Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков» Морган Софи
– А кто сказал, что это свидание?
На долю секунды его лицо покраснело, сначала от смущения, а потом оттого, что он оказался сбит с толку. Но в конце концов Джеймс улыбнулся, вспомнив слова, которые сам мне сказал при нашей первой встрече:
– Вот как. Ваша взяла, мисс Морган.
Потом он хмыкнул:
– Теперь я понимаю, что при первой нашей встрече я мог показаться негодяем.
Я кивнула:
– Было немного. Но тебе удалось загладить вину. Ты можешь еще больше вырасти в моих глазах, если позволишь мне заплатить за ланч.
Он раздраженно покачал головой:
– Обычно у женщин не возникает проблем, когда плачу я.
Я постаралась не обращать внимания на тот укол, который возник от мысли, что в списке его побед было много женщин, которых он приглашал на ланч. Вместо этого я стала надевать шарф.
– Может, ты просто встречался не с теми женщинами.
Он бросил на меня оценивающий взгляд… и улыбнулся.
– Может, и так.
К тому времени, как я попала в офис, я решила стать более решительной. Наш долгий прощальный поцелуй у ресторана показался мне знаком того, что Джеймс заинтересован в чем-то более серьезном, чем дружба. Однако он отступил после того, как мы переспали. Он не был плейбоем – прямо говоря, он уже получил возможность забраться мне под юбку и тем не менее продолжал со мной общаться, поэтому я не беспокоилась. Но так как сказать прямо в лицо для меня было сложно, я решила, что обсудить секс в виртуальном пространстве будет менее конфузно. По крайней мере, тогда мне не придется смотреть ему в глаза. Я загрузила программу для отправки сообщений.
Не торопись с ответом. Мне нужно время, чтобы настроиться на обсуждение секса в чате. Я его спугнула. Ответ пришел через минуту.
Я улыбнулась. Ну, с такой болтовней с примесью флирта я могу справиться. Это даже забавно.
Его ответ был быстрым, коротким и вызвал на моем лице улыбку полной идиотки.
Я скривилась, внезапно вспомнив, что, несмотря на нашу совместимость и то, что он мне действительно очень нравился, в одном мы были совершенно разными. Поймите меня правильно, у меня нет ни времени, ни желания связываться с негодяями, но если ему и в голову не приходило, что можно быть чем-то средним, он точно мне не подходил.
Черт. Я написала ответ, но прежнее веселье исчезло из разговора.
В этом предложении зазвучала надежда, хотя я и закатила глаза от мысли о том, что что-то может меня напугать.
На самом деле я не была ошеломлена или рассержена. Не было никакого смущения, негодяй. Не знаю, насколько мое возмущение проявилась в моем сообщении.
На ответ понадобилось несколько минут. И звучал он менее игриво.
Я была задета и немного сердилась на то, что он сомневался в моей честности. Черт, моя честность – моя временами появляющаяся грубость – была тем, из-за чего в основном я попадала в неприятности.
Он долго не отвечал. За это время я успела кончить статью, распечатать ее на принтере и вернуться к столу с чашкой чая. Я чувствовала, что мне надо еще что-то сказать, но не могла придумать, что написать, чтобы исправить ситуацию, если вообще что-то могло ее исправить.
Затем мне пришла в голову мысль.
Мой телефон завибрировал на краю стола.
Я улыбнулась. Прежде чем я придумала ответ, он переслал еще одно сообщение.
От одной мысли про это меня бросило в жар.
Разговор оставил меня в состоянии тревожного ожидания. Я знаю, что мне хотелось бы услышать. Стало зарождаться слабое чувство радости. Может, те знаки, которые мне удалось подсознательно собрать, надо понимать так, что Джеймсу нравится доминировать в сексе, а может, и иначе: вовлекать меня в те грязные и не совсем грязные игры, которых я так от него ждала, он не собирается. Готовься к худшему, а надейся на лучшее и т. п.
Но ему точно удалось заставить меня ждать.
Наконец около девяти вечера я услышала знакомый сигнал сообщения.
Я слегка улыбнулась, предвкушая финал нашего разговора, но я не торопилась, ожидая, когда он сам еще немного раскроется. Я не играла – просто, пока я точно не узнаю, как далеко готов зайти он, я не хотела рисковать и отпугивать его.
Я не смогла отказать себе в удовольствии еще немного его позлить.
Я представила, каким рассерженным он должен выглядеть после подобных обвинений. Это меня очень позабавило.
Тут я по-настоящему улыбнулась. Значит, мои предположения относительно его намерений были верными. Я не смогла отказать себе в удовольствии еще немного его позлить.
Своенравная? Я? Может быть – чуток. Мне было забавно.
Вот от этого горло пересохло. Я не знала, как ответить. Прежде чем я собралась с мыслями, чтобы что-то написать, опять пришло сообщение.
Я знала ответ. Я была уверена, что он тоже его знает. Но согласие, представленное сочетанием всего двух букв «д» и «а», обозначало гигантский шаг в неизвестное. Я еще не была готова к этому и уклонилась от прямого ответа.
Н-да… подорвалась на собственной мине.
Мое волнение было сильным как никогда. Либо будет великолепно, либо произойдет ужасное недоразумение и я выставлю себя посмешищем. Я собралась с силами.
.
Я уставилась на телефон, не зная, какой ответ мне хотелось бы получить. Я испытывала небольшую радость и была немного напугана мыслью о том, к чему все это может привести, если все так, как я надеюсь. Мне нужно было выдержать паузу – на случай, если это была просто болтовня. Но я не удержалась. Мое любопытство требовало удовлетворения.
Я не почувствовала, что затаила дыхание, ожидая его ответ, пока не пришло сообщение. Я не уверена, что имела хоть малейшее представление о том, какой ответ мне хотелось получить.
По крайней мере, мне показалось, что я поняла. Его упоминание слова «подчинение» наполнило меня надеждой. Но я не могла придумать, что еще сказать.
Я закатила глаза. О да, он прав. Но обсуждать это с ним мне было неловко. С Томасом я не испытывала смущения, отчасти потому, что меня не особенно волновало то, что он про меня подумает, ведь я не собиралась ходить к нему на свидания. Я все понимала, но от этого мне не было легче.
Я улыбнулась, немного придя в себя.
Целый вечер мы обменивались сообщениям. Звучит глупо – я бы могла забежать к нему сразу после работы, и мы бы болтали точно так же. Наверное, мы оба чувствовали, что начать с разговоров на эту тему при личной встрече было бы неверно, так гораздо труднее признаться в скрытых желаниях, за которые другие могли бы нас с легкостью осудить. Теперь я понимала, что если мне было сложно рассказать парню о своем желании подчиниться, исполняя грязные и одновременно приятные нам двоим приказы, то ему было еще сложнее. Джеймс уже объяснил, что он боялся показаться женоненавистником, агрессором и т. п.
Мне было очень интересно обсуждать это с ним. Конечно, я обсуждала с Томасом его мотивы к доминированию. Но открывать для себя новую грань в Джеймсе, пытаясь сопоставить ее с трудолюбивым, умным, воспитанным мужчиной, которого я успела узнать, было необычно. У меня было много вопросов, и он ответил на все. Я начала с того, как долго он этим интересовался, – забавно, но с детства он был в восторге от старого мультфильма об опасных приключениях Пенелопы Питстоп. Ему нравилось, когда ее брали в плен и связывали, а мне это напомнило о сложностях девицы Мэрион – до вопроса о том, как у него рождались идеи по поводу того, что делать с подчиняющимися.
В играх с доминированием и подчинением самый хороший секс бывает тогда, когда все тщательно спланировано.
У него было больше опыта, чем у меня. С одними женщинами отношения были достаточно долгими. С другими он развлекался. Он тоже пытался найти баланс между легкими связями и отношениями, способными перерасти в настоящие чувства. На все мои вопросы он отвечал обоснованно и разумно, даже на те, что заставляли меня затаить дыхание, когда я читала на них ответ.
Его откровения добавили мне смелости, и я не могла не задать вопрос.
Его ответ ошеломил меня.
Я знала, что мой ответ покажется противоречивым, но мне было все равно.
Тебе доставляет удовольствие преодолевать препятствия. И в этом суть твоей игры.
Я почувствовала, что вот-вот выроню телефон. Он прав. Хотя я объяснила бы это иначе. И то, что он все понял, сумел определить склад моего ума, вызывало во мне и восхищение, и страх. Его слова были наполнены эротическим смыслом, пленяли и открывали возможности, о которых мне даже страшно было подумать. Но вместе с тем я ощущала, что это самый непредсказуемый мужчина, с которым я когда-либо общалась.
Нужно отдать ему должное. Он развеял самое сильное из моих предубеждений. Ведь то, что он называл наказанием, не было наказанием за плохое поведение. Он наказывал потому, что ему нравилось ощущать свою власть. Он понимал, что мне доставляет удовольствие испытывать боль – может показаться глупым, но именно это и успокоило меня. А еще то, что наши отношения не были похожи на игру, в которой опоздание на десять минут означало, что мне придется умолять сжалиться надо мной, что для меня всегда казалось отступлением от правил.
В его словах прозвучало обещание не использовать всю силу. Очевидно, у нас были разные представления о силе, но мне было интересно, и я была более чем готова попробовать.
Он улетел в Женеву на четыре дня. За это время мы довели друг друга до безумства своими вопросами, флиртом и ночной перепиской. Решив, что мы попробуем поиграть, мы попытались определить перспективы отношений. В одном из сообщений Джеймс написал: «Думаю, нам не стоит заключать никаких дурацких договоров». Но мы обсудили условные знаки, рамки нашей игры, сложные и не такие сложные трюки. Мы договорились, что я приеду к нему сразу, как только он вернется из командировки.
Тон нашей переписки, к моей радости, не изменился. Я не чувствовала никакого превосходства с его стороны, никакого пренебрежения в мой адрес. Ему по-прежнему были интересны мои мысли и мой опыт. Звучит глупо – это и впрямь оказалось большой глупостью! – но тогда я думала, что, несмотря на начало нашей игры, динамика развития нашей дружбы и отношений не изменилась.
Единственным исключением была игра в педантизм, которую мы затеяли после того, как я указала на его опечатку. (Глупо, конечно, но ничего не могу поделать с сидящим во мне неистребимым корректором.) Он в ответ ссылался на мою ошибку – которая, кстати, была оправдана жанром сообщения и поэтому была совершенно другого происхождения. А потом посыпались взаимные уколы, которые переросли в нечто. Каждый раз, когда я ошибалась или указывала на его ошибку, которая была исправлена позже, он прибавлял пять очков, за которые придется расплачиваться, когда он вернется. Каждый раз, когда он ошибался, а я это замечала первая, пять очков снимались с моего счета. Наша переписка в прямом смысле превратилась в словесную битву. Мы старались исправить ошибки до того, как другой их мог обнаружить. Было глупо, смешно и напоминало состязание дураков, в котором я почувствовала в себе силу справится с Джеймсом. Я была уверена, что, начав реальную игру, он не потянет меня в подвал и не станет там избивать. Все это время он был добрым, очаровательным, забавным человеком, ненавидящим неправильное употребление апострофов, чего и я терпеть не могла.
Глава 12
Хорошая девочка
Он не потащил меня в подвал, когда мы встретились после его возвращения. Он едва ли пустил меня на порог. Я сильно нервничала, хотя меня будоражили мысли о том, что будет дальше и как именно. Я шла на встречу с другом («Парнем?» – спрашивал мой внутренний голос), которого не видела почти неделю, но одновременно это означало, что у меня, по-видимому, будет жесткий секс с новым доминирующим партнером. Я была немного напугана. Я боялась не его, а того, что не смогу устоять перед тем, что он может предложить мне. И осознание этого заставляло меня нервничать еще больше, потому что он увидел эту мою сторону еще до того, как я о ней рассказала.
На нем была молочно-белая рубашка на пуговицах и повседневные брюки, и он опять был босиком. Он улыбнулся и взял меня за руку; дверь закрылась за мной с тихим щелчком.
Я стала подниматься по лестнице впереди него, но он остановил меня, схватил за запястье и потянул к себе, заключив в подобие объятий, и прижался своим ртом к моему. Мы поцеловались. Я вздохнула, наслаждаясь его ароматом, соприкосновением наших языков, близостью к нему после долгой разлуки, после такого длительного ожидания. Я смотрела на него, пытаясь понять, изменилось ли что-то теперь, когда я знала, что его интересы совпадают с моими.
Не успела я подумать, что все хорошо, что нет никакой неловкости, как он наклонился и его рот оказался рядом с моим. Я приподнялась, надеясь на новый поцелуй, но он, положив руки мне на плечи, остановил меня и наклонился к моему уху.
Он был красноречив, как никогда, его голос все так же заставлял мой пульс учащаться, но то, что он прошептал мне на ухо, заставило мое сердце биться сильнее совсем по другой причине.
Его слова щекотали мне ухо:
– Мы с тобой знаем, что всю неделю тебя занимали грязные мысли. Я с нетерпением жду, когда узнаю некоторые из них. Но перед этим я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Я позволю тебе попробовать меня на вкус перед обедом. Становись на колени. Сейчас.
Он чуть отошел, чтобы видеть мою реакцию. Воцарилась тишина. Мы не двигались. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Он поднял брови, будто смеялся надо мной и одновременно бросал мне вызов. Это заставило ту часть меня, привыкшую спорить, занервничать и страстно захотеть вступить с ним в спор, хотя я находила это – его – сексуальным. После того как наш разговор ушел в пошлую сторону, это стало неизбежным. Я хотела подчиниться ему, я мечтала об этом, представляя себе, на что будет похоже подчинение с более крепкой эмоциональной связью. В глубине души я знала, что чувствую, знала, что я сделаю, даже несмотря на то, что здравый смысл говорил мне, что это безумно, опасно и безрассудно. Но после того как он смерил меня взглядом, в котором была полная уверенность в том, что я готова встать на колени, часть меня взбесилась. Я даже еще не сняла пальто, черт возьми.
Я хотела послать его и была почти уверена, что мой непокорный свирепый взгляд выражал именно это желание. Но, глядя ему в глаза, я осознала, что единственный способ узнать, таков ли он, каким мне хочется, чтобы он был, – это подчиниться ему сейчас. Тут же. Пришло время или вложиться, или заткнуться.
Я вложилась. Точнее, выложилась.
Я тихо вздохнула и опустилась на колени, взволнованная и одновременно раздраженная самодовольной улыбкой, с которой он смотрел на меня, пока я устраивалась поудобнее у его ног.
Он погладил меня по голове:
– Хорошая девочка.
Обращение «девочка» – одна из вещей, которые вызывают во мне большее негодование, чем что-либо. Но пока часть меня возмущалась снисходительному обращению, другая радовалась его похвале и стремилась показать ему, насколько хорошей я могу быть. Я подалась вперед, расстегнула его ширинку и осторожно вытащила его член. Перед тем как взять его в рот, я неспешно водила по нему языком сверху вниз. Но пока я это делала, он схватил меня за затылок и начал вталкивать себя, не давая мне дышать. Мы боролись за контроль над ритмом. Я пыталась взять его в себя, а он доставлял себе наслаждение в своем темпе. Я продолжала задыхаться, когда он вытянул член, и я почувствовала облегчение.
Единственный способ узнать, таков ли он, каким мне хочется, чтобы он был, – это подчиниться ему сейчас.
Пока я восстанавливала дыхание, он стал тереть член о мое лицо и оставил на нем следы наших перемешавшихся жидкостей. Когда пишешь об этом, это кажется мелочью, но моей первой реакцией была ярость. Я сжала кулаки, пытаясь противостоять кричащему в моей голове голосу, призывавшему сопротивляться, бежать. Никогда со мной так не обращались, и было унизительно то, что мне пришлось приложить все силы, чтобы не реагировать и позволить ему продолжить. Отчасти мне это нравилось, но большая часть меня была в ярости. Но мне не хотелось, чтобы яростная «я» взяла верх, я злилась на себя за то, что так бурно отреагировала на самое первое его действие, в равной степени как и на него – за то, что он поступил так уничижительно.
Моя бурная реакция привела меня в замешательство. Пытаясь обрести контроль над собой, я закрыла глаза, чтобы не видеть происходящего и скрыть свою реакцию. Я глубоко дышала и делала все, что могла, чтобы продолжать подчинение против собственной воли. Из-за того, что у меня были закрыты глаза, удар был внезапным. Не то чтобы мне было больно, но это явно был удар, и я открыла глаза, чтобы понять, что он сделал, – как раз в тот момент, когда его член оказался прямо передо мной, занесенный для следующего удара. Я стонала от унижения, а он продолжал свое нападение, держа меня за волосы и не давая мне пошевелиться, использовал меня, попеременно бил и тер членом по моему лицу. Мне было противно, я была унижена, но при этом, к своему удивлению, безумно возбуждена. Я немного поерзала.
Он ударил меня еще раз, а затем схватил прядь моих волос и вновь ввел член в рот. Я открыла рот как можно шире, чтобы он поместился, и стала двигать по нему языком в том же темпе, в котором он трахал мое лицо. Затем – это случилось так внезапно, что я чуть не подавилась, когда первая струя попала в горло, – он кончил мне в рот. Пока я глотала сперму и слизывала капли, он вынул член из моего рта, засунул его в трусы и застегнул брюки.
Я стояла перед ним на коленях, не зная, чего ждать. Мои соски затвердели, а во рту был привкус его спермы. Он несколько секунд гладил меня по волосам, а затем заботливо помог мне подняться.
– Давай я помогу тебе снять пальто. А теперь пойдем приготовим ужин и немного отдохнем.
Чувствуя себя Алисой, упавшей в сексуальную кроличью нору, я сняла пальто и пошла за ним на кухню. До этого я пробыла у него дома около десяти минут. Я не могла не заметить явной разницы между этим визитом и предыдущим.
Мы ели. Разговаривали. Выпили по бокалу вина, но не больше, так как думали о том, что будет дальше, и о необходимости ясного ума. Ну, более-менее ясного. Меня немного удивила смена настроения, но мне удавалось поддерживать разговор, хотя в уме я считала минуты до того момента, когда он отведет меня в спальню «поиграть». И вот этот момент наступил.
Кажется, коты тоже были в игривом настроении. После того, как они зашли за нами в комнату, он брал их по очереди на руки и нежно, но решительно относил к двери спальни, шептал им что-то и чесал за ушами, выставляя в коридор. Это выглядело так мило, что изменившееся настроение, когда он закрыл дверь и обернулся ко мне, показалось еще более неуместным. Он сказал мне раздеться и сел, чтобы наблюдать за тем, как я снимаю одежду.
Любая женщина, какой бы идеальной она ни была, недовольна какими-то частями тела, и, поверьте мне, у меня хватает недостатков. Однако обычно я стараюсь не переживать. Я ем полезную пищу, хожу в спортзал не реже трех раз в неделю и весьма уверена в том, что большинство парней в порыве страсти обращают внимание на многие вещи, но не на то, насколько накачан твой живот.
Однако раздевание перед кем-либо, кто вам нравится и кто остается полностью одетым, а значит, не занят ничем, кроме внимательного наблюдения за тем, как вы снимаете одежду, вызывает сильное смущение. Делая минимум движений, практически лишенных грации, я сняла футболку и стянула штаны одновременно с носками (потому что они по своей природе совсем не сексуальны) и замерла на мгновение, набираясь храбрости, чтобы сделать следующий шаг.
Я подняла голову – он смотрел на меня. В уголках его рта затаилась улыбка. Я решила, что мне пришло время притвориться и сыграть в его игру. Я умею притворяться. Я могу изобразить уверенность, при этом совсем не ощущая ее.
Черт, пару раз я использовала это для работы, и никто ничего не заподозрил. Поэтому, слегка улыбнувшись и надеясь, что я не сильно покраснела, я завела руки за спину, расстегнула бюстгальтер, протянула его вперед и бросила в сторону. Не останавливаясь, я перешла к трусикам, отправив их вслед за бюстгальтером, и повернулась к Джеймсу, пытаясь подавить желание скрестить руки на груди.
Так мы простояли несколько минут. Легкий ветерок от открытого окна пробегал по моему телу. Джеймс наблюдал за мной. Лучи заходящего солнца наполняли комнату. Кто-то вдалеке сел в машину, хлопнув дверью. Дети играли в футбол. Свет и звуки создавали ощущение нереальности происходящего. И тем не менее это я стояла посредине комнаты.
В конце концов он встал и направился ко мне.
Подойдя, он обхватил меня руками и сжал ягодицы. Я прильнула к нему, стремясь в его объятия, нуждаясь в них. Он поцеловал меня… И были только его руки, обнимающие меня, его губы, целующие меня… Он откинулся назад, убрал выбившуюся прядь с моего плеча и улыбнулся:
– Ммммм. Прежде чем мы кое-чем займемся, ты будешь наказана.
Я почувствовала волну протеста и злости. Ну почему ему обязательно надо застать меня врасплох, неужели так будет всегда? Черт. Я посмотрела на него с опаской, припоминая, что благодаря странному и предсказуемому тексту и нашему полному неведению относительно того, кто бы мог стать следующим премьером Англии, на моем счету было сто очков. Я не знала, во что превратятся эти очки, и очень волновалась. Я надеялась, что сначала удастся хотя бы поспать.
– Прямо сейчас?
В моем вопросе прозвучала надежда.
– Не обязательно. Если хочешь подождать, я подстроюсь. Займемся этим, когда ты будешь готова.
Я пристально посмотрела на него, а он качал головой, поглаживая меня по лицу.
– Ты делаешь хуже только себе. Разве тебе не любопытно, что будет? Не упусти момент, помнишь?
Он улыбался и, мне показалось, немного шутил, но его замечание меня уязвило. И я понимала, что выбор, который мне сейчас предстоит сделать, очень важен. Дело в том, что я знала, что я опять выполню все, что он захочет, и это раздражало меня. Я не понимала: откуда берется такое раздражение, ведь я подчиняюсь человеку, который мне нравится и с которым я хочу встречаться? Он внимательно наблюдал за мной. Я вздохнула.
– Хорошо, что мне нужно делать?
Я знала, что опять выполню все, что он захочет, и это раздражало меня.
От его улыбки во мне что-то екнуло. Он казался таким счастливым, что вызвал во мне ответную радость. Это продолжалось, пока он не заговорил снова.
Он провел меня на ковер около камина.
– Я хочу, чтобы ты наклонилась. Можешь держаться руками за щиколотки или обхватить колени, так, чтобы тебе было удобно. Но как только ты выберешь позу, менять ее нельзя. Ты будешь считать до ста и благодарить меня за каждый нанесенный удар. Понятно?
Мой ответ был заглушен локоном, упавшим на лицо в тот момент, когда я наклонилась и обхватила руками колени. Я терялась в догадках, чем же он будет меня бить, если собирается сделать это сто раз. Впервые я по-настоящему испугалась боли, которую мне предстоит испытать в такой позе. Как же я это выдержу? Для начала он слегка ударил меня по ягодицам, давая понять, что паниковать не надо.
– Извини, да я… я поняла.
Я напряглась, готовясь выдержать первый удар, но он обошел меня и встал напротив, стараясь понять выражение моего лица, которое было скрыто волосами. Так мы смотрели друг на друга еще какое-то время. Когда же он заговорил, его голос звучал мягко и необыкновенно успокаивающе:
– Софи, я собираюсь использовать кнут. Ты это выдержишь, я обещаю. Но если почему-то тебе захочется остановиться, дай мне знать. Ты не забыла условный знак?
Я кивнула, хотя подсознательно уже была готова воспользоваться им. Он улыбнулся, и моментально все встало на свои места – он был Джеймсом, я – Софи, и все было в порядке. Затем он начал наносить удары.
Первые десять я почти не почувствовала. Я их посчитала, поблагодарив его за каждый удар. Меня не беспокоили шрамы, которые могут остаться на ягодицах. Сейчас я думала только о том, что будет дальше, когда закончится это дурацкое наказание, которое, к моей радости, не было таким уж болезненным.
Потом внезапно что-то щелкнуло. Незаметно угол, под которым он наносил удары, изменился, а может, он нашел свой темп или еще что-то произошло, но вдруг я получила настолько сильный удар, что от боли не смогла дышать. Я продолжала считать, но уже выпрямилась – хотя один раз я качнулась и едва не упала, когда сильнейший удар пришелся ниже ягодиц. Но я быстро приняла исходное положение, громко извинилась, боясь, что мое падение добавит еще ударов. К счастью, этого не произошло.
За каждый удар я благодарила Джеймса, хотя к пятидесятому я произносила благодарность сквозь сжатые зубы, отчего в моем голосе отсутствовала особая признательность. Было гораздо больнее, чем я предполагала, и только глупое желание угодить заставляло меня держаться прямо и считать.
Темп ударов не падал, удары приходились в основном на левую половинку ягодиц. Так как он наносил удары по одному и тому же месту, боль нарастала, а мне становилось все труднее выдавить слова благодарности из пересохшего горла.
На шестидесятом ударе Джеймс на секунду остановился. Он схватил меня за прядь волос, потянул вверх, чтобы увидеть мои глаза.
– Ты плачешь? Я услышал звуки, напоминающие плач.
Та упрямая часть меня, что абсолютно лишена чувства самосохранения, ответила за меня раньше, чем я успела о чем-то подумать:
– Нет, не плачу.
Он придвинулся ближе, стараясь определить по моему взгляду, готова ли я сдаться, – это почему-то меня успокоило и вызвало чувство безопасности, несмотря на боль. Он слегка кивнул головой, успокоенный выражением моего лица.
– Тебе нужна передышка?
Я посмотрела вверх и услышала свой голос, доносившийся откуда-то издалека и показавшийся мне достаточно уверенным:
– Нет, я в порядке.
Что за идиотка!
Когда он выпустил волосы и зашел сзади, все, о чем я могла подумать, были слова предупреждения, которые часто повторяла моя мать. «Твое упрямство тебя погубит!» – хотя она могла иметь в виду что-то другое. Он опять начал хлестать мои ягодицы, и – слава богу – мысли о матери исчезли, а я сосредоточилась на том, чтобы выдержать боль.
На счете 80 я думала только о боли. Я все еще крепко стояла на ногах – настоящая победа упрямства, – но с каждым ударом мой внутренний голос кричал: «Осталось 20 ударов, осталось 19, 18…» Мои ноги дрожали, и когда мы дошли до 100, волна облегчения захлестнула меня. Боль не была смертельной.
Джеймс нежно поцеловал меня в лоб, а я дрожала, от разливавшихся по всему телу боли и адреналина.
– Хорошая девочка. Молодец. Ты очень смелая.
Мне захотелось скривиться от его утешений, но я сдержалась. Он пробежал пальцами по промежности, и я застонала от удовольствия, ближе придвигаясь к нему и наслаждаясь его прикосновениями. Он тихо улыбнулся, обнаружив, насколько мокрой я была, насколько легко ему удалось вызвать во мне дрожь и почти довести до оргазма. Он отстранился, а мне удалось сдержать свои стоны – я не сделаю ничего такого, что заставит его еще раз поднять кнут. Но я уверена, что моя растерянность отразилась в моем взгляде, а он сел на край кровати, расстегнул брюки и подозвал меня.
Я с надеждой смотрела на него, встала на колени, затем открыла рот и начала сосать. Я с жадностью лизала его член, наслаждалась ощущением его рук в моих волосах, тем, как он сжимал и разжимал пальцы, а я ублажала его. Я полностью забыла о себе и погрузилась в процесс. Даже левая половинка ягодиц стала болеть меньше, когда я занялась минетом.
Он отодвинул меня назад, потянув за волосы, взял за руки, поднял с колен и вернул на ковер. Я запаниковала. Я видела, в каком направлении мы перемещались, и все, о чем я думала, это боль и кнут. Но я не могла выдавить ни слова, не говоря уже о предложении. Вместо этого я услышала что-то напоминающее мяуканье, исходившее из моего горла. Этот звук был и мольбой, и протестом. Я настолько испугалась того, что он вернется к наказанию, что не сразу поняла его слова. Когда же он поцеловал меня в лоб и погладил с той же нежностью, с какой он гладил своих котят, несмотря на странный шум в голове, я поняла, что он старается меня успокоить. Наконец-то мне удалось понять, что он говорит.
– Я не собираюсь тебя наказывать. Я хочу, чтобы ты стала здесь и мы занялись любовью.
Ох.
Я позволила ему поднять меня на ноги и вернуть в прежнюю позицию. Он надел презерватив и начал трахать меня, крепко держа за бедра, чтобы войти как можно глубже. При каждом движении он шлепал меня по больным ягодицам, и это вызывало удивительное ощущение. От наказания я все еще находилась в возбуждении, я ни о чем не думала, я просто откликалась на его движения, а он управлял мною. Когда он стал теребить мой клитор, я кончила.
Я испытывала чувство успеха, гордости за то, что смогла его удовлетворить.
Я пришла в себя и обнаружила, что он перенес меня в постель и я лежала (на боку, чтобы не давить на ягодицы, которые будут заживать еще несколько недель) рядом с ним. Посмотрев на него, я почувствовала смущение из-за потери чувства реальности, а он просто улыбнулся, погладил мои волосы и еще раз поцеловал в лоб.
– Сегодня ты была великолепна. Хорошая девочка.
Я улыбнулась и закрыла глаза, чтобы насладиться нежностью его поцелуев. Я больше не обращала внимания на его снисходительный тон. Я испытывала чувство успеха, гордости за то, что смогла его удовлетворить, чувство хорошо выполненной работы. Тогда мне и в голову не приходило, что это было только начало.
Глава 13
Испытание наслаждением
Как и большинство моих друзей, я не признаю всякую ерунду вроде «правил, когда можно или нельзя звонить», поскольку не желаю ничего усложнять и являюсь разумным человеком. Если тебе кто-то нравится, зачем тянуть эту резину? Так что если я хочу увидеться с кем-то, я его об этом спрошу. Если он тоже хочет меня видеть – прекрасно. Нет – дело дрянь, и моя уверенность в себе пошатнется, но я это переживу.
Но с Джеймсом все было не так.
Я, честно, не помешана на гендерных стереотипах и стараюсь не думать о всяких там: послать мне сообщение или это уже слишком? Если я напишу, сколько поцелуйчиков поставить внизу? Постой, он не добавил поцелуй, как раньше, и что это значит? Но если я считаю, что этикет ухаживания оставляет желать лучшего, это не имеет ничего общего с взаимоотношениями Господина и подчиненной. Предложение встретиться назойливо? Свидетельствует о неподчинении? Я должна ждать, пока он проявит инициативу? А если нет, продолжать ли ждать дальше? В какой момент я должна сдаться и решить, что на самом деле он мне неинтересен? А то, что я отнюдь не отличаюсь терпением, может мне навредить?
Знакомство с Джеймсом совпало с тем периодом, когда бедняжке Софи на работе некогда было вздохнуть. Народ разъехался по отпускам, и мне приходилось работать столько, что идея поспать под рабочим столом превращалась в манию. Тут не до отношений. Я общалась с Джеймсом по электронке каждый день, и он был, как всегда, интересен, но через пару недель страсти поутихли и наши отношения стали, ну, скажем, прохладнее. Я жаловалась на завал или слала ему ссылки на новости. А вот сексуальный элемент притух, что заставило меня подумать: «Черт, видимо, я ему не особо нравлюсь». Что ж, я делала вид, что все прекрасно, и старалась не думать об этом. Так было до того момента, пока мое терпение не лопнуло…
Это произошло в четверг днем, перед запуском Великого проекта – в тот момент, когда все проблемы кажутся непреодолимыми, но ты знаешь, что они будут решены, поскольку иного выхода нет, и ты продолжаешь пахать, пока глаза не вылезут на лоб…
Я работала в «Messenger» отчасти потому, что мне надо было обсудить окончательный выбор цветов заголовков с главным дизайнером. В другом окне я болтала с Джеймсом, который бился над решением каких-то финансовых вопросов.
Разговор начался довольно вяло, но беглые замечания, на которые у меня обычно хватает ума не обращать внимания, меня задели.
Джеймс: Посмотрим, как пройдет наша следующая встреча.
Софи: А как же! Хотя когда это будет? Потому что мы еще и не начинали… :P (язычок)
Ах да, маленький бойкий язычок так и лезет из каждого слога. Ой-ой! Надо исправлять ситуацию.