самого вечера вспоминал лицо маленькой разбойницы с символичным именем КАРА…

А вечером увидел ее вновь.

Он гулял по набережной в компании родителей. Импозантный, с иголочки одетый отец вел под руку утонченную, безумно красивую маму в легком розовом платье, а облаченный в небесно-голубые джинсы и белую майку Андрей шел на два шага впереди, расточая улыбки симпатичным девочкам и их мамашам. Минут через двадцать он планировал отделиться от родителей – как ни приятно ему было их общество, а одному гулять по набережной лучше: при маме он стеснялся заигрывать с девушками, а при отце боялся курить, так что избавиться от предков надо было обязательно, поскольку без заигрывания и курева бродить скучно…

Андрей нащупал в кармане мягкую пачку сигарет «Лаки Страйк», проверил, не сломались ли, затем пересчитал деньги, в наличии оказалась смешная сумма, которой хватит только на пару банок пива. Значит, придется втихаря попросить у мамы – то, что дал ему отец, Андрей давно прогулял. Пока он раздумывал над тем, как улучить момент, чтобы обратиться к матери с просьбой, родители остановились около уличного художника, рисующего шаржи.

– Андрюшка, – окликнула сына мама. – Иди сюда, смотри, как здорово!

Но Андрей не подошел – его внимание привлекла кучка народа, собравшаяся около парапета. Человек двадцать курортников, обступив кого-то, смеялись и хлопали в ладоши. Наверное, перед ними выступал какой-нибудь клоун или дрессировщик с обезьянкой. Скорее последнее, так как животные пользовались у публики наибольшим успехом.

Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, Андрей влился в толпу.

Оказалось, он ошибся. Перед праздной публикой выступали не животные, а люди. Вернее, дети. Четыре маленьких цыганенка. Две девочки и два мальчика. Ребята танцевали, вскидывая коленки, приседая, хлопая себя по бокам, тряся нечесаными кудрями. Одна из девчонок пела, вторая ей аккомпанировала на бубне. К моменту, когда Андрей подошел, выступление уже заканчивалось. Но цыганята на бис решили исполнить еще один номер.

– Танец «Умирающий лебедь», – громко объявил один из плясунов, в котором Андрей узнал своего недавнего знакомца с пляжа. – Исполняется впервые!

Публика зааплодировала, а на передний план выдвинулась девочка с бубном, только теперь инструмента при ней не было, зато на плечах появилась шаль, как потом оказалось, символизирующая крылья. Она выставила вперед босую ножку с вытянутым носком, согнулась, опустила руки к асфальту, склонила головку, закрыла глаза и замерла, будто ожидая, когда зазвучит музыка. Несколько секунд она простояла так, потом резко распрямилась, вытянулась в струну, взмахнула кистями рук и начала свой танец умирающего лебедя. К счастью, длился он не очень долго, иначе зрители умерли бы от смеха, потому что девочка-лебедь умирала до того потешно, что спокойно смотреть на это было невозможно. Комичность усугублялась тем, что «балерина» и не думала никого смешить, она была очень серьезна и сосредоточенна, а на дружный хохот не реагировала.

– Какая удивительная девочка, – Андрей услышал за спиной голос мамы. – Я никогда не видела таких красавиц среди цыган…

– Да, – поддакнул отец. – Она не похожа на цыганку. Наверное, полукровка.

– Просто Эсмеральда! Ей только козочки с золотыми рожками не хватает…

– Это Кара, – встрял в разговор родителей Андрей. – А тот мальчик, что повыше, ее брат.

– Совсем не похожи…

– Да нет, – не согласился отец. – Что-то общее есть, но девочку явно зачали от какого-нибудь белого человека. Русского или, например, поляка. – Он тронул сына за руку: – Андрюша, пойди, дай ей денег, чтобы перестала дурачиться – танцевать она совсем не умеет…

Андрей выгреб из кармана все имеющиеся деньги, шагнул к Каре, которая, рухнув на колени, задрожала, изображая агонию, после чего распласталась на асфальте и замерла.

– Умер наконец-то лебедь! – со смехом выкрикнул какой-то пьяненький дядька. – Теперь на похороны будут собирать!

И точно, как только танцовщица поднялась, ее товарищи кинулись к публике с протянутыми ладошками. Одна Кара не двинулась с места. С надменным, как у примадонны, видом она начала раскланиваться. На деньги, протянутые ей Андреем, даже не взглянула, их выхватила из его рук вторая девочка.

Собрав гонорар за выступление, цыганята убежали. Но Кара, перед тем как сорваться с места, сделала шаг к Андрею и быстро прошептала:

– Завтра на том же месте…

Он кивнул, давая понять, что придет. После этого она унеслась вслед за своими товарищами, подобрав длинную юбку. А Андрей, вместо того чтобы, отсоединившись от родителей, пуститься в вольное плавание по набережной, ушел домой. Ему не хотелось гулять, не хотелось флиртовать, кутить и курить. Больше всего в тот момент он желал, чтобы побыстрее наступило завтра…

И когда оно наконец наступило, он примчался на пляж, разбитый и больной от недосыпа. Лег у катамарана и стал ждать. Но не дождался. Ни в этот день, ни на следующий Кара не пришла. Больше он вообще не встречал ни ее, ни брата. Очевидно, табор перекочевал в другой город.

Со временем Андрей забыл о Каре и вот, увидев цыганят возле катамарана, вспомнил.

Ей сейчас лет семнадцать, восемнадцать. Наверное, она вышла замуж – цыгане, как известно, рано женятся, быть может, она уже ребенка родила, а то и двух. Обабилась, погрубела, потолстела, обросла усами. Теперь она не танцует, а гадает или торгует фальшивой французской помадой.

От этих мыслей почему-то стало грустно, и Андрей решил подняться на набережную, чтобы выпить в кафе пива. Он встал с камней, взял кошелек, обул сланцы. Не обращая внимания на приглашающий взгляд блондинки, направился к лестнице.

В кафе он взял кружку пива и вареных раков. Сел за столик. Пока пил, рассматривал фланирующих по набережной дам. Благодаря моде на бикини он мог оценить не только лица, ноги, плечи, но и ягодицы с грудью. Вдруг среди оголенных беспечных людей он увидел необычную девушку. Очень юная и очень красивая брюнетка быстро шла сквозь толпу, легко ступая босыми ногами по мостовой. Она была одета в длинную многоярусную юбку и изрядно поношенную рубаху с пышными рукавами. На ее шее висели гирлянды дешевых медных бус, а в нечесаных волосах белел цветок жасмина.

«Цирк уехал, а клоун остался, – весело подумал Андрей. – В данном случае уехал театр „Ромэн“, а осталась его молодая актриса, которая отбилась от труппы, одичала, пообносилась и бродит теперь по городу, смеша всех своим глупым видом…»

А девушка тем временем запрыгнула на парапет набережной, сделала ладони рупором и, обратив лицо к волнорезу, закричала что-то на непонятном языке. Тут же на ее зов примчались давешние цыганята, обступили ее и загалдели. Слов Андрей не разобрал, только одно показалось ему до боли знакомым – это было слово «КАРА».

Кара? Та самая?

Андрей вскочил со стула, чтобы лучше рассмотреть девушку. Тоненькая, невысокая, с маленькой узкой ножкой, ей нельзя было дать больше пятнадцати. Значит, не она… Или?

– Кара! – позвал он не очень громко, но девушка услышала. – Кара, это ты?

– Вы меня? – спросила она на плохом русском.

– Ты ведь Кара?

– Да.

– А я Андрей, ты меня не помнишь?

– Нет, – быстро ответила Кара, не взглянув на него.

– Мы познакомились на этом пляже пять лет назад…

Но девушка не стала его слушать – развернулась и, окруженная стайкой пацанят, унеслась в сторону рынка.

Немного смущенный Андрей вернулся за столик, быстро допил пиво и собрался уже покинуть кафе, как стоящий за стойкой бармен позвал его кивком головы.

– Я вижу, тебе девочка понравилась, – сказал он, когда Андрей подошел. – Так вот, она вечерами у пирса танцует. Если хочешь ее видеть, подгребай часам к десяти – не ошибешься…

Андрей поблагодарил сердобольного бармена, но для себя решил, что ни к какому пирсу вечером не пойдет – зачем? Да, когда-то Кара ему очень нравилась. Можно сказать, он был в нее по-настоящему влюблен – чисто, бескорыстно, как-то по-детски… Да-да, именно по-детски, ибо любовь к Каре была последним платоническим чувством, которое он испытал. После он увлекался только теми, кто мог подарить ему наслаждение… А что ему может дать Кара? Да ничего! Хотя она, безусловно, превратилась в роскошную девушку, и теперь ее можно было бы полюбить не только платонически, но нужен ли ему секс с немытой цыганкой? К его услугам холеные русские курортницы, пылкие местные красотки, раскрепощенные иностранки (вчера он познакомился с двумя кенийками), а он пойдет искать встречи с какой-то дикаркой? Ну уж нет! Пусть Кара остается в его юношеских воспоминаниях, именно там ей место…

Так он уговаривал себя целый день. Но в десять вечера, несмотря ни на что, приплелся к пирсу. Кара была там – танцевала перед десятком курортников. Та самая КАРА. Дерзкая маленькая чертовка с глазами серны. Она почти не изменилась. Повзрослела, конечно, но не настолько, чтобы ее не узнать.

Она танцевала цыганочку, а не «Умирающего лебедя». Так же бездарно, как раньше, но не так смешно. Вокруг нее вились ее маленькие чернявые сородичи, стуча в бубен, тряся кудрями, сверкая черными пятками. Когда выступление закончилось и подтанцовка кинулась собирать плату с зевак, Кара вышла на поклон с самодовольной, дерзкой физиономией уставшей от успеха примы. С этой же миной она приняла у Андрея деньги – он не стал давать их пацанятам, а протянул томно взирающей на толпу Каре. Но когда он отошел, она бросила на него совсем другой взгляд: озорной, веселый. И он понял, что она его узнала.

Подбодренный этим взглядом, Андрей собрался заговорить с девушкой, но она громко рассмеялась, оттолкнула его и бросилась бежать. А за ней, громко вереща, кинулись ее оруженосцы.

– Их табор у горной речки стоит, – сказал один из зрителей своей подруге. – Помнишь, мы ходили рассвет встречать, а вдалеке костры горели? Это были цыгане…

– Их в город не пускают, – включился в разговор еще кто-то. – Говорят, они наркотиками приторговывают… Да и вообще… Воруют, попрошайничают, грязь разносят. Не место им в курортной зоне!

– А я слышал, что их девушки проституцией занимаются…

– Да нет, они не по этой части! Кому такие грязнули нужны?

В обсуждение этой темы включились еще несколько человек, но Андрей не стал принимать в нем участие, он отделился от толпы, направившись в ту сторону, где, по его разумению, протекала речка, рядом с которой разбили свой лагерь цыгане. Вдруг он понял, что очень хочет видеть Кару. Хотя бы видеть, а там… Там будь что будет!

Цыганское стойбище он нашел довольно быстро. Еще издали он увидел яркое пятно костра. А подойдя ближе, разглядел палатки и людей, сидящих на земле. Они что-то ели, хлебая ложками из котелка, висящего над огнем. Андрей не увидел у костра ни одного взрослого мужчины, только женщин и детей (как потом оказалось, мужчины уже поели и отдыхали в палатках), но Кары среди них не было.

– Эй, красивый! – окликнула Андрея одна из цыганок. – Тебе чего?

– Ничего… Просто мимо шел…

– Да ты не стесняйся! Если дури надо, так и скажи…

– Нет, не надо, спасибо, – пробормотал Андрей, чувствуя себя полным идиотом. – Я правда мимо шел…

Тут с земли поднялась низкорослая усатая цыганка с бутылкой красного вина в руке и, каркнув что-то на родном языке той, что предлагала дури, подошла к Андрею.

– Я знаю, – заговорила она почти без акцента, – чего тебе нужно… Ты к моей дочери пришел.

– Нет, вы ошибаетесь.

– Ее Карой зовут. Ты ведь к ней?

– А откуда вы…

– По глазам вижу! Те, кого моя Кара околдовала, совсем по-другому на мир смотрят… – Она широко улыбнулась, обнажив плохие зубы, затем сделала большой глоток из бутылки, вытерла рот рукавом грязной кофты, рыгнула. – Вся в меня пошла, зараза! Я такой же была… Нет, я была лучше! Я петь умела, танцевать, в ансамбле выступала… Однажды меня чуть в кино не сняли… – Она опять рыгнула, и Андрей понял, что женщина изрядно пьяна. – А девка моя в папашу своего пошла – ни петь, ни танцевать!

– Кем он был, ее отец?

– Черт его знает! Моряком вроде… Он не наш. Русский. Влюбился в меня, жениться хотел, да я не пошла… Зря, наверное! Меня, когда узнали, что я брюхатая, из ансамбля выгнали… Помотаться пришлось, пока своих нашла… Я ж из табора девочкой сбежала. Артисткой стать хотела. – Она залпом допила вино, швырнула бутылку в кусты. Постояла, покачиваясь, несколько секунд, потом спросила: – А тебе чего от девки моей надо?

– Так… Поговорить.

– Да ладно врать-то! Скажи, что конкретно хочешь! Она все подряд не делает.

– В смысле? – не понял Андрей.

– На анальный и групповой можешь не рассчитывать, – с цинизмом бывалого сутенера выдала мамаша. – А чисто потрахаться – это пожалуйста!

Андрею стало противно. Он никогда не слышал из уст матерей таких предложений. Но пьяная цыганка не отставала:

– Ну так что? Берешь девку на ночь? Или тебе часа хватит? – Она цепко ухватилась за его локоть. – За час десятка. За ночь тридцать… Если у тебя, конечно, есть баксы… В рублях дороже будет…

Баксы у Андрея были. Он вытащил из портмоне пятьдесят долларов, брезгливо сунул их цыганке и спросил нетерпеливо:

– Где Кара?

– Обожди минутку…

Она обернулась и крикнула что-то мальчишке, играющему с собакой возле палатки. Тот оттолкнул пса и нырнул в брезентовое убежище. Через минуту из его нутра показалась еще более взлохмаченная, но по-прежнему украшенная цветком (уже подвядшим) голова Кары. Мать жестом подозвала дочь к себе, а когда та подошла, шепнула ей на ухо несколько слов, после чего удалилась к костру.

Оставшись наедине с Карой, Андрей заговорил:

– Я заплатил твоей матери за всю ночь, так что можем гулять до утра. – Он смущенно улыбнулся. – Куда бы ты хотела пойти?

– К тебе домой, – спокойно ответила она. – Там нам будет удобнее…

– Удобнее? – тупо переспросил Андрей.

– Ну да… Я не люблю делать это на пляже… Там жестко и холодно…

– Ты часто это делаешь?

– Редко. Только с теми, кто мне нравится. Я сама выбираю, с кем спать… – Она потянула его за руку. – Ну что, пошли? Если не хочешь вести меня к себе домой, давай пойдем на «Поляну любви» – там все это делают.

– Может, просто погуляем?

– Как это «просто»? Ты заплатил пятьдесят долларов за прогулку?

– Я… Я… – Он досадливо поморщился. – Я не привык так… Это отвратительно… Покупать любовь.

– Любовь не купишь, – покровительственно улыбнулась она. – Купить можно только секс.

– Да, наверное, но я не собирался… Я просто хотел увидеть тебя. Ты не обязана…

Он запнулся, а Кара заполнила паузу переливчатым смехом.

– Почему ты смеешься? – спросил Андрей.

– Я смеюсь над тобой. Ты такой глупый…