Ночной снайпер Незнанский Фридрих
– А как же… – не понял Корнеев. – А если у меня сотрясение?..
– Да нет у тебя никакого сотрясения! Все нормально! Сейчас доедем до станции, там сядем в поезд, ночь поспишь, отдохнешь.
– А куда хоть путь держим?
– На север, к Белому морю… Не был там никогда? Значит, увидишь…
Когда они вдвоем вышли к машине, менты удивленно переглянулись. Корнеев и Михайлов шли, как показалось в темноте, в обнимку. Во всяком случае, когда они подошли ближе, стало видно, что рука контролера дружески лежала на плече беглеца.
В Архангельске, куда Михайлов и Корнеев прибыли через сутки, двое местных коротко остриженных амбалов в кожанках ожидали их в небольшом стареньком автобусе на вокзальной площади. Они отвели Михайлова в сторону, коротко переговорили. Сразу дали ему два железнодорожных билета на поезд до Москвы. Переговорив, с интересом посмотрели на Корнеева.
Их везли полночи по поселочной дороге среди леса, и Корнеев все это время спал, свернувшись клубком на заднем сиденье. Когда приехали, Михайлов его растолкал.
Утреннее солнце с трудом пробивалось сквозь пахучую хвою соснового леса. Издали были слышны частые удары о рельс, каким обычно будят и созывают зэков на построение, и чьи-то голоса, отдававшие команды.
– Вот смотри, – Михайлов передал ему увеличенную фотографию какого-то мужика с гладким лицом, прилизанными волосами и при галстуке. – Вот это он и есть… Сейчас-то он другой, без галстука и стрижен под Котовского… Но ты его узнаешь. Он будет стоять по стойке «смирно» и ждать, когда ты ему влепишь в лоб. Фамилия его Афанасьев, то есть на «а», и будет стоять он первым справа, в первом ряду, ну, сам увидишь… На это и ориентируйся. Учти, его постригли и он здорово мог похудеть. А так рост средний, морда сонная и квелая, как у тебя…
Амбалы услужливо рассмеялись.
– И смотри не спутай! Если сомневаешься, скажи сразу.
– А если он будет стоять во втором ряду? – спросил Корнеев.
– Вон туда полезешь, – Михайлов показал на сосну, стоявшую на бугре. – Там все увидишь – и первый ряд, и второй. Понял? Лазать умеешь? Не разучился еще?
И передал ему веревку с проушинами, с помощью которых, Корнеев как-то видел это по телевизору, туземцы залезают на пальмы за кокосами, обхватив ствол с ее помощью.
– Там вон развилка, – сказал один из амбалов, тоже взглянув на сосну. – Залезешь с этой веревкой, потом по ней поднимешь к себе винт, – он указал на винтовку с глушителем, к которой его приятель прилаживал оптический прицел.
– Лучше я сам, – сказал Корнеев, оторвав того от малознакомого для него занятия. – Пока поднимем, может и сбиться… А сколько дотуда метров?
Амбалы переглянулись, пожали плечами.
– Триста, – нетерпеливо сказал Михайлов. – А может, пятьсот. Сам определишь! Не теряй времени… Уже строятся, слышишь?
Пожав плечами, Корнеев поплевал на руки, обхватил с помощью веревки ствол сосны, полез наверх.
– Могешь! – воскликнул Михайлов, опершись рукой о ствол. – Будто всю жизнь лазил!
И чертыхнулся, уколовшись об острие сломанного сучка.
– Чего случилось? – спросил Корнеев сверху.
– Да тут… сучок какой-то, напоролся… – Михайлов приложил пораненную ладонь ко рту. – Да черт с ним! Все нормально!
Корнеев устроился поудобнее на развилке, спустил вниз веревку. Осторожно поднял с ее помощью сначала винтовку Драгунова, потом прицел, быстро его установил. И выставил дальность на глаз… Метров четыреста, не больше… Он пригляделся к выстроившимся зэкам. Вон, похоже, тот, что на фото. Корнеев еще раз взглянул на фотографию. Он или не он? Стоит, то ли сощурившись, то ли зажмурившись, навытяжку, ждет завтрака, потом развода на работы… За что его, интересно? За что сидит, можно догадываться, а вот кому он вдруг помешал?
Лучше об этом не думать, это только мешает. Пуля ему в лоб, и – в Швейцарию. Вот про это и надо думать. Если Генка не свистит, конечно… А зачем ему врать, с другой стороны? И потом, очень уж увлеченно он про Швейцарию рассказывал. Сам доволен – какой дурак откажется от такой загранкомандировки?..
И снова приложился к оптическому прицелу… Так он или не он? Черт, чуть не забыл. А где «визин»? Он наклонился вниз.
– Что? – встревоженно спросил Михайлов.
– «Визин»! – крикнул Корнеев.
– Козел, давай сюда веревку! – Михайлов выругался и стал шарить по карманам. – Раньше не мог сказать? Так не увидишь?
Он нашел наконец пузырек, обвязал его носовым платком, привязал к веревке и махнул рукой.
– Вира! – И стал смотреть наверх, прикрыв глаза рукой от лучей поднимавшегося солнца.
Корнеев быстро закапал в оба глаза, снова склонился к прицелу… Он. Тот самый. Ошибки нет. Стоит и жмурится, будто в ожидании удара. Или что-то предчувствует?
Он затаил дыхание… Нет, лучше дождаться, пока выкрикнут его фамилию и внимание от него перейдет на следующих. Это позволит выиграть несколько минут. Звука выстрела никто не услышит. Упал и упал. Может, обморок или инфаркт. Пока его поднимут, пока спохватятся, позовут санитаров…
Он видел, как беззвучно, приоткрыв рот и дернувшись всем телом, Афанасьев что-то выкрикнул – то ли свою фамилию, то ли свой номер. Потом то же самое сделал его сосед. Перекличка шла своим чередом…
Оторвавшись от прицела и закрыв глаза, Корнеев снова выдохнул. Лес просыпался, пели птицы. А это, кстати, плохо. По встревоженным птицам можно будет понять, откуда стреляли…
– Ну ты чего там? – спросил снизу Михайлов.
Корнеев не ответил. Взглянул на лес, потом снова посмотрел в прицел, нашел лоб Афанасьева. Подумав немного, передвинул планку дальности – на долю риски, всего-то на микроны приподняв ствол. Хотя этот лоб в прицеле находился в досягаемости прямого выстрела, рисковать не стоило. Сейчас, как никогда, важен каждый сантиметр. Чуть ниже или чуть выше – и прощайте пятизвездочные отели с податливыми телками, загорающими возле голубых бассейнов, какие он видел в телесериалах.
В который уже раз он приник к окуляру. Мало сосредоточиться. Нужно забыться. Сейчас он уже не целился, а ловил это редкое мгновение слияния, единства прицела с целью, как опытный бильярдист – выверенного удара кия, зигзага двух шаров и шлепка в лузу. Только тогда приходит абсолютная уверенность, что промаха не будет. И останется лишь плавно нажать на спуск. Он подвел его к точке фиксации. Потом легонько дожал.
В полной тишине послышался громкий щелчок, винтовка дернулась, птицы на ближайших деревьях загалдели, стали взлетать с ветвей и кружить над покинутыми местами…
– Ну что? – снова спросил Михайлов.
Леха снова не ответил. Смотрел в прицел и видел, как на том месте, где только что стоял в строю Афанасьев, столпились зэки, которых расталкивали конвойные. И никто пока не смотрел в сторону леса, все размахивали руками и беззвучно орали.
Потом на мгновение, не больше, разглядел то, с чем он только что был слит воедино. Убитого несли на руках – с запрокинутой назад и залитой кровью головой, с бессильно болтающимися руками…
Эти руки, как у куклы, были для него свидетельством, которое не потребует вскрытия.
– Готов! – сказал он вниз и стал торопливо спускаться.
– …На неразбериху дадим им десять минут, – говорил Михайлов уже в автобусе, когда ехали назад. – Пока там будут узнавать, кто ему черепушку проломил, выстрела никто же не слыхал… Пока вскрытие сделают… И пулю найдут. Еще час, не меньше, верно? – Он хлопнул по плечу ближайшего амбала.
– Ну, – подтвердил тот. – А когда рассчитаемся? Ты что, забыл?
– Дай хоть подальше отъехать! – Михайлов приложил руку к груди. – Не терпится?
Минут через двадцать другой амбал, тот, что сидел за рулем, остановил машину.
– Ну все, – сказал он. – Хорош. Отъехали. Расчет по исполнении, верно?
– Вы что, пацаны, мне не верите? Вот не терпится! – Михайлов хлопнул теперь себя по колену. И выглянул из окна автобуса, осмотрев дорогу. – Вроде никого. Подальше бы, конечно… Ну да ладно, расчет так расчет.
Он достал из куртки бумажник, отсчитал сорок банкнот по сто долларов.
– Считай! – Он небрежно бросил сидевшему рядом с Корнеевым амбалу.
Водитель обернулся к ним и, когда тот пересчитал, подозрительно сощурился на Михайлова:
– Ты че, в натуре! Мы как договаривались? По четыре на рыло, верно?
– Ах, ну да, извини, друг, я сейчас… – И снова полез в карман.
Корнеев смотрел прямо перед собой. Действительно, чего тянуть? Рассчитался бы с ними сразу, и жопа об жопу – кто дальше отскочит.
Два выстрела, оглушительных в салоне, отбросили его в угол сиденья, он невольно сжался, закрыв руками голову. Но ни удара, ни боли не почувствовал. Услышав чей-то стон, открыл глаза, оглянулся.
Михайлов спокойно разглядывал истекающего кровью, стонущего амбала. Второй водитель сползал вбок, уткнувшись лицом в руль, из его затылка сочилась кровь.
Корнеев ошарашенно посмотрел на него. А Михайлов тем временем, столкнув стонущего на пол, снова выстрелил ему в голову. Тот дернулся в последний раз. Михайлов спокойно посмотрел в глаза растерянному Корнееву.
– Не бойсь, Леха, к тебе это никакого отношения не имеет, – криво усмехнулся он. – Ты нужен, говорил уже… Что, впечатляет? Ну да, ты ж привык это видеть издали, а вблизи выглядит по-другому… Еще погоди, кто знает, может, тебе тоже придется запачкаться.
– Зачем это? – спросил Корнеев, приходя в себя.
– Зачистка входила в операцию последним пунктом. Чтоб никаких свидетелей…
– Так дальше и поедем? – спросил Корнеев.
– Нет. – Михайлов достал местную карту, как оказалось, заготовленную заранее. – Через пару километров через лес будет деревня Елисеевка, оттуда до Архангельска каждые три часа идет рейсовый автобус. Через час с четвертью очередной рейс. Времени навалом. Пока дойдем, как раз стемнеет. До этого лучше не светиться. Выйдем к автобусу, только когда он подойдет. А сейчас, Леха, поаккуратнее, смотри не запачкайся. Давай вылезем и осмотрим друг друга. Чтоб никаких следов.
– А этот автобус?
– Сделаем как надо, – кивнул Михайлов.
Он аккуратно собрал рассыпанные доллары, сложил их в пластиковый пакет. Потом достал из кабины канистру, разлил остатки бензина по всему салону, установил некое устройство с тикающим механизмом.
Когда они отошли достаточно далеко, сзади послышался хлопок, над деревьями поднялся дым… Михайлов достал все из тех же внутренних карманов сотовый, набрал номер.
– Все о’кей, – сказал он кому-то. – Возвращаемся, готовьте встречу.
В лесу они набрели на ручей, в котором отмыли от крови доллары. Только после этого Михайлов несколько расслабился. И снова достал свою металлическую флягу.
– За удачу, Леха! И за успех!
Дальше все шло, как сказал Михайлов. Сели в деревенский автобус, потом в поезд, через сутки были в Москве. Там уже о тюрьме не было и речи. Михайлов отвез Леху на такси в район Тропарево, поселил в однокомнатную квартиру, где Корнеева уже ждали документы, деньги и приличная одежда.
7
Игорь услышал трель сотового в начале дня, когда приехал на работу и уже входил в свою редакцию. На ходу вытащил.
– Да, я слушаю!
– Это журналист Залогин? – спросил, помедлив, женский голос.
– Да-да, я вас слушаю… – Игорь на ходу здоровался, кивая направо и налево. – А вы, простите, кто?
– Я сестра погибшего Сергея Артемова, вы о нем писали. Меня зовут Елена. Очень хотела бы с вами поговорить…
– Если у вас есть какая-то информация, быть может, вам лучше обратиться в Генпрокуратуру?
– Я там никому не верю! – безапелляционно сказала она. – Хочу рассказать вам все, что знаю, а уж вы решайте сами.
– А мне вы доверяете?.. – хмыкнул Игорь, взглянул на часы. – Хорошо, приходите ко мне в редакцию через пару часов, в семнадцатую комнату… Вы знаете, где наша редакция?
– И очень хорошо даже знаю, – сказала она с некоторым раздражением.
– Скажите раздельно вашу фамилию, имя и отчество, чтобы я мог выписать на вас пропуск.
Через два часа он подумал, что не худо бы проинформировать Турецкого, возможно, если у него есть время, он тоже захочет послушать, что расскажет та, кто называет себя сестрой Артемова. И набрал его номер.
– Мне некогда, – устало сказал Турецкий. – Ночь не спал… А сейчас надо ехать в отделение, где предварительно расследовали убийство Артемова… Буду там, звони мне по сотовому, если возникнет что-то интересное… Кстати, чтоб ты знал, вчера в исправительном лагере под Архангельском убит бывший помощник Кольчугина Геннадий Афанасьев.
– Да ты что! – присвистнул Игорь.
– Убит точно так же, как Артемов, выстрелом в голову из снайперской винтовки, во время утреннего построения. Стреляли издалека, говорят, сначала ничего не поняли, даже выстрела не было слышно… На этом пока все, поэтому давай без лишних вопросов.
В трубке послышались гудки.
Игорь откинулся на спинку кресла. Закинул руки за голову, немного покачался.
Значит, все продолжается: вокруг Петра Авдеевича Кольчугина кто-то старательно выкашивает помощников. Как если бы его тем самым предупреждали, чтобы правильно себя вел. Причем это происходит всякий раз, едва заходит речь о его партнерах или помощниках – в печати или в прокуратуре. Только два дня назад говорили об Афанасьеве, осужденном за какие-то темные дела, мол, хорошо бы его потрясти. Турецкий стал узнавать, в каком лагере тот сидит и по какой статье, и хотел направить туда своего сотрудника Геру Шестакова… И надо же, будто кто-то заглянул через его плечо в предоставленную справку и сразу послал по адресу того же снайпера-убийцу. Ведь по времени все именно так и получается… Какое-то проклятие висит над народным депутатом Петром Кольчугиным!
Или… он сам это и делает? Отсекает «целебным ножом больные члены», как сказал бы поэт, то есть тех из своих партнеров, кого стали выводить на чистую воду? Чтобы самому остаться чистеньким? Все может быть. Только откуда у него такие возможности, это же должны быть высокие связи и очень большие деньги…
Елена Артемова быстро, без стука, вошла в его кабинет, без приглашения села в кресло напротив стола, после чего, опять же не спросив разрешения, закурила сигарету. Похоже, это был ее прием. Выпустив дым, через который изучала лицо собеседника, она покачивала обнаженной до середины бедра ногой.
– Вы – Стрелец, я угадала? – спросила она вдруг.
– С чего вы взяли? – удивился Игорь.
– Я, конечно, могу ошибиться… – она сощурилась. – Но мне это нужно обязательно знать, чтобы найти с вами верный тон разговора. Я, кстати, Рак. Теперь понимаете?
– Как вам сказать… – Он развел руками. – Если честно, не очень.
– Ну да, не верите, – кивнула она. – Так вот, чтобы не отнимать у вас время… Я с мамой была в доме Артемовых, когда произошло это загадочное убийство моего брата. Мы туда приехали навестить Сережу, но сначала никого там не застали… Тамара приехала поздно, уже под утро, причем не одна, понимаете? Она была с одним охранником Сережи, зовут его Паша, причем я застала их внизу в гостиной, фактически неглиже. Ну, вы понимаете? У молодого человека, я извиняюсь, не были застегнуты брюки… Так вот вскоре после того, когда по телевизору сообщили о гибели Сережи, Тамара потребовала, чтобы я вернула ей ключи от ее дома! Не теряя при этом присутствия духа. Понимаете, да? Мне эти ключи дал покойный Сережа, чтобы мы с мамой могли приезжать к нему в любое время, а эта сука… – Она всхлипнула. – Нет, я просто уверена, что они с этим Пашей все сделали, чтобы избавиться от бедного Сережи, завладеть его домом и всем имуществом…
И поднесла платочек к намокшим глазам.
– Послушайте, Елена Николаевна, – наконец удалось вклиниться Игорю. – Дело в том, что жена погибшего Артемова Тамара была на месте гибели своего супруга возле казино «Золотая львица». Ее туда вызвали, понимаете? Это было около пяти утра, если не позднее. Что касается телохранителя Паши, то он той ночью был вместе с вашим братом в этом казино. И другой телохранитель, плотный такой, лысоватый, наверно знаете, велел ему отвезти Тамару домой, поскольку ее состояние… сами понимаете…
– Как?.. Тогда я ничего не понимаю! – воскликнула Елена. – При чем тут ее состояние! Когда мы с мамой спустились, услыхав производимый ими шум, поверьте, они бурно радовались жизни!
– Если бы я был следователем, я бы сказал, что это еще ни о чем не говорит… – пожал плечами Игорь. – Извините, но вы насмотрелись латиноамериканских сериалов. Их тайная связь еще не означает, что они решили от него избавиться.
– Да, но я только что от вас услышала, что она уже знала о гибели Сережи! Да она закатила при мне такую истерику, такой рев, когда по телевизору показали мертвого Сережу, будто только что об этом услышала! А она, оказывается, все уже знала и была там? Вы не ошиблись? Ах ты сука! Теперь вы убедились в моей правоте?
Игорь ничего не ответил, только испытующе смотрел на нее. А она даже вскочила с места.
– Молчите? Вот видите? Почему она мне врала? Теперь понимаете? А еще защищаете их!
Она буквально сияла, словно уже видела ненавистную невестку на скамье подсудимых.
– Во-первых, сядьте. Я ничего такого не говорил и никого не защищаю, – негромко сказал Игорь. – Я не прокурор. Говорю только то, что видел и слышал. Во-вторых…
– Ну-ну, – сощурилась она, наклонившись к нему через стол и почти вывалив свою переспелую грудь из низкого декольте. – А в третьих, самое главное, да?
– Пожалуй. Только что убили еще одного, уже третьего помощника депутата Кольчугина, Афанасьева. Может быть, слышали? Вряд ли вдова вашего брата и его охранник приложили к этому руку.
– Этого, Афанасьева? Он сидел в тюрьме, если не ошибаюсь? Где, между нами говоря, самое место вашему любимому депутату.
– Еще раз. Я не веду расследование! Вам нужно обратиться с этой информацией к старшему следователю по особо важным делам Генпрокуратуры Турецкому Александру Борисовичу.
Она села, разочарованно глядя на него.
– Но они могли этого Афанасьева специально заказать! – воскликнула она. – Чтобы увести следствие на ложную тропу, мол, всех помощников так или иначе убивают! Чтобы они подумали так, как вы только что сказали. Разве не может быть?
Игорь молча пожал плечами, выразительно посмотрев на часы.
– Хотите сказать, что ничего о ней не напишете? – спросила она дрогнувшим голосом.
– О ком – о ней? – не понял Игорь.
– Как о ком? – Она выпрямилась. – О Тамарке! О том, что она со своим любовником задумала и сделала, чтобы завладеть имуществом мужа! И для того, чтобы отвлечь следствие, они поубивали и других помощников Кольчугина… Нет, вы представьте, эта сучка сказала мне, что никакого завещания нет, и потому все перейдет к ней!
Беда с этими любительницами сериалов, подумал Игорь. С другой стороны, действительно странно, зачем тем было разыгрывать перед ней какой-то дурной спектакль?..
– Ваш брат погиб совсем молодым, – сказал Игорь. – Ему было всего-то двадцать семь лет. В его годы я тоже не задумывался о таких вещах, как завещание. И сейчас не задумываюсь, если честно.
– А вам сколько? – неожиданно поинтересовалась она.
– Мне?.. Тридцать четыре. А что? Это важно?
– Женаты?
– Второй раз, первая жена погибла, осталась дочь. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Все сходится. – Она кивнула, давя остаток сигареты в пепельнице. – Вы же – Стрелец, я уже говорила… Я так и думала. И заранее все знала! Вы все делаете из чувства противоречия. Например, вам наверняка говорили: не пишите про Сережку, а вы написали! Теперь я говорю: напишите про Тамарку, она же сука, каких мало!
Она выкрикнула это, потом зажала себе рот рукой, испуганно глядя на хозяина кабинета. Игорь осуждающе покачал головой.
– Да ладно вам, – сказала она извиняющимся тоном. – Наверняка вы здесь еще не такое видели и слышали…
– Да уж, – согласился Игорь. – Чего только не видел и не слышал. Так что вы еще хотели сказать?
– То самое… А когда я прошу написать про то, чем она занимается, вы отказываетесь! Что смотрите, скажете – не так?
– Еще раз… Я могу писать только по материалам дела, а не по чьим-то рассказам и предположениям, какими бы правдивыми и оригинальными они ни показались.
– Вы хотите сказать, что сначала их должны осудить – Тамарку и ее хахаля? – перебила она.
– Не обязательно, – терпеливо сказал Игорь, уже открыто взглянув на часы. – Могу писать о каком-то деле и до суда, чтобы привлечь к нему внимание общественности. Но я должен быть в этом уверен…
– Так вы не верите мне?.. – горестно сказала она. – Вот тут я в вас обманулась, если честно. Хоть вы и Стрелец.
– Другое дело, если следователь Турецкий, у которого есть возможности для выяснения, сбора и идентификации доказательств, подтвердит вашу версию, – вздохнул Игорь. – Обратитесь к нему. Я его хорошо знаю. Мало того, я сам ему расскажу про ваш визит. Вам дать его телефон?
– А он кто? – спросила она.
– Следователь Генпрокуратуры по особо важным делам, вы не слушаете… – поднял глаза к потолку Игорь.
– Да нет, он тоже Стрелец или Овен? – нетерпеливо спросила она.
Когда она вышла, Игорь набрал на сотовом номер Турецкого.
– Это опять я. Тут у меня была сестра Артемова… Рассказала кое-что о его жене и охраннике, с которым, помнишь, она уехала с места гибели мужа? Я ее направил к тебе.
– Что-нибудь интересное? – недовольно спросил Турецкий. – Наверняка обвинила вдову, что та сама заказала своего мужа, чтобы вместе с любовником завладеть его имуществом.
– Как в воду, – признался Игорь. – Но я бы на твоем месте с ней пообщался.
– Неужто дал мой телефон? – уже сердито спросил Турецкий. – Старичок, я тебя сколько раз просил: сначала согласовываешь со мной, потом уже с моего разрешения… Ладно, черт с тобой, будут новости, звони.
Турецкий отключил трубку и уставился на стоявшего перед ним участкового Емельянова – полного, краснощекого, потеющего, с несколько выпученными глазами. Он постоянно снимал фуражку, чтобы вытереть под ней платком пот, потом снова ее надевал.
– Да снимите вы ее! – не выдержал Турецкий. – Я вам не генерал на плацу… И сядьте. Расслабьтесь, наконец. Еще раз, чтобы не забыть… Что вы установили?
Они находились в кабинете отсутствующего начальника местного отделения милиции – Турецкий, медэксперт Володя Бугаев, дознаватель здешнего отделения Тихомиров, ведущий свои записи, а также участковый Емельянов, тоже потеющий от напряжения и перед столь известным следователем.
– Ничего, – пожал тот плечами. – Обошли все дома и квартиры возле школы. – Никто ничего не видел и не слышал.
– Все-таки, может, были граждане, которые не спали в ту ночь? – спросил Турецкий. – Или таких на вашем участке нет? Все спят после отбоя?
– Были, – кивнул Емельянов. – Такие всегда есть.
И громко вздохнул, как если бы сам не спал по ночам.
– Ну и?.. И что они показали?
– Что они покажут?..– пожал плечами Емельянов. – У окна не сидели. А которые сидели, ничего подозрительного в два ночи не заметили.
– Ну, это мы сами будем судить – подозрительно или нет, – поморщился Турецкий. – Что они вообще увидели в такое-то время, когда все должны бы спать, вы спросили? Какие-то люди, машины…
– Ничего, вот только бабка у Зиновьевых, та каждую ночь у окна сидит, говорит, будто видела, вроде милицейский «уазик» с синими фонарями проезжал и остановился возле школы… А больше она его не видела. Патруль, наверно… И еще охранник магазина недалеко от школы вроде слышал шум мотора, примерно в то же время. А может, говорит, и приснилось.
– Выстрела они случайно не слышали?
– Откуда? Она глуха как пробка, еле докричался… А он спросонья не помнит ничего.
Турецкий кивнул. Похоже, тянем пустышку, подумал он. Один свидетель только видел, другой – только слышал.
– Вы свободны, – сказал он участковому. – И все-таки… Если что-то еще узнаете или услышите… Осведомители, кстати, ваши, если они у вас есть, ничего не говорят?
– Они-то есть, только что они скажут, – развел руками участковый. – Это ж профессионалы работали… Откуда у нас таким стрелкам взяться? Я всех пересмотрел на своем участке, кто прежде служил или воевал… Снайперов в помине нету.
– Хорошо, – кивнул Турецкий. – Спасибо, вы свободны… Все-таки проверьте на всякий случай, что за милицейский «уазик» проезжал в это время, – сказал он дознавателю, когда участковый вышел. – Это же ваш участок. Есть, наверно, график милицейского патрулирования, маршруты следования, или был вызов?..
– Уже проверяли по нашему отделению, – поднял голову от бумаг дознаватель Тихомиров, молодой парень, видно недавно переведенный с оперативной работы. – Никаких вызовов у нас не было, дежурный наряд с машиной в это время был на месте. Вполне могла проехать какая-то другая машина.
– Ладно, попробуем сами узнать… – сказал Турецкий. – Если только машина найдется, позвоните мне, а сами посмотрите пол в кабине. Вдруг найдутся отпечатки обуви, тогда их сравним с теми, что были в вестибюле и на лестнице в школе…
Турецкий набрал номер Вячеслава Ивановича Грязнова, начальника МУРа.
– Слава, привет, это я…
– Здорово, Саня… Что-то стряслось? Голос у тебя озабоченный.
– Ну, ты слыхал, наверно, про депутата Кольчугина? Так вот прошлой ночью еще одного пришили. Ты не в курсе?
– В курсе… А на тебя, значит, и этого повесили? – хмыкнул Грязнов. – Бывает. Ну а от нас какая помощь нужна? Где это хоть случилось?
– Мне нужно не про последнего, мне про того, которого два дня назад возле «Золотой львицы» шлепнули. Так вот, есть свидетельства, что в момент убийства там, возле школы, проезжал милицейский «уазик».
– И что?
– Не мог бы ты по своим каналам узнать, не пролегал ли маршрут милицейской машины в районе казино «Золотая львица», что возле Беговой, позавчера, в районе двух-трех часов ночи? Наш запрос мы оформим, не беспокойся.
– Ну да, начальство повесило на тебя, а ты решил перевесить на меня? – развеселился Вячеслав Иванович. Похоже, он был в хорошем настроении. – Костя, кстати, мне недавно звонил по этому же поводу. Мол, уже достал по самое никуда этот депутат вашего генерального, и требует помочь. И тоже обещал прислать официальную бумагу. Так их две будет?
– Одна. Слав, узнай, а? Только побыстрее, хорошо, не жди запросов! Никаких зацепок, понимаешь?
– Поищем, раз надо… Сам-то как? Семья, работа, все нормально?
Переговорив с Грязновым, Турецкий набрал сотовый номер Кольчугина.
– Петр Авдеевич? Это следователь Турецкий, здравствуйте… Вы так и не пришли ко мне, хотя и обещали…
– Ну… не мог я! – хрипло сказал Кольчугин. – Заболел, ей-богу, от того, что творится в нашем дурдоме под названием Дума… Давление подскочило, всю ночь не спал… А сейчас я, извини, сижу на поминках по Сереже Артемову, который был мне, как сын… – Он тяжко вздохнул. – Завтра – я твой. В смысле, к вашим услугам… Да, ты хоть слышал, что творится? Генку Афанасьева тоже пристрелили прямо на зоне! Я так и буду теперь – с поминок на поминки мотаться, пока вы там возитесь?
– Только спокойно, – сказал Турецкий. – Скажите еще, что я специально затягиваю расследование.
– А как же?.. – хмыкнул Кольчугин. – И скажу! Ко мне уже люди боятся идти в помощники, ты можешь это понять! Мне скоро работать будет не с кем. Вокруг меня, как успел написать Залогин в своей газетенке, уже вакуум образовался! Этак скоро и до меня доберутся, а?
– Тем более нам давно пора пообщаться! – сказал Турецкий. – Пока не добрались. Скажем, сегодня в семнадцать.
– Но у меня после поминок опять пленарное заседание! – взмолился Кольчугин. – Я уже выступление подготовил по поводу состава нового правительства. И потом будет голосование. А на послезавтра специальное заседание по коррупции в стране. Я тоже собираюсь выступить от нашего комитета.
– Подумаешь, проблема! За вас члены фракции проголосуют, – спокойно сказал Турецкий. – И за вас скажут. Я наблюдал как-то по телевизору эти тараканьи бега, когда депутаты голосовали за отсутствующих коллег. Ничего. Вот пусть проголосуют и за вас… Это – для вашей же безопасности, мы ведь должны как можно скорее вычислить этого стрелка.
– Думаешь, это тот же Генку застрелил? – серьезно спросил Кольчугин.
– Поговорим у меня в кабинете, – сказал Турецкий. – До встречи.
8
Кольчугин отключил свой сотовый и посмотрел на своего пресс-секретаря Соломина и вдову Артемова Тамару, сидевших за поминальным столом, где после похорон Сергея Артемова собрались самые близкие покойному люди. Потом перевел взгляд на замерших гостей, которые прислушивались к его разговору. Поминки происходили в гостиной дома Артемовых.
– Сами видите, что творится… – прокашлялся Кольчугин и встал с рюмкой в руке. – Убивают моих мальчиков, подававших надежды как выдающиеся бизнесмены и политики новой России! Теперь вот и Гена Афанасьев… Скоро привезут его тело в цинковом гробу, и снова соберемся по печальному поводу. Сначала парня несправедливо засудили, теперь вот застрелили прямо на зоне… Один ты, Андрюша, у меня остался! – Он выставил руку в сторону Соломина. – И потому держу тебя все время при себе, думая, быть может наивно, что при мне, народном депутате, они не посмеют!
Он всхлипнул, махнул рукой, сел, потом снова поспешно вскочил.
– Так выпьем за то, чтобы больше не убивали наших соколов! Чтобы мы их защитили! И клянусь, что сделаю все, что в моих силах…
Он поднял рюмку над головой, как бы отсалютовав присутствующим, потом опрокинул ее в рот.
Артист, подумал Соломин, взглянув на сидевшую рядом Тамару. Тоже – артистка. Траур ей удивительно шел, вдова была возмутительно хороша, притягивая к себе невольные взгляды присутствующих – нескромные мужские и завистливые женские. Она весь день молчала, не поднимая глаз и не проронив ни слезинки. О чем она думает, что собирается делать, как поступать?..
Соломин перевел взгляд на ее золовку Елену, пытливо посматривающую то на охранника Пашу, то на свою вдовствующую невестку… Что-то между ними происходит, подумал Соломин. Что-то эта Елена знает…
Он услышал новую трель сотового в кармане шефа, перевел на него взгляд.
– Ну не дадут спокойно посидеть… – проворчал Кольчугин и протянул Соломину трубку. – Андрюш, выйди, скажи, только повежливее… Мол, сейчас очень занят, своего любимого друга и сына, можно сказать, только что схоронил.
Соломин кивнул, быстро поднялся на второй этаж, прислушиваясь к продолжающимся звонкам.
– Да? – спросил он.
– Андрюша, здравствуй, дорогой! – послышался знакомый добродушный голос.
– Здравствуйте, Рустам Ибрагимович, – сказал Соломин.
– Видишь, ты уже по голосу стал меня узнавать, хотя звоню по номеру твоего шефа! Опять он у тебя занят, да?