Заговор на любовь Мазаева Ирина
Юлька чуть не брякнула, что она вовсе не собирается с этим Андреем жизнь свою связать. Но тогда бы баба Катя резонно спросила: а что она собирается с этим Андреем? А Юлька и сама не знала что. Только вот сейчас и задумалась. Баба Катя еще что-то про свою молодость рассказывать принялась, а Юлька все думала: что она хочет от Андрея?
– Не торопи события, Юлечка, – сказала баба Катя, будто прочитав ее мысли. – Парень сам должен все для себя решить, а потом уже за девкой бегать.
– Да-да, точно, – обрадовалась Юлька. – Я-то о чем переживаю?
И ей стало жаль, что она не пошла гулять с Натусиком и Федором. Пусть Андрей определяется – это не повод сидеть дома и страдать.
Баба Катя пошла закрывать на ночь теплицы, а Юлька кинулась в дальнюю комнату к своему телефону. Телефоном в деревне они не пользовались – как-то не нужно было, и теперь она сомневалась, что Натусик взяла с собой мобильник. Юлька набрала номер и притихла, боясь, что зазвенит в комнате. Но в трубке раздался веселый голос Натусика:
– Юлька, ты где? А мы дошли до маленького озерца. Тут так хорошо, так тихо, закат такой замечательный! Выгляни в окошко! Приходи к нам. Только средство от комаров возьми, а то нас уже съели.
И Юлька, пораздумав, натянула вместо мини-юбки джинсы, взяла мазь от комаров и весело рванула к ним. На часах было еще только девять, и можно было погулять. И пусть Андрей там мучается без нее – она не будет скучать!
На берегу на перевернутой вверх дном старой лодке сидели Натусик, Федор, Васек и Аркаша. Все шумно обрадовались Юльке, и на душе у нее потеплело. А потом Васек продолжил свой рассказ:
– Раньше Ольховка была большой деревней – сто дворов. Рожь растили, лен. Изо льна делали одежду. Рыбачили, охотились. Здесь много карелов и вепсов жило, а они традиционно больше рыбу едят. И даже сырую.
– Как это – сырую? – удивилась Натусик.
– Посолят и едят. Ты что никогда соленой красной рыбы не ела?
– Ела... Но я как-то не задумывалась, что она – сырая.
– Конечно, сырая. Ее ведь не варили, не жарили.
– А у вас тут тоже красная рыба водится?
– Да, палья. Только сейчас не сезон.
– А правда, что раньше в деревнях все в лаптях ходили? – спросила Юлька.
– У нас не ходили. Это в средней полосе. У нас и берез столько нет, чтобы лапти плести, – охотно пояснил Васек. – У нас из кожи обувь делали. Сапоги, а на лето такие... не знаю... как тапочки на завязках.
– А мне дед рассказывал, как охотились, – подал голос Аркаша. – Раньше здесь много пушных зверей было. У моей бабки еще шуба беличья была. А у прабабки – песцовый воротник.
– Ух ты! – хором изумились Натусик с Юлькой: в их понимании песцовый воротник можно достать только в одном месте – в магазине.
– Ваша баба Катя калитки печет? – спросил Васек.
– Да! – Баба Катя пекла смешные открытые пирожки из ржаной муки с пшеном, картофельным пюре или с толокном со сметаной.
– Шестигранником?
И снова подружки согласно закивали: пирожки баба Катя защипывала ровными шестигранничками. Сколько бы ни пытались что Натусик, что Юлька такие ровные, как у нее, слепить, у них не получались.
– И моя бабка печет шестигранником. Все, кто из Ольховки или из соседних деревень, делают калитки шестигранником. А севернее – лодочками. А еще севернее есть села, где квадратиками. А где-то, говорят, бывают и круглые, как ватрушки, и восьмигранные. Моя прабабка знала, в какой деревне какие. Можно было определить по калиткам, из какой деревни невесту взяли.
– Я люблю калитки... – Аркаша мечтательно заулыбался. – Я их не только есть люблю, но и делать. Мне мама скать разрешает.
– Что? – не поняла Юлька.
– Знаешь, что такое скалка? Так вот, раскатывать ею тесто – скать. А сами раскатанные кружки теста – сканцы. А потом по сканцам раскладывают начинку и лепят пирожки. Вот так-то! – гордо сказал Аркаша.
Юлька про себя изумилась. Ей поначалу не особенно-то и хотелось общаться с деревенскими: с Васьком, с Аркашей... Ей казалось, что с ними скучно. Ну что в деревне интересного? То ли дело они с Натусиком в городе столько всего навидались! Северная столица – одних театров сколько! А музеев, а клубов! А тут вдруг выясняется, что и в деревне столько всего, о чем она не знала. «Сканцы» вот или «скать» – таких слов никогда не использовала ни она сама, ни ее родители. Хотя мама иногда пирожки и делала. Надо научиться у бабы Кати печь калитки – то-то все в городе удивятся!
Ей уже и Аркаша стал нравиться. После той истории со стихами и Репой ей как-то неудобно было с ним общаться, ведь над ним так издевались! Как он мог позволить, чтобы его унижали? Ей всегда казалось, что настоящий парень сразу бы кинулся на Репу, а не терпел бы. Тогда Аркаша вызывал у нее жалость, а настоящий парень должен вызывать у девушки восхищение. Теперь же она снова посмотрела на него с уважением.
И тут Юлька подумала про Андрея... И ей снова стало немного грустно. Где он – она не знала. И еще не знала – с кем...
– Как хорошо в деревне – жаль, что мне завтра уезжать, – тоже грустно, как показалось Юльке, сказал Федор.
Испуганно встрепенулась Натусик:
– Надолго?
– На месяц, наверное. Нужно поступить. Я и так тут мало готовился к экзаменам: то одно, то другое – то рыбалка, то бабушке дров наколоть...
– Но ты вернешься?
– Конечно, вернусь!
– И я на днях поеду, – сказал Васек.
– А ты куда?
– Так тоже поступать.
– И ты? – удивились подружки.
– А что? Я на сельскохозяйственный пойду. Жаль, что у нас в Петрозаводске нет ветеринарного факультета. Я животных люблю. Всех. И кошек с собаками, и коров с лошадьми. Я давно уже нашему совхозному ветеринару помогаю. Окончу ВУЗ и в город переберусь. Открою свою частную клинику.
– Так едь к нам в Питер! – позвала Юлька. – У нас есть ветеринарная академия.
– Я... – замялся Васек, – я, конечно, думал об этом... Но, видишь ли, я ведь здесь в соседней деревне, которая побольше Ольховки, школу оканчивал. А в деревне, сама понимаешь, какой уровень образования. Я боюсь, что не поступлю в ветеринарную академию. А на сельхоз в Петрозаводске, говорят, и конкурса-то нет.
– И кем ты будешь?
– Зоотехником.
– А как же своя клиника?
Васек только печально вздохнул.
– А мне еще год учиться, – встрял Аркаша. – А потом я поеду в Литературный институт в Москву поступать. Вот так!
– Эх ты – гений доморощенный! – и Федор шутя столкнул его с лодки на песок. – Поступай-поступай – будешь вторым Бродским.
– Я буду первым Иволгиным.
– А ты кем хочешь быть? – спросил Васек у Юльки.
Юлька не знала.
– Не знаю, – честно сказала она. – Но ведь у меня еще есть два года, чтобы определиться.
– А я с детства знал, что буду с животными возиться, поэтому мне как-то не понятно, как можно не знать...
– И я не знаю, – вздохнула Натусик.
– Да не расстраивайтесь вы так! – Федор обнял обоих подружек сразу. – Время еще есть. С этим делом спешить нельзя.
А потом они стали подниматься через лесок на горку к ферме, чтобы спуститься по другой стороне холма через «Голливуд» в деревню и разойтись по домам. Но едва вышли из лесочка, как заметили у фермы какие-то тени. Юлька первая испуганно ойкнула и замерла.
– Кабаны? – шепотом осведомилась Натусик.
– Репа! – ответила та.
Парни тоже замерли.
– Какой Репа? Да и что нам Репа? – смело сказал Федор. – Пойдемте. Волков боятся – в лес не ходить. Что нам теперь, его постоянно пугаться?
Тени между тем отделились от фермы и направились в их сторону. Донесся женский смех...
И тут Юлька в ужасе разглядела... Андрея с Глашкой. Они, хихикая, шли по дороге к озерцу, откуда только что поднялись через лесок подружки с парнями. Встречи было не миновать. У Юльки сердце ушло в пятки.
«Вот и все... – подумала она. – Оставила его с Глашкой, и она его быстро охмурила. Дура я, дура!..»
Между тем парни уже ушли вперед и теперь обернулись на подружек, недоумевая, почему те не идут.
– Идем-идем, – отозвалась Натусик, которая тоже узнала парочку, посочувствовала Юльке и думала теперь, как выкрутиться из создавшегося положения.
– Ой, кто это тут идет? – продолжая хихикать, осведомилась Глашка, демонстративно обнимая Андрея. – А мы думали, наши деточки спят давно.
Юлька была готова провалиться сквозь землю и не придумала ничего другого, как так же демонстративно обнять попавшегося под руку Аркашу, который растерялся, но послушно положил ей руку на талию.
– А вы что, уже весь самогон вылакали? – грубее, чем ей хотелось бы, сказала Юлька. – Думаете, взрослость – это пить за углом?
Федор удивленно переводил взгляд то на одних, то на других.
– Ай, что с этими малолетками разговаривать, – отмахнулась Глашка. – Пойдем, Андрюшенька.
Андрей на Юльку не смотрел. Он вообще, как ей показалось, мало что понимал в происходящем.
– А вы почему не пьете самогон? – спросила Юлька, чтобы скрыть волнение.
Она, как только Андрей с Рыжей прошли мимо, тут же отстранилась от Аркаши и теперь не знала, что и он, и все остальные подумали о ее маневре.
– Я не люблю пить, – спокойно отозвался Федор.
Васек с Аркашей переглянулись.
– Понимаешь, мы, конечно, пробовали тот же самогон... – смущаясь, начал Васек. – Но ведь это такое дело – затягивает. А я поступить хочу, профессию получить, клинику свою открыть. Так уж лучше взять себя в руки. А то ведь никакого будущего...
– Да и насмотрелись мы тут в деревне на пьющих-то, – печально вздохнул Аркаша.
Но Юлька уже совсем не понимала, о чем они говорят. Андрей – ее Андрей – выбрал другую! Жизнь кончена.
Глава 14
Письмо
Прошел месяц. Вечера стали прохладными, а ночи – темными. В лесу пошли грибы. У бабы Кати в теплицах созрели огурцы и помидоры, а на столе стала появляться свежая картошка. Солнце все чаще закрывали тучи – короткое северное лето неуклонно заканчивалось.
Федор с Васьком уехали из Ольховки поступать, а Андрей встречался с Глашкой, которая сразу стала чаще приезжать на дачу. Ходить на дискотеку стало незачем. Подружки рано ложились спать, чтобы с утра с бабой Катей или Ольгой, с которой встречался Игорь, или еще с кем-нибудь, кто знал места, отправиться в лес за грибами или за черникой. Потом, вернувшись, чистили грибы и перебирали ягоды. Потом грибы сушили или прокручивали с жареным луком в мясорубке и закатывали в банки, а чернику баба Катя парила – сильно нагревала без кипячения и тоже закатывала в банки.
– Не все же на дискотеки бегать – большие уже, работать пора, – рассуждала Натусик. – Вот вернемся домой со сделанными собственными руками вареньями, соленьями – меня, например, мама сразу зауважает. И папа.
– И меня тоже, – соглашалась Юлька.
Ей все эти сельскохозяйственные заботы помогали забыть о неудаче в личной жизни. Потому что эта самая личная жизнь отсутствовала: Андрей ходил с Глашкой. Каждый вечер по деревне туда-сюда. Глашка при этом хихикала, Андрей улыбался, а Юлька страдала.
– Да забудь ты про него! – как-то, не выдержав скорбного вида подруги, посоветовала Натусик. – С чего ты вообще решила, что он – твой принц?
– Легко сказать: забудь! – огрызнулась Юлька. – А если я только про него все время и думаю?
– А ты думай о чем-нибудь другом.
– А у меня не получается!
За окном шел дождь, они сидели с ногами на Натусиковой кровати, прислонившись спинами к печке, которую с утра истопила баба Катя. Сама баба Катя ушла в гости к тете Шуре. Дома было тихо и как-то грустно. Натусик пыталась читать Гончарова, а Юлька просто сидела рядом и страдала.
– Я хочу уехать отсюда... – ныла Юлька.
Ей казалось, что стоит уехать из деревни, как Андрей, который не откликнулся на ее такую чистую, такую возвышенную любовь, тут же забудется. А в городе ей встретится настоящий принц. Тем более что лето уже заканчивалось: жаркий июль прошел – наступил дождливый август.
– Ты хочешь меня бросить? – в который раз спрашивала Натусик.
Она-то совершенно не хотела уезжать из Ольховки. Ведь вот-вот должен был вернуться Федор. Но и у нее на душе было неспокойно. Федор, уезжая, ничего ей не обещал. Ну, например, думать только о ней, вернуться и... и что-нибудь такое... Он не взял ее номер телефона и, соответственно, ни разу ей не звонил.
– Мне, между прочим, тоже грустно, – сказала Натусик. – Может, я тут зря сижу, как Сольвейг, и жду Федора. Может, он давно уже забыл про меня. Может, он вообще больше не приедет в Ольховку. Поступит, будет готовиться к учебе...
– Он же сказал, что приедет, – напомнила Юлька. – Я слышала.
– Но он это как-то неопределенно сказал...
– Ну и не жди его тогда, раз сомневаешься. Поехали в город!
– Не-е... Он вернется.
– Хорошо тебе! – Юлька подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – У тебя есть надежда. К тебе твой принц приедет. А меня парень моей мечты предал... Выбрал Глашку.
Натусик отложила книжку и обняла подружку:
– Ну что ты... Я же говорю, может, он вовсе и не твоей мечты... Все еще будет хорошо.
– Ай, да не утешай меня. Откуда ты знаешь, что все будет хорошо?
– Чувствую. Я тебе говорила, у нас в Ольховке все – колдуньи. Вот и бабушка моя на самом-то деле тоже то сны вещие видит, то палец в кружку с водой сунет и будущее рассматривает. А я ведь – ее внучка. И мне наверняка тоже что-то передалось. А сейчас я чувствую, что Андрей – это вовсе не твое. Ты просто сама себе все придумала.
– Теперь у тебя заскок, что ты – ведьмочка? – скривилась Юлька.
Ей после всех заклинаний и неудачных привораживаний в колдовство снова не верилось. И даже заговоренную шишку бабы Тоси и последующий приход Федора она считала простым совпадением.
– Не веришь, да? – обиделась Натусик. – А я вот думаю, любая девчонка – сама себе ведьмочка и колдунья. Знаешь, мне иногда кажется, что, если закрыть глаза и сосредоточиться, можно не то чтобы увидеть, но как-то... почувствовать, что ли, свое будущее. Мне кажется, человек всегда все сам про себя знает, только боится себе в этом признаться. Ты вот, например, боишься себе признаться, что с Андреем ты ошиблась, и доказываешь изо всех сил, что именно он – твой принц.
– Я, значит, боюсь признаться, а ты будущее видишь? Ну так если ты его видишь, то скажи быстро, когда к тебе Федор приедет? Что же ты тогда сомневаешься, приедет – не приедет?
– Это я так... – потупилась Натусик. – Будущее – это такая тонкая материя. Нельзя о нем говорить. Будущее – для личного пользования.
– А баба Тося вон смело говорит.
– Так она об одном говорит, а еще о большем молчит. И говорит она часто иносказательно. Вот она тебе скажет: «Удар у тебя на сердце», а ты потом интерпретируй это, как хочешь. И, заметь, ты всегда найдешь, как приложить это знание к своему настоящему и будущему. Потому что и без бабы Тоси сама все про себя знаешь.
– Ладно... – Юлька сразу и не нашлась, что сказать, а потом предложила: – А давай сходим к бабе Тосе – пусть она нам погадает.
– Ты что-то задумала?
Юлька кивнула.
– Чего, девоньки, снова свою судьбу пытать пришли? – с порога спросила баба Тося.
У Юльки отчего-то по спине пробежали мурашки. А Натусик не удивилась, легко согласилась:
– Да, баба Тося. Вы уж нам погадайте, а?
– Ладно, раскину карты, – согласилась баба Тося и снова как по волшебству у нее в руках оказалась колода, – кому первой гадать?
Натусик пихнула Юльку в бок, и та попросила:
– Мне.
– Ну ищи бубнову даму, – баба Тося вручила ей колоду. – Да потом сдвинь левой рукой к себе.
Юлька сдвинула, и баба Тося стала раскладывать. Она положила на стол бубновую даму, потом одну карту, не показывая, сунула под нее, а вторую открыто положила сверху. Остальные стала раскладывать вокруг дамы крестом, не забывая подкладывать и на нее. А когда закончила расклад, зашептала:
– В ногах, в прошлом, пустые хлопоты, пустые разговоры, дама крестовая со своими хлопотами, король крестовый со своим свиданием. А рядом – перемена судьбы, удар. А в головах... – баба Тося сделала паузу, – король бубновый со своим свиданием. Только думы твои могут увести тебя от него. И останешься ты... – она стала снимать карты попарно: девятку с девяткой, валета с валетом, – останешься ты со своими думами, с дорогой... – а потом быстро вдруг собрала всю колоду вместе.
– А король-то, король со мной останется? – Юлька сидела ни жива ни мертва.
– Ой, чего-то я и не приметила...
– Как это – не приметили? – удивилась Юлька, с которой быстро все оцепенение спало.
Баба Тося хитро улыбнулась:
– Карты, девонька, – это бумага. А твое будущее – в твоих руках, – и снова стала раскладывать: – На сердце, под сердцем, что будет, что случится, чем дело кончится, сердце успокоится...
Карты она раскладывала тройками и только последнюю, которой сердце успокоится, положила одну. А потом стала открывать поочередно:
– На сердце у тебя, девонька, думы, любовные хлопоты и бумаги. Под сердцем – неприятности от крестового короля да две дамы. Что будет – свидание бубновое, любовный интерес и перемена жизни. Что случится...
Юлька с замершим сердцем ждала одно: выпадет бубновый король или нет...
– ...разговоры, известие из своего дома, дорога дальняя... – и, наконец, она раскрыла последнюю карту, – а сердце успокоится бубновым королем.
Юлька аж на скамейке подпрыгнула:
– Я встречу свою любовь?!
Баба Тося хитро прищурилась:
– Эвона, сказала! А любовь-то твоя, девонька, давно уже рядом ходит. Только ты ее не видишь...
– Как это – не вижу? – изумилась Юлька.
Но баба Тося вдруг резко собрала карты:
– Хорош лясить – будем чай фурындать.
Перечить ни Юлька, ни Натусик не осмелились.
После ужина дождь прекратился, но идти никуда из дома все равно не хотелось. К бабе Кате в гости пришла баба Тося, и они играли в дурачка. В другой комнате Натусик сидела и раскладывала гадальные карты, как баба Тося, а Юлька вслух переживала:
– Нет, ну что это значит – «любовь твоя рядом ходит, а ты не замечаешь»? Я Андрея замечаю.
– А она не об Андрее, – не отвлекаясь от карт, сказала Натусик.
– А о ком? – не унималась Юлька. – Скажи мне – о ком? Что это за загадки?
– Тебе рассказали, а ты сама интерпретируй.
– Как?
Натусик пожала плечами.
– Хорошо, допустим, я чувствую, что моя любовь вот сейчас в этот самый момент совсем рядом... – начала было Юлька, но тут в дверь постучали.
Юлька вздрогнула. Подружки переглянулись. А баба Катя, судя по звукам из горницы, пошла открывать. А потом крикнула:
– Юля, тебя!
Юлька на негнущихся ногах пошла к двери... В дверях никого не было – баба Катя махнула рукой на двор. Юлька влезла в резиновые сапоги с обрезанными голенищами и вышла из дома.
У забора стоял... Аркаша.
«Сама виновата – нечего было за него хвататься тогда, когда Глашку с Андреем у фермы встретили!» – мысленно отругала себя Юлька. Все-таки Аркаша хоть и поэт, но – не герой ее романа.
– Юлька... – Аркаша замялся. – У меня тут к тебе дело... Меня просили передать... – Сунул ей конверт.
Юлька во все глаза смотрела на него: неужели же Аркаша – ее любовь?! Конверт взяла, как в полусне. Опомнилась, когда парень уже через мостик переходил.
– Ну?! – накинулась на нее Натусик, едва Юлька вошла в комнату.
– Аркаша.
– Отлично, – обрадовалась Натусик, – Аркаша – хороший парень, стихи пишет.
– Да не нравится мне Аркаша! Нравится, как человек, но сердце у меня от него не екает.
– А, может, екнет еще?
– Не екнет! Он вообще по делу приходил. Конверт принес.
– Все правильно: там – любовное признание. Сейчас прочитаешь – и все екнет.
– Чучело ты, Натусик, – и Юлька вскрыла конверт.
- Солнце распустилось,
- Выросли цветы,
- Мне никто не нужен,
- Кроме – ты.
- Я был одинокий,
- А теперь пою,
- Ты прими, родная,
- Всю любовь мою.
- Пусть дожди грохочут,
- Дуют пусть ветра,
- Я теперь с тобою
- Вместе навсегда, —
прочитала она.
– Ух ты, Аркаша тебе стихи сочинил! – позавидовала Натусик.
Юлька стояла растерянная. Ей никто никогда стихи не сочинял... И сердце, как обещала Натусик, екнуло. Но ведь Аркаша сказал: «Меня просили передать...»
– А может, это не Аркаша сочинил? – решила она озвучить свои сомнения.
– А кто? Что, в деревне еще кто-то стихи сочиняет?
Это был аргумент.
Юлька в задумчивости уставилась в окно. На ночь погода наладилась, уже и солнце из-за туч выглянуло. Дом бабы Кати стоял окнами на восток, и теперь оно, закатывавшееся на западе, било лучами не в окна, а высвечивало речку, дома напротив, центральную улицу со всеми, проходящими по ней. Деревенская молодежь и дачники, просидев из-за дождя день дома, вышли прогуляться. Игорь с Ольгой проехали на мотоцикле. Чьи-то дети пробежали. Юлька уже хотела было отвернуться, но тут на дороге показалась... лошадь.
Натусик тоже заметила коня:
– Кто это верхом гарцует?
Лошади в Ольховке были, стояли на ферме вместе с коровами – на них пасли.
На коне кто-то лихо пронесся галопом мимо домика бабы Кати дальше в противоположную от «Голливуда» и фермы сторону.
– Кто это был? – удивилась Юлька. – А как красиво проскакал...
– Может, нам сходить, с пастухами познакомиться? – предложила Натусик. – Интересно ведь верхом покататься. А то были в деревне, а лошади не видели.
– Да и в городе можно покататься... – протянула Юлька и снова уставилась на письмо со стихами. – И что за манера не подписываться?
– А ты сходи к Аркаше и спроси, от кого, – посоветовала Натусик.
Но Юлька уже снова глазела в окно, ожидая красивого, как ей показалось, всадника. «А что? – подумала она. – Натусик своего Федора тоже на центральной улице увидела...»
И снова в окне мелькнула лошадь с развевающимися гривой и хвостом и ловко сидящим без седла мальчишкой. Юлька с Натусиком переглянулись. Но не успели ничего сказать друг другу, как дверь в их комнату открылась и на пороге появилась баба Катя:
– Это чего у нас мимо окон Васька Лебедев туды-сюды скачет, а, девки?
– Васек? – изумилась Юлька. – Не знаю... Может, дела какие...
– Конечно, дела. Обратить на себя внимание – вот все его дела! – И баба Катя лукаво прищурилась на Юльку.
– Вышли бы, что ли – хорош парня мучить! – вставила свое слово из горницы баба Тося.
Юлька, сама не понимая с чего, покраснела.
– Бежим! – дернула ее на улицу Натусик. – Вот кому не нужен никто, кроме тебя.
Глава 15
Принцы и кони
Васек, заметив, что девчонки вышли, осадил коня прямо напротив дома. Закатные лучи делали и его, и его коня золотыми. И тут только Юлька разглядела, какой он, Васька Лебедев, красивый... И вспомнила, как он не испугался Репу и вступился за друга. Как они танцевали в полумраке клуба... А она, Юлька, думала о каком-то Андрее, ничего и никого вокруг не замечая.
– А Васек, оказывается, такой красивый!.. – вслух сказала она, хватаясь за Натусика, потому что на мгновение ей показалось, что она и правда вот-вот упадет...
– А тебе обязательно нужен был конь, чтобы узнать своего принца, да? – не удержалась, чтобы не поддеть подружку Натусик: ей вдруг стало грустно-грустно, что ее Федора нет рядом.
– Смотри! – воскликнула Юлька, показывая пальцем на кусты справа по дороге.
И тут же из-за кустов показался второй золотой всадник на золотом коне. И теперь уже Натусик схватилась за Юльку: это был Федор. Не так браво, как всю жизнь живший в деревне и с детства ездивший верхом Васек, но все-таки достаточно уверенно он направил коня с дороги через реку прямо к дому бабы Кати. Васек поехал следом.
Подружки стояли столбом, не веря своим глазам.
– Привет! – Первым подъехал Федор. – Как жизнь? – И спрыгнул с коня.
– Ты поступил?! – кинулась к нему Натусик.
– В Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций имени Мэ А Бонч-Бруевича на факультет сетей связи, систем коммутации и вычислительной техники!
– Ты – мой герой! – и Натусик самым натуральным образом кинулась ему на шею, от чего Федор моментально покраснел, но тоже в ответ обнял ее.
Васек, который так и не решился подъехать ближе, чем на пять метров, молча переводил взгляд с них на Юльку и обратно. Растерявшись, он отпустил поводья, и его лошадь с аппетитом поедала люпины бабы Кати. Тогда Юлька сама сделала пару шагов навстречу. «Он или не он написал стихотворение?» – стучало у нее в висках.