Кононов Варвар Ахманов Михаил

Страх ушел, и тогда Митра коснулся ее души.

– Что должна я делать, всеблагой бог? – шепнули губы Зийны.

– Отогнать зло, – ответил Податель Жизни.

– Но нет у меня молний твоих, чтобы поразить злого…

– У тебя есть любовь. Она сильнее молний.

– Любовь не метнешь, подобно огненному копью…

– У тебя есть память. Вспомни!

– Вспомнить? О чем?

– О последних словах твоего киммерийца.

Зийна вздрогнула. Пальцы ее легли на рукоять кинжала, торчавшего за поясом возлюбленного, холодные самоцветы впились в ладонь. Он говорил, что клинок зачарован… Не в нем ли последняя надежда? Не об этом ли напомнил ей бог?

Чтобы придать себе храбрости, Зийна представила высокие горы Пуантена, сияющее над ними синее небо, луга, покрытые алыми маками, зелень виноградников и дубовых рощ. Губы ее шевельнулись; она пела – пела песню, которой девушки в ее краях встречали любимых:

  • – Вот скачет мой милый по горному склону,
  • Летит алый плащ за плечами его,
  • Сияет кольчуга, как воды Хорота,
  • И блещет в руке золотое копье…

– Творишь заклятья, ничтожная? – Дочь Имира склонилась над ней. Сейчас ее черты, искаженные гримасой торжества, уже не выглядели прекрасными; скорее они напоминали лик смерти.

– Это песня… только песня… – прошептала Зийна, стискивая рукоять. Клинок медленно выползал из ножен.

– Уйди! – Ладони снежной девы, сотканные из тумана и снега, метнулись перед лицом. – Уйди! Он – мой!

– Возьми нас обоих, если хочешь, – сказала Зийна. Плечи девушки прижимались к груди киммерийца, тело живым щитом прикрывало его. Кинжал словно прирос к ладони.

– Ты не нужна мне, грязь! Дочери Имира предпочитают мужчин – таких, как этот!

Лицо снежной девы надвигалось, ореол серебряных волос окружал его, груди, две совершенные чаши, трепетали, словно в предчувствии наслаждения.

Туда! Под левый сосок!

С отчаянным вскриком Зийна послала нож в призрачное тело. Один удар, только один! Сталь их рассудит!

Попасть ей не удалось – снежная дева отпрянула быстрее мысли. Лицо дочери Имира исказил ужас, глаза не отрывались от холодно сверкавшего лезвия. Клинок не задел ее кожи, не коснулся плоти, и все же она испугалась. Испугалась! Как всякое существо, едва избежавшее смерти. Хуже, чем смерти, – развоплощения! Когда умирал человек, оставалась его душа, но после гибели демона не было ничего – лишь пустота и мрак вечного забвения.

– Ты… ты посмела… – Слова хриплым клекотом срывались с прекрасных губ. – Ты посмела угрожать мне! Мне!

– Я не угрожаю, – сказала Зийна. – Я убью тебя, если ты подойдешь ближе.

Дочь Имира стояла за выжженной проплешиной костра, вытянув вперед руки; растопыренные пальцы ее были нацелены в грудь Зийне, словно десять ледяных стрел.

– Я не могу зачаровать тебя своими танцами, как зачаровываю мужчин, – медленно произнесла снежная дева, – не могу заключить в объятия, растворив твое тепло в снегах тундры и морских льдах. И все же в моих силах послать тебе гибель! Сегодня мне дозволено насладиться смертью – того, кого ты хочешь защитить, или твоей. Выбирай!

– Мне не надо выбирать, – кинжал в руке Зийны не дрогнул. На остром его кончике светился, играл солнечный блик.

– Ну! Его жизнь – или твоя!

Зийна молчала. Ей казалось, что грудь Конана уже не так холодна; она согревала его своим телом, своей любовью. Конечно, великий Митра прав: любовь сильнее огненных молний. Губы девушки шевельнулись. «Вот скачет мой милый по горному склону…» – беззвучно прошептала она.

– Ты умрешь, – сказала дочь Имира. – Я не получу его, но и ты не получишь тоже. Ты будешь бесплотной тенью скитаться по Серым Равнинам и вспоминать, вспоминать… Память о нем станет твоим проклятием. Вечным проклятием!

– Разве память о любви может превратиться в проклятие? – Зийна улыбнулась и закрыла глаза. Страх больше не терзал ее; девушка знала, что дочь Имира не приблизится к возлюбленному. Слишком она боялась зачарованной стали!

Под веками пуантенки проплыло видение горного склона, одетого зеленью, спускавшегося к берегу Алиманы. Среди зеленых трав мчался всадник на гнедом коне; глаза его были сини, как небо на закате, за плечами струился алый плащ, кольчуга сияла, как светлые воды Хорота, а в руке рыцаря блестело золотое копье…

Десять ледяных стрел вырвались из пальцев снежной девы и ударили в тело Зийны. Снег перестал падать, тучи неторопливо потянулись к востоку, к далеким горам, обители мрачного Имира, и вместе с ними исчезла его дочь.

* * *

Даша вернулась, когда над Президентским бульваром и парком стали сгущаться летние полупрозрачные сумерки. В квартиру не вошла, а, приблизившись к распахнутому окну, окликнула Кима и сказала:

– Все в порядке, милый, она успокоилась. Я проводила ее до метро.

Кононов перегнулся через подоконник. Дашины волосы и кожа пахли лесной свежестью, в рыжих локонах, за ухом, белела ромашка.

– О чем вы говорили?

– О мужчинах. – Даша прижалась щекой к его ладони. – Она такая странная… ищет, ищет, а чего – сама не знает… По-моему, очень несчастная… Мне ее жалко.

– Ты не ее жалей, а меня, – буркнул Ким и стал целовать Дашин затылок.

– А вот не пожалею!

– А почему?

Даша рассмеялась, пропела негромко:

– Все мы, бабы, стервы, милый, бог с тобой. Каждый, кто не первый, тот у нас второй… – Голос ее внезапно дрогнул, улыбка исчезла. – Вру я все, не верь, не верь, – зашептала она. – Первый ты мой, первый и единственный…

Ким схватил ее под мышки, поднял, посадил на подоконник. Лицо Даши казалось усталым и словно потускневшим; видно, успокоительные процедуры обошлись недешево.

«Что твой инклин? Уснул?» – поинтересовался он у Трикси.

«Вмешиваться нет необходимости. Она быстро восстанавливает эмоциональный тонус. Стабильная психика, крепкий организм… Ты выбрал хорошую женщину, Ким!»

«Я знаю».

– Ты из этого окна выпрыгивал меня спасать? – спросила Даша.

– Из этого, солнышко.

– Замечательно!

– Что?

– Что окна у тебя на улицу. Спаси меня еще раз, а? Покорми хоть чем-нибудь.

ДИАЛОГ ДЕСЯТЫЙ

Звуки поцелуев.

– Ким…

– Ммм?

– Я ему звонила… вчера звонила… Он согласился на развод.

– И мы сможем…

– Сможем, сможем! Вот здесь поцелуй… и здесь… Я не знала, что это так приятно… – Глубокий вздох. – Он обещал, что проволочек не будет. Надо в загс подъехать и заявление подписать. Потом… Куда ты меня целуешь, бессовестный? В это место – только после свадьбы!

– Ну, так, для первой разведки… Скажи, родная, ты не слыхала – он к экстрасенсам обращался?

– К экстрасенсам? Павел? А зачем? Он сам экстрасенс! Колдун! Он, когда глядит…

– Да?

– Не хочу об этом вспоминать! Не заставляй меня, милый!

– Прости, Дашенька… не плачь, не надо… дай я тебя поцелую… Знаешь, я ведь тоже тебя заколдовал… так заколдовал, что никто тебе не страшен… никто и ничто…

– Правда? Ты умеешь?

– Само собой. Чтобы писать о Конане, нужно разбираться в колдовстве. В черной магии, белой, зеленой и синей в крапинку… Еще полезно духа завести, личного демона, хранителя и консультанта.

– И он у тебя есть?..

– Разумеется! Я ведь не только писатель, но мастер бусидо фэншуй, умею парить в астральных сферах, где обитают инопланетные духи. Там мы с ним и познакомились.

– Возьмешь меня как-нибудь с собой? В эти астральные сферы?

– А где мы, мое солнышко, сейчас?

Звуки поцелуев.

ГЛАВА 11

НА ПРЕЗИДЕНТСКОМ ВСЕ СПОКОЙНО

От того, что мы сменили бубен шамана на компьютер, наши прогнозы грядущего не сделались точнее. Что нам известно о нем? Да в сущности ничего! Может быть, через столетие миром будут править демократы, диабетики или мусульманские фанатики. Может быть, не будет ни тех, ни других, ни третьих… Тайна сия непостижима!

Майкл Мэнсон «Мемуары.Суждения по разным поводам».Москва, изд-во «ЭКС-Академия», 2052 г.

Ночь – день, ночь – день… Вернее, утро. Ким сидит у компьютера, слева – чашка кофе, справа – сигареты и пепельница. Его стол – анклав постоянства в переменившемся бытии, а перемены говорят, что появился некто с собственными вкусами, привычками и взглядами на жизнь. Полосатый плед на старом кожаном кресле, вазочка с цветами – ромашки, собранные в лесу, горка яблок в фаянсовой миске, над книжными полками – фотография: женщина на трапеции, и к ней, распластав руки, летит по воздуху юная девушка в алом облегающем трико. Были и другие перемены: чисто подметенный пол, отглаженные занавески, прибранные книги, а в холодильнике – не пирожки и пиво, а настоящий обед, борщ и жаркое с картошкой. Судя по всему, Даша была из тех хозяек, у коих котлеты не пригорают, не убегает молоко и сливки сбиваются всегда.

«Есть в семейной жизни свои преимущества, есть!.. – размышлял Ким с блаженной улыбкой. – Конечно, ночью теперь не поработаешь, и до двенадцати не поспишь, и нужную книгу найдешь не сразу, зато сидит он ухоженный и обласканный, сытый и свежий, как майская роза. А ночь… Ну, ночные бдения могут быть приятны не только у компьютера. Что компьютер? Пентюх пентюхом! Железки, пластик да стекло… ни нежной упругости, ни теплоты, ни аромата… Ни кофе в постель!»

Он лениво ударил по клавише, и на экране появилась буква «А», ударил еще раз, и появилось «н». «Ан», – подумал Ким. Анабиоз, анаконда, аналогия, ананас… А что мы знаем про ананасы? К примеру, как поживает Анас Икрамович? И что он вообще за птица? Бойцы у него серьезные, при огнестрельном оружии, так что вряд ли он с Кавказа возит виноград… С другой стороны, вежливый – Даше цветы дарил и называл красавицей…

Минувший день прошел спокойно, ни звука от Анаса и Пал Палыча, ни провокаций, ни наездов, ни угроз. Ремонт в ресторане двигался полным ходом, Славик присматривал за работами, у дверей дежурил Селиверстов, усиленный сержантом из милиции, а Дарья оценивала убытки и торговалась со страховыми агентами. Ким закончил пару эпизодов – похоронил Зийну и описал, как Конан с Идрайном пришли на подворье Эйрима, ванирского вождя, и обнаружили там незваных и нежеланных гостей. Этих воинов послал Небсехт, чтобы заставить Эйрима готовиться к набегу на остров – для устрашения зеленоглазой феи и демонстрации мощи колдуна. Эйрим хоть был недоволен, но покорился. В общем, в земной и в хайборийской реальностях жизнь струилась тихо-мирно, так что использовать кувалду не пришлось, равным образом, как диски от распиловочного станка. Сие тем не менее не гарантировало безопасности; по временам дух Конана, сроднившегося с Кимом, напоминал, что враг коварен и хитер.

С этой мыслью Ким поднялся и начал бродить от окна к креслу, посматривая на телефонный аппарат. Телефон стоял теперь не на пачке книг, а на изящном китайском столике, который Даша притащила из Варвариной квартиры. Столик был Дашиным наследием от бабушки Клавы Тальрозе-Сидоровой – когда-то, еще в пятидесятых годах, в дни цветущей юности, она гастролировала в Пекине с московским цирком, приволокла оттуда этот столик и подарила на склоне лет любимой младшей внучке. Крышка стола, инкрустированная перламутром, изображала демоническую рожу с оскаленными клыками и нагло высунутым языком. Примерно так Ким представлял себе Анаса Икрамовича.

Почесав в затылке, он снял трубку, набрал номер знакомого репортера Влада, служившего в бюро журналистских расследований, справился о здоровье и успехах и поведал про налет на Дашин ресторан. Потом сказал:

– Мы там праздновали именины Конана, так что я из живых очевидцев. Слышал всякие разговоры… будто тамбовские наехали или норильские… а кто говорит, бойцы Анаса Икрамовича. Забавное имя, вроде ананаса, вот и встряло в память… Чечены, что ли?

– Мафия чеченская, – пояснил всезнающий Влад, – а служат ей не одни чечены да кавказцы. Прибалты есть и наши, и с Украины, и с Молдавии… Даже бывшие спецы из бывшего КГБ.

– Ну и ну! Вот это ренегатство! – изумился Ким, припоминая сероглазого тренера Зайцева. – А как же честь мундира?

– Честь без денег, как сапог без ваксы, – мудро разъяснил Влад. – Опять же, чем служба у Анаса хуже государевой? Тут и там беспредел, а потому не ренегатство это, а конверсия в шпионском ведомстве. – Помолчав, он добавил: – Что до Икрамова Анаса Икрамовича, то он мужик серьезный – такой серьезный, что мы им заниматься не рискуем.

– Ваше бюро?

– Вот именно.

– А остальные? Милиция, налоговая служба, ФСБ?

– Шутишь! – хихикнул компетентный Влад. – Если уж мы не лезем, куда остальным? Все схвачено-оплачено.

Распрощавшись, Ким повесил трубку и некоторое время сидел, хмуро уставившись в окно и думая о всевластии мафии, о связях между Икрамовым и Дашиным супругом и о том, что сотворил с этим супругом давешний искусник-экстрасенс по кличке Тормоз-Забайкальский. Если, конечно, упоминал маэстро о персоне загребущего Пал Палыча… и если оная персона в самом деле схавала инклин…

Ничего не придумав, Кононов сел к компьютеру, отхлебнул кофе, закурил сигарету и принялся стучать по клавишам.

* * *

– Выпьем за врр-рагов, брр-рат Конан, – произнес Эйрим Высокий Шлем. Речь его после многочисленных возлияний казалась невнятной, но все-таки понять хозяина усадьбы Рагнаради было можно. Он поднял огромный рог, окованный бронзой, чокнулся с гостем и рявкнул: – Во имя прр-роморр-роженной задницы Имира! Выпьем за врр-рагов, брат мой, ибо, пока у человека есть врр-раги, он жив!

Конан, тоже испивший немало, с одобрением мотнул головой. Они с Эйримом сидели за грубо отесанным столом в бревенчатом покое с закопченными сводами, в личных чертогах ванирского вождя. Пол здесь устилала солома, за спинами пирующих пылал огромный очаг, а по бокам тянулись низкие полати, устланные шкурами; над полатями висело оружие, награбленное с половины мира. Еще здесь были две двери: одна, в дальней стене, вела во двор, а другая, около очага, – в Длинный Дом, где коротали зимнее время воины Эйрима. Больше в хозяйской горнице не имелось ничего примечательного – если не считать мохнатого пса, трех седоусых соратников-ванов, нескольких бочонков с пивом и вином, а также заставленного блюдами стола. На одном из этих блюд разлеглась зажаренная целиком свинья, уже обглоданная на три четверти.

Рога сдвинулись с глухим стуком, плеснула густая пивная пена. Все пятеро – гость, хозяин и седоусые витязи – выпили за врагов.

– Хорошо ты сказал, брат, – вымолвил Конан, отирая рот нетвердой рукой. – Х-хорошо, клянусь Кромом! Ч-человек жив, пока у него есть враги! – Он сделал паузу, наблюдая, как Найрил, один из седоусых, наполняет рога из полупустого бочонка. – Но ч-человеку нужны и друзья, Эйрим! Так выпьем же за них!

– Хмм, дрр-рузья… – протянул охмелевший вождь ваниров, поглаживая шрам на подбородке. – Дрр-рузья – сомнительное дело, брат Конан… Врр-раг – он всегда врр-раг… А дрр-руг – сегодня дрр-руг, а завтра – врр-раг. И пока он жив, морр-ржовы кишки, не разберешь, кто он таков!

Конан не стал спорить. Обглодав последние остатки мяса со свиной ноги, он швырнул кость псу и предложил:

– Т-тогда выпьем за п-покойных друзей, брат Эйрим. С мертвецами-то все ясно!

– Вот с этим я согласен, брат Конан! – ухмыльнулся владыка Рагнаради. Три седоусых воина, кормчие его кораблей, враз кивнули головами. Найрил, Храста и Колгирд плавали еще с Сеймуром Одноглазым, отцом Эйрима, и после вождя являлись самыми важными людьми в усадьбе Рагнаради. Их присутствие на пиру было знаком особого почета, оказанного Эйримом, сыном Сеймура, Конану из Киммерии – и никак не меньшим, чем жареная свинья на столе. Не так уж много у Эйрима оставалось свиней в хлеву после долгой зимы и голодной весны! Однако он не поскупился, велел заколоть самую жирную. Точнее, не самую тощую.

Трое кормчих почти не вмешивались в беседу хозяина с гостем – то ли были молчаливы от природы, то ли предпочитали налегать на пиво и мясо, пока того и другого имелось вдосталь. Окинув взглядом их покрасневшие от хмельного лица, Конан осушил рог и пристально уставился на ванирского вождя:

– А скажи-ка мне, брат Эйрим, п-почему ты не стал пить за ж-живых друзей? Не х-хотел ли ты нанести мне обиду? В-ведь я – ж-жив, и я т-твой друг! Уже целый день и п-половину ночи – друг!

Подсчет был совершенно точным – они начали пить со вчерашнего утра, едва лишь Конан с Идрайном заявились в усадьбу, а сейчас стояла глухая ночь. Прошло достаточно времени, чтоб подружиться до гробовой доски.

Эйрим взлохматил густые волосы, отливавшие начищенной медью. Ванирский вождь был года на три постарше Конана и почти столь же высок и широк в плечах, как киммериец. Большой вождь, храбрый и удачливый, как сказал Хорстейн, сын Халлы, и было это чистейшей правдой, ибо владел Эйрим и людьми, и кораблями. Но истиной являлось и другое, тоже поведанное Хорстейном: удача Эйрима могла закончиться в любой момент. В усадьбе его находились незваные гости, сотня воинов из Кро Ганбора, и он не мог тронуть их, поскольку опасался мести колдуна. Пока что он даже не хотел говорить на эту тему, обрывая Конана всякий раз, когда тот упоминал Гор-Небсехта. Но историю об острове и его зеленоглазой владычице выслушал с интересом. Конан поведал ее, ничего не утаив, кроме загадочной природы Идрайна, своего слуги. В ответ Эйрим буркнул, что остров в теплых морях, видать, тот самый, который интересует колдуна. При этом он многозначительно переглянулся со своими кормчими.

Сейчас, убедившись, что рога наполнены до краев, вождь встал, слегка покачиваясь, и вполне рассудительно промолвил:

– Я не желаю нанести тебе ни обиды, ни оскорбления. Ни того, ни другого, брат мой Конан. Брат, а не дрр-руг! В этом большая р-разница.

– Какая?

– Клянусь Имирр-ром! Разве ты не понимаешь? Я же говорил: брат – всегда брат, а дрр-руг может стать недрр-ругом.

– Вроде врага? – уточнил Конан.

– Врр-роде, – подтвердил Эйрим.

– Так в-выпьем за братьев?

– Выпьем!

Они выпили, и хозяин Рагнаради кивнул Найрилу:

– Наливай!

– Пиво кончилось, – ответствовал тот, пнув ногой бочонок.

– Наливай вина! Барр-рахтанского!

– Кончилось.

– А арр-госское?

– Тоже.

Покачиваясь, Эйрим недоверчиво разглядывал опустевшие бочонки, потом распорядился:

– Пусть р-рабы несут аквилонское! И еще пива! Побольше!

Вино и пиво были доставлены без промедлений. Перед очередным возлиянием пирующие решили покончить с жареной свиньей, и некоторое время в бревенчатом чертоге раздавались лишь чавканье, хруст да стук костей, которые бросали огромному мохнатому псу, вертевшемуся у стола.

– Вот, – сказал Эйрим, лаская широкой ладонью загривок своего любимца, – вот настоящий дрр-руг, который не предаст! Потому что не умеет!

– Т-тогда выпьем за псов, – сказал Конан.

– Выпьем!

Красное аквилонское хлынуло в рога, а из них – в глотки. Способность ваниров поглощать еду и хмельное питье казалась неистощимой, но Конан им не уступал. За долгие дни скитаний по равнинам Ванахейма ему до смерти надоели зайцы, тощие куропатки и пахнувшая мхом вода, а потому он не отказывался от свинины и соленой рыбы, от каши и вареной репы, от пива, браги, вина, меда и прочих яств, что подносили расторопные рабы. Он ел и пил за двоих, за себя и за Идрайна, дремавшего сейчас в Длинном Доме, в тихом уголке, под надзором воинов Эйрима.

Вождь западных ванов устроил гостю почетный и обильный пир, чему имелись целых три причины. Прежде всего Эйрим скучал и потому обрадовался пришельцу, славному воителю из Киммерии, повидавшему свет и отхватившему немало голов. Одной из них, как вскоре выяснил хозяин, была башка Хеймдала, давнего недруга Эйрима, что явилось вторым поводом для возлияний. Тут уж Конан сделался не просто гостем, а братом, ибо Хеймдал лет десять назад прикончил Сеймура Одноглазого; выходило, что киммериец, сам того не ведая, отомстил за Эйримова отца.

Но имелась и третья причина – быть может, самая веская. На подворье Эйрима стояли две полусотни бойцов из замка Кро Ганбор, дожидавшиеся своего господина-чародея. Предводительствовали ими Торкол и Фингаст, люди малопочтенные, а просто говоря – изгои, ублюдки и смрадные псы, коих Эйрим в другое время и на порог бы к себе не пустил. Тем более – идти с ними в поход! С ними и с мерзким колдуном! Да еще в такие края, о которых в Ванахейме никто слыхом не слыхивал!

Однако Эйрим, храбрый и удачливый Эйрим, боялся; он хорошо представлял, что может сотворить колдун с его рабами и дружиной, с его усадьбой, ладьями и с ним самим. А потому молчал, ни словом не противореча Торколу и Фингасту в том, что касалось будущей экспедиции, подготовки кораблей к долгому плаванию, снаряжению их запасами и воинским скарбом. Но уж сажать за свой стол этих ублюдков он не собирался! И сейчас, пируя с Конаном и ближними людьми, Эйрим Высокий Шлем наслаждался маленькой местью. Пусть видят Торкол и Фингаст, как он принимает почетного гостя – хоть тот и не рыжий ванир, а черноволосый киммериец!

Хозяин снова встал и поднял рог с красным аквилонским – в знак того, что хочет держать речь.

– Мы выпили за врр-рагов и покойных дрр-рузей, за братьев и за собак, – сказал он. – Еще мы пили за тебя, Конан, за меня, за моих людей и мои корабли, за их весла и мачты, за снега Ванахейма и горр-ры Киммерии… Помнится мне, мы поднимали рога за печень Крр-рома и задницу Имрр-ра… Теперь настало время выпить за женщин! За твою рр-рыжую!

Конан понурился и помотал головой.

– Н-нет, брат мой Эйрим, н-не хочу я за нее пить. Она ведь ведьма и обманщица!

– Хмм… – Эйрим недоуменно оглядел горницу, полати, пылающий очаг и две двери – ту, которая вела во двор, и ту, которая вела в Длинный Дом. – Ведьма и обманщица, говоришь? А почему, брат Конан?

– Она – владычица с-сновидений, брат Эйрим, а с-сны – всегда обман.

Вождь ваниров, покачиваясь на нетвердых ногах (все же выпито было немало!), погрозил Конану пальцем:

– Ты не прр-рав, брат, не прр-рав! Я не считаю сны обманом. Подумай, что есть наша жизнь? Тот же сон, полный славных битв, дальних странствий, веселых пирр-ров и любви! Жизнь проходит, как сон! И просыпаемся мы лишь в самый последний миг, на ложе смерти, когда сразила нас сталь или доконала болезнь… Так можно ли гневаться на ту, что посылает сны? Пусть она ведьма, зато – крр-расивая женщина, а?

При этих словах Конан несколько протрезвел, восприняв их как намек – намек, что пора поговорить о деле. Он поднял свой сосуд с вином, сдвинул его с рогом Эйрима и сказал:

– Ладно, в-выпьем за рыжую. И за то, чтоб освободить ее от колдуна. Он ведь и тебе ненавистен, брат Эйрим?

– Ненавистен, – подтвердил вождь, влив в глотку аквилонское. – Прислал ко мне своих ублюдков, а те стали грр-розить… мол, не исполнишь волю господина, не доживешь до зимы! И никто не доживет в твоем жалком крысятнике! Господину подчиняются ураганы, и сметут они в море и дома твои, и корабли, и запасы пива, и людей – всех до последнего раба! Господин! – Эйрим хмыкнул. – Им он, может, и господин, да не мне!

– Т-тогда давай прикончим его, – предложил Конан. – Вместе! А людей его перережем.

– Хорошая мысль… – Эйрим вдруг перестал покачиваться, будто и не пил вовсе. Он посмотрел на своих кормчих, но те, не отрываясь от блюда с китовым мясом, смущенно потупились. – Хорошая мысль, брат Конан, – повторил хозяин Рагнаради и мечтательно уставился в закопченный потолок. – Перерезать глотки Торколу и Фингасту… и всей их своре…

– А потом и колдуну, – добавил Конан.

Храста, кормчий, прожевал ломоть мяса и буркнул:

– Мысль хорошая, да опасная. Против колдуна мы не пойдем.

– Не пойдем, – подтвердил Колгирд. А Найрил добавил:

– Ублюдков его мы не боимся, клянусь Имиром! Их в Кро Ганборе осталось пять десятков, плюнуть да растереть… Сам колдун страшен! Смешает нас с грязью в тундре да с камнями на морском берегу.

– Колдуна я беру на себя, – сказал Конан. Он принялся есть кислые моченые ягоды, зачерпывая их ладонью – это помогало побороть хмель.

Некоторое время ваниры переглядывались и молчали, обдумывая слова гостя. Наконец Колгирд, взглядом попросив у Эйрима разрешения, пробормотал:

– Колдун-то, говорят, крепок… Ни сталь его не берет, ни бронза, ни камень. Как ты справишься с ним, брат Эйрима?

Конан погладил железный обруч, плотно сидевший на голове, затем вытащил из-за пояса нож и положил рядом с миской, в которой плавали остатки ягод.

– Мне колдун не страшен. – Он усмехнулся, лаская пальцами золотистый клинок. – Говорил я вам, что ведьма с зелеными глазами дала мне оружие и защиту от колдовских чар. Этот кинжал и обруч, что у меня на голове.

Эйрим и трое седоусых внимательно оглядели и то и другое. Потом хозяин Рагнаради произнес:

– Защита, брат Конан, дело твое, и дело опасное – ведь как испытаешь этот обруч, не сразившись с колдуном? – Тут Эйрим сделал паузу и покосился на своих соратников; те враз кивнули. – А вот оружие… его можно было бы и проверить. На вид – хороший клинок, клянусь Имиром… да только и у меня найдутся не хуже. Есть меч, откованный в дальних краях, в самом Иранистане – так им бревно перерубишь с одного удара. Однако…

– Однако скалу твой меч не возьмет, – сказал Конан. А потом развернулся и швырнул нож в очажный камень – да так, что лезвие погрузилось в него по самую рукоятку.

Некоторое время в горнице царила ошеломленная тишина. Ваниры рассматривали рукоять, сверкавшую аметистами и рубинами, чесали в рыжих космах, хмыкали и переглядывались. Конан молчал, понимая, что за мысли ворочаются под их толстыми черепами. Одно дело – послушать сказочные истории про остров в южных морях, про рыжую чародейку, про распрю ее с волшебником из Кро Ганбора; и совсем другое – убедиться, что те рассказы истинны.

В горнице, сложенной из толстых сосновых бревен, будто повеяло чем-то нереальным, колдовским. Дрогнуло пламя в очаге, взметнулись искры, таинственные отблески заиграли на клинках, развешанных по стенам; и чудилось, что шкуры, устилавшие полати, вдруг обратились в живых зверей, следивших за людьми сверкающими желтыми глазами.

Эйрим наклонился, поднял бочонок с аквилонским и приник к нему, гулко глотая; вино текло по широкой груди ванирского вождя, капало на стол и лавку. Потом он утерся, подошел к очагу, с видимым усилием выдернул из камня нож и долго разглядывал его, пытаясь найти царапины на лезвии. Но их не было.

– Я дал бы тебе за этот клинок один из своих кораблей, – произнес наконец Эйрим, – но даже не буду предлагать такого обмена. Лучше всади нож в брюхо колдуну. Прикончи его, и я – клянусь Имиром! – отдам тебе всю добычу, что возьму нынешним летом в теплых краях.

– Она мне не нужна, – сказал Конан. – Мне нужны воины, которые справились бы со стражей Кро Ганбора.

– Сотня из них – на моем подворье, – заметил Эйрим. – В стенах замка осталось человек пятьдесят, не больше.

– Я не хотел бы возиться с ними. Мне нужно добраться до колдуна.

– Что ж, – произнес Эйрим, возвращая Конану кинжал, – давай выпьем, брат мой, и обсудим, как приуменьшить их число. Если ты справишься с тварью из Кро Ганбора, я готов рискнуть и вырезать обе его полусотни. Скажем, завтрашней ночью…

* * *

Зазвонил телефон.

– Мэнсон? Это Халявин. Трудишься? Ну и как продвигаются дела?

– Успешно. Блондинку прикончил, теперь пиво пью. С ванирами.

– Надеюсь, виртуально и без Доренко?

– Святой истинный крест!

– Ну, хорошо. Я тут узнал, ты жениться собираешься? Вроде уже и помолвка была?

– Была, – признался Ким. – Проблемы тоже были, но, к счастью, рассосались.

– Рассосем еще одну, – тоном мудрого отца народов сказал Халявин. – Тебя тут аванс поджидает, восемь тысяч. Но с условием: первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки – потом.

– Намек понял. Благодарствую!

Короткие гудки отбоя.

«Вот это да!.. – подумал Ким. – Халявин-то человек оказался! Восемь тысяч отвалил в аванс, половину гонорара! Хватит на колечко, а еще…»

Дзинь! Дзинь, дзинь!

Звонила Варвара.

– Как поживаешь, Кимчик?

– Как Адам в раю, если б его не выгнали оттуда с Евой.

– Не тесно вам, голубки? А то ко мне перебирайтесь, моя ведь квартира трехкомнатная, с тахтой двухспальной и телевизором «Хитачи». Мы с Олежкой и в вагончике перебьемся, к слону поближе. Мы привычные.

– Мы тоже. Как-никак, все при советской власти родились, – напомнил Кононов и справился о здоровье Облома.

– Уже на капусту с морковью перешел, значит, идет на поправку, – сказала Варвара. Потом негромко осведомилась: – Шмурдяк вас больше не цеплял? После того наезда? Не звонил, «шестерок» не подсылал? Не сманивал Дашку брильянтами?

– На Шипке все спокойно, – отозвался Ким и с гордостью добавил: – А брильянты я ей сам куплю. Колечко уже присмотрел, такое, знаете, венчальное-обручальное… Вы, Варя, не тревожьтесь, сестричка ваша в хорошие руки попала.

На том конце линии хихикнули.

– Еще бы! В руки мастера трень-бринь!

– Бусидо фэншуй, – строго поправил Ким и распрощался. Походив по комнате, сосредоточившись и погрузившись в мир иной, он присел к компьютеру и написал: «Не пойти ли нам облегчиться? – произнес Эйрим Высокий Шлем, сын Сеймура Одноглазого…»

Телефон зазвонил снова.

– Мэнсон? Ты ящик смотришь?

– Не имею такой привычки. Я, Дрю, не смотритель, а читатель.

Ким, и правда, телевизором не увлекался. Из ящика ведь что наружу прет? В новостях – реальность, а все остальное – фантазии. Реальность была жутковатой, а что до фантазий, то их он мог придумать сам.

– Ты ящик-то включи, полюбопытствуй, – молвил Дрю. – Там про кабак наш освещают и про героя-варвара, изгнавшего злодеев.

Он пропел: «Нет мира в хайборийских королевствах!» – и повесил трубку.

– Чего любопытствовать? – буркнул Ким, вернулся к компьютеру, перечитал: «Не пойти ли нам облегчиться? – произнес Эйрим Высокий Шлем, сын Сеймура Одноглазого» – и добавил к написанному: «Самое время, подумал Конан; выпито немало да и съедено изрядно. Пора облегчиться, а затем продолжить переговоры. Ему никак не удавалось…»

Дзинь! Дзинь, дзинь, дзи-иинь!

«Ты становишься популярным», – внезапно пробудившись, заметил Трикси.

Ким чертыхнулся, но к телефону подошел. Прежде – ни за какие коврижки! Выключил бы к дьяволу проклятый аппарат и сел работать. Но жизнь переменилась, и между «прежде» и «теперь» была большая разница. Такая рыжая, зеленоглазая…

Он снял трубку.

– Ким Николаевич? Это Славик. Нас по телевизору показывают! Дарья Романовна сказала, чтобы я вас предупредил.

– С какой целью? – поинтересовался Ким.

– Как с какой? Ведь интересно же! Дарья Романовна говорит…

– Что бы она ни сказала, я слушаю и повинуюсь, – прервал менеджера Ким. Аккуратно опустил трубку на рычажки, бросил тоскливый взгляд на экран компьютера и включил пылившийся в углу телевизор. Поплыли кадры – вывеска, дверь, зал ресторана с разбросанной и опрокинутой мебелью, потом послышалась скороговорка комментатора:

«В минувшую среду владельцы бара „Конан“, что на Фонтанке, вблизи городской библиотеки, решили развлечь посетителей аттракционом в духе боев без правил. Два бойца, нанятых, вероятно, двумя враждующими бандитскими группировками, вступили в поединок, который завершился кровавым побоищем. Ведется следствие, но число пострадавших, как и заказчиков этого мероприятия, установить пока не удалось. Одной из версий является „чеченский след“; видимо, и к схватке, и к последующим за ней событиям приложила руку чеченская мафия. Компетентные органы полагают, что наемник чеченцев проиграл, что и спровоцировало вспышку насилия: часть зрителей, явно принадлежавших к кавказской национальности, принялась громить бар и избивать публику. Мы считаем это очередной акцией устрашения, связанной…»

Далее комментатор перешел к событиям на Северном Кавказе, и на экране замелькали эпизоды боев с террористами, артобстрелов, взрывов и зачисток. Ким грустно вздохнул и выключил телевизор.

«Твоя страна воюет», – заметил Трикси.

Ким вздохнул снова.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Умирающий князь Эйно Лоттвиц передал юному Маттеру не только свой титул, но и нечто большее. Маттер ...
Преданный любимой, незаслуженно преследуемый императором Кай Харкаан, мужественный воин и удачливый ...
Когда первый советский луноход обнаружил на Луне загадочный артефакт, за обладание им вступили в тай...
Случайная встреча ВМС США с существами из параллельного мира имела весьма впечатляющие последствия в...
Два капитана, три товарища, четыре мушкетера… нет, не так. Четыре безработных сценариста подрядились...
“Каникулы в коме” – дерзкая и смешная карикатура на современную французскую богему, считающую себя ц...