Сходняк Бушков Александр

Глава 13

Разгадки и... новые загадки

Двадцать первое сентября 200* года, 18.24.

Вживую Фрола, «черного губернатора» града Шантарска, они видели впервые.

Слышал же хоть что-нибудь о Фроле. каждый из них: Таксист – от своих корешей по зоне, Карташ – от многих людей в Парме (как от людей в форме, так и от людей в робе), Маша – от Карташа и Гриневского. А нынче сия легендарная личность находилась прямо перед ними. Или, если правильно ставить акценты, то, конечно, это они находились перед легендарным Фролом.

Место, куда их доставили и где уже поджидал Фрол, сумело удивить Карташа немало, хотя ему казалось, после всех-то перипетий последнего месяца, что он навсегда разучился удивляться. Однако вот поди ж ты... А доставили их бедовую троицу не куда-нибудь, а на военную «точку», расположенную в лесу под Пижманом.

И ладно бы просто на «точку». Так ведь на ту самую, где Алексей Карташ предлагал укрыться с грузом платины, когда они на прииске возле захваченного вертолета до хрипоты спорили, куда им теперь со всем этим счастьем деваться.

Бог ты мой, как же давно это было...

Откуда Фрол узнал о существовании «точки», что он хотел сказать этой демонстрацией – Карташ не гадал. Охоты никакой не было гадать. Фрол сам скажет, если сочтет нужным, а не сочтет... ну, значит, про другое толковать будем.

Раньше на этой территории, охватом километр на полтора, нес боевую вахту сокращенный боевой расчет технического дивизиона. Дивизион тот некогда являлся составной и неотъемлемой частью зенитно-ракетного комплекса «С-65», с которым наши пэвэошники воевали еще во Вьетнаме, наводя ужас на штатовские «Фантомы». С тех пор времени прошло порядочно, военно-техническая мысль на месте не стояла, появлялись новые, все более совершенные комплексы ПВО, в этой области мы всегда обгоняли штатников, а значит, шли и впереди планеты всей, и вся планета с завистью и злобой произносила названия наших новых разработок: сперва «С-125», потом «С-300». Однако одно дело изобрести, другое – изготовить в достаточном количестве. Тем более, когда в стране начинается не пойми что, страна трещит по швам и, как куски сгнившего мяса, от туловища империи отваливаются куски территорий, и каждая территория жаждет непременно обзавестись собственным воинством незалежным, а чтоб все было, как у больших, подавай им и свою ПВО.

Впрочем, разодрать – не сшить, особенно когда приходится резать по живому. Это все равно как распилить дом, пройдясь пилой по всем коммуникациям: по проводке, трубам, по коридорам общих квартир. Очень долго после этого приходится заделывать повреждения...

Точно так же обстояло и с ПВО. Это ж не только ракеты, нацеленные в мирное небо. Это и производственные цеха, и ремонтные заводы, и исследовательские институты, и испытательные полигоны, и военные училища, и всякое другое. И все находилось в разных местах – скажем, большинство ремонтных заводов размещалось на территориях Украины и Белоруссии, полигоны – в Казахстане, а электронную начинку ЗРК изготавливали на оборонных предприятиях Питера. Теперь все живут порознь, живут, как правило, исключительно советским наследием, поодиночке латают дыры в тришкиных кафтанах. К чему приводит разрыв единой ткани, прекрасно известно, достаточно вспомнить стрельбы украинских ПВО над Черным морем, в результате которых был успешно сбит израильский гражданский самолет.

Ну, не нам в России нос задирать. Взять ту же «точку» под градом Шантарском. Денег на переоснащение нет, денег на содержание в прежнем виде тоже нет. И «точка» законсервирована до лучших времен, потихоньку хирея в ожидании лучших времен. Ангары, склады, казарма, котельная, караулка, автомобильные боксы, металлические эстакады и крановые площадки, – все то, что спрятано среди насыпных холмов и окружено лесом, постепенно разваливается, разрушается, ржавеет. Что-то быстрее, как здания, выстроенные при Никитке-кукурузнике, ну а что-то еще не один век простоит и, доведись, темоядерный удар выдержит, как, скажем, толстостеннные бетонные бункеры...

Когда Карташу доводилось бывать тут, ему всегда вспоминался фильм «Сталкер», здесь, на этой натуре в самый раз снимать продолжение: строения, внутри которых наблюдаются сплошь сюрреалистические картины (например, молодые осинки, тянущие стволы сквозь пустые ракетные стеллажи, или свисающий под потолком на тросе кирзовый сапог, зачем-то выкрашенный в шаровую краску), ласточкины гнезда под крышей, похожие на елочные украшения, потому что неразумные птицы натаскали для них тонкие полоски фольги под неофициальным названием «шум», которые сбрасывают с самолетов для обмана вражеских радаров, надпись «ДМБ – ...», а год дембеля скрыт от глаз зеленым мхом, накренившаяся, но пока не рухнувшая деревянная караульная вышка, напоминающая Карташу подбитый марсианский треножник, грибная поляна на спортплощадке, заячьи и лосиные следы на плацу, ржавые автомобильные скелеты, утопающие в траве, а на крановой площадке раскачивается под малейшим ветром, поскрипывая, металлическая цепь с крюком...

Для встречи с ними Фрол выбрал бетонный бункер, в котором раньше помещался командный пункт. Находился бункер внутри насыпного холма, имел два выхода, над холмом торчала антенная вышка метров в тридцать высотой. Один из выходов был завален осыпавшейся землей; засыпь второй – и получится реальный могильный курган, который холм и без того напоминал.

– Хвалю, хвалю, господин Карташ. Славное место вы отыскали. Мне нравится, – Фрол расхаживал вдоль длинного, явно командирского стола. Остановился, пощелкал тумблером, под которым имелась табличка из оргстекла «площадк. № 1». – Сам люблю неожиданные места. Например, одно время, было дело, назначал важные встречи на собачьем питомнике, куда посторонний втихую, сами понимаете, не подберется.

Слышь, Вася, обратился Фрол к своему адъютанту, простоватому с виду светловолосому пареньку, который сидел с АКМ-ом на коленях на фоне таблицы «Нормативы прохождения ракет по техническому потоку», – а и вправду, почему мы до сих пор не прибрали к рукам что-нибудь подобное? Очень удобно. Скажем, грузы складировать, устраивать тут стрелки и толковища... уж я молчу про то, как мило в этой патриархальной тишине вести задушевные разговоры с неразговорчивыми товарищами. Может, не размениваясь на договоры со сторожами, просто выкупить объект у Минобороны, раз он им ни к чему?

– Возьмем на заметку, – вполне серьезно пообещал Вася. – А господину Карташу придется выписать премию за рацуху.

– Выпишем, Вася, обязательно выпишем, – сказал Фрол, открыл тумбочку, достал оттуда какую-то брошюру в сиреневой бумажной обложке и открыл наугад. – Только, Вася, я передумал связываться с минобороной, сейчас генералы про объект напрочь забыли и еще не скоро вспомнят, а так мы им память освежим, они тут же начнут радостно торговаться, взвинтят цену до небес...

Фрол замолчал, что-то в найденной книжице привлекло его внимание.

А три пленника были помещены за сколоченный из реек каркас перегородки, за которой, в годы оны, располагался технический персонал командного пункта. Маша и Таксист сидели на остатках стульев, Карташ – на пустом приборном шкафу...

Алексей решил нарушить молчание:

– Может, оно и не вовремя, но хочется спросить: а где, собственно...

– ...ваш добрый знакомый, который оказывал кое-какие небольшие, но взаимовыгодные услуги некоему старлею Карташу из поселка Парма? – понятливо подхватил Фрол, оторвавшись от книжицы. – Могу успокоить, ничего непоправимого с ним не произошло. Посидит немного под замком, отоспится и вновь заступит на дежурство по военно-историческому памятнику.

– Я устроил его в бомбоубежище для укрытия личного состава в атомную войну. Там, где бочка, нары. И собачки его целы, – добавил Вася, – не постреляли, нешто мы злыдни какие. Полагаю, благодаря его собакам и не растащили это хозяйство?

– Населенных пунктов поблизости нет, поэтому и набегов немного, – механически сказал Карташ. Он не понимал, чего ради Фрол тянет резину, не начинает разговор, но разгадывать эти ребусы не хотелось категорически, потому что даже правильные разгадки ни хрена теперь не изменят...

Пара его боевиков остались в соседней комнате, которая раньше использовалась под хранение запчастей аппаратуры, аккумуляторов, катушек с «полевкой», и по первому же зову пахана ворвались бы к нему на помощь со стволами наперевес. Один из боевиков, пошушукавшись с Фролом, куда-то отлучился из бункера, теперь вернулся и возился, задвигая за собой тяжелую дверь.

– "Рекомендация по действиям комсомольского актива военной части в условиях начала военных действий", – прочитал Фрол на обложке книжицы, вздохнул и бросил книжицу на командирский стол. – Нет, каков штиль, а? Дыхание ранешних времен! Теперь так писать не умеют... Лохматый, ну что там?

Лохматый просунул наголо бритую голову (отсюда, конечно, и кличка) в дверной проем:

– Все ништяк, Фрол. Никаких накладок не будет.

– Ага, значит, мы остаемся, – удовлетворенно рказал Фрол и достал сигареты. – Одна беда у твоей «точки», старлей: мобила не берет. Пришлось Лохматому сбегать в сторожевой дом. Как выяснилось, не зря сбегал... Ну что, приступим. Разговор у нас, надеюсь, получится долгий. – Фрол закурил. – Был такой законник по имени Батенька, он бы одного только факта нашей беседы не одобрил. Эх, воплей было бы! «Вор не должен иметь дело с вохрой, бабу к делам подпускать нельзя!» Я, разумеется, с большим почтением отношусь к тому, что именуется воровскими понятиями, но считаю, что ничего не стоить превращать в окаменелую догму. Тем более, в наших беспрерывно меняющихся условиях, к которым если не приспособишься сам, то тебя приспособят насильно... приспособят, как в той байке про Прокруста и одноименное ложе. На этом, запев, зачин и прочие увертюры считаем законченными, и я буду слушать главную партию в нашей опере.

Фрол подвинул ногой стул, бросил на грязное сиденье какую-то газету, сел, закинул ногу на ногу.

А Карташ вдруг поймал себя на том, что только сейчас черный губернатор Шантарска впервые повернулся к ним анфас, а не в профиль, впервые поочередно обошел их убойным взглядом серых глаз. Всякая болтовня и балагурство, если и были, то все закончились.

На КП наступило молчание, к которому бункер больше всего привык за последние годы, тишину нарушало лишь шебуршание боевиков в соседней комнате.

Молчание было тяжелым, давящим.

– А не надо ввязываться было, – прервал паузу Фрол, и сказал он это уже другим голосом. – Кто за уши тянул? Нагреться по-легкому захотелось, да?! С-сопляки... Куда полезли, спрашиваю?! Я посторонних жмурами класть не люблю, но где тут посторонние? Я вижу сплошь замазанных. Сидели бы, где сидели, – были бы посторонними, никто б за вами с волынами не гонялся. А потом пойдет шепоток: вот, мол, Фрол, гад какой, мокрушник, невинных людишек мочит... А на кой мне мочить невинных, спрашивается, грехи множить, или пули девать некуда, людей нечем больше занять?!

Фрол бросил окурок на пол и растер его ногой.

– Короче, сейчас расскажите мне все, вывернитесь наизнанку. И выворачиваться вам придется без остатка, соколы мои, без малейшего остатка. Не просто как у попа на исповеди, а гораздо искреннее. И совершенно добровольно, что характерно. Потому как мне, по большому счету, плевать на вас, я просто иду вам навстречу. А так вы всего лишь отложенные покойники, еще в квартире мне было бы проще и менее хлопотно отправить вас к богу на толковище и закрыть вопрос. Отсюда учтите: если я только заподозрю, что от меня что-то скрывают, я просто встану и уйду, понятно? И даже тебя, девонька, это касается в полной мере, раз впуталась в наши игры и с предавалась им со всем пылом. Это тебе не флирты на танцплощадках: с одним покадрилась, к другому переметнулась, не вышло с другим, прык-скок к третьему. Когда идет волчья грызня, то самки сидят поодаль, ждут ее окончания и победителей, а не лезут в гущу. Ну а если какая полезла, то раздерут ее клочья, не заметив как, и винить кроме себя ей будет некого...

Маша хотела что-то сказать, но Таксист удержал ее, крепко взяв за локоть.

– Короче, ясность, по-моему, установлена полная. Так что давайте каяться, соколики, взаимно дополняя друг друга, отвечая на мои вопросы, даже если кому-то они и покажутся странными. Вас, наверное, тоже распирают вопросы.

Чего-то это я на вас трачу столько времени, зачем притащился на эту базу и все такое прочее. Но обо всем поговорим после ваших душеспасительных откровений.

Все, поехали.

«Нет добрых и недобрых вожаков». Вот о чем думал Карташ. «Добрым вожак быть не может, иначе он недолго протянет в вожаках. А что есть? А есть более сильные и менее сильные вожаки, есть стаи, что стоят за ними, и законы, по которым живут эти стаи. Не нравятся законы этой стаи, переходи в другую. Можно избрать себе участь стадной овцы, нагуливающей жир по пастбищам и гадающей, поведут ли ее на убой, утащат ли волки или ей все же повезет помереть своей смертью. А можно бегать по лесам одиноким волком вот такую участь мы себе как раз и побрали. Не получилось. Не осилили. Пора окончательно признать и окончательно смириться. И прибиться к стае».

Да, Карташ прежде спросил бы сам кое, о чем у Фрола – например, о том, почему тот никуда не спешит. Но ведь Фрол не станет брать на понт, чай, не районный бригадир. Он – нисколько в этом можно не сомневаться – встанет и уйдет, если какие-то фраера вдруг начнут с ним торговаться или попытаются его обхитрить. И тогда за дело возьмутся этот простоватый с виду Вася, Лохматый и третий, безымянный боевик.

Карташ не видел другого выхода, кроме как начать рассказывать.

– Ну, если во всех подробностях, то повесть выйдет долгой, – сказал Алексей.

– Я ж сказал, старлей, что время у нас есть.

– Тогда начну с того, что есть в Парме такое кафе «Огонек» по прозвищу Салун... Не весело и не скучно было в тот день...

...Свет в бункере горел, не мигая. Ничего странного – от электроснабжения никто «точку» не отрубал. Более того, на случай аварий на трассе и прочих перебоев на «точке» имелся дизель и солидный запас соляры. Минимум, отведенный на поддержание объекта в полуживом состоянии, Минобороны поставляло все-таки исправно.

Во время рассказа Карташа... И не только Карташа, но также Маши и Таксиста (последнему Фрол задал больше вопросов, чем старлею и боевой подруге вместе взятым, и вопросы были преимущественно малопонятны Карташу из-за незнакомых имен и слов). Так вот, во время монологов, диалогов, вопросов и ответов Фрол иногда вставал, прохаживался вдоль сырой и местами заплесневевшей стены, вдоль командирского стола, в задумчивости щелкал тумблерами, отчего загорались лампочки внутри символических изображений ракет в разной степени сборочной готовности. Даже Фрол изумленно качал головой, поражаясь тому, что такая ерундовина еще и пашет. В общем, поднять на ноги этот заброшенный объект можно быстро, если разом вложить достаточно денег. А если еще годков пять прождать – сгниет все уже безвозвратно.

Наконец повесть о платиновых, таежных, туркменско-ашхабадских, алюминиево-зубковских и прочих злоключениях подошла к концу, наконец иссякли и вопросы Фрола.

Некоторое время Фрол задумчиво мерил шагами командный пункт от стены до стены. Скрипели юфтевые сапоги.

– Ха, – Фрол мотнул головой, – ну надо ж вам было угодить в самую сердцевину змеиного клубка. И еще на что-то надеялись... Хотя, правды ради, следует признать – могли проскочить, была узенькая лазейка, но – не успели шмыгнуть, дверцы захлопнулись, можно сказать, перед самым носом... А теперь, соколы мои яснокрылые, я поясню популярно, во что вы впутались. Слушать и не перебивать, ибо говорить буду долго и нудно. А главное, буду говорить правду.

Итак.

Про сходняк вы краем слыхали. Но, похоже, так и не уловили масштабности мероприятия.

Ничего равного не происходило с девяносто первого года, когда последний раз собрался воровской сходняк всего Советского Союза. Лично я о том сходняке от людей только слышал, в те годы не залетал еще так высоко, но какие имена перечисляли, я вам скажу! Что ни имя, то легенда. Сейчас мало кто из них жив, слишком уж бурным выдались девяностые. Развалился ведь не только Советский Союз, но и все, что он собою цементировал. И пошла кровавая дележка длиною в десять лет. Отовсюду перли молодые волки, старые отчаянно упирались, только кровавые клочья в стороны летели. Мрачное время, много хороших людей полегло...

А теперь вроде на большинстве территорий буйство утихло, переделились, пришла пора оглядываться по сторонам и договариваться с соседями. Предъяв друг к другу накопилось не меньше, чем насущных проблем. До этого проблемы решали разовыми стрелками, но назрела нужда в большом толковище. В очередном съезде воровской партии Советского Союза, пусть и бывшего. Надо сложить систему, а для этого трэба сойтись всем вместе. Понятно, что выбрали Россию – все же матка. А всякие мелкодержавные амбиции, типа «хай живе вильна и незалежна», это заклинания для политиканов, этим они, как на-персточники скороговоркой, отвлекают взгляды от блудливых ручонок...

А что остановились на Шантарске... Всех все устраивает. Вдали от беспокойных столичных центров, крупный город подстать солидности мероприятия, город с правильной репутацией. Были, конечно, еще города на выборе, окромя Шантарска... Не скрою, я тоже руку приложил, попросил кого надо замолвить словечко, потому как принять у себя подобный сходняк – это не только честь и вписывание себя в историю, а еще и упрочение позиций.

Как нетрудно догадаться, я пообещал обеспечить порядок на моей земле.

Теперь прикиньте, что будет, если я подведу людей. Лучшим выходом будет – самому застрелиться из двух пистолетов сразу, для пущей надежности. Так что кое в чем мы с вами похожи: играем по крупным ставкам. Чтобы сходняк прошел на уровне – а иначе, понятно, и быть не могет, – требуются очень большие деньги.

Конечно, можно взять из общака, наскрести по сусекам... Но зачем, когда деньги лежат на болоте в виде платины? И эта платина моя.

Карташ удивленно вскинул брови.

– Да, товарищ старший лейтенант, или, если больше нравится, господин старший лейтенант, да. Моя. Пусть ее и нашел Зуб – но все равно моя. Потому как это мой город, моя империя, а в любом нормальном государстве самым тяжким преступлением считается неуплата налогов. И неважно, какой власти не платятся эти налоги, белой или черной, нет существенной разницы, в общак не платят или в государеву казну. Преступление все равно остается самым тяжким. Зуб мог бы по-дружески прийти ко мне, получить законные проценты с месторождения, и жили б мы в любви и согласии... А ведь нет, скрыл прииск, сам навариться надумал. Так что я просто решил изъять неуплаченные налоги, неуплаченные за те годы, что существовал прииск. А изъять эту платину можно было только силой, и никак иначе.

Господин Зубков, надо отдать ему должное, тайну платинового прииска не доверял никому. Прииск был замкнут прямо на него. И он не то что в общак долю не отстегивал – он никому ничего не отстегивал, брал только себе, делясь лишь с небольшим числом посвященных. Тот, кого ты в своем рассказе поименовал Седым – и чья кличка на самом деле была Седой, – был закорочен на Зуба напрямую, без всяких звеньев. Информацию о прииске удалось добыть лишь незадолго до его, прииска, ликвидации. Тут спасибо органам, к которым принадлежал «археолог» Гена, они вышли на платиновый след, информация об этом просочилась к нам – не будем уточнять, как и от кого, – ну а мы всех попытались опередить: и органы, и Зубкова... Не вышло. Нас опередили органы при вашей, бля, доблестной поддержке...

Кстати, решение Зубкова ликвидировать прииск было связано как раз-таки с тем, что он почуял интерес к его драгоценному детищу. И недолго думая, отдал приказ вывезти платину и уничтожать все и вся, имеющее отношение к прииску.

Поэтому я тоже вынужден были торопиться и наскоряк проворачивать эту комбинацию с бунтом, с группой Пугача, ну, в общем, не вам рассказывать...

Ну а в том, что Андрюша Зубков решил воспользоваться удобным случаем и свалить меня, лично я не усматриваю ничего неожиданного. Учитывая наши с ним старые счеты. Я б на его месте действовал точно так же. Из кожи вон вывернулся бы, а перехватил бы горло врагу, который сам это горло тебе подставил. Потому как жди-потом следующего удобного случая до морковкиного заговения.

Сперва он строил простые планы. Устроить в городе смуту накануне сходняка, может быть, положить одного из тех, кто прибудет, – одним словом, пострелять-порезвиться и тем самым сорвать мероприятие. Не самый тупой ход, признаться. Простенько и результативно. Кто обещал порядок? Фрол. Кто не обеспечил? Фрол. Кто такой Фрол? А уже никто и не знает, кто такой Фрол, нету уже никакого Фрола... Вот такой планчик нарисовался в голове Зубкова. Сами понимаете, о его планах мне становилось известно очень быстро – через своего «казачка» в его логове...

«Поп, – отстраненно понял Карташ. – А я молодец, просек фишку...»

– Ну так и почему же нельзя было решить проблему Зубкова раз и навсегда, когда есть такие шикарные агентурные подходы? – глухо спросил Таксист.

– Потому что у тебя понятия о жизни пребывают на мужицком уровне, – отмахнулся Фрол. – Вот спроси у своего военного кореша, и он тебе скажет, что командовать полком и командовать армией – это две большие разницы. Мышление другое нужно. Для губернатора, будь он белым или черным, главное – сохранить равновесие. Или же, по научной фене ботая, экологический баланс поддерживать, шоб на каждую щуку свой карась нашелся, и наоборот. И в этой экосистеме Зуб мне необходим. Он бесяра все-таки толковый, свой алюминий и город туго держит.

Свались Зуб – и все пойдет вкривь и вкось, даже если не будет резни за трон. А без резни еще ни разу не обходилось. Так что Зуб мне нужен. Все ж таки знакомый черт, как говорят англичане, лучше незнакомого. Ну и, конечно, кто-то должен за Зубом присматривать, иначе бед натворит, ему же мелковато сидеть в своем городишке, хочется задницу повыше пристроить... Ну вот допустим, все же пристроил. Свалил меня и пристроил. И ведь не удержит не то что губернию, даже один Шантарск не удержит. По мышлению он – районный бригадир, его Нижнекарск, собственно, районом и является. Смышленый районный бригадир – и не более. Сядет на мое место и начнет по привычке гнуть всех под себя... а не прокатит, вишь ты. И уберут его, дурака, очень и очень быстро. Не одни, так другие. Тут нужно уметь договариваться и улаживать, и еще много чего уметь надо, кроме как кулаками махать и садить из волын. Короче говоря, скорее надо быть шахматным гроссмейстером, чем боксером...

– А потом Зубков пересмотрел первоначальные планы на сходняк, когда узнал о платине и о нас, – вдруг осенило Карташа. – Тогда он придумал менее рискованный вариант. Не надо проводить военные маневры и валить гостей-авторитетов. Да и в случае неудачи головой он не поплатится, всего лишь отступит ни с чем на прежние позиции...

– Сечешь, старлей, – похвально склонил башку Фрол. – Вы и платина ему вдруг понадобились позарез. Тут наличествуют два очень существенных момента.

Момент первый: у Зубкова имеется покровитель, как раз среди тех, кто прибудет на сходняк. Без покровителя у него нет серьезных шансов...

Ведь что задумал Зуб? Он задумал вывернуть платиновую историю наизнанку.

Дескать, это прииск не его, а присутствующего здесь Покровителя, он, Зуб, был всего лишь управляющим, средним звеном, организатором на месте. Покровитель тут же встанет и с честнейшим видом подтвердит: «Да, это мой прииск, это была первая партия, которую я всю без остатка потратил бы на пользу сообчества, но у меня платину украли, поубивали моих людей, а я, между прочим, действовал по закону, то есть поставил Фрола в известность, что собираюсь добывать платину на его территории, и он дал добро... Кто украл, кто поубивал – в толк не возьму...» Вот тут-то на сцену и выходят единственные выжившие свидетели, трое остолопов, которые в свое время тоже решили наложить свои потные лапки на платину. И с вашей свидетельской помощью выясняется, что захват прииска проводил Пугач – одна из шестерок Фрола. Следом моментально вспоминается бунт в Парме, который послужил прикрытием Пугачу и его людям. А ведь никакой бунт в округе иначе как без соизволения Фрола произойти не может по определению. Это разве что на броненосце «Потемкин» взбунтоваться могли из-за червивой похлебки, а у нас так дела не делаются... В общем, обвиняемой стороне крыть нечем, кругом виноват Фрол, то есть я. Фрол – крысятник, Фрол, позарившись на жирный платиновый кусок, погубил множество правильных людей, а свалить все задумал на своего заклятого врага Андрея Валерьевича Зубкова. Вот так все и было бы...

– Поэтому вы и организовали нападение на особнячок, – сквозь зубы сказал Алексей. – Тот самый особнячок, где жарился шашлычок.

– Ну да, – преспокойно кивнул Фрол. – Мне такие свидетели ни к чему, нужно было ухайдокать вас до начала сходняка.

– А сейчас что? – с вызовом спросила Маша. – Передумали хайдокать?

– Не-а, -. Фрол улыбнулся обезоруживающе. – Пока еще думаю. Появились, видите ли, кое-какие новые обстоятельства...

«Не убьет, – понял Карташ. – По крайней мере, не сейчас. Зачем-то мы нужны и ему тоже. Иначе не стал бы он тут соловьем разливаться и все карты открывать...» – И сменил тему:

– Известно, кто покровитель Зуба?

Фрол заговорщицки подмигнул.

– Имеются определенные подозрения.

– А момент второй?

– Момент второй? Ах да, второй любопытный момент вашего внезапного появления на Зубковском горизонте... – Фрол помедлил, выдерживая театральную паузу. – А ведь Глаголев сдал вас. Определенно сдал Андрюше-Зубу, каковой и имел честь напасть на паровоз с платиной. Исключительно по генеральской наводке.

– Бли-ин, что еще за Глаголев такой? – протянул Алексей. Голова уже шла кругом от обилия информации. Мозговой винчестер перегревался, биокомпьютер глючил и готов был зависнуть.

На этот раз Фрол казался искренне удивленным.

– Вы что, генерала Глаголева не знаете? А позвольте-ка спросить, у кого в гостях вы куковали две недели после того, как вас репатриировали из Ашхабада? Ну, здоровенный такой блондин. Он что, не представился? Первое Главное управление, ГРУ, или как оно там сейчас называется... Разведка, одним словом.

– Разведка? – негромко спросила Маша. – О господи, еще и разведка... – Она потрясенно замолчала, обхватив голову руками. – А этим-то платина зачем? И потом, насколько я знаю, ГРУ запрещено действовать на территории собственной страны...

Фрол поморщился.

– Деточка, я вас умоляю. Не стойте из себя наивную, пардон, дуру.

«Разведка, разведка... – зашевелилось у Алексея в мозгу. – Значит, хренов викинг не из ФСБ, а из разведки? Ну и муравейничек мы разворошили, однако. Только грушников нам не хватало. Ну, дела-а...»

– Нет, стойте, – он поднял руку. – Что-то тут не так. Слишком уж хитро все... Если вы не врете и белобрысый действительно из ГРУ, то на кой хрен ему путаться с этим бандюшонком Зубковым? Платина у него в руках, мы тоже. Зачем такие сложности наворачивать – какое-то киношное нападение на поезд, похищение... – Он поразмыслил секунду. – И кстати, почему обязательно сдал? Кто-то из окружения Глаголева мог продать информацию о платине Зубкову. Или вообще рядом с Глаголевым находится человек, работающий на Зубкова...

Фрол снисходительно улыбнулся.

– Во-первых, Глагол не верит никому, а значит, посылая платину и вас в одном вагоне, он стократно подстраховался бы – как раз на случай утечки информации, и уж тем паче на случай нападения. А во-вторых, сами подумайте: ну не глупо ли отправлять с таким трудом возвернутую платину в простом вагоне, под шутовской охраной, да еще вместе с теми, кто эту самую платину едва не увел из-под Глаголевского носа? Подставил, ох подставил вас генералушка...

– Все равно ни черта не понимаю! – раздраженно повысил голос Гриневский. – Ему-то зачем сдавать нас, тем более Зубу?! Да ладно – нас! Зачем платину отдавать Зубкову?

– Значит, выгода от задуманной Глаголевым комбинации стоит двух ящиков платины.

– И что это за комбинация?

Фрол равнодушно пожал плечами.

– А может быть такое, что Зуб и Глаголев заодно? – медленно озвучил Карташ мысль, которая вертелась у него в голове еще со времени побега из алюминиевого города.

– Кто знает, кто знает...

– Или Глаголев не сомневается, что вернет платину в самое ближайшее время...

– Опять же – кто знает.

– Дьявол, у меня уже мозги закипают от всех этих вариантов, расчетов-подсчетов, многоходовок...

– Там, где крутятся большие деньги, молодой человек, всегда возникает большие сложности... Зато начинаешь понимать удовольствие, которое получает какой-нибудь Каспаров. Неслабое, доложу я вам, наслаждение, когда задуманная многоходовка, где на десять ходов просчитаны все возможные ответы противника, приносит задуманный тобой результат. Умение просчитывать на многие ходы вперед и выдвигает людей на авторитетные позиции. Просто смышленых людей хватает, про физически сильных уж и не говорю, но почему-то большинство из них вязнет в середине, наверх вскарабкиваются немногие. А чего не спрашиваешь, старлей, откуда я про эту твою малину прознал?

– Про «точку» – то? А чего спрашивать, все понятно, – вздохнул Карташ. – После пармских... событий тщательное расследование, казенно выражаясь, провели не только органы официального дознания. Вы вышли на мой след, отследили мои связи... Где-то, значит, я оставил след, ведущий на эту поляну.

– Что еще раз доказывает, как трудно быть человеком-невидимкой. Ну да, ну да, после того, как вы, колобки, столь удачно от меня ушли, от Зубкова ушли, я расставил посты повсеместно – на вокзалах, на хазе барышни, на хазе Таксиста, на этой «точке», даже к Бортко своего человечка приставил – кто вас знает, может, вы сдаваться побежите кверху лапками... Ага!

Карташ услышал, как громыхнула и визгливо проскрипела тяжелая металлическая дверь бункера, не знавшая смазки уже многие годы, из предбанника командного отсека, где сиротливо пустели вешалки для шинелей, донеслись звуки шагов, голоса, смех.

– А к нам гости, – сказал Фрол, как-то странно усмехнувшись. – Ну, покажи класс, старлей, скажи, кто пожаловал. Сыграем в «Угадай мелодию». Ух, если угадаешь! Сходу зауважаю.

– А что, можно попробовать угадать... – устало сказал Карташ и опустил голову. – Полагаю, к нам пожаловал «черный губернатор», Фрол Степаныч собственной персоной.

Глава 14

Охота на охотника

Двадцать первое сентября 200* года, 19.17.

– Догадливый у тебя лейтеха, – донеслось сзади. – Может, ты и прав, может, и в самом деле имеет смысл их задействовать...

Маша и Гриневский резко обернулись, Алексей же как сидел, опустив голову, так и продолжал сидеть. Сил не оставалось удивляться и оборачиваться.

Использовать, твою мать... И ведь всю дорогу все только и делают, что пользуют их, как вокзальную шлюху...

– А я кто тогда, по-твоему? – грозно сдвинул брови лже-Фрол.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – равнодушно признался Карташ. – Но не Фрол. Настоящий Фрол не стал бы с нами такие долгие беседы беседовать. И опять же... не имел чести встречаться с Фролом до сего дня, но сдается мне, что и говорить он должен несколько иным языком.

– Чем же тебе мой язык не пришелся?

– Я не сказал, что не пришелся. Я сказал, что язык иной. Я ж все-таки находился среди сидельцев, хоть и обитал по другую сторону колючки. У тех, кто ходил... у них... Они просто другие. С виду такие же, но... словно помеченные. Даже сами себя называют – в том числе – «клейменными». А ты на зоне не был.

Хоть у тебя и повадки матерого волчары, однако – не был. Служил – это наверняка, людей мочить приходилось – это стопроцентно, тебя мочить пытались это к бабке не ходи... Но вот там ты не был.

– Ах ты ж, япона мать... – потрясенно пробормотал Гриневский. – А ведь точно! А я-то сразу и не допер...

Вновь прибывший наконец нарисовался перед ними – обогнул командирский стол, сел на свободный стул рядом с «двойником». Хотя на «двойника» он не был похож ни капельки. В дешевом пиджачке, с лысинкой, смахивающей на тонзуру, – скорее уж на почтенного счетовода из задрипанной государственной конторки он был похож, которому рукой подать до нищенской пенсии и чей удел – жиденькая кашка по утрам да программа «Вести» перед сном. Однако Таксист мигом подобрался, сделал каменное лицо и сел ровно. Ага, почуял силу, напарничек уркаганский...

– Не люблю вмешиваться в дела, где кипежная суетня вокруг все границы переходит, а выгода сомнительна, – сварливо объяснил Фрол-настоящий. -Я и без таких танцев на жизнь не жалуюсь и без лишних головоломок с радостью отправил бы вас ощипывать траву на небесных пастбищах, кладоискатели доморощенные... Вот его благодарите, что живы до сих пор. И может, еще выживите. Это он придумал комбинацию, где вам живым нашлось место... – новый Фрол взглянул на «Фрола» предыдущего. – Ну рассказывай, чего замолк. Сам придумал, сам и объясни товарищам стратегию партии и правительства.

– Запросто, – ухмыльнулся тот, кого еще минуту назад они принимали за «черного губернатора» Шантарска. С Фролом всамделишным он держался уважительно, но без всякого там чинопочитательства. – Начнем с того, что меня зовут Данил Черский. Слыхали о таком, или не доводилось? Вижу по глазам, имя не знакомо.

Ну, это все равно. Кто я таков и какого ляда здесь делаю, не суть важно. Важно для нас для всех только одно: чтобы слет народных авторитетов состоялся и прошел без эксцессов. Все, что я говорил раньше, – истинная правда... поэтому подведем итоги и подобьем бабки.

Итак, что мы имеем? Господин Зуб спит и видит, чтобы свалить Фрола. Для чего есть два пути: на сходянке выставить Фролу предъяву в укрывательстве платины, обвинить в крысятничестве и добиться анафемы. Поэтому ему нужны вы, как свидетели, и платина, как вещественное доказательство...

Таксист помотал головой, точно утрясая ворох мыслей, и сказал:

– Зуб – не авторитет. Кто его на сходняк пустит?

– Если он заявит, что имеются весомые улики против устроителя съезда, – не только пустят, но и сами позовут, и под белы ручки приведут, – уверенно кивнул Черский. И добавил:

– Зато ежели улики эти окажутся не очень весомыми, то тут уж Зубу не поздоровится.

– Ясно, – сказал Карташ. – Без нас Зубкову предъявлять нечего. Два ящика платины, которые он снял с поезда, – еще не доказательство того, что это именно Фрол напал на прииск.

– В точку. Стало быть, главных свидетелей у обвинения нет. Стало быть, Зубу остается второй путь...

– Сорвать сходняк! – догадался Таксист. – Ну... если не сорвать, то уж нагадить изрядно – чтобы гости поняли: раз Фрол не смог обеспечить достойный прием и нормальное, спокойное толковище, то это хрен с бугра, а не «черный губернатор», и гнать такого надо в три шеи.

– Опять в точку. Ну что, продолжим «Угадай мелодию»? Каким образом Зуб может нагадить?

– Перессорить этих... гостей-авторитетов, – подала голос Маша. – Или даже убить кого-нибудь из них.

– Логично, но практически выполнимо, – Черский откинулся на спинку стула, сцепил пальцы на затылке. – Охрана у них – мышь не проскочит. Не хуже президентской.

– Подкупить охрану, – не сдавалась Маша.

– Исключено. Говорю же – не хуже президентской.

– Ну, тогда снайпер на крыше... бомба в чемодане...

– Где будет проходить толковище? – спросил Гриневский.

– Увы, – Фрол прикрыл глаза. – Сами должны понимать: это, что называется, информация с грифом «секретно». Однако туда, на сход, ни один лишний человек не проберется, это я гарантирую. Там нет крыш, нет окон, нет дверей. Там негде спрятаться снайперу и некуда заложить бомбу.

– Где ж такое место отыскалось-то? – поднял брови Гриневский. – Чтоб без окон и без дверей...

– Не о том думаете, – вставил Черский, но Таксист не обратил на него внимания:

– А Зуб знает, где это место?

– При желании – узнать, разумеется, может. Равно как и адреса, где поселились гости. Но туда, на сход, говорю, не проникнет.

– Я понял, – медленно проговорил Алексей, вспомнив вдруг новости по телевизору – еще там, в заимке у Глаголева, – и слова, замбарона цыганского табора. – Пальба на улицах. Бандитские разборки. Отморозки со стволами. Теракты. Поджоги. Погромы... Все что угодно, но лишь бы всем стало ясно: Шантарск – гадюшник и отстоянная яма, а Фрол, принимающая сторона, не может справиться с беспредельщиной и обеспечить порядок даже в такой судьбоносный для всего прогрессивного воровского мира день. И тогда кранты Фролу.

– Правильно, – выдохнул Черский.

– И ничего смешного в этом нет, молодой человек, – сказал Гордеев. – Вот господин Черский, бывший мент, никоим образом к прогрессивному воровскому миру отношения не имеющий, – однако он на моей стороне. Потому что тоже понимает: при таком раскладе зубковская, мягко выражаясь, нелюбовь ко мне в первую очередь ударит по самому Шантарску. По простым людям. По обывателям. С гостями-тo ничего не случится, разъедутся – и все...

– Предварительно сместив вас, – понимающе кивнул Алексей.

Фрол цепко посмотрел прямо ему в глаза и проговорил:

– Да, сместив меня. Да, а я хочу остаться на своем месте... Но вы напрасно думаете, будто меня волнуют только моя собственная шкура и кресло «губернатора». Повторю вслед за Данилом: это мой город, и я за него отвечаю. Плевать, по какой причине и кто именно будет мутить воду и творить беспредел на улицах, – я этого не допущу.

– Это наш город, – мягко поправил Черский. -Уж простите за патетику.

– Здорово, – зло сказал Карташ. – Просто зашибись. Ну а мы-то каким боком во всей этой байде замешаны, а?!

– А вот теперь мы подходим к самому главному, – Черский встал, прошелся по помещению. – К тому, что вам, собственно, предстоит. Или, иными словами, чем вы станете зарабатывать себе жизнь. Сход начинается двадцать четвертого, поэтому мы должны успеть...

– Погоди-ка, Данил, – негромко перебил Фрол и перевел тяжелый взгляд на Гриневского. – Не знаю, как ты, Петр Игнатьевич, отреагируешь, но я считаю, что ты должен знать... Короче, вот.

Он достал из внутреннего кармана пачку фотографий, протянул таксисту.

Таксист взял, посмотрел, вгляделся... И фотографии выпали из его пальцев.

Карташ быстро наклонился, поднял одну... и шепотом выматерился. Как сквозь вату до него донесся голос Фрола:

– Когда мы нашли ее, уже было поздно. К сожалению, мы опоздали... Прости.

– ...Думаешь, выгорит? – с сомнением спросил Алексей. На душе было настолько противно, что аж тошнило.

– Должно, – сказал Черский. – Обязано. Зуб, конечно, не дурак, но на такой шанс клюнет непременно. Тем более, именно вы там нарисуетесь. Даже я бы поверил. И попытал счастья...

– Спасибо на добром слове, – хмыкнул Карташ. – Всю жизнь мечтал о рыбалке на живца. Особливо если сам в роли живца.

– Не скули. Какой живец? Вы просто последний штрих, последний мазок на полотне, так сказать.

«А фотографии вы спецом приберегли на финал, чтобы Гриня уж точно бросился в бой. А мы, ясный хрен, одного его бы не отпустили... Хитрые, черти...» Он покосился на недвижно сидящего рядом Гриневского и буркнул:

– В гробу я видел такие полотна. Они же не холостыми будут стрелять...

– А ты уворачивайся.

Черский притормозил на пустынной улице имени Революционного бойца Логачева, заглушил мотор. Сказал, получив сотенную от Алексея и придирчиво изучая ее на просвет:

– Все. Дальше сами... Станиславские.