«Штурмфогель» без свастики Федоровский Евгений

Приводило в бешенство Зейца и то, что Коссовски упрямо искал Марта, нащупывал какие-то нити, за которые он, Зейц, ухватиться не мог.

«Этот старый шакал думает обойти гестапо, как будто не я, а он здесь хозяин. Но погоди же, Коссовски…»

«А если Пихт… — Зейц замедлил шаги. — Если все же меня выдаст Пихт?»

Зейц вышел к ангару «Штурмфогеля». Под брезентовым навесом из деревянных брусьев был сколочен стенд. На нем стоял разобранный двигатель «Юнкерс». Хопфиц и Гехорсман молча возились с деталями. Зейц остановился и стал издали наблюдать за инженером. По тому, как ловко он действует ключом, Зейц убедился, что Хопфицу хорошо знакома техника. Изредка Хопфиц поворачивался к Гехорсману и что-то показывал механику.

Минут через десять Зейц вышел из кустарника и громко крикнул:

- Хайль Гитлер!

- Хайль! — машинально почти в один голос отозвались Хопфиц и Гехорсман, вытянув руки по швам. «Нет, он служил в наших частях», — подумал Зейц.

- Как вас устраивает работа, лейтенант? — спросил Зейц.

- Работа как работа, господин оберштурмфюрер. — Хопфиц пожал плечами.

- Отдохните немного, я хочу с вами поговорить, — сказал Зейц и пошел обратно к лесу.

Хопфиц догнал его, на ходу вытирая сильные длинные руки паклей.

- В чем дело, оберштурмфюрер? — проговорил он недовольно.

- Вы давно знали Клейна?

- Во всяком случае, гораздо раньше вас.

- Вы работали в люфтваффе и не порывали с ним связи?

- Я не понимаю вашего тона, Зейц. Это допрос? — Хопфиц остановился.

Зейц качнулся с пяток на носки, положил руку на кобуру парабеллума и, в упор глядя на Хопфица, раздельно проговорил:

- Я звонил Клейну. Он не знает вас и не подписывал никакого направления. Грубая игра, Хопфиц.

Зейц считал себя хорошим физиономистом. Он ждал мгновенно вспыхнувшей тревоги, страха, но в глазах Хопфица зажглись лукавые искорки.

- Слишком топорно, — проговорил инженер. — Удивляюсь примитиву.

Зейц уныло замолчал, соображая, как ему выпутаться из нелепого положения. Тогда он заставил себя раскатисто расхохотаться:

- Я пошутил, господин лейтенант. Извините меня.

- Советую шутки приберечь для дам, Зейц, — жестковато проговорил Хопфиц. Зейц сразу стал серьезным.

- Между прочим, Клейна убили, — проговорил он.

- Вы снова шутите, Зейц?

Теперь Зейц уловил в голосе Хопфица неподдельную тревогу.

- Нет, я звонил в Берлин, и об этом мне сообщил оберштурмбаннфюрер Вагнер. Какие-то террористы привели в исполнение приговор какого-то русского суда. Ведь Клейн был на Восточном фронте в начале войны.

Хопфиц растерянно помял в руках паклю:

- И нашли террористов?

- Не знаю. А вам знаком Вагнер?

- Нет. Я всегда был связан лишь с Клейном.

Неожиданно у Зейца шевельнулось нечто вроде жалости к инженеру — возможно, Хопфиц возлагал на Клейна большие надежды, и теперь они рухнули.

- Да, Вагнер не знает вас, — проговорил Зейц.

- Но я надеюсь, задание останется в силе до тех пор, пока мы с вами не поймаем Марта?

- Конечно. Я очень рад, что вы обжились на аэродроме и вам хорошо работается. — Зейц закурил. В косых оранжевых лучах солнца, пробивающихся сквозь листву буков, поплыли сиреневые облачка дыма. — Кого вы подозреваете, господин лейтенант? — спросил он.

- Я познакомился в доме Зандлера с Пихтом и Вайдеманом. Если подозревать кого-то из них, то я бы остановился на первом. Он хитрее.

Зейц пошел к себе, вызвал двух надежных агентов из отряда охраны аэродрома и приказал им следить за инженером Хейфицем.

А когда Хопфиц вернулся обратно к стенду, он попросил Гехорсмана незаметно передать записку Пихту. Всего три слова:

 «В десять Аугсбург».

 На аэродроме встретиться с Пихтом он не мог. Поговорить нужно более подробно. А где, как не за городом, можно рассказать товарищу обо всем, что насторожило Зейца.

…Вечером Хопфиц заметил за собой «хвост». Он умывался в душе — агент дежурил в коридоре, в столовой человек сидел за столиком поодаль, в пивной он тоже купил «Штарбиер» и неторопливо сосал пиво из большой фарфоровой кружки. Выходя, Хопфиц задержался в дверях, и его едва не сбил с ног выскочивший следом агент.

- Поосторожней! — прикрикнул Хопфиц.

К счастью, в этот момент мимо проходило такси из Аугсбурга. Хопфиц сел в него. В зеркальце заднего обзора он увидел, как агент метнулся к телефону. Выехав за Лехфельд, Хопфиц расплатился с шофером и вышел.

Ровно в десять он увидел «фольксваген» Пихта.

…В это же время Зейц увидел, что «фольксваген» чуть притормозил и снова начал набирать скорость. Ему даже послышался стук закрывающейся дверцы. Зейц тоже нажал на газ. Как только по телефону его предупредил агент о том, что Хопфиц взял такси и поехал в Аугсбург, он вскочил в свой «мерседес». Мимо него промчался на большой скорости Пихт, который тоже направился к аугсбургскому шоссе. Зейц поехал следом. Дорога перед ним едва виднелась в темноте. Фары он потушил — перед ним мигали сигнальные огоньки «фольксвагена» и помогали ориентироваться. Зейца удивили поздние прогулки Пихта, и он решил посмотреть, куда же тот поехал.

- Кажется, мы попали на глаза Зейцу, — проговорил Пихт, когда Хопфиц сел рядом и хлопнул дверцей.

- Но меня он не должен был заметить, — ответил Хопфиц.

- Это не меняет дела. Надо что-то придумать. Помолчав, Пихт спросил по-русски:

- Как дела, Семен?

- Сегодня Зейц пытался взять меня на пушку, сказав, что Клейн не знает меня, но я уж решил играть до конца… Клейн убит. Об этом мне и сказал Зейц. Но он насторожился. Ведь копии направления сюда в Берлине нет. Видимо, ему приказали за мной следить. Сейчас я едва оторвался от «хвоста».

- Тогда надо торопиться.

- Мне придется исчезнуть отсюда раньше, — сказал Хопфиц. — Все, что нужно было мне, я уже узнал.

- Если Зейц будет мешать, я его уберу. — Пихт поглядел в зеркальце, в котором то появлялся, то исчезал силуэт «мерседеса».

- Только ты береги себя.

- Да, Сеня, разведчик нужен живой, — задумчиво проговорил Пихт.

- Может, мы скоро вернемся домой? — Хопфиц дотронулся до локтя Пихта.

- Когда все же будет готов самолет? — спросил, помолчав, Пихт.

- Надеюсь, через три дня.

- Тогда надо передать Директору дату. Тянуть рискованно. Это будет двадцать седьмое. — Пихт снова взглянул в зеркальце. — Как же избавиться от Зейца? Надо сделать так, чтобы он увидел меня одного. Хотя с чего бы я стал ездить ночью один?

- А с Эрикой?

- Верно! Я быстро высажу тебя за углом, ты зайди к ней, передай, что я хочу сказать ей нечто важное, и пусть она ждет меня, например, у кафе «Таубе». А за это время я сделаю еще один кружок вместе с Зейцем.

Пихт развернулся и направил машину обратно в Лехфельд.

«Тоже поворачивает», — усмехнулся он, кивнув в сторону «мерседеса».

…В Лехфельде «фольксваген» Пихта свернул за угол и на какой-то момент скрылся от Зейца. Зейц, испугавшись, что Пихт уйдет от него, на большой скорости нырнул в переулок. «Уф», — облегченно вздохнул он, снова увидев красные огоньки. «Фольксваген» опять выбежал на магистраль и помчался к Аугсбургу.

«Похоже, Пихт водит меня за нос», — подумал Зейц.

Через полчаса Пихт снова въехал в город.

«Что за дьявол?» — Зейц свернул к комендатуре на магистрали и приказал дежурному офицеру задержать «фольксваген».

Когда машина затормозила перед солдатами военной жандармерии, Зейц вошел в тень.

Дежурный офицер потребовал документы.

Пихт показал удостоверение.

Рядом с ним сидела Эрика Зандлер. «Тьфу, болван! — обругал себя Зейц. — Сколько времени потерял даром!»

- Почему вы кружите здесь? — спросил офицер.

- А разве это запрещено?

- Но, согласитесь, это несколько странно — среди ночи, одни…

- Нам так нравится, — вызывающе проговорила Эрика.

- Простите, — козырнул офицер. «Фольксваген» поехал дальше. Зейц направился домой.

На испытательный аэродром неожиданно привезли реактивный пульсирующий д вигатель. Там, где их делали, не хватало стендов, и Мессершмитт разрешил воспользоваться стендом в Лехфельде. Сопровождали двигатель два мрачных молодых инженера с землистыми лицами и каким-то лихорадочным, испуганным блеском в глазах.

Пихт увидел их, когда они пили утренний кофе в офицерской столовой. Рядом было свободное место.

- О, какой замечательный у вас крест! — проговорил один из инженеров, показывая ложечкой на Рыцарский крест Пихта.

- Я его заработал в России, — небрежно ответил Пихт, — а этот, — он показал на Железный, — в Испании.

- Вы ас?

Пихт кивнул. Инженеры переглянулись, молчаливо посоветовались друг с другом.

- А вам нравится Лехфельд? — осторожно начал старший.

- Служба везде служба. Здесь мы делаем тоже не детские хлопушки.

- Ха, вы славный парень. — Инженер наклонился к самому уху Пихта. — А вас устраивает жалованье?

- Мне кажется, в наши времена оно никого не устраивает.

- Да, да, — поспешно согласился инженер, — но мы могли бы предложить вам хорошее дельце. Вас откомандируют на месяц-другой к нам в Пеенемюнде.

- Что ж я там должен делать?

- Доктор Браун, наш шеф и изобретатель оружия возмездия «Фау-1» и «Фау-2», просил подыскать одного или двух пилотов для испытаний этих управляемых снарядов.

- Они беспилотные, но на первых порах человек должен проконтролировать работу приборов, — пояснил второй инженер.

- Нет, я не согласен летать в качестве подопытного кролика, попробуйте поговорить с майором Вайдеманом — он отчаянный парень. — Пихт встал и откланялся.

- Разумеется, «держи язык за зубами, иначе попадешь в концлагерь», — напомнил вдогонку инженер.

- Успокойтесь, господа, я военный человек, — полуобернувшись, проговорил Пихт.

Когда несколько реактивных двигателей отправляли из Лехфельда, Пихт догадался, что существует еще какой-то испытательный центр. Потом немцы обстреляли побережье Англии и громогласно объявили, что отныне островное королевство они начнут стирать с лица земли самолетами-снарядами «фау». Для этих ракет они придумали даже грозное название — «оружие возмездия». Теперь Пихт знал точный адрес, где это оружие делалось.

«Значит, Пеенемюнде», — подумал он.

Направляясь в летную комнату, он лицом к лицу встретился с Зейцем. Тот словно засветился изнутри от радости:

- Пауль, я ищу тебя по всему аэродрому, мне нужно поговорить с тобой.

- Это надолго? — спросил Пихт.

- К сожалению, надолго. Но у Вайдемана я узнал, полетов не будет, и я сказал ему, чтобы он освободил тебя на сегодня.

Зейц подошел к своему «мерседесу» и открыл дверцу:

- Садись. День обещает быть жарким. Не съездить ли нам искупаться?

- Я не против.

Купальня примыкала к замку Блоков. С одной стороны она упиралась в старый сад, закрывший по берегам воду корявыми и черными ветлами, с другой была огорожена высокими деревянными брусьями, возле которых стояли под тентами полосатые брезентовые раскладушки. Здесь же был пляж — чистый, с едва заметной желтизной песок, намытый со дна озера Фишерзее. На четырех бетонных сваях прямо над водой возвышалось кафе, где посетителям подавали кофе, водку, сосиски и пиво.

Пихт и Зейц взяли плавки и шапочки, вышли к воде. В этот час купающихся было мало.

Зейц упал на песок, раскинул руки.

- Если бы ты знал, Пауль, как тяжело мне! — пробормотал он, закрывая глаза.

- Не понимаю тебя, Вальтер.

- Мне иногда просто невыносимо ощущать свое одиночество, и так надоело копаться в грязных душах людей…

- Наверное, ты озлобился, Вальтер?

Зейц быстро поднялся на локте:

- Да, я озлобился! Я чувствую, что кругом много врагов.

- Высокие слова, сказанные высоким стилем, — усмехнулся Пихт.

- Ты знаешь, что вот уже несколько лет не дает мне покоя один человек… Март!

- Не знаю и знать не хочу.

- Так вот, к нему прибыл связной — Хопфиц!

Зейц сел и уставился на Пихта, который сквозь темные очки, как всегда, безучастно смотрел на далекие облака.

- Что же ты молчишь?

- А что мне прикажешь делать? Ловить шпионов — это по твоей части.

- Я хочу знать твое мнение, Пауль, — просительно проговорил Зейц.

«Ого, Зейц узнал немало, — подумал Пихт, — надо действовать немедленно».

- Хопфиц хороший специалист, — сказал Пихт.

- А если он русский?

- Ты правда устал, Вальтер. Возьми отпуск, отдохни.

- Какой, к дьяволу, отпуск! Мне кажется, что готовится какая-то жуткая диверсия.

Пихт поднялся и, сняв очки, с усмешкой поглядел на Зейца:

- Вальтер, я прошу тебя об одном: не ввязывай меня в свои дела, я в этом ничего не понимаю.

- Все вы чистоплюи! Если хочешь знать, то оберштурмбаннфюрер Вагнер в Берлине сейчас лихорадочно разыскивает концы Хопфица. Вполне может случиться, что русские заслали его от имени Клейна и одновременно убрали штандартенфюрера. Его направление я сдал на экспертизу. Завтра ответят, подлинное ли оно.

- Ну что ж, — помедлив, хмуро сказал Пихт, — сегодня ты откровенен, как никогда. И ты думаешь, я не знаю почему? Потому что и ты и Коссовски подозреваете меня в измене рейху. Так?

Зейц зло посмотрел Пихту в глаза:

- Я бы давно арестовал тебя…

- Тогда в первую очередь ты поставил бы под удар себя.

- Ты снова намекаешь на Испанию?

- Нет, на те двести пятьдесят тысяч марок, которые лежат в швейцарском банке.

Зейц дернулся всем телом, словно его ударили плетью.

- Ты не можешь знать этого! — У него пересохло в горле, и сказал это он с трудом — хрипло и тихо.

- У меня есть весьма надежные доказательства, Вальтер. Не вся же испанская валюта ушла в казну рейха, кое-что прилипло и к твоим рукам. Но, повторяю, мне от тебя ничего не нужно, и я не сделаю тебе ничего плохого, пока ты не встанешь на моем пути.

Зейц сделал движение к одежде, где лежал пистолет.

- Спокойно, Вальтер. — Пихт положил свою руку на его руку. — Ты меня знаешь давно, я умею шутить, но когда говорю серьезно, то это серьезно.

- Т-ты… Март! — прошептал в ужасе Зейц.

- Думаю, мы сработаемся с тобой, Вальтер, — не обращая внимания на слова Зейца, продолжал Пихт, — и если тебе дорога жизнь, постарайся уехать в ближайшие дни… в целях своей же безопасности.

Зейц уткнулся в песок, его руки дрожали.

«Пожалуй, я погорячился, — подумал Пихт, — ну, да все равно. По крайней мере, теперь я твердо уверен, что Хопфицу надо скрываться немедленно».

- Я хочу выпить, — пробормотал Зейц, поднимаясь.

- Давай лучше пойдем в воду. Говорят, плохая примета — раздеться и не искупаться.

Вода была по-весеннему холодной, даже захватывало дыхание. Зейц поплыл на середину озера. Пихт догнал его и как ни в чем не бывало воскликнул весело:

- Ах, как хорошо, Вальтер!

Зейц ушел в глубину и вынырнул у берега.

«Все же надо быть настороже, — подумал Пихт. — Мало ли что взбредет в голову этому болвану».

…Зейц пил много и не пьянел. Он опрокидывал рюмку за рюмкой и мрачно смотрел на графин. Лишь к вечеру его стало заносить. Водка сначала согрела душу, сделалось легче. Что-то он забормотал о старой дружбе, вспоминал дни молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал кричать.

«Эх, какое еще будет похмелье…» — подумал Пихт, с трудом втащил Зейца в «мерседес» и отвез домой.

В этот же вечер он зашел к Хопфицу и рассказал обо всем, что произошло в купальне.

- Я искал тебя сегодня, — сказал Хопфиц. — Приехал Коссовски и о чем-то долго говорил с Вайдеманом. Пихт сжал кулаки:

- Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего… Сегодня же ты должен обязательно исчезнуть. Ты свое дело закончил.

- Даже составил кое-какие наброски.

- Письмо я передам тебе поздней. Сейчас немедленно иди к дубу у кафе «Добрый уют». Ты ведь там спрятал вещи?

Расставшись с Хопфицем, Пихт заехал за Эрикой.

Он направил машину в сторону Аугсбурга.

- У меня такое ощущение, будто скоро что-то произойдет, — сказала девушка, положив голову на плечо Пихту.

- Почему?

- Я сужу по отцу. Он совсем изнервничался. Кажется, он тайно переводит деньги в швейцарский банк.

- Ого, я был гораздо худшего мнения о твоем отце.

- Ты редко бываешь со мной!

- Сейчас много хлопот.

- Пауль, — Эрика заглянула ему в лицо, — скажи мне правду: мы победим?

- Смотря кто «мы»…

- В объединении немецких женщин все готовятся вступать в нацистскую партию. Сейчас ведь Германия переживает трудные времена?

- Нынешняя Германия — да.

- Мне кажется, женщины должны встать вместе с мужчинами на защиту родины.

- Нет, ты не связывайся с ними.

- Скажи, Пауль, ведь когда-нибудь кончится война?

- Должна.

- Тогда я тебя больше никуда не отпущу!

Пихт грустно улыбнулся. Острая жалость к девушке заставила Пихта притормозить и свободной рукой крепко обнять ее.

- Эрика, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому — лучше, честней, что ли…

- Я и стараюсь…

- Наверное, ты переживешь это чертовски проклятое время, но всегда помни: другие люди так же страдают, любят, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я.

Пихт говорил и говорил Эрике о какой-то новой жизни, которую надо построить, и главное, суметь дожить до нее. Эта жизнь представлялась смутно, без реальностей. Он не знал еще, какая она будет, но Эрика понимала, что Пауль, как никогда, открывал перед ней душу, и слезы любви и благодарности текли по ее лицу.

Коссовски хорошо изучил Вайдемана. Дружеский тон он отбросил сразу же, как только вошел в общежитие. Вайдеман мог выворачиваться, увиливать от прямых ответов, если бы Коссовски снова начал разговор с давних симпатий.

- Я к вам по важному делу, майор, — сказал он, козырнув.

Вайдеман удивленно вскинул мохнатые брови и насупился.

— Если уж на «вы», то слушаю вас, господин Коссовски.

Коссовски сел напротив, так, чтобы свет от окна падал на Вайдемана.

- Вы отлично представляете себе, что в наше суровое время, когда Германия, напрягая все силы, воюет на нескольких фронтах, особенно крепок должен быть тыл, — начал он.

- Вы читаете мне азбуку, как сопляку из гитлерюгенда.

- И вы знаете, что «Форшунгсамт», так же как и гестапо, давно ищет русского агента, — не обращая внимания на реплику Вайдемана, продолжал Коссовски.

- Я его не видел и ничем не могу помочь.

- Вайдеман, мы с вами не маленькие! Я много думал, соединял вместе, казалось бы, несопоставимые события… Я привел в систему вашу деятельность в Швеции, Голландии, Франции… да, во Франции, в том шикарном кабаке «Карусель», когда от странного и рассеянного гарсона услышал слово «март». Помните, гарсон сказал: «Мы получили вино в марте, а вы пришли в мае…»?

- Черт возьми! Я-то здесь при чем?

- Не нервничайте, Вайдеман. Выслушайте сначала меня. Я разговаривал со многими людьми, которые так или иначе касались дел люфтваффе, и особенно «Штурмфогеля». Картина деятельности этого агента проясняется. Март закрепляет свои позиции в Швеции, Испании, Польше, Франции… В «Карусели» к нему шел связной, он передал адрес другой явки вместо разгромленной… Благодаря своему прочному положению он немало знает о люфтваффе и передает ценнейшие секретные данные своим хозяевам… — Коссовски закурил сигарету и снова уперся взглядом в Вайдемана. — Ютта, радистка, связанная с коммунистическим движением, исправно передает телеграммы… Здесь мне не совсем ясна роль Эриха Хайдте. По-видимому, он был связным по линии Перро — Март — Ютта. Помимо информации, которую Март постоянно поставляет своим, он еще совершает и диверсии.

Коссовски заметил, что голова Вайдемана вдруг стала опускаться ниже и ниже.

- В Рехлине он закладывает в «Штурмфогель» магнитную или тепловую мину. Сам — заметьте — в испытаниях не участвует: погибает другой пилот, Христиан Франке…

«В чем-то Вайдеман виноват», — подумал Коссовски, глядя на поникшего летчика.

- Наконец, он каким-то образом делает так, что секретнейший истребитель «фокке-вульф» попадает к русским, а сам спокойно возвращается обратно в свою часть…

Вайдеман вздрогнул, по лицу пошли багровые пятна.

- Разумеется, я умышленно опустил еще многие детали, так как считаю, что и этих достаточно для того, чтобы обвинить…

- Меня? — спросил, глотнув слюну, Вайдеман.

- Да, — прямо ответил Коссовски.

Вайдеман с трудом поднялся и отошел в глубь комнаты.

- Это не я, это Пихт, — выдавил он из себя.

Коссовски подумал — психическая атака удалась. «Все правильно, не ты, а Пихт — и только он — может быть Мартом. Ты, Альберт, никак не подходишь к роли разведчика, а Пихт ловко воспользовался твоей дружбой и всюду тянул тебя за собой».