Анастасия Бушков Александр

– У вас что, медведей нет?

– Медведь – это мифологический зверь, – сказала Анастасия. – Крылатый и двухголовый. Летучий.

– Вот он, медведь, – сказал Капитан. – На дыбки встал и поумнел, надо же...

– Мой умный, – подтвердило чудище. – И сосед умный, и еще сосед, и еще сосед. Все умный.

Местность эту, как выяснилось, заселяли сородичи чудища. Правда, путников больше интересовали похожие на них самих существа. Здесь чудище мало чем могло помочь. Оно четко выделяло две разновидности живших где-то в отдалении «безволосый люди» – одни не дерутся и делятся сахаром, даже научили сажать хлеб, зато другие охотятся на «человеков», и «человеки» после этого бесследно исчезают. Особо подчеркивалось, что ролями эти две разновидности никогда не меняются.

Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать из этого нельзя. Те, кто давал сахар «человекам», могли, как знать, без зазрения совести прикончить трех путников, а те, кто на «человеков» охотился, могли оказаться хлебосольнейшими гостеприимцами. Поэтому разговор особенно не затягивали. Оставили чудищу сахара и поехали дальше. Ехали без опаски – «человек» заверял, что его соплеменники, если их не трогать, первыми не бросаются. Капитан неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.

– Да, грустно все это, Настасья, – неохотно сказал он в ответ на ее мимолетный вопрос. – С людьми все более-менее ясно, а вот чем мишки виноваты, что и по ним грохнуло за ваши... за наши грехи, скажи ты мне?

И отъехал. Покачивался в седле, тихо напевал:

  • И меня по ветреному свету,
  • по тому ль песку
  • поведут с веревкою на шее
  • полюбить тоску...

Они ехали долго, пока не наткнулись на великолепное озерцо с песчаными берегами посреди густого леса, перемежавшегося густым малинником, – отличное место для привала. Капитан сначала упрямо твердил, что настоящая малина совсем другая, красная, а не голубая, не такая большая, и вид у нее другой. Однако Анастасии с Ольгой именно такая малина была знакома с детства, они принялись уписывать ее горстями, и Капитан к ним присоединился после недолгого колебания.

После обеда решили искупаться. С соблюдением всех предосторожностей, понятно. В озеро долго швыряли камни и коряги, сучьями промерили глубину у берега. Капитан выпустил в воду короткую очередь, но никакого чудища на поверхности не появилось. Впрочем, большие чудовища в таких озерах и не живут, подохли бы с голоду. Правда, сторона чужая, кто ее знает...

– Уж если ты так боишься, сидел бы на бережку с автоматом и стерег, – сказала Анастасия. – Это ведь женщинам неприлично глазеть на голых мужчин, а не наоборот.

Капитан признался, что раньше все обстояло как раз наоборот, так что сидеть на страже он не может, хотя не имел бы ничего против того... Анастасия подняла бровь и ничего не сказала. В нем вновь проявилась та смесь дерзости и смущения, которая и притягивала Анастасию, и мучила неразгаданностью – являл ли Капитан собой образец типичного мужского характера Древних или он один такой? Почему-то очень хотелось эту загадку раскрыть, а спрашивать прямо было как-то неловко.

Анастасия думала над этим, сбрасывая одежду на крупный желтый песок, по которому просто замечательно было идти босиком, думала, плывя в прогретой солнцем воде. Ей вдруг захотелось увидеть на дне клад, сияющие золотые чаши и груду сверкающих самоцветов, а то и легендарное сокровище – Валюту, о которой летописцы отзывались восторженно, но не объясняли, как это сокровище выглядит (Анастасия подозревала, что они не знали этого и сами). Увы, вода мутноватая, на расстоянии четырех-пяти локтей уже ничего не видно.

Невидимые за кустами спутники позвали ее проверки ради, она откликнулась, звонко и громко. И поплыла на середину. Ужасно не хотелось вылезать из теплой воды – когда еще подвернется такой случай?

И тут она увидела сокровище. Самое настоящее. На том берегу в песке у самых кустов сверкали огромные, с лесной орех самоцветы – синий, желтый, красный. Анастасия моргнула, тряхнула головой. Самоцветы не исчезли, они сияли, переливались, дразнили и манили. Размашисто загребая, Анастасия подплыла к самому берегу, встала на дно. Прислушалась. Полная тишина, на том берегу слышен спокойный разговор Капитана и Ольги – звуки над водой далеко разносятся. Она вышла на берег, сделала три шага, нагнулась к самоцветам, отводя с лица мокрые волосы. Выпрямилась, держа камешки на ладони. Словно бы светятся изнутри. Не все легенды врут. Бывают клады. Вот только куда голому человеку спрятать камни? Плыть, загребая одной рукой, не столь уж удобно. Не обходить же озеро кругом, по берегу?

Поразмыслив, Анастасия сунула камешки в рот, под язык. Довольная своей смекалкой, обернулась к воде.

Что-то тяжелое, жесткое упало сверху на голову, заслоняя солнечный свет, молниеносно скользнуло по бокам к пяткам, прижав руки к телу. Во мгновение ока Анастасия оказалась спеленутой в плотном тесном мешке, ее сбили с ног ударом под коленки, подхватили и бегом понесли сквозь кусты – она ощущала, как по мешку хлещут ветки.

Она отчаянно забилась, но держали меток умело, цепко, и за колени, и за плечи, так что ничего не вышло. Проклятые камни все еще были во рту, мешая подать голос. Анастасия вытолкнула их языком и попыталась крикнуть. Тут же чья-то рука перехватила шею, заглушив крик. Бег продолжался. Ее явно похищали люди, а не чудовища, но это-то, быть может, и было самым страшным...

Анастасия извивалась, пробуя кричать, уже из чистого упрямства, знала, что не удастся, что друзья на том берегу спохватятся слишком поздно, пока разберутся, пока пустят вокруг озера Горна искать ее следы... Куда ни кинь, выходило, что положение ее – хуже некуда. От злости она не могла даже толком испугаться. На бегу ей опутывали лодыжки колючей веревкой, и веревка немилосердно впивалась в тело.

Мешок взлетел вверх – его взвалили на что-то дернувшееся, живое, теплое, знакомо пахнущее конем. Зазвенела сбруя, кто-то прыгнул в седло, прижал мешок коленями к конской шее, и тут же затопотали копыта – судя по стуку. пяти-шести лошадей.

Скачка была бешеная. Анастасию швыряло, подбрасывало, колотило о лошадиный хребет и шею, она задыхалась, жадно хватала ртом воздух и никак не могла вдохнуть полной грудью. Мокрые волосы лезли в рот и в глаза. Всадники свистели, орали, гикали, видимо, чувствуя себя уже в безопасности, и по конскому аллюру Анастасия поняла, что они несутся по открытому пространству – в лесу так не разгонишься.

Всякое представление о времени исчезло. Перед глазами вспыхивали цветные пятна, сознание мутилось, тошнота подступала к горлу. Пугаться было некогда – лишь бы не задохнуться. Шалая скачка сменилась размеренным аллюром, всадники целеустремленно спешили куда-то, и Анастасия в редкие проблески более-менее сносного самочувствия пыталась сообразить, что ее ожидает. В голову, понятно, ничего дельного не приходило – все мысли вытрясла скачка.

Наконец кони пошли медленее, остановились совсем. Веревку на лодыжках распутали, Анастасию поставили подошвами на землю и потянули мешок вверх. Она яростно извивалась, помогая сдернуть его побыстрее. Зажмурилась от света, жарким всплеском ударившего в глаза. Вокруг хохотали. Она медленно открыла глаза, стояла, обнаженная и взъерошенная, в кругу смеющихся крепких мужчин в черной одежде с какими-то затейливыми золотыми знаками на левой стороне груди. Ее пошатывало и мутило. Она зло сверкнула глазами из-под спутавшихся волос, и хохот грянул с новой силой.

– Клянусь Предназначением, охота того стоила! – сказал кто-то. – Какая кобылка!

Ему дружно поддакнули. Анастасия прикинула, сможет ли в броске выхватить меч из ножен у ближайшего. Нет, тело пока что плохо повинуется. Она потрясла руками, разминая их. Огляделась внимательно. Вокруг – голые холмы, под ногами сухой горячий песок, серая пыль. Ни деревца, ни кустика.

Кони – обычные кони, шестиногие, люди – обычные люди, разве что их штаны и рубахи иного, диковинного покроя, а золотые знаки больше всего напоминают какое-то шестиногое насекомое. Только вот взгляды их настолько не понравились Анастасии, что она даже не ощутила стыда за свою наготу. Странная пустота была в их глазах, и смотрели они так, словно Анастасия вообще не была человеком – глаза лошадиных барышников, довольных красивой и сильной покупкой. И ничего, кроме этого. От этого ничуть не стало легче, наоборот. «Право же, наоборот», – подумала Анастасия, выпрямилась с видом гордым и презрительным, сглатывая тошноту. Судя по их лицам, они поняли оскорбление, сообразили, что их считают низшими существами, которых и стыдиться-то нельзя.

Вокруг дыбились голые желтые холмы, и ветер, посвистывая, по-змеиному шипя, сдувал с них песок, гнал его тонкими невесомыми струйками неизвестно куда.

– Какая кобылка! – повторил главный. – Тряпки ей бросьте.

К ногам Анастасии упали рубаха и штаны из той же черной ткани, но гораздо более поношенные. Она накинула рубаху через голову и не сразу справилась с застежкой штанов.

– А ты уверен, что Китеж мы себе на голову не посадим? – спросил один главного.

– Абсолютно уверен. Я за ними долго наблюдал. Совсем ничего похожего.

– Поверим... Как с ней толковать?

– Как обычно.

Все снова заржали. Один протянул ей железную гребенку, и Анастасия не удержалась, взяла. Долго расчесывала спутавшиеся волосы, дергаясь от боли и тихонечко ругаясь под нос. Потом швырнула гребенку под ноги хозяину.

– Ого!

– Да уж это не про нашу честь. Закон Законом, а Хранители Кнута и Лопаты...

Все разом примолкли. Казалось, им хочется оглянуться друг на друга, но они боятся.

– Вы, скоты, что все это значит? – спросила Анастасия.

– Еще лучше. Говорит по-человечески. Меньше возни.

Ну, так! Анастасия покрепче уперлась левой ногой в землю, прикинула расстояние, оценила и вырвала.

И метнулась. Крутнулась. Влепила.

И почти тут же ей досталось меж шеей и плечом чем-то твердым, да так, что она кубарем полетела в песок. Сразу же навалились, вывернули руки, скрутили их ремнем за спиной, спутали ноги. Грубо подняли и держали за локти.

Главный, которому она угодила босой пяткой под массивную пряжку пояса, еще сидел, схватившись за ушибленное место, со свистом втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, охал и шипел, как лесной ящер. Его люди, когда он на них не смотрел, косились на него скорее злорадно. Наконец он встал, разогнулся, проковылял к Анастасии и влепил ей оглушительную пощечину.

– Ну, стерва! – выдохнул он. – Я ж тебя не доведу, не посмотрю на Хранителей... Анастасия облизнула нижнюю губу – нет, не разбил, но все равно больно.

– Развяжи руки и дай меч, – сказала она, – А там посмотрим, скотина такая.

– Я тебе сейчас такой меч дам...

– Хранители, – небрежно так, равнодушно так обронил самый неприметный из его людей, и главарь тут же сник. Выругался, сплюнул: – Ладно, пошли.

Анастасию повели к холмам. Идти трудно, путы на ногах короткие, она то и дело спотыкалась. Ее тут же подхватывали, но при этом старались как бы нечаянно лапать, тайком от неприметного, но грубо и нахально, и она старалась идти осторожнее, крохотными шажками, медленно. Черных это раздражало, и в конце концов после короткой перебранки ей разрезали веревку на ногах, «Что-то не похоже, чтобы женщины тут были сильным полом», – подумала Анастасия, ежась от тоскливой безнадежности. И впервые пожалела, что пустилась в путешествие.

Чем ближе они подходили к холмам, тем диковиннее и явственнее становились долетавшие оттуда звуки – мощное шипенье и гул, пыхтенье и многоголосые выкрики. Вроде бы шум большого города – так бывает, если слушать его с высокой башни.

Они оказались на вершине холма, и Анастасия попятилась.

Внизу кипела невообразимая суета, казавшаяся непривычному глазу сплошной мешаниной людей, животных, повозок, железа и дерева, канатов и лестниц.

Справа тянулась от самого горизонта гигантская канава, шириной и глубиной не уступавшая той высохшей реке у Серого Моста, даже превосходившая ее. Но это русло было вырыто человеческими руками – идеально прямое, с отлогими краями, высоченным юлом выброшенной земли на том берегу. Какие-то исполинские железные звери, членистые, дымящие жирным черньм дымом, свистящие, то и дело выпускавшие клубы густого белого пара, слепленные, казалось, кое-как из бочкообразных, кругловертящихся, криво-растопыренных, косо-дырчатых кусков, полос и частей. Звери вгрызались гигантскими зазубренными ковшами на длинных шеях в отвесную стену земли, куда утыкалось русло. Дергались, скребли, рыли, отхватывая комья и глыбы. Ковши мотались, словно головы чудовищ на перебитых шеях, вываливали землю вбок, и ее утаскивали наверх в сотнях бадей на канатах, на тысячах тачек по бегущим вверх по стенам зигзагами узким настилам. Многие тысячи людей копошились в русле, выравнивая его дно, увозя наверх землю и сваливая ее в бесконечный вал, уходивший за горизонт обок русла; другие распоряжались, вопили, хлестали бичами нерадивых, суетились на площадках железных зверей, спуская вниз какие-то бочки, связки дров; и поминутно раздавались истошные вопли придавленных и пораненных, на которые, казалось, никто не обращал внимания – только взблескивало там, где Раздавался крик, словно бы мечи сверкали, и тогда крик зачихал. Марево пыли стояло над исполинским руслом. Казалось, это горе повисло невесомым облаком. Жуткое зрелище. Анастасии показалось даже, что это она умерла и попал в потусторонний мир, на зловещую Свалку Истории, которой пугали грешников жрецы. Они, правда, уверяли, что там царят холод и сумрак, но все равно это похоже на загробную жизнь для грешников...

Правда, Анастасия знала, что люди способны сделать этот мир еще более неласковым – для невинных... Куда там загробному для грешников!

– Что это? – спросила она, чувствуя себя крохотной пылинкой посреди смерча.

– Великий Канал! – ответил кто-то. – Творение Божественного Жука!

– А... зачем все это? – спросила Анастасия недоуменно. Как раз из-за грандиозности Канала не верилось, что здесь скрыта естественная, разумная, человеческая цель. Людей здесь собрано многие тысячи, но все, что они делали, было нечеловеческим.

В ответ – удар по спине:

– Заткнись, дикарка!

Анастасия посмотрела влево – там и в самом деле стоял целый город. Город на колесах. Крытые грубой тканью огромные повозки и настоящие домики – но на высоких колесах, с оглоблями и дышлами, уткнувшимися в землю, с окнами и дверями, крылечками и латаными жестяными трубами. Тысячи повозок, тысячи домиков, образовавших неисчислимые улицы и тупики жуткого лабиринта. Там дымили печи, взлетали снопы искр над крышами кузниц, бегали дети, ревел скот, под навесами в стойлах из жердей стояли кони, висело на веревках белье. В любой момент этот город мог сняться с места и тронуться в путь. И над городом на высоченном столбе, обитом жарко блестевшими золотыми бляхами, на белом человеческом черепе (слишком большом, чтобы быть делом рук природы), вцепившись в него шестью растопыренными лапами, восседал гигантский золотой паук с черными матовыми глазами. А чуть пониже развевались по ветру то ли длиннющие лошадиные хвосты, то ли пучки черных веревок.

Один из пленивших Анастасию поскакал в город – видимо, известить кого-то. Мелькнул на улицах, направляясь к столбу с пауком (или жуком?) и исчез в суетне таких же черных.

Анастасию грубо схватили за плечо и повернули, толкнули в спину костистым кулаком:

– Пошла!

– Я... не умерла? – спросила она неуверенно. Тычок кулаком в поясницу:

– Скоро убедишься, что тут живые...

Они вошли в город, зашагали меж повозок и домиков. Анастасия поразилась, что никто не обращает на них внимания. Взглядывают мельком и тут же равнодушно отводят глаза, уступают дорогу без страха, без любопытства, без единого человеческого чувства. Только у детей, и то совсем крохотных, Анастасия увидела в глазах живой блеск. Те, что постарше, уже пугали насквозь пустыми глазами.

Они подошли к столбу с черепом и жуком. Вблизи оказалось, что столб воистину громаден. Черные веревки сухо шелестели в налетевшем ветерке. Дом под столбом был больше и наряднее остальных – но и он, понятно, на колесах.

Захватчики переменились на глазах. Теперь они приняли вид раболепный и предупредительный, хотя пока что не видно никого, перед кем следует эти чувства проявлять. Они стояли в ряд, смирнехонько, вытянув руки по швам.

Скрипнула дверь, и сверху позвали:

– Входите!

Старший толкнул Анастасию в спину, и она пошла вверх по приставному крыльцу с перилами. Следом на цыпочках взбирался старший. Казалось, он и не дышит.

Прихожая, где застыли двое воинов в черном, с секирами. Дверь медленно распахнулась. Старший уже не толкал – упер в спину Анастасии палец и направил в проем, бесшумно ступая следом. Дверь бесшумно же захлопнулась за ней.

– Подойди ближе, – произнес лишенный человеческих чувств мужской голос – словно сам воздух, насыщенный запахами железа и песка, складывался в слова под ударами невидимого кнута.

Анастасия сделала два шага вперед.

– Развяжите руки.

Шаги за спиной. Руки Анастасии оказались свободны. Она встряхнула ими, разгоняя кровь по жилам и жилочкам, огляделась.

В черном высоком кресле сидел человек в черном. Узкое Длинное лицо, крючковатый нос, острый подбородок. Совершенно голый череп перехвачен над глазами обручем с золотым жуком. Казалось, жук впился ему в лоб всеми шестью лапами и застыл, подобно третьему глазу. Такой же жук, только побольше, восседал на спинке кресла над его голоси, и из жука рос золотой семисвечник. По обе стороны кресла стояли такие же люди в черном, только у этих жуки висели на груди на золотых цепочках.

– Убирайся.

– Великий Мастер, она строптива, и я опасаюсь... – прошелестел из-за спины Анастасии старший над схватившими ее.

– Великие истины усмиряют самых строптивых, – сказал человек в черном. – Убирайся.

Дверь мягко затворилась. Полтора десятка взглядов скрестились на Анастасии. Она стояла, гордо подняв голову, притворяясь, будто не замечает этих взглядов – шарящих, холодных. И совершенно пустых.

– Ну что же, – сказал тот, кою назвали Великим Мастером. – Она слишком красива, чтобы продолжать род рабочего быдда, а следовательно, достойна продолжать род кого-то из вас, Хранители Кнута и Лопаты.

– Сначала следовало бы меня спросить, согласна ли я продолжать чей-то там род, – сказала Анастасия. – И стоит ли его вообще продолжать?

На нее уставились даже не возмущенно – с безмерным удивлением.

– Участь женщины – неустанно продолжать род, – сказал Великий Мастер. – А участь рожденных женщиной – вести вперед Великий Канал. Ты, должно быть, издалека, и разум твой темен, если ты не знаешь очевидных вещей.

– Я – княжна Анастасия из рода Вторых Секретарей, рыцарь Счастливой Империи.

– Придуманные дикарями звания нелепы перед Великим Каналом.

– Прекрасно, – сказала Анастасия. – Похоже, меня собираются сделать чьей-то женой, не спрашивая, как я к этому отношусь?

– Какое это имеет значение – твое отношение к делу? сказал Великий Мастер. – Хранители, как ни удивительно, эта дикарка способна связно выражать свои мысли, пусть и примитивные. Это лишний раз доказывает, что получить ее должен кто-то из вас.

– Кто вы? – спросила Анастасия, решив пока что не ввязываться в споры.

– Мы – – слуги Великого Канала, – сказал Великий Мастер. Он встал с кресла, подошел к Анастасии, положил ей на плечо холодную жесткую руку и подтолкнул к окну. Из окна виднелось за скопищем передвижных домиков пыльное марево и облака пара над Каналом; тысячеустый шум, грохот железных зверей, бадей и колес тачек долетали и сюда.

– Но зачем все это? – удивленно спросила Анастасия, ничуть не притворяясь.

– Мы – лишь скромные слуги Великого Канала, – сказал Великий Мастер. Его голос словно пытался вопреки своей природе стать мягким, но тщетно. – В незапамятные времена мир был дик и бессмысленен. Жалкие дикари ковыряли землю мотыгами и строили хижины, без пользы расточая труд и зачатки ума на сотни неразумных дел, прибавляя этим хаоса. И тогда пришел Великий Тро, чьи священные волосы распростерлись над миром семицветной жизнетворящей радугой, возвещавшей о наступлении Эры Порядка и Труда, Тро протянул руку, и на ладонь ему сел, дабы вкусить крохи великой премудрости, Божественный Жук, и мысль Тро оплодотворила Жука озарением идеи Великого Канала. И откладывал Жук яйца, а Тро дул на них, и рождались Славные Предтечи, родоначальники Хранителей Кнута и Лопаты – Яго, Свер, Бер, Фир, Ког, Фре. И труды Родоначальников озарили светом божественной премудрости Великого Тро толпы дикарей, дав начало Великому Каналу. И первые комья земли взлетели, и Великий Канал пролег по земле, круша гниющие в ней кости дикарей и сметая их убогие капища. Мы, Хранители, смертны – но бессмертен Великий Канал. Сотни лет он неотвратимо растет.

– Сотни лет? – шепотом переспросила Анастасия удивленно, боясь поднять на него глаза, чтобы не столкнуться с бездонной пустотой его взгляда.

– Сотни лет. – Твердые холодные крючки его пальцев сжимали плечо Анастасии, и от них по телу девушки растекался холод. – Мы смертны. Но бессмертен Великий Канал. И священные волосы Великого Тро всеми цветами радуги веют над миром.

– Но... что же потом?

– Ты красива, но разум твой темен, – сказал он. – Потом – бессмысленное слово. Есть великое слово – вечность. Великий Тро – это Вечность. Великий Канал – это Вечность. У него было начало, но нет конца.

– Так не бывает, – сказала Анастасия. – Людям в конце Концов надоест...

– Для того, чтобы им не надоело, и существуют Хранители Кнута и Лопаты.

– Сломаются эти ваши железные...

– Люди будут рыть руками.

– А если Канал упрется в море?

– Мы идем вперед, в направлении, указанном Великим Тро, идем сотни лет. Великий Канал не может свернуть и остановиться. Довольно. – Он сжал плечо Анастасии. – Пока что тебе прощаются все дикарские глупости, которые ты наговорила. Но завтра они станут ересью, и не советую об этом забывать. В тебе, мне кажется, есть проблески разума. А потому постарайся понять: у тебя нет иной судьбы, кроме как стать продолжательницей рода – к твоему счастью, рода Хранителей Кнута и Лопаты, а не рабочего быдла. Единственным твоим чувством должна стать благодарность за оказанную тебе милость.

– Благодарю, – сказала Анастасия. – Надеюсь, меня не заставят продолжать род вот прямо сейчас, тут же?

– Рад, что ты быстро усваиваешь священные истины, – как ни странно, он начисто не заметил иронии. – Разумеется, состоится брачная церемония. Она начнется вечером и будет краткой. Тебя подготовят. Нынче же ночью ты должна будешь дать жизнь будущим Хранителям Кнута и Лопаты.

– Благодарю за высокое доверие, – сказала Анастасия. Она почувствовала себя гораздо спокойнее и увереннее. Вряд ли этот сумасшедший и его пустоглазая банда будут торчать вокруг брачного ложа, духовно сопутствуя трудам по продолжению рода. Тех, кто ее похитил, давно отослали прочь, и вряд ли они найдут время рассказать что ценный трофей не так уж смиренен и слаб, когда у него свободны руки и ноги, – так что ее нареченного ожидают неприятньи-сюрпризы, и брачная ночь у него выйдет несколько нетрадиционной... А там посмотрим. Ускользнуть отсюда нелегко, обратную дорогу отыскать еще труднее, но лучше уж рискнуть, чем превратиться в продолжательницу рода этих безумцев, неустанно рожать им новых... А потому Анастасия смиренно склонила голову и сказала:

– Твоя мудрость потрясает меня, о Великий Мастер, – и окинула угрюмую шеренгу таким взглядом, что в их глазах зажглось слабое подобие чего-то человеческого. – Я с трепетом жду достойнейшего из вас, о Хранители.

Оказалось, что достойнейшего они избирают примитивнейшим способом – они по очереди доставали шарики из золотого сосуда, и вскоре обнаружился счастливчик, ничем, правда, свою радость не выказавший. «Болван пустоглазый, неотличимый от прочих», – подумала Анастасия, прикидывая, как лучше всего будет приласкать его столь пылко и бурно, чтобы в сознание не приходил как можно дольше.

Слуги в черном – новые, незнакомые – вывели ее на крыльцо. Смеркалось, солнце давно скрылось за горизонтом, а по левую руку от заката собирались тучи, чернотой своей и густотой обещавшие скорый обильный ливень. «Тем лучше», – подумала Анастасия, ощущая пьянящее щекотанье предстоящего опасного дела, отрешенную легкость.

Ее привели в домик с занавешенными окнами и сдали с рук на руки служанкам в черно-сером. Они усердно вымыли Анастасию в жестяной ванне (она сердито подумала, что два купанья за день – уже чересчур), обрядили в голубые штаны и белую рубашку с голубым узором, напоминавшим их пресловутого шестилапого жука. Одежда из тонкой мягкой материи, а башмаки из хорошо выделанной кожи. Повесили на шею золотую цепочку с золотьм жуком и пучком черных нитей – очевидно, символизировавшим шевелюру вездесущего Тро. Зеркала не оказалось – то ли зеркала легко разбивались при переездах и от них отказались, то ли потомки богов попросту не додумались до зеркал. Анастасия об этом чуточку пожалела – хотелось все же посмотреть, как она выглядит в брачном наряде этих сумасшедших.

Потом ее отвели в домик, принадлежавший вытянувшему счастливый (с его точки зрения) жребий Хранителю. С точки зрения Анастасии, жребий ему выпал насквозь несчастливый.

Служанки зажгли золотой семисвечник в углу, скупо объяснили, что вскоре сюда явится для свершения брачной церемонии какой-то там их жрец, ведя за собой счастливого жениха.

Анастасия слушала их вполуха. Едва за ними захлопнулась дверь, она обернулась к стене. Там, под выкатившим черные бельма неизменным жуком, висел меч в богато украшенных ножнах, с драгоценной рукоятью и шестилапым пауком на крыже; Меч был короче и шире тех, к которым Анастасия привыкла, но выглядел подходяще.

Косясь на дверь и навострив уши, Анастасия обошла низкое широкое ложе (жди, как же!), осторожно вытащила меч, придерживая ножны, чтобы не брякнули. Попробовала пальцем лезвие и удовлетворенно хмыкнула – отточено на совесть. Бедный нареченный. Тихонько вложила меч назад. Улыбнулась. Просьба пожаловать, невеста ждет с трепетом...

Она присела на краешек ложа и попыталась принять вид трепетной невинности. Жаль, не видит себя со стороны и не знает, насколько ей это удалось. Попробовала рукой упругость мягкого ложа и вздохнула: вот если бы здесь был...

За окном накрапывал дождь, потянуло приятным запахом влажного чистого песка, и вдруг посреди этого мокрого полумрака раздался страшный грохот. Пламя свечей качнулось, едва не погаснув, и тут же вылетело оконное стекло. Анастасия подскочила от неожиданности, сорвалась с ложа и подбежала к окну, топча по дороге куски стекла. Для грома и молнии слишком уж оглушительно, а главное – рано, настоящая буря еще вроде бы не подступила к городу-

Анастасия высунулась наружу, рискуя порезаться о торчащие в раме острые осколки. Слева, довольно далеко, все выше и шире разрасталось багровое зарево – колышущееся, исполинское, идущее словно бы из-под земли. Канал, сообразила Анастасия. Что-то там загорелось. Весьма кстати!

Сразу в нескольких местах, в разных концах города хрипло и страшно заревели трубы. По улочкам, озаренным пляшущими багровыми отсветами, бежали люди – все в одном направлении, к пожару. Никакой сумятицы. Анастасия разглядела – их, словно стадо, гонят всадники в черном, пешие в черном, слышно, как свистят плети, полосуя по спинам и головам.

Один за другим прогрохотали еще два взрыва, зарево разрасталось на полнеба.

Анастасия осторожно втянула назад голову. Самое время. Улочка опустела, направление она помнит, коней тут много, меч есть...

И тут в прихожей затоптались, нашаривая ручку. «Ну, долой трепетную невинность», – сказала себе Анастасия. Выдернула меч из ножен, задула свечи и прижалась к стене. Багровые отсветы проникали внутрь, и вошедший сразу бы ее увидел, но это не меняло дела – до двери один бросок, и жить вошедшему осталось всего ничего...

Дверь рывком распахнулась, но никто не вошел. Анастасия напрягла глаза, всматриваясь в темную прихожую. Отвела руку с мечом, изготовилась к удару. Оттуда, из темноты, сказали напряженно-радостно:

– Таська, брось железку, порежешься!

Ноги у нее подкосились. Она выпустила меч и бросилась на шею Капитану, ткнула губами куда-то в ухо. Капитан обхватил ее так, что ребра хрустнули.

– Задавишь, – выдохнула она, счастливо смеясь. – Откуда ты такой? Да говори же!

На нем была эта омерзительная черная одежда, с золотым жуком на груди, но под ней ощущалась кираса. И автомат висел на плече.

– Да подарил тут один одежонку, – сказал Капитан. – разговорчивый такой попался, гнида, все растолковал – что к чему, где что лежит... Горючка, Настенька, потому так и названа, что горит...

– Так это ты? – обернулась она к окну, к багровому зареву.

– Мой грех. – Он отпустил Анастасию, выглянул наружу, хмыкнул удовлетворенно. – Обормоты, кто ж так горючку держит – неогороженной, с одним вертухаем... Ну, пошли!

Они выскочили под дождь. Вдали, вокруг пожарища стоял страшный шум, но ближайшие улочки были пусты. Они бежали меж рядов темных повозок и темных домиков. Капитан схватил ее за руку и уверенно тащил за собой. Меч Анастасия все-таки прихватила со стены, но второпях не забрала ножны, и бежать с мечом в руке было неудобно, он только мешал.

– Да брось ты его! – крикнул Капитан.

Анастасия послушалась. Кто-то шарахнулся из проулка им наперерез, ничего еще не сообразив, выставил секиру. Капитан выпустил руку Анастасии и отшвырнул его ударом ноги под горло. Снова ухватил ладонь Анастасии и увлек в противоположном от пожара направлении. Вдруг застыл, прислушался:

– Стоп!

Толкнул Анастасию к ближайшей повозке:

– Быстро туда!

Сам запрыгнул следом, опустил полог. Они оказались на каких-то жестких угловатых тюках. И тут же совсем рядом промчались всадники, протопало множество человеческих ног. Анастасия перевела дух и, вглядываясь в его неразличимое почти во тьме лицо, спросила:

– Как ты меня нашел?

– А ты думала, тебя так и бросили? – Он ощупью нашел плечо Анастасии. – Десант своих не бросает, княжна... Горна благодари. Пустили его по следу, быстренько на хвост им сели, потом я издали в бинокль увидел, как ты с ними мило беседуешь. Засели на холмах... А потом все было просто. Пошел в этот гуляй-город, притормозил там одного с топором, а он болтун оказался жуткий... – Капитан осторожно коснулся ее щеки. – Больно стукнули? Там, у холмов?

– Чепуха, – сказала Анастасия.

– Чего они от тебя хотели? В гарем сватали?

– Детей им, дуракам, рожать, – сердито сказала Анастасия. – Таких же дураков, землекопов свихнувшихся...

– Действительно, чего захотели... – Он помолчал и вдруг решительно шепнул ей на ухо: – А мне бы согласилась?

Анастасия замерла, стоя на коленях на жестком тюке. Почувствовала на губах его губы, медленно подняла руки и положила ему на плечи. Зажмурилась в темноте и долго не открывала глаз.

– Чудо ты, Таська, – защекотал ей ухо горячий шепот Капитана. – Чудо несусветное в кольчуге...

Анастасия улыбнулась в темноте, глаза защипало – но почему, ведь сейчас ей было невыносимо хорошо? Загадочная это вещь оказывается, слезы – большая и сложная тайна, пока что непонятная ей.

– Пошли отсюда? – сказала она тихо, коснулась его щеки, провела ладонью. – Здесь так страшно...

Вокруг снова не было ни души. Они спрыгнули на землю и, держась за руки, спокойно пошли быстрым шагом к окраине города. Никто не бросался наперерез, никто не гнался – все сгрудились вокруг пожара. Ливень усиливался. Время от времени они, уже далеко отойдя от страшного кочевого города, оглядывались на пожарище – оно заметно при-гасло, багровые отсветы словно уходили в землю, погружались на дно Канала.

– Тушат помаленьку, – сказал Капитан. – Тушат-тушат, не потушат, заливают – не зальют. Эх, я сюда обязательно вернусь...

Анастасия улыбнулась ему. Она промокла насквозь, одежда облепила тело, но холода Анастасия не чувствовала – она была на свободе, и безумцы, рывшие столетиями свою исполинскую канаву, хочется верить, навсегда уходили из ее жизни.

– Разобраться бы с ними как следует, – сказал Капитан. – Черт, и нечем тебя укутать, сам мокрехонек, как мышь в ведре...

Анастасия зажала в кулаке золотого жука и рванула цепочку. Цепочка лопнула, и Анастасия зашвырнула ее подальше, далеко-далеко, чтобы улетела на другой конец света. Раскинула руки и закружилась под дождем, зажмурясь, закинула голову, подставила лицо косьм струям, крикнула:

– А жизнь прекрасна!

– Точно. Сам начинаю верить. – Капитан поймал ее в охапку и сказал, словно бросаясь в воду. – Настенька, я ведь не шучу...

– Я знаю, – тихо сказала Анастасия. – Я тоже. Только... я... ты... как-то... если...

Она безнадежно запуталась и замолчала в полной растерянности. Что-то старое рушилось, уходило, исчезало, что-то новое никак не могло заступить на его место, и Анастасия замерла в его объятиях, уткнулась в плечо, чуточку жалобно попросила:

– Ну не надо меня торопить, я...

– Настенька, я понимаю. – Капитан погладил ее по мокрым волосам. – Только я серьезно и насовсем...

– Я тоже, кажется, – сказала Анастасия так тихо, что он, быть может, и не расслышал.

Вскоре они добрались до места, где ждала Ольга с лошадьми. Горн, радостно гавкая, прыгал вокруг, а Ольга бросилась ей на шею. Дождь на ее лице или слезы – разобрать под этим косым ливнем было невозможно.

– Что там было? – спросила Ольга наконец.

– Да пустяки, – сказала Анастасия и впервые за этот вечер зябко передернулась – и от пережитого, и прохладу дождя ощутила. – Чуть замужем не оказалась, только и всего.

Верстовой столб 13.

Сон о ржаных апостолах

Так полуострова дрейфуют к океану

от торжествующих земных кавардаков.

А. Рембо

Анастасия ехала во главе своего маленького отряда хмурая, как туча. Даже Росинанту передавалось настроение хозяйки, не говоря уж об Ольге с Капитаном – они и не пробовали завязать разговор, и в глазах у них Анастасия видела неприкрытое недоумение. Но никак не находила нужных слов и подходящего случая, хранила угрюмое молчание, отчего злилась еще больше. И получался замкнутый круг.

Если честно, ей больше всего хотелось оказаться вдвоем с Капитаном в каком-нибудь уединенном месте, взяться за руки и выговориться начистоту. О том, что они все же люди из разных миров, и нужно вместе, долго и вдумчиво ломать голову над тем, как же им все-таки подогнать, притереть, совместить эти миры, чтобы родилось что-то новое, не ранившее ничьей гордости, самолюбия и устоявшихся взглядов на жизнь. О том, чем каждый из них должен поступиться, и нужно ли поступаться чем-то. И вообще, можно ли до завершения их поездки в неизвестность разрешить все сложности раз и навсегда?

Временами ей казалось, что и Капитан ломает голову над тем же самым. Наверняка. Быть может, его мысли были отражением мыслей Анастасии. Быть может, он точно так же искал случая.

А случая все не подворачивалось. Леса кончились, они третий день ехали по равнинам, перемежавшимся редкими невысокими холмами. И эти равнины были самым неподходящим местом для серьезного разговора. Так иногда бывает – позарез необходимы деревья над головой, лесная поляна, комната, галерея, старая стена... А вот так вот взяться за руки и уйти подальше от разбитого на равнине лагеря – не получается, хоть ты тресни. Больше всего Анастасию мучила мысль, что он может подумать, будто она бросилась ему тогда на шею из одной лишь благодарности за спасение. Чтобы покончить хотя бы с этим недоразумением, вставшим меж ними или выдуманным ею, она придержала коня, подождала, когда поравняется с ней чалый Капитана и тихо спросила:

– Не сердишься?

– За что, господи? – но в его голосе звучала нотка грусти. – Все нормально...

– Вот уж нет, – сказала Анастасия, не глядя на него. – Только не сердись... Я размышляю, и мне тяжело.

– Странное совпадение, – сказал Капитан уже веселее. – Я тоже размышляю, и не над самыми простыми вещами. Не подумать ли нам вместе и вслух?

– Подождем, – сказала Анастасия. – Только не сердись, ладно? Подождем... И отъехала. Словно камень с души свалился, и увесистый.

Она погнала Росинанта легким галопом, волосы развевались из под шлема, увенчанного золотым серпом-и-молотом.

Где те времена, когда жизнь казалась ей не лишенной тягостных загадок, но довольно простой, без крупных неожиданностей? Где времена, когда она и подумать не могла, что потрясение основ – столь мучительная штука? Анастасия, светлая княжна отрогов Улу-Хема из рода Вторых Секретарей, отважный рыцарь, пустившийся в поход за Знаниями – ах, каким легким и прекрасным виделся поначалу тот поход...

Она остановила коня – вокруг были возделанные поля! Пшеница стояла золотой упругой стеной, чуть колыхавшейся под ветерком. Анастасия спрыгнула с седла, сорвала колос, размяла в ладонях, попробовала зерна. Самая настоящая пшеница и на вид, и на вкус.

Подъехали Капитан с Ольгой. Анастасия молча обвела рукой, показывая на золотящиеся до горизонта поля.

– Ну, по крайней мере, не Канал, – сказал Капитан. Все прекрасно понимали, что означают эти золотые колосья. Необозримые пшеничные поля – это государство. Вот только чье, и как здесь относятся к путникам?

Оставалось ехать вперед, что они и сделали. Скоро обнаружили торную дорогу и двинулись по ней. И прошло не так уж много времени, прежде чем Капитан, случайно оглянувшись, вскрикнул:

– Черт!

Анастасия ничего не спросила. Все и так было ясно. Далеко позади, поблизости от дороги, по которой они проехали с час назад, поднималась тоненькая струйка дыма. Прервалась. Вновь потянулась к небу. Прервалась. Возникла снова. Рядом с ней выросла еще одна.

– Поздравляю, – сказал Капитан. – Мы в мешке. Может быть, они уже знают – те, впереди – сколько нас тут есть.

– Приятная весть, – сказала Анастасия. – Что ж, деваться некуда...

– Давно что-то мы ни с кем не дрались, – .добавила Ольга не без азарта.

– Нашла о чем горевать! – фыркнул Капитан. – Ну вот, едут! Проверка документов и багажа!

Над дорогой стояла туча пыли – навстречу скакал конный отряд и немаленький – человек двадцать. Анастасия положила руку на рукоять меча.

Они стояли в ряд посреди дороги и молча ждали. Клубилась пыль, вот уже можно различить красные щиты, разноцветные плащи...

Всадники осаживали разогнавшихся коней. Все они были мужчинами, голубоглазыми и русобородыми, но во всем остальном чрезвычайно походили на Анастасию – кольчуги, остроконечные шлемы (только без символов на шишаках), мечи, копья. Разве что щиты иной формы, овальные и заостренные внизу, без гербов, да у некоторых воинов – булавы, в Империи почти не употреблявшиеся. Анастасия не знала, радоваться такому сходству или оно сулит новые хлопоты, а потому на всякий случай вытянула меч из ножен – чуть-чуть, на ладонь.

Они разглядывали друг друга любопытно и настороженно, потом Анастасия тронула коня вперед, так, чтобы оказаться на корпус впереди спутников, и сказала:

– Я – Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, рыцарь из рода Вторых Секретарей. А кто вы?

Точно так же, как она, на корпус вперед выдвинулся всадник в алом плаще, с золотой цепью на шее и посеребренной булавой на руке и ответил:

– Я – воевода Бобрец, порубежной стражи. С чем идете? Почему единственный мужик – в столь паскудном облике, а девицы – в доспехах?

– Так уж у нас заведено, – сказала Анастасия не без вызова.

И он этот вызов понял, сказал дерзко-увещевающе:

– Такого быть не может, синеглазая. А если бы и было – стоило бы вас ремешком отходить по нежным сиденьям.

– А ты попробуй, – сказала Анастасия, вытаскивая меч до середины.

– Таська, не заводись, – тихо посоветовал Капитан. – Монастырь тут чужой, треба оглядеться.

Воевода Бобрец, играя плеткой с резной ручкой, разглядывал Анастасию с любопытством и насмешкой, и хвататься за меч не собирался. От него исходила спокойная уверенность, вполне понятная для человека с двум десятками всадников за спиной, стоявшего к тому же на своей земле.

– Ну? – сказала Анастасия, чувствуя себя все же не очень уверенно.

– Ты откуда такая прыткая? – спросил Бобрец с интересом.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Город Темных Эльфов – центр цивилизации и культуры на Земле. Здесь царит мир – но любое спокойствие ...
Главный герой – бывший военный, вернувшийся в Штаты из Вьетнама. Он чувствует себя уставшим и одинок...
В этом мире нет магии. Во всяком случае, официально. В этом мире нет Сварога – опять же, официально....
Они не настолько наивны и не ожидают, что эта операция будет похожа на загородную прогулку. Но никто...
После чудовищной катастрофы, потрясшей мир Чужих Берегов, Сварог со своими спутниками отправляется н...
Когда друзья и враги неожиданно решают оставить героя в покое, он начинает хандрить. И когда в небе ...