Возвращение снежной королевы Александрова Наталья

– Тише ты! – послышался злобный шепот Павла. – Жену разбудишь!

Татьяна сквозь сон слабо удивилась – с чего это Павел вдруг стал о ней заботиться? Тяжелые шаги мужа остановились у двери спальни, скрипнула дверь.

– Таня, спишь? – окликнул Павел вполголоса.

Татьяна затихла под одеялом. Ей совершенно не хотелось вставать и накрывать на стол. Кого это муж притащил среди ночи? Раньше за ним такого не водилось. Павел постоял прислушиваясь. Она дышала ровно, и дверь закрылась. Татьяна перевела дыхание, и тут послышался тяжкий вздох и звук падения тяжелого тела.

– Ну и чего ты расселся здесь, в прихожей? – сердито спросил Павел. – На кухню проходи!

– Н-не могу-у, – ответил знакомый голос, и Татьяна узнала напарника мужа Генку Ревенькова, – ноги не держат.

– Пойдем!

Татьяна услышала возню, мужчины удалились на кухню. Она подошла к двери, обеспокоенная Генкиным состоянием – вроде по голосу сильно не пьяный, с чего же его так развезло?

На кухне чмокнула дверца холодильника, звякнул стакан о бутылку, упал нож со стола.

– Пей! – сурово приказал Павел. – Пей залпом!

«Что там у них случилось? – всерьез испугалась Татьяна. – Генка сам не свой и Павел, судя по голосу, тоже не в лучшем состоянии».

И она совершила самый роковой поступок в своей жизни: накинула халат и потихоньку прокралась через прихожую к двери кухни. Дверь была плотно прикрыта, однако Татьяна, невидимая для напарников, отлично слышала все, что происходило на кухне.

Сначала Генка пил жадно, давясь и всхлипывая, потом отставил стакан и заговорил тверже:

– Значит, вот как все обернулось. Значит, мы с тобой теперь убийцы оказались.

– Молчи! – приказал Павел таким страшным голосом, что Татьяна за дверью помертвела.

– Что уж теперь молчать… – протянул Генка, – это я раньше молчал, а теперь дай поговорить. А то меня от слов разорвет.

Ноги у Татьяны словно налились свинцом, руки одеревенели. Умом она понимала, что нужно бежать от этой страшной двери, потому что если муж ее заметит, то в гневе будет страшен. Но на деле она не могла пошевелиться, не то что сделать несколько бесшумных шагов по коридору. Она облокотилась на стену и сквозь пелену услышала всю историю, которая сводилась к страшному.

Павел с Генкой ехали на патрульной машине, смена подходила к концу. Оба были злые как черти, потому что обещанная начальством премия снова пролетела мимо. Хотелось выпить и вообще как-нибудь разрядиться, денег же было кот наплакал. Машина проезжала мимо ресторана «Витязь». Из ярко освещенных окон доносились громкая музыка и женские визги – судя по всему, там веселилась большая компания. Машин возле ресторана пока не было – подъедут попозже, когда нужно будет развозить пьяных клиентов.

Выскочила из ресторана девица в коротком блестящем платье, волосы вольготно раскинулись по спине. Следом за ней спешил темноволосый парень в белой рубашке.

– Постой! – кричал он. – Подожди! Ну с чего ты так разошлась?

– С чего? – спросила она срывающимся голосом. – А ты зачем с этой дурой обнимался? Видеть тебя больше не хочу!

– Да ладно тебе… – Он попытался схватить ее за плечо, девица вырвалась, залепила ему пощечину и убежала в ресторан.

Парень выругался тихонько, закурил и пошел в сторону небольшого скверика – очевидно, хотел охладиться.

– Видел? – спросил Павел у Генки. – Сейчас мы его оприходуем. Ишь, разгулялся черномазый, будет еще наших девушек обижать.

Они въехали на машине прямо в сквер. Парень сидел на скамейке и курил. Он поднял голову и зажмурился от света фар.

– Документики попрошу ваши, гражданин, – солидно сказал Павел, выходя из машины.

Парень похлопал себя по карману и улыбнулся:

– Извини, начальник, там, в ресторане, все осталось.

– Тогда попрошу проехать до выяснения! – Павел ухватил парня за локоть.

– Да говорят тебе, документы в пиджаке! – Парень рванулся из рук Павла и нечаянно порвал ему рукав.

– Ах ты, гнида! – Павел приводил себя в боевое состояние.

– Денег легких срубить захотелось? – Парень отступал, приняв боевую стойку, в это время подоспевший Генка схватил его сзади.

Парень вырвался, он был силен, но пока отвлекся на Генку, его настиг удар Павла. Что-то хрустнуло в лице, он рухнул на землю и застыл.

– Сволочь! – Павел оглядел рукав и пнул парня носком ботинка.

Тот не шелохнулся.

– Паша, – испуганно забормотал Генка, – да ты же его, кажется, убил…

– Кой черт? – раздраженно ответил Павел. – Если бы я одним ударом мог убить, я бы в цирке деньги заколачивал!

Он наклонился над парнем и приподнял его голову. Затылок был размозжен о некстати торчавший кусок железной трубы.

– Ох ты мать твою! – озадаченно пробормотал Генка. – Как же это вышло-то?

Павел молчал, что-то напряженно соображая.

– Что же теперь делать-то, а, Паша? – заныл Генка. – Ведь он без оружия был и вообще… А ты его…

– Заткнись! – прервал его Павел. – Заткнись и не суетись! И помолчи, если ничего умного сказать не можешь…

Генка испуганно притих. Павел деловито обшарил карманы покойника, но нашел лишь пачку сигарет и зажигалку – дорогую, серебряную, с гравировкой: «Анатолию в день рождения от Алены».

– Документов и правда нету, – протянул Павел, – это и к лучшему. Возьми. – Он протянул зажигалку Генке. – Выбросишь по дороге в канаву. Увозить его отсюда надо за город куда-нибудь.

Он наклонился к покойнику, и в это время налетела на них та самая девица в блестящем платье, что ссорилась со своим дружком у ресторана.

– Что вы делаете? Отпустите его, сволочи!

Генка отступил перед напором девицы, она наклонилась над тем, что было недавно ее парнем, и ахнула от ужаса.

– Толик! Да он же мертвый!

– Отойди от него! – приказал Павел и дернул девицу за руку.

– Убийца! – истерически завизжала она и набросилась на него с кулаками.

Он пытался схватить ее за руки, но она словно осатанела – кусалась и процарапала ему щеку до крови. Он с трудом оторвал ее от себя и отбросил к Генке. Генка осторожно держал ее сзади за плечи, но он был не боец, девица извернулась и пнула его коленкой в пах, отчего он скорчился и выпустил ее из рук. Она не переставая визжала и осыпала их ругательствами, и Павел достал из кобуры табельное оружие.

– Заткнись! – сурово сказал он. – Не то коленку прострелю, на всю жизнь хромой останешься!

Она перестала визжать и оглянулась на двери ресторана. Павел понял ее взгляд и шагнул ближе.

– Помогите! – заорала девица. – Спасите! Убивают!

И тогда Павел аккуратно ударил ее пистолетом в висок.

Генка взвизгнул тоненько, как поросенок.

– Грузи! – глухо сказал Павел, открывая дверцу машины.

Генка молча подчинился, потому что Павел был страшен – каменное лицо, а глаза такие, что Генка первый отвел свой взгляд.

Они погрузили два тела на заднее сиденье и поехали за город. На окраине, на пустыре, Павел нашел приткнувшийся старый «Запорожец». Его бросили за ненадобностью, даже колеса не сняли.

– Несем их туда! – скомандовал Павел, и Генка молча подчинился.

Когда перекладывали тела, послышался стон девушки. Генка дернулся и отбежал от машины, но тут же вернулся, потому что Павел рыкнул на него злобно.

Они на руках подкатили машину к обрыву. Павел деловито облил «Запорожец» бензином и чиркнул спичкой. Отблески зарева провожали их еще долго.

Все это Татьяна поняла не сразу, собрала по крупинкам из отрывочного разговора. Говорил в основном Генка – быстро, захлебываясь и глотая слова. Отчего-то Павел его не останавливал – видно, решил дать выговориться. Она стояла, боясь шелохнуться. Босые ноги заледенели, все тело было как каменное, но воображение работало на полную катушку. Она воочию видела перед собой горящую машину с мертвыми телами и представляла себе страшное лицо мужа.

После всего, что случилось, они приехали домой к Комовым, потому что Генка совсем расклеился и Павел боялся оставить его одного. Генка много выпил, вначале приободрился, голос его звучал тверже, теперь же он снова раскис.

– Зачем ты это сделал, Паша? – причитал он. – Для чего?

– Так надо было, – отвечал Павел. – И запомни: не я это сделал, а мы. Мы с тобой – понятно?

– Ну, я понимаю, так вышло, что парень сам убился, – ныл Генка. – Но ведь это же несчастный случай был, ты же не хотел его убивать… Я свидетель…

– Ты свидетель? – Павел издевательски рассмеялся. – Да кто тебе поверит? Ну отмазали бы, конечно, сажать бы никто не стал за это дерьмо. Да только выбросили бы меня на все четыре стороны с волчьим билетом. Куда идти? Я, Гена, делать ничего не умею, кроме как служить. Так что место мое здесь. Атак если и оставили бы меня в милиции, то запись-то в личном деле на всю жизнь. И сидел бы я до пенсии на патрульной машине с таким, как ты, уродом в напарниках.

– Но девушка… Она-то при чем?

– Она сама виновата – навязалась на нашу голову. Не скандалила бы, вела себя тихо – так, может, и хахаль ее жив был бы. Всю рожу мне расцарапала, сучка.

– Она ведь жива была еще, стонала, а ты ее – в горящую машину… – всхлипнул Генка.

– Значит – судьба такая, – равнодушно ответил Павел, – да ладно, одной шалавой на свете меньше будет. И ты мне это прекрати! – внезапно озверел он. – Ты запомни, что мы с тобой теперь на всю жизнь одной веревочкой повязаны, так что лучше забудь про эту ночку. Не было ее – и точка!

– Как тут забудешь, – уныло сказал Генка.

– А ты уж постарайся, Гена, очень тебя прошу… – странным голосом сказал Павел.

Татьяна не видела его лица, но похолодела от страха. Очевидно, до Генки тоже кое-что дошло, потому что он забормотал что-то жалкое, заплакал, и Павел снова стал вливать в него спиртное.

Она поняла, что если немедленно не уйдет от этой страшной двери, то свалится без сознания прямо тут, у порога. Ноги не держали и отказывались повиноваться, Татьяна опустилась на четвереньки и поползла через коридор в комнату.

Наутро она проспала, и Павел ушел на работу один. В кухне было все убрано, даже посуда вымыта. Генки не было и в помине. От тяжелой ночи Татьяна как-то отупела, иногда ей казалось, что просто приснился страшный сон, а наяву ничего не происходило.

Павел явился пораньше, обнял ее при встрече и даже пытался поцеловать. Она не сумела совладать с собой и вздрогнула, отстранившись, заметив расцарапанную щеку. Он поглядел прямо в душу пронзительными глазами, она испугалась до колик в животе, но выдержала его взгляд.

– Что это у тебя на щеке? – пролепетала она, понимая, что никакая сила не заставит ее коснуться его лица.

– Да побрился неудачно, – спокойно ответил муж.

А через два дня город всколыхнула страшная весть – пропала дочка заместителя председателя горисполкома Сергея Михайловича Лугового. Ее видели в ресторане «Витязь» – там большая компания устроила вечеринку, а потом Алена Луговая исчезла вместе со своим приятелем Анатолием. Друзья знали, что парочка ссорилась, и посчитали, что молодые люди уединились для выяснения отношений.

Собственно, что девушка пропала, знали только ее родители, но и они не очень беспокоились сначала. Город ужаснулся, когда на окраине под обрывом нашли «Запорожец», а в нем – два обгоревших до неузнаваемости тела.

Эксперты, понукаемые рассвирепевшим от горя отцом, работали тщательно и вскоре обнаружили в машине серебряную зажигалку, на которой с трудом прочитали гравировку «Анатолию в день рождения от Алены». Жена Лугового тут же слегла с сердечным приступом.

История стала достоянием гласности, потому что какой-то ушлый журналист раскопал все и успел тиснуть статью в крошечной газетенке, прежде чем власти города опомнились и наложили запрет на любые публикации.

Прочитав статью, Татьяна почувствовала, что у нее темнеет в глазах, и свалилась на диван. Теперь, когда история, рассказанная ночью, обрела конкретные даты и имена, она поняла, что все это было правдой, ее муж убил двух ни в чем не повинных людей. И этими самыми руками, которыми он нанес смертельные удары тем двоим, он прикасался к ней и будет прикасаться! Они спят в одной постели, живут в одной квартире, она не может шарахаться от него все время. Рано или поздно он все поймет, поймет, что она знает.

Ее била крупная дрожь, зубы стучали, она сползла с дивана и стала выть и конвульсивно биться головой о стену. Слышимость в их старом доме была отличная, так что через некоторое время соседи вызвали «скорую». Павел примчался и помог ей собраться в больницу. Когда ей стало легче, волновала только одна мысль – успел ли он заметить газету, что валялась рядом, или кто-то ее выбросил?

– А что было потом? – отважилась Лера нарушить молчание.

– Потом… – протянула Татьяна, – я долго лежала в больнице – нервный срыв, потом выписалась. Убийц тех двоих так и не нашли. Но муж все время смотрел на меня такими глазами, я догадалась, что он видел ту газету и понял, что я все слышала тогда, ночью. Он пошел на повышение, а Гена Ревеньков потихоньку спился, его уволили, и зимой он умер под забором. Говорили, пьяный был, замерз по дороге, только я не верю, потому что Павел в тот вечер такой страшный был. Это он Генку угомонил, потому что тот заговариваться начал, болтал в пьяном виде по разным забегаловкам. И я тогда бояться начала еще сильнее, потому что только я про ту историю знала. От страха нервы совсем стали ни к черту, а как узнала, что Павел меня в больницу оформляет, так и бухнула ему как-то в бреду – что, мол, все знаю, но молчать буду, потому что жить хочу. А он и говорит – что это тебе привиделось, не волнуйся ни о чем, лечись, все будет хорошо, обещаю…

Татьяна замолчала, вытянулась и закрыла глаза. Видимо, долгий и мучительный рассказ окончательно обессилил ее.

Лера достала из потайного кармашка своего монашеского облачения крошечный диктофончик, остановила запись. Оглянувшись на дверь, она поднялась с пола, подхватила бесчувственную женщину, перенесла ее на кровать. Татьяна Сергеевна оказалась удивительно легкой.

Уложив ее поудобнее, Лера подошла к двери палаты, прислушалась и выскользнула в коридор.

Там вроде бы никого не было, но не успела она отойти от двери, как из соседней комнаты вышел, катя перед собой металлический столик с медикаментами, санитар, широкоплечий чернобородый мужчина лет тридцати пяти.

Уставившись на монахиню жестким подозрительным взглядом, он спросил:

– Что это вы, сестрица, здесь делаете?

– Матушка-настоятельница послала… – забормотала Лера, скромно потупив глаза. – Послушание исполнить… во исполнение воли… облегчить страждущим…

– Послушание? Что-то я раньше вас здесь не встречал! – Санитар сверлил ее подозрительным взором.

– Сестра Антонида зубами мается… – повторила Лера прежнюю версию.

– А ну-ка, постой… – Санитар попытался схватить ее за руку, но Лера вырвалась и устремилась прочь по коридору, бормоча:

– Охальник! Что это ты себе позволяешь! Я – Христова невеста…

Санитар шагнул вслед за ней, но «монахиня», не оборачиваясь, ловко пнула ногой столик на колесах. Столик с грохотом опрокинулся, медикаменты рассыпались по полу. Санитар споткнулся, едва удержался на ногах, громко выругался и принялся подбирать рассыпанное.

Когда он навел порядок, подозрительной «монахини» и след простыл.

Он шумно, с раздражением выдохнул сквозь сжатые зубы и достал из кармана халата мобильный телефон.

Набрав знакомый номер, вполголоса поздоровался и проговорил:

– У нее сегодня был посетитель… нет, монахиня, но очень подозрительная… незнакомая, и больно уж ловкая. Ну, я и подумал, что вам об этом лучше знать…

– Правильно подумал, – ответил его собеседник. – Молодец.

Он секунду помолчал и озабоченно переспросил:

– А что, эта монахиня – маленькая такая, полная?

– Нет, наоборот, высоченная и худая, как пожарная каланча!

– Молодец! – повторил собеседник.

– Так, может, мне за это премия причитается? – с надеждой протянул санитар.

– Тебе за это жить позволяют! – оборвал его собеседник. – На фига тебе премия? Чтобы еще больше дури прикупить? Загнешься ведь от передоза! Ты там в больнице и так на дармовщинку колешься! Ну ладно, ладно, шучу! – Он глухо рассмеялся. – Будет тебе премия, заслужил! – Он отключил свой мобильный телефон, спрятал в карман и уставился на отражение в стеклянной дверце шкафа.

На него смотрело плоское нездоровое лицо, напоминающее коровье вымя. Взгляд его был очень озабоченным.

– Ах, Татьяна, Татьяна! – протянул майор. – Как чувствовал, не надо было тебя в живых оставлять! Пожалел, понимаешь, а теперь придется расхлебывать. Разобрался бы сразу – и всем бы лучше было! А теперь все равно придется решать вопрос… значит, в монашку играешь? Ну-ну, мы тоже можем в эту игру поиграть!

В тот же день, ближе к вечеру, по коридору больницы торопливо шла еще одна высокая «монахиня». В руке она несла маленький медицинский чемоданчик.

Одна из дверей приоткрылась, в коридор выглянул чернобородый санитар. Он подозрительно взглянул на монашку, но та приподняла капюшон, взглянула на него пристальным внимательным взглядом и едва слышно проговорила:

– Привет тебе от Павла Васильевича. Где ее палата?

– Вот тут, следующая… – засуетился санитар. – Да я сейчас открою… одним моментом…

– Только чтобы шуму не было! – предостерегла его подозрительная монахиня.

Чернобородый санитар трясущейся рукой достал связку ключей, отпер дверь в палату Татьяны Сергеевны и заспешил прочь по коридору.

– Знать ничего не знаю, – бормотал он, сворачивая за угол. – Какая такая монашка… они все на одно лицо, невесты Христовы… а мое дело маленькое, принеси-унеси…

Высокая монахиня осторожно закрыла за собой дверь, отбросила капюшон. Открылось худое, костистое и, несомненно, мужское лицо с маленькими тусклыми глазами.

Вошедший повернулся к кровати.

Татьяна Сергеевна спала, отвернувшись к стене. Ее узкие плечи были безвольно ссутулены, спина время от времени вздрагивала.

Поставив чемоданчик на стол в изголовье кровати, вошедший откинул крышку. Достал ампулу с прозрачной жидкостью, одноразовый шприц. Осторожно отколол стеклянный кончик, набрал полный шприц и повернулся к кровати.

Татьяна Сергеевна не спала. Она лежала на спине, в ужасе глядя на своего гостя.

– Значит, все? – едва слышно проговорила она побелевшими губами.

– Тихо, тихо! – проговорил мужчина и потянулся к ней. – Самое главное, чтобы шуму не было!

– Но ведь он обещал… он обещал…

– Ты тоже много чего обещала! – Киллер попытался схватить женщину за запястье, но она вдруг вывернулась, соскочила с кровати и бросилась к двери.

– Ах ты, тля психованная! – прошипел мужчина, бросившись ей наперерез. Уже возле самой двери он свалил ее с ног и сам плюхнулся сверху, придавив худое, почти невесомое тело к затянутому серым ковролином полу.

Однако в теле больной женщины таилась неожиданная сила. Она напряглась, выгнулась дугой и сбросила с себя мужчину. Киллер выругался, поднялся на четвереньки. Длинное монашеское одеяние стесняло его движения, путалось в ногах.

Татьяна Сергеевна вскочила, потянулась к дверной ручке. Киллер схватил ее за щиколотку и изо всех сил дернул. Женщина тяжело грохнулась на пол. Он подтянулся, снова перехватил ее запястье.

Самое страшное в этой сцене было то, что смертельная борьба происходила в полной тишине, нарушаемой только тяжелым дыханием противников.

Киллер наконец завладел рукой больной женщины, сжал ее, поднес шприц.

Татьяна Сергеевна еще пыталась сопротивляться, но в ее глазах уже появилось выражение тоскливой безнадежности. Она уже почти смирилась с неизбежным и приготовилась к тому, что должно было произойти.

– Вот так, вот так! – приговаривал киллер, осторожно вводя иглу под кожу и нажимая на плунгер шприца. – Вот так, все хорошо… ну что же ты рыпаешься? Все равно будет по-моему, только зря время потеряли! Ну вот, почти все… самое главное, чтобы шуму не было!

– Ну, беленькая, – сказал повеселевший Шандор, прослушав запись на диктофоне, – считай, что подполковник Комов уже не жилец! Это же надо такое раскопать! Везучая ты! А я-то не верил – думал, ты все усложняешь! Не иначе Ласло с того света нам помогает!

– Не спеши радоваться, – одернула его Лера, – про то, что Луговой – большой человек, я знаю. Вот только к нему теперь подобраться нужно по-хитрому. Ведь не придешь прямо в гости с кассетой – так, мол, и так, для вас интересный материал имеется. И по почте не пошлешь – не дойдет.

– А ты придумай, ты умная…

Сергей Михайлович Луговой вышел из своего офиса и взглянул на небо. С востока собирались ватные клочковатые тучи, начинал накрапывать дождик. Охранник Константин предупредительно раскрыл над шефом черный купол зонта, распахнул дверцу «мерседеса». Сергей Михайлович опустился на заднее сиденье, прикрыл глаза. Шофер, хорошо изучивший его привычки, включил радио – станция «Вечерний звон», негромкая приятная музыка и минимум новостей.

День выдался на редкость тяжелый. Соловьев провалил порученное ему дело о поглощении фирмы «Новолит». Это уже не первый его прокол. Придется поменять начальника юридической службы. Один прокол может быть случайностью, два прокола подряд – это невезение, но три – это уже некомпетентность! Вообще, нет человека, на которого можно было бы положиться, во все приходится вникать самому. А он уже далеко не молод, и силы не те, что прежде. Хотелось бы уйти на покой, но нельзя, нельзя! Вокруг плавают такие акулы – сожрут и не подавятся! Казалось бы, он достиг многого. Президент крупнейшей компании, член Совета Федерации… Сергей Михайлович больше любил красивое слово сенатор.

Кстати, сегодняшний звонок из Москвы ему тоже очень не понравился. Кажется, под него серьезно копают… так что о покое можно только мечтать!

Неожиданно «мерседес» затормозил и пополз как черепаха.

Луговой недовольно открыл глаза, выглянул в окно. Улицу перегородила пестрая толпа цыган – с песнями, с плясками, с гитарными переборами они двигались прямо по мостовой, создавая помехи движению. Яркие юбки, малиновые рубахи, искусственные цветы. Безобразие! Куда только смотрит милиция!

Водитель раздраженно сигналил, но цыгане не обращали на это никакого внимания.

– Черт знает что! – проговорил Сергей Михайлович. – Распустили эту публику! Неужели никак нельзя их объехать?

– На «Усти-на-Лабе» ремонт, – отозвался шофер. – Сейчас, попробуем переулками проскочить…

Прямо против окна мелькнула странная цыганка – высокая, худощавая, с холодными бледно-голубыми глазами. Луговому сделалось как-то не по себе…

Вдруг музыка в радиоприемнике замолчала, послышался странный шорох, как будто перематывали пленку в бытовом диктофоне, и зазвучал незнакомый женский голос:

– …я подошла к двери кухни… прижалась к стенке… Генка поставил стакан и говорит: вот, значит, как все обернулось… выходит, мы с тобой теперь убийцы…

– Что это? – недовольно проговорил Луговой. – Ты же знаешь, что я люблю «Вечерний звон»…

– Вроде их частота. – Водитель пожал плечами, протянул руку к панели настройки. – Пьесу, что ли, какую-то передают…

Он покрутил ручку настройки, но на всех частотах раздавался тот же самый женский голос – монотонный, усталый, безразличный:

– …что уж теперь молчать, – говорит Генка. – Я и так слишком долго молчал, а уж теперь дай хоть поговорить, а то меня от этих слов разорвет! Раз уж сделать ничего нельзя… главное, девчонка эта… прямо перед глазами стоит…

– Не понимаю, Сергей Михайлович, – растерянно произнес водитель. – По всем станциям одно и то же… пьеса какая-то дурацкая… Выключить, что ли?

– Нет, не выключай! – остановил его шеф. – Сделай погромче!

Его руки похолодели, сердце учащенно забилось.

Эту пьесу он слишком хорошо знал. Больше того – он был в ней одним из главных действующих лиц.

Пятнадцать лет прошло с тех пор, но он не мог забыть той страшной ночи, ночи, когда не вернулась Алена, его единственная дочь, свет в окошке, красавица и умница, ради которой он делал свою карьеру, ради которой он готов был на все!

Когда утром начальник городской милиции вошел к нему в кабинет, Луговой по его лицу понял, что случилось самое страшное.

– Сергей Михайлович… – начал тот, пряча глаза. – Произошла трагедия…

Пятнадцать лет прошло, а он все вспоминает ту минуту. Капли пота на лысине милицейского начальника, неровно завязанный узел галстука, стакан с минеральной водой на краю стола.

– Что… что случилось? – проговорил Луговой, приподнимаясь из-за стола.

– Авария… машина рухнула с обрыва… оба погибли на месте…

– Какая авария? – Губы Лугового дрожали, он уже все понял, но не хотел верить. – Какая машина? О чем это вы?

– Ваша дочь… Алена… – выговорил начальник милиции и вытер лысину платком, как будто сделал уже самое главное, самое трудное.

– Как… как… – повторял Луговой, моргая невидящими глазами.

Стакан с водой соскользнул с края стола, разлетелся на мелкие куски, и два немолодых значительных человека смотрели на это, как будто не было сейчас ничего более важного.

– Водитель был в состоянии алкогольного опьянения… – добавил полковник, как будто это что-то объясняло, как будто от этого кому-то становилось легче.

Легче – нет, не становилось, но Луговой хотя бы понял, кто виноват в смерти его маленькой девочки. Какой-то кретин, который нажрался и сел за руль. Конечно, он и сам погиб, но это нисколько не умаляло его вины.

Вины, о которой Луговой помнил все эти годы.

И вот теперь – эта «пьеса», этот «театр у микрофона», который переворачивает весь мир Лугового с ног на голову!

Выходит, его девочка, его Аленка, не разбилась в машине с пьяным придурком? Выходит, ее хладнокровно, подло убили? И один из убийц все еще ходит по земле, больше того – он здесь, рядом, в этом городе, и сделал большую карьеру?

Если это так, Луговой употребит всю свою власть, все свое влияние, чтобы разделаться с мерзавцем!

Однако, может быть, это ложь, провокация, чей-то хитрый ход? Может быть, Лугового просто хотят натравить на ни в чем не повинного человека?

Но нет, этот женский голос не может врать. Слишком отрешенно, слишком безразлично роняет он страшные слова. Так может говорить только человек, которому уже все безразлично, человек, уже смирившийся с собственной смертью…

– Направо… Сергей Михайлович! – Водитель понял, что шеф его не слушает, и повысил голос. – Я поеду через центр?

– Нет, мы возвращаемся в офис! – отозвался Луговой.

– Как скажете. – Водитель недоуменно пожал плечами и круто вывернул руль.

В это мгновение голос в динамике замолк, снова послышалось шуршание пленки, а потом другой голос – настороженный, холодный, как сталь на морозе, произнес:

– Если эта передача заинтересовала вас – вы можете получить оригинал записи в сувенирном магазине около Золотых ворот. Попросите диск «По Золотому кольцу на мотоцикле».

Разумеется, Луговой не пошел сам в сувенирную лавку. Он послал туда толкового исполнительного Константина, причем дал ему самые подробные инструкции. Впрочем, ничего выяснить не удалось, несмотря на угрозы и посулы денег: хозяин лавочки получил этот диск обычным путем, вместе с партией сувенирной продукции, и ничего добавить не мог при всем желании.

На диске была записана полная версия рассказа. Кроме того, там сообщалось, что женщина с мертвым безразличным голосом находится на излечении в небольшой психиатрической больнице около Княгинина монастыря.

Упоминание психиатрической больницы несколько насторожило Лугового. Может быть, это бред больной женщины?

Но нет, слишком много в этих показаниях подробностей и деталей, которые посторонний человек узнать не мог.

Тогда Луговой решил посетить пациентку больницы и поговорить с ней лично, чтобы избавиться от последних сомнений.

В больницу его сначала не хотели впускать. Ему пришлось назвать все свои титулы, чтобы ворота больницы открылись перед его «мерседесом». Однако он сразу понял, что перед самым его приездом здесь что-то случилось.

Врачи и медсестры носились по коридорам с потерянными лицами, начальник отчитывал красного как рак охранника, никто не хотел отвечать на вопросы.

Наконец Константин прижал к стене коридора молодого врача, и тот, извиваясь, как угорь на сковородке, признался, что только что скоропостижно и при довольно странных обстоятельствах умерла одна из пациенток лечебницы.

– Кто такая? – сурово спросил Луговой.

Врач мялся, краснел, глаза его бегали, но наконец он выдавил, что умершая пациентка – супруга одного весьма влиятельного в городе милицейского чина.

– Это такой важный человек! – прошептал врач, оглядываясь. – Такой важный человек, что о нем лучше ничего не знать!

Луговой покинул больницу, окончательно уверившись в подлинности записанных на диске показаний. Сама смерть этой женщины подтверждала ее правоту. Конечно, для суда этого рассказа было бы недостаточно, тем более что свидетельница погибла, да и вообще была душевнобольной. Но то – для суда, а в этом деле Луговой сам себя назначил и судьей, и прокурором. И улик для него было вполне достаточно. Он уже вынес приговор и теперь собирался привести его в исполнение.

Около казино «Максим» остановилась скромная темно-синяя «тойота». Служитель стоянки, высокий негр в яркой опереточной униформе, поспешно подбежал к «тойоте» и помог распахнуть переднюю дверь. Причины его расторопности были вполне очевидны: во-первых, у этой машины были милицейские номера, а во-вторых, весь персонал казино знал, что по четвергам на ней приезжает «сам» Павел Васильевич, подполковник Комов – получить свою долю прибыли казино и заодно немного поиграть, благо это ему ничего не стоило.

Полный неопрятный мужчина в мятом костюме неловко выбрался из машины, отряхнулся и двинулся к ярко освещенному входу казино. Рядом с ним быстро шагал рыжеволосый здоровяк – сержант Кубырь, с недавних пор исполнявший роль комовского водителя и, по совместительству, телохранителя.

Войдя в игровой зал, подполковник по-хозяйски огляделся.

Игра шла не слишком бойко – около рулетки толклись три-четыре представителя малого бизнеса, да пара каких-то приезжих сидела за столом для блэк-джека. Угодливый администратор подлетел к Комову, подал на подносике стопку фишек – еженедельный «подарок от заведения». Комов кивнул, сгреб фишки и подошел к столу рулетки.

– Делайте ваши ставки… – пропела миловидная девушка-крупье.

– На черное! – Подполковник бросил на стол половину своей стопки. При этом он довольно грубо отпихнул мордатого типа в полосатом костюме и с гнусными бандитскими усиками.

– Ты, ка-азел! – с уголовной растяжкой проговорил тот, ухватив Комова за лацкан мятого пиджака. – Ты ку-да прешь? Ты видишь, здесь люди игра-ают?