Генерал Кутепов. Гибель Старой гвардии. 1882–1914 Петухов Андрей

Подпоручик Кутепов вернулся с Русско-японской войны опытным боевым офицером, украшенным орденами, не получив и царапины. Боевая жизнь – суровый экзамен, и подпоручик Кутепов выдержал его с честью. Что дальше? Размеренная однообразная служба обычного армейского офицера?

Стечение обстоятельств открыло ему дорогу для перевода в лейб-гвардии Преображенский полк. Такой поворот событий принято считать счастливой случайностью. «Божья воля», – говорят православные. Переводу способствовали заслуги на Русско-японской войне, боевые награды, а решающей стала рекомендация генерал-майора А. М. Зайончковского, его полкового командира во время этой войны. А. М. Зайончковский был на хорошем счету при дворе, занимал ряд видных постов в гвардии: с 7 (20) сентября 1905 года генерал для поручений при главнокомандующем войсками гвардии и Петербургского военного округа, с 18 февраля (3 марта) 1906 года командир лейб-гвардии Егерского полка, с 10 (23) июля 1908 года стал командиром 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии, куда входил лейб-гвардии Преображенский полк.

Санкт-Петербург. Зимняя канавка

Случаи перевода армейских офицеров в гвардию были довольно редкими, а в лейб-гвардии Преображенский полк – исключительными. Появлению в 1906 году столь престижной вакансии для подпоручика Кутепова предшествовало громкое дело, связанное с революционной агитацией в среде солдат-преображенцев.

Павлик Кутепов. Вскоре после похищения генерала А. П. Кутепова. Париж. 1920 г. (из фондов ГАРФ)

В эти годы «первой русской революции» неспокойно было в столице. Часто проходили массовые митинги и демонстрации. Случались инциденты и в некоторых воинских частях. В конце мая 1906 года начались революционные волнения военных моряков в Кронштадте. Восстание гарнизона крепости Свеаборг произошло с 15 (28) по 20 июля (2 августа). В нем участвовало около 2000 человек. В Кронштадте 19 (1 августа) и 20 июля (2 августа) шли бои. Участвовало около 7000 моряков и 400 рабочих.

В конце мая среди преображенцев поползли слухи, что их двинут на подавление мятежа. Солдаты не хотели выполнять полицейские функции, а старослужащие выражали недовольство тем, что им задерживали увольнение. 9 (22) июня 1906 года произошел инцидент в первом батальоне, названный впоследствии бунтом. Лейб-гвардии Преображенский полк нес тогда караульную службу в Новом Петергофе, где летом часто отдыхал государь с семьей. Революционные агитаторы понимали, что бунт в этом полку станет чувствительным ударом по самодержавию.

Н. А. Епанчин в книге «На службе трех Императоров» писал о случившемся: «Обходя помещение полка в казармах лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, дежурный по Преображенскому полку капитан Михаил Иванович Старицкий заметил во дворе довольно большую толпу солдат, и среди нее один из них что-то объяснял толпе. Старицкий приказал людям разойтись, но в ответ на это раздалось из толпы несколько возгласов, явно доказывавших неповиновение»[230].

Дежурный офицер доложил о происшествии по команде. Когда известие дошло до командующего войсками гвардии великого князя Николая Николаевича (младшего), тот первоначально хотел замять дело. Однако во время расследования происшествия солдаты составили, подписали и подали командованию заявление, в котором явно звучали политические мотивы – например, требование «свободы печати», очевидно продиктованное революционными агитаторами. В составленном заявлении было 19 пунктов. Дело получило широкую огласку. На следующий день после составления документ попал в большевистскую газету и был там напечатан. Скандал разрастался. Правда, в дальнейшем выяснилось полное непонимание солдатами смысла собственной петиции, например, под «печатью» они понимали полковую круглую печать.

Преображенский полк – старейший в гвардии. Организаторы «бунта» стремились показать революционную настроенность именно Преображенского полка, а не какого-либо другого. Выяснилось, что пропаганда велась больше всего в первом батальоне, чтобы опозорить именно этот батальон, которым командовал сам государь.

Несколько по-иному описано это событие в изданной в советское время книге «Мятежный батальон» К. Б. Басина, служившего в 1906 году во время мятежа рядовым в первом батальоне Преображенского полка. Басин был в числе пяти зачинщиков, которые решили собрать солдат на митинг[231].

Басин пишет: «Надо договориться, с чем идти к императору», – сказал я. «Правильно, – поддержал Прытков. – Солдаты недовольны многим. И тем, что их положение бесправно, и что отслуживших срок задерживают, и что приходится помогать полиции в подавлении забастовок… Наше ли это дело – стращать народ оружием, когда он добивается лучшей жизни?»

Посещение батальона дежурным по полку командиром четвертой роты капитаном Старицким заставило солдат вернуться в казарму, но после они вновь заполнили двор.

«Мы с Прытковым вышли на середину двора, – вспоминает Басин. – Раздались возгласы: «Товарищи, все сюда!» Из помещений показались новые группы преображенцев. Их число быстро росло. В основном это были люди из 1-го батальона, но среди них встречались и из 3-го, и музыканты. Всего набралось около трехсот человек. Закрыли ворота… «Давайте запишем наши требования!» – предложил я. «И предъявим их начальству, а то и самому царю!» – поддержал Прытков».

Вернулся дежурный капитан Старицкий. Его встретили криками. Офицеру едва удалось уйти, но митинг был сорван. Утром приехал генерал-майор Озеров, которому солдаты вручили петицию из девятнадцати пунктов. Командир одной из рот подпоручик Есаулов попытался вразумить бунтовщиков, говоря, что их требования несуразны, не соответствуют воинскому долгу и дисциплине.

«Вот что мы требовали, – вспоминал К. Б. Басин: – 1. Человеческое обращение с нами начальства. 2. Освобождение от несения полицейской службы. 3. Свободное увольнение со двора и свободный доступ всюду. 4. Устройство читальни, в которую выписывались бы всевозможные передовые газеты и журналы, которые до сего времени нам было запрещено читать. 5. Чтобы не вскрывали солдатских писем. 6. Почему до сего времени не уволен 1903 год, и чтобы к 1 будущему января был уволен 1904 год. 7. Отменить принудительное отдание чести нижними чинами при встречах. 8. Объяснить, где находятся наши товарищи, арестованные нынешней зимой, и возвратить их обратно немедленно с возвращением им прежнего звания. 9. Улучшить пищу, вообще варить ее по вкусу солдат, в частности отменить горох, в кашу прибавить сала. Улучшить качество хлеба, так как он всегда бывает сырой и горелый. 10. Выдачу на руки солдатам денег на экономическую (сэкономленную) крупу. 11. Удовлетворить полностью бельем и постельной принадлежностью всех чинов, улучшение обмундирования и т. д. 12. Более лучшее лечение, уход и обращение с больными. 13. Отменить отдание чести, становясь «во фронт» всем гг. офицерам полка, кроме своих ротных и батальонных командиров, как требуется Уставом. 14. При увольнении в запас выдавать все обмундирование второго срока, а не бессрочное, как было до сего времени. 15. Право свободного доступа к начальству с ходатайством о своих нуждах и право свободно собираться нам для обсуждения своих нужд. 16. Право на бесплатный проезд в отпуск по железной дороге с сохранением содержания за все время отпуска. 17. Выражаем свою солидарность (согласие) с требованиями депутатов Государственной Думы о наделении крестьян землей. 18. Ненаказуемость за политические убеждения. 19. Наш девиз (правило): один за всех и все за одного».

Ясно, что петиция была составлена при участии «штатских» революционных агитаторов.

Начальство приняло жесткие меры. В результате 1-й батальон был переименован в особый пехотный батальон и лишался прав гвардии. Полковник князь Трубецкой, капитаны князь Оболенский, Мансуров, Михайлов и Старицкий, подпоручики фон Дэн и Есаулов оставались в этом подразделении на тех же должностях, а князь Оболенский лишался звания флигель-адъютанта. Даже капитан Мансуров, доказавший преданность престолу 9 (22) января 1905 года, названного «кровавым воскресеньем», не избежал отчисления из гвардии. В тот морозный день учебная рота под его командованием по приказу вышестоящего начальства встретила демонстрантов ружейными залпами. Тогда капитан Мансуров был награжден орденом Анны III степени.

После 9 (22) июня 1906 года уволены со службы без мундира и пенсии с лишением их придворного звания «свиты Его Величества» генерал-майор Озеров и генерал-майор Гадон. Выговор был дан командиру 1-й бригады первой пехотной дивизии генерал-майору Сирелиусу, замечание сделано командиру гвардейского корпуса князю Васильчикову, поставлено на вид главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа великому князю Николаю Николаевичу.

Следствие по этому делу вел В. А. Томашевич, который предлагал судить и офицеров, но государь не согласился. 24 сентября (7 октября) 1906 года был подготовлен обвинительный акт. По поводу решения суда осужденные, с помощью защиты, составили кассационную жалобу в главный военный суд. Новое заседание суда состоялось почти через год, в августе 1907 года, и приговор смягчили. Например, главные агитаторы унтер-офицер Прытков и рядовой Басин получили по три года дисциплинарного батальона, хотя первоначально приговорены к восьми годам каторжных работ. Из четырехсот человек, числившихся в батальоне, под суд было отдано 191, те, кто не могли доказать, что они не присутствовали на митинге 9 (22) июня 1906 года. 32 человека оправдано, остальные получили от одного до трех лет дисциплинарного батальона. Отдан приказ: с погон чинов 1-го батальона спороть вензеля императора Николая II. Большинство солдат, не участвовавших в волнениях, умоляли о прощении, но решение суда оказалось бесповоротным.

Отголоски этих событий еще долго будоражили сознание солдат и других батальонов полка. Вновь прибывшему в полк подпоручику Кутепову предстояло укреплять дисциплину, налаживать отношения с солдатами. И это ему удалось.

Вследствие отношения штаба 22-й пехотной дивизии от 7 (20) декабря 1906 года подпоручик Кутепов командирован в лейб-гвардии Преображенский полк для испытания по службе и перевода в этот полк впоследствии.

В архиве сохранилась переписка чинов военного ведомства по поводу перевода подпоручика Кутепова[232]. Согласно документам, в лейб-гвардии Преображенском полку тогда было 32 обер-офицерские и 2 штаб-офицерские вакансии. Как известно, обер-офицер – наименование низшей категории офицерских чинов в русской армии и на флоте до 1917 года, соответствующих IX–XIV классам Табели о рангах от прапорщика до корнета до капитана/ротмистра включительно. Обер-офицеры по своим должностям представляли командный состав роты. Штаб-офицеры – наименование категории старших офицерских чинов в русской армии и на флоте, в общем соответствовавших VI–VIII классам, то есть майору, подполковнику и полковнику.

В аттестации, выданной командиром 85-го Выборгского полка, читаем:

«85-го пехотнаго Выборгскаго полка подпоручик Кутепов

1. В нравственном отношении. – Нравственности прекрасной: скромен, очень любим товарищами.

2. В служебном отношении. – Отличный строевой офицер – несмотря на то, что состоит в офицерском чине только два года, подготовлен даже для командованья ротою.

3. Общее заключение о качествах (по 4 степеням: выдающийся, хороший, удовлетворительный, неудовлетворительный). – Выдающийся. Командир полка, Полковник…»

В краткой записке о службе находим сведения о годовом жалованье подпоручика Кутепова. Оно составляло 660 рублей и 200 рублей квартирных, всего 860 рублей. В том же документе говорилось о боевых заслугах: «В походах и делах против японцев находился с 1904 года сентября 30 по 1905 год октября 2. За боевые отличия имеет ордена: Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом, Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом, Св. Анны 4 ст. с надписью «за храбрость», Прусский орден короны 4-го класса с мечами».

Закон о переводе армейских офицеров в гвардию гласил: «Ст. 399/1. К переводу в гвардейскую пехоту и кавалерию могут быть удостаиваемы вообще только офицеры, обладающие определенным военно-образовательным цензом, в отношении коего все офицеры разделяются на три категории… Для пополнения вакансий в гвардейских частях, а равно и за отличие по службе в мирное время могут быть переводимы в гвардейскую пехоту и кавалерию офицеры, принадлежащие лишь к первым двум категориям. Принадлежность к третьей категории по военно-образовательному цензу не может служить препятствием к таковому переводу только при удостоении к оному за боевое отличие». По военно-образовательному цензу подпоручик Кутепов принадлежал к третьей категории, но четыре боевых ордена открывали ему дорогу в гвардию на законном основании. Однако военное начальство сделало заключение: «Подпоручик Кутепов, как принадлежащий по военно-образовательному цензу к 3 категории, на прикомандирование к гвардейскому полку для испытания по службе и перевода впоследствии по закону ПРАВА НЕ ИМЕЕТ, а потому настоящее ходатайство повергается на Высочайшее Вашего Императорского Величества благовоззрение. Благоугодно ли будет Вашему Императорскому Величеству Высочайше соизволить на испрашиваемое ходатайство. Генерал-лейтенант Эверт». Участник Русско-японской войны генерал-лейтенант Алексей Ермолаевич Эверт в то время был начальником Главного штаба. Как видим, гвардия крайне неохотно принимала в свои ряды армейских офицеров.

26 ноября (9 декабря) 1906 года император подписал перевод подпоручика Кутепова в лейб-гвардии Преображенский полк. «Собственною Его Величества рукою написано: «СОГЛАСЕН»[233]. Это событие несомненно укрепило монархические убеждения Кутепова, стремление служить престолу.

Лейб-гвардии Преображенский полк всегда являлся опорой самодержавия. Все русские императоры были его шефами. Полк они считали своей семьей. Именно 1-й батальон преображенцев отличился во время подавления восстания декабристов 14 (26) декабря 1825 года: за день до восстания они арестовали агитатора, убеждавшего их не присягать императору Николаю Павловичу. На следующий день, получив известие о начавшемся восстании, Николай I приказал вызвать верные ему войска. Первыми на его призыв откликнулись преображенцы 1-го батальона. Впоследствии император с супругой ежегодно 14 (26) декабря посещал казармы на Миллионной улице, до тех пор пока в батальоне служил хоть один солдат, вставший на защиту самодержавия в день восстания декабристов.

Николай II обращался к солдатам-преображенцам – «братцы», а к солдатам других полков – «семеновцы», «измайловцы», «павловцы»… Он крестил сына Соколова, фельдфебеля роты его величества, и называл фельдфебеля кумом. Романовы, числившиеся в списках полка, с офицерами-преображенцами старались поддерживать отношения в духе полкового братства.

Но не сразу подпоручик Кутепов стал полноправным членом полковой семьи офицеров-преображенцев, сначала он был прикомандирован к полку. Согласно традиции, прикомандированный офицер находился в положении испытуемого и не имел права носить Преображенский мундир до приказа о переводе в полк. Такой порядок практиковался в отношении офицеров, переводившихся из армии в гвардию, и в отношении выпускников военных училищ, производившихся в гвардию. Привилегией пользовались выпускники Пажеского корпуса, куда принимались сыновья и внуки заслуженных генералов, и выпускники Николаевского кавалерийского училища, для них годовой испытательный срок не был предусмотрен, и они сразу после производства носили гвардейский мундир. Большинство офицеров-преображенцев были «из пажей». Прикомандированные же офицеры оказывались в ином положении. И для начальства, и в особенности для нижних чинов они являлись офицерами как бы второго сорта, которых надо еще основательно проверить, прежде чем дать им право носить гвардейский мундир[234].

Государь и государыня с детьми

Наследник-цесаревич. 1909 г. (из фондов РГАВМФ)

В 1906 году лейб-гвардии Преображенский полк состоял из четырех батальонов по четыре роты в каждом. Первый батальон размещался на Миллионной улице в четырехэтажном здании, остальные три батальона располагались в казармах на улице Кирочной, 37. Через Зимнюю канавку для сообщения с Зимним дворцом был выстроен крытый переход из помещения роты его величества 1-го батальона – в третьем этаже казармы. Ключ от перехода хранился у фельдфебеля роты его величества, и офицеры полка пользовались этим переходом для входа во дворец на выходы, балы и приемы. В случае опасности, являясь ближайшей охраной государя, преображенцы обязаны были по тревоге спешить на его защиту. Командир полка мог свободно входить во дворец и в случае необходимости лично являться к государю с докладом. Полковое знамя хранилось во дворце. На богослужения солдаты роты его величества ходили в дворцовую церковь во имя Спаса Нерукотворного… Немало и иных деталей свидетельствовало о привилегированности преображенцев. Например, команды иных гвардейских частей, проходя на караул в Зимний дворец мимо казарм Преображенского полка, обязательно играли «Марш преображенцев».

Согласно послужному списку, подпоручик Кутепов прибыл в лейб-гвардии Преображенский полк 15 (28) декабря 1906 года[235]. Приехав в казармы на Миллионной улице, он явился в канцелярию к полковому адъютанту В. В. Свечину. Тот вспоминал потом, каким он увидел подпоручика Кутепова:

«Я знал, что ожидаемый из Выборгского полка офицер – незаурядная личность. Аттестация командира полка генерал-майора Зайончковского явно о том свидетельствовала. Помимо обычных казенных выражений: выдающийся и т. п., на сей раз имелись и другие, по которым можно было составить себе более определенное представление о достоинствах аттестуемого. При таких условиях я был, естественно, к нему заранее расположен, и все же он произвел на меня исключительное впечатление. Небольшого роста, коренастый, украшенный боевыми отличиями, он представился мне с безупречной воинской выправкой и дисциплинированностью. Проявляя должное уважение к старшему по чину, возрасту и положению, он в то же время держал себя с величайшим достоинством, не проявляя ни тени заискивания или столь всегда мне противного подобострастия. При этом он всегда прямо смотрел в глаза.

Не могло быть сомнений – передо мною был настоящий офицер, разумея под этим офицера-рыцаря, не способного ни перед кем унижаться, но способного на подвиги во имя долга. Кроме того, я видел, что имею дело с человеком честным до мозга костей, у которого слово не должно расходиться с делом. Пожелав ему счастья и благополучия, я направил его к командующему полком, которого в то же время предупредил по внутреннему телефону. «Как вы его нашли?» – спросил меня полковник В. М. Драгомиров. Я ответил: «Это, несомненно, приобретение для полка. Мое впечатление самое хорошее. Кутепов – офицер в лучшем смысле этого слова, на которого можно положиться. За ним, я уверен, люди пойдут и в мирное, и в военное время, куда бы он их ни повел, а это именно то, что в переживаемое время особенно важно и нужно»[236]. Взаимная симпатия, возникшая у молодых офицеров во время их первой встречи, вскоре переросла в дружбу и сохранилась на долгие годы. Уже в эмиграции в Париже, когда В. В. Свечин тяжело заболел, А. П. Кутепов навещал его чуть ли не каждый день и помогал чем мог. В ответ на слова благодарности генерал сказал: «На то и дружба, чтобы в беде поддерживать друг друга чем кто может. Моя же дружба к тебе особенная: я всегда помню, как ты меня обласкал, когда я прибыл в полк. Я, конечно, не показывал тогда своих переживаний, но мне было очень не по себе первое время, и потому твое отношение ко мне тогда я никогда не забуду»[237].

Вскоре после прибытия в полк подпоручик Кутепов прикомандирован для несения службы к полковой учебной команде. Знание устава и отличная строевая выучка помогли ему чувствовать себя уверенно в новой обстановке. А четыре боевых ордена, в особенности редкий для подпоручика орден Святого Владимира IV степени с мечами и бантом, должны были бы вызвать уважение у офицеров полка и наверняка расположили к нему рядовых. Привычка к аскетичному образу жизни помогала преодолеть материальные трудности. Однако особое общественное положение полка накладывало на офицеров лейб-гвардейцев ряд обязательств представительского характера – дворцовых, светских, полковых. Трудно было представить офицера-преображенца, живущего лишь на свое жалованье. Поэтому, владея богатыми угодьями и капиталами, полк не оставлял без материальной поддержки своих офицеров. Получал помощь от полка и А. П. Кутепов. Но кроме новых обязанностей по службе и материальных затрат пришлось ему столкнуться и с другими обстоятельствами.

Система традиций, привычек, условностей пронизывала все стороны личной и светской жизни офицера лейб-гвардейца, накладывая свой отпечаток на образ мыслей и стиль поведения. Нередко это выражалось в стремлении потворствовать вкусам и манерам аристократического петербургского общества того времени. Коренные лейб-гвардейцы претендовали на особое положение, при этом надменно себя вели по отношению к сослуживцам не своего круга. Ничего подобного А. П. Кутепов не встречал в военном быту архангелогородского батальона, в юнкерском училище и, тем более, на фронте в Маньчжурии. В чуждой обстановке чванства, снобизма мог растеряться и более опытный, более бывалый человек. Интуиция подсказала двадцатичетырехлетнему подпоручику верное решение. Он всецело отдался служебным делам.

Годичный испытательный срок А. П. Кутепова пришелся на время продолжавшихся революционных событий. В столице часто проходили стачки, митинги, демонстрации…

Просматривая книгу приказаний по полку за 1906–1907 годы, мы нашли немало свидетельств, говорящих о неспокойном положении в столице:

«1 февраля 1907 года. Завтра 2-ого сего февраля в караул на главный 1-ого отделения Зимний Дворец вместо подпоручиков Бюцева и Кубицкого 1-го назначаются подпоручики Зверев и Кутепов. Полковой адъютант поручик Баранов»[238].

«19 февраля. Командующий полком приказал наружных дневальных завтра выставить у ворот казарм на Кирочной и фуражного двора парными. Дежурному офицеру на Кирочной распорядиться, чтобы помощь дневальным при необходимости быстро подавалась. Исправность звонков проверить. Новобранцев 2, 3, 4 рот держать в готовности, дабы при необходимости быстро вывести их для защиты казарм от вторжения толпы и т. п. насильственным действиям. Полковой адъютант поручик Баранов»[239].

Полковая учебная команда была образцовой и считалась одной из лучших в Петербургском военном округе. Когда она шла, печатая шаг, по мостовым Петербурга, ее бравый вид производил сильное впечатление на петербуржцев. Однажды учебную команду преображенцев отправили на завод, где происходили серьезные беспорядки. Кутепов приказал особенно четко выполнять его приказы. Отбивая шаг, отряд подошел к заводу. Кутепов отдал несколько команд. Преображенцы безукоризненно выполняли все строевые упражнения. Короткое выразительное учение охладило горячие головы бунтовщиков. Порядок на заводе был восстановлен. Обошлось без арестов, без кровопролития.

Кутепов часто говорил, что при внешней дисциплинированности создается и внутренняя выдержка, а ее не хватает русскому человеку, хотя он и очень талантлив.

С 12 (25) июня по 15 (28) ноября 1907 года Кутепов являлся временно исполняющим обязанности начальника пулеметной команды, а 10 (23) сентября высочайшим приказом по военному ведомству его произвели в поручики. «Испытание по службе» длилось почти день в день целый год, и 15 (28) декабря 1907 года поручик Кутепов был переведен за боевые отличия в лейб-гвардии Преображенский полк, где 17 (30) декабря зачислен в списки 5-й роты[240]. Только теперь он получил право надеть мундир старейшего гвардейского полка.

В списке полковых офицеров и чиновников за 1908 год находим запись: «№ 48 Кутепов, поручик, Гоголя 4 кв. 8», телефона нет. В 1912 году поручик Кутепов жил на Кирочной, 37, а в 1913-м, став штабс-капитаном, – на Миллионной, 33, казармы лейб-гвардии Преображенского полка.

Военный смотр. А. П. Кутепов (третий слева) (из фондов РГАКФД)

В конце 1907 года затихли волнения «первой русской революции». До начала Великой войны оставалось семь лет. Для России это были годы реформ, годы бурного экономического роста. Выздоровев от революционного угара, словно от страшной болезни, держава крепла, богатела. А 1913 год, год празднования 300-летия Дома Романовых, стал годом наивысшего экономического подъема.

В лейб-гвардии Преображенском полку А. П. Кутепов слыл отличным служакой. Такие офицеры – идеальные командиры рот и батальонов. В то же время, не светский и не знатный провинциал, он мог восприниматься многими родовитыми сослуживцами хотя и доброжелательно, но как чужак. Нам известно немало примеров, когда разница между сословиями накладывала определенный отпечаток на отношения между людьми. Думается, что многие коренные лейб-гвардейцы довольно ревниво относились к вопросу происхождения, и это мешало А. П. Кутепову, несмотря на его боевые заслуги и отличные служебные качества, легко, без усилий вписаться в среду офицеров старой гвардии.

А. И. Деникин в своих воспоминаниях привел любопытный эпизод, ярко характеризующий сословное неравенство в гвардии: «Так, варшавская гвардия (3-я гв. дивизия)[241] отказалась раз принять группу офицеров, выпущенных из военных училищ, на том основании, что они не были потомственными дворянами. Вышла громкая история, доходившая до Государя, причем военный министр предоставил впоследствии этим офицерам другие вакансии. Но можно себе представить моральные переживания людей, изгнанных за «худородность» и вынужденных ходить по мытарствам, в поисках нового назначения»[242].

О непростых отношениях А. П. Кутепова с некоторыми родовитыми лейб-гвардейцами писал один из ближайших его соратников генерал Борис Александрович Штейфон: «В чине поручика он уже настолько авторитетен, что позволяет себе открыто осуждать проявления снобизма, каковые, наряду с петербургским обществом, были свойственны и многим молодым гвардейским офицерам. Следует отметить, что другому (кроме Александра Павловича) не простили бы подобных осуждений, особенно если «другой» был переведен из армии и не обладал средствами и связями…»[243]. В тех же воспоминаниях находим свидетельство, что А. П. Кутепов настойчиво создает себе независимое положение в полку. Более того, своей жизненной позицией всецело отдаваться службе и вести скромный образ жизни он увлекает других. «Ему подражают, усваивая его строевую ухватку», – отмечает Штейфон.

Любопытна характеристика, данная А. П. Кутепову командиром лейб-гвардии Преображенского полка уже в годы Великой войны: «Честнейший и храбрейший солдат, преданный полку до самозабвения и благодарный за все, что ему полк дает. В строевой и внутренней службе незаменим. Во взглядах узковат, и не во всех офицерских вопросах может разобраться. Содержит семью и нуждается в ежемесячном пособии в 100 рублей»[244]. Подчеркивая высокими эпитетами личные качества А. П. Кутепова и безупречное знание им службы, командир полка прямо говорит о несоответствии взглядов аттестуемого взглядам лейб-гвардейцев. В каких офицерских вопросах, по его мнению, А. П. Кутепов не может разобраться? Напрашивается ответ – вероятно, в вопросах сословной принадлежности и связанных с этим традиций старой гвардии. Коренных лейб-гвардейцев могло раздражать стремление и умение Александра Павловича быть близким солдату, что нарушало их кастовые правила… К моменту написания этой характеристики А. П. Кутепов отслужил в лейб-гвардии Преображенском полку почти десять лет, но, как видим, так и не стал для родовитого офицерства своим, в полном смысле этого слова.

Просматривая архивные документы, мы обратили внимание на запись, сделанную в послужном списке штабс-капитана Кутепова 25 февраля (10 марта) 1913 года. В графе, говорящей «из какого звания происходит», полковым адъютантом записано: «Из потомственных дворян, уроженец Новгородской губернии». На первом листе послужного списка имеется собственноручная запись А. П. Кутепова «читал штабс-капитан» и далее его подпись[245].

Нам известно, что родной отец Александра Кутепова Константин Матвеевич Тимофеев был не потомственным, а личным дворянином. Отчим же, Павел Александрович Кутепов, на момент усыновления им Александра не выслужил еще и личного дворянства. В 1913 году самому А. П. Кутепову называться личным дворянином давали право и чин штабс-капитана, и любой из имевшихся у него русских орденов. Первый полученный им орден, орден Святого Станислава III степени с мечами и бантом, был вручен подпоручику Кутепову согласно приказу № 698 от 5 (18) мая 1905 года.

В чем кроется причина разночтения записи в послужном списке с реальной сословной принадлежностью офицера Кутепова, которая была известна его сослуживцам? Думается, что формулировка «из потомственных дворян» сделана намеренно, в угоду существовавшим в старейшем гвардейском полку традициям, вероятно, по указанию вышестоящего начальства. Нам же этот факт показал, что даже в таком серьезном документе, как послужной список, могут быть существенные неточности.

К февралю 1913 года штабс-капитан Кутепов зарекомендовал себя в лейб-гвардии Преображенском полку только с положительной стороны. Зная А. П. Кутепова уже шесть лет, офицеры, сыновья знатных фамилий, оценили его служебные и человеческие качества, и запись, сделанная полковым адъютантом, – «из потомственных дворян» – это подчеркивает. Если мы обратимся к справочнику «Весь Петербург» за 1913 год, то узнаем, что в полку числились: князь Оболенский Владимир Николаевич, граф Игнатьев Николай Николаевич, герцог Лейхтенбергский Николай Николаевич, граф Литке Константин Николаевич, князь Максутов Дмитрий Петрович, князь Аргутинский-Долгоруков Константин Сергеевич[246].

А. П. Кутепов (крайний справа) с сослуживцами

Примечательно свидетельство о пребывании А. П. Кутепова в полку одного из его сослуживцев Владимира Владимировича Дейтриха: «В полку Кутепов выдвинулся сразу. И выдвинулся, несмотря на чрезвычайное богатство полка яркими, самобытными характерами и во всех отношениях выдающимися офицерами. Его исключительное знание службы в среде, гордившейся с ревнивым самолюбием этим знанием службы, и где тем не менее авторитет Кутепова в этой области вскоре установился непререкаемо; его щепетильная строгость к самому себе и заботливость о солдате; его восприимчивость ко всему тому, чем полк дорожил как традицией, то скромное достоинство, с которым Кутепов умел себя держать, – все это вместе взятое вызвало к нему глубокое уважение с первых дней его вхождения в полковую семью. «Правильный человек», – часто мне, будучи еще вольноопределяющимся, приходилось слышать о Кутепове мнение солдат, побаивавшихся его беспощадной требовательности по службе, но ценивших его заботу о солдатах и его совершенно бесстрастную справедливость»[247].

Об А. П. Кутепове заговорили в военной среде, тем более что фамилия Кутеповых была на слуху, хотя не многие знали, что Александр Павлович не принадлежит к известному роду, а просто их однофамилец. Просматривая справочник «Весь Петербург» за 1898 год, можно найти полковника Императорской охоты Николая Ивановича Кутепова и его брата Сергея Ивановича, полковника его императорского величества полка[248]. С 1890 года в Центральном государственном историческом архиве хранится дело Александра Николаевича Кутепова, «начатое 01.02.1890 и оконченное 15.11.1900»[249], из которого можно узнать, что полковник Николай Кутепов лейб-гвардии 4-го стрелкового императорской фамилии батальона, заведующий хозяйственной частью Императорской охоты, хлопотал о принятии его сына в младшее отделение приготовительного класса училища правоведения на казенное содержание. Из метрического свидетельства видно, что он родился 23 декабря (4 января) 1873 года. В том же деле этого тезки Александра Павловича Кутепова имеется свидетельство владимирского губернского предводителя дворянства от 6 (18) февраля 1889 года о внесении сына полковника Николая Кутепова – Александра – в 3-ю часть дворянской родословной книги. Николай Иванович Кутепов (1851–1907) был широко известен в петербургском высшем обществе как автор четырехтомного труда «Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси». Работу над изданием ему поручил император Александр III, оно стало заметным культурным событием столицы[250]. В отставку Н. И. Кутепов вышел в чине генерал-майора в 1906 году. А подпоручик Александр Павлович Кутепов не имел подобных тезке свидетельств и в тот год только начал свою службу в старейшем гвардейском полку.

В справочнике «Весь Петербург» за 1913 год можно найти и Кутепова Александра Сергеевича, капитана собственного его императорского величества сводного пехотного полка, Кутепова Владимира Сергеевича, штабс-капитана лейб-гвардии Егерского полка. Неудивительно поэтому, что Александра Павловича могли связывать с известной дворянской фамилией Кутеповых.

А. П. Кутепов, находясь в офицерской дворянской среде, должен был ей соответствовать. Но вместе с тем память о детских и юношеских годах, проведенных в Череповце, в Слутке, в Холмогорах, в Архангельске, хранила подробности быта, взаимоотношений простых русских людей. Потому он всегда понимал солдатскую душу, был близок и понятен простому человеку.

«Всегда ровный в обращении, строгий без малейшей придирчивости, внимательный и сердечно отзывчивый к нуждам всех своих подчиненных, он не мог не производить глубочайшего на них впечатления своим безукоризненным знанием военного дела, исключительно ясным, интересным и понятным толкованием теории и умением лучше, чем кто-либо, учить «показом», – писал об Александре Павловиче один из его сослуживцев, Петр Николаевич Малевский-Малевич. – Наиболее ярко запечатлелось в уме его подчиненных то, что Александр Павлович мог делать все то, что он от нас требовал, будь то самые сложные гимнастические упражнения, или ружейные приемы, или стрельба на большие дистанции, или фехтование ружьями. Качество это не могло не производить огромного впечатления на нижних чинов, прибывших недавно из деревни и инстинктивно смотревших на офицера, как на «барина» и «белоручку». Александр Павлович являл им пример русского офицера…»[251].

В Офицерском собрании армии и флота по четвергам проводились лекции и доклады, посвященные урокам Русско-японской войны и военным реформам. Офицер Кутепов усердно посещал лекции, охотно делился своим боевым опытом. И наверняка он тут блистал.

В полковом офицерском собрании А. П. Кутепов участвовал в обсуждении строевых занятий, отдавая свои знания для поднятия дисциплины в полку. Добиваясь выправки, знаний и дисциплины от подчиненных, командуя, он не унижал человеческое достоинство солдат, требовал того же и от них в отношениях друг с другом. Чтобы иметь нравственное право предъявлять требования к своим подчиненным, он, прежде всего, был требователен к самому себе. Тут нельзя не вспомнить его успехи по военным дисциплинам в юнкерском училище.

Поручик Критский записал разговор с генералом Кутеповым, характеризующий его как демократичного командира. «Но был у меня старый заслуженный унтер-офицер, и любил он ткнуть кулаком солдата, – рассказывал Александр Павлович. – Вызвал я его к себе и говорю, чтобы он рукам воли больше не давал. Солдат, говорю, и по Уставу звание почетное, и надо с уважением относиться к этому званию. Унтер-офицер мне – «так точно, Ваше Высокоблагородие, слушаюсь». – «Так что же стал делать этот унтер?» – «Идет солдат в отпуск. Является к своему унтеру. Тот его оглядывает с головы до ног, все ли, как полагается, пригнано, все ли в порядке, и вдруг видит, что сапоги плохо начищены. «Что же, – говорит, – сапог не вычистил? Лейб-гвардии преображенец, а с грязными сапогами по городу! Спинку свою натрудить побоялся… ну что же, я, старый унтер-офицер, почищу тебе молодому солдату. Клади ногу на скамью… Клади, приказываю тебе». Берет унтер-офицер сапожную щетку и начинает, что из мочи, начищать сапог, а локтем-то все время в бок или куда попало. Застал я раз такую картину и говорю: «Ты бы полегче чистил сапоги». А он мне в ответ: «Никак нет, Ваше Высокоблагородие, потому как солдат есть звание почетное…»[252]. В передаче Критским рассказа генерала просматривается и характер Александра Павловича – веселый, задорный. Так и видятся его смеющиеся глаза.

Между солдатами и офицером Кутеповым установилось понимание и духовная близость, ведь они видели в нем не только строгого командира. В его отношении к солдатам не было ни явного, ни тайного заигрывания. Строгий и требовательный, он всегда оставался заботливым и человечным. По воскресеньям и праздничным дням ротный командир Кутепов показывал своим солдатам достопримечательности столицы, водил их в картинные галереи, музеи и театры. К этим походам готовились, а после них устраивалось обсуждение увиденного за день.

По традиции офицеры посещали солдатские вечеринки, бывал на них и А. П. Кутепов. Там он весело танцевал и ухаживал за солдатскими дамами. Молодых солдат к своей суровой дисциплине приучал постепенно. Сначала добросовестно и по многу раз объяснял каждому все, что от него требуется по службе. Совершенно спокойно и просто указывал на все совершенные погрешности, затем начинал предупреждать, что после определенного времени он уже будет налагать взыскания за малейшую оплошность, за малейшую неточность. И когда наступал этот срок, офицер Кутепов был беспощаден. Не так приложил руку к козырьку – столько-то часов под ружье, не так надел пояс, не так повернулся, не так ответил – соответствующее дисциплинарное взыскание, и никакого снисхождения.

Перенесение преображениями полковых знамен из Арсенала в собрание на Кирочной. 1911 г.

Понятно, почему нижние чины дали ему прозвище «правильный человек». Приведем еще одно яркое свидетельство офицера-преображенца В. В. Дейтриха. «За несколько простецкой, осолдаченной внешностью Кутепов скрывал ум гибкий, острый и живой, гораздо более сильный, чем это казалось случайному собеседнику. Только ум этот у Кутепова был ограничен волей, я сказал бы даже, намеренно ей подчинен. Происходило это потому, что в безволии Кутепову виделась первопричина нравственного разложения человека. И эту волю в себе Кутепов развивал всеми доступными средствами, нисколько не боясь упрека в утрировке. Он рассказывал сам, что молодым офицером заставлял себя вставать зимней петербургской ночью, шел под студеный душ, одевался до последней пуговицы и… вновь раздевшись, продолжал прерванный сон»[253]. Тут приходит на память и эпизод из гимназической юности Александра Кутепова, когда он, чтобы воспитать в себе волевые качества, просил будить его по ночам, вставал, одевался и ходил бодрым шагом по темным коридорам общежития.

Штабс-капитан А. П. Кутепов (стоит третий слева) среди офицеров в собрании на Кирочной. 1913 г.

Строгость А. П. Кутепова была известна среди преображенцев. «Мы, молодые подпоручики, – вспоминали потом сослуживцы Александра Павловича, – невольно подтягивались и с волнением являлись с визитом к штабс-капитану Кутепову по случаю своего производства в офицеры полка. Своих офицеров, совершивших какую-нибудь оплошность, Александр Павлович всегда встречал словами – эх, Федора Ивановна!»

В записи В. В. Дейтриха сохранился еще один эпизод: «…однажды, – рассказывал Александр Павлович, – здорово меня разыграли за эту мою привычку. Как-то утром, у себя в квартире в Петербурге, слышу звонок. Являются офицеры и преподносят мне именинный пирог. Я удивился: «В чем дело?» А мне говорят: «Сегодня день празднества Святой Феодоры, так вот – поздравляем». Но я, это, – добавил Александр Павлович, – не растерялся и попросил всех Федор Ивановн откушать именинного пирога. Не растерялись и г.г. офицеры. Все, как один, сели за стол, и от пирога ничего не осталось»[254].

С декабря 1906 года до начала Первой мировой войны, то есть до августа 1914 года, служба А. П. Кутепова проходила в самом Санкт-Петербурге. Почти за восемь лет он выезжал из столицы в служебные командировки всего семь раз[255].

Военно-придворная карьера «паркетного» офицера была не для А. П. Кутепова. Чувствуя призвание к строевой службе, не стремился он и в Академию Генерального штаба. По мнению Б. А. Штейфона, главной чертой Александра Павловича было «удивительное угадывание границ своих духовных сил». Природная интуиция помогала ему верно определять круг своих возможностей, оберегала от промахов и на службе, и в частной жизни.

Из послужного списка А. П. Кутепова видно, что его должностной рост в полку перед Великой войной был постепенным и неторопливым. Он последовательно занимал должности: помощника начальника учебной команды, начальника пулеметной команды, начальника команды разведчиков, командующего 15-й ротой на законном основании в течение одного года двух месяцев, затем вновь начальника учебной команды… Должности эти были доказательством его служебного авторитета наставника. За поручиком Кутеповым прочно укрепилась слава самого «отчетливого» офицера в полку. Усвоенная еще в военном училище безупречная строевая выправка стала его отличительной чертой. Он аскетичен в быту, не пьет, не посещает рестораны, а все возможные средства отдает родным: братьям и сестрам. Его внешность, стиль поведения соответствовали уставу и на службе, и в частной жизни.

Есть люди неудобные, неуживчивые в мирное время, но войны и социальные бури делают из них героев. Вечное кипение, напряжение сил – вот их стихия. Это люди борьбы. Вне ее им трудно найти достойное применение своим способностям.

Александр Павлович Кутепов, напротив, и в мирное время умел быть «правильным человеком» и дисциплинированным офицером. И этот нравственный стержень в годы новой опасности для Отечества, в годы войны с Германией, помог развернуться его военным талантам.

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 1) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 2) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 3) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 4) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 5) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 6) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 7) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 8) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 9) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 10) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 11) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 12) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 13) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 14) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 15) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 16) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)

Послужной список полковника А. П. Кутепова, составленный 25 февраля 1917 г. (лист 17) (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 1-14 об.)