Экзо Катлас Эдуард
Двор через улицу был не таким глухим, как тот, который он миновал. Дрей метнулся вперед, стараясь как можно быстрее пересечь дорогу. Спрятался на другой стороне за углом дома. Прижался к стене. Приемник все еще тихо шипел, перебирая волны, но эфир был глух.
Цель его путешествия лежала впереди, но Дрею не очень-то хотелось углубляться в город. Сначала надо было стряхнуть с хвоста преследователей. Нелегкая задача в районе, в котором он сейчас находился. Это место потому и выбрали для засады, что не так то просто было из него выйти. Дорога вглубь города была одна – через перекресток, на котором он почувствовал подвох. Все остальные пути были слишком открытыми – насыпь железной дороги, которая просматривалась на километры, явно была не лучшим вариантом для пересечения.
Отступать назад тоже можно было только до определенного предела. Широкое шоссе сзади, которое несколько часов назад он пересек по подземному переходу, сейчас было наверняка блокировано. И у каждого подземного перехода его могли ждать. По-крайней мере, стоило принимать во внимание эту возможность.
Дрей не знал, сколько людей за ним охотится, и все его предположения не стоили ничего. А приемник, по-прежнему, безмятежно шуршал пустым эфиром.
Задержавшись лишь на какие-то мгновения, он кинулся вперед. Единственный пока открытый для него путь лежал в сторону. Входить в центр или отдаляться от него было чересчур рискованно, могли перехватить. Движение вдоль железнодорожной насыпи тоже было не слишком безопасным, но оно хотя бы давало ему некоторое время. Возможно, что преследователей не так уж и много. Может быть, они растянутся, пытаясь перекрыть более явные пути его отхода. И тогда он просто тихо уйдет, затеряется в лабиринте пустых зданий. Затаится где-нибудь в пустой квартире и пересидит денек, пока все окончательно не успокоится.
Пока он мог точно сказать одно – мураши не в силах собрать столько людей, чтобы обшарить каждую комнату в нагромождении некогда жилых построек. Достаточно было тихо уйти из зоны их поиска и залечь.
Дрей, после мгновений раздумий, двинулся вперед, к следующей радиальной улице. Чуть больше ста метров с препятствиями в виде мусора, разросшихся деревьев и кустов. Ржавых, просевших до земли автомобилей и вывернутых из асфальта бордюрных камней. Всевозможного металлического хлама, который когда-то вышвырнули из окон окружающих домов, да так и оставили лежать во дворе. Мебели не было, дерево тогда сжигали, чтобы согреться. Да и сейчас делают точно также, но сейчас в мурашнике осталось слишком мало народу, зато появились настоящие деревья, которые можно было использовать на дрова.
Десять секунд, может быть одиннадцать – и Дрей был уже на другой стороне двора, выглядывал из очередной подворотни, проверяя, нет ли кого на улице. Неплохая скорость, неплохие способности. Сотню лет назад он взял бы кучу золотых медалей на любой олимпиаде. Одна проблема – вокруг него все были такими. И то, что он бежал быстро, еще не означало, что кто-то из его преследователей не может бежать еще быстрее.
Вдоль улицы подул ветер, поднимая песок и пыль с разбитого асфальта. Бессознательно Дрей отметил росток тополя, пробивающийся из-под покрытия прямо посередине полосы, по которой когда-то шуршали колеса машин. Теперь этот росток был в полной безопасности – чего-чего, а машин на этой дороге в ближайшее время не предвиделось.
Ждать слишком долго было нельзя. Дрей бросился через дорогу, к следующему укрытию.
До угла дома на другой стороне улицы оставалась пара метров, когда его накрыли звуки. От неожиданности он чуть было не врезался в стену дома, с трудом увернулся и через мгновение замер в укрытии, успокаиваясь. Шум шел из рации, но пока его мозг успел это осознать, положить внезапный звук на определенную полочку в определенном шкафу каталога, организм, не дожидаясь результатов, вбросил в кровь изрядную порцию адреналина.
Прислушиваясь к голосам в наушнике, Дрей несколько раз выдохнул, выжимая из легких весь воздух без остатка, восстанавливая дыхание, подчиняя разбушевавшееся сердце обычному ритму.
– Мать твою, правее забирай! Он не дальше пары кварталов! Надо было сразу кончать этого навозника, и сейчас бы скакать не пришлось. – Голос в приемнике был злой, по сбитому дыханию чувствовалось, что мураш сильно недоволен тем, что ему приходится много двигаться.
«Силовик, – определил Дрей, вновь, после короткой остановки, переходя на бег, – не любит шевелиться. Базовый экзо, скорее всего. Нано уже адаптировался бы к нагрузке».
– Смотри, чтобы тебя сейчас не кончили, – глухо ответили по рации. – Мэр сказал тащить всех живьем. Так что ему и высказывай свои претензии.
– Да мне въехало в мороз, кто чего там сказал…
– Заткнулись все, – вступил в разговор третий голос. – Навозник уходит на юг. Сейчас уже в двух кварталах. Давайте все туда. Надо быстро его брать, пока он не экранировался или не ушел из-под сканера.
Вот это было уже плохо. Преследователи со сканером – это совершенно не то, что преследователи без сканера. А тем более, с биосканером, мощность которого позволяла удерживать цель на несколько кварталов. Лучшие модели, какие встречались Дрею раньше, могли выискивать живые объекты не более чем в десятиметровом радиусе.
– Не понтуйся, Лоскут, – кто-то из преследователей все не хотел успокаиваться. Просто был излишне болтливым, как показалось Дрею, – На юге Хаммер с парнями. Уйдет навозник от нас – на него нарвется.
– И потом Хаммер будет весь вечер над нами издеваться? – голос главного стал тише, злее и совершенно потерял интонации. Будь Дрей на месте его собеседника, он бы почувствовал себя неуютно. – Хочешь этого, долбанный экзо? Хочешь, чтобы над тобой потешались в городе?
– Да ладно, чего ты, Лоскут?! Нормально все будет, куда он отсюда сольет. Мы здесь каждый закуток еще в детстве обшарили. А у навозников в городе сразу крыша едет. Сейчас забьется в какой-нибудь угол, и там его и возьмем тепленьким. Чего напрягаться-то?
– Заткнулись все, говорю последний раз. Двигайте ножками, он по-прежнему уходит.
Замечание было верно. Дрей бежал между домами, торопясь добраться до следующей улицы. Он не верил, что у сканера может быть большой радиус действия. Даже в то, что преследователи отследили его за два квартала, верилось с трудом. Выйти из-под колпака сейчас было самым важным. Потом можно будет сманеврировать, изменить направление, обойти преследователей стороной, избежать встречи с пресловутым Хаммером.
Времени плутать у него не было. Теперь, когда заработавший приемник оповестил его о том, что у шайки мурашей был сканер, все усложнялось многократно.
Дрей вырвался на середину улицы, по привычке быстро подтянулся ближе к краю дома и побежал к ближайшему перекрестку, больше не пытаясь уйти в сомнительное прикрытие домов. Во дворах кварталов мурашника сложнее было заработать пулю, но пробираться дворами – это двигаться медленно. Доставщику же надо было уйти из зоны сканирования, иначе его игра в прятки теряла малейший смысл.
Улицы, впрочем, тоже не были идеальны для спринта. Дрей прыгнул, ударился ногами о капот машины. Завал сразу из нескольких кузовов преграждал ему путь, и у доставщика не было никакого желания искать обходной путь. Это были уже не машины, а сплошная груда металлолома, спаянная воедино. Ржавчина, трава, прорастающая в каждой щели, – почему-то трава на машинах росла даже лучше, чем на закрытой асфальтом земле.
Пылинка за пылинкой, кусочек за кусочком, мусор забивался в эти щели. Застревал в них, сдабриваемый приносимыми осенью листьями. Потом на эти плацдармы попадали семена, и вот теперь эта свалка металла постепенно становилась прообразом будущего маленького холмика. Может быть, пройдет еще несколько сотен лет, и кто-то, проходящий мимо, даже не сразу поймет, что легло в основание этого бугра.
Дрей оттолкнулся от ржавого металла, и прыгнул дальше – опять на асфальт. Одна нога чуть было не попала в ловушку – изъеденное временем железо не выдержало нагрузки и начало крошиться, обваливаться вниз. Но Дрей был быстрее, – дыра осталась на капоте древней машины, а он уже бежал дальше.
– Ушел из-под сканера где-то на юго-западе, чуть сместился к центру, – после небольшого перерыва приемник вновь ожил. – Быстрее все стягивайтесь туда. Этот парень очень неплохо модифицирован. Надо его взять…
Говоривший начинал задыхаться от бега, это чувствовалось в его голосе. Либо его модификации были не так хороши, либо сканер представлял из себя неслабую махину. Но кто-то продолжил мысль вместо замолчавшего Лоскута:
– Конечно, надо его взять. Такой резвый жеребенок развлечет нас. Ставлю на первый бой два к одному на бегуна.
– Возьми сначала его живым, – еще один голос.
– Ставку два к одному беру, Серый.
– Только если его не повредят, – тут же решил уточнить «Серый».
– Да, два к одному на первый бой, если он будет целеньким к его началу. Ты еще не знаешь, кого выставят против бегуна, – в голосе принимающего послышалась насмешка.
Из этого сумбурного разговора Дрей мало что понял, да и не пытался. Сейчас его волновала только та информация, которая могла быть применена немедленно. А именно: он избавился от слежки. Сканер держит два – два с половиной квартала. На всякий случай пробежав еще один перекресток, и, по-прежнему никого не встретив, он резко изменил направление и двинулся в обратную сторону – на север.
Охотничья свора должна была остаться сбоку. Чтобы поберечь силы, Дрей перешел на более размеренный бег.
День был безоблачный, и солнце в зените вовсю этим пользовалось. Асфальт раскалился. Не желая находиться в топке в одиночестве, дорога щедро делилась жаром с окружающим воздухом. От поверхности подымалось марево, струи воздуха спешили наверх, чтобы побыстрее охладиться, удалиться от раскаленной земли.
Непрерывный бег и жара заставили среагировать тело тренированного экзо, и, как только он сбавил темп, по его телу заструился пот. Все же мурашник вызывал у него крайне смешанные ощущения. Обветшавшие бетонные коробки, к каждой из которых когда-то жило столько людей, сколько сейчас не найдешь и в десятке деревень. Почти полное отсутствие ветра, и солнце над рукотворными грудами камня.
Полуденный зной, казалось, слегка изменил его восприятие. Мир вокруг словно стал не вполне реальным, некой абстракцией, которую можно было изучать со стороны. Безветрие, зной, чуждый ему бетон и асфальт. Треск бетона вместо пения птиц. Пыль и мусор вместо травы.
С другой стороны, весь мир давно уже перестал даже пытаться казаться реальным. Мир уродов, живших на уродливой земле. Мутантов, выживающих среди радиационных пустынь. На западе от этого мурашника таких было две – пара пятен на карте, со значками радиационной опасности. Маленьких пятен на карте, совсем маленьких, если не смотреть на масштаб. Если же аккуратно отмерить сантиметры на карте, и все-таки взглянуть в уголок, то эти пятна оказывались смертельными зонами в несколько десятков километров диаметром.
И это даже не было войной. Так – случайные взрывы тактических ядерных зарядов полсотни лет назад, когда люди дохли как мухи. Но у этих нежизнеспособных мух были маленькие опасные игрушки. Кто и зачем решил поиграть по крупному, разбираться сейчас уже было некому. Таких пятен на любой карте были десятки. О возникновении каждого из них среди местных ходили легенды, начиная с подрыва бункеров управления врага, химических и биологических лабораторий. Заканчивая офицером, случайно заставшим свою супругу за адюльтером, и решившим отомстить изменнице, ее любовнику, а заодно и всем соседям по кварталу.
Кто теперь разберет, – говорят, что тактические заряды в последние годы разве что в подвалах не делали. Политика ядерного сдерживания – одна уличная банда сдерживала натиск другой, потому что у нее был волшебный чемоданчик. Например. Почему нет? Правительству можно – а мы такое же правительство, только смелее.
И если бы проблемы заканчивались пятнами на картах…
Дрей встряхнулся, не останавливая бег. Углубляться в абстрактные размышления было нельзя. Не та ситуация, не то время, не то место. Сейчас стоило подумать о своих проблемах, а не о судьбах глупого человечества.
По его расчетам, он ушел от границы действия сканера где-то на квартал. И сейчас бежал в направлении, обратном тому, в котором двигались его преследователи. Еще пяток кварталов, и можно было затаиться, отдышаться, обдумать ситуацию. Вряд ли мурашники так просто отпустят беглеца. Они относятся к своей территории, как будто легендарные львы к охотничьему ареалу. Могут нагнать еще людей, но будут искать его еще долго и упорно.
– Всем переключиться на запасную частоту, – голос Лоскута. – Никаких базаров на этой волне. Быстро!
Н-да. Хуже. Лоскут догадался, что беглец сидит на их частоте. Другого объяснения быть не могло. Это не радовало, не радовало так же и то, что догадаться Лоскут мог только одним разумным способом – вновь обнаружив его на сканере и определив, что беглец как-то очень точно их обходит. А если он снова на сканере, да еще и глухой, то уйти будет очень сложно.
Дрей вновь включил поиск рабочих волн, но надежды на своевременный перехват было мало. Запасная волна вряд ли найдется быстрее, чем основная.
Бег. Легкий стремительный бег, сопровождаемый лишь шуршанием эфира в наушнике. На ходу он расстегнул куртку, хлопнул по кобуре штурмового пистолета, схватил рукоятку, проверяя, достаточно ли быстро сможет выхватить ее из горизонтального захвата. И еще прибавил скорости.
Его генное наследство не включало в себя длительного понижения эмоций. Генные модификации, гемы, как их называли, которые он сделал себе сам в сознательном возрасте, также не подразумевали ничего подобного. Было только кое-что краткосрочное. Однако эмоций сейчас у Дрея не было, никаких. Тут он справлялся без всякой помощи, используя одну тренировку. В подобные переделки доставщик попадал не раз, и если бы не умение сдерживать выброс гормонов в кровь, то мурашам сегодня не представилось бы счастье на него поохотиться. Не на кого было бы охотиться.
Дрей уловил эхо шагов бегущего где-то позади человека. Нет, не позади, – шаги слышались откуда-то справа, из одного из боковых проулков, которых здесь было множество. Определить точно, по какой именно улочке сейчас бежит его преследователь, было сложно. Эхо отражалось от стен домов, гуляло по неподвижному воздуху. Будь экзо в лесу, он бы сказал. Он бы даже сумел выстрелить на звук, и даже попасть. Но не здесь, здесь, в мурашнике, ему не хватало практики.
Первым его желанием было затаиться и пристрелить самого ретивого из преследователей, когда он выскочит в зону видимости. Но Дрей все еще считал, что убивать рано.
И он юркнул в проем подъезда, давно уже оставшегося без двери. К счастью, проходного, что можно было считать везением.
Еще один пустой двор, осмотр еще одной улицы. Он сбросил рюкзак на ходу, забросил его в пустую бочку, валявшуюся среди кучи мусора. Не останавливаться.
Шаги позади затихли, хотя Дрей понимал, что теперь это ненадолго. Но продолжал бежать.
Снайпер сидел у окна, в пустой квартире на верхнем, шестнадцатом этаже здания. Не самое высокое здание в округе, но зато из окон хорошо просматривалась длинная прямая улица. Просматривалась на несколько километров. Даже если он не успеет снять бегуна, то сможет передать весть о том, что тот появился в зоне их группы. У его отряда не было сканера, так что приходилось действовать старыми добрыми методами. Смотреть, пошире распахнув глаза, и слушать, навострив уши. Благо волну соседней группы они научились перехватывать давно.
Когда соседи-охотники погнали жертву, Хаммер поднял всех и подтянул на границу их сектора. Шансов было немного, но вожаку очень льстила мысль, что он имеет возможность утереть нос соседям. И он не собирался эту возможность пропускать.
Подтянув к окну большую кадку, в которой когда-то росло комнатное растение, снайпер перевернул ее вверх дном и теперь сидел на ней, оперившись локтями на подоконник, разглядывая прямую линию улицы. Рядом, наведенный в сторону наиболее вероятного появления бегуна, стоял бесшумно стреляющий винторез. Было скучно.
Развлечение было одно – слушать, как запыхавшиеся люди Лоскута мечутся в поисках бегуна. Это было весело. Снайпер подумал, что тоже будет ставить на пришельца. Очень уж удачно он бегал от целой группы охотников.
В трех сотнях метров на улицу выскочила фигура в грязно-зеленом камуфляже. Или не камуфляже, отсюда было не разобрать…
Пуля ударила под лопатку, в спину. Ударила с такой силой, что Дрея просто снесло на асфальт и еще и отбросило вперед метра на два. Тяжелая резиновая пуля, «релаксатор», моментально выбила из легких воздух, бросила доставщика на землю, возможно, сломала пару ребер.
Вторая пуля окончательно остановила тело, пытающееся шевелиться, ударив по затылку. Едва не проломленное основание черепа. И, почти наверняка, легкое сотрясение мозга.
Темнота.
Глава вторая. Арена
«… Каждое человеческое чувство, хаотическое столкновение радости и печали, спокойствия и раздражения, любви и ненависти – все это лишь логическое продолжение работы Высшего над улучшением породы чад, им созданных. Битва чувств человека ничем не отличается от эволюционной борьбы за выживание отдельных особей и видов.
Хаос в таком случае уместен. Только хаос позволяет природе каждое мгновение создавать новые чувства, едва заметно отличающиеся от предыдущих. Только постоянная проверка на жизнеспособность в условиях изменяющейся внешней среды позволяет работать эволюционному отбору, отбрасывать вредные для развития рода эмоции, зачастую вместе с их владельцами. Высший создал идеальную модель для развития своих творений. Жестокую, сильную и неспособную ошибаться.
Эволюция эмоций, постоянное столкновение сотен чувств единственной особи, избранной нести внутри себя нечто большее, чем просто набор инстинктов, ясно показывает, что работа Высшего продолжается. Она отнюдь не завершена. Но, как и в случае с совершенствованием генотипа, эта эволюция будет продолжаться тысячелетия и лишь после наш вид сможет насладиться ее плодами. Осталось только подождать…»
Библия Экзо
Боль.
Болела голова. Нет, не так – голова из средства для размышлений превратилась в образец боли. Дрею казалось, что все находящееся внутри черепной коробки так долго и нещадно трясли, что этот шейк теперь мог использоваться в качестве примера для взбалтывания напитков.
При этом, на уровне неосознанных мыслей, мелькающих где-то на дне этой болтушки, он помнил, что мозг болеть не может. Просто неспособен мозг болеть, ввиду отсутствия болевых рецепторов. Что болит либо шея, либо череп, либо вообще это всего лишь иллюзии, зародившиеся во взбесившихся от удара нейронах. Сколько тысяч, или миллионов синапсов было оборвано вследствие удара? Если бы он мог думать, то Дрей обязательно бы об этом поразмыслил. Но думать он пока не мог.
К ощущению болтанки в голове постепенно добавилась настоящая боль – боль от удара в спину. Ныло где-то под лопаткой, но хуже было даже то, что болели вообще все внутренности.
«Почти наверняка ребра сломаны» – подумал Дрей. И неожиданно обрадовался этой простой и неприятной мысли. Наличие мыслей радовало, хотя бы потому, что они замещали еще более неприятные ощущения.
Дышать было тяжело. Это был уже третий факт, который смог уложиться в его голове. Дышать было тяжело и больно. Глубокий вздох, который он попытался сделать, чтобы избавиться от ощущения нехватки кислорода, отдался в левой части груди такой болью, что Дрей мгновенно прекратил всякие попытки повторить эксперимент. Согласившись сам с собой, что можно дышать и потихоньку, как будто и не дышать вовсе. Так – чуть воздуха зашло внутрь, чуть вышло наружу. Само собой происходит, а я и не дышу вовсе, вообще не шевелюсь и не пытаюсь раздразнить боль.
Так, с дыханием разобрались.
Мутная взвесь боли и хаотичных обрывков ощущений начала медленно оседать на дно сознания. Мысли экзо постепенно становились более сложными, нежели просто фиксация фактов «больно – не очень больно». Он вспомнил, что когда-то у него были глаза. Средство для визуального наблюдения за окружающим миром и всем, что в нем происходит.
Еще какое-то время ушло на то, чтобы вспомнить, как действует зрительный орган, и как им можно управлять. Но, в итоге, это не принесло большого эффекта – глаза были завязаны чем-то плотным, материей, через которую едва пробивался свет. Что же, он не ослеп. Это было хорошей новостью.
Ощущения добавлялись. Наручники на руках, на ногах тоже браслеты. Его запеленали очень хорошо, по мере восстановления он начинал чувствовать, что его пленители одели даже ошейник. Скорее всего, они облачили Дрея в усиленный смирительный блок. Ошейник, способный ударить током излишне ретивого узника, соединенные воедино браслеты на руках и на ногах. Возможно, что-то еще.
Чувствовалось движение. Его несли, видимо, на носилках. Большая честь.
Рюкзак он сбросил, не найдут они его снаряжение в этих трущобах. Автомат, пистолет, нож – это у него изъяли в первую очередь. Но оружие у доставщика было абсолютно стандартное, жалеть о нем не стоило. А вот о своей свободе – да, вот о ней следовало бы подумать. В такую переделку ему еще попадать не приходилось. Его, экзо высшей пробы, тащили куда-то как беспомощного щенка.
Что они там говорили о ставках? Дрей прокрутил еще раз весь подслушанный по приемнику разговор. Сложил два плюс два. Получалось, что в мурашнике его заставят соревноваться, к бабке не ходи. Но не в беге же, которым так восхищались его преследователи?
«Гладиаторские бои», – подумал доставщик.
Единственное серьезное развлечение, ради которого его могли оставить в живых. Обычно мураши не мусолят чужаков, тем более не тащат их на носилках в глубину своего логова. В другом мурашнике дело ограничилось бы пулей, сразу или после недолгого разбирательства. Чаще сразу.
«Развлекаются, – подумал Дрей безразлично. – Стравливают бойцов на арене. Надо полагать, что бои идут не до первой крови. Так что мало этот вариант отличается от немедленной пули в голову.»
– Эта падла очнулась, – прозвучал позади хриплый голос. Говоривший, похоже, был одним из тех, кто нес носилки, и был крайне этим недоволен. – Может, освежим его, да пусть дальше сам топает?
– Тащите, немного осталось. Дольше разбираться. Дотащим, сдадим, тогда и расслабимся. Вечер обещает быть интересным. Давно мы мэру такой качественный товар не подгоняли. Он оценит.
– А Лоскут с братвой так и остались ни с чем. Хорошо мы их сделали, да, Хаммер?
– Неплохо, – откликнулся тот же голос. Хаммер собственной персоной, отметил Дрей. – Теперь будут ходить неделю прижав хвост. Надоели они мне со своими мелкими пакостями.
– На кого ставить будешь, Хаммер? – в разговор вступил еще один участник.
– На нашего друга. Слушайте сюда. Надо будет пустить слух, что мы его сильно поломали. Ребра сломаны, сильное сотрясение мозга, почки ему опустили, когда брали. В общем, выболтайте побольше подобной фигни «по секрету» за выпивкой. На первом бое заработаем хорошо. Первый бой он точно пройдет. Ну а дальше – вы уж сами соображайте.
– Кстати, о заработке…
– Помню, не волнуйтесь. Никого не забуду. В последний раз мэр обещал за хороших бойцов десять склянок. Трехлеток обещал. Как обычно – три моих, две – эльфу за хороший выстрел. Остальные – поровну между всеми.
– Геммов бы новых, – протянул кто-то.
– Сами потом сообразите, поменяете. За одну порцию роботов-трехлеток можно найти приличные модификаторы.
– А чего трехлетки?! Без права размножения. Вот если бы вечных нанок кинули хоть разок…
– У мамаши надо было вечных побольше просить. Где ты сейчас вечных ботов найдешь, да еще и с привязкой к генной карте, чтобы ты не сразу загнулся? Забудь. Что мамка тебе через пуповину прокачала – все твое.
– Говорят, что в западной зоне нашли лабораторию…
– Сходи разведай, дятел. – Голос Хаммера стал злым. – Там из пулеметов лупить начинают как только увидят, без базаров. Это мы такие добрые.
– Хорошо бы отыграться на ставках, можно было бы и прикупить чего полезного…
Хаммер хмыкнул:
– Отыграйся, ага. Только я тебе в долг больше ничего не дам. Ты и так мне две склянки годичной культуры должен.
– А премию сразу дадут? Тянуть не будут, как обычно? Я бы тогда успел поставить.
– Постараюсь, пацаны, постараюсь. Как у мэра настроение будет, сами знаете. Я же за вас всегда горой. Он обычно к моим просьбам прислушивается, настоящий мужик.
– Да, мэр у нас голова, – голос экзо-должника стал заискивающим, – не зря он тебя уважает. Понимает, кто чего стоит. Ты бы нам, Хаммер, еще подсказал, как и на втором бое заработать, мы же знаешь как тебя слушаем…
– Думать надо, – важно ответил Хаммер. – Ко второму бою все уже сообразят, что к чему, да и после отбора настоящие бойцы на арену выходят. Так и не угадаешь.
В группе повисло молчание. Видимо, каждый усиленно изображал размышления. Носилки слегка покачивались. Даже крохотный толчок отдавался болью в спине, болью в затылке. Хотя она постепенно проходила.
Дрей понемногу восстанавливался. Может быть, ребра и не были сломаны, в конце концов. Может, обошлось трещиной или ушибом. «Второй бой, говорите?» – подумал экзо.
– Может быть, я помогу, – произнес он, с трудом разлепляя губы.
Движение остановилось. Носилки опустились на землю. Не то чтобы их бросили, но и излишней заботы у носильщиков тоже явно не наблюдалось. Так, небрежно положили. От удара боль в спине усилилась, и Дрей скривился.
«Я не дышу, не дышу, почти не дышу. Сколько воздуха случайно заберется ко мне в легкие, столько мне и хватит. Я не дышу, так, вентиляция легких естественным образом…» – какое-то время эти мысли, похожие на мантру, носились в его голове в полном одиночестве.
– Гляди-ка, быстро очнулся. – Голос был Эльфа. Голос того, кто, судя по размеру вознаграждения, использовал недавно Дрея в качестве мишени.
С пленного сорвали повязку. Он слегка прищурился, потому что его глаза, как оказалось, смотрели прямо на солнце. Но тут же зрение восстановилось, и Дрей смог взглянуть на своих захватчиков.
Девять человек. Мураши, что экзо, что нано. Для того чтобы определить их принадлежность к городу, не надо было проводить глубокого генного анализа или выуживать из их крови нано-боты. Да и ничего бы подобные исследования не обнаружили. Такие же люди, как и все прочие. Вариантов немного – либо экзо, либо нано. Вариантов множество – как у экзо, так и у нано. У экзо, по крайней мере, уже десятилетия назад перестали отслеживать минорные генетические модификации, особенно те, что приобретались с помощью геммов. Слишком много вариантов. Слишком много единичных мутаций, не входящих ни в какие базовые каталоги. Да и где они, эти базовые каталоги. Теперь каждый экзо – сам по себе каталог.
Полсотни мутаций, составляющих генное наследство почти каждого экзо, уже и мутациями давно перестали считать. Без них в нынешнем мире нельзя было выжить. Нельзя было дышать. Нельзя было ходить под солнцем. Нельзя было прикасаться ни к чему живому.
Можно было существовать и без базового комплекта, находясь где-нибудь в изолированном бункере глубоко под землей. В одиночестве, даже не помышляя о продолжении рода.
А ведь к числу наиболее опасных живых объектов относились и другие люди.
Еще несколько сотен мутаций были широкоупотребительными. Обычно именно по ним можно было определить, к какому классу отнести того или иного экзо. Именно они в свое время были включены в каталоги. Бесполезные каталоги, существующие скорее для того, чтобы удовлетворить извечную жажду людей к упрощению, к моделированию сложных систем, приведению необъятной информационной матрицы вселенной к простым схемам, которые способен понять их скудный ум.
Но этих мурашей отличали от остальных людей не особый комплект мутаций или специальный набор культур нано-роботов. Здесь все лежало на поверхности.
Их отличала одежда, какой не встретишь в поселках. Они до сих пор пользовались одеждой, которая была произведена не вручную, кичливость которой могла бы поспорить с безумством того мира накануне Заката, где она была создана.
Их отличало выражение лиц. Такие лица можно было увидеть только в мурашнике. Лица тех, для которых окружающие развалины были одновременно и домом, и крепостью, и тюрьмой. Что-то неуловимое отличное было в этих лицах. Если улыбка – то больше похожая на оскал. Если гнев, то больше похожий на буйство. Если безмятежность – то более холод смерти.
– Как? – Хаммер подошел к разговору деловито, что было для Дрея даже некой неожиданностью. Как неожиданным оказался и внешний вид вожака. Доставщик, невольно привязывая внешность к имени, ожидал увидеть крепыша, с руками, больше похожими на кувалды и закаменевшим лицом героя старых боевиков.
Вместо этого у его ног стоял, чуть ли не добродушно глядя в глаза пленника, невысокий толстячок. Короткие пухлые пальцы почти небрежно держали рукоять длинноствольного револьвера. И подобного оружия Дрей также совершенно не ожидал увидеть у вожака стаи, получившего прозвище Хаммер. Казалось, весь этот человек – сплошной набор несуразностей. И в оружии, и в комплекции, в имени и в одежде. Как-то не шли к его фигуре обтягивающие тряпки из латекса.
Но дуло револьвера неотрывно смотрело на доставщика, как будто предлагая не обольщаться. Латекс или нет, но шесть зарядов даже из экзотического оружия, выпущенных в упор и твердой рукой, поменяют мнение любого человека о моде и античных идеалах фигуры.
– Ты онемел, навозник? Я все еще жду ответа.
– Вы помогаете мне выиграть второй бой, я его выигрываю. Все просто. Все довольны. Вы зарабатываете столько, что можно подумать о маленьких пробирочках с размножающимися культурами нано, а может быть даже и о паре полезных геммов.
– А тебе это каким боком? Не говори мне, что ты бродячий боец и любишь выигрывать.
– Из того, что я услышал и понял, я либо выигрываю, либо мое хрупкое тело разбирают на отдельные полезные части. Может быть, я буду выглядеть архаичным, но я люблю свое тело в том виде, в котором получил его от родителей.
Банда вокруг него расхохоталась. Дрей не то чтобы был о себе совсем уж низкого мнения, но все же он не считал свою шутку достаточно удачной, чтобы заставить мурашей так дружно смеяться. Они ржали над ним, а не над его шуткой. Своим смехом они измывались над его наивностью, одновременно показывая ему, насколько призрачны шансы чужака вырваться из сложившейся ситуации живым.
– Знаешь, навозник, – толстяк лишь слегка усмехнулся, – в отличие от своей шайки, я люблю честные сделки. А эта сделка не будет таковой, если сначала я тебе не скажу кое-что. Ты согласен услышать пару неприятных известий? Ты вроде храбрый парень, но даже самые-самые храбрые парни ненавидят рассматривать окрестности, когда висят вниз головой на крыше небоскреба, и лишь веревка, которой связаны их ноги, удерживает их от падения. Особенно, если по этой веревке елозит нож, пусть даже и тупой.
Сравнение было весьма живое, и Дрей невольно решил, что Хаммер не пытался раскрасить свою речь несуществующими образами. Как-то не хотелось Дрею причислять к списку достоинств толстяка воображение и образное мышление. Скорее, он просто вспоминал что-то из своего недалекого прошлого. Кому-то сильно не повезло, и доставщик даже думал, что именно рука толстяка держала тот тупой зазубренный нож. Возможно, специально тупой.
– Ничего не скажу по поводу своей храбрости, но я бы все же послушал, – ответил Дрей.
– Отлично. Я верил в тебя. Так вот, новость дня: еще ни один навозник не выживал трех боев. Некоторые проходили первый. Я видел двоих, которые выползли с арены после второго. Но третий бой – это уже профессиональный ринг, если ты понимаешь, о чем я тебе толкую. Третий бой – это высокие ставки, там на кону находятся такие пробирки, какие тебе и не снились. Ставить на навозника в третьем бою – это для дурачков, молодых придурков, которые хотят заработать по легкому. Мы же люди разумные. Мы лучше будем иметь верняк, понемногу, не торопясь, выигрывая раз за разом. Хорошая стратегия в длительной перспективе, не находишь?
– Безусловно, – тут же откликнулся экзо. Он начал слегка уставать от попыток толстяка выглядеть великим философом, поэтому моментально вклинился в монолог, ответив на вопрос, который, судя по интонации, ответа не требовал. – Но почему бы не попробовать взять свой верняк на втором бою?
– А тебе-то это зачем, задохлик? Ты же все равно сдохнешь. Даже если и переживешь все начальные бои, то придешь к тому же – тебя разорвут в третьем бою.
– Предпочту немного оттянуть финал. Я же ничего не теряю, правда?
– Я бы не стал, – ухмыльнулся Хаммер, – на твоем месте я остановил бы сердце прямо сейчас, или откусил бы себе язык и истек кровью, или придумал бы другой способ самоубийства. Все они значительно приятнее, чем следить за тем, как твои кишки наматывают на руку.
– Хаммер, да брось ты! – Эльф, судя по голосу. Н-да, тот еще эльф. Наверное, прозвище было дано за его меткость. Или как издевка к приземистой коренастой фигуре снайпера. Или и то и другое одновременно. Но, опять же, Дрей почему-то легко предположил, что второе преобладало. – Дай парню надежду, а нам возможность заработать. Ты что, на принцип что ли пошел?
– Все будет, как я сказал, – оборвал стрелка атаман. – Первый бой я вам обещал, дальше – каждый за себя. Парня мы подготовим, но не выглядит он бойцом. Бегает быстро, и всего-то… На арене много не побегаешь.
– Подготовьте меня. Правила, кто чего стоит из соперников… Все, что знаете.
– Правила тебе и без нас расскажут, – неторопливо ответил Хаммер. И тут же прервал мысль, отдавая распоряжение: – Снимите его с носилок, нижние кандалы немного ослабить, пусть сам дальше топает, по дороге мы просветим этого навозника. Но идти ему придется самому. И чтобы дуло было у его затылка все время, а то больно прыткий.
– Так вот, – продолжил Хаммер, когда отряд двинулся дальше, – прежде всего, молодой и наивный экзо, запомни главное – на арене нет соперников, на арене только враги.
И экзо начал запоминать.
Так как речь толстяка была излишне, даже нарочито нетороплива, мысли Дрея все время уводило в сторону. Он запоминал, сравнивал свои возможности и силы бойцов второго и третьего круга, прикидывал, как лучше построить бой с каждым из них. Но все это не позволяло ему достаточно загрузить мозг, чтобы мысли раз за разом, бесконтрольно, не отклонялись от непривычной для них прямой стези и не начинали суматошно скакать по проторенным узким тропинкам воспоминаний.
Память. То место, куда он заглядывать не любил, но, как и многие другие, проводил в нем чересчур много времени. Дороги памяти слишком протоптаны, слишком удобны для ходьбы, сойти с них непросто. Чуть поставишь ногу в сторону, на нехоженую землю, сделаешь несколько шагов, – как вдруг оказывается, что ты вновь идешь по знакомой тропинке «было».
Сложнейшие, непонятные, а поэтому почти колдовские связи миллионов нейронов в его голове строили загадочные ассоциативные цепочки. Подчиняясь неведомой логике, используя в качестве запала любое слово, любой самый незначительный жест, разом перепрыгивая сквозь пространство и время, они заставляли экзо неожиданно вспоминать те события, о которых, казалось, давно можно было забыть.
Но оказывалось, что забыть что-либо невозможно. Можно похоронить воспоминания под пластами свежих событий, задвинуть их в самый дальний угол самой темной комнаты, но забыть их невозможно. В любой, даже самый неподходящий момент течение ассоциаций выносит, вымывает их на поверхность, заставляя вновь и вновь возвращаться к прошлому.
Его родители не были уникальными. Тихие люди, старающиеся, как и многие вокруг, жить незаметно. Неплохой подход во времена, когда теоретическое бессмертие любой особи человеческого рода сталкивалось с практической резней на каждом шагу. Геноцид, растянутый на столетие.
В этой тихой и неприметной жизни у них было не так много событий, которые стоили бы запоминания. Первым из них стало рождение Дрея.
Даже сейчас, когда все немного успокоилось, живым рождался один из двух детей. В момент, когда новорожденный экзо появился на свет, вероятность выжить у него составляла один к десяти.
В колониях нано ситуация с детской смертностью была не лучше, хотя причины у каждого вида были общими лишь частично.
При появлении на свет юного экзо поджидала повышенная радиация. Радиационный фон, который губил плод зачастую еще в утробе матери. А если не губил, то на свет появлялись монстры, неспособные прожить без внешней помощи и нескольких минут. В нынешние времена такой помощи было не дождаться. Кое-где, в крупных поселениях, можно было найти более или менее оборудованные медицинские лаборатории, но и в них занимались только теми, кто имел хорошие шансы на выживание. Биоэтика в действии. Когда грамотная медицинская помощь достается единицам новорожденных, остальным приходится выживать самостоятельно. Каждый пятый не проходил тест.
Говорили, что сразу после смуты выживал вообще только один из сотни младенцев, хотя медицинского оборудования тогда было не в пример больше.
Вторым фактором, губящим и экзо, и нано, были вирусные инфекции. Человек, в оригинальном его состоянии просто не был способен справиться с таким враждебным окружением, что предлагала при его появлении сегодняшняя Земля. Шесть из десяти погибало от болезней в течение недели.
Дальше у каждого вида была своя беда. Несовместимость модифицированных генов родителей-экзо, а иногда и их предков, надежно добивала еще одного из десяти. Выживал один. Одним из десяти оказался Андрей. Дрей.
В течение первого года жизни погибал еще каждый третий ребенок. Хотя с этим и сейчас ситуация нисколько не улучшилась. Дети почти перестали погибать от радиации и инфекций во младенчестве – один из трех. Еще один из трех погибал от все той же несовместимости. Многие считали, что это свет в конце туннеля, то, что сейчас выживает хотя бы каждый третий младенец.
Но пессимисты утверждают, что состояние генетической разобщенности человеческого рода, пусть даже только его половины – экзо – может резко ухудшиться, и тогда эре экзо придет конец.
К таким пессимистам, конечно, относились все нано.
Он был первенцем. И единственным ребенком в семье. Ему исполнилось шесть, когда лихорадка Л18 накрыла район, распространяясь быстрее, чем поселки и деревни успевали закрывать ворота от пришельцев. Переносчиками были не только люди, но и насекомые, и это довершило дело. Треть взрослых экзо погибло до того, как выработали антитела. В районах нано умер каждый четвертый.
Нано говорили, что это проделки экзо. Хотя потом пришел грипп «антидогмат». Пришел веером, мутируя в среднем раз в два дня. Получился не просто грипп, а целый букет болезней, обрушившихся на людей. Организм просто не успевал реагировать. Нано-роботы не успевали прийти на подмогу лейкоцитам. Погибло половина нано в местах их компактного проживания. Чуть меньше в глухих деревнях. Выжил один из десяти экзо. К счастью, грипп быстро сошел на нет, в основном, за счет полной изоляции поселений в момент начала карантина.
Экзо говорили, что это оружие возмездия нано. Только мальчику экзо в то время было все равно. Шестилетний пытался выжить. Хутор из трех дворов вымер полностью, и с этого момента он был предоставлен самому себе. Тогда он не думал о родителях. И еще долго не вспоминал о них, были дела поважнее. Например, выживание. Самое большее, что он мог сделать для своей семьи и для соседей, это поджечь каждый дом, каждую постройку на хуторе, чтобы не оставлять тела людей гнить и превращаться в прах. Это был хороший погребальный костер.
В те минуты, когда он шел между домами, аккуратно поджигая все, что могло гореть, его не волновало, что он остается без крыши над головой. Что завтра ему, возможно, будет нечего есть. Все равно он знал, что не сможет жить в доме, где на кровати, как будто обнявшись, лежали его мертвые родители.
И как только зарница от пожара исчезла за вершинами деревьев, он забыл. Забыл родителей, забыл детство. Зато, неожиданно, он вспоминал о них сейчас. Память – странная штука.
– В первом бою тебе подсунут нано. – Реальность в виде голоса Хаммера выдернула его из воспоминаний. – Так всегда делают, чтобы было веселее. Экзо против нано – классический бой. Кого-нибудь из городской молодежи. Это у нас так посвящают в мужчины, ты понимаешь. Много юнцов желает поскорее стать взрослыми и рвется разделаться с кем-нибудь на арене.
Хаммер вздохнул. Дрей вскинул голову, посмотрев на лидера группы, ощутив в этом вздохе странные нотки.
– У меня у самого сыну скоро на арену, – ничуть не смущаясь, пояснил Хаммер. – Но, видишь ли, среди этих молокососов считается наиболее крутым драться не до победы, а до смерти. По правилам арены до смерти бои идут только с пришельцами. Неважно с кем – с отребьем вроде тебя, случайно выловленным на окраинах, или с профессиональными бойцами, которые приходят в город специально, чтобы выйти на арену и получить приз.
Хаммер сжал кулак и приподнял его, как будто собирался прямо здесь придушить отсутствующего сына:
– Я своему недорослю этого не позволю! Пусть по простому выйдет и расквасит нос какому-нибудь нано, и концы у крайней хаты. А будет дергаться на навозников – сам придавлю. После двух трупиков старуха выдавила его на свет не для того, чтобы он подставлял свою башку на арене.
Экзо молча кивнул. Но спросил о другом, стараясь не уходить глубже в тему, которая была для Хаммера явно не самой приятной:
– Экзо живут вместе с нано?
– Это город, навозник. Мы – центр культуры и цивилизации. Нам до фени ваши предрассудки и правила. Если ты живешь в городе, то должен быть терпим к другим. Это – правило номер один.
– Судя по всему, есть еще и правило номер два?
– Конечно, – важно кивнул Хаммер, – конечно есть.
Сделав театральную паузу, он добавил:
– Правило номер два: хороший навозник – мертвый навозник.
Люди Хаммера с готовностью заржали. Эту шутку они слышали уже не раз и лишь ждали момента, чтобы поиздеваться над пленником.
К их глубокому сожалению, Дрей не слишком огорчился предлагаемой перспективе. Вместо этого он задал вопрос, который волновал его больше всего:
– И что, есть дети?
Поначалу Хаммер не сообразил, о чем спрашивает пришелец. Но когда понял, то побагровел от гнева, подскочил к беззащитному пленнику и выплюнул слова прямо ему в лицо:
– Ты совсем охренел, навозник? За такие прогонки мы ведь можем тебя прямо здесь на куски разделать. Культура культурой, но можешь ведь и языка запросто лишиться. На арену тебя можно выпустить и немым.
Постепенно успокаиваясь, он встряхнул головой, и вновь начал входить в обычный ироничный тон:
– Надо же ляпнуть, а? – Хаммер обвел глазами своих людей – Дети?! Да если я хоть увижу, что мой парень подойдет к шлюхе-нано ближе чем на метр, то я его собственноручно оскоплю, как Давид Голиафа. Правильно я говорю, парни? Такие вещи допускать нельзя.
Парни одобрительно загудели. Пару примечаний от нано насчет того, что не надо вот так уж всех их женщин называть шлюхами, потонули в общем хоре.
– Ладно, закрой пасть и молчи как рыба об лед. И слушай дальше, а то не так далеко идти осталось…
Они были где-то в центре мурашника. Перед тем, как начать проникновение, Дрей долго изучал все найденные карты. К сожалению, он совершенно не планировал заходить так глубоко в каменные джунгли, поэтому сейчас с трудом представлял свое точное местоположение.
Хаммер и его люди вели доставщика к небольшому двухэтажному особняку, стоявшему недалеко от проспекта. Две дороги, разделенные посередине полосой деревьев. На этом, небольшом участке мурашника оказалось неожиданно чисто. Был убран весь мусор, все обломки. Похоже, что пара зданий по соседству обвалилось полностью. Но и от них остались лишь воспоминания – все обломки были куда-то вытащены.
Более того, в этом месте наводили порядок регулярно. Асфальт подметен, выбоины аккуратно заполнены свежим нано-материалом. Этот асфальт, с возможностями самовосстановления, был изобретен незадолго до десятилетия смут. Считалось, что дороги из него должны быть вечными. Дрею не раз пришлось убедиться, что это не так. Хотя кое-где нано-асфальт еще пытался поддержать идеальное дорожное покрытие, но в большинстве мест он давно уже сдался под натиском времени.
Мурашник был полон сюрпризов. Не случайно, несмотря на все опасности, он постоянно притягивал к себе авантюристов. На самовосстанавливающийся асфальт, понятно, мало бы кто позарился, но Дрей не сомневался, что среди полуразрушенных домов было скрыто еще немало интересного и помимо мечты дорожного строителя.
Хаммер, уже минут десять хранивший молчание, тихо сказал:
– Сейчас тебя покажут мэру. Он весьма дружелюбен, но ты сильно губу не раскатывай и не смотри, что наш избранник обходителен в общении. Надо будет, он тебе лично хребет переломает, продолжая при этом улыбаться. Так что веди себя правильно. А лучше вообще помалкивай. И помни, что я тебе рассказал. Понял?
Дрей молча кивнул. Они зашли в двухстворчатые деревянные двери, которые охранники, стоявшие снаружи, почти что вежливо распахнули перед ними. Взгляды охранников не принесли доставщику приятных новостей. Они как будто говорили – вот, еще одного бычка на убой привели.
Дрей впервые в своей жизни увидел галстук на человеке. Конечно, галстуков на дозакатных фотографиях он видел немало. Пару раз ему приходилось даже вживую подержать ленты шелковой материи с этим названием. Один раз Дрей имел возможность наблюдать новогоднюю елку, на которой несколько таких лент ярких расцветок были развешаны вместо гирлянд.
Этот галстук был темно-синим, в аккуратную косую полоску. И использовался по его изначальному предназначению – он был слегка небрежно завязан на шее. Дрей прямо залюбовался, очень уж шел мэру этот атрибут его власти. Очень удачно он был подобран к светло-синей рубашке, тоже в неброскую полоску.
Сам представитель местной власти доставщику понравился не очень. Нормальный вроде мужик лет за сорок. Высокий, подтянутый, со слегка хищными чертами лица. Но очень уж не вязался со всем его внешним видом бегающий взгляд. Даже не бегающий – прыгающий, останавливающийся в одной точке лишь на мгновение и тут же дергающийся на новое место. Иногда движения зрачков оказывалось недостаточно, и мэр двигал голову, чтобы остановить взгляд на новой точке ради одному ему известных целей. А может, и неизвестных, может, это была просто плохая привычка.
Мэр был экзо. Не то, чтобы это сильно обрадовало Дрея, но все таки… На пару мелких поблажек можно было рассчитывать. Допустим, бить все равно будут, но не будут увечить. Что-нибудь в таком духе.
– Ты кто, Amigo? – спросил властелин мурашника с ходу. Дрей еще пересекал просторный кабинет, единственным предметом обстановки которого был достаточно большой стол темного дерева. За ним, в кожаном кресле с высокой спинкой, сидел его нынешний собеседник.
Дрей ответил не сразу. Сначала дошел до той незримой точки, у которой его придержали за локти дюжие охранники, оба нано, как ни странно. Этот лишний десяток шагов ему понадобились, чтобы просто понять, о чем его спрашивают. Он так до конца и не был уверен, в чем суть вопроса, но нужно было что-то отвечать.
– Я доставщик. У меня заказ, надо кое-что клиенту добыть на западе города.
– Тогда тебе повезло, что мы тебя перехватили. Afortunado. У нас здесь хоть цивилизация, все культурно, без всяких там выкрутасов. А на западе у нас отморозки, их даже я не контролирую, своя власть. Там бы тебя живьем сожрали, и косточки бы не стали выплевывать. Ogro, ogro verdadero.
– Каннибалы? Это правда?
– Я всегда говорю правду. За это меня здесь и уважают! У них на западе никакого порядка, делают что хотят, моих людей почем зря гробят. Ну ничего, еще годик другой, я их к рукам приберу… Для наведения порядка, конечно. – Тут же поспешил добавить мэр. – Там тоже люди живут. Им нужна цивилизованная власть. Чтобы спокойствие, чтобы все работали и наслаждались благами развитого общества. Rgimen existente меня совсем не устраивает.
Читать бесплатно другие книги:
