Пампа-блюз Лапперт Рольф

19

Когда я возвращаюсь обратно, на часах уже половина третьего ночи. Я ставлю тук-тук перед открытыми воротами мастерской и поднимаюсь по лестнице на крышу. Свечи в фонариках больше не горят. Рюман свернулся калачиком под грилем, от которого еще идет тепло, и дергает ушами во сне. Курт растянулся на лавке, Вилли — на шерстяном пледе прямо на прибранном столе.

Когда я понимаю, что Карла нет на стуле, сердце почти перестает биться.

Я трясу Вилли за плечо и бью ногой по лавке.

— Где Карл? — ору я.

Оба подскакивают, как от укуса тарантула. Курт падает с лавки и пялится на меня широко открытыми глазами. Вилли, кряхтя, садится на столе. Рюман только ненадолго поднимает голову, бросает на меня сонный взгляд и опять засыпает.

— Где Карл? — реву я снова.

Вилли морщится, будто я включил свет, и трет глаза.

— Дома, — говорит он осипшим голосом.

— Дома? Что это значит?

— Лена сказала, что ему будет лучше ночевать в своей кровати, — отвечает Курт. Прядь волос свисает ему на лицо, и он убирает ее назад рукой. — Хорст отвез их на тракторе к вам домой.

Я сажусь на стул. Ноги вдруг становятся ватными, мне хочется пить, и я устал как собака.

— Он наверняка давно уже спит, — говорит Вилли.

Курт отпивает из почти пустой бутылки водки, наливает в стакан яблочный сок и протягивает мне.

— Ну ты меня и напугал, — говорит он.

— Вы меня тоже, ребята, — отвечаю я. — Я думал, вы уснули, а Карл пропал.

Я залпом выпиваю весь сок.

— Хочешь еще? — спрашивает Курт.

Я мотаю головой.

— Отто сидит дома у телефона, — сообщает Вилли. — Он каждые десять минут звонит Масловецки на мобильный и приедет сюда, как только дозвонится.

Курт опускается на стул.

— Пока результата нет.

— Я доехал до Зельгхайма, — рассказываю я, — никаких следов Масловецки.

— А тарелка? — спрашивает Вилли. — Ты ее больше не видел?

Я тяжело вздыхаю. Такое чувство, что меня оставляют последние силы. Я запрокидываю голову назад, на несколько секунд закрываю глаза и снова открываю. Облаков стало меньше, они висят неподвижно. Через два с половиной часа взойдет солнце.

Я набираю полные легкие воздуха и смотрю на Вилли и Курта.

— НЛО… — говорю я. — Его на самом деле нет.

Курт и Вилли ждут продолжения, но я не знаю, что сказать.

— Но мы же его видели, — говорит Курт наконец.

Вилли кивает.

— Весьма отчетливо.

Я наклоняюсь вперед и еще раз глубоко вдыхаю и выдыхаю.

— Вы видели ненастоящее НЛО, — говорю я, собравшись с духом. — И сегодня, и несколько дней назад. Это были модели. Масловецки построил их, чтобы… он хотел, чтобы вы думали, будто видели настоящую тарелку.

Курт и Вилли молча смотрят на меня.

— Он хотел, чтобы вы… чтобы ваш рассказ звучал убедительно, когда вас будут расспрашивать журналисты.

Я делаю паузу и откидываюсь на спинку стула. С тайной покончено. Не могу сказать, что теперь я чувствую себя хорошо, но все-таки лучше, не так хреново, как недавно.

— Вы же знаете Масловецки, — продолжаю я. — Он всегда хотел помочь Вингродену. И вам.

Вилли первым приходит в себя.

— Так значит, все это… представление?

Я киваю.

— Масловецки сам построил НЛО? — спрашивает Курт. — Да.

— И ты знал про его план? — спрашивает Вилли.

— Да, — отвечаю я и понимаю, что краснею. — И Йо-Йо тоже.

Курт не верит и качает головой.

— Ну и ну, — говорит он тихо и треплет морду Рюмана, усевшегося рядом с ним.

— Да, ребята, а мы-то с вами купились.

Вилли смотрит мимо меня в пустоту и немного кривит рот, будто ему не хватает сил, чтобы нормально улыбнуться.

— Понимаю, с вами обошлись нехорошо, — говорю я. — Но это еще не самое худшее. Сегодня чертова тарелка утащила за собой Йо-Йо.

— Что? — кричит Курт так громко, что Рюман вздрагивает.

— Господи помилуй, — бормочет Вилли.

И я рассказываю им всю историю от начала до конца.

Почти в половине четвертого я приезжаю домой. Я ставлю тук-тук перед сараем и захожу в дом, стараясь не шуметь. Сначала заглядываю в комнату Карла. Маленькая настольная лампа на комоде горит. Карл лежит в постели и спит. Я так устал, что еле держусь на ногах. Я уже собираюсь закрыть дверь, но тут замечаю Лену, которая пристроилась на коврике у кровати и тоже спит. Я осторожно подхожу поближе и задерживаю дыхание, чтобы не разбудить ее. Она сняла кроссовки, штаны и футболку с капюшоном, и теперь на ней только белая майка и трусики. Некоторое время я неподвижно стою перед ней и рассматриваю ее. Наконец я выхожу из комнаты и иду к себе.

Усилием воли я снимаю ботинки, носки, штаны, футболку и рубашку и валюсь на постель. Об этом моменте я мечтал всю ночь, пока колесил по дорогам.

И вот я лежу в кровати и не могу уснуть.

Хотя страшно устал. Тело налилось свинцом, в ушах стоит рев мотора моего мопеда. Тишина вокруг кажется какой-то устрашающей.

Из головы не выходит разговор с Куртом и Вилли. Оба никак этого не показали, но их явно не обрадовало, что их друг так надул их. Я попросил их рассказать обо всем Отто, Хорсту и Альфонсу и позвонить мне, когда они найдут Масловецки или он сам выйдет на связь, в любое время дня или ночи. Дверь в комнату я закрыл неплотно, чтобы услышать, если в гостиной зазвонит телефон.

Я ругаю себя за то, что рассказал им про НЛО. Возможно, Масловецки уже нашел Йо-Йо, и они спрятали тарелку или запихали ее в машину и возвращаются домой. Если бы я промолчал, все бы сейчас были уверены в ее существовании на сто процентов. Даже Лена ни о чем не догадывалась.

Пока я не сказал ей правду.

Масловецки мне голову оторвет.

Я встаю, иду в ванную комнату и умываю лицо холодной водой. Может, и правда стоило придержать язык и подождать. Конечно, план посадить тарелку рядом со старой фабрикой, полить место посадки химикатами и поджечь не удался. Однако вплоть до сегодняшнего дня шестеро взрослых и большей частью трезвых людей верили в существование тарелки. И тут я, как последний идиот, украл у них эту мечту, просто потому, что устал от вранья.

Мне никак не заснуть, поэтому я снова иду в ванную и чищу зубы. Потом набираю в ванну холодной воды и ставлю в нее ноги. Я где-то читал, что холодная ванна для ног помогает уснуть.

Пора перестать упрекать себя. Вся эта история с НЛО, прессой и туристами с самого начала была обречена на провал. И если Масловецки еще не совсем рехнулся, он не может со мной не согласиться. Он, конечно, абсолютный ребенок, аферист и фантазер, но не дурак. Понимает, когда игра проиграна и пора думать о том, как сократить ущерб.

Я вытираю ноги и возвращаюсь в кровать.

Мысль о том, что Лена всего в нескольких метрах от меня, тоже явно не способствует засыпанию. Я спрашиваю себя, что, если она действительно не журналистка? И зачем она тогда приехала в Вингроден, если не ради тарелки? Если она сбилась с пути, то почему решила разыграть сцену с поломкой?

Наконец глаза закрываются сами. Я больше не хочу думать. Нужно уметь отключать мозг, как мотор. Повернул ключ — и все. Иногда в качестве ключа выступает пиво. Если выпить достаточно, мозг сам уходит на покой.

До холодильника с пивом всего десять шагов. Но я словно потяжелел тонн на сто и не могу пошевелить ногами. За окном становится все светлее, а в моей голове — наоборот.

Я утопаю в моем матраце, как мертвый мамонт в болоте, и вдруг слышу голос.

— Бен?

Это Лена. Значит, я уже сплю.

Она ложится рядом, совсем близко. Ее рука дотрагивается до моего лба, проходится по волосам.

Я не сплю.

— Что с Масловецки и Йо-Йо? — шепчет Лена.

— Не знаю, — отвечаю я тихо. Голос звучит, словно откуда-то очень издалека. — Я их не нашел.

Лена вздыхает, ее дыхание долетает до моего лица. Потом она целует меня в шею, в щеку, в подбородок, в губы.

Я не хочу тонуть в болоте.

Не хочу быть мертвым мамонтом.

Не сейчас.

20

Комната залита светом. Он проникает сквозь занавески и мои сомкнутые веки. Я знаю, пора открыть глаза и встать, но я не могу пошевелить даже мизинцем. Мне тепло, хотя во сне я загнал одеяло куда-то в ноги. Я слышу сверчков, из открытого окна доносится их стрекотание. Во рту пересохло. Я бы сейчас отдал рулевое колесо моего автобуса за стакан воды.

Медленно, очень медленно я вспоминаю события прошедшей ночи. В памяти всплывают размытые картинки. Йо-Йо, извивающийся на тросе, как рыба на крючке. Масловецки, бросившийся в погоню за тарелкой, хотя она давно скрылась из вида и затерялась в облаках. Дорога в свете фар моего мопеда. Лица Курта и Вилли, когда я им все рассказал.

Лена, которая лежит у кровати Карла и спит.

Лена!

Я так резко сажусь на постели, что голова кружится. Глаза — как узкие щелочки. Я скатываюсь с матраца, ковыляю в ванную и подставляю голову под холодную воду.

Этот тип в зеркале кажется мне знакомым.

На кухне я завариваю себе растворимый кофе и стоя выпиваю его. Потом иду в комнату Карла и открываю дверь. Карл, в пижаме и халате, сидит на табуретке. Волосы у него расчесаны, на ногах — тапочки. Только пальцы в клее, и к штанам пижамы прилипло несколько синих бумажек. Ему каждый раз приходится далеко тянуться, чтобы наклеить бумажку на стену. Я подхожу к нему и смотрю на него, пока он меня не заметит.

— Доброе утро, Карл.

— Доброе, Бен.

Карл смотрит на меня сияющим взглядом и снова возвращается к работе.

— А где Лена?

Карл поворачивается ко мне и смотрит так, будто не понял меня.

— Лена. Она ночевала здесь. Она ушла?

— Не знаю, — говорит Карл наконец.

— Это она тебя причесала?

Я показываю на его волосы.

Карл закатывает глаза и на секунду задумывается.

— Да.

Я разглядываю стену, две трети которой уже заклеено синими бумажками.

— Будет красиво.

— Небо, — говорит Карл.

— А я думал, море.

— Все вместе.

Карл бережно смазывает следующую бумажку клеем, кряхтя, выпрямляется, приклеивает ее на свободное место, хлопает по ней ладонью и снова садится.

— Сейчас я принесу тебе высокий стул, — говорю я. — Но сначала завтрак. Ты голодный?

Карл беспомощно смотрит на меня.

— Голодный?

Карл мотает головой.

— Спасибо, — отвечает он и вылавливает из коробки очередную бумажку.

Меня осеняет.

— Так ты уже позавтракал? — спрашиваю я его. — Лена тебя накормила?

Карл думает две секунды, а потом на его лице появляется выражение радости.

— Блинчики.

Я остолбенел. Снова он говорит что-то, чего я не слышал от него уже целую вечность. Блины в этом доме в последний раз пекли, когда здесь еще жила Генриетта. Она делала их из гречневой муки, кефира и яиц и подавала с клубничным компотом или домашним яблочным муссом. Хотя это было очень давно, я хорошо помню вкус ее блинов и их аромат.

— Блинчики, — повторяет Карл. Значит, у него сегодня хороший день. То, что мы столько времени проводим с Масловецки и компанией, явно идет ему на пользу. А от общения с Леной он просто расцветает.

Я кладу ему руку на плечо.

— Сейчас я приму душ и оденусь, а потом принесу тебе стул, идет?

Карл смотрит на меня, улыбается и кивает. И снова возвращается к своей монотонной работе, словно для него в мире ничего не существует, кроме синей стены.

Я иду в ванную и встаю под душ. После этого я надеваю чистую одежду, съедаю на кухне кусок хлеба с маслом и выпиваю вторую чашку кофе. Теперь я уже достаточно бодр, чтобы пойти и выяснить, действительно ли Лена вчера была в моей постели, или она мне только приснилась. А еще — заснул ли я, когда она меня поцеловала. На матраце я нахожу два волоса, которые однозначно принадлежат не мне, а значит, это волосы Лены. На подушке, на которой Лена спала прошлой ночью и которую утром положила обратно на диван, я обнаруживаю еще один волос, такой же, как два других.

Лена была в моей постели, сомнений не осталось.

И я, полный идиот, уснул, и ничего не произошло. А если и произошло, то я не могу ничего вспомнить.

Я достаю из письменного стола конверт, кладу в него Ленины волосы и засовываю конверт в карман. Ровно в тот момент, когда я собираюсь выйти из дома, чтобы принести из сарая высокий стул для Карла, звонит телефон. Я сажусь на диван и снимаю трубку.

— Да?

— Бен! Это я! Алло? Бен?

— Привет, мам.

— Куда ты подевался? Я вчера минимум раз десять тебе звонила!

— Я уезжал. На озеро.

— На озеро? С Карлом?

— Да. У нас очень жарко. Нас не было весь день.

— И всю ночь! Я звонила в девять, в десять, а потом еще раз в двенадцать!

Похоже, мама волнуется.

— У нас была вечеринка. В пивной.

— Что еще за вечеринка?

— Да так. День рождения Альфонса.

Ничего получше мне за секунду в голову не пришло.

— Альфонс. Напомни мне, кто это?

— Отец Хорста.

— Ах, ну да. И сколько ему исполнилось?

— Восемьдесят, — отвечаю я. Похоже на правду.

— Я так нервничала, Бен! Когда я вернусь, мы купим тебе мобильный!

— Здорово.

Щелкает зажигалка, и моя мама затягивается, будто целую вечность не курила.