Волки на переломе зимы Райс Энн
– О, нет, только не это! – воскликнул Стюарт, похоже, всерьез расстроенный этими словами; его голубые глаза сверкнули словно от гнева. – Маргон – единственное стабилизирующее начало в моем новом существовании.
– А нам необходимо стабилизирующее начало, – чуть слышно поддержал его Ройбен. – Особенно такое, которое рассказывает нам о том, как устроено это самое существование.
– Вы оба попали в исключительно надежные руки, – сказал Тибо. – Что же касается вашего ментора, то это была шутка.
– Но как насчет того, что он рассказывал нам о морфенкиндерах? – вскинулся Стюарт. – Это, надеюсь, правда, верно?
– Сколько можно спрашивать одно и то же? – вновь вступил в разговор Сергей. Его голос звучал гораздо глубже, чем у Тибо, скорее бас, чем баритон, и заметно грубее. – То, что он вам говорит, – правда, насколько ему известно. Чего еще можно хотеть? Правда ли, что я происхожу из того племени, которое он описывал? Я не знаю. И откуда мне знать? Морфенкиндеры есть везде, по всему миру. Но я скажу одно: я никогда не встречал среди них такого, кто не уважал бы Маргона Безбожника.
Это немного успокоило Стюарта.
– Маргон – легенда среди бессмертных, – продолжал Сергей. – Где угодно можно встретить таких бессмертных, для которых нет ничего лучше, чем полдня просидеть подле ног Маргона. Вы сами в этом убедитесь. Полагаю, довольно скоро. Но принимать все, что говорит Маргон, за аксиому все же не следует.
– У нас нет времени на все это, – с саркастической ноткой в голосе сказал Тибо. – У нас слишком много дел, реальных дел, всяких мелочей, от которых действительно зависит жизнь.
– Например, сложить несколько тысяч салфеток, – подхватил Стюарт, – почистить кофейные ложечки, повесить украшения и позвонить моей матери.
Тибо чуть слышно рассмеялся.
– И правда – чем был бы сейчас мир, не будь салфеток? Что делала бы без салфеток западная цивилизация? Мог бы Запад существовать и процветать без салфеток? И кем бы ты, Стюарт, был без твоей матери?
Сергей громко, раскатисто расхохотался.
– Ну, я-то точно знаю, что вполне могу прожить без салфеток, – сказал он и облизал пальцы. – Эволюция салфеток идет от полотна к бумаге, и мне отлично известно, что без бумаги Запад существовать не может. Вообще. А ты, Стюарт, еще слишком мал для того, чтобы существовать без матери. Мне твоя мать нравится.
Сергей отодвинул стул, одним глотком допил пиво и направился к двери, чтобы отыскать Фрэнка и «вытащить эти столы наружу, под дубы».
Тибо сказал, что им тоже пора взяться за дело, и первым направился к выходу. Но ни Ройбен, ни Стюарт ни встали с мест. Стюарт подмигнул Ройбену, а тот повернулся и бросил многозначительный взгляд на Лизу, которая стояла у него за спиной.
Тибо задержался было в дверях, но потом пожал плечами и пошел дальше, не дожидаясь своих молодых сотрапезников.
– Лиза, не могли бы вы оставить нас на несколько минут? – спросил Ройбен.
Неодобрительно усмехнувшись, но, не сказав ни единого слова, она вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Стюарт с трудом дождался этого мгновения.
– Что за чертовщина тут происходит? Почему Маргон сердится? Они с Феликсом не разговаривают друг с другом. И с Лизой что за штучки? И, вообще, что творится?
– Даже и не знаю, с чего начать, – ответил Ройбен. – Если я до ночи не поговорю с Феликсом, то, наверно, сам сойду с ума. Но что ты имел в виду насчет Лизы? Что тебя удивило?
– Шутишь, что ли? Это ведь не женщина, это мужчина! Разве не заметил, как «она» ходит и движется?
– О, так вот в чем дело… – протянул Ройбен. – Ну, конечно…
– Меня это совершенно не волнует, – сказал Стюарт. – Кто я такой, чтобы ее осуждать? Хочет ходить в бальном платье – пусть ходит. Я гей, защитник прав человека. Хочет играть в Альберта Ноббса – почему бы и нет? Но и у нее, и у Хедди, и у Жана-Пьера есть и другие странности. Они не… – Он умолк, не договорив фразы.
– Что – не?
– Они голыми руками хватаются за горячие предметы, – сказал Стюарт, без всякой необходимости понизив голос до шепота. – Они обливаются кипятком, когда готовят кофе или чай. Представляешь, кипяток плещет им на пальцы, течет по рукам, а им хоть бы что. И все спокойно говорят обо всем на свете, даже если они стоят рядом. Маргон сказал, что мы со временем все поймем. А времени-то сколько на это потребуется? К тому же в доме происходит что-то еще. Даже не знаю, как об этом рассказать. Звуки какие-то, будто по дому шляются невидимки. Только не думай, что я спятил.
– Почему я должен так думать? – осведомился Ройбен.
Стюарт дурашливо расхохотался.
– И правда! – Он немного покраснел, отчего его веснушки снова стали заметнее, и покачал головой.
– Что же еще ты чувствуешь? – поинтересовался Ройбен.
– Я вовсе не о призраке Марчент, – словно оправдываясь, сказал Стюарт. – Слава богу, я ее не видел. Я знаю, что тебе она являлась, но я – не видел. Но говорю тебе, в доме по ночам происходит что-то еще. Вещи двигаются, шорохи какие-то. Маргон об этом знает, и просто в ярости. Он сказал, что во всем виноват Феликс, что Феликс суеверный безумец, что это должно быть связано с Марчент и что Феликс делает ужасную ошибку.
Стюарт откинулся в кресле, показывая всем своим видом, что ему больше нечего сказать. Внезапно он взглянул на Ройбена с таким же невинным выражением лица, какое было у него при их первой встрече, в ту ночь, когда несколько наемных негодяев убили его любовника, а Ройбен в схватке случайно укусил Стюарта и передал ему Хризму.
– Что ж, я знаю не так уж много, но охотно поделюсь с тобой, – сказал Ройбен, нисколько не сомневаясь в том, правильно ли он поступает.
Он не собирался обращаться со Стюартом так же, как старшие вели себя с ним самим: что-то утаивать, вести какие-то игры, отделываться неопределенными обещаниями, что, дескать, приедет босс и объяснит все, что ему следует знать. Он рассказал Стюарту все, подробно описав и визиты Марчент, и то, что Лиза видела ее призрак. Стюарт внимательно слушал, и его глаза раскрывались все шире и шире.
Потом Ройбен перешел к событиям минувшей ночи. Он рассказал о Лесных джентри, о том, насколько они были любезны с ним и как пытались помочь ему, когда он заблудился в темноте, как он с перепугу трансформировался. Рассказал о том, как Маргон в глубокой задумчивости сидел на темной кухне, рассказал о странных словах Лизы насчет обитателей леса. Напомнил о словах Сергея. А потом и о том, как разоткровенничалась перед ним Лиза.
– Помилуй бог, – воскликнул Стюарт, – я так и знал! Им все о нас известно, поэтому никто не дает себе труда что-то таить, когда они прислуживают за столом! Так, значит, получается, что они принадлежат к какому-то племени бессмертных, которые живут для того, чтобы служить другим бессмертным, так, что ли?
– Она сказала «Нестареющие», – поправил Ройбен. – Причем так, что было ясно – это слово пишется с заглавной буквы. Но меня ни она, ни ее помощники не слишком интересуют. Меня интересуют Лесные джентри.
– Они как-то связаны с призраком Марчент, – сказал Стюарт. – Я уверен.
– Ну, мне тоже так кажется, но какая именно между ними связь? Вот в чем вопрос. Какое отношение они имеют к Марчент? – Он снова вспомнил тот сон, в котором была Марчент, в котором Марчент бежала сквозь мрак, из которого тянулись к ней расплывчатые тени. Ему никак не удавалось сложить все воедино.
Стюарта же услышанное потрясло. Лицо у него перекосилось, словно он вот-вот заплачет; он буквально на глазах Ройбена превращался из юноши в маленького ребенка, как это уже как-то раз было с ним. Но их тет-а-тет неожиданно прервали.
В оранжерею вернулся Тибо.
– Джентльмены, вы мне нужны, – сказал он, взмахнув списками поручений для каждого из них. – К тому же снова звонила мать Стюарта и спрашивала, как ей одеться на банкет.
– Черт возьми, я же пятьдесят раз ей говорил! – возмутился Стюарт. – Пусть оденется как хочет. Никому до этого не будет никакого дела. Это же не пикник в Голливуде!
– Нет, молодой человек, так с женщинами не обращаются, – с мягкой укоризной сказал Тибо. – Нужно подойти к телефону, выслушать все, что она скажет, запомнить один из перечисленных цветов или фасонов, сказать ей, что это именно то, что нужно, да не поскупиться на подробности. Тогда она будет в полном восторге.
– Гениально! – воскликнул Стюарт. – Может быть, вы сами и поговорите с нею?
– Если хочешь, то поговорю, конечно, – ответил Тибо. – Знаешь, она ведь по сути своей маленькая девочка.
– Ну, еще бы! – хмыкнул Стюарт и со скептической усмешкой произнес сценическое имя матери: – Баффи Лонгстрит! Разве нормальный человек может прожить жизнь с именем Баффи?
В дверях появился Фрэнк.
– Вот что, чудо-щенята, – сказал он, – у нас дел невпроворот. Если вы уже закончили порхать вокруг елки, как лесные духи, то помогите мне с коробками.
Лишь под вечер Ройбену удалось застать Тибо в одиночестве, когда тот, накинув черный дождевик, направлялся к машине. Повсюду вокруг копошились рабочие.
– Как дела у Лауры? – спросил Ройбен. – Я вчера встречался с нею, но она мне ничего не сказала.
– Да, собственно, и говорить нечего, – ответил Тибо. – Не волнуйся. Я как раз собираюсь к ней. У нее медленно приживается Хризма. С женщинами так бывает иногда. Ройбен, для Хризмы не существует научного описания.
– Это я уже слышал, – буркнул Ройбен и тут же устыдился. – Нет научного описания ни для нас, ни для призраков, ни, полагаю, для духов леса…
– Знаешь ли, Ройбен, существует множество псевдонаук. Мы же не станем связываться с ними, верно? С Лаурой все в порядке. Мы все делаем правильно. Рождественский праздник получится на славу, и наш праздник Солцеворота пройдет куда веселее, чем обычно, потому что теперь с нами ты, и Стюарт, и еще прибавится Лаура. Но мне пора ехать. Я и так припозднился.
13
Среда, предутренний час.
Весь дом спал.
И Ройбен спал. Он лежал, раздетый донага, под толстым пуховым одеялом и пледом, уткнувшись лицом в прохладную подушку. Прочь от меня, дом. Прочь от меня, страх, прочь от меня, мир.
Он видел сны.
Во сне они с Лаурой прогуливались по Мьюрскому лесу среди гигантских секвой. Солнечный свет, пробиваясь сквозь кроны, упирался в темную лесную почву могучими яркими столпами, в которых плясали мириады пылинок. Они шли, так тесно прижавшись друг к дружке, что чуть ли не сливались воедино, он обнимал ее правой рукой, она его – левой, аромат ее волос мягко дурманил и кружил ему голову.
В стороне, среди деревьев, открылась поляна, где солнечные лучи дерзко согревали землю, направились туда и, не разжимая объятий, легли наземь. Во сне было совершенно не важно, ходят ли там люди, не увидит ли их кто-нибудь. Мьюрский лес принадлежал им одним. Они скинули одежды, которые сразу исчезли. Как же хорошо было Ройбену в волчьей шкуре, в свободной дивной наготе! Лаура лежала под ним, ее светящиеся глаза смотрели прямо в его глаза, волосы разметались по темной земле – о, эти прекрасные соломенные волосы! – и он опустил голову, чтобы поцеловать ее. Лаура… Ее поцелуи, страстные, но нежные, уступчивые, но вожделеющие, нельзя было сравнить с поцелуями ни одной другой женщины на свете. Он ощущал жар ее грудей, стиснутых его обнаженной грудью, влажность волос прижатого к нему лобка. Он приподнялся, чтобы войти в нее. Экстаз! Святая святых! Солнечный свет золотил воздух, играл на листьях папоротника, который окружал их в этом храме грандиозных секвой. Она немного подалась бедрами навстречу ему, но тут же его вес плотно припечатал ее к теплой ароматной земле, и Ройбен пустился в стремительную ритмичную скачку на ней. Он брал ее жадно, но нежно, сам отдаваясь ей всем своим существом, любил ее, целовал ее мягкие ароматные губы… «Люблю тебя, моя божественная Лаура…» Потом он, плотно зажмурившись, извергся в нее; волна наслаждения все нарастала и нарастала, пока не сделалась почти невыносимой, и он открыл глаза.
Марчент.
Она лежала под ним на кровати, не отрывая от его лица молящих глаз, ее губы дрожали, по лицу текли крупные слезы.
Он заорал.
Он соскочил с кровати и врезался всем телом в противоположную стену. И все орал, орал в ужасе.
Она села на постели, прикрывая простыней обнаженную грудь – его простыни, ее грудь, – и в полной панике уставилась на него. Ее рот открывался, но он не слышал ни звука. Она протянула к нему руки. Ее взлохмаченные волосы казались сырыми.
А он трясся в рыданиях.
Кто-то резко постучал в дверь и тут же распахнул ее.
Ройбен плакал, сидя на полу и прижавшись к стене. Кровать была пуста. В двери стоял Стюарт.
– Черт возьми, старина, что случилось?
Вверх по лестнице простучали быстрые шаги. За спиной Стюарта появился Жан-Пьер.
– О, Матерь Божья! – всхлипнул Ройбен, продолжая подвывать. – Господь всемогущий! – Он попытался встать, но ноги не послушались его, и он снова рухнул на пол, сильно ударившись головой о стену.
– Ройбен, прекрати! – воскликнул Стюарт. – Прекрати! Мы тут, с тобой. Все хорошо.
– Прошу вас, господин, – вмешался в разговор Жан-Пьер, накидывая Ройбену на плечи его халат,
Явилась Лиза в длинной белой ночной рубашке.
– Я схожу с ума! – заикаясь, преодолевая ком в горле, с трудом проговорил Ройбен. – Я схожу с ума. Марчент! – выкрикнул он в полный голос и закрыл лицо руками. – Все, что хочешь, все, что я могу, все, что хочешь! Прости, Марчент, прости, прости меня!
Он повернулся, уперся пальцами в стену, будто пытался пронзить ее насквозь, снова ударился головой и тут почувствовал прикосновение крепких рук.
– Спокойно, господин, спокойно, – сказала Лиза. – Жан-Пьер, перемени постель! А вы, Стюарт, помогите мне.
Но Ройбен скрючился у стены словно в судороге и зажмурился.
Потянулись долгие секунды.
В конце концов он открыл глаза, позволил поднять себя на ноги и запахнулся в халат, словно замерз. В его памяти всплывали обрывки сна: солнце, земляной аромат духов Лауры; лицо Марчент, ее слезы, губу, губы, ее губы – это были ее губы, не Лауры. Неповторимые поцелуи Марчент.
Он обнаружил, что сидит за столом. Как он тут оказался?
– Где Феликс? – спросил он. – Когда он вернется? Я должен повидаться с ним.
– Всего несколько часов, – мягко ответила Лиза. – Он приедет. Я позвоню ему. Я сама позабочусь об этом.
– Простите… – прошептал Ройбен и с потерянным видом откинулся на спинку кресла, глядя остановившимся взглядом на Жана-Пьера, который перестилал его постель. – Простите…
– Инкуб! – тоже шепотом проговорила Лиза.
– Не говорите этого слова! – возмутился Ройбен. – Не называйте ее этим дурным словом. Она не ведает, что творит! Уверяю вас, она ничего этого не понимает! Она не демон. Она призрак. Она заблудилась, она пытается выбраться, а я не могу ей помочь. Не называйте ее инкубом. Не употребляйте этой демонической лексики.
– Все в порядке, мэм, – сказал Стюарт. – Мы же здесь. Вы ведь ее не видите, правда?
– Сейчас ее здесь нет, – твердо сказала Лиза.
– Она здесь, – мягко поправил ее Ройбен. – Она всегда здесь. Я чувствовал ее присутствие прошлой ночью и знал, что она здесь. Ей не хватает сил, чтоб появиться. Она хочет этого. Она здесь. Она плачет.
– В любом случае вам нужно лечь и уснуть.
– Не хочу спать, – возразил Ройбен.
– Послушай, старина, я останусь с тобой, – предложил Стюарт. – Сейчас вернусь, только возьму одеяло и подушку. Я лягу прямо здесь, у камина.
– Ты правда останешься здесь? – спросил Ройбен.
– Жан-Пьер, принеси ему подушку и одеяло, – приказала Лиза. Она стояла за спиной Ройбена и массировала ему плечи. Пальцы у нее были твердыми, как железо, но ему это нравилось.
Не отпускай меня, думал он. Не отпуская меня. Подняв руку, он взял ее за ладонь, холодную твердую ладонь.
– А вы не останетесь со мною?
– Конечно, останусь, – ответила она. – Так, Стюарт, ложитесь здесь, у огня, и спите. А я сяду в кресло и прослежу, чтобы он мог спать спокойно.
Ройбен лег на спину в свежезастеленную постель. Он боялся, что если попытается заснуть, то повернется и увидит ее рядом с собою.
Но он устал, так устал…
Он медленно погружался в дремоту.
Было слышно, как негромко похрапывал уже уснувший Стюарт.
Когда же он посмотрел на Лизу, та сидела, собранная и совершенно неподвижная, и смотрела в окно. Распущенные волосы падали на плечи. Он никогда прежде не видел ее такой. Ворот накрахмаленной, отглаженной ночной рубашки был украшен блеклыми вышитыми цветочками. Сейчас Ройбен ясно видел, что перед ним мужчина, худой, тонкий в кости мужчина с ухоженной кожей и проницательными холодными серыми глазами. Он упорно глядел в окно и в своей неподвижности походил на статую.
14
Они собрались в столовой, месте для общих встреч, для историй, для принятия решений.
Помещение освещали только огонь камина и восковые свечи; один канделябр стоял на столе, а второй – на шкафчике-креденце из темного полированного дуба.
Фрэнк отправился «повидаться с другом» и должен был вернуться лишь к праздничному приему в воскресенье. Тибо еще вчера уехал к Лауре.
Так что за большим столом сидели необычно бледный Стюарт, напуганный, но втайне восторгавшийся всем происходящим, откровенно заинтересованный Сергей, грустный и озабоченный Феликс, которому явно не терпелось перейти к обсуждению, непривычно недовольный и раздраженный Маргон и Ройбен, еще не пришедший в себя после утреннего визита призрака. Все были одеты просто – в джинсах и разнообразных свитерах.
После ужина слуги убрали со стола, и теперь Лиза стояла у камина, скрестив руки на груди, в своем обычном черном платье, с камеей на шее. Подали кофе, расставили кофейники, молочники со сливками, имбирные пряники, яблоки, сливы и мягкий французский сыр.
Слабый запах воска, похожий на ладан, и, конечно, огонь, огонь дубовых дров, всегда умиротворяющий души, и смешивающиеся ароматы вина и кофе…
Все сидели на своих обычных местах. Феликс – спиной к огню, Ройбен – напротив него, Стюарт – рядом с Феликсом, а Маргон, как всегда, слева от Ройбена, во главе стола. Сергей сидел справа от Ройбена.
Окна сотрясались от порывов ветра. Прогноз погоды извещал, что к утру погода станет еще хуже. Однако к воскресенью, когда должен был состояться прием, обещали улучшение.
В дымовых трубах завывал ветер, капли колотили по стеклам словно град.
Гирлянды в лесу отключили. Но все остальное внешнее освещение осталось включенным. Рабочие покинули поместье, и можно было считать, что, по крайней мере в первом приближении, к празднику Рождества все готово. Гирлянды из омелы, падуба и еловых веток вились вокруг каминов, окон и дверей, нежный запах зелени заполнял помещения, но иногда вдруг исчезал, как будто все эти срезанные ветви вдруг одновременно задерживали дыхание.
Маргон звучно откашлялся.
– Я хотел бы высказаться первым. Я хочу рассказать все, что знаю об этом опрометчивом плане, и объяснить, почему я возражаю против него. Было бы хорошо, если бы к моему мнению по этому вопросу прислушались. – Длинные локоны обрамляли его лицо, и вся шевелюра была причесана аккуратнее, чем обычно, – вероятно, потому, что Стюарт настойчиво вызвался причесать своего наставника, – и сейчас Маргон походил на темнокожего средневекового принца. Это впечатление усугубляли бордовый свитер и драгоценные перстни на сухих темных пальцах.
– Нет уж, прошу, помолчи пока, – отозвался Феликс, вскинув руки в коротком умоляющем жесте. Его золотисто-смуглая кожа редко меняла оттенки, но сейчас Ройбен разглядел на его щеках румянец, а в остром взгляде карих глаз – гнев. Он казался заметно моложе того респектабельного джентльмена, в образе которого Ройбен привык его видеть.
Не дожидаясь ответа Маргона, Феликс взглянул на Ройбена и сказал:
– У меня была причина для того, чтобы пригласить Лесных джентри. – Он перевел взгляд на Стюарта, а потом снова на Ройбена. – Они всегда были нам друзьями. И пригласил я их потому, что они способны вступить в общение с Марчент, уговорить ее присоединиться к их обществу, успокоить ее душу и привести наконец ее к пониманию того, что с нею случилось.
Маргон картинно закатил глаза и откинулся в кресле, скрестив руки на груди и всем своим видом демонстрируя возмущение.
– Друзья! – Маргон буквально выплюнул это слово.
– Они могут это сделать, – как ни в чем не бывало продолжал Феликс, – и сделают, если я попрошу их об этом. Они примут ее в свою компанию, и, возможно, она решит с их позволения навсегда остаться с ними.
– Господи помилуй! – возмутился Маргон. – Такая судьба! И ты желаешь ее своей плоти и крови?
– Только не надо разговоров о плоти и крови! – взорвался Феликс. – Сам-то ты о них что-нибудь помнишь?!
– Дяденьки, не ссорьтесь! – взмолился потрясенный до глубины души Стюарт. Он тоже старательно причесал к предстоящему совету свои буйные кудри, возможно, даже немного подстриг их, отчего еще больше походил на веснушчатого шестилетку-переростка.
– Они живут в лесах с незапамятных времен, – сказал Феликс, снова взглянув на Ройбена. – Они населяли леса Нового Света еще до тех пор, когда сюда пришли Homo.
– Ничего подобного, – брезгливо возразил Маргон. – Они явились сюда по тем же самым причинам, что и мы сами.
– Они всегда жили в лесах, – сказал Феликс, не сводя взгляда с Ройбена. – В лесах Азии и Африки, лесах Европы, лесах Нового Света. У них существуют легенды о происхождении их расы и предания о прародине.
– Подчеркнем слово «легенды», – так же язвительно вставил Маргон. – Хотя лучше было бы назвать эти россказни их настоящим названием: нелепые сказки и бессмысленные суеверия – как у всех нас. У всех Нестареющих имеются свои легенды. Даже Нестареющие не могут жить без них, точно так же, как род человеческий, потому что Нестареющие происходят от людей.
– Мы не знаем этого наверняка, – подавив раздражение, ответил Феликс. – Нам известно, что некогда мы были людьми. И больше ничего. В конце концов, это совершенно не важно, тем более что речь идет о Лесных джентри. Нам известно, что они могут. Именно это и важно для нас.
– А разве не важно то, что Лесные джентри и солгут – недорого возьмут? – осведомился Маргон.
Было видно, что Феликс уже выходит из себя.
– Они здесь, они реальны, они смогут увидеть Марчент в этом доме, услышать ее, поговорить с нею и пригласить ее уйти вместе с ними.
– Уйти вместе с ними? Куда? – перешел в наступление Маргон. – Чтобы навеки остаться скитающимся по земле духом?
– Маргон, – вмешался Ройбен, – прошу вас, дайте Феликсу договорить. Пусть он объяснит, чего ожидает от Лесных джентри. Прошу вас! Я не в состоянии помочь духу Марчент. Просто не знаю, как и чем. – Он почувствовал, что его начинает трясти, но и не подумал остановиться. – Сегодня я бродил по дому. Бродил по окрестностям под дождем. Я говорил с Марчент. Говорил, говорил, говорил… И понимал, что она меня не слышит. Но каждый раз, когда я вижу ее, она выглядит все несчастнее и несчастнее!
– Послушайте, это же чистая правда, – вмешался Стюарт. – Маргон, вы же знаете, что я готов целовать землю, по которой вы ходите. И совершенно не желаю вас раздражать. Мне дурно становится, когда вы на меня сердитесь. Сами же отлично знаете. – Его голос дрожал и срывался. – Но прошу вас… Вы должны понимать, что приходится терпеть Ройбену. Вы не видели этого прошлой ночью, а я видел.
Маргон открыл было рот, чтобы перебить его, но Стюарт махнул рукой.
– И неплохо было бы, чтоб вы, дяденьки, начали хоть немного доверять нам! Мы вам доверяем, а вы нам нет. Почему вы не рассказываете нам о том, что тут происходит? – Он оглянулся на Лизу, которая ответила ему равнодушным взглядом.
Маргон вскинул было руки, но тут же снова сложил их на груди и, оторвав взгляд от огня, сердито взглянул на Стюарта, а потом на Феликса.
– Ладно, – буркнул он и ткнул рукой в сторону Феликса. – Давай, объясняй!
– Лесные джентри – очень древние существа, – начал Феликс. Он, похоже, пытался вернуться к своему обычному состоянию души. – Вы оба не раз слышали о них. Слышали в волшебных сказках, которые вам читали, когда вы были маленькими. Но люди в волшебных сказках одомашнили их, лишили их части своеобразия. Забудьте о волшебных сказках и порхающих эльфах.
– А-а, значит, они такие, как у Толкина…
– Это тебе не Толкин! – вдруг взорвался Маргон. – Это действительность. Никогда больше, Стюарт, не упоминай при мне Толкина! Не упоминай никого из ваших знаменитых и почитаемых сказочников! Ни Толкина, ни Джорджа Мартина, ни Клайва Льюиса, понял? Они чрезвычайно талантливы, изобретательны, может быть, даже богоравны в управлении своими вымышленными мирами, но мы-то живем в реальности!
Феликс поднял руки, призывая к тишине.
– Знаете, я ведь видел их, – скромно сказал Ройбен. – Они показались мне мужчинами, женщинами и детьми.
– Такие они и есть, – ответил Феликс. – У них имеется то, что мы называем тонкими телами. Они могут преодолевать любые барьеры, любые стены и мгновенно перемещаться на любые расстояния. Они способны также принимать видимые формы, столь же материальные, как и наши, и когда они пребывают в материальных формах, то едят, пьют и занимаются любовью точно так же, как и мы.
– Ничего подобного, – перебил его Маргон. – Они притворяются, будто делают все это!
– Они искренне верят в то, что действительно делают это, – ответил Феликс. – И они способны совершенно явственно являться кому угодно! – Он сделал паузу, отпил кофе, вытер губы салфеткой и продолжил: – Они, определенно, личности, у них есть и родословные, и история. Но самое главное – они способны любить. – Он сделал выразительное ударение на последнем слове. – Любить. И они действительно любят. – Он посмотрел на Ройбена, и тот увидел на его глазах слезы. – Потому-то я и пригласил их.
– Но ведь они все равно должны появиться, разве не так? – громко спросил Сергей, широко взмахнув обеими руками и пристально взглянул на Маргона. – Разве они не будут здесь в ночь солнцеворота? Они же всегда здесь. Когда мы зажигаем костер, когда наши музыканты играют на барабанах и флейтах, когда мы танцуем, они приходят! Они играют для нас и танцуют с нами.
– Да, они приходят и могут уйти так же мгновенно, как появляются, – сказал Феликс. – Но я пригласил их прийти раньше и остаться здесь, чтобы иметь возможность уговорить их помочь нам.
– Прекрасно, – сказал Сергей. – В таком случае в чем же беда? Ты боишься, что рабочие могут понять, кто они такие? Не поймут. О них знаем только мы, а мы знаем только то, что они позволяют нам узнать.
– Да, именно – когда они позволяют нам узнать, – уточнил Маргон. – Они постоянно шляются по дому. Думаю, они и сейчас находятся в этой комнате! – воскликнул он, все сильнее распаляясь. – Они слушают, о чем мы говорим. Думаешь, они покорно уйдут, стоит тебе щелкнуть пальцами? Так вот, ничего подобного! Они уйдут, когда сами сочтут нужным. А если они захотят повеселиться, мы все с ума сойдем. Ройбен, тебе кажется, что нет бремени тяжелее, чем неупокоенный дух? Подожди, пока они не возьмутся за свои штучки!
– Я думаю, что они действительно здесь, – негромко сказал Стюарт. – Да-да, Феликс, я почти уверен. Они ведь могут передвигать предметы, даже оставаясь невидимыми, да? Ну, что-нибудь легкое, например, шевелить занавески. Или задувать свечи, там, раздувать пламя в камине?..
– Да, все это они могут, – не без яда в голосе ответил Феликс, – но, как правило, если их обидели, или оскорбили, или подглядывали за ними, или мешали им. Я не собираюсь никоим образом оскорблять их, а, напротив, приветствовать их, этой ночью приветствовать их в этом доме. Да, они могут поозорничать, но если они смогут забрать в свой круг страдающий призрак моей племянницы, это будет лишь ничтожной ценой за такое великое дело. – При последних словах по его щекам потекли слезы, которые он даже не пытался скрыть.
При виде этого Ройбен тоже прослезился, но первым делом достал носовой платок и положил его на стол. Незаметным, как он надеялся, жестом он указал на платок Феликсу, но тот покачал головой и достал собственный.
Феликс вытер нос и продолжил:
– Я хочу пригласить их официально. Вы знаете, что это значит для них. Им нравится, когда для них выставляют еду, – такое приглашение они считают подобающим.
– Все готово, – негромко сказала все так же стоявшая около камина Лиза. – Я поставила для них в кухне сметану и сдобные кексы, как они любят.
– Это свора лживых привидений, – сквозь зубы проговорил Маргон, переводя взгляд со Стюарта на Феликса и обратно. – Такими они всегда были и остаются. Они – духи мертвых, но сами не знают этого. Они сотворили для себя мифологию, восходящую к незапамятным временам, громоздят ложь на ложь, и чем сильнее они делаются, тем больше ее становится. Они не что иное, как лживые привидения, могучие привидения, эволюционирующие и набирающие силу с тех самых пор, как на земле заяснились интеллект и запечатленная память.
– Ничего не понимаю, – признался Стюарт.
– Стюарт, на этой планете все постоянно находится в процессе эволюции, – сказал Маргон. – И призраки не исключение. Посуди сам: люди умирают ежеминутно, и их души либо возносятся, либо вязнут здесь, прикованные к земле, и годы и годы земного времени скитаются в сотворенной своими же силами бесплодной пустыне. Но коллективно, как виды в целом, все обитатели этого мира, по какой-либо причине сделавшиеся бесплотной нежитью, проходят эволюцию. Среди скитающихся духов есть свои Нестареющие, есть своя аристократия, теперь у них появились свои мифы, своя, так сказать, религия и свои суеверия. И, что самое главное, у них имеются выдающиеся, уникальные особи, которые постепенно все лучше и лучше овладевают умением воплощать свои эфирные тела и при помощи внутреннего усилия манипулировать материальными предметами таким образом, о каком те призраки, которые существовали на планете в глубокой древности, даже и помыслить не могли.
– Вы хотите сказать, что они научились быть привидениями? – спросил Ройбен.
– Они узнали, как перестать быть простыми привидениями и развиться до состояния высокоорганизованных бестелесных личностей, – ответил Маргон. – И, в конце концов, это самое главное, – они научились делаться видимыми.
– Но как они это делают? – поинтересовался Стюарт.
– Силой мысли, энергией, сосредоточением воли, – ответил Маргон. – Они вводят в свои тонкие тела, в эфирные сгустки, материальные частицы. А самые могущественные из этих призраков, их, если хотите, аристократы, способны достигать столь видимого, столь плотного состояния, что ни один человек, глядя на них, прикасаясь к ним, занимаясь с ними любовью, даже не подумает, что имеет дело с призраком.
– Господи, да ведь они, наверно, могут находиться рядом с нами! – воскликнул Стюарт.
– Они действительно находятся рядом с нами, – сказал Маргон. – Я то и дело вижу их. Но говорю о другом, я пытаюсь объяснить вам, что Лесные джентри – это всего лишь одно из племен этих древних эволюционирующих призраков, и, несомненно, они относятся к числу самых коварных, самых искушенных и самых опасных из всех.
– Но зачем им понадобилось сочинять о себе всякие сказки? – спросил Стюарт.
– Они вовсе не считают легенды о своем происхождении сказками, – вмешался Феликс. – Ничего подобного! И предполагать, что их верования всего лишь собрание сказок, значит нанести им серьезное оскорбление.
Маргон негромко усмехнулся. На лице его при этом было столь добродушное выражение, что вряд ли можно было бы подумать, что этот звук выражает неодобрение. К тому же он был очень короток.
– Ни под солнцем, – сказал он, – ни под луной нет ни одного разумного существа, которое не имело бы каких-то верований относительно своей самости, своего предназначения, причин своих страданий, своей участи.
– Вы, значит, хотите сказать, что Марчент – новый призрак, – сказал Ройбен, – призрак-младенец, призрак, не овладевший умением появляться и исчезать…
– Совершенно верно, – ответил Маргон. – Она растеряна, пытается что-то сделать, и все, что у нее получается, имеет основанием силу ее чувства – ее страстное желание наладить общение с тобой, Ройбен. Есть и вторая причина: своими достижениями она в немалой степени обязана твоей способности видеть ее эфирную сущность.
– Кельтская кровь? – поинтересовался Ройбен.
– Да, хотя в мире имеется немало людей, имеющих другие корни, но так же способных видеть духов. Кельтская кровь – важная, но всего лишь одна из составляющих. Я вижу духов. В начале жизни не видел, но с некоторого момента у меня появилась такая способность. И теперь я, случается, вижу их еще до того, как они начинают воплощаться, чтобы вступить в общение.
– Давайте все же вернемся к делу, – вмешался Феликс. – Мы не знаем, что на самом деле происходит, когда человек умирает. Нам известно, что часть душ или духов отторгаются телом или освобождаются от тела, куда-то уходят, и никто о них ничего больше не слышит. Известно, что некоторые становятся призраками. Известно, что некоторые из них пребывают в полнейшем непонимании окружающего и зачастую не способны видеть не только нас, но и друг друга. Но Лесные джентри видят всех призраков, всех духов, все души и, более того, способны общаться с ними.
– В таком случае пусть приходят, – сказал Ройбен. – Они должны помочь ей.
– Да неужели? – саркастически усмехнулся Маргон. – А что, если где-то там существует Творец вселенной, который и распоряжается жизнью и смертью? Что, если Он не желает, чтобы эта бесплотная нежить болталась тут, набиралась могущества, устанавливала связи с себе подобными, дабы поставить свое персональное существование превыше великого порядка вещей?
– Ты, конечно, имел в виду нас, не так ли? – ответил Феликс. В его голосе угадывалось напряжение, но внешне он был спокоен. – Ты только что довольно точно описал нас. Но кто может утверждать, что в порядке вещей, установленном Творцом вселенной, эта, как ты выразился, бесплотная нежить не наделена каким-то божественным предназначением?
– О, ну, конечно, конечно… – устало произнес Маргон.
– Но кем же считают себя сами Лесные джентри? – поинтересовался Стюарт.
– Я давно уже не спрашивал их об этом, – сознался Маргон.
– В некоторых частях света они утверждают, что происходят от падших ангелов, – сказал Феликс. – В других – что их прародителем был Адам еще до появления Евы. Интересно, кстати, что у этого народа по всему миру есть бесчисленное множество подобных преданий, но во всех имеется один общий мотив: они не потомки людей, а совсем иная раса.
– Об этом писал еще Парацельс, – вставил Ройбен.
– Писал, – кивнул Феликс, с грустной улыбкой взглянув на Ройбена. – Ты совершенно прав.
– Но, как бы ни было на самом деле, они способны принять к себе Марчент.
– Да, – снова вмешался Маргон. – Они постоянно так поступают – если какой-то дух недавно умершего человека вызывает у них интерес, кажется им необычным и сильным, они приглашают его в свое общество.
– При обычных обстоятельствах им, для того чтобы обнаружить устойчивого блуждающего духа, требуется несколько веков, – сказал Феликс. – Но сейчас они пришли по моему приглашению, и я попрошу их отыскать и приютить Марчент.
– Похоже, я видел их во сне, – сказал Ройбен. – Однажды мне приснилось, что Марчент бежит по темному лесу, а вокруг другие духи, которые пытаются подойти к ней, как-то успокоить ее. Думаю, именно так и было на самом деле.
– Что ж, раз я не могу этому воспрепятствовать, то придется согласиться, – устало сказал Маргон.
Феликс поднялся.
– И куда же ты собрался? – спросил Маргон. – Они здесь. Можешь просто попросить их явиться.
– Но разве пристойно приглашать Лесных джентри в дом Ройбена, развалясь в кресле?
Он сложил ладони перед грудью, словно молился.
– Элтрам, добро пожаловать в дом Ройбена, – ровным голосом произнес он. – Элтрам, приглашаю вас в дом нового хозяина этого леса.
15
Что-то в атмосфере помещения изменилось, потянул легкий ветерок, заставивший задрожать огоньки свечей. Лиза еще прямее вытянулась возле стены и, не отрываясь, смотрела на дальний конец стола. Сергей откинулся в кресле и вздохнул; на его губах играла улыбка, как будто все происходившее изрядно забавляло его.
Ройбен, а за ним и Стюарт взглянули туда же, куда смотрела Лиза.
Там, в тени, вырисовывался какой-то неясный пока что образ. Казалось, будто сгущалась сама темнота. Язычки пламени вновь неподвижно повисли над фитилями. А в торце стола начала постепенно проявляться человеческая фигура – сначала как не очень четко оформленный силуэт, затем обрела цвет и в конце концов сделалась объемной и вполне живой.
Это был крупный, немного выше Ройбена, сухопарый мужчина с крупной головой, покрытой шапкой блестящих черных волос. Костяк тела казался чрезмерно массивным, зато лица – рельефным и привлекательно симметричными. На фоне темной, цвета жженого сахара, кожи выделялись крупные миндалевидные и, как ни странно, зеленые глаза. Эти глаза светились на темнокожем лице, придавая их обладателю несколько маниакальное выражение, которое усугублялось густыми прямыми бровями и чуть заметной улыбкой на полных чувственных губах. Волнистая шевелюра над высоким гладким лбом была настолько густа, что длинные локоны, обрамлявшие лицо, лежали на плечах. Мужчина был одет в рубашку и брюки из светло-бежевой замши, схваченных очень широким темным кожаным ремнем с пряжкой в виде человеческого лица.
Читать бесплатно другие книги:
