Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году Барроуз Мэтью

– Я думал, надо вести себя как будто я и вправду заболел, чтобы ни у кого не возникло подозрений, – сказал Билл. Он достал тонкий блокнот на спирали. – Давайте без обиняков. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о принце. И позвольте мне взглянуть в его карту или другие медицинские документы.

Джамиль неожиданно выпрямился в струнку.

– Я не имею права рисковать личной информацией моих пациентов. «Какая наглость», – подумал он.

Билл сказал тихо:

– Хорошо, начнем сначала. Мы будем очень признательны вам за любые сведения. Мы опасаемся, что принц может вести себя несколько эксцентрично. Сейчас он отказывается встречаться с американскими официальными лицами. Мы хотели бы знать, нет ли тому медицинских причин. Нам стало известно, что на работе он был очень раздражителен. Все это очень странно. Мы можем поклясться, что видели его в Париже пару недель назад вместе с известным нам израильским агентом.

– Ну, я никаких израильтян не знаю, – попытался возразить Джамиль.

– Правда? А посол сказал, вы тоже были в Париже.

– Я просто отдыхал.

– В общем, если вы можете что-то сообщить нам, мы будем признательны. Вы же знаете, что популярны среди местных американцев. И кто-то говорил мне, что у вашей супруги американская родня.

Вскоре после этого принц снова посетил Джамиля, и тот передал ему, что сказал посол.

– Вы нам очень помогли. Должно быть, способность к шпионажу передается по наследству, – сказал принц. – У меня для вас есть еще задания. Вам нужно придумать повод, чтобы уехать на несколько дней. Отправляйтесь в следующее воскресенье к 10 часам в аэропорт. На стойке Air France вас будут ждать.

– Я могу сказать жене?

– Нет. Выдумайте что-нибудь. Скажите, что вам нужно слетать к пациенту в Дубай или еще что-нибудь в таком духе.

Джамиль помнил промелькнувшую в голове мысль: «Неужели это действительно происходит со мной?» Но соблазн внести свежую струю в скучную жизнь был слишком велик.

Парень, встретивший его у стойки Air France, был крайне неприветлив. «Вы летите следующим рейсом в Париж. Забронируйте себе номер в маленькой гостинице, не из тех, где останавливаетесь обычно. Вот телефон. Не забудьте позвонить по этому номеру. Нет, бумажку я вам не отдам. Запомните. После того как позвоните с этого аппарата, выбросьте его. Платите наличными. Никаких кредиток. Не должно остаться никаких следов этой поездки».

Спустя несколько часов Джамиль в такси ехал по Парижу.

Было приятно вернуться – причем одному. Он остановился на левом берегу Сены в крохотной гостинице рядом с больницей, где когда-то работал. Чуть позже он позвонил по тому номеру. Голос в трубке назвал кафе, которое Джамиль, по счастью, знал, потому что встреча была назначена через 15 минут.

Должно быть, у него был потерянный вид, когда он вошел в кафе через вращающиеся двери.

Официант спросил: Vous cherchez quelqu’un?[13] Но прежде чем Джамиль успел что-либо ответить, к нему подошел мужчина с тяжелыми, мрачными чертами лица, и знаком велел следовать за собой.

Спустя несколько минут стало ясно, что они направляются в Люксембургский сад. Наконец мужчина замедлил шаг и повернулся к нему.

– Вы знаете, кто я?

– Понятия не имею, – ответил Джамиль.

– Отлично. Я работаю на Министерство обороны Израиля. Это все, что вам нужно знать. Это очень опасно, но нам с принцем нужен связной. У меня есть несколько сообщений для принца, которые вам нужно передать ему. Позже, когда вас будут отправлять в поездки, вам будут звонить и сообщать, куда ехать. На месте вы будете находить что-то, что вам нужно будет забрать с собой.

– Почему вы выбрали меня?

– Вы не израильтянин, не саудовец, не иранец. Еще вы врач. Вы можете незамеченным проходить туда, куда другим не попасть.

Такие поездки продолжались год или около того. Джамиль знал, что Сорайя что-то подозревает: должно быть, думает, что у него интрижка на стороне. Он старался поддерживать и ободрять ее как мог, но остановиться было выше его сил.

Ближе к концу года снова позвонил Билл Дэниелс и спросил про принца.

– Боимся, вы слишком много на себя взяли. Саудовская политика гораздо более запутанна, чем вам кажется.

– Он полезен моему бизнесу. Мы однажды встретились в Париже, и он заговорил со мной. Что в этом такого?

Расспросы продолжались еще какое-то время. В конце концов Джамиль сказал, что его ждет пациент.

– Ну хорошо, но мы с вами еще поговорим.

Билл на самом деле не думал, что Джамиль скрывает что-то серьезное. Может, у него в Париже любовница. Ведь было невозможно себе представить, что Джамиль шпион. Он сказал послу: если бы Джамиль работал на принца, то офис Джамиля был бы последним местом, где бы они стали встречаться. Американская разведка знала наперечет всех шпионов принца. Ни одного ливанца, не говоря уж о христианине, в списках не значилось. У Билла был богатый опыт работы с послами, ничего не смыслящими в работе разведки, но большинство из них не пытались его перехитрить. Ситуация начинала выводить его из себя, потому что Джеральд Джексон и не собирался закрывать эту тему.

Сидя в самолете и возвращаясь в мыслях к этому моменту, Джамиль вдруг понял, что именно тогда он начал беспокоиться. Но в то же время в нем проснулось сильное любопытство. «Плащ и кинжал» начинали действовать на него как афродизиак.

Неделей позже ему впервые позвонил принц лично и сообщил, что на следующий день нужно лететь в Париж.

Джамиля начало трясти. Почему принц позвонил по открытой линии? Возможно, американцы ее прослушивают. Он сам идет в ловушку.

Он просидел всю ночь без сна, смотрел старое французское кино. Сорайя с Аделиной уже уехала к своим родителям на рождественские каникулы. По крайней мере они в безопасности.

На следующий день Джамиль улетел в Париж, опасаясь, что домой может не вернуться. В шифровке, которую он получил, уже покидая Рияд, было сказано, чтобы он снова пошел в Люксембургский сад. Было холодно, но солнечно. В парке оказалось полно парижан. Укутавшись в теплые пальто, шарфы и надев перчатки, они сидели на солнце. Внезапно ему остро захотелось назад, в студенческие дни.

Как и было велено, он ждал, коченея в тени у фонтана Медичи. Вокруг не было никого, кто был бы похож на людей, с которым ему доводилось контактировать раньше. Он начал злиться. И бояться. А вдруг это ловушка? Вдруг американцы следят за ним?

Он начал было ходить туда-сюда, как вдруг услышал прямо за собой тихий голос: «Успокойтесь. У вас слишком нервный вид. Нас заметят».

Он обернулся и заметил крошечную симпатичную даму средних лет. Из-под воротника ее норковой шубки виднелся шелковый шарф. Она была похожа на представительницу парижской аристократии, вышедшую прогуляться по саду.

Поначалу он потерял дар речи, а затем выпалил: «Оно у вас?»

Она потянула его за рукав, чтобы заставить его наклониться и поцеловать ее в обе щеки. Говорила она по-французски:

– Да не будьте вы таким грубияном. Представьте себе, что мы бывшие любовники, случайно столкнувшиеся друг с другом после очень долгого расставания. – Она направилась к двум пустым креслам, стоящим на солнце. – Почему вы так нервничаете? Никто нас не услышит.

– Как я пойму, что вы и есть тот человек, с которым мне нужно встретиться?

– Что за странный способ общаться с бывшей возлюбленной.

Джамиль чувствовал, как его сердце успокаивается. Беседа по-французски – он так редко теперь говорил на этом языке – действовала на него умиротворяюще.

Она закурила и предложила сигарету ему.

– Вы не могли бы объяснить мне… к чему все это? – наконец осмелился спросить Джамиль.

– Вы хотите сказать, что ничего не знаете?

Джамиль напрягся.

– Я нарушу правила. Вижу, вы и правда ничего не знаете. Это так мило. Вы напоминаете мне моего семилетнего сына – такой трогательный и немного наивный. Мы вступили в завершающую фазу борьбы. У ваших хозяев, саудовцев, на руках все карты, чтобы принять окончательное решение. Мы знаем, что они боятся иранцев все больше и пытаются, пусть и без особого успеха, создать собственное ядерное оружие. Американцы не хотят, чтобы у саудовцев появилось ядерное оружие. Теперь у саудовцев особо нет выбора, им остается только попытаться уничтожить иранскую ядерную программу. Помощь им – риск с нашей стороны. Но выбора нет и у нас. Мы не можем оставаться совсем без друзей в этом мире. А враг моего врага – мой друг. Они знают, как и куда наносить удар. Мы снабдили их разведданными. Это немножко похоже на Суэцкий кризис в 1956м, когда Израиль сговорился с Великобританией и Францией, чтобы напасть на Египет. В тот раз США вмешались и остановили его. На этот раз мы надеемся, что у американцев не будет такой возможности. Вы наверняка думаете, что я жесткий милитарист. А ведь я была либералом, боролась за права палестинцев. Но ядерный Иран, доминирующий над всеми нами, – это уже из другой оперы. Если мы объединимся против Ирана, это даст нам возможность найти подход к арабам.

Прощаясь, она незаметно сунула в карман Джамиля маленький предмет. Он почти забыл об этой вещи. Джамиль очень нервничал, когда проходил паспортный контроль и проверку безопасности в аэропорту. В полете заказал несколько напитков. Он особо не пил, но никогда раньше не был в таком отчаянии. Дома Джамиль принял успокоительное и провалился в глубокий сон. Но сбежать навсегда не удалось. Он проснулся в холодном поту на восходе.

Ему было очевидно, что саудовцы и израильтяне сговорились напасть на Иран. Как он мог объяснить всем остальным, что происходит?

На автоответчике наверняка будет шифровка, сообщающая ему, где нужно оставить полученный предмет. Сначала он подумал: не отвезти ли флешку американцам, – но не захотел подвергать опасности своих родных в США. Он опасался, что Билл Дэниелс может использовать семью как орудие давления на него.

Пока он обдумывал варианты, зазвонил мобильный. Голос в трубке сказал: «Времени нет. Встречаемся в обычном месте через час».

Он сделал как ему велели. Но при этом попросил ассистентку забронировать ему билет в Нью-Йорк.

Ларса Эрикссона было трудно не полюбить. Если Джамиль считал, что стакан пуст наполовину, для Ларса он несомненно был наполовину полон. А в начале карьеры будущее виделось Ларсу как полная чаша. Его родители оба занимались экономикой развивающихся стран и брали его с собой в долгие поездки в Африку. Ларс видел царившую там нищету, но поражался постоянному прогрессу. Родители были активными участниками движения за мир в 1960е, протестовали против войны во Вьетнаме. И до конца своих дней они очень критически отзывались обо всем американском, а Ларс в подростковом возрасте взбунтовался против этих предрассудков. Взрослея в 90е, Ларс наблюдал, как США спасли Европе шкуру в Боснии. Он так хотел жить в Америке и верил, что это самое крутое место на Земле. Америка была источником глобализации, которая приносила огромную пользу всем вокруг. Анника, его будущая жена, влюбилась в его жизнерадостный нрав. Они пытались завести ребенка, но в конце концов решили усыновить. В тот момент Швеция принимала беженцев из разрываемого войной Ирака. Они с Анникой немедленно решили взять в семью мальчика и девочку, оставшихся без родителей в самом начале американского вторжения.

Ларс работал в НГО, которая отправляла учителей в Африку, и собирался поехать туда сам, но тут с ним связалось Министерство иностранных дел. Им были нужны люди, которые хорошо знают мир НГО и могли бы стать их представителями на местах. У Швеции была программа по развитию технических университетов Саудовской Аравии, и Ларс казался идеальным кандидатом на роль ее координатора. Благодаря своему инженерному образованию и опыту работы в НГО он объединил преподавателей шведских вузов с университетами Саудовской Аравии и помог шведским специалистам перебраться в другую страну. Ларсу нравилась эта работа, но в целом он считал министерство и многих своих коллег скучными и циничными.

Вместе с детьми Ларс и Анника приехали в Рияд, когда стало казаться, что у региона появились хорошие перспективы. Экономическое положение начало улучшаться, и тут… «Арабская весна» принесла всем большие надежды. Но гражданская война в Сирии и установление авторитарного режима в Египте поставили на них крест. Оставалась школа мыслителей, которые считали все эти потрясения временным откатом назад, и Ларс был среди них. Численность средних классов увеличивалась, зерно демократии было опущено в землю. Нужно просто подождать.

Будучи молодым вторым секретарем шведского посольства в Рияде, Ларс сумел найти единомышленников. В самой Саудовской Аравии слышался ропот: молодое поколение, особенно женщины, требовали большей свободы. Все старались вести себя как можно осторожнее, но Ларсу и Аннике удалось познакомиться с некоторыми молодыми саудовскими парами, разделявшими их точку зрения.

С Джамилем Ларс познакомился, когда его тесть, приехав в гости из Швеции, стал жаловаться на сильные боли в груди. Он считал, что быстрая реакция и правильный диагноз, поставленный Джамилем, спасли тестю жизнь. После этого случая они начали общаться. Анника и Сорайя подружились очень быстро, но Ларсу Джамиль поначалу казался холодным и отстраненным, с клубком противоречивых чувств внутри. Однажды Ларс спросил его, что он думает про Ближний Восток, и Джамиль ответил, что тот неуправляем. Он не имеет опыта самоуправления, и ему нужна внешняя сила, которая бы поддерживала мир: будь то османы,британцы или американцы. «Но когда они пытаются помочь нам, мы сами отталкиваем их. Слишком гордые. В один прекрасный день американцы окажутся по горло сыты нами так же, как мы по горло сыты самими собой».

Ларс был шокирован. Как мог Джамиль так говорить о собственной культуре?

После нескольких лет в Рияде Ларс перешел работать в ООН. Он координировал одну из команд, инспектировавших ядерные объекты Багдада. Для него это было резкой переменой. В посольстве в Рияде и других, где ему доводилось работать, к нему всегда относились уважительно. Там всегда был если не корпоративный дух, то протокол, которого дипломаты придерживались, даже если спорили друг с другом по поводу политики. А теперь к нему относились просто как к очередному бюрократу из ООН. Мировые державы распоряжались им как хотели: говорили ему, что его работа на самом деле собой представляет. Если он пытался предложить им что-то новое, ему говорили, что он вмешивается в суверенные дела одного из государств-членов.

Иногда ему приходилось выступать против стран-членов, утверждая, что свидетельств нарушений со стороны Ирана нет. Однажды у него случилась перепалка с израильским послом, обвинившим его в том, что он игнорирует знаки надвигающейся беды. Но он был убежден, что Иран что-то скрывает. И постепенно становилось все сложнее получать для команды допуски на сомнительные объекты. Ларс ходил к американцам и британцам, но так и не смог уговорить их надавить на Иран. Повторять ошибки Ирака они не хотели.

Израильтяне, саудовцы и прочие, по сути, только мешали. Они хотели использовать инспекции в целях шпионажа. Ларс поймал нескольких членов своей команды на том, что они пересылали закрытую информацию своим правительствам. Он знал, что иранцы подозревают команду в шпионаже, и этим, возможно, отчасти объяснялась их все большая враждебность по отношению к ней.

Джамиль приземлился в заснеженном Нью-Йорке. На следующий день Ларс радостно приветствовал его за обедом.

– Как там Сорайя? Ты, наверное, летишь к ней во Флориду?

– Да, я надеюсь. Но мне нужно кое-что рассказать тебе.

– Что-то не так? Вы все еще вместе?

– Да, да. Дело совсем не в этом, – сказал Джамиль. – Дело куда серьезнее. – Джамиль решил выложить все как на духу. – Я оказался замешан в ужасной истории. Я шпионил для саудовцев. На самом деле для саудовцев и израильтян.

Ларс чуть не выронил из рук свой стакан: «Что?» И тут же улыбнулся, как будто сама идея работы одновременно на столь странную парочку была довольно забавной.

– Как тебе это удалось? Это настоящее достижение.

Джамилю было не до смеха.

– Это начиналось как забава. Мне льстило, что меня завербовал саудовский принц. – Он остановился перевести дыхание. – Но последние несколько недель были адом. И в последний раз израильский агент рассказала мне, что они вступили в сговор с саудовцами и планируют атаку на иранцев. Она сказала, что это будет как Суэцкий кризис, только с неожиданным новым поворотом. У Израиля есть новый партнер – Саудовская Аравия. Она надеется, что Штаты позволят им расплатиться по счетам. Еще она намекнула, что Израилю стало известно, будто саудовцы стараются разработать ядерное оружие, но ему до этого нет дела.

Ларс пристально взглянул на него через стол.

– Похоже, ты веришь ей. У тебя есть доказательства?

– Флешки у меня нет.

– У нас были подозрения насчет того, что пытается делать Саудовская Аравия, возможно, при поддержке Пакистана. Но доказать мы ничего не можем. И разрешение на инспекцию нам никак не получить. Мне давно было интересно, что думает Израиль. Несколько лет назад они изо всех сил пытались убедить американцев ударить по Ирану и разрушить его ядерные объекты. Казалось, они сдались. Я не сделал должных выводов из очевидного. Что теперь – не знаю. Саудовцы, Израиль, да даже сами США не допустят инспекций или расследований ни в Саудовской Аравии, ни в Израиле. Будь у меня доказательства, тогда другое дело.

После обеда Ларс вернулся в свой офис на 38м этаже. Он глянул в окно на Ист-Ривер. Хорошо, что большинство сотрудников уже разъехались. Ему не придется изображать уверенность на лице. Он не сомневался: то, что нечаянно узнал Джамиль, – правда.

Как оказалось, все равно уже было слишком поздно пытаться остановить ход событий. Саудовцы ударили на Рождество. Израильтяне, которые изначально не планировали участвовать в атаке, на следующий день совершили авианалет на несколько иранских военных и гражданских объектов, на которых, как подозревали израильтяне, проводились разработки ядерной программы. Они узнали, что Ирану стало известно о тель-авивском сговоре, и решили, что теперь ничего не потеряют, даже если нанесут удар. Удары были разрушительными. По первым оценкам, количество жертв доходило до 40 тыс. Таков был результат воздействия ядовитых химических веществ. Это не считая ущерба, вызванного радиоактивными осадками, которые загрязнили важные водные ресурсы. Теперь миллионы иранцев будут более подвержены заболеванию раком костей, да и рост числа врожденных дефектов у младенцев обеспечен на многие десятилетия, если не сотни лет вперед{212}.

Пятый флот США был мобилизован, Израилю и Саудовской Аравии был выставлен ультиматум с требованием прекратить атаки, который обе страны проигнорировали. Руководство США собрало коалицию стран, чтобы оказать давление на агрессоров, но военные действия не прекратились. США начали вывод своих военно-морских сил, чтобы не оказаться втянутыми в перестрелку. Сторонники Израиля в Америке осудили администрацию за жесткую риторику в отношении Тель-Авива, но общественная поддержка интервенции полностью сошла на нет, стоило Ирану сообщить о своем решении применить ядерное оружие. Саудовцы считали, что защищены от подобных атак своей системой противоракетной обороны. Однако Ирану удалось накрыть ее ядерной ракетой – что доказало, что у него на самом деле была продвинутая ядерная программа, – к тому же защиту преодолело несколько обычных ракет. С отводом американских сил, помогавших поддерживать систему ПВО, Ирану стало проще пробивать защиту. Одна из ракет вывела из строя гигантскую станцию подготовки нефти Aramco в Абкаике, в результате чего цены на нефть взлетели до 400 долларов за баррель.

Израильская система ПВО по большей части защитила страну от иранских ракет, хотя «Хезболле» и «Хамасу» удалось совершить несколько разрушительных терактов в Хайфе и Тель-Авиве.

Перемирие установилось только через месяц. К тому моменту жертвы с обеих сторон исчислялись сотнями тысяч.

В следующие два года Ларс наблюдал, как его мир рушится у него на глазах. Америка фактически повернулась спиной к Ближнему Востоку и начала строить систему защиты на случай, если конфликт выйдет за пределы региона. Спасителями оказались Россия и Китай, причем именно Москва остановила огонь старым добрым способом: пригрозила нанести ракетный удар по любому, кто нарушит перемирие. Москва всегда считала, что США понятия не имеют, как использовать свою силу. Китай поддержал Россию, потому что зависел от ближневосточной нефти и все сильнее опасался последствий продолжающихся военных действий для своей экономики.

Но отступление США этим не ограничилось. По мнению многих американцев, самым разумным было укрепить оборону и стать по-настоящему независимыми. Да, торговля может продолжаться и внутри НАФТА, и с некоторыми странами Азии. Но с мусульманским миром – увольте. Трансатлантические связи пострадали, потому что американцы опасались террористической угрозы со стороны враждебно настроенных европейских мусульман. Ларсу пришлось побороться, чтобы получить визы для своих рожденных в Ираке детей.

Некоторые американцы выступали с протестом против недостаточной поддержки Израиля, но общественное мнение винило Израиль в начале этой войны. Администрация опубликовала документы, подтверждающие, что Вашингтон умолял Израиль прекратить боевые действия. Картины массовой гибели иранского мирного населения вместе с ядерным загрязнением воды, произошедшим из-за первых ударов Израиля и Саудовской Аравии, существенно уменьшили общественную пддержку Израиля. Многие израильтяне возражали, что США вынудили их пойти в наступление. Вашингтон игнорировал свидетельства того, что Иран заново запустил свою ядерную программу. Многие талантливые специалисты уехали из страны в поисках более интересных возможностей и из-за нестабильной ситуации. Процент работающего населения начал падать. Попытки интегрировать два наиболее быстро растущих сообщества Израиля – арабов и ультраортодоксальных евреев – ни к чему не приводили; экономика пошла на спад. Израиль оказался перед выбором: либо наблюдать, как регион постепенно подпадает под влияние Ирана, либо попытаться давить на США в надежде, что Вашингтон вернется в игру и снова займется урегулированием отношений на Ближнем Востоке.

Когда Джеральд Джексон услышал о первых атаках, он был вне себя. А Билл Дэниелс пожал плечами. Он считал, что Иран видел, к чему все идет, и не понимал далекоидущих последствий конфликта.

Джеральд был прав. Саудовцы ощущали себя преданными. Последней каплей стало для них решение Америки восстановить связи с Ираном. С экономической точки зрения дела в Саудовской Аравии тоже шли не слишком хорошо. Многие мужчины трудоспособного возраста не слишком хотели работать. До войны цены на нефть двигались по нисходящей из-за увеличения американского экспорта. Саудовская Аравия больше не была единственным производителем с резервными мощностями. Теперь эту позицию занимали США. Раньше им приходилось обращаться к саудовским правителям, прежде чем совершить какой-то важный поступок, чтобы удостовериться, что саудовцы используют свои возможности, чтобы успокоить рынки. В 2012 г. с ужесточением санкций против Ирана по экспорту иранской нефти был нанесен удар, но Саудовская Аравия увеличила добычу, что не позволило ценам взлететь. Больше у саудовцев не было этого инструмента воздействия на Америку.

Европейцев решение США застало врасплох. Левоцентристские партии поначалу поддерживали попытки добиться перемирия, но потом решили, что единственный способ сохранить социальное государство у себя – оставаться нейтральными. Если бы европейцы попытались вмешаться, потребовались бы бесконечные ресурсы на поддержание хрупкого мира без помощи Америки. Партии правого крыла совершили еще более резкий поворот и начали вставать на сторону российской политики борьбы с огнем при помощи огня. Китайцам было необходимо восстановить поставки нефти. По мере того как американцы уходили из региона, переставая контролировать безопасность морских путей, китайцы стали высылать вооруженные конвои в Персидский залив, чтобы возобновить столь необходимые поставки нефти. Они привезли своих рабочих, чтобы взять под контроль и заново запустить объекты Aramco. Этим работникам выдали защитное снаряжение, но, несмотря на это, спустя годы у них обнаружились онкологические заболевания, вызванные полученной дозой радиации. Другие азиатские страны, которые также зависели от ближневосточной нефти, были очень благодарны китайцам. И только Япония ощущала угрозу, так как опасалась резкого скачка китайского влияния по всей Азии.

Печальнее всего для Ларса было осознавать, что по иронии судьбы никто и нигде теперь не поддерживал идею безъядерного мира. Ядерное оружие стало распространяться. Японии оно было нужно на случай внезапного нападения Китая. Россия жаждала получить больше влияния. Китай и Индия чувствовали, что им нужно быть на уровне.

Ларс слышал, что Джамиль поехал добровольцем в радиационное отделение больницы, где лечили жертв иранского ответного удара. Сорайя сказала Аннике, что он настоял на том, чтобы они с Аделиной остались во Флориде.

США заморозили саудовские капиталы, и Сорайя не могла получить доступ к банковскому счету, который они с Джамилем держали в Штатах. Джамиль тоже не мог пересылать деньги семье жены, потому что саудовское правительство установило контроль над движением средств.

Сорайя сказала, что частная врачебная практика Джамиля перестала существовать с отъездом всех экспатов. Он попал под подозрение. В королевской семье была произведена чистка, и принца изгнали. Большинству ливанцев теперь оказывали холодный прием из страха, что у них могут быть связи с шиитами. Шиитов теперь считали пятой колонной, и Джамилю случалось слышать жуткие истории о том, как обращались с ними в восточных провинциях.

Сорайя пошла работать продавцом в магазин Hermes в Палм-Бич. Ее отец потерял много денег во время краха фондового рынка, и теперь ему было непросто всех прокормить. Некоторые клиенты вели себя грубо, если узнавали, что она жила в Саудовской Аравии. Аделина попала в передрягу, посылая деньги в фонд помощи беженцам. ФБР обвинило ее и ее семью в поддержке террористической группировки. В конце концов Сорайе удалось убедить агента ФБР, что это всего лишь невинная ошибка. Она сказала агенту, что Аделина очень скучает по отцу, но на самом деле не была уверена, что та не попала в плохую компанию. Она стала замечать, что дочь все чаще шлет эсэмэски на арабском.

Спустя год после той встречи в Нью-Йорке Ларс получил от Джамиля письмо, в котором тот спрашивал, помнит ли Ларс их тогдашний разговор о Ближнем Востоке. Он восхищался оптимизмом Ларса, но еще до войны ему казалось, что Ларсу нужно научиться смотреть правде в глаза. Джамилю жизнь преподала непростой урок. Всю жизнь он пытался вырваться за рамки, но ничего не вышло. В молодости он надеялся открыть свою практику не дома, а в Париже, и жениться на девушке другой веры и происхождения. Поначалу в Саудовской Аравии он был счастлив и видел в этом второй шанс для себя. Многие пациенты-экспаты уважали его за то, кем он был, а не за то, к какому племени принадлежал или какую религию исповедовал. Но экспаты жили в мыльном пузыре. Неудача его брака показала ему невозможность перешагнуть пропасть между культурами в отношениях с его американской женой. Удивительно, что теперь, хотя все лежало в руинах, он чувствовал себя свободным. Было понятно, кто на чем стоит. Ему нравилось работать в радиационном отделении. Он действительно нужен пациентам. И жалел он только о том, что не видел Аделину. В Америке было безопаснее, но он скучал по ней. Он надеялся, что ей лучше, чем ему, удастся примирить в себе разные культуры и достичь внутренней гармонии.

Чем дальше Ларс читал, тем сильнее он злился. Вот же люди! Почему им непременно нужно быть такими фаталистами? Если бы они смогли научиться мирно сосуществовать!.. Ему потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться, но он решил не вешать нос. Мир снова станет лучше. В этом он был убежден.

Глава 10

Восток есть Восток, а Запад есть Запад

Я хочу записать все, что осталось в моей памяти от тех недель, потому что, по сути, я единственный свидетель. Это вам не Карибский кризис, когда президент Кеннеди был окружен своими советниками. Ричу и его китайским партнерам пришлось держать все в секрете, чтобы советники ничего не узнали.

Однажды я спросила Рича: «Почему ты не можешь поговорить об этом с Джейкобсом?» Он ответил: «Если я поговорю с ним, он постарается пустить под откос исторический шанс Америки. К тому же я его не назначал. Я его унаследовал. Это не мой советник».

Но я опережаю события.

Все началось с письма, пришедшего на мой личный почтовый ящик на Gmail. Оно гласило:

Мадам, мы с вами не знакомы. Я президент Китая и почитатель вашего супруга. Скажите, как я мог бы тайно поговорить с ним? Не говорите никому об этом письме. Пожалуйста, ответьте по указанной ссылке, не называя своего имени.

Я была уверена, что это розыгрыш, и показала письмо своей сотруднице, офицеру службы разведки. Она решила, что, возможно, мой аккаунт на Gmail взломали. Она пообещала провести расследование и попросила меня пока не отвечать.

Это письмо совершенно вылетело у меня из головы, и я даже и не вспомнила о нем, когда говорила с Ричем в тот вечер. Его изматывал индо-пакистанский кризис. К тому моменту уже было совершено несколько терактов в Индии, которые считались делом рук Лашкар-и-Тайба – террористической группы из Пакистана. Индийцы обвиняли пакистанское правительство в том, что именно оно стояло за терактами. Рич опасался, что Индия совершит радикальные шаги, которые могут привести к всеобщему конфликту, если обе стороны не снизят градус напряженности. На следующий день подруга и бывшая однокурсница прислала мне сообщение со словами, что ей нужно срочно поговорить со мной. Я знала Синди еще с колледжа, но мы не были близки до тех пор, пока она, Ричард и я не стали все вместе получать магистерскую степень в Школе передовых исследований международных отношений при Университете Джона Хопкинса (School of Advanced International Studies, SAIS).

Именно Синди когда-то заинтересовала Ричарда политикой. Его родители хотели, чтобы он стал банкиром. Но самого Рича больше интересовала политика. Он думал, что SAIS откроет ему двери во Всемирный банк или МВФ. Синди нашла для него место практиканта на Капитолийском холме в офисе ее отца. Верный республиканец, но не сторонник движения «Чаепитие» (так называли консервативное крыло), конгрессмен Лейтер был влиятельным членом комитета Палаты представителей по иностранным делам. Синди была куда более либеральна, но все же ей удавалось пользоваться его благосклонностью. Она убедила отца, что в его команде нужен подающий надежды, сообразительный латиноамериканец. Отец Синди взял Рича к себе, и они прекрасно сработались.

Собственно, именно так Рич и стал республиканцем. Я остаюсь демократкой. В начале нашей совместной жизни мы постоянно спорили о политике. Рич всегда упирал на то, что у республиканцев послужной список по части внешней политики лучше, несмотря на Буша, Чейни и злосчастные ошибки в Ираке. Несмотря на социальную просветительскую деятельность и борьбу за гражданские свободы, Рич считал демократов робкими и лишенными свежих идей в области внешней политики. Они просто хотели сохранять статус-кво или вообще держаться подальше от международных отношений, что невозможно для такой великой державы, как США. Он восхищался Никсоном и Киссинджером за поворот в сторону Китая, что и было предметом одного из прослушанных им курсов в SAIS.

Синди поддерживала с ним тесный контакт и помогала советом, пока Рич строил политическую карьеру. Через своего отца и его ближайшее окружение она получала для Рича огромное количество полезной информации. Позже Рич сменил ее отца в кресле сенатора от штата Вайоминг. Какое-то время мы прожили там, чтобы подтвердить место жительства и чтобы Рич не считался «пришлым» кандидатом. Это был не самый простой переезд. Я совсем не западный житель, да и Рич чувствовал себя не в своей тарелке. Но мне нравилось быть волонтером, а Рич занялся управлением штатом, очень привлекательным для нового бизнеса. Да, мы были не в своей стихии, но просто влюбились в Запад.

Когда Рича выбрали, я осталась в Вайоминге. Наши дети ходили в местные школы в Чейене. И пока они не подросли, мы семью в Вашингтон не перевозили. Каникулы мы и по сей день проводим в Вайоминге.

Синди всегда была немного влюблена в Рича. Она помогла ему избраться в список Кэмпбелла на президентских выборах, зная, что руководству республиканцев нужен был латиноамериканец, чтобы разбавить список из белых англосаксонских протестантов. Тони Кэмпбелл к тому же был из возрастных, на момент участия в предвыборной гонке ему было под 60. По сравнению с ним Рич излучал энергию и энтузиазм.

Синди помогла ему и когда Тони неожиданно умер. К тому моменту она вышла замуж за одного из крупных вашингтонских лоббистов, Кена Купера. Многие думали, что именно Синди была тем мозгом, который стоял за операциями Кена. И она совершенно точно в полной мере проявила себя в первые месяцы президентства Рича. Он хотел избавиться от очень многих советников. Синди его отговорила. Рич не хотел прислушиваться к ней. Мне пришлось убедить его. И каждый раз, когда кто-то из них делал что-то не так, Рич попрекал меня этим. Но Синди считала, что если распустить всех старых советников Тони, они станут подстрекать остальных политиков от Республиканской партии считать Рича «не нашим». Я была с ней согласна.

Синди редко звонила нам по частной линии, но в тот день она это сделала вскоре после того, как мне пришло то странное электронное письмо. Она сказала мне, что со мной и президентом хочет поговорить Боб Синклер. Боб был университетским куратором Рича, и Рич периодически спрашивал у него и других преподавателей совета по вопросам внешней политики. Боб был научным руководителем у одного китайского студента на пару лет младше нас. Того парня звали Чен Ланксин, и теперь он был президентом Китая и пытался установить контакт с Ричем.

Сложив в голове все детали в единое целое, я отвела Рича в сторонку перед началом мероприятия, которое мы проводили в Восточном зале.

– Рич, с тобой отчаянно пытается связаться Боб Синклер. Синди говорит, это важно, она звонила сегодня после обеда.

– Он, наверное, хочет что-нибудь вроде предисловия для своей книги.

– Синди не стала бы звонить, если бы это не было важно. Я тебе не говорила, но я получила письмо по электронной почте, предположительно от китайского президента, который хочет установить тайный канал связи.

– Почему же ты мне не сказала?

– Я думала, это какой-то розыгрыш. На самом деле я показала письмо службе безопасности, и мне было сказано, что это какая-то хулиганская выходка или того хуже.

Позже в тот вечер Рич позвонил Синклеру из своей резиденции. Боб сказал, что прямо сейчас приедет и покажет Ричу оригинал письма, полученного им от китайского президента. В письме говорилось: «Мне отчаянно нужна ваша помощь. Мои солдаты жаждут войны и хотят, чтобы мы объединились с Пакистаном и поддержали войну Пакистана с Индией. Я знаю, вы войны не хотите, но ваши советники и Конгресс будут против того, чтобы вы договаривались с Китаем. Нам нужно действовать сообща. Мы можем поговорить?»

– Ты думаешь, письмо настоящее? – спросил Рич.

– Да, я с ним общался, – ответил Боб. – Он выражается без обиняков, как ты видишь. На него сильно давят. Когда он впервые приехал в Америку, он не слишком хорошо говорил по-английски. И преподавателей, пожалуй, слишком уж почитал. Я был его научным руководителем, поэтому во мне он видит отца. И за прошедшие годы он доверил мне много тайн. Больше всего он боится того, что происходит в Китае. Он верит в превосходство китайской цивилизации. Мы вели с ним бесконечные споры о том, как Запад украл у них «историю». Он считает, что большинство историков игнорировали достижения других цивилизаций.

– И что ты об этом думаешь?

– Думаю, все это может вполне соответствовать истине для него и его поколения. Но американцы помладше меньше верят в Запад. Я помню времена, когда слово «Запад» означало «свободный мир». Теперь есть столько мест, где царит свобода и в то же время куда интереснее, чем в Америке. Дети не особенно интересуются всеми этими различиями между Востоком и Западом.

– Я знаю, – сказал Рич, – что старыми категориями теперь мыслить нельзя. Мы действительно больше не видим себя такими уж особенными.

– Я бы не стал так далеко заходить. Но китайцы, по крайней мере Ланксин, считают, что они по-прежнему остаются мальчиками для битья. Они хотят быть современными – чтобы у них было все, что есть у США, или все то, что, как им кажется, есть у американцев, – и в то же время сохранить китайскую цивилизацию. Это несбыточная мечта. Он боится, что они опять все испортят. В конце концов, он писал работу по истории Китая в XIX в. – по так называемому веку унижения. Его диплом сыграл большую роль в изменении его мышления.

– Как?

– Он начал со старых добрых идей – как Запад эксплуатировал Китай начиная с Опиумных войн и концессионных соглашений.

– А разве дело было как-то иначе?

– Ну, в общем, да. Хотя никакого оправдания поведению англичан, американцев, немцев, русских и японцев по отношению к китайцам не было, он обвинил китайцев в том, что они слишком поглощены собой. Они не видели, что творилось вокруг. А если и видели, то слишком поздно. Вместо того чтобы повернуться лицом к модернизации, они набросились на нее с кулаками, как участники боксерского восстания в конце XIX в.[14] Ланксин опасается, что это может повториться. В некотором смысле приходится идти по лезвию ножа, чтобы сохранить прошлое и эту их драгоценную китайскую цивилизацию.

Ланксин не так прост. Его отец был хунвейбином, он разъезжал по стране, уничтожая пережитки традиционной китайской культуры, но окончил свои дни в музее, где были выставлены древние китайские изделия из бронзы. Вся семья считала брак Ланксина неравным. Он держит свою жену в тени, но нежно любит ее. Что мне ему сказать, господин президент? Вы будете говорить с ним?

– Естественно! Но мне надо придумать, как это лучше сделать. Скажите ему, что я с ним свяжусь.

В последующие дни Боба Синклера заваливало шифрованными электронными письмами, которые он аккуратно передавал моей племяннице (так уж удачно сложилось, что она посещала его курс в SAIS). Сильвия могла спокойно ходить в резиденцию, ее считали членом семьи.

Именно в этот момент я стала уговаривать Рича поговорить с Джейкобсом, советником по национальной безопасности. Но мой муж был неумолим: он хотел сначала разобраться самостоятельно, что у Ланксина на уме.

– Стоит мне ввести в курс дела Джейкобса и всех остальных, как они тут же захотят прикрыть лавочку.

– Джейкобс – твой советник по национальной безопасности. Если ты ему не доверяешь, зачем ты его все еще держишь?

– Все думают, что я ничего не смыслю в международных отношениях. Мне нужно, чтобы партия была довольна, и Джейкобс дает им уверенность в том, что я делаю то, что делал бы на моем месте Кэмпбелл. Джейкобс совсем не доверяет Китаю. Он думает, что Китай хочет быть альфа-самцом. Он бы посчитал происходящее китайской ловушкой.

Ричард всегда вел себя с Джейкобсом корректно. Он всегда спрашивал его мнение. Но я знала своего мужа и понимала, что эта внешняя вежливость только скрывала неуважение. Вообще-то он куда более резок, но только с теми, кому доверяет. Джейкобс растерял все уважение Рича, когда убедил его принять Далай-ламу вскоре после того, как мы должны были принимать у себя «Большую тридцатку», включая Ланксина. И сейчас он всего лишь считал, что Ланксин имеет право быть выслушанным, вот и все.

Я была настроена более скептически, но Рич сказал мне:

– В этих письмах было что-то настоящее, я просто чувствую это. К тому же ему доверяет Синклер.

Меня это не убедило.

– Ну, Ланксин же однокашник по SAIS, – отшучивался Рич, – пусть в те времена мы и не были знакомы.

Я закатила глаза.

– Я знаю несколько твоих однокашников, которым я бы ни в коем случае не стала доверять. Да и ты бы не стал.

Рич смеялся. Если уж какая-то идея западала ему в душу, он с выбранного пути не сворачивал.

– Мне нужно найти способ поговорить с ним. И я рассчитываю, что ты что-нибудь придумаешь.

Он улыбался, но я видела, что он чувствует огромный груз ответственности.

Я знаю, что и другие первые леди были сильными и смелыми. Но я не уверена, что они сумели бы выдумать такой план, как тот, что предложила я. Много месяцев после той истории Рич смеялся надо мной и говорил, что я начиталась шпионских романов. А я отшучивалась, говоря, что просто поддержала традицию, и пересказывала известный анекдот про помощника Киссинджера, которому пришлось вести три ежедневника, чтобы скрыть визит президента в Китай от некоторых его ближайших коллег и госсекретаря.

Я сказала Ричу, что все очень просто. Мне не нужно придумывать предлог, чтобы Рич поехал в Китай. Китайский президент приезжает в Нью-Йорк на экстренное заседание Совета Безопасности ООН. Рич тоже поедет. Но ведь он не мог никуда поехать без сопровождения, так ведь? Доктор Филипс, или просто Си, был личным врачом президента и хорошим другом семьи. Он лечил еще мою мать, был с ней до последнего часа. Рич был так этим впечатлен, что ввел Си в Белый дом. Я знала, что ему можно доверять. Си сопровождал президента во всех поездках на случай, если нужна будет срочная медицинская помощь. Его присутствие ни у кого не вызовет подозрения.

Рич прямо из аэропорта отправился на заседание Совета Безопасности ООН. Китайский президент прибыл днем раньше и к тому моменту уже находился в зале Совбеза. Я знала, что сессия затянется до ночи. К счастью, именно так и вышло.

Около полуночи Рич сослался на усталость и неважное самочувствие и удалился. Представителю США в ООН он сказал, что поедет в гостиницу Waldorf, где остановился. Приехав туда, Рич попросил одного из сопровождавших его сотрудников вызвать по телефону Си. Тот поднялся к нам в апартаменты и зашел в спальню, вроде бы для того, чтобы осмотреть Рича.

– Си, если все это вскроется, будет беда. Тебя сочтут пособником. Возможно, я не смогу защитить тебя.

– Я все понимаю. Я делаю это ради тебя и Марши. Кстати, не так часто врачам случается выполнять шпионскую работу. Мне будет что рассказать внукам. Ну, в смысле много лет спустя, когда уже можно будет говорить об этом.

Спустя пару минут он вышел и заявил, что хочет отвезти президента в Пресвитерианскую больницу на обследование. Он опасается, что у президента может быть аритмия. Глава администрации Рича заволновался.

– Доктор, а в гостинице провести обследование нельзя? Если об этом узнают СМИ, будет море вопросов, а у нас и так хватает забот с этим кризисом вокруг Южной Азии.

– В больнице это сделать гораздо проще. Я не хочу рисковать. В Пресвитерианской работают несколько моих бывших коллег. Я думаю, нам удастся не попасть в новости. Время позднее. Мы легко можем увезти и привезти его незамеченным.

– Одна медсестра с аккаунтом в Twitter – и мы пропали. Под вашу ответственность, доктор, понятно? Президент вам слишком доверяет. Когда-нибудь он об этом пожалеет.

Мы поехали в обычном правительственном джипе: он вызывал меньше подозрений, чем большой президентский лимузин. Была одна машина сопровождения, без опознавательных знаков. Вы даже представить себе не можете, как все это опечалило охрану.

Тем временем я через Боба Синклера устроила так, чтобы Ланксин покинул заседание Совбеза через 20 минут после Рича. Он собирался ехать в Верхний Манхэттен, туда, где остановился, но специально споткнулся, садясь в машину, и упал на тротуар. К нему тут же бросилась охрана и окружила его. Один из охранников предложил поехать в больницу и проверить, все ли в порядке. Президент сначала сделал вид, что не хочет, но потом сдался. Пресвитерианская была очевидным выбором.

Мы были наверху, в VIP-палате, когда Ланксина привезли в приемный покой и разместили в специальной палате. Си отправился вниз в приемный покой, туда, где находился китайский президент. Он попросил медсестру удалиться и потом побеседовал с врачом, осматривавшим китайского лидера.

Си сказал Ланксину: «Мы отвезем вас на рентген. Когда поднимемся наверх, отпустите охрану. Скажите им остаться снаружи».

Как и в любой больнице, войти и выйти можно было множеством разных путей. Ланксина отвезли наверх, в VIP-палату, на каталке, наполовину закрыв его лицо. Увидев меня, он встал с каталки, широко улыбаясь, и крепко пожал мне руку. Когда в дверях появился Рич, по обоим президентам было видно, что они очень рады видеть друг друга. Они сразу же отправились в отдельную комнату и закрыли дверь. Они понимали, что у них есть не более часа: потом могут возникнуть подозрения.

Первым заговорил Ланксин.

– Насколько мне известно, Киссинджеру потребовалось несколько часов, чтобы познакомиться поближе с Чжоу Эньлаем, прежде чем они перешли к обсуждению дел. Нам придется как-то сократить это время и просто решиться доверять друг другу.

– Извините за такой антураж, – сказал Рич. – Тут и близко нет той роскоши, к которой вы привыкли в Доме народных собраний.

– Не беспокойтесь. Здесь мы можем говорить свободнее, чем там или в Белом доме. Мне кажется, что вы немного бунтарь, как и я.

– Может, дело и в этом, но в политике мне всегда невероятно везло. Многое само идет в руки. По крайней мере так мне кажется. Вот. может, и сейчас я получаю очередной такой подарок.

– Да, я надеюсь, что именно так и будет. Но к подарку прилагаются кое-какие условия.

– Разве в политике не всегда так?

Рич рассказал мне, что большая часть встречи была посвящена обсуждению механики выхода из кризиса между Индией и Пакистаном. Ланксин привез с собой план. У него был черновик текста резолюции Совбеза ООН о перемирии и отводе индийских войск. Ланксин знал, что американской стороне, возможно, будет нелегко согласиться с этим: в конце концов, Индия была пострадавшей стороной. Однако Ланксину нужно было время, чтобы убедить пакистанских военных взять штурмом укрытия и разоружить боевиков. Делать это, пока индийцы угрожают их границам, они бы не стали. И Ланксин, и Рич согласились, что конфликт вокруг Кашмира должен быть урегулирован, чтобы не позволить пакистанским военным вооружать боевиков. Как только проблема будет решена, пакистанские военные смогут сосредоточиться на угрозе внутренней безопасности, которую представляют собой боевики, и выступить против них. Ланксин предложил обширный пакет мер помощи, который мог бы склонить пакистанское правительство и военных к сотрудничеству.

Но Ланксин сказал Ричу: «Мы не слишком доверяем индийцам, а еще меньше – индийским военным, которые спустя 75 лет все еще не смирились со своим поражением в 1962 г. Господин президент, если мы хотим добиться перемирия, вам предстоит решить нелегкую задачу».

Позже Рич признался мне, что у него в этот момент внутри все оборвалось. Как он будет уговаривать Джейкобса и министра обороны, не говоря уж о том, чтобы привлечь индийцев к участию в мирном процессе? Но он поклялся сделать все от него зависящее.

– Давайте я представлю проект резолюции, пока вы председательствуете в ООН, и вместо того, чтобы рассматривать, вы просто примете его? – спросил Ланксин. – Они не смогут помешать вам объявить всему миру, что США поддерживает резолюцию. Пентагону придется проглотить эту горькую пилюлю. А Индия поймет, что рассчитывать на поддержку от США ей не стоит.

Идея Ричу понравилась. Это было бы хорошей местью Джейкобсу и всем остальным за тщательно скрываемое пренебрежение к нему, первому латиноамериканцу на посту президента США. К тому же он подумал, что его поддержит Шейла Максвелл, госсекретарь США. Она совсем не хотела полномасштабной войны в Южной Азии, это бы свело на нет все ее миротворческие усилия на Ближнем Востоке.

И все-таки, по словам Рича, лучшими были последние 10 минут их общения. Оба вкратце рассказали о своих надеждах и о том, каким им видится будущее обеих стран.

Ланксин сказал:

– Китай, похоже, никак не выберется из ловушки среднего дохода. Средний класс уже серьезно пострадал, все больше склоняется к национализму и недостойному поведению. Это не та китайская мечта, которую я лелею для моей страны. Мне нужна ваша помощь, чтобы положить конец нашей взаимной неприязни. Каждый день СМИ рассказывают об очередном мнимом посягательстве США на независимость Китая. Мы идем к столкновению, и его не избежать, если мы не примем меры. Я недавно перечитывал свои старые учебники по истории, читал про начало Первой мировой и должен сказать, что там можно провести слишком много параллелей.

– И наоборот, – заметил в ответ Рич. – Мы превращаемся в Саудовскую Аравию со всеми ее достоинствами и недостатками. Мы думаем, что можем положиться на дешевую сланцевую энергию, и все наши проблемы будут решены. Точно так же как когда-то саудовцы, американцы становятся ленивыми.

– Вы хотите сказать, что американцы решили, будто рост Китая остановился и волноваться теперь не о чем? – спросил Ланксин.

– В общем, да, это сегодня стандартная точка зрения, но сам я не думаю, что дело обстоит именно так. Вы и ваши соплеменники слишком жаждете успеха. Вы найдете способ. Это временные затруднения, – сказал Рич.

– Можем ли мы как-то совместно поработать над решением наших проблем? – спросил Ланксин. – Со времен моей учебы в SAIS я восхищаюсь Америкой, особенно ее успехами в области технологий. Когда-то Китай был серьезным игроком в этой сфере. И я знаю, что мы можем вернуть себе этот статус. Но нам нужна будет ваша помощь.

Рич помолчал и ответил:

– Дайте мне время подумать. Если нам удастся осуществить наш план, будет преступлением не продолжить сотрудничества.

В этот момент мы с Си ворвались в комнату и велели Ланксину немедленно возвращаться в рентгеновский кабинет. Его охранники начинали что-то подозревать.

Заседание Совета Безопасности прошло так, как и планировали Рич и Ланксин. Ланксин высказал свои предложения, и прежде чем Джейкобс успел возразить, Рич их принял.

Остальные члены Совбеза были в шоке. Россия рвала и метала, потому что Китай ее опередил. Это она собиралась выступить миротворцем.

Со своего места позади членов американской делегации я видела, как Ричард и Ланксин переглянулись; Ланксин еле сдержал ухмылку.

После окончания сессии Джейкобс вышел из зала вслед за Ричем.

– При всем уважении, господин президент, зачем же вы ответили так быстро? Теперь получается, что на нас ложится основное бремя. Нам придется добиваться от индийцев прекращения огня. И что мы получим взамен? Обещание китайцев попытаться что-то сделать с пакистанцами.

– Джейкобс, попробуйте разок довериться мне.

– Господин президент, по-моему, дело как раз в том, что это вы мне не доверяете. Вы знали заранее, как поступят китайцы? Сдается мне, что знали.

– Джейкобс, что сделано, то сделано. Все образуется.

– Господин президент, вопрос не в этом. Вам нужен советник по национальной безопасности, или вы хотите самостоятельно заниматься внешней политикой? Я старался верно служить вам, но вы с самого начала видели во мне что-то вроде пятой колонны. Да, я был близок с Тони. У нас тоже были разногласия, но мы стремились их преодолеть. По какой-то причине – уж я не знаю почему – вы не хотите работать со мной так же. Господин президент, я подаю в отставку.

– Я понимаю, что вы расстроены. У нас были нелегкие времена. Вы выполнили отличную работу, запустив процесс посредничества. Если вы уйдете сейчас, то поставите под угрозу возможность перемирия. А этого не хочет никто из нас.

– Я бы никогда не сделал ничего, что повредит стране. Но я не могу оставаться на посту, если вы мне не доверяете. Просто не могу. Похоже, я недооценил вас с самого начала. Под вашим шармом и городским лоском скрывается упрямый типчик, или я не прав? К тому же весьма ушлый. – Лицо Джейкобса стало совсем белым.

Рич испугался, что Джейкобс устроит ему сцену, и остановил его.

– Джейкобс, я понимаю, что вы в ярости. Пожалуй, на вашем месте любой был бы, я не исключение. Боюсь, вы сейчас наговорите мне такого, что наша совместная работа станет невозможной.

– Да, вы правы. Это очень непросто для меня – такой неожиданный удар по самооценке, сами понимаете.

– Я понимаю, что остаться сейчас – жертва с вашей стороны. И я вижу, как вам непросто работать со мной. Вы не первый, кто жалуется, уж поверьте мне. Я получил то, что имею сейчас, потому что не раскрывал карт. И мне нравится, как их удалось разыграть. Но это не всегда приятно.

– Большинство президентов в конце концов приходят к тому, что работают в очень узком кругу, который становится все уже, чем дольше они на посту. У вас, похоже, нет никого, кроме себя. Это не лучшая позиция.

Позже Рич признался мне, что его потрясла откровенность Джейкобса, да и своя тоже. Это, пожалуй, был первый случай, когда Рич признался в своей замкнутости и скрытности. К своему удивлению, потом он понял, что зауважал Джейкобса. Ричу всегда казалось, что тот вечно лезет на рожон. Теперь он видел в нем слугу народа, старающегося как следует выполнять свою работу. Просто им не удавалось взглянуть Китаю в глаза.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этой книге представлены девять частей «Историй дальнобойщика». Не реального персонажа, а вымышленн...
«Кто я?» К этому вопросу приходит каждый мыслящий человек. Ответ оказалось легче найти, если спросит...
В предлагаемой книге рассматриваются особенности схемотехнических решений, применяемых при создании ...
Федор Григорьевич Углов – знаменитый хирург, прожил больше века, в возрасте ста лет он все еще опери...
В книге дано целостное изложение событий политической, военной и социально-экономической истории Рос...
Внимание, фанаты нереального драйва! Вас ждет «Битва континентов» — матч, какого еще не бывало. Он и...