Среда обитания Ахманов Михаил
Несколько минут они двигались в молчании.
– За Ключами передохнем. Ты не устал, Дакар?
– Устал, но потрясение больше усталости, – ответил он. – Гораздо больше.
– Потрясение?
– Да. Эти чудища, которых ты натравил на манки…
– Крысюки?
– Они. Понимаешь, я никогда не видел крыс размером с носорога.
– Что такое носорог?
– Животное, которое водится на Поверхности. Или водилось… Ну, не важно. Я хочу сказать, что эти крысы не просто большие, а чудовищно огромные. Тоже мутация?
Охотник передернул плечами.
– Возможно. Но если мутация, то случилась она в незапамятной древности. Мы знаем одно: крысы всегда здесь жили, здесь и под другими куполами. Раньше в Отвалах попадались, но там их повыбили. Хотя, бывает, забредают…
– Чем они питаются?
– В основном манки.
– А манки?
– В основном крысами и другими манки. Мне этот порядок нравится. А тебе, партнер?
Он улыбнулся. Напряжение схватки покидало его, ровный голос Охотника успокаивал.
– Почему же они не сожрали друг друга?
– Плодятся с жуткой скоростью. Ты видел самца и самку, а в логове еще десятка два крысят. Если победа будет за манки, они их сожрут, а если за крысами, будет пища для крысиного потомства. Но гнездовий много, и манки не переведутся.
– Вы могли бы их уничтожить, – сказал он после недолгой паузы. – И манки, и этих чудовищных крыс.
– Зачем? Чтоб жизнь скучнее сделалась? Подумай сам: есть купол с промзонами и трейн-тоннелями, и есть Отвалы и Штреки, первобытные места… Кто хочет, ходит, копается или стреляет всяких тварей… А если некуда будет ходить и нечего стрелять?
– Отдушина? – спросил он и тут же ответил: – Да, отдушина! Такая же, как ваши войны. Демографическое давление в куполах, скученность, как в муравейнике, повсюду народ, миллионы, десятки миллионов… Нужно дать выход агрессивности, стравить пар. Я правильно понимаю?
– Думаю, да. Потолкуй с Мадейрой и его приятелями-блюбразерами из Медконтроля. Они лучше меня понимают… – Крит вдруг остановился и вытянул правую руку с торчавшей из нее обоймой. – А это что? Не встречал я здесь этаких штуковин! И никто не встречал, Паком клянусь!
Часть откоса сползла вниз – вероятно, под тяжестью рухнувших сверху камней. Эти огромные глыбы, каждая величиною с сельский дом, виднелись выше по склону, метрах в тридцати, а ниже образовался вал из глины и щебня, от которого тянулись длинные языки оползней. Между камнями и валом – темное пространство, а в нем – какая-то конструкция, большая и, несомненно, искусственная: округлый корпус, который торчал из склона, будто попавший в него снаряд, широкие раструбы дюз, контуры люка и рядом с ним – рваное отверстие. Обвал, по-видимому, случился недавно – на камнях и корпусе странной машины не было мха.
– Осмотрим, – произнес Крит и полез к аппарату, бормоча: – Не видел я таких штуковин… а раз не видел, надо поглядеть… всякая информация полезна… вдруг что-то нужное узнаем и не придется тащиться к Ключам… верно, партнер?
Он машинально кивнул, карабкаясь вслед за Охотником. Глина – или похожая на нее мягкая порода – осыпалась под ногами, но ступни нащупывали нечто твердое и подходящее для опоры – видимо, упавшие сверху обломки. Один из них пробил корпус около закрытого люка; дыра оказалась большой и позволяла проникнуть внутрь машины.
Крит бросил в отверстие осветительный шарик, потом побарабанил по обшивке пальцами.
– Триплекс. Тот же самый материал, из которого делают трейны, скафы, авиетки и тысячи других вещей. И размер как у трейна… Может, трейн и есть?
Но внутри были не кресла, а крохотная кабинка, засыпанная грунтом по колено. Ее передняя часть была разбита каменными глыбами, но все же им удалось разглядеть два огромных конуса с режущими лопастями, за ними – агрегат под прочным кожухом и трубы, которые тянулись от него в корму машины. В крышке агрегата имелась панель с экраном и клавишами, а больше – ничего, ни сиденья, ни рычагов, ни рукоятей, ни педалей.
– Странный механизм, – произнес Охотник, сдвигая очки на лоб. – Похоже, люди тут лишние. Как думаешь, Дакар?
Он поглядел на конусы и трубы, тянувшиеся по обеим сторонам кабины, на выпуклый горб кожуха и панель с экраном. Ему не приходилось видеть подобных машин, но догадаться об их назначении было несложно. Описывали, и не раз – конечно, не в инструкциях и учебниках, а в фантастических романах.
– Это горно-проходческий комбайн, – сказал он. – Вернее, подземоход-бурильщик на полной автоматике. Здесь, наверное, компьютер… – Его рука осторожно коснулась панели. – Программируется маршрут, конусы режут породу, она подается в этот агрегат, и что-то с ней происходит – не знаю, измельчение, разложение, испарение… То, что получилось, идет по трубам и выбрасывается через дюзы. – Он помолчал и добавил: – Хотелось бы мне знать, какой тут источник энергии. Чудесная, должно быть, вещь!
Крит раскрыл комбинезон под челюстью, сунул руку, почесался с сосредоточенным видом.
– Считаешь, это механизм Эры Взлета? В твои времена такие были?
– Нет. Их только воображали и описывали в книгах. И вот еще что… – Он призадумался, морща лоб и поглаживая затылок. – Кроме штрека, которым мы прошли, есть и другие, ведущие к Яме?
– Да, разумеется. Больше десятка.
– Думаю, их проложили такие же машины. – Он стукнул пальцем по кожуху. – И думаю, что в месте, где теперь Яма, была природная полость, и тоннели шли над ней. Когда сверлили очередную дырку, огромный пласт породы со всеми готовыми штреками рухнул, и получилось то, что наблюдается теперь. Этот бурильщик завалило, место признали неудачным для прокладки тоннелей и начали копать в других направлениях. Обвалы, думаю, бывали не только в Мобурге… Есть где-нибудь еще такие ямины?
– Есть, – с энтузиазмом отозвался Охотник, – есть! В Сабире, Фрисе, Паге, Норке… А ты молодец, партнер, соображаешь! Получается, что Штреки – это тоннели для трейна… копали, значит, в неподходящих местах, и бросили… Однако не многовато ли их? Где полтора десятка, где два, где три, а в Хике, я слышал, сорок четыре. И как ты это объяснишь?
– Исследовали подземные пласты, обкатывали технику, проверяли на конкретных породах – они ведь разные в каждом регионе… Да мало ли что еще! – Он махнул рукой. – Меня другое занимает, Крит. Эти ваши трейн-тоннели тянутся на километры и километры, идут под океанским дном, под материками, горами, пустынями, соединяют восемь сотен городов… Поразительно! Поразительно и потрясающе! Я не мог понять, как это сделано, какую применяли технологию, причем на такой огромной глубине! Теперь мне ясно. – Он оглядел маленькую кабину и повторил: – Ясно! Трудились такие бурильщики-роботы для прокладки тоннелей, и было их, вероятно, тысячи… Но какой труд! Какой титанический труд!
Они выбрались из тесной кабинки, пересекли осыпь и через четверть часа обнаружили тропу. Поднимаясь по ней вслед за Критом, он думал о машине, захороненной в земле, о множестве таких машин, создавших Новый Мир, все эти полости для городов, тоннели, колодцы воздуховодов, Штреки и Отвалы. Где они теперь? Погребены, как эта, под тоннами глины и песка? Или разобраны и переплавлены? Или сохранились в каком-то тайном месте, стоят и ждут сигнала? Наверняка забытые… Если б о них знали и помнили, не было бы и проблемы, как достичь Поверхности…
Тропа вывела их к скальной плите, ровной и довольно протяженной, которую Крит назвал Плоским Карнизом. Тоннель, ведущий дальше в земные недра, был вырублен словно вчера: овальный, пять метров в ширину, три – в высоту, с гладкой поверхностью, почти не заросший лишайниками и мхами. Тоннель шел в прочной базальтовой породе, черной, как ночь, но в бинокулярах она представлялась буровато-серой. Воздух был не такой затхлый, как в Яме, и даже повеяло свежестью – видно, они приближались к обширному источнику воды.
Крит заметно расслабился и позволил Дакару идти не в арьергарде, а рядом.
– Тут безопасно. Большая влажность, а крысы и манки этого не любят. Два шага до Ледяных Ключей.
– Почему их так назвали? Ты знаешь, что такое лед?
Охотник надел на лицо усмешку – словно маску натянул.
– Почему площадь в городе Смольная, а другая – Сенная? Лишенные смысла вопросы! Назвали, и все… У предков была богатая фантазия.
– Не в фантазии дело, – возразил он. – Лед – это замерзшая вода, ледяной ключ – значит, очень холодный. На Сенной площади в Петербурге когда-то торговали сеном, кормом для лошадей, а Смольная названа так потому, что…
Крит поморщился.
– Прибереги свой пыл для Мадейры и его приятелей. И не зевай! Нам еще через Ключи перебираться… вернее, под ними.
Вскоре они очутились в длинной естественной полости, прорезанной в слоях базальта стремительным потоком. Холод тут был и в самом деле ледяной; вода выплескивалась мощными струями из расселин в правой стене, падала вниз с высоты небоскреба и, грохоча, убегала в темноту. Русло неширокое, зато течение быстрое. «Не перебраться, унесет!» – подумал он, с опаской присматриваясь к этой подземной реке. Но Крит не собирался лезть в ее холодные пучины, а повел его к самой скале, к расселинам, откуда били струи водопада. Там обнаружилась дорога – узкий и скользкий карниз за пологом воды, который они миновали шаг за шагом, связавшись веревкой, под светом шаров, подвешенных Критом в воздухе. Этот последний подвиг поглотил остатки его энергии, и, оказавшись в коридоре, таком же ровном и гладком, как тот, что тянулся от Ямы к Ключам, он уронил потяжелевший разрядник и чуть не рухнул на пол.
– Едим и отдыхаем, – распорядился Охотник. – Очки не снимать, броню не расстегивать, оружие держать под рукой. Этих проходов я не знаю. Пак ведает, кто тут поселился… – Крит глубоко втянул воздух и сообщил: – Хотя крысами и манки не воняет.
Не воняет, молча согласился он, опускаясь на жесткое ложе. Пахло влагой, мокрым камнем, безмолвием и мраком. Как в могиле.
Глава 14
Крит
Четвертое. В этом новом обществе должны быть предусмотрены разумные механизмы для выхода присущей человеку агрессивности. В связи с этим необходимо отметить два момента:
А) стабильность общества отнюдь не подразумевает полной безопасности для его членов;
Б) массовое уничтожение террористов, преступников и других деструктивных элементов не приводит, как правило, к желаемой цели – вместо уничтоженных появляются новые. Лучшее решение – направить разрушительную энергию в русло управляемых конфликтов, регулируемых определенными правилами. Кроме того, необходимо заменить противостояние рас, народов, социальных классов и религий более мягким противостоянием транснациональных организаций.
«Меморандум» Поля Брессона,Доктрина Шестая, Пункт Четвертый,Подпункты «А» и «Б»
Чудеса! Не ожидал, что инвертор окажется таким полезным спутником! Не на Поверхности, а здесь, в Отвалах и Штреках!
Он видел и думал иначе, чем я. Конечно, я понимаю, что в этом смысле люди не похожи друг на друга, но разница в их видении событий гораздо меньше, чем принято считать. Во всяком случае, никто не удивляется общеизвестным фактам – тому, как называются площади, или тому, что трейн-тоннели связывают купола, что фирмы защищают подданных, что взрослые живут в отдельных патментах, а дети – в инкубаторе. Но восприятие Дакара было иным, словно он и в самом деле явился в Мобург из прошлого, настолько далекого, что связи между нами и его эпохой прервались. Будучи в тесном контакте с инвертором два дня, и я уже почти смирился с этой мыслью.
Небесполезно пообщаться с человеком, который видит то, чего не замечаешь ты! Если он прав и Старые Штреки – продукт неудачных изысканий и предварительных разведок, то наша миссия приобретала новый импульс. Даже два! Во-первых, могли найтись забытые тоннели, готовые для перевозок и подключенные к всемирной трейн-сети, что облегчало фирме «икс» транспортировку сырья и механизмов для его переработки. Во-вторых, если про эти тоннели забыли, могли позабыть и о связанном с ними Хранилище. Конго уверял, что это абсолютно невозможно, но для меня его слова являлись недоказанной гипотезой, такой же, как измышления кормчего Йорка. С одной стороны, Поверхность и пришельцы, с другой – неполная информированность ОБР… Равноценные вещи, я полагаю.
Ну, разберемся!..
Тоннель, в который мы попали после Ледяных Ключей, был прямым и чистым, пробитым в базальтовой толще и, значит, вполне подходящим для поисков. Камень хорошо проводит звуки, сотрясения, вибрации, а чтобы уловить их, нужно снять броню. Опасное дело, если ход проложен в мягком грунте и зарос лишайником! Крысы, манки и другие твари любят такие ходы, а в базальте нор не накопаешь. Нор тут и не было. Ни нор, ни ям, ни подозрительных запахов.
– Что будем делать? – спросил инвертор. Его переполняла энергия – выспался, поел и выглядит так, словно готов подпрыгнуть до купола.
– Исследуем этот проход, – ответил я. – Если удастся, до конечной точки.
– А после?
– После вернемся к Ледяным Ключам, пройдем по берегу потока, поищем другие тоннели. Сколько их, неизвестно. В последние восемь столетий сюда никто не забирался, ни диггеры, ни Охотники.
Дакар кивнул, и мы отправились в дорогу.
По моим расчетам, мы находились сейчас под зоной латифундий и всевозможных производств, удаленных от города на пятьдесят-шестьдесят километров. Примерно столько мы прошли, считая по прямой: Светлый Штрек, Керуленова Яма и коридор от Карниза до Ключей. Расположение рабочих куполов я помнил так же хорошо, как всю сеть линий трейна, соединявших их с Мобургом; бывал я, разумеется, не всюду, но общую схему коммуникаций мне вдолбили еще в период службы в ОБР. Не их территория, конечно, не городская, но все же связанная с обитаемой средой… Если, к примеру, что-то взорвется в промзоне и взрыв разрушит трейн-тоннель, то это уже дело ОБР и ВТЭК. Правда, я ни о чем подобном не слыхал, даже во время сражений. Повоевать никому не возбраняется, но трейн-тоннели – это святое!
Словом, мы находились в районе латифундий и промзон, но вот под какими конкретно? Вопрос ориентации был важен: искать секретные тоннели для перевозки сырья следует там, где они есть в действительности. Значит, около промзон компаний Оружейного Союза, и в первый черед – «Боеприпасов» и «Двойного „эф“». Не зря ведь они окрысились на «Тригону»! Тем более что «ФлайФайр» штампует огнеметы, а какие огнеметы без стекла? Триплекс без него не сваришь…
Отшагав с километр и убедившись, что отдаленный гул потока мне не мешает, я остановился и стал снимать броню. Не очень долгая процедура, но связанная с тем, что надо отключить реактант, избавиться от огнемета, пояса, ножей, сумки с припасами и перевязи с дротиками.
Дакар глядел на меня, раскрыв рот.
– Что ты делаешь? – Голос его был хриплым.
– Буду слушать. Возьми мое оружие и сумку и стой на страже. Не на меня любуйся, а на коридор. Место вроде безопасное, однако…
Я прижался к стене – ухом, щекой, плечами, грудью, бедрами. Потом, закрыв глаза, начал сливаться с камнем, просачиваясь в глубь его и позволяя прохладному шершавому базальту проникнуть в мое тело. С каждой секундой камень и живая плоть, принадлежавшая Охотнику Криту, соединялись все прочней, все крепче, все надежней, пока не сделались единым целым; камень поглотил меня, взял мою кожу, мышцы и кости – все, кроме разума и дара ощущать и слушать.
Я слушал.
Гулкие ритмичные удары, прямо над головой – пресс, мощный пресс, штампующий корпуса авиеток и скафов… Плеск и журчание правее и дальше – вода в поливочной системе латифундии… В том же направлении – вибрация, безмолвная, но ощутимая и как бы идущая волной, – трейн-тоннель, по которому катится поезд… Еще три тоннеля, два за латифундией и один левее ее, проложенный к зоне, откуда доносится мерная пульсация – насос проталкивает жидкость, и это, видимо, химическое производство… Едва заметное потряхивание, шорох, шелест – линия упаковки, транспортер… Толчок! Транспортер остановился… Гул со всех направлений – воздух в воздуховодах… Снова вибрация, стремительная, словно удар ножа, и сразу угасшая, – трейн на полной скорости промчался высоко над коридором и, судя по направлению, на Вилс и Варш… Уже кое-что! Я прикинул, где находится Третья трейн-станция и какие промзоны у ее тоннелей – их было больше сотни, но, если послушать там и тут, с такой головоломкой можно разобраться.
Довольный, я отлепился от стены.
– Дальше идем, партнер. Метров пятьсот-шестьсот, так что броню натягивать не стоит. Я буду слушать, а ты – глядеть… В обе стороны!
Дакар кивнул, согнувшись под весом моей амуниции. Глаза его блестели. Любопытный, гниль подлесная! Но, кажется, надежный – хоть и тащит груз, а разрядник наготове.
– Ты был словно изваяние… Транс, я полагаю? Это и значит – слушать? Но что?
– Шумы и шорохи, гул, треск, лязг и стук, – пояснил я, шагая по коридору к следующей из намеченных точек. – Пространство рядом с Мобургом или другим куполом не мертвое, в нем тысячи звуков, и приходят они с разных направлений. Если знаешь, что и как звучит, если помнишь, где какие транспортные линии и зоны, можно сориентироваться. Послушаешь в разных местах и вдруг услышишь необъяснимое – скажем, вибрацию от трейн-тоннеля, которого нет в схеме коммуникаций. Он-то нам, партнер, и нужен!
– Хинган и Дамаск тоже слушают? – поинтересовался он.
– Дамаск. За километр услышит, как крыса роется в земле… А пришибить ее – это уже по части Хингана.
– Выходит, ты живой локатор? А почему приборами не пользуешься? Есть ведь, наверно, такие приборы? В мои времена эхолокацию изобрели, и еще…
Я рассмеялся и сказал ему, что человек – разумеется, опытный – надежнее прибора. Во-первых, ходит сам, носить не нужно, а во-вторых, не только слушает, но и соображает, что к чему: что за звуки и откуда, с какой частотой и силой, с какого расстояния и что там может находиться. Дакар задумался; шел рядом со мной и бормотал непонятное:
– Селекция сигналов… распознающий алгоритм… фильтр… подавление помех… кластерный анализ… идентификация в пространстве признаков несомненно интуитивная… и модель, модель!.. Привязка к трехмерной модели – основное! По частотным характеристикам сигналов, их длительности, периодичности, направлению и заданной исходной схеме… Можно программу составить, однако задача некорректная… Знаем, решали такие! Компьютер хорошо, а глаз и ухо лучше…
Я слился с камнем еще в семи местах, пока мы не уперлись в стену. Тупик! Недлинный коридор, всего четыре километра. Короткий и бесперспективный – ни боковых ответвлений, ни проходов, ни, разумеется, люков, ведущих к тайнам фирмы «икс»… Но было ясно, что мы находимся ниже и правее трейн-тоннеля, идущего к Вилсу. За ним – промзона «ФлайФайра», но от нее не доходило ни шороха, ни звука. Дистанция слишком большая, крысиная моча!
Натянув броню, я решил, что стоит поискать удачи в других коридорах, если такие найдутся. Мы вернулись к Ледяным Ключам и прошли вниз по течению, вдыхая сырой холодный воздух. Мне вспомнилась поездка в Кив – не сам город, ничем особенным не примечательный, а водный поток, деливший его на две половины. Эта река, если использовать терминологию Дакара, гораздо шире и выглядит приятнее – мосты, воздушные улицы, тепло и свет, который струится с купола, не говоря уж о подвесной дороге… Однако в водах Ледяных Ключей есть странное очарование, какого не найдешь ни в Керуленовой Яме, ни в Штреках и Отвалах. Их сотворил человек, тогда как Ключи – природный феномен, напоминающий о гротах и пещерах, в которых жили предки, и даже о Поверхности. Здесь тьма и камень, но Ключи – такое же явление, как горы, реки и долины под Голубыми Небесами.
Мы отыскали новый тоннель в базальтовом массиве, но он спускался круто вниз, и звуки, долетавшие ко мне, были приглушенными, неясными, почти неразличимыми. Он тоже был коротким, и я исследовал его без интереса, пока мы не забрались в глубину, в самый конец, где полагалось быть стене. Но вместо стены там была машина, такая же, как в Яме, и, вероятно, неповрежденная – перекрывала проход, сидела в камне, будто острие кирки, смотрела на нас широкими раструбами. Под кормой – ничего, ни раздробленной породы, ни даже пыли… Увидев это, Дакар изумился и снова начал бормотать – что-то о массе, преобразованной в энергию, и о распаде молекулярных связей.
Таких машин-бурильщиков теперь не делают, в них нет необходимости, и, вероятно, их чертежей не сохранилось. У Ремонтной Службы и Службы Диггеров есть автокары, универсальные агрегаты и мощные разрядники – все, что нужно для починки купола, жилых стволов и транспортных систем. Они даже ход в скале проплавят, но, разумеется, не очень длинный и широкий – так, чтобы боком протиснуться. С древними тоннелями не сравнишь! Да, кое-что мы потеряли с Эпохи Взлета, но думаю, что все потери неизбежны, скорее даже благодетельны. Ведь с этакой машиной, как бурильщик, можно пробиться в любую промзону, в любую латифундию и сделать из конкурентов паштет! А это не по правилам – воевать положено в куполах.
– Машина выглядит целой, – заметил Дакар, прервав мои размышления.
– И что?
– Если бы мы смогли в нее забраться… скажем, через дюзы… забраться и проверить…
– Не думаю, что это хорошая мысль. Ты знаешь, как эта малышка управляется?
– Не знаю, но можно попробовать.
– К чему это нам?
– Чтобы пробиться на Поверхность.
Пожав плечами, я повернулся и зашагал к выходу из тоннеля. Инвертор с разочарованным видом тащился позади. Мы вышли на скалистый берег Ледяных Ключей и около часа отдыхали. Тесный контакт с земными недрами отнимает много сил – слушаешь в напряжении, сливаешься с холодным камнем, и он высасывает из тебя тепло. Приходится чаще есть и дольше спать.
Я проглотил пищевую капсулу. Мой спутник тоже взял одну, разжевал, скривился и со вздохом произнес:
– Морковное пюре! Мидии! Печень лягушки! Пожалуй, я не отказался бы даже от мясных червей…
– Будут черви, – пообещал я. – Чего еще желаешь?
– Выпить бы и закурить… У вас нет табака?
– Не знаю, что это такое.
Он объяснил – вроде оттопыровки, только намного вреднее. Затем выплюнул остатки капсулы и промолвил:
– Тебе идея с бурильщиком не понравилась. Почему?
– Нам надо не просто выбраться на Поверхность, а найти ходы или колодцы, которые туда ведут. Найти людей, механизмы, транспортные линии, источники сырья… Это во-первых, а во-вторых, лучше не трогать эту машину. Опасно!
– И в чем опасность?
– Войны станут разрушительнее. Сейчас ВТЭК контролирует транспортные тоннели, а без них нельзя добраться до рабочих зон и причинить конкуренту убыток. Или разорить его вконец! – Вспомнив о Джизаке и о том, что случилось на плантации «Хика-Фруктов», я добавил: – Добираются время от времени, но хитростью, и это случай редкий. А с такими бурильщиками можно идти под землей в любую сторону, в любом направлении, проложить ходы к плантациям врага и уничтожить их – не одну-другую, а все. Понимаешь, партнер? Попадут такие машины Фруктовым и Мясным, останемся без фруктов и без мяса.
– Эти Фруктовые и Мясные – кто они?
– Две всемирные корпорации, производящие растительные и животные продукты. В каждой – десятки компаний и фирм с миллионами подданных во всех куполах. А возглавляют их продуктовые короли, и войны между ними тянутся не первое столетие. Взять хотя бы Тридцать Вторую ВПК…
Я был готов пуститься в воспоминания, но он меня прервал:
– В чем суть конфликта?
– Фруктовые вырабатывают растительный белок из сои и грибов, а также масла и жиры. Это не в интересах Мясных. Те и другие готовят концентрат и пищевые капсулы, а это гарантированные поставки для ОБР – ведь капсулы распределяются бесплатно. Тем и другим необходимы джайнты, и ГенКон, пользуясь спросом, может поднять их стоимость. У тех и других есть генетические службы – им далеко до ГенКона, но они умеют чипировать животных, выращивать продуктивные культуры и тоже конкурируют друг с другом. Достаточно или хочешь еще?
– Достаточно. Я понял. – Инвертор насупился, обдумывая сказанное, потом спросил: – Войны ведутся в рамках каких-то законов? Что-то можно делать, чего-то нельзя?
– Разумеется. Нельзя разрушать городские коммуникации и купол, применять стационарные излучатели и газы, отравлять воздух и воду. Боевые действия носят локальный характер – сражаются в стволах, где расположены компании-противники, в особой зоне, под контролем ОБР. Используют ручное оружие, огнеметы, наемников, диверсионные команды. Попавших в плен бойцов рекомендуется щадить.
– А посторонних? Безвинных и непричастных? Женщин, стариков, детей? – Лицо Дакара покраснело – кажется, он волновался.
– Дети сидят в инкубаторах, а старики – в Стволах Эвтаназии, – пояснил я. – Посторонним и непричастным дается время, чтобы покинуть зону конфликта. Ну, а кто не убежал…
– …я не виноват, – мрачно закончил Дакар. – Готов признать, что эти войны – или, вернее, вооруженные столкновения – не столь чудовищны, как те, что были в мои времена. Но в чем их цель? В прошлом захватывали территории, истребляли народы, ставили послушных правителей в завоеванных странах… У вас нет стран, народов и даже религии. Из-за чего борьба? Из-за экономических интересов?
Я кивнул и поднялся.
– Идем, партнер, поищем другие тоннели. Здесь нет ни крыс, ни манки, можно беседовать на ходу.
Мы зашагали вдоль берега. Рев Ключей был едва слышен, вода в базальтовом ложе струилась быстро, но тихо, почти беззвучно. В бинокулярах поток казался серым, стены полости слегка коричневатыми, а фигура Дакара – ярко-красной. Свода я не видел – он прятался в буроватой мгле метрах в шестидесяти над нами.
– В любом конфликте стремятся прикончить старших партнеров, магистров и грандов, – промолвил я. – Иногда вместе с королем и наследником, если тот уже покинул инкубатор. Упорные атаки, если вести их год за годом, способствуют вытеснению противника из купола. Но его промзоны целы; их можно блокировать, откупить и переоборудовать. Это один из стимулов, но есть и другие – наказание, месть, защита своего престижа. Всякое враждебное действие должно вызывать адекватный ответ, демонстрацию силы и могущества. Иначе подданные побегут.
– Куда?
– К тем, кто лучше их защитит и даст работу. А не найдется работы, тогда в подлесок, к капсулям. Лучше быть живым капсулем, чем мертвым грандом!
Он согласился со мной – видно, такую мудрость признавали и в его времена. Я поймал себя на том, что интуитивно уже считаю его эпоху чем-то отличным от настоящего, не совпадающим с ним, хотя мой разум не желал мириться с абсурдной ситуацией. Пришелец из прошлого? Более того, с Поверхности? Мое рациональное начало восставало против этой мысли, логика не соглашалась с ней, нашептывая: чушь, нелепость! Но подсознательно я был готов ее принять.
Дакар задумчиво проговорил:
– Эти конфликты, которые приводят к войнам… Можно ли разрешить их иначе? Без кровопролития?
– Наверное, – ответил я. – Но этот путь самый быстрый и эффективный. Или самый удобный и приемлемый. Путь, который диктует наша человеческая природа… Как-никак мы – хищники!
Третий найденный нами тоннель не походил на предыдущие. Его проложили в разломе базальтовой плиты, где прочный темный камень чередовался с более мягкой породой, глинистым грунтом и многочисленными трещинами, кавернами, пустотами. Хуже для восприятия звуков, зато поближе к их источникам – этот коридор шел вверх, и, прикасаясь ладонью к его стенам, я чувствовал знакомую вибрацию: трейны мчались над нами каждые пять-восемь минут.
Когда мы повернули в этот коридор, Дакар спросил:
– Если нарушить правила войны, последует наказание? Какое? И кто его определяет?
– Служба Вершителей Правосудия ОБР, – отозвался я. – Есть целая система штрафов за ущерб, который наносится зданиям, покрытию улиц, раздаточным автоматам и прочему городскому имуществу. Виновных могут лишить права эвтаназии или сослать на каторгу к обрам-диггерам, на очистку коллекторов и сточных труб. За серьезные проступки – казнь. В двух вариантах: гуманный и не очень.
– Хотелось бы узнать подробности, – заметил инвертор с кривой улыбкой. – Гуманный – это как?
– Это когда в измельчитель суют, – охотно объяснил я. – Легкая смерть, мгновенная, а после – путешествие к червям, и ты уже переработан на компост. Ну, а другой вариант… он действительно не очень.
– В смысле?
Я покосился на него, вздохнул и молвил:
– Помнишь, ты расспрашивал, зачем ловят крыс? Так вот, они нужны не только Лиге Развлечений.
Кажется, Дакар был потрясен – во всяком случае, он замолчал надолго. Дело понятное! С крысами он уже познакомился, а значит, мог представить вариант, который не очень. Не очень гуманный и не очень быстрый. Я сорок лет без малого по куполам скитаюсь и навидался всякого, наемником был, и обром, и Черным Диггером, а скольких на компост отправил разрядником и пулей, не перечесть. То есть перечесть, конечно, можно, но счет я потерял на пятой сотне, лет четырнадцать назад. Но за всю свою бурную жизнь я послал к крысам лишь одного человека, гранда Лиона из Химических Ассоциаций. Хоть и мерзавец был, а жаль! Лучше бы я его сжег или скамейкой придавил… Скамьи в его резиденции были тяжелые, из серого гранита…
Коридор тянулся бесконечно, под ногами – то твердый камень, то подозрительно мягкий грунт с зияющими ямами. Такие же норы были в стенах и потолке, и пахло из них чем-то незнакомым. Точно не крысами и не манки, но я опасаюсь всего, с чем прежде не встречался, – процесс знакомства может быть болезненным. По этой причине я панцирь не снимал, а слушал ухом и прикладывал ладони, пока не уловил журчание воды. Даже не журчание, а гул – труба проходила совсем поблизости, и воду качали так, будто собирались выкупать сотню джайнтов. Но джайнты, конечно, были ни при чем.
Время полива… Воду берут на плантацию, много воды, а это значит, что там растут фруктовые деревья, либо площади полива велики, десять или даже двадцать квадратных километров. Но вблизи тоннелей Третьей трейн-станции мне такие латифундии не вспоминались, да и с грушами-сливами я ничего подходящего припомнить не мог.
Мы двинулись дальше и вскоре разглядели дыру, проделанную в стене, – круглую в сечении, почти в человеческий рост, но не имевшую к человеку никакого отношения. Не ведаю, какая тварь тут поработала – запах, как и прежде, был мне незнаком, – но ход, открывшийся за дырой, тянулся в нужном направлении, то есть к водному коллектору.
Поразмыслив, я решил рискнуть. Баллон огнемета был наполовину пуст, но, с учетом разрядника и моего «ванкувера», схватку с крысами мы бы выдержали. И хоть я не имел понятия о существе, пробившем ход, оно казалось не страшней крысиной стаи.
– Иди за мной и посматривай назад, – велел я Дакару, и мы нырнули в темное отверстие.
Нору проложили в мягком, но хорошо утрамбованном грунте – ноги не вязли, и с потолка ничего не сыпалось. Шли согнувшись, и ствол огнемета, повинуясь взгляду, то и дело утыкался в стены, пока я не выключил реактант, бесполезный в этом замкнутом пространстве. Запах по мере продвижения вперед ослабевал, и это вдохновляло – во всяком случае, мы не приближались к существу, прорывшему тоннель. Если не считать сопения Дакара и гула воды, который делался все слышнее, здесь царила тишина. Кое-где попадались пятна светяшейся слизи, и, прикоснувшись к одному ладонью, я ощутил покалывание, словно от слабого электрического тока.
– Крысиная дыра… – пробормотал инвертор за моей спиной.
– Нет, – откликнулся я. – Тут постарались не крысы.
– А кто?
– Не знаю. Но тварь здоровенная, и лучше с нею не встречаться.
Справа замаячил цилиндрический бок водяной трубы. Такие коллекторы, как и воздуховоды, облицовка трейн-тоннелей и многое другое, сделаны из практически вечного тетрашлака, который ни киркой, ни разрядником не прошибешь. Воду закачивают из глубин, с водоносных горизонтов, питающих Ледяные Ключи, и потому труба холодна и влага конденсируется на ее поверхности. Возможно, хозяин норы ползал сюда на водопой? Разумная гипотеза – ход примыкал к трубе на всем ее протяжении.
В бинокулярах полыхнуло розовым – мы приближались к источнику тепла. Я сдвинул очки на лоб, всмотрелся и невольно ускорил шаг. Передо мной была мозаика из шестигранников, прозрачных и сиявших ровным светом, таким знакомым и родным… Кристаллитовые блоки, из которых собирают купол! Труба пронизывала их, исчезая в выпуклой светящейся стене, а ход отклонялся вправо и огибал ее.
– Что там такое? – спросил Дакар. – Берлога фирмы «икс»?
– Нет, латифундия. Рабочий купол, в котором, я думаю, что-то выращивают. Осмотрим его, сориентируемся.
Если глядеть сквозь кристаллитовый блок, все кажется мерцающим, озаренным золотистым туманом; контуры размыты, очертания искажены, размеры предметов увеличены, будто рассматриваешь их через огромную линзу. Но кое-что разобрать удается – тем более если представляешь вид за кристаллитовой стеной.
Как я и думал, там шеренгами тянулись деревья, но не плодовые, а с толстыми зелеными стволами, расходившимися на несколько отростков, искривленных у ствола и направленных вверх. Ни листьев, ни ветвей; только эти мясистые отростки, ребристые, угловатые, усеянные шипами. Их оплетала паутина, серый ковер из множества слоев, наброшенный поверх растительности и уходивший в глубину до нижних, самых массивных отростков. В земле виднелись полусферы распылителей с бьющей из них водой, а паутина, как и положено, кишела пауками – небольшими, размером с кулак, совсем непохожими на чудищ из Керуленовой Ямы. Они были юркими и постоянно двигались, выпуская тонкие длинные нити, отсвечивающие серебром.
– Кактусы! Очень похоже на кактусы, – с сомнением произнес инвертор, всматриваясь в пейзаж под куполом. – Кактусы и пауки… Что это значит, Крит?
– Мы у плантации «Пармы». Это одна из Компаний Стволов, производящая шелк, ткани из шелка, фантики и обертки. Самые лучшие и дорогие.
– Шелк? Из паучьих нитей?
– Да. Натуральное и очень ценное изделие.
– А кактусы зачем?
– Эти колючие столбы? Не знаю, партнер. Слышал только, что паукам-шелкопрядам необходим особый корм. Может быть, они их едят?
– А что такое Компании Стволов? Чем они занимаются?
Его любопытство было неистощимо.
– Делают предметы быта, – пояснил я. – Мебель, посуду, украшения, одежду, раздаточные автоматы, косметику, голографические проекторы. Друг с другом не воюют, но часто ссорятся с поставщиками – металлы им нужны, и пластики, и разные виды армстекла. Природное сырье – хитин, шелк, перламутр, дерево – получают со своих плантаций. Таких, как эта. – Я хлопнул ладонью по сияющей шестиугольной пластине.
Мы направились обратно к тоннелю, шагая вдоль округлого бока водяной трубы. Дакар замолк – видно, по своей привычке, раскладывал новые сведения в голове; гул воды затихал с каждой секундой, пока не превратился в негромкое журчание. Кроме него, слышался лишь шелестящий звук шагов.
Я был доволен. Теперь я знал, где мы находимся: за плантацией «Пармы» лежало несколько сельскохозяйственных зон, а по другую сторону тоннеля, ближе к линии на Вилс и Варш, – рабочие купола Первой Алюминиевой и фирмы «Норк-Скай», изготовлявшей авиетки. За ними, километрах в трех, но на том же уровне, располагалась промзона «Двойного „эф“», которую я мог прослушать – причем с близкого расстояния, если коридор, которым мы шли, куда-нибудь не вильнет. Но он тянулся в нужном направлении, вперед и вверх.
Мы вылезли из норы и отшагали положенное число километров. Правая половина тоннеля была каменной, но левая стена, потолок и пол состояли из рыхлой породы, испещренной круглыми дырами и ямами. Диаметр их был таким же, как в проходе, ведущем к плантации «Пармы», и, вероятно, их оставило одно и то же существо. Или существа – не исключалось, что этих тварей здесь целая сотня.
Я не стал снимать броню, а только прижался к холодной каменной стене ухом, щекой и ладонями. Схема этого участка вспомнилась во всех подробностях: метров шестьсот – шестьсот пятьдесят до купола «ФлайФайра» и подходившей к нему трейн-линии; вверху, слева и справа – зоны других компаний, со своими транспортными ветками, своей мелодией, включающей шорохи, шелесты, скрипы, лязг и гул. Зафиксировав мысленно эту картину, я слушал больше двух часов, пытаясь уловить вибрации тоннелей, которым в ней не находилось места. Я не услышал ничего – в смысле ничего внушающего подозрения. Все перевозки шли в обычном темпе и по известным каналам: сырье – в промзоны, а из них – продукция, где реже, где чаще, с периодом от двадцати минут до часа. Период зависел от размеров куполов – в тех, что побольше, есть собственные склады, а из малых стремятся побыстрее отгрузить товар.
Итак, ничего! Может, ничего от фирмы «икс» сюда не поставлялось? Может, транспортный тоннель прорыли там, откуда звук не долетит и не докатится вибрация? Нашли какой-нибудь древний бурильщик, прорыли ход, соединили его не с линией на Вилс и Варш, а, предположим, с той, которая на Кив и Пагу или же в Сабир… Вопрос, куда глядели втэки, но это уже не ко мне, с этим будут разбираться Йорк и Конго. Конечно, если я что-нибудь найду… Не здесь, так в других коридорах или в других куполах, в тех же Киве и Сабире…
– Крит! – Вопль Дакара вывел меня из задумчивости. – Крит, ты только посмотри!
В голосе его слышался ужас. Обернувшись, я машинально нащупал в поясе газовую гранату, выдернул ее и замер, уставившись в потолок. В нем, позади нас, зияло отверстие, откуда свесил голову гигантский червь. Тело – розовато-белое, с пульсирующей плотью под тонкой кожицей, пасть – огромная, круглая, точно в размер человека, башка – безглазая, и хоть он нас не видел, но определенно ощущал. Реакция на влагу и тепло, как у большинства подземных тварей… И, как все они без исключения, эта была голодной. С чего бы ей иначе пялиться на нас?
– Вот это фишки к пиву! – произнес Дакар, поднимая разрядник. Очередная загадочная фраза, а за ней – еще одна, уже ко мне: – Снести ему башню, капитан?
– Не стреляй! – Схватив инвертора за руку, я потянул его в глубь коридора. С незнакомым чудищем такой величины лучше разойтись по-мирному – если, конечно, удастся.
Не удалось. Согнув кольчатое тело под прямым углом, червь стремительно выползал из норы и раздувался, заполняя коридор; голова его моталась туда-сюда, роняя комья светящейся слизи, пасть вытягивалась, сжималась, и в глубине ее что-то поблескивало. Внезапно он рванулся в нашу сторону, тонкая яркая игла пронзила воздух, ударила в мой плечевой щиток, и я остался без правой руки. То есть рука, протез и «ванкувер» были на месте, но я не ощущал их и даже пальцем не мог пошевелить.
Дакар выстрелил, но эта тварь, плевавшаяся молниями, была к ним, вероятно, нечувствительна. Может быть, мне удалось бы сжечь ее, опустошив баллон, или отравить гранатами, а может быть, и нет. Проверять не хотелось, и, пока ноги еще шевелились, я пустился в бегство. Опытный Охотник не вступает в драку и не расходует боезапас, если можно убежать.
Можно? Или нельзя? Червь выполз из норы и мчался за нами с хорошей скоростью – медленней, чем крыса, но быстрее манки.
– Догонит, – пропыхтел инвертор. – Не подпалить ли его? Вдруг испугается!
Хорошо бы подпалить, да хватит ли огня? Эта тварь весила побольше крысы и была безмозглой – ею, как всеми червями, руководил не инстинкт, а лишь ненасытный голод. Нельзя подпалить и испугать, можно только сжечь дотла.
Кровообращение в моем предплечье и искусственных мышцах протеза восстановилось. Я стиснул кулак, разжал пальцы и зашептал слова благодарности двум покойникам-ублюдкам – тому, с которого снял броню, и второму, который оставил меня без руки. Есть моменты, когда природное хуже синтетического, и нынче был как раз один из них.
Раздался треск, над головой прошелестела молния. Мягкий грунт сменился камнем, замаячили в стенах трещины да расселины, а потом – узкий проход, явно пробитый человеком, полуметровой ширины и в высоту – по грудь. Я подтолкнул к нему Дакара и полез следом. В трех случаях из четырех такие щели ведут в убежища, и мой инстинкт подсказывал, что я не ошибаюсь.
Ход резко повернул и сделался выше и шире.
– Остановись, партнер, – вымолвил я, подбрасывая к потолку световой шарик. – Можем отдышаться. Здесь ему нас не достать.
Дакар прислонился к стене и пару минут со свистом втягивал и выпускал затхлый воздух, одновременно осматривая коридор, узкий и невысокий, вырубленный вручную – на камне были следы кирки, небрежно заглаженные излучателем. Потом произнес:
– Электрический червь! Чтоб меня перемололи в кошачий корм! И ведь не то удивительно, что электрический, а то, откуда он здесь взялся! Черви, крысы, пауки и эти клыкастые обезьяны! Откуда? Здесь, в десяти километрах от Поверхности!
– Тебя что-то удивляет? – спросил я.
– Удивляет. На такой глубине должны залегать горные породы, базальты, гнейсы и граниты, нечто твердое, плотное и безжизненное. Ну, может быть, какие-то бактерии найдутся, микрофлора в подземных водах, хотя сомневаюсь… А тут – черви, насекомые и даже теплокровные! Нонсенс!
– Куда приходит человек, туда приходит жизнь, – заметил я, прикладывая ухо к стене.
Мелодия была привычной: журчала вода в коллекторе, посвистывало в воздуховодах, вибрации трейн-тоннелей периодически сотрясали каменный монолит, но никаких производственных звуков в ближайшем окружении не слышалось. Отметив это и кивнув Дакару, я зашагал вдоль стены, касаясь ее ладонью. Если уж мы попали в этот коридор, стоило исследовать его до конца.
Проход снова изогнулся под прямым углом и вывел нас в небольшую камеру. Ничем не примечательную – в том смысле, что пол, потолок и три стены были сравнительно ровными, гладкими, без трещин и абсолютно пустыми. В четвертой стене виднелась крышка из позеленевшей бронзы, плотно сидевшая в круглой бронзовой горловине. На крышке – два массивных рычага.
Некоторое время мы созерцали ее: Дакар – с любопытством, я – с чувством глубокого ошеломления. Среди Черных Диггеров ходили байки о проходах в Штреках, забытых или хорошо замаскированных, ведущих к рабочим куполам или в тайные убежища, полные сокровищ. Я никогда им не верил – точнее, относился со здоровым скепсисом; этих коридоров с кладами никто на моей памяти не находил, а все рассказы и свидетельства, дошедшие с прежних времен, были весьма сомнительны. Враки, честно говоря. Такой уж пачкуны народ – фантазии у них побольше, чем у иных инверторов из Лиги Развлечений.
– Люк! – наконец произнес Дакар. – Интересно, что за ним?
«Интересно», – молча согласился я.
Сообразив, что крышку надо вращать, вывинчивая из горловины, мы взялись за рычаги, но сил не хватило, чтоб стронуть их с места. Штуковина выглядела сущей древностью, наверняка из Эры Взлета или более поздних времен, но удаленных от нас на семь или восемь столетий. Так, во всяком случае, мне представлялось.
– Не прогреть ли горловину? – предложил инвертор.
– Хорошая мысль.
Я несколько раз прошелся огненной струей вокруг люка, вслушиваясь в тихие потрескивания. Мы снова навалились на рычаги, крышка дрогнула и начала вращаться. Она была толстой и очень тяжелой; мы едва удержали ее, но постарались опустить на пол без грохота. С внутренней стороны на ней был какой-то сложный механизм – вероятно, чтобы завинчивать и вывинчивать крышку без физических усилий.
Мы нырнули в узкий лаз – я впереди, Дакар сзади, – проползли метров пять и очутились в залитом тьмой пространстве. Я подвесил световой шарик и огляделся. Новая камера! Но гораздо больше, с дверью в одной из стен и множеством плотно закрытых шкафов из триплекса – они тянулись по обе стороны от нас ровными длинными шеренгами.
– Куда мы попали? – спросил Дакар.
Я уже догадывался куда – о таких местах у Черных Диггеров тоже сложены легенды. И не у них одних – Хинган, который гораздо старше меня, передавал рассказы Кубы, Охотника и своего учителя, и рассказам тем немало лет.
Впрочем, стоило убедиться, что я не ошибаюсь.
– Открывай!
Дакар сдвинул дверцу ближайшего шкафа. Там, упакованные в пластиковые чехлы, выстроились разрядники, но непохожие на те, к которым я привык, более длинные и массивные, с широким раструбом с одной стороны, упором с другой и рукоятями для обеих рук. В других шкафах было пулевое оружие, обоймы, огнеметы, контейнеры с пищей и водой, раскладная мебель, баллончики оттопыровки, световые шары, броня, но тоже отличная от нашей – она закрывала только грудь, живот и спину. Еще висели смотанные канаты, лежал разнообразный инструмент: кирки, лопаты, клинья, ручные молоты и пневматические отбойники – все, что может понадобиться странствующему в Штреках и Отвалах. И все – немного не такое, как вещи, привычные мне. Разница бросалась в глаза не сразу, но стоило приглядеться, и я замечал продукты в непривычных упаковках, метательные дротики со слишком длинными древками, бинокуляры в виде масок, что закрывали все лицо, и осветительные шары величиной с кулак. Я взял один из них, подкинул вверх, но вспышки не произошло – энергия давно иссякла.