Капкан для Бешеной Бушков Александр
– Возвести поклеп? – горько усмехнулась Даша. – Концы не сходятся, понимаете ли. Даже если принять мысль, на которую они нас тут усиленно наталкивали, будто Ксанка агент Антанты, которому поручено скомпрометировать героев-особистов, не могу я поверить в столь дьявольскую проницательность Антанты. Никто ведь не мог знать заранее, что я привезу Евдокимову в общежитие, что поселю ее именно в той комнате, где жила Белякова…
– Но ведь никто не мог и знать заранее, что на Короленко мы найдем автомат…
– Тоже верно, – сказала Даша. – Интересно, мне теперь попадет по темечку?
– Не думаю, – сказал Галахов. – Смотря что считать ударом по темечку. Между прочим, не далее как вчера тот же Кобликов имел со мной крайне любопытную беседу. В Москве, при центральном аппарате министерства, организуется новое подразделение, нечто вроде Интерпола, только на порядок пониже. Что-то вроде координационного центра по взаимодействию с полицейскими службами стран, входящих в Совет Европы. Часть кандидатур выдвигает центр, часть предстоит определить на местах. Знаете, кого на Черского выбрали? Правильно, вас. Перспективный молодой кадр, блестящий послужной список, награды, опыт поездки в Париж…
– И когда они рассчитывают меня выпихнуть наверх?
– Насколько я понимаю, вас собираются вызвать завтра, в крайнем случае послезавтра. И отчего-то мне не верится, что после сегодняшнего инцидента Кобликов даст задний ход. Прием довольно избитый… Представляю, что будет с делом, если вас отсюда уберут. Не мне вас учить, как при необходимости рассыпаются дела…
– Ну да, это проще, чем наезжать на меня асфальтовым катком… – сказала Даша. – Но я ведь могу и отказаться?
– Думаете? Не знаете, как это делается? Вас поставят в ситуацию, когда отказаться будет невозможно… Я постараюсь оттянуть это мероприятие деньков на несколько, но долго тянуть не удастся. У вас есть хоть какие-то подвижки?
– У меня есть идиотская версия, – сказала Даша.
– Это что-то новое, – усмехнулся Галахов. – Версии обычно бывают только правильными либо неправильными…
– А у меня, боюсь, именно идиотская… Простите за нескромный вопрос, вы уверены, что ваш кабинет не прослушивается?
– Уверен. Проверили.
– Как вы отнесетесь к тому, что я скажу, будто в Шантарске готовится военный переворот? Классический сепаратистский мятеж? С провозглашением независимости, танками на улицах и прочими красивостями? Я имею в виду не шумковских идиотов, а людей на сто порядков посерьезнее…
Он слушал с непроницаемым лицом, катая в пальцах незажженную сигарету. Всего два раза прервал наводящими вопросами. Потом, когда понял, что Даше больше нечего сказать, прищурился:
– Вариантов тут три. Либо вы сошли с ума, либо сваляли грандиозного дурака, подогнав события под версию, либо правы. Первый вариант, пожалуй, отметем. Остаются два. Горите от желания узнать, как я ко всему этому отношусь? – Его глаза были цепкими и холодными. – А никак. Категории веры тут бессмысленны. Вот когда вы принесете неопровержимые доказательства, к этому можно будет относиться. И не раньше… Если это вас хоть немного утешит, могу сказать, что не вижу в подобной версии ничего невероятного. В наше время невероятного попросту не бывает, возможно все. Вы мне доказательства принесите… Полученные по возможности законным путем. Впрочем, я готов и на незаконные методы согласиться, если не будет трупов, не останется хвостов, а вот доказательства будут железные… Не очень-то педагогично с моей стороны такое заявлять, но жизнь в бюрократические формулы не всегда укладывается…
– Я постараюсь, – сказала Даша.
– Вы хоть понимаете, что вас постараются убрать, если версия и в самом деле не идиотская?
– Если захотят, никакая охрана не спасет. Такой вот фатализм. Я не бравирую, просто взвесила все…
Он усмехнулся:
– Если взвесили, я к вам чуть погодя пришлю Граника. Пусть его орлы переснимут все материалы. Иногда полезно иметь копии…
Даша с ним была полностью согласна. Совсем недавно по сводкам прошел симптоматичный примерчик: в столице соседней губернии глава администрации одного из районов нанял уголовничков, которые старательно подпалили районную прокуратуру, где хранилась неплохая подборочка компромата на этого самого главу. Исполнителей и заказчика уже повязали, но компромат превратился в пепел…
…На человека Беклемишева, приставленного для бережения дочки босса, жалко было смотреть – не человек, а замешанное на ужасе желе. Его напарник-милиционер выглядел малость непригляднее, но тоже был угнетен. Оба твердили одно, что ничуть не удивительно: им приходилось еще и надзирать друг за другом, так что практически не разлучались, словно верные влюбленные. Показания были бесхитростны: часов около десяти утра, когда врач стал делать обход, Женю никак не удалось разбудить, потом, когда врач присмотрелся, начался вселенский тарарам…
– Не переживайте, господа, – сказала Даша хмуро, понизив голос – в углу коридора толпились невеликим табунком любопытные медсестры. – Вы когда заступили?
– В восемь утра, сегодня, – сказал сержант.
– А меня часом позже сменили… – поведал преторианец Бека, белый как мел.
– Ну вот, – сказала она отрешенно. – А врач уверяет, что она умерла вчера, около семнадцати ноль-ноль, когда вас тут и не было, так и пролежала вечер воскресенья и всю ночь… Выше голову.
Ничто так не окрыляет человека, как приятное осознание того, что все твои неприятности вдруг переложили на плечи ближнего. Беклемишевский кадр расцвел в секунду, обнаглел даже до того, что спросил:
– А вы мне это на официальном бланке не напишете?
– Ваш босс и так со всеми документами должен будет ознакомиться, – безжалостно отмахнулась Даша.
Отвернувшись, прошла по сырому коридору и без приглашения вошла в уже знакомый крохотный кабинетик. Сергей Степанович, душка-психиатр, восседал за столом, как и в прошлый ее визит, вот только глаза у него сейчас были не профессионально отзывчивые, а прямо-таки мутные от ужаса. «Расклеился, дерьмо», – с легоньким презрением констатировала Даша. Впрочем, ничего странного – человек с живым воображением без труда представит рассвирепевшего Беклемишева, в особенности если сталкивался с ним уже и понимает, что против разъяренного купчины выглядит не более чем пылинкой…
– Хорошенькие дела… – сказала Даша, вытаскивая сигареты.
– Вы что-то уже знаете?
– Кое-что, – сказала она холодно. – Беклемишев поднял на ноги всех профессоров, до каких мог дотянуться, вскрытие провели в таком темпе и с таким тщанием, каких мне в жизни не добиться бы: наша судмедэкспертиза, признаюсь вам по секрету, являет зрелище унылое, да и бастует второй день, остервенев без зарплаты… Острая сердечная недостаточность, представьте себе, – усмехнулась она одними губами. – Сергей Степанович, я бы на вашем месте не ликовала. Наоборот. Сердце у девчонки было, как у хорошего скакуна – пламенный мотор… Они там сейчас возятся с анализами, это затянется, но в любом случае жребий ваш горек.
– Но меня не было в выходные…
– А вы думаете, папа будет вдаваться в такие тонкости? Не говоря уж о том, что и я испытываю вполне определенные подозрения.
– Но не может же быть, чтобы насчет меня…
– А почему бы и нет? – безмятежно спросила она. – Какой-то роман так и называется: «Подозреваются все»… Ладно, не буду вас мучить. Все пойдет своим чередом, всех поголовно допросят, конечно, но вы со мной сейчас поговорите откровенно, как на исповеди. Иначе я могу рассвирепеть и еще до явления Беклемишева народу Карфагеном пройду по вашему заведению…
– Поверьте, я…
– Поговорим, а там будет видно, верю я или нет. Я немного разбираюсь в ваших делах, но нужно вникнуть глубже…
– Пожалуйста, я…
– Это нормально, что в выходные здесь не было ни единого врача? То есть – соответствует устоявшейся практике?
– Увы. Выходные, признаться, – мертвый сезон… Представляете, наверное, какая у нас нехватка людей? И как те, кто работает, живут впроголодь?
– Представляю, – сказала Даша. – Как везде, что же тут неясного. А уколы кто делает? Вам приходится?
– Нет. Врач никогда не делает уколов сам, даже в случаях, подобных… нынешнему. Есть медсестры, имеющие должную квалификацию и допуск…
– Так, – сказала Даша. – А эта ваша Фаина, симпатичная женщина в наколочках, подобный допуск имеет? Ну?
– Вообще-то нет…
– Да? – подняла брови Даша. – А мне наш человек докладывал, что именно она несколько раз ставила Беклемишевой уколы. Как вы сей феномен объясняете? Только давайте договоримся: отвечать без затяжек и раздумий. Я вас не пугаю, но сугубо от меня зависит, кто из вас тут останется на свободе, а кто будет задержан по подозрению…
Доктор страдальчески поморщился:
– Сплошь и рядом случается, что уколы ставят обычные санитарки. В конце концов, для этого нужен минимальный навык.
– То есть и это у вас – обычная практика?
– Обычнейшая, – признался он с вымученной усмешкой. – И не только у нас… Повсюду.
– Благо клиент все равно протестовать не может? Чтобы лишний раз по морде не получить?
– Дарья Андреевна, не я эти порядки вводил, и зарплату не я задерживаю, и не я ее устанавливал в виде сущих крох… Кто сюда пойдет на такие гроши? Держимся за каждого, кто пока не сбежал. Я согласен, внутривенные уколы требуют более серьезного подхода, но поставить внутримышечный или подкожный, в принципе, может любой после минимального натаскивания. Дело врача – подробно расписать, кому и что колоть, все остальное лежит на медсестрах.
– А медсестра может по дружбе попросить санитарку: «Зин, ты там за меня колони…»?
– Бывает. Выходные вообще – тяжелые дни.
– Ага, – понимающе сказала Даша. – И спят блаженненько, и водку иногда попивают, а то и трахаются на рабочем месте, коли до понедельника начальства не будет. Да и само начальство тоже люди. Словом, мы подходим к банальной истине: в том, что больная умерла вечером в воскресенье и пролежала до утра понедельника, нет ничего из ряда вон выходящего?
– Я бы не сказал, что это обычная вещь, но подобное то и дело случается. Без всякого злого умысла и заговоров.
– Пойдем дальше, – сказала Даша. – Давайте-ка все же проработаем вариант заговора – или, говоря не так пышно, того, что у нас в конторе именуется «преступным умыслом». Да не дергайтесь вы, вас лично я пока ни в чем таком не обвиняю… Предположим, я работаю у вас. Врачом, санитаркой, медсестрой… И мне позарез нужно вколоть Беклемишевой какую-то гадость, которую ей вовсе не прописывали, поскольку от этой гадости любой тут же загнется. Трудно мне будет подменить ампулу?
– Не особенно, – сказал он, отводя глаза.
– Все равно, медсестра я с допуском, санитарка или врач?
– Без разницы. Вот только, осмелюсь заметить, у санитарки и медсестры не в пример больше возможностей, чем у врача… Я же говорил – врач с медикаментами, предназначенными для конкретного больного, практически не соприкасается. В отделениях для тех, кто поспокойнее, больные сами ходят в процедурный кабинет, а у нас колют в палатах, вот и вся разница…
«Оба караульных для порядка каждый раз смотрели, какие ампулы принесли Беклемишевой, – вспомнила Даша. – Но фармацевты из них никудышные, к тому же иные лекарства сплошь и рядом находятся в немаркированных ампулах, да и не проверишь предварительно на себе, это же не пища за королевским столом, которую в былые времена пробовала куча народа. Мать твою, как легко совершить в психушке заказное убийство, не нужно бегать с автоматами…»
У собеседника был вид человека, которому предстоит принять незамедлительно серьезное решение. И он решился:
– Я полагаю, не было нужды в такой изощренности… То есть в подмене ампул.
– Так-так… – поощряюще сказала Даша, мгновенно насторожив уши. – Без всякого яда? Это как?
– Можно было сделать все совершенно иначе. Достаточно всего-навсего не сделать нужного укола. Понимаете, многие наши медикаменты вводятся в комплексе. Потому что у многих есть побочные эффекты. Скажем, для поддержки сердца колется строфантин, но параллельно с ним вводится так называемый корректор. Строфантин без корректора как раз и может вызвать остановку сердца. Улавливаете?
– Улавливаю, – медленно сказала Даша. – Значит, я вкалываю этот ваш строфантин, но корректор оставляю у себя в кармане – и преспокойно ухожу… А человек умирает.
– Да.
– А может какой-нибудь анализ определить, что именно в тот день человеку не кололи корректор?
– Очень сомневаюсь. Вряд ли.
«Великолепно, – подумала она. – Не больничка, а полигон для идеального убийства. Никаких концов не сыщешь.»
– Беклемишевой назначали строфантин?
– Да. Ежедневно. Дарья Андреевна, нужно как-то постараться объяснить все отцу…
– Успокойтесь, – хмыкнула она. – Начальство велело здесь поставить наряд омоновцев, скоро подъедут. Мы ведь не звери, понимаем ваши… проблемы. Точнее, щекотливость вашего положения, – добавила она без намека на сочувствие. – Не попрет Беклемишев на автоматчиков, не настолько он глуп… И еще один вопрос, быть может, неделикатный… Как по-вашему, она и в самом деле была больна или симулировала?
– Симулировала? Я о таком аспекте как-то не думал. Никто не требовал от меня подобных умозаключений…
– А работы у вас выше крыши, – закончила за него Даша. – Теперь поставим вопрос иначе – предположим, она с самого начала была здоровее нас с вами. Но старательно симулировала. Это трудно?
– Если не ставят задачу определить симуляцию – не особенно. Отец особо подчеркивал, чтобы ее не трогали, не беспокоили…
– А лечение как-то влияет?
– Простите?
– Очень трудно было бы продолжать симулировать, получая ваши уколы во всем объеме? Подумайте хорошенько.
Думал он минуты три. Пожал плечами:
– Может, и не особенно трудно. Лекарства затормаживают, расслабляют, и не более того, если по большому счету… Если заранее была разработана некая картина, легенда, ей даже в таком состоянии можно было старательно следовать…
«Предположим, симулировала, – подумала Даша. – Но почему гнала именно эту симуляцию? Насчет танков и брюмера? Вот только слова «инсургенты» не употребляла, в отличие от красотки на даче. Сверхзадача-то в чем? Логичнее было бы изображать безвинную жертву, прикидываться какой-нибудь Жозефиной, супругою Бонапарта, Клавой Шифер или там Хакамадой… Почему симуляция совпадает с услышанным на даче? А если все-таки не симуляция?»
Брюмер, брюмер…
– Хорошо, – сказала она. – Вам всем все-таки придется поехать в управление и дать показания по всей форме, под протокол.
Не похоже, чтобы это его удручило – наоборот, рад был, похоже, оказаться подальше от Беклемишева-пера…
– Теперь давайте составим списочек – кто дежурил вчера, кто вчера ушел, а кто остался, если остался, кто пришел сегодня…
– Знаете, Фаина куда-то провалилась. Она заступила вчера в три часа дня, на сутки, ей полагается до сих пор здесь быть…
– Что же вы раньше-то молчали? – в сердцах сказала Даша. – Я ведь ее нигде не видела… Адрес у вас где-нибудь записан? И прочие данные?
– Конечно, в кадрах. Или можно поспрашивать, кто-то должен помнить, по-моему, с Николаевной они приятельствовали…
Даша отправила машину по названному-таки дебелой Николаевной адресу. Вышла на крыльцо, жадно закурила. Поодаль уже стоял уазик с омоновцами, из всех четырех окон с полуприспущенными стеклами выбивался дымок. Беклемишев пока что на горизонте не появился.
На Фаину она не возлагала ни малейших надежд: либо не окажется дома, растворится в воздухе – в последнее время не один человек ухитрился раствориться в воздухе, – либо станет все отрицать. И уличить, ее нет ни малейшей возможности – эскулап подробно обрисовал картину идеального убийства, о котором классики детективного жанра и не подозревали, напрочь его отрицая. В Шантарске бы им пожить вместо благополучной Англии или уютного Чикаго, по сравнению с нашими городишками являющего рай земной…
От бессилия сводило скулы.
Глава восемнадцатая
Брачные танцы волков
Солнце вот-вот должно было нырнуть за верхушки стылых елей, так что поперек дороги уже протянулись черные тени. Даша перешла на ту сторону, строго придерживаясь одной из теней, словно пешеходного перехода, – сама не знала, почему. Не останавливаясь, миновала Гукасова, говорившего с пожилым водителем светло-серого новенького «москвича». Гукасов был невозмутим, у седого руки тряслись не на шутку. Видимо, это он и звонил. А значит, ничего интересного не расскажет – ехал на дачу, увидел…
Почему-то вспомнился Кухарук. Ах да, конечно. Нехитрая логическая цепочка: Кухарук – партизаны – засада…
Должно быть, примерно так и выглядела немецкая автоколонна, угодившая под огонь партизанской засады. Длинная синяя «вольво» стояла наискосок, задними колесами удержавшись на дороге, а смятым в гармошку передком уткнувшись в могучий ствол ели – кора прямо-таки срублена ударом, белеет глубокая рана, капот усыпан щепой. Ни одного целого стекла не осталось, расхлестаны в крошево, торчат треугольные осколки, в проеме виднеется черноволосый затылок.
На другой стороне дороги, чуть подальше, – новенькая «тойота» дурацкого сиреневого цвета. Она шла второй, а потому второй и попала под огонь, и ее пассажиры успели что-то предпринять, когда шофер затормозил, – распахнули дверцы, один даже успел выскочить на дорогу.
Где и лежал, разбросав руки, подтянув колени. Он выглядел чуточку нелепо, неестественно, как всегда выглядит труп. У конвульсивно сведенных пальцев валялся черный «Макаров» и неподалеку, Даша рассмотрела, две стреляных гильзы. Надо полагать, это было единственное, чем успели ответить подвергшиеся нападению, – два пистолетных выстрела…
Методично вспыхивали блицы. Шла спокойная муравьиная суета – меж двумя линиями оцепления, блокировавшими отрезок дороги с двух сторон, деловито перемещались так называемые представители силовых структур. Большей частью в цивильном. Даша многих узнала. Все шло, как обычно: слетелись орлы из РУОП, орлы из прокуратуры, орлы из ФСБ. Орлиное воинство, усиленное разнообразнейшими экспертами и приехавшими по обычаю чинами, демонстрировало деловитой суетой, что неотвратимость возмездия, возможно, и является пока что светлой мечтой, зато неотвратимость скрупулезнейшего расследования, будьте уверены, обеспечена…
Самой ей делать здесь было совершенно нечего – не стоять же над душой у занятых конкретным делом людей. Она отошла к обочине, вытащила сигарету, прикрыла ладонями трепещущий язычок пламени. Поодаль повизгивала овчарка, кружась у крайних деревьев: цепочка ямок-следов в рыхловатом весеннем снегу, Даша видела отсюда, обрывалась у дороги. Проводник безнадежно махнул рукой наблюдавшим за ним сыскарям.
Рядом оказался Чегодаев, во всегдашнем черном пальто, с непонятным выражением на хмурой физиономии.
– Беклемишев там? – спросила Даша.
– Ага, в «вольво». Это не «стрелка» – им примитивно устроили засаду и посекли из автоматов все живое. Вполне вероятно, встречная машина вдруг резко встала поперек дороги – там вроде бы есть симптоматичный след покрышек… – он заперхал тяжелым кашлем курильщика. – Вот только как-то не выглядят покойники безвинными жертвами нападения – в машинах целый арсенал, там у них четыре автомата, а пистолетов и вовсе несчитано. Бек мчал на разборку, ручаться можно, но его, похоже, ухитрились опередить. С двух сторон в лесу стояли автоматчики – вон там и там россыпи гильз. Знали, что он едет, и знали куда… И еще, такое у меня впечатление, знали, что ничего хорошего от встречи ждать не придется, – поливали, как из лейки…
«Ну конечно, – подумала Даша. – Не удержал его Фрол, где тут было удержать, когда он узнал, что Женя умерла. Выходит, он должен был точно знать, кто все это устроил? Дорога эта ведет к поселку роскошных новорусских дач – но и к „Золотой пади“ тоже, совсем недалеко поворот на „Падь“… врагу своему не пожелаешь столкнуться в подобной ситуации с разъяренным Беком…»
Вообще-то, на месте тех, кто начал массированную атаку на шантарских «черных баронов», она организовала бы подобную мясорубку, даже не дожидаясь, когда Бек кинется в бой. Согласно неписаной табели о рангах, Бек был самой крупной фигурой после Фрола. Поторопился Бек. Подставился. В городе, в окружении охраны, могли и не достать. Вот и гадай теперь: то ли Женю убрали оттого, что много знала, то ли исключительно для того, чтобы привести его в состояние амока и подловить? А может, все сразу?
– Ну что, Дарья Андреевна? – сказал Чегодаев. – Начинается веселая жизнь, а? Пошли переделы… Можно вам задать нескромный вопрос?
– Попробуйте, – равнодушно сказала она.
– Ваши ребятки прессовали Камышана?
– Ни капельки, – сказала Даша. – Можете верить или не верить, мне, откровенно говоря, наплевать. Я вам одно скажу: мне это его скоропостижное признание было совершенно не нужно. Даже наоборот: только-только кончиками ногтей ухватила ниточку, как этот сукин кот преподнес сюрприз…
– Значит, его признанию вы не верите?
– Нисколечко. Чистейшей воды самооговор. Кто-то был в квартире Монро, запрограммировал видак, а возможно, и шкатулочку перевернул, чтобы мы, не дай бог, не приняли происшедшее за несчастный случай… Можно, теперь я задам вам нескромный вопрос? На вас не пытались давить из Большого дома? После того, как все материалы на Камышана вкупе с признанием перешли к вам?
– Не пытались, – сказал Чегодаев. – Это-то и есть самое удивительное, вам не кажется? Господин губернатор и пальцем не шевельнул, чтобы выручить верного помощника, – а ведь он к Камышану относился весьма даже неплохо.
– Есть ведь еще одно признание… – сказала Даша. – Того же Камышана… Насчет крайне любопытных взаимоотношений меж покойной певицей и губернатором…
– Вы мне факты найдите, – сказал Чегодаев зло. – Не о том, что они трахались, а о том, что возможно иное решение загадки… Есть у вас факты? То-то… Вам бы и сосредоточиться на этом, а вы вместо того задираетесь с военными…
– Помилуйте, как мне с ними не задираться, если они у меня украли сначала свидетеля, а потом и курсанта. Ксану Белякову мы до сих пор не нашли, словно в воздухе растаяла девка…
– Опять-таки, где факты? Вон какое роскошное алиби они вам предоставили…
– У вас есть установка на то, чтобы меня сожрать? – спросила Даша.
– Вот за что я вас люблю, Дарья Андреевна, так это за ваш язычок… Нет у меня установки. Пока что. Однако могу вас обрадовать – поступила на вас любопытная бумажка. О том, что вы в Шантарске организовали этакий «эскадрон смерти» по образу и подобию латиноамериканских, что этот ваш эскадрон ментов летучих имеет прямое отношение и к кончине Тяпы, и к кончине Фрола… Да вы, никак, улыбаетесь?
– От радости, – сказала Даша. – Очень долго я ждала, когда на меня начнут катать телеги в связи с известными нам обоим обстоятельствами, вот и сподобилась наконец, как же тут не улыбаться…
– Вы к этому посерьезнее отнеситесь. Бумага пока что состоит из общих словес, но есть недвусмысленные намеки на то, что последует документированное продолжение…
– Кто? – спросила Даша в лоб.
Чегодаев, глядя на нее без улыбки, поднял руку, двумя растопыренными пальцами провел по плечу, то сводя пальцы, то разводя. Среди криминалитета этот жест означает «погон» – предупреждение о том, что в поле видимости объявился мент…
– Волхович старается?
– Дарья Андреевна, я вам не враг, потому и предупреждаю… Постарайтесь опередить их до того, как сделают попытку сожрать вас.
– Хорошенький совет, – сказала Даша. – Думаете, мне не хочется? А вот поможете вы мне вытащить на легонький допросик его превосходительство губернатора?
– Боюсь, что нет.
– Вот то-то, – сказала Даша. – А между прочим, под ногтями у Маргариты Монро были микрочастицы того самого ковра, что лежит на одной из дач в «Золотой пади», где его превосходительство иногда изволит отдыхать душой и телом…
– Почему это не отражено в деле?
– Потому что волоконца для сравнительного анализа мне птичка на хвосте принесла, а в серьезную бумагу такое не впишешь, вот и нет бумаги…
– Опять ваши нетрадиционные методы?
– Да что вы, – сказала Даша. – Совпадение такое вышло, долго объяснять.
– В конце концов, что это доказывает? Что она была на той даче, и не более того. Мы с вами это и так знаем. Вы мне факты дайте. – Он покосился в сторону изрешеченных пулями машин. – Пока вас не… опередили…
– Я бы рада, – уныло сказала Даша. – Так где ж их взять-то…
…Майор Шевчук – тот, что мужского рода – обожал, возникнув после долгого исчезновения, гордо выложить некий нестандартный гостинец. Каковому обыкновению не изменил и на сей раз, плюхнув на стол домашним образом закопченную сохатину и сопроводив комментарием:
– Чтобы пожрала как следует, а то осунулась тут без меня… В майорах нелегко, меня самого из майоров выперли, так что учен жизнью.
– Не переживай, – сказала она рассеянно. – Меня, может, тоже скоро выпрут, вот и будем квиты. Только не надо трагических гримас, я тебя умоляю, пошутила просто… Не ожидается пока громов с молниями.
– А почему тогда тебя пасут? – серьезно спросил отец.
– Ты что городишь, майор?
– Да ничего. Двое многообещающих мальчиков торчали в подъезде, и пока я поднимался, один пошел следом, с понтом звонить в квартиру повыше – только я в прихожей послушал, как он потом на цыпочках назад возвращается…
«Волхович? – подумала Даша. – А может, и Фрол – в целях бережения». Правда, будь это Фрол, выдумал бы что-нибудь нестандартное, вроде выездного заседания клуба филателистов аккурат возле ее площадки…
– Мальчики на криминальных не похожи, – уточнил майор.
– Глупости, – сказала она. – Показалось.
– Ни хрена подобного.
– Ну ладно, поделюсь служебными секретами, – лихо солгала она. – Охрана это, родитель. Ничего страшного, не переживай, просто пару деньков следует поберечься…
Подумала: не вызвать ли Пашу Горбенко с соответствующим сопровождением? Не мог майор ошибиться, по пустякам панику не поднимает. Нет, не пойдет. Возьмешь их, а потом окажется, что это благонамереннейшие – по документам – обыватели… Не будут мочить – никакого чувства опасности нет, так что пусть себе топчут подъезд…
– Ага, – сказал майор. – То-то у тебя карман халата пушечкой оттянут… Слушай, может, мне свистнуть своих частников и устроить панихиду с танцами?
– Остынь, – сказала она решительно. – Нет, серьезно, будь это опасно по-настоящему, не стала бы я дома торчать. Так, игры конца двадцатого века… У молодежи кровь играет. – Подумав, она добавила: – С бело-зелеными малость поцапалась. Сам подумай, какой от них вред? Пустячки… Шарахнуть разок в потолок, им и хватит.
И выдержала его взгляд с самым невинным видом. Поверил, кажется.
– Ну да, говорил мне кто-то, что ты их намедни потрепала… Лопай мясо.
– Где это тебе перепало?
– В «пятнашке», – поведал майор. – Они там сейчас веселенькие ходят, деньги поступили. Наша фирмочка туда перевозила кое-что, то есть, конечно, перевозил заказчик, а мы охраняли. В обстановке жуткой тайны.
– Тоже мне, тайны, – сказала Даша. – Лепят они там зенитные комплексы для эллинов, а перевозили вы, скорее всего, электронику из «Шантартриггера». Заказник и в самом деле хлебный… только об этом каждая собака знает, так что не строй ты из себя Джеймса Бонда…
– Точно, знают?
– Вся губерния вкупе со всей Россией, – сказала Даша. – Газеты читать надо, а не одну только «Секс-миссию»…
Когда раздался звонок в дверь, она даже не вздрогнула – с чего бы вдруг? – спокойно поднялась.
– Сиди, – сказал майор, ловким движением извлекая на свет божий тяжелый газовик. – Сам пойду, и если что, влеплю резинкой промеж глаз, так что мало не покажется…
Она все же двинулась следом, опустила руку в карман халата и сдвинула предохранитель. Паниковать раньше времени не стоило, но и сегодняшний налет на машины Бека беспечности не прибавлял.
Взвела кругленький курок плоского ПСМ и стояла так, чтобы при нужде моментально шарахнуть поверх отцовского плеча.
Майор оглянулся, оценил обстановку и, подавшись вправо, чуть приоткрыл дверь, держа газовик за спиной.
Даша досадливо вздохнула про себя: на площадке стоял Роман – с невозмутимой американской улыбкой, с большой коробкой, перевязанной розовой лентой, с ярким пакетом и упакованным в целлофан букетиком.
Майор вопросительно кашлянул. Устраивать при нем выяснение отношений никак не хотелось, и Даша, вынув руку из кармана, спросила:
– Какими судьбами?
– Ты же приглашала, – сияя белозубой улыбкой, как ни в чем не бывало заявил Роман. – Вот и осмелился… Впустишь?
– Заходи, – сказала она, чертыхнувшись мысленно.
Роман вошел, преподнес ей цветы, поздоровался с майором, едва успевшим сунуть газовик за пояс под свитер, совершенно непринужденно подал ему пакет, пояснив: «Тут, по русскому обычаю…» – и протянул Даше коробку:
– Должок от нашего общего знакомого, полковника…
– Вот от полковника я и спички горелой не приму, – сухо сказала она.
– Вру, – сказал Роман с видом крайнего раскаяния. – На самом деле – подарок от меня. Я-то, кажется, ничем не прогневил? – Он повернулся к майору: – Рассудите, как беспристрастный арбитр: может мужик сделать подарок близкой женщине от чистого сердца?
– А запросто, – сказал майор. – Смотря что, конечно…
– Да пустяк, платьишко из «Шарма».
– Ну, это вполне в традициях, – с непроницаемым видом одобрил майор. – Ежели близкой – тогда конечно…
Даша не сомневалась, что в глубине души любящий родитель если и не надрывается от хохота, то все равно считает происходящее бесплатным развлечением. В его взгляде определенно читалось: «Самостоятельная, говоришь, и в личной жизни терпеть не можешь подсказок? Вот и выкарабкивайся… Не маленькая, чай». Примерно так он иногда и выражался вслух.
Она сердито приняла дурацкую коробку, тут же положила на ящик для обуви, сунула сверху букет.
– Я тут коньячок прихватил, – сообщил Роман, вешая дубленку. – Тот, что тебе на даче понравился. Если ты не в настроении, выставляй без церемоний, я ж на тебя сердиться совершенно не в состоянии, проклятье ты мое…
Майор невозмутимо принялся натягивать пуховик:
– Ну, я побежал, а то еще машину раскурочат, я ее на сигнализацию не ставил. Даш, а этих, в подъезде, мимоходом воспитаю, не беспокойся…
– Я вас умоляю, не надо, – сказал Роман. – Это мои, изволите ли видеть, охраннички, дергаются следом, положено им. Времена нынче беспокойные, вот и опасаются, только что в туалет не таскаются.
– Вот оно что, – успокоился майор. – Тогда, конечно, не буду. Ну, я исчез, а ты, егоза, гостя не обижай, гость, знаешь ли, от бога…
– Хорошо, папочка, – сказала она тоном воспитанной девочки (но прямо-таки источавшим змеиный яд). – Постараюсь.
Когда за майором звучно захлопнулась дверь, она спокойно скрестила руки на груди и уставилась на незваного гостя:
– Ты случайно не помнишь, кто там хуже татарина?
– Два татарина, наверно, – пожал плечами Роман. – Или – три. Даша, я безумно рад тебя видеть. Хочешь, на колени встану?
– Хочу, – сказала она с вызовом.
Он, не чинясь, опустился на колени и, задрав голову, поинтересовался:
– Долго стоять? Чтобы не выгнала?
– Вставай, клоун, – фыркнула она со вздохом. – От тебя, я смотрю, не отделаешься…
– А ты хочешь отделаться? Ну, честно?
– Ты себя в самом деле полагаешь роковым соблазнителем?
– Ни капельки, – сказал он. – Вот ты себя полагаешь роковой красоткой? Нет? И правильно. Я тоже кто угодно, только не роковой соблазнитель. Мужик, которого чертовски тянет к конкретной женщине, у которой прикосновение его руки, смею надеяться, омерзения не вызывает… Я тебе говорил, и еще раз повторю – не буду вкручивать про внезапно вспыхнувшую любовь и прочие красивости. Не те мы с тобой субъекты. Но вот в то, что мы двое – два осколочка гармонии, я твердо верю. Ведь не зря искра проскакивает, электрическая…
Даша не отстранилась, когда он притянул ее к себе. Немного погодя высвободилась, запахнула халат и, не глядя на него, сказала:
– Подожди, рюмки достану…
Расставляя на столике в своей комнате нехитрую утварь для легкой пьянки, она попыталась прислушаться к собственным ощущениям – и вынуждена была признать, что в душе царит полный сумбур. В чем его обвинять, она пока решительно не представляла – не было полной уверенности, что он причастен к происходящему, то, что поведал Фрол, касается лишь самого Фрола и его компании, пусть специфически сводят специфические счеты. То, что иные «дачники» Романа побаиваются и уважают, ни о чем еще не свидетельствует. В конце концов, то, что произошло с Беком, – следствие жизни, которую выбрал сам Бек. Вот если бы оказалось, что Роман хоть каким-то боком имеет отношение к двум другим смертям, что он наследил на Короленко – разговор будет иной, собственно, и не разговор вовсе…
– Знаешь, за что ты на меня ощериваешься? – спросил Роман негромко. – Не за то, что я будто бы подавляю твою волю, – да боже упаси, подавишь твою волю, как же… Сама кого хочешь подавишь… У меня создалось впечатление, что ты чертовски боишься быть обыкновенной. Взять да и простецки взвыть от удовольствия. Суперменшей тебе надо быть двадцать четыре часа в сутки… Вот и щетинишься.
– Ладно, психолог, – сказала она, усмехнувшись. – Разлей коньяк. Что там Волхович, он-то как щетинится?
– Плевать мне, как он щетинится, – отмахнулся Роман. – Ежели по большому счету, ваши с ним дела меня не касаются. Ну зачем мне это надо? Конечно, если он вздумает тебе делать пакости, скажи. Найду способ утихомирить.
– Бог ты мой, какие мы влиятельные…
– Не в том дело. Кого-кого, а уж свою женщину я защитить обязан. Ты только не начинай опять, прекрасно понимаю, что ты в этом городе самая крутая… Но должно же быть что-то чисто человеческое?
– Ну, я, вообще-то, не уверена, будто я – твоя женщина, – сказала Даша. – А защищаться сама привыкла. – Из-за чего Волхович у тебя на крючке?
Читать бесплатно другие книги:
