Господин Посредник Бессонов Алексей

Я повертел головой и сразу же увидел то, что искал, – три увесистых мешка из чертовой кожи, обшитые множеством карманов.

Коробку из темного лакированного дерева, в которой, как я помнил, когда-то находился сокол и еще какие-то побрякушки, я нашел во втором по счету мешке: она лежала в кармане, плотно затянутом кожаной лентой. Фальшивая драгоценность ярко блеснула в свете фонаря.

– Будь я проклят, – прошипел я, рассматривая безделушку неведомого мне столичного рода, – что ж в тебе такого? Почему о тебе, сокол-орел, Эйно упоминал перед самой смертью?

Я тщательно запер тайник и спустился вниз. Сокол, лежащий в кармане моей легкой домашней куртки, едва не обжигал мне бок – казалось, я физически ощущал его присутствие. Раскурив трубку, я запер загадочную безделушку в сейф и вызвал слугу.

– Скорохода ко мне.

«Ваше превосходительство! – вывел я на листе гербовой бумаги и задумался, не зная, в каком тоне выдержать письмо, – потом все же решился придерживаться куртуазной манеры. – Почтительнейше обращаюсь к Вам с просьбой уделить мне малую толику Вашего внимания завтра до полудня. Ваш слуга, князь…» и так далее.

Скороход стоял у меня за спиной, ожидая, пока я закончу. Я долго рылся в столе – печать я нашел сразу, а вот подушечка с красной краской оказалась засунута в самую глубь нижнего ящика. Печать принадлежала Эйно, своей у меня еще не было. Хмыкнув, я подумал, что пока она мне и не нужна, сделаю позже, в столице.

– Найдешь судью Лоалла, – распорядился я, – и подождешь ответа. Где его превосходительство может сейчас быть, я не знаю…

– Найду, ваша милость, – скороход позволил себе улыбнуться уголками губ.

– Прекрасно..

Подождав, пока он уйдет, я раскрыл сейф и вытащил несколько папок. В них оказались сотни документов, аккуратнейшим образом разглаженные и подшитые.

Некоторые были попорчены морской водой. Проглядев этот архив, я быстро убедился, что передо мной обычные договора, доверенности и расписки, не имеющие особого отношения к тому архиву, речь о котором шла в толстой тетради, врученной мне Эйно.

Та тетрадь… о, та старая, крепкая тетрадь с желтоватыми хрустящими листами – она содержала великое множество невероятных, не всегда доступных моему пониманию тайн. Но к ней требовался второй, другой архив, который Эйно вел в течение многих лет своей жизни в качестве делового посредника, принимавшего участие в сделках представителей иных миров. Ссылки на этот архив встречались едва ли не на каждой странице. Я должен был найти его во что бы то ни стало, и чем скорее, тем лучше. Для того чтобы занять место моего ушедшего хозяина, мне следовало изучить не только правила торговли и привычки некоторых его партнеров – об этом в «тетради наставлений», как я окрестил ее про себя, говорилось довольно много, – но и разобраться в деталях множества сделок и событий, имевших место в прошлом.

В прошлом, так или иначе связанном с нашей странной планетой.

Я нащупал висевший на груди круглый золотой медальон, тяжелый и теплый на ощупь, и подумал, что я буду испытывать в тот миг, когда он позовет меня, – страх? восторг? Нет – скорее ответственность за возложенное на меня дело…

Я уже знал, что медальон, с которым не расставался Эйно Лоттвиц, содержал в себе непостижимое устройство, посредством которого с ним переговаривались те, кто нуждался в его услугах. Теперь владельцем этой жутковатой штуки был я… меня позовут, назовут мне место и срок. Когда это будет?

Хоть завтра, как сказал Иллари, а ведь он хорошо знает, что говорит.

Из окна подул прохладный морской ветер, и мне показалось, что в кабинете стало холодно. Я раздраженно, злясь на самого себя, распахнул темный, покрытый растрескавшимся лаком буфет и вытащил графин с крепким южным вином, бокал и кисет с необыкновенно крепким зельем, которое часто покуривал по вечерам Эйно.

Прибежавший на мой зов слуга принес мне подносик с бисквитами.

– Где госпожа Ута? – спросил я у него.

– Госпожа находится в библиотеке, – в глазах молодого парня блеснуло некоторое удивление. – Прикажете просить?

– Да.

«Он служит здесь совсем недавно, – подумал я ему в спину, – и еще не разобрался в наших взаимоотношениях. Вероятно, парняга посчитал, что Ута была наложницей Эйно… а я, едва заняв его место здесь, в кабинете, стремлюсь запрыгнуть и в его постель».

Подругой Эйно – жены он не имел – была крупная, немного флегматичная красавица из хорошей семьи, выданная родителями за дипломата-лавеллера, который оказался расслабленным по причине неудачного падения с лошади. Едва до нее дошел этот факт, как дамочка с яростью расторгла скандальный брак и предпочла завести необременительную дружбу с загадочным князем-корсаром, который по полгода болтался среди далеких волн и положительно влиял на ее репутацию светской львицы. В удивительной Пеллии подобная репутация играла ей на руку: женщинам королевства и в голову не приходило хоть в чем-то уступать мужчинам.

– Ты обедал в одиночестве? – голос Уты заставил меня резко повернуться в кресле.

– Да… надеюсь, ты не голодна? Бери бокал и присаживайся вот сюда, ко мне. Нам нужно поговорить.

Девушка молча достала из буфета высокий серебряный бокал и уселась в кресло рядом со мной. Я плеснул ей вина и пододвинул бисквиты. Трубка в моей руке презрительно сочилась синим дымком, я смотрел, как он, не успев подняться к потолку, рвется потоком воздуха из окон, чтобы превратиться в едва заметное серое марево. Я встряхнул головой и повернулся к Уте.

– Тебе приходилось участвовать в коммерческих делах Эйно?

Ута заметно вздрогнула и посмотрела на меня с некоторым удивлением.

– Его дела вел в основном Иллари… я только помогала с некоторыми бумагами или так же, как тогда, с тобой, доставляла по адресу какие-нибудь записки, документы… кое-кого я, конечно, знаю – я имею в виду некоторых его постоянных партнеров, – но сказать, что я разбираюсь в его торговле? Н-нет… А почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Не думай, что я не доверяю Иллари. Дело в другом… мне хотелось бы услышать еще чье-либо мнение: твое, к примеру. Я знаю, что Эйно нечасто выходил в море на охоту по праву королевского корсара. Я знаю, что он шантажировал и запугивал королевских чиновников, увязших в противозаконных сделках. Откуда он добывал информацию? Он никогда не работал в столице. Иллари? – Имя моряка я произнес тихо, почти шепотом, но Ута прекрасно поняла меня.

– И да, и нет, – ответила она. – У него были какие-то другие осведомители, не филины, ты понимаешь меня?

– Теперь нет, – честно признался я. – Его личные осведомители?

– Какие-то люди в столице… мне кажется, что о них не знал даже Иллари. То есть догадывался, конечно, но ведь ты сам давно понял: князь был чрезвычайно скрытным человеком. Нам он рассказывал только то, что было необходимо для дела, а все остальное держал при себе. Не из-за недоверия, нет! Он… мне иногда казалось, что он не хотел подводить каких-то своих друзей, понимаешь?

– Это были столичные друзья?

– Это были люди, которые знали очень и очень много.

– Монфор, – я пристукнул ладонью по столу и тяжело вздохнул. – Монфор, Накасус и кто-то еще. Проклятие, но кто же?

– Ты продолжаешь думать о мести? – осторожно спросила Ута.

– Не только.

Я встал, прошелся по кабинету, потом остановился у окна. Мне уже не было холодно. У меня в голове, назойливо вибрируя, крутились какие-то колесики, отыскивающие неведомые пока варианты истины.

– Можно было бы плюнуть на все это и заняться коммерческим шантажом в прежнем духе или, к примеру, выйти в море навстречу какому-нибудь пиратскому каравану, – но! Ты сама понимаешь, что Эйно убили не просто так. Это какая-то очень темная и загадочная история. Я уверен, что до тех пор, пока я не раскручу ее до самого конца, опасность грозит всем нам. И еще я знаю, что ниточки тянутся из столицы.

В дверь осторожно поскреблись.

– Да! – крикнул я и едва не потянулся к бедру в поисках пистолета – столичная жизнь, полная постоянного страха, ставшего каким-то даже родным, выработала у меня привычку хвататься за оружие всякий раз, когда я слышал стук в дверь.

– Его превосходительство был на месте, – доложил мне запыхавшийся скороход.

Я распечатал записку и тотчас же отбросил ее в сторону.

– Поэтому, – сказал я, возвращаясь в кресло, – ты пока останешься здесь. А со мной поедет, наверное, Бэрд…

Судья ждал меня к полудню.

Стражники на входе вяло отдали мне честь и отвернулись в сторону, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие к хорошо одетому юноше, приехавшему в большой карете без гербов. Все верно, я выглядел как парень из состоятельного, но вовсе не аристократического рода – мне совершенно не хотелось афишировать свое новоприобретенное достоинство. Нащупывая в кармане камзола проклятую золотую игрушку, я приблизился к дверям уже знакомого кабинета. Судейский лакей просверлил меня внимательным взглядом и нехотя разомкнул узкие бледные губы:

– Князь Маттер Лоттвиц-Лоер?

Я молча кивнул. Лакей медленно повернулся и потянул ручку огромной двери.

К моему изумлению, его превосходительство поднялся мне навстречу. Более того, по его знаку оба писца вскочили со своих мест и исчезли за дверями.

Лоалла выжидательно нахмурился.

– Вот он, ваша милость, – я поспешно сунул руку в карман и протянул ему украшение.

Лоалла осторожно взял сокола и, держа его двумя пальцами, поднес поближе к жарким полуденным лучам, струящимся из окна.

– Знаете, князь, – задумчиво произнес он, – в столице мне рассказали историю о подобной вещи, попавшей в руки одного коллекционера.

Я напрягся, ожидая, что он скажет дальше, но Лоалла умолк, внимательно разглядывая безделушку. Я стоял за его спиной, переминаясь с ноги на ногу…

– История этой вещицы выглядит запутанной и загадочной. Впрочем, – судья неожиданно повернулся, и на его лице коротко блеснула улыбка, – скоро я вновь приеду в столицу, и может быть, может быть…

Он вернулся за стол и, распахнув верхний ящик, достал несколько гербовых листов.

– Вы сможете оставить это изделие у меня? Так, на некоторое время – возможно, позже вы захотите его продать?..

– Я… я не стану возражать, – ответил я, едва двигая непослушным языком.

– Вот и прекрасно! – Лоалла обмакнул перо в массивную серебряную чернильницу и принялся что-то писать. – Кстати, о гибели вашего дорогого наставника: в документах о дознании речь идет о случайном налете случайных же грабителей. Я позволил себе отметить ваши показания задним числом, вашей подписи там не требуется… – Судья поднял голову и бросил на меня лукавый взгляд. – Я понимаю, – он вздохнул и снова углубился в писанину, – что вопросы, связанные с обстоятельствами смерти князя Эйно, являются для вас слишком личными, чтобы я мог себе позволить…

– Понимаю вас, – тихо произнес я.

– Беспокоиться вам не о чем. Я же со своей стороны могу вам гарантировать, что ни один человек в Альдовааре не позволит себе совать свой нос в ваши глубоко конфиденциальные дела… распишитесь вот здесь, князь.

Я приблизился к столу и взял в руки перо с красными чернилами.

– Это документ о передаче на хранение безделушки, известной как «сокол рода Лэраас, происхождение сомнительно». Прошу вас. Как только я смогу прояснить его, так сказать, «происхождение», я немедленно сообщу вам свои выводы. Благодарю вас, князь…

Я медленно спустился вниз и остановился в шаге от дверей парадного входа.

Лоалла, несомненно, что-то знал, но что? Проклятие, почему он молчит? О чем он может знать или, хотя бы, догадываться? В чем же кроется загадка этого дурацкого сокола, которого умирающий Эйно назвал орлом? Решительно двинув тяжеленную дверь, я шагнул на вылизанную мостовую и поспешил скрыться в чреве кареты.

Мой тяжелый, похожий на лакированный ящик экипаж неспешно двигался в нижнюю часть города – самый короткий путь к замку проходил по набережной, потом следовало взобраться на гору по хорошо знакомой мне дороге… Я раскурил трубку и откинул в сторону шторки на окнах. И в ту же секунду увидел там, внизу, в прозрачном мареве раскаленного солнцем воздуха, мачты своего корабля. Моя рука почти неосознанно потянулась к окошку в передней стенке кареты.

– Спустишься в порт, к «Бринлеефу», – приказал я кучеру.

Вскоре экипаж замер у каменного причала. До барка оставалось около тысячи локтей, но дальше проехать мы не могли – кругом были навалены бочки, тюки и ящики, между которыми там и сям стояли ломовые подводы, запряженные четверками громадных, одинаково понурых коней с длинными гривами. Я нахлобучил на голову шляпу и выбрался наружу. В нос мне ударил почти забытый запах – сложная смесь из ароматов смолы, дерева и морской волны, лениво плещущей о камень пирса.

Снующие по причалу грузчики ловко уступали мне дорогу; я шел, до боли всматриваясь в близкий силуэт огромного пятимачтового корабля, замершего в десятке локтей у старого, источенного морем каменного пирса. «Брин» стоял правым бортом, и над сушей нависали тяжелые реи с зарифленными парусами. Мне была хорошо видна высокая корма с четырьмя решетчатыми фонарями в половину моего роста и дюжиной закрытых сейчас пушечных портов на уровне орудийной палубы. В вымытых стеклах кормовых иллюминаторов нестерпимо отсверкивало полуденное солнце.

Почти неосознанно прибавив шагу, я подошел совсем близко и вдруг остановился, любуясь серой сталью, покрывавшей борт корабля. Так я стоял, наверное, с минуту, пока меня не окликнул молодой матрос, сидевший на вантах грот-мачты с трубочкой в зубах:

– Хотите зафрахтовать, мой господин? Так вам туда, в порт, – и, издевательски махнув рукой в сторону рыбной пристани, визгливо расхохотался.

– Позови вахтенного! – крикнул я, ощущая, как заливаются краской мои щеки. – Я князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар, ублюдок! А ты, клянусь своей печенкой, сейчас получишь плетей!..

Я наговорил хамовитому матросу еще много чего, но тот меня уже не слушал – соскользнув на палубу с такой скоростью, словно был намазан маслом, оболтус исчез за высоким планширом, и буквально через несколько секунд на трапе появился Тило.

– Мой господин! – завопил он, едва не ломая на бегу ноги.

Старик не обременял себя поклонами – напротив, его узловатые лапищи смяли мое тело так, что я чуть не завопил. Кое-как высвободившись из его объятий, я вымученно улыбнулся и махнул рукой:

– Ну, идем же!..

– Прикажете построить команду? – спросил Тило, шустро двигаясь рядом со мной по трапу.

– В этом нет нужды. Лучше расскажи мне, в каком состоянии находится наш старый кораблик.